Елена Минкинен
О СОБАЧЬИХ КЛИЧКАХ
…У моего прадеда была большущая чёрная овчарка. Звали её – Трезор.
Я её, конечно, никогда не видела, и прадедушку видела только на фото, но пыталась представить себе – какими они могли бы быть? Прадед, конечно же, был похож на деда, портрет которого в деревянной раме висел на стене. Это к ним, обоим, и к деду Андрею Михайловичу, и к прадеду Михаилу Андреевичу, можно было, когда никто не видит, подойти поплакать или поделиться секретом, которого больше нельзя открыть никому. Они радовались вместе с тобой или строго хмурились, когда ты бывала «не на высоте»…
А Трезор… Чёрных овчарок видел, конечно, каждый, и не раз. Эка невидаль – чёрная овчарка! Но ведь должно же было быть в ней что-то такое, особенное, чего в других нет…
И это самое, «чего в других нет», я находила в кличке, понимая её звучание буквально – «Тре-Зор». То есть не только чуткая, что вообще-то каждой собаке свойственно. Но и очень зоркая (а это уже дано не каждому псу), втрое зорче всех остальных если не собак вообще, то овчарок – непременно. Соколиный Глаз собачьего мира…
…Всё оказалось и куда проще, и куда интереснее, и даже лучше, чем я предполагала.
Я подросла, прочитала разные книги, в том числе и о собаках, и о русских (и не только) именах… И вот что узнала.
Имя это происходит от латинского слова «tresor» или от французского «treasure», а они оба, в свою очередь, от латинского слова «tresaurus», что означает «сокровище». Оно заняло своё место среди русских собачьих кличек (по-научному их называют – «каниснимы») в XIX в., когда на смену увлечению французским языком приходит мода на английский и английское, и «Шери» (собачку писателя Лескова звали, например, Шерочкой) или «Тото» уступают место, скажем, «Дейзи» или «Дженни»…
Самые распространённые сейчас у нас клички собак, кажущиеся такими нашими, исконными, -- «Жулька», «Дружок», «Жучка», «Полкан», «Салтан», «Трезор», -- имеют, как оказалось, не такую уж давнюю, но и очень любопытную, историю… Интересно?
Я узнала об этом, прочтя работу американской писательницы русского происхождения Аллы Кторовой. У неё есть целая книга об именах, которая называется «Сладостный дар». (А наука об именах называется – «ономастика».) Думаю, и вы её когда-нибудь разыщете и узнаете сами о тех именах, о которых не рассказала вам я. Не рассказала с умыслом, если хотите. Это же неинтересно – взять и сразу всё выложить, а?
Но это книга серьёзная, и написана она для взрослых…
Впрочем, почему бы мне её вам немного не пересказать?
Расскажу вам сказку.
Это же ничего, что сказок я никогда никому ещё не рассказывала, а? Когда-то ведь надо начать!
А всё вышесказанное пусть будет присказкой.
А сказка вот какая.
В некотором царстве, в некотором государстве, а именно у нас в России, вдруг заговорили люди русские на чужестранном наречии… То есть, говоря по-научному, «в XVIII в. в помещичий быт России стал проникать французский язык».
Машу стали именовать «Мими», а Ивана – «Жан». Не отстал от них и сосед Степан – перекрестил себя в Этьена.
Разумеется, и собачек своих, за большие деньги купленных, холенных-балованных французских болонок и итальянских левреток, стали звать по-новому, по-новомодному обычаю: Жужу, Жоли, Шери, Ами, и прочее…
Что же до мужиков, они французского не понимали, забав знатных не одобряли, а псов своих деревенских продолжали именовать, как и сто лет назад именовали.
Вскоре надоели чужеземные клички и новоявленным французам. Ну что, скажите, хорошего в имени, от которого ни уменьшительного, ни ласкательного не произведёшь? «Жужу» и есть «Жужу», как ласково ни произноси, а всё звучит строго. Даже, более того – смешно звучит!
