Биографии. История жизни великих людей

Биография
Лариса Шепитько - кинорежиссер, автор фильмов «Зной», «Крылья», «Ты и я», «Восхождение». Картина «Восхождение» получила более десяти международных призов и была признана новым словом в мировом киноискусстве. Вот несколько воспоминаний о ее необычной внешности.
«Лариса Шепитько была человеком редкой красоты. Когда в свои юные годы она шла коридором ВГИКа, студенты расступались перед ней. Когда сквозь прекрасные черты светится глубина мысли и обширность души, красота - могучая сила». «Презрением к суетности в ее совсем еще ранние годы была помечена ее походка и вся ее стать, и при взгляде на нее рождалась уверенность: это ей предстоит сказать в искусстве нечто важное и значительное». «И еще одно качество трудно было не заметить в Ларисе. Это ее светоносность. Она входила - сразу становилось светлее и теплее в комнате. Она начинала говорить - и от первых же слов наступало удовлетворением: вот о чем надо говорить... Это было свойство натуры не только очень талантливой в своем деле, но и натуры особенной, выделенной среди многих и многих высокой, точно дарованной духовностью».
На съемочную площадку Лариса Шепитько случайно попала в десятом классе. Это было на киевской киностудии в 1954 году. Шла экранизация романа Э.-Л. Войнич «Овод», которым зачитывались сверстники Ларисы. Воплощение любимых героев на экране делало мир кино еще более притягательным и волшебным. С кем-то познакомившись и чем-то помогая на съемках, Лариса стала тайно от матери бегать на киевскую студию. Учеба в школе заканчивалась, увлечение кино и хождения на студию перестали быть тайной для маминых друзей и знакомых, и кто-то из них рассказал Ларисе Шепитько о Москве, институте кинематографии и об уникальной, считающейся чисто мужской, профессии - кинорежиссуре. Рассказал и забыл. А Лариса отнеслась к этому серьезно и решила поступать на режиссерский факультет ВГИКа. Мама, педагог не только по образованию, но по призванию, отговаривать не стала, а только сказала: «Хорошо, поезжай, посмотри Москву. Но как только провалишься, если у тебя вообще документы примут, сразу возвращайся, долго не задерживайся». Дочь впервые уезжала из дома одна. Ей было только шестнадцать лет.
Документы на режиссерский факультет ВГИКа у юной школьницы в скромном коричневом платьице и с длинной косой действительно не хотели принимать, но и отпускать не хотели. Лариса и в шестнадцать лет была уже красивой и заметной: не по годам стройная, высокая и грациозная, как газель, и совсем уж не по летам серьезная и загадочно-значительная.
- Поступали бы лучше на актерский, а не режиссерский, - предложили ей в комиссии.
- Это рабская профессия, это не для меня, - ответила, блеснув своими огромными и бездонными зелеными глазами, юная абитуриентка и пошла. Так она чуть не прошла мимо кино. Неожиданно ей крикнули вслед:
- Вернитесь, примем на режиссерский.
В тот год набор в свою мастерскую осуществлял сам Александр Петрович Довженко. И произошло невероятное, во что с трудом верилось: юная Лариса Шепитько поступила в мастерскую великого Мастера и Учителя. Она восприняла это как «аванс молодости».
На тот режиссерский курс во ВГИКе было принято шесть молодых девушек, и все разных национальностей. Вспоминают, что своей самой юной ученице Ларисе Шепитько Довженко сказал: «Я в вашем лице увидел всю красоту своей Родины».
Счастливая встреча с Александром Петровичем стала определяющей в творческой и личной биографии Ларисы Шепитько. Довженко был человеком поистине возрожденческой цельности и широты. В мастерской Учителя складывалась обстановка священнодействия. «Я не думаю, что все из вас станут режиссерами, но в любом случае постараюсь сделать все, чтобы вы стали интеллигентными, образованными людьми», - вот первые слова, с которыми Довженко обратился к курсу.
Лариса была самая младшая на курсе, и он опекал ее больше других. Обычно ходившая с косой, она однажды пришла на занятия с мелкими кудряшками надо лбом. Довженко, взглянув на ученицу, стукнул палкой и срочно отправил ее под кран - размачивать кудряшки. И это ее не обидело, потому что было не прихотью, а наукой: к людям искусства он предъявлял требования абсолютной гармонии, красоты и вкуса во всем. Впоследствии Лариса признавалась, что профессиональные и этические уроки, которые ей и ее сокурсникам преподнес Довженко, оказались самыми весомыми. Он научил ее быть не только режиссером, но и автором собственного облика, собственного поведения.
