Писарь Глубоковский
ИСТОРИЯ ОДНОГО ПРИХОДА.
Жанр: Экспериментальная некрофилия по-голливудски с элементами панк-рока
(ИЛИ ЧТО-ТО ВРОДЕ ПОВЕСТИ)
1. О Бронеле
Никто не знает, зачем он это сделал.
Никто не знает, за что. Есть только несколько строк.
Что-то вроде предсмертной записки.
Никто так и не понял, что означают его слова.
Он писал по-китайски.
Когда прозвенел будильник, Бронель Крувельс уже не спал. В его голове вертелось несколько мыслей: на работу не хотелось – это раз, спать не хотелось – это два, и, наконец, ему ужасно хотелось есть – это три.
- Тебе пора вставать… - проговорила грешница, которую ему подарили в пятницу на работе.
- Да. Ты это, спи.
Выключив трезвонящее исчадие Ада, он поднялся, взял деву и повесил ее в шкаф. Полюбовавшись немного своей коллекцией (каждый год ему дарили по одной такой грешнице), собранной за долгие века работы, он зевнул, сожалея, что они быстро изнашиваются, а потому нельзя вернуться к старым, и пошел в ванную комнату.
Из зеркала над умывальником на него смотрел обычный житель ада – рост чуть больше метра, личико, говорящее о недавнем похмелье и рожки, которые он регулярно подпиливал и смазывал на ночь гуталином. Пятачок ему сломали дверью еще в детстве, когда он несся по коридору общежития, изображая паровоз Смерти. Полюбовавшись собой, он прихрюкнул от удовольствия от нахлынувших воспоминаний, и приступил к чистке зубов, внимательно обрабатывая серой каждый зазор между своими тринадцатью зубами. Несколько веков назад было модно иметь именно столько, а не двадцать три, как дано Дьяволом, но сейчас мода прошла, а зубы все не росли.
Разогрев в микроволновой печи пальчики, он отзавтракал ими, запивая огненной водой, и, чтобы избавиться от остатков похмелья, осушил стакан минералки. Что не говори, а люди изобретательны, но не последовательны – вино изобрели несколько тысячелетий назад, а минералку практически вчера. И что они все это время делали? Ну да ладно… Благо, у чертей не такое сильное похмелье.
Одеваясь, он, как всегда, порвал пару шнурков, прежде чем смог создать что-то, похожее на бант. Матерясь и причитая о вечном, Бронель вышел из своей пещерки и направился к Кругам – своему месту работы. На улицах было как всегда много адского народу – детишки бежали в школу, взрослые спешили на работу – казалось, весь мир занят, и ему не было дела до рядового работника Кругов. На Бронеля нахлынуло было сожаление о том, что он не смог поступить в институт, но потом как-то резко отхлынуло, когда он вспомнил, как весело было в армии. Таков мир – не хочешь учиться, служи.
На самом деле, Бронель не был виноват в своем плохом образовании – дело в том, что когда он еще не окончил школу, началась война, и его призвали в эту Чертову армию. Отказаться было нельзя, а потому пришлось идти и воевать с ангелами, позарившимися было на окраины Ада. До сих пор он помнил прапорщика Кирзача, что командовал их отрядом – никто не знал, кем он был на «гражданке», а сам он не рассказывал. Был даже организован «Приз Кирзача», в который все положили по десять золотых монет, и достаться он должен был тому, кто развяжет прапору язык. Потом, когда завязался бой, деньги по пьяни закопали, и благополучно забыли. Эх, были времена… И сейчас Бронель помнил, как прапорщик Кирзач командовал:
- Рядовой Крувельс, выкопать окоп.
Через час:
- Рядовой Крувельс, закопать окоп.
Тем и жили – развлечений-то на фронте больше никаких не было. Вот они для разрядки и работали лопатами, отложив табельные вилы в сторону.
А потом война кончилась, и они пошли на фабрики-заводы. Бронелю, кстати, еще повезло с его Кругами – заведение-то приличное, и берут на работу не всех подряд. Как он попал сюда – сам не знал до поры до времени. И только потом, когда стал чином повыше, ему начальство поведало, что прапорщик за него постарался, после того, как Бронель спас его от стрелы снайпера.
* * *
- Рядовой Крувельс, закопать окоп! – прапор как всегда злорадствовал.
- Есть! – и Бронель принялся кидать землю в яму, выкопанную им же, пять минут назад.
- Нет, ну вы на него посмотрите! Куда кидаешь, рядовой?! Резвее работаем! – не унимался Кирзач – Нет, так не пойдет. Хреново работаем, рядовой, хреново… Давай по команде «Раз!» ты захватываешь лопаткой землю, а на счет «Два!» кидаешь в яму.
- Есть!