Мужики деревенские в бороду посмеиваются, плечами пожимают: «Вот так новая мода в городе! Собак, вишь, уже «Жу-Жу-Жу» додумались называть, вроде как мух надоедливых или пчёлок!»
Дошло случайно до барина, у которого собачек, французских болонок да левреток итальянских, так и звали: Жужу, Жоли, Шери и Ами. Первым делом он огорчился, что не знает, кто это сказал и на кого, следовательно, осерчать надобно, а как осерчаешь не-знаю-на-кого?
Стал он клички своих болонок да левреток переделывать на русский лад, но так, чтобы их всё же оставить французскими, и, значит, знатными-благородными. Чтобы, значит, и по-русски звучало, от моды не отстать. Трудная задача!
Ведь это что же получится, если взять и просто всё на русский перевести?
Жужу – Игрушка, Жоли – Хорошенький, Шери – Дорогой, Ами – Друг.
Плохо как-то получится, совсем как Кусай или Барсук из деревни Вшивая Горка, из подзаборка.
А то ещё есть клички Ворон, и Жук, Шмелёк да Шершень, Турьян да Буян, Шатало да Мурлыка… А то и просто – Волчок, Белка, Чёрныш, Белолобый да Белолапый! А чем лучше – Гнусиха да Наслышка, Жериха да Лютня, Сорока да Журка, да Кутя, Сурка да Кукса, да ещё невидаль – Топишка, да Торопка и Шустра. А то есть имя – Вьюн, а есть – Змейка. А есть, интересно, имя – Вьюшка? Нет, это что-то другое. А – Вьюжка? Нет, лучше – Пурга. Или – Снежка!
Так ли, не так звали собак, не скажу точно, а как-то так.
Перечислял, перечислял – и надумал!
И стала Жужу – Жужушкой, Жоли – Жолькой, Шери – Шериком, а Ами – Амишкой.
Много ли времени прошло, не знаю, но и эти имена болонок да левреток оболтались на языке и, хотел того их знатный владелец или нет, а сыграли с ним занятную шутку, зазвучали совсем по-русски, по-народному: Жушка да Жулька, да Шерик, да Мишка…
Услыхали об этом крестьяне в деревне Вшивая Горка, усмехаются в бороду: «Пьян, знать, барин-то наш. Слышь, начал звать собак по-нашему, по-русски! Жушка у него и впрямь на жучка похожа, крохотная, пучеглазая, истая Жучка! А Жулька – хуже любого жулика, супостата! Шарик – и верно, Шарик, катится ёжик, ни головы, ни ножек! А Мишка уж и подлинно – Потапыч косолапый!»
И пошли по Руси новые клички, и мужики в деревнях усмехались в бороду: «И метко же сказано, и точно же подмечено! Поистине, наши, корневые, исконные, прозвища! Ну, разве барин такое бы выдумал? У него всё заграничные псы, заморские и клички – Жужу да Ами… Да ещё – чёрт возьми – и не выговоришь по-человечески»…
А что же барин?
А он был человеком умным, образованным. Чувством юмора не обделённым.
Понравилась ему эта неожиданная шутка. Вся эта затея с переводом имён.
Посмеялся он и переделал кличку своей самой любимой собаки ещё раз, уже совсем на русский, на народный лад, без помощи словарей-лексиконов. Он ведь был человеком образованным.
И стали Мишку, бывшего Ами, именовать – Дружок.
Ведь собака, как мы с вами знаем, друг человека.
Но эта кличка в деревне не прижилась. Не понравилась. Ну какой, скажите, пёс – друг крестьянину? Вот корова или лошадь… Не зря испокон веку именно лошадь и корова звались в деревне – Другоша, Другоня…
А пёс – он сторож, он дом охраняет…
Но вот поле на нём не вспашешь!..
|