Через полтора года Александра Петровича Довженко не стало. Лариса почувствовала себя осиротевшей. Для нее смерть Мастера и Учителя была таким сильным ударом, что она собиралась даже уйти из ВГИКа. Когда пришел новый преподаватель и начал лекцию с анекдота, Шепитько встала и вышла из аудитории: слишком резким был диссонанс. В памяти оставался только Довженко. Позже Лариса Ефимовна Шепитько скажет о Довженко: «Он был во всем талантлив, и самое главное, он был Гражданином с большой буквы. Это был великий человек. Его глазами мы увидели, что такое гармония, что эстетично, а что нет, где зло, а где добро. Он ввел нас в искусство, как в храм, не терпел ханжества, двоедушия, лицемерия. После его смерти мы почувствовали, как невыносимо трудно жить так, как он признавал. Но - возможно, потому что он так жил...»
Тема уникальной ценности человека - духовности, но и одновременно вопросы саморазрушения человека слабого, бездуховного, вставшего на путь компромиссов и сделок с совестью, где он окончательно теряет самого себя и смысл своего существования, станут главными в творчестве ученицы Довженко.
Уже в студенческие годы Лариса Шепитько обнаружила обостренную чувствительность к любым проявлениям нравственной неразборчивости, бесстыдства, аморальности, беззастенчивой подмены добра злом. На одном институтском собрании шумно обсуждали вызывающую «антипуританскую вечеринку отпрысков сиятельных семей». Прозвучали грязные подробности. И в больном притихшем зале пронеслось громкое «Ой!!!» Ларисы Шепитько. Этот звук был как непроизвольный стон, который издает человек, когда на него обрушивается непомерная тяжесть: так до глубины души ее потряс цинизм ниспровергателей «благородных догм». Не отсюда ли началось движение юной студентки к глубочайшему художественному постижению тайны зла и неправедности, двойственной человеческой природы, обстоятельств падения и сил деформации личности?
Все, хорошо знавшие Ларису Шепитько, единодушно говорили о ней, как о человеке «максималистской породы». Она была вправе требовать от своих героев, друзей и коллег жить по максимуму, потому что сама жила в полную меру своего таланта и своих человеческих возможностей.
Неистовую преданность искусству, недюжинный характер и авторскую волю проявила Лариса уже во время съемок своего первого фильма «Зной» по повести Чингиза Айтматова «Верблюжий глаз». Эту дипломную работу Шепитько делала на «Киргизфильме» - новой киностудии, которая возникла в начале 1960-х годов, буквально накануне приезда юной дипломницы из ВГИКа.
Съемки картины проходили в таких тяжелых условиях, которые и не всякий мужчина-профессионал смог бы выдержать. А режиссером-постановщиком была тонкая и хрупкая девушка, удивительно похожая, как говорили актеры-киргизы, «на русскую березку». По сюжету, фильм необходимо было снимать в совершенно голой, безводной степи: речь в нем шла о поднятии целины. И вот каждый день эта «русская березка» стояла в знойных азиатских песках под беспощадным солнцем и в сорокаградусную жару дубль за дублем киноповествовала о том, как юный Кемель восстает против сильного и самоуверенного Абакира и побеждает, так как юноша силен духом... И это придавало Ларисе уверенность, что она сумеет закончить свою первую картину.
Творческой помощи Ларисе ждать было не от кого: все члены съемочной группы были студентами-дипломниками, юные, начинающие, а маленький коллектив только-только основанной Киргизской студии был молодым и неопытным в делах кинопроизводства. Но и этим все трудности не заканчивались. Через месяц съемок в группе началась эпидемия болезни Боткина. Прямо со съемочной площадки Ларису отвезли в больницу. Картину «законсервировали». Болезнь протекала в тяжелой форме и оставила в ее организме следы, которые давали о себе знать все последующие годы. Но как только появилась первая возможность, Лариса, еще не совсем поправившись, вернулась на съемочную площадку и, несмотря на боли в печени и не исчезнувшую еще желтизну на лице, продолжала работу. После возобновления съемок работа продолжалась еще одиннадцать месяцев, но, несмотря на лихорадочный ритм и жуткие условия, съемочный период был закончен вовремя.
Чтобы завершить съемки такого фильма, как «Зной», и утвердить свое право на «мужскую профессию», от режиссера-постановщика необходима была незаурядная сила характера. Лариса Шепитько со всей энергией и безоглядностью молодости преодолела и чужой климат, и множество технических препятствий на далекой, плохо оснащенной студии и в еще более далекой экспедиции (90 процентов картины снималось на натуре), преодолела себя, свою изнурительную болезнь. Кто знает, как сложилась бы ее творческая судьба, если бы не выдержала она тогда, в знойной Киргизии, этих испытаний?
Не стало легче и в монтажно-тонировочный период. Фильм озвучивался уже в Москве, на киностудии имени Горького, но не киргизскими, а русскими актерами. По существу, происходила не тонировка, а дублирование киргизских актеров, которые снимались в песках Сарго. Из-за отсутствия времени и неумолимых сроков приходилось работать до двух-трех часов ночи. С той самой поры Шепитько как профессионал возненавидела спешку, «неумолимые сроки»: «Они опутывают волю и энергию, не дают возможности передохнуть, сосредоточиться, замораживают мысль и убивают вдохновение». Так писала Лариса Шепитько в «теоретической части» своей дипломной работы «Зной».