- Раз… Два… Раз… Вот, уже неплохо. – Кирзач засыпал в трубку серы и закурил - Давай я тебе один анекдот расскажу, чтобы веселее работалось. Только вот сразу предупреждаю – он не смешной, плоский и пошлый. А знаешь почему? Да потому что я – прапорщик, и мой образ не будет полным без такого анекдота. Так считает Создатель. Так что слушай. Попал как-то, значит, человек в Ад… Чего смеешься? Я только начал. Попал, значит, человек в Ад. Подходит к нему черт и говорит: «Вот, мол, три двери, а за дверьми три наказания для тебя. Выбирай, в которую войти.» Открывает, значит, он одну дверь, а там жарят… Так, тихо, не смеяться! Я еще не закончил. Открывает вторую, а там иголки под ногти… Не ржать!!! Открывает третью, а там самая красивая, из тех, что ты видел, химера ебется с мужиком каким-то. Ну, думает, уж лучше от рук такой красавицы умереть, чем тебя поджарят, или, что еще хуже, иголок под ногти напихают. Говорит он, значит, черту, мол, сюда давай. А черт входит в дверь эту, и говорит: «Мисс, у нас посетители, поэтому просим покинуть камеру пыток». – окончив анекдот, он весело насупился, прихрюкнул, и удивленно спросил Бронеля – Чего не смеешься? – он только сейчас заметил, что Бронель до сих пор ждал команды бросить землю в окоп, и весь покраснел от перенапряжения - Ах, да, два… Кидай землю в ямку-то, кидай…
Вскоре закончив копать, Бронель начал вылезать и нечаянно поскользнулся. В плечо ему врезалось что-то острое, перед глазами поплыли сердечки, а на рожках выросли цветочки. Затем все как-то засвистело вокруг, замельтешило, потом его куда-то понесли…
Сначала Бронель думал, что понесли его вешать за то, что не смеялся. Но потом оказалось, что их отряд попал в засаду, а Бронель нарвался на стрелу купидона, что летела в прапора, и тем самым спас тому жизнь. Стрелу потом вынули, а Бронеля приставили к правительственной награде.
* * *
В Кругах, как всегда, было много работы. Клиенты толпились у входа и ждали своей очереди.
- Кто там у нас первый? – спросил Бронель секретаршу, что тихо сидела в уголке, и играла в кости.
- Одиннадцать тридцать Гитлер - ему прописано обрезание усов, а потом танцы у костра с бубнами и червами. Двенадцать тридцать Маркиз Де Сад – два часа в детском саду на попечительстве ясельной группы, затем студент Иванов – ему прописан гвоздь…
- Хорошо, через десять минут запускай первого. Крикнешь, как обед начнется. Будет кто спрашивать – скажи, что я в отпуске на Земле. Вселился в младенца и не могу перезвонить. В общем, занят.
- Да, хорошо, Бронель Крувельс. Как скажете…
В эти десять минут Бронель хотел посвятить себя цветению и умиротворению, но внезапно зазвонил личный телефон. Спокойно разбив его, он снова погрузился в медитацию, но тот продолжал звонить. Удивившись этому явлению, Бронель снял трубку:
- Алло, Крувельс на проводе.
- Бронель, какой это по счету телефон, который ты разбиваешь, когда я тебе звоню?
Бронель узнал хранителя Эммануила по неправильно построенному предложению. Вообще-то водить знакомство с ангелами, а тем более не очень грамотными в его положении было не позволительно, если не брать в расчет условий, в которых они познакомились. Но Бронелю, как истинному исчадию Ада, было глубоко начхать на свою репутацию.
- Да-да, я слушаю.
- Бронель, нам бы встретиться…
- Нет, ты что, после нашей последней встречи у меня неделю на рогах цветы росли. Мало ли снова заболею. Ты же знаешь, как я болеть опасаюсь…
- Да ну ладно тебе, когда ты стал белым и пушистым, я к тебе чуть было не проникся… Тоже, как ты знаешь, заболел чуток, и чуть было не возжелал тебя. Ну да ладно, кто старое помянет…
- А что случилось-то?
- Да, тут проблемка одна нарисовалась… Если не решу – меня к вам переведут. Помощь твоя, в общем, нужна.
- А что, тут у нас тепло, не задувает…
- Да ну брось шутить, я, можно сказать, со всей душой к нему, а он…
- А на хрена мне твоя душа? Знаешь, сколько душ за мной?
- Бронель, перестань, я серьезно.
- Да шучу я… А как скоро нужно встретиться?
- Сегодня.
Немного поразмыслив, Бронель утвердительно ответил:
- Ну что ж, хорошо… – и подумав, добавил – Только после работы. Там же, где и всегда.
- Ну конечно! У меня у самого дел невпроворот.
- Ну, тогда до вечера.