Крайнее переутомление, психическое и интеллектуальное напряжение привели к обострению ее болезни. Бывало, что прямо в тонзале Лариса теряла сознание, ее переносили в медпункт, делали инъекции. Получив очередную дозу лекарств, она возвращалась и, держась за бок, продолжала работу.
Именно в эти дни рядом с Ларисой Шепитько часто стали видеть молодого стройного человека. Это был кинорежиссер Элем Климов. Часто Элема и Ларису принимали за брата и сестру - внешне они были чем-то похожи. Но еще больше роднило сходство взглядов на жизнь, единство художественных вкусов и искренняя заинтересованность в творчестве друг друга. Затем Климов, по просьбе Ларисы, придумал окончательное название для ее дипломной картины «Зной», а позже к самому значительному фильму Шепитько - «Восхождение».
В 1963 году Лариса Шепитько и Элем Климов стали супругами. Более пятнадцати лет в этой дружной и талантливой кинематографической семье шли напряженные художественные поиски, собирались единомышленники: сценаристы, актеры, художники, композиторы. Искренне радовались успехам каждого и поддерживали в черные дни неудач. «У меня счастливое совпадение: у меня муж режиссер. Кино - мой дом в буквальном смысле слова», - не раз говорила Лариса.
Первый фильм Ларисы Шепитько «Зной» принес ей первую славу. После второго фильма, «Крылья», о ней заговорили как о яркой художественной индивидуальности. Признанный авторитет отечественной кинорежиссуры, маститый профессор ВГИКа С.А. Герасимов писал о первых работах Ларисы Шепитько: «Там Лариса как бы поставила точку отсчета в масштабе содержания, взыскательности в композиции, в работе с камерой и актером. Это был серьезный, впечатляющий кинематограф, за которым угадывалась перспектива замыслов, жадность к труду и постижение секретов жизни и искусства».
Работая над первым фильмом, Лариса Шепитько дала себе зарок: никогда больше не начнет снимать, если не прорепетирует с актерами. Пригласив на главную роль Надежды Степановны Петрухиной в «Крыльях» Майю Булгакову, Лариса репетировала с ней целый месяц. Каждую ночь сочиняла «систему» Станиславского, писала целые трактаты о том, как будет работать с актрисой, и, постигая секреты этой совместной работы, испытывала подлинную радость общения. Актеры, снимавшиеся у Шепитько, признавались, что глазами она была всегда вместе с ними, что излучение ее огромных глаз помогало им абсолютно погрузиться в образ. Это было высочайшее сотворчество - одно из чудес искусства, что словами до конца и не определишь. Не случайно после съемок в картинах Шепитько совсем не известные до тех пор актеры сразу становились знаменитостями. Так, в 1966 году, когда на экран вышел фильм «Крылья», Майя Булгакова, прежде игравшая лишь в эпизодических ролях, была признана «Лучшей актрисой года». После «Восхождения» Борис Плотников и Владимир Гостюхин, дебютировавшие в 1977 году в этой картине в роли Сотникова и Рыбака, получили множество предложений сниматься в отечественных и зарубежных фильмах. Создавая свои шедевры, Лариса Шепитько одновременно творила и судьбы актеров, снимавшихся у нее. И радовалась за них, и чувствовала ответственность за них, и, конечно, гордилась.
Успех первых фильмов окрылил, придал уверенности, вы-светил, как в лучах сильных прожекторов, ее необыкновенную женственность и ослепительную красоту. Когда Лариса Шепитько впервые оказалась в Париже с фильмом «Крылья», о ней с нескрываемым восхищением сказали: «Вот новая Грета Гарбо нам явилась». Для прекрасной, статной королевы кино нашелся и «отечественный Диор» - Слава Зайцев. Он любил наряжать Ларису в своем Доме моделей и устраивать с нею забавные сеансы показа мод. Казалось, что модели, сшитые по его оригинальным эскизам, были предназначены специально и только для нее. Высокая, стройная Лариса, артистически точно и смешно копировала походку и манеры манекенщиц. А Слава Зайцев, сопровождая эту демонстрацию каждой модели своими шутливыми комментариями, завершал их неизменной фразой: «По-настоящему смотрится только на режиссере Шепитько». Друзьям и знакомым, присутствовавшим на этих показах в качестве зрителей, было хорошо и весело.
Хотя Лариса никогда не снимала комедийных фильмов, но в обыденной жизни обладала большим чувством юмора. Из-за болезни почти не пила спиртного, но в компании никогда не была угрюмой, а заражалась настроением окружающих. Любила слушать и рассказывать курьезные истории, прекрасно танцевала, пела. У нее был голос такого огромного диапазона, что на одном дыхании она могла спеть «Аве Мария».
Требовательная и решительная, а порою даже жесткая и резкая как кинорежиссер, Лариса Шепитько восхищала своими чисто человеческими качествами: чуткостью, восприимчивостью, умением выслушать и понять, довериться и раствориться в другом. Этот дар особой общительности и умение расположить к себе окружающих помогли Ларисе Шепитько поразительно органично соединить несколько профессиональных артистов и массу непрофессионалов в короткометражном, сорокаминутном фильме «Родина электричества».
Сценарий был написан самой Ларисой Шепитько по мотивам одноименного рассказа Андрея Платонова, фильм снимался в 1968 году в деревне Сероглазка Астраханской области. Лариса в основном работала с непрофессиональными исполнителями - жителями деревни Сероглазка, по своему местоположению очень похожей на село, описанное Платоновым. Деревенские женщины, воссоздававшие в кинокартине целую галерею народных образов, в жизни настолько полюбили Ларису Шепитько, что стоило ей присесть отдохнуть, собирались вокруг и изливали душу, откровенничали, секретничали с нею.
К сожалению, короткометражный фильм Шепитько «Родина электричества», который готовился студией «Мосфильм» для киноальманаха «Начало неведомого века», остался неизвестным широкому зрителю. Киноальманах так и не сложился, а с работой Шепитько, предвосхищавшей стилистику ее будущего шедевра «Восхождение», мог познакомиться только узкий круг специалистов в маленьком просмотровом зале монтажного цеха киностудии «Мосфильм».
Не вышла на экран и следующая работа Шепитько - телевизионный мюзикл «В тринадцатом часу ночи». «Обидно было, что какой-то запал был растрачен, не нашел выхода, - признавалась она. - А тут еще поджидало меня новое испытание: мне исполнилось тридцать лет». Как творческая, ищущая личность, Лариса Шепитько довольно драматично пережила этот возраст. И не удивительно. «Тридцать лет - пик жизни. С высоты этого пика, - говорила она, - отчетливо понимаешь ценность или пустоту прожитого, верность или ошибочность избранного тобой пути. Состоялся ли ты как личность?»
Этот вопрос Лариса Шепитько поставила не только себе, но и своему поколению - поколению тридцатилетних в кинофильме «Ты и я». Два героя фильма - Петр и Саша - врачи, ровесники (каждому по тридцать четыре года), которых в недавнем прошлом связывали и дружба, и любимое дело, освященное клятвой Гиппократа: «Клянусь свято продолжать изучение медицины и всеми силами содействовать ее процветанию. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена». «Преступающему же и дающему ложную клятву, да будет обратное этому».
Драма этих двух талантливых ученых-медиков вызревала исподволь. Отступив от науки (как думалось, только на время) и оставив незавершенной важную исследовательскую работу, они устремились в мир престижных перспектив и материального благополучия. Петр - «идееноситель», «гений», «озаряльщик» - уехал за границу в качестве врача советского посольства в Швеции. Саша - «методолог», «технолог», «организатор» - стал чиновником в министерстве. Изменив своему истинному призванию, разрушив свой плодотворный творческий союз, они предали и самих себя, стали «духовными неудачниками». Чувство постоянной неудовлетворенности, душевной тревоги, внутреннего разлада разъедает, делает мучительной, невыносимой внешне такую благополучную жизнь героев. Как бы ни впечатляли в кинофильме пространственные перемещения Петра - из Швеции через Москву до Игарки, - главными оказывались изменения, происходящие в его душе: осознание своего истинного предназначения и ответственности перед другими, отбрасывание компромиссов и ошибок, стремление вернуться на родину, к настоящей творческой работе, к старым друзьям. Недаром одним из вариантов названия фильма было «Пробуждение» - пробуждение совести, чувства долга и ответственности. Для Шепитько талант - достояние не только личное, но и общественное. «Человек, изменивший себе, своему делу, - писала она, - совершает преступление по отношению и к обществу, и к самому себе. За него приходится тяжко расплачиваться. Речь идет о гармонии существования, о потере этой гармонии, о ее возвращении».
«Tы и я» - фильм непростой судьбы. В первоначальном сценарии, написанном кинодраматургом Геннадием Шпаликовым совместно с Ларисой Шепитько в форме «идеального дневника», переплетались и органично связывались события действительные и происходящие в воображении героя. Фильм задумывался как рассказ о двух историях, которые могли бы произойти с одним и тем же героем, если бы в определенный момент, на развилке дорог он выбрал бы ту или иную стезю. На одном пути героя ожидала драма эгоизма, конформизма, тупик индивидуализма, безысходности и потребительства, а на другом - восхождение к духовным и нравственным высотам, осмысленная жизнь-служение, родной дом, братство, общее дело. Литературный сценарий был настолько объемным и многозначным, что в нем отчетливо просматривалась основа кинематографической неопритчи о возвращении блудного сына, о постепенном духовном возрождении. Этот жанр Ларисе Шепитько как художнику-мыслителю был наиболее близок.