- До скорого!
* * *
Встречались они обычно в баре «Ноев Ковчег», что сразу за Райскими Вратами. Эммануил опаздывал, что Бронеля не особо удивило - разные часовые пояса, его можно было понять. Если в Аду вечер, и работа уже окончена, то в Раю день, и работа только начинает кипеть. К тому же Эммануил работал ангелом-хранителем, и отлучиться практически не мог. Если только по сильной нужде, а она, по-видимому, была. И, как казалось Бронелю, не только сейчас Эммануил отлучился от вверенной ему души…
Как бы то ни было, Бронель заказал себе кровавую Мэри третьей группы, и спокойно сидел, дожидаясь своего друга. Вскоре, когда восьмой коктейль был выпит, Эммануил, наконец, появился, и с распростертыми объятьями бросился к старому другу.
- Здравствуй, черт тебя побери! Ты, надеюсь, не долго меня ждал?
- Не поверишь, совсем чуть-чуть. – ответил Бронель, лениво отбрыкиваясь копытцами от настойчивых ручищ друга.
- Я вижу – получив то, чего хотел, то есть почти задушенного Бронеля, ангел с подозрением посмотрел на опустошенные от коктейлей черепки, но ничего не сказал. Даже не извинился. Просто отпустил Крувельса, сел на место напротив и заказал себе вина.
(прошло пять минут)
Эммануил рыдал в салате. Подошел местный бармен с необычным и в какой-то мере странным именем Ной:
- Вы можете забрать своего друга? Он, как я вижу, уже в щ-щ-щи.
Бронель попытался оправдать подсудимого:
- Нет, что вы, он совсем не пил. Это у него просто несчастье произошло.
- Какое?! – изумился сразу полысевший от негодования Ной.
Бронель немного подумал и схитрил:
- Шнурки развязались.
- А, понимаю. Но вы знайте, ной – не ной, а прошлое не воротишь. По себе знаю.– Ной с жалостью посмотрел на Эммануила и снова оброс – помочь чем-нибудь? Чтоб успокоить… Могу шнурков подарить. Пару.
- Да нет, не надо, мы сейчас завяжем, и все будет хорошо. Правда, Эммануил?
Ангел, заикаясь в салате, промычал что-то нечленораздельное. Бронель посмотрел на бармена:
- Я думаю, что он жутко извиняется, и хочет попросить прощения за причиненный беспорядок. И еще его ваше имя смущает…
- Да ладно? Обычное имя – Ной.
Ангел снова залился горючими слезами. Бармен смутился:
- Ой, извините… Не буду Вас отвлекать…
Пожав плечами, бармен удалился походкой любезного страуса. Эммануил в негодовании поднял голову. С ушей его весело свисали гирлянды яблок:
- И что теперь, ты каждому встречному - поперечному будешь рассказывать о всех моих проблемах? – и обиженно добавил - Друг называется…
- Я не рассказал ему ничего лишнего. – Бронель задумчиво-пафосно закурил - Итак, как я понял, ты смотрел за душой этого…
- Максима… Максимкой душку зовут... В смысле звали…
- Не суть. У тебя развязался ботинок, ты нагнулся его завязать, зазевался, и она…
- Да… Улетела куда-то…- перебил его Эммануил, и, всхлипнув, снова заплакал в салат.
- Наркоман… Ну что ж, сам виноват. – успокоил Бронель своего приятеля -Я вот только не пойму, зачем так расстраиваться. Ну, умер и умер. Нового дадут.
- А ты знаешь, как у нас там – Эммануил многозначительно ткнул указательным пальцем куда-то вверх – ревностно к людям относятся? Не каждый же день души теряются… К тому же у них там наверху – он снова ткнул пальцем вверх - на него планы какие-то были… Сказали, что другого такого не будет.
- Ты мне тут не тычь, а то потом дырки в потолке кто, Платон из Первого штопать будет? – подбежал пыхающий огнем Ной.
Не обращая внимания на раздувающиеся над ним ноздри трактирщика, Бронель спокойно продолжил:
- Ну, допустим. А от меня-то тебе что нужно?
- Ну вот… Теперь еще и помогать другу не хочет… - Эммануил обиделся и снова готов был разрыдаться - Мне кажется тебе нужно подумать хорошенько о Мире. Говорят, помогает стать более отзывчивым. Попытайся представить его себе в виде какого-нибудь предмета, и найди в нем свое место. Я вот, например, на досуге подумал, и пришел к выводу, что я – шкурка яблока. И, не смотря на это, я хочу остаться этой самой шкуркой, понимаешь?