Однако сложная структура первоначального литературного сценария «Ты и я» не нашла понимания и поддержки на студии. Потом было много редакций, и вариант, который в конце концов пошел в работу, утратил органичность и целостность. В фильм не вошли многие эпизоды, филигранно разработанные в сценарии, это лишило некоторые сцены необходимого смыслового контекста и остроты. Кроме того, купюры производились не только до съемок, но и во время монтажа. Лариса Ефимовна Шепитько впоследствии вспоминала, как однажды, посмотрев первый снятый и смонтированный вариант картины «Ты и я», Михаил Ильич Ромм посоветовал ей согласиться переделать один важный эпизод. Поддавшись мощному потоку влияний М.И. Ромма, Шепитько вынула из картины эпизод, состоявший из трехсот метров, и поставила переснятый, облегченный вариант, что, по ее словам, «изуродовало картину сразу и окончательно».
Но эта история и обидные итоги работы над фильмом «Ты и я» многому научили Ларису Шепитько. Она поняла, что никогда нельзя идти по ложному восприятию других людей и сомневаться в собственной интуитивной оценке, что надо научиться прислушиваться к себе и доверять себе, а не искать ответа на свои наболевшие вопросы у какого бы то ни было авторитета.
Горький профессиональный афоризм «Кино - это сплошь производство и только пять минут творчества» имел прямое отношение и к фильму «Ты и я». Съемки эпизода в цирке происходили в старом здании на Цветном бульваре. Саша, попавший с женой своего друга, в которую он давно, тайно и безнадежно влюблен, на цирковое представление и старающийся выглядеть в глазах своей спутницы героем, вызывается оседлать «непокорного арабского жеребца»...
Эпизод начали снимать в три часа дня. Время шло, но из-за нескончаемых неувязок и недоразумений между работниками цирка и артистами «Мосфильма» ничего не получалось, не было снято ни одного внятного дубля. Нависала угроза срыва всей сцены, так как переносить съемки на другой день было невозможно - слишком дорого. Все были мрачными, раздраженными и усталыми. Устали артисты, устали жонглеры, клоун, операторы. Устали даже три тысячи статистов, весь день просидевшие в креслах. Не сдавалась только Лариса, упорно пытаясь согласовать движение на арене и движение камеры. Наступил вечер. Когда наконец-то все стало складываться и нужно было только отснять сцену, неожиданно потухли мощные осветительные приборы: в десять часов вечера рабочие по свету стали собираться домой. Лариса ринулась вверх на цирковую галерку, выхватив из сумочки собственные деньги. На арене воцарилась тишина. Через несколько минут под свет вновь разгоравшихся осветительных приборов Лариса спустилась вниз и сказала: «Нам дали полчаса. За полчаса мы должны снять всю сцену от начала и до конца». Ровно в 22.30 свет был снова погашен, теперь окончательно, но все было уже снято.
Лариса уехала домой. А через полчаса ей вызвали «скорую помощь», которая увезла ее в больницу. Говорили, что у Шепитько инфаркт, сама она отрицала это, посмеиваясь. Но после выхода на экран фильма «Ты и я» она четыре месяца находилась в состоянии крайнего физического и психического истощения, лечилась в сердечном санатории в Сочи и каждый день мучительно искала ответ на вопрос: как, с помощью какого драматургического хода она могла бы сохранить идею фильма и донести ее художественно убедительно? Лариса Шепитько помнила тот день и час, когда на берегу бушующего моря был найден выход из тупика, пришло запоздалое, но плодотворное решение, вернулся образ, вернулось гармоническое ощущение.
До картины «Ты и я» у Шепитько не было серьезных срывов. Теперь она научилась быть готовой и к серьезной критике, и к трезвой оценке, научилась отстаивать литературную основу фильма и собственную систему изобразительных средств. Позже Лариса Ефимовна назвала кинофильм «Ты и я» «самой важной для себя картиной»: «Важной как университет - я на этой картине многому научилась». Ответ на вопрос, который они задавали вместе с Геннадием Шпаликовым, она нашла в следующей картине. Но так ли уж бесполезен и художественно неубедителен был и сам вопрос?
Картина «Ты и я» нашла своего зрителя. Через год после окончании съемок, в 1972-м, она была послана на кинофестиваль в Венецию. Не замечая ренессансного великолепия дворцов и чарующего блеска каналов, Шепитько с волнением думала об одном: поймут ли здесь ее фильм? На Западе фильм сразу был назван экзистенциалистской картиной: проблемы подлинного бытия и обезличенного существования здесь стали волновать многих гораздо раньше, чем на родине ее автора. На международном кинофестивале в Венеции в 1972 году картина «Ты и я» завоевала памятный приз. В знаменитом венецианском театре «Фениче» в тот же вечер и на той же сцене, где вручался почетный «Золотой лев» великому Чарли Чаплину, публика восторженно приветствовала и нашего отечественного кинорежиссера - необычайно талантливую и незаурядно красивую Ларису Шепитько.
Через десять лет картина «Ты и я» нашла своего зрителя и на родине. Юрий Визбор, исполнявший роль Саши, рассказывал, что в ноябре 1981 года он пытался попасть в «Кинотеатр повторного фильма», чтобы вновь посмотреть фильм «Ты и я», но так и не смог достать билет ни на один сеанс.
Теоретики кино и критики единодушно находили в картинах Шепитько «мужскую руку» постановщика. Лариса Ефимовна могла гордиться соответствием этой норме и в точности выстраивания изобразительного ряда, и в ассоциативной насыщенности кинематографических образов. Вместе с тем она была убеждена, что у нее нет ничего от копиизма мужской руки, и признавалась, что делала свои картины как женщина: «Я приходила к следующему фильму с новым в себе, проживала картинную жизнь, как свою собственную, обращалась к такому материалу, в котором бы сумела передать свои взгляды на жизнь, на смысл жизни». Именно так Лариса Ефимовна Шепитько пришла к главному фильму своей жизни - «Восхождение».
В 1973 году она ждала ребенка. Упала, получила сильное сотрясение мозга и серьезную травму позвоночника. Семь месяцев была прикована к больничной кровати. И все это время она жила с мыслью, что может выйти из больницы инвалидом, а может и погибнуть, потому что твердо решила сохранить ребенка. Перед лицом смерти, в больничном заключении, куда долго никто не допускался, Лариса мысленно охватила всю свою жизнь и подумала, что если так случится, что ребенок родится, а она погибнет, то он будет знать о ней, своей матери, по ее работе в кино, по тем фильмам, которые она сняла. И отчетливо поняла, что в том не было бы полной правды. Именно тогда возникла сама идея будущего фильма «Восхождение» - фильма, который бы стал достойным того, чтобы оказаться последним.
Прежде, снимая очередную свою картину, Лариса Шепитько каждый раз предполагала, что самое главное у нее впереди. Теперь, в критической ситуации, она в полной мере осознала слова своего любимого учителя Довженко: «Я ставлю очередную картину как последнюю, иначе себе не мыслю». Она искала «личную формулу бессмертия» и решила снять фильм, чтобы дать надежду своему ребенку в виде той энергии духовного начала, которая останется, которая неподвластна смерти. «Я хотела доказать, что мы не конечны, - говорила позже Лариса Ефимовна Шепитько, - и сделать это путем не мистическим, а абсолютно естественным».
Прочитав философскую повесть Василия Быкова «Сотников», Лариса Шепитько сразу поняла, что это произведение о волнующих ее вопросах: конечности и духовного бессмертия человека, о выборе между жизнью и совестью, о нравственном максимализме, соизмеримом с геройством, и внеморальном конформизме, неумолимо соскальзывающем в предательство. Поставив перед собой цель воплотить на экране одновременно и сверхзамысел быковской прозы и свой собственный замысел, Шепитько четыре года добивалась разрешения на постановку «Восхождения». Первый отказ пришел, когда сыну ее исполнился год. Но Лариса твердо знала, что это - ее материал, и преодолела все препоны.
5 января 1976 года, накануне дня рождения Ларисы Ефимовны Шепитько, начались съемки фильма «Восхождение». Этот памятный день можно назвать ее вторым днем рождения. Несмотря на совпадение двух радостных событий, праздник, обычный в такие дни в киногруппах, продолжался недолго. Лариса не желала терять ни минуты. Все, что не касалось съемок фильма, было для нее неинтересным, мелким, несущественным. Работа - это был ее праздник, ее человеческая и творческая стихия.
Съемки «Восхождения» проходили в городе Муроме и его окрестностях, которые не только для Шепитько и для актеров, но и для всей съемочной группы превратились в Белоруссию зимы 1942 года. Стояли лютые, сорокаградусные морозы. Но все члены группы всегда были на съемочной площадке. Лариса Ефимовна Шепитько сумела заразить своей идеей и своим всепоглощающим чувством всех участников фильма, от рабочего, заколачивавшего гвозди, и осветителя до художника постановщика и главного оператора. Все понимали, что фильм снимается о святых вещах: о Родине, о высших ценностях, совести, долге, духовном героизме, и, существуя вместе с персонажами, воспринимая работу как часть своей жизни, применяли к себе эти высокие критерии и идеалы. Примерзали руки к приборам - они продолжали держать приборы, пока кадр не снимут. Потом отдирали руки - на них была кровь. И ни слова жалобы. Даже в массовках люди чувствовали свое соучастие в святом деле.