Трактирщик не выдержал того, что все его игнорируют и ретировался.Бронель попытался напрячь свой мозг и немного поразмышлять над задачей Эмануила, но, по-видимому, чертом он был не творческим, и потому ничего не получилось. Дабы не упасть лицом в грязь прямо здесь, перед другом, он перестал пыжиться, тряхнул головой и недовольно пробурчал себе под нос:
- Эк тебя занесло… Ладно, не мучай – говори, чего тебе от меня нужно.
Слезы Эммануила каким-то непостижимым образом высохли, а лицо его приняло заговорщицкий вид:
- Разобраться нужно. К нам душа не залетала, а к вам и не должна была. У нас переполох подняли… - ангел хмыкнул - Еще бы, не каждый же день души теряются… Им там наверху козел отпущения нужен. В общем, мне сказали, что если не разберусь, где она – мне к вам прямая дорога… И шкуркой кто-то другой станет… - он снова всхлипнул.
Бронель вновь закурил:
- Хм-м… Дело запутанное. А ты везде искал? Может в чистилище?
- Да смотрел уже. Там сейчас никого. Пусто.
- Ну ладно, я завтра отпуск возьму, как раз два столетия уже не отдыхал, но ты тоже не расслабляйся. В этом деле мы должны друг другу помогать. – Бронель решил немного подзадорить своего друга - А если не найдем ничего, постараюсь для тебя местечко потеплее найти.
На этот раз Эммануил не расстроился, а даже приподнялся духом:
- Опять твои шутки… - сказал он и хитро подмигнул - Злой ты.
- Положение обязывает. Ну, ладно, я пошел – завтра рано вставать.
Бронель поднялся, ковырнул копытцем в носу, и направился к двери, Эммануил же схватил его за рукав:
- Хотя, ты знаешь… Подстраховаться можно… Только это, чтобы местечко не слишком горячее было… Теплое такое… - и с надеждой в ангельский глазенках добавил - Хорошо?..
* * *
В душе Бронель был романтиком. Он просто обожал приходить в этот Чертов парк и любоваться закатами, лучи которых так весело переливались на шкурке пробегавших мимо адских хомячков, которые так сильно тряслись от страха пред ЖИВЫМ ЧЕРТОМ, что не могли находиться рядом и трех с половиной секунд (да-да, Бронель засекал). Вечером, природа как бы застывала, и представала перед взором простого обывателя во всем своем сатанинском безобразии. Листья цвета «серебристый металлик» игриво перешептывались о Жизни и Смерти (преимущественно, все-таки, о Смерти), а пафосно-огненные яблочки весело плакали под их сенью. В общем, место для раздумий самое подходящее.
Спугнув живность, что плела свою милую смертельную паутинку для очередной невинной жертвы, Бронель присел на пенек, что стоял на берегу лавового озера и закурил. «Хм… А не выкупаться ли?» - мелькнула было мысль, но он ее тут же отмел – во-первых, это было плагиатом, во-вторых футляра не имелось, ну, и в-третьих, погода не та. Слишком претенциозная она, погода. Бронель не знал, что означает слово «претенциозная», но уж очень оно ему нравилось. Так почему бы и не употребить?
Итак, собрав свои мысли в кучку, наш герой начал думать вслух. И философствовать:
- Как там у Эммануила? Представить, на что похож мир? Наверное, на бутерброд… Сверху кусочек белого хлеба – это Рай, снизу кусочек черного хлеба – это Ад. А посередине кусочек колбаски – это Земля… Лакомый кусочек... Заперлись, значит, люди посередине, и сходят с ума помаленьку. Или их сходят – не важно. Белый хлеб не дает им улететь, а черный уползти… Итак, ангелы это крошки белого хлеба, а мы… - но от мысли, что он – ма-а-а-аленькая частичка кусочка черного хлеба, бесполезность которой велика, ему стало как-то не по себе. – Уж лучше шкурка… Возьмем яблоко – он насупился, задумавшись - Блин, как ни крути, а ангелы все-равно сверху…
Так незаметно подкралась ночь. Бронель встал, и, снова закурив, пошел домой к грешницам. Заждались, родимые…
* * *
Бронель шел по ночным улицам родного города и насвистывал какую-то до боли знакомую мелодию, но никак не мог вспомнить, где ее слышал, когда из-за угла вышел улыбающийся человек и направился к нему, держа в руке нож и подпевая что-то зловещее, вроде:
- Baby, did you forget to take your meds & sex & drugs…
- Прошу прощения? – осведомился Бронель. Его в принципе не удивили похождения человека в Аду, даже более того – обрадовали. Вполне возможно, что это и есть та самая заблудшая душа, что нужна была Эммануилу.
Человек не отвечал, а лишь загадочно улыбался.
- Я говорю… - Бронель не заметил, что встал под фонарь, и на его рожках и мордашке весело заиграли лучики неоновой лампы. Реакция человека была самая, что ни на есть