Лариса восхищалась участниками съемочной группы. Но сама она, как никто другой, была для всех них примером мужества, воли, терпения и необыкновенной заботы. Плотников, который играл Сотникова, был очень легко одет и моментально коченел на морозе и пронзительном ветре в открытом поле. Едва камера останавливалась, Лариса бросалась к нему, растирала, грела и благодарила, благодарила... Не раз приходилось Ларисе отогревать и Владимира Гостюхина, который исполнял роль Рыбака. И он писал впоследствии: «Стоило «умереть» в сцене, чтобы ощутить такую ее благодарность».
Лариса Ефимовна Шепитько обладала сильным, волевым характером, но хрупким здоровьем. Тот же Гостюхин, которого она отстояла на роль Рыбака, рассказывал, что почти никто не знал, каким усилием давались ей съемки каждого кадра ее «главного фильма». Случалось, что после съемок от машины до гостиничного номера Владимир Гостюхин, который по-родственному был дружен с ней в эти дни, нес Ларису на своих плечах, силы отказывали ей. К тому же он знал, что она была не совсем здорова. Но каждое следующее утро на съемочной площадке раздавался ее голос. И как он только ни звучал: и железом и бархатом, и жестко и ласково, и резко и радостно! Ничего лишнего не было снято, и съемочный период был закончен даже на месяц раньше срока.
Огромный успех к «Восхождению» пришел сразу, уже на самом первом просмотре фильма в Белоруссии, куда еще «невысохшая» картина была привезена, минуя «Мосфильм» и «Госкино». Через несколько дней «Восхождение» было официально принято и принято без единой поправки.
Фильм получил много призов и премий, как отечественных, так и зарубежных. Картину купили около сорока стран мира. Фильм показывали на всех континентах, он был приобретен для проката и имел ошеломляющий успех. Критики писали, вопрошали и размышляли о картине очень много. Лариса, в расцвете ее красоты, подчеркнутой отечественным и всемирным признанием, ликовала, светилась, летала в буквальном и переносном смысле. Она побывала во многих странах, городах, столицах, ей рукоплескали Париж и Нью-Йорк, она была принята в круг ведущих мастеров мирового кино. На Западе вокруг работы Шепитько развернулись философские и научные дискуссии о сущности человека, о законах его поведения, о его предназначении и духовных возможностях, о высшем смысле и истинных ценностях. И на них тоже нужно было отвечать!
Но не официальное признание фильма «Восхождение» и не рецензии теоретиков кино и критиков о картине было самым главным для Ларисы Ефимовны Шепитько, а непосредственная реакция зрителей. Она сознательно ставила в этом фильме цель: повести зрителя на свидание с совестью, вовлечь его в это испытание, вызвать нравственное потрясение, очищающее душу. И на просмотрах поняла, что дотронулась до основного, раскрыла на экране важнейшую для человека истину. «Я видела реакцию зала в разных аудиториях, - говорила Шепитько. - Фильм воспринимался очень лично, не только как произведение искусства. На просмотрах было много эмигрантов. Я уходила с мокрыми плечами, потому что они устраивали массовые рыдания».
Огромное количество писем стало приходить к Шепитько из самых отдаленных уголков нашей страны. Лариса Ефимовна признавалась: «Я таких писем никогда не читала. И по пониманию искусства, и по рассказам о жизни. Из них видно, как велика у людей потребность в духовной жизни, в напряженной духовности. Сколько людей мучаются, что не проживают себя до конца. По этим письмам можно было создать книгу духовной жизни нашей страны. В них есть надежда...»
Наверное, именно письма зрителей подтолкнули Шепитько к идее создания фильма «о неумирающей, о бессмертной духовности русского человека, русского характера». Литературную основу будущего фильма она нашла в повести Валентина Распутина «Прощание с Матерой».
Как раз в это время Лариса Ефимовна Шепитько получала разные заманчивые предложения. Самое грандиозное и заманчивое - из Голливуда. Ей предлагали по литературному бестселлеру поставить фильм с сюжетом, взятым из реальности: муж и жена живут в суровых условиях северной природы. Исполнительницей главной роли и продюсером картины собиралась стать американская актриса Элин Берстин. С ней Лариса Шепитько познакомилась на международном кинофестивале в Западном Берлине, где получила сразу три приза: Гран-при «Золотой медведь», призы за лучшую режиссуру и от католической организации. Они подружились, Лариса некоторое время жила в доме Элин и отказать ей как актрисе Голливуда было не так легко, как другим. Но как ни любила Шепитько испытывать себя в чрезвычайных ситуациях, против было самое главное: чужая страна, чужая книга, чужие герои, чужая студия, чужие нравы.
В 1978 году на новогоднем вечере в Доме кино Лариса рассказывала о сказочно-фантастических условиях, предлагаемых «голливудскими магнатами». Она ничего еще не сказала о своем окончательном решении, но по ее ироническому и легкомысленно неделовитому тону можно было понять, что ответ уже вызрел:
- Вы слышите?! Павильон стерильный, как операционная, все вовремя, на месте, ничего не приходится напоминать, работа как часы, от минуты до минуты... Да разве можно работать в таких условиях? Нет, я рождена для нашей студии, с ее вечным содомом.
Она была очень весела в тот вечер, много танцевала, беседовала то с одним, то с другим из гостей и со всеми была ровна, добра, покладиста...
Один из ее студенческих друзей, перефразировав стихи Марины Цветаевой, так определил настроение Ларисы после успеха «Восхождения»: «Все возможное сбылось, все задуманное спелось - вот какое ощущение было для нее главенствующим».
Через несколько месяцев, летом 1978 года, Лариса уже готовилась к новой картине, собрав для постановки «Матеры» почти целиком прежнюю съемочную группу. Писатель Валентин Распутин вспоминал, что шел на встречу с Ларисой с твердым намерением не отдавать свою «Матеру» в кино, даже такому режиссеру, как Шепитько, а оставить ее лишь в прозе, для читателей.
Лариса убедила писателя очень скоро. Его поразила феноменальная одержимость и самозабвение кинорежиссера уже на начальных подступах к работе, сходное отношение к проблемам, которые собиралась продолжать Лариса в фильме, ее «ум по-мужски точный, по-художнически богатый и по-женски красивый». Но больше всего Валентина Распутина убедило творческое прочтение повести «Прощание с Матерой», «желание выделить проблему ответственности не только общества в целом, но и каждого поколения в отдельности за все, что мы делаем на земле».
После встречи с Распутиным, который дал ей моральное право строить свое кинопроизведение, опираясь на его повесть, Шепитько написала сценарий будущего фильма - «Матера». В начале июня 1979 года кинорежиссер Лариса Ефимовна Шепитько выезжала вместе со съемочной группой в киноэкспедицию на Селигер. В предотъездный день она в своем рабочем кабинете на «Мосфильме» как никогда охотно и много отвечала на вопросы автора, задумавшего написать книгу о ее творчестве. Чувствовалось, что ей нужен был повод для долгого и наконец-то прорвавшегося монолога. Беседа длилась полдня. Речь, конечно, зашла и о новом фильме. «Вы назвали сценарий и будущий фильм «Матера», а не «Прощание с Матерой». Это имеет какой-то смысл?» - спросили ее. «Совершенно определенный смысл. Это будет фильм не о прощании с прошлым, потому что я не хочу с ним прощаться. Это будет фильм о сохранении этого прошлого как духовной потребности, как части нашей сегодняшней и будущей жизни. Наивно предполагать, что без прошлого можно говорить о гармоничной жизни любого поколения. Потому что душевное богатство всегда дается и настоящим, и прошлым, и будущим - надеждой на будущее, а чем-нибудь только одним не дается никогда. И Дарья - главная героиня повести, а потом и фильма - мне дорога именно потому, что она сберегла в себе эту силу духовности, хранит ее и передает другим. Это говорит о ее мужестве, о ее богатстве и широте и вместе с тем - о богатстве и широте народа, о силе русского характера».
Фильм задумывался цветным и лирическим по своей тональности: на раздолье прекрасной природы живут прекрасные душой люди. «Матера» - это родная земля, без которой невозможно восхождение...
В конце июня 1979 года Лариса вместе с оператором и художником приехала на один день в Москву, чтобы посмотреть первый отснятый материал картины «Матера». Очень спешили назад, в киноэкспедицию. Их провожал муж Ларисы - Элем Климов. Через несколько дней он вместе с сыном собирался приехать к ним, на Селигер.
2 июля 1979 года Элему приснился самый страшный в его жизни сон. Проснулся в ужасе и взглянул на часы. Потом долго не мог успокоиться, ходил по квартире, курил. А позже узнал, что трагедия произошла именно в это время. Ранним утром «Волга» с шестью членами съемочной группы на пустынном шоссе по неустановленной причине вышла на полосу встречного движения и врезалась в мчавшийся навстречу грузовик. На шоссе, рядом с местом, где погибла Лариса и ее товарищи, находилась автобусная остановка с надписью на жестяной табличке: «Меткино» или «Владыкино». Первые буквы почти полностью сгнили от ржавчины, и крупно выделялось только четкое окончание: «...КИНО». О Ларисе Шепитько, как ни о ком другом, можно сказать, что она жила и умерла в своем искусстве.
Работу над фильмом Ларисы Шепитько «Матера» завершил ее муж Элем Климов и назвал его «Прощание»...
В начале 1980 года Элем Климов снял фильм «Лариса» - тонкий, многозначный, как высокая поэзия. «Лариса» - экранный памятник прекрасной женщине, нежной матери, любящей жене, художнику редкого провидческого дара, духовного и нравственного максимализма, человеку мудрому и страстному, упорному и беззащитному, стойкому и очень хрупкому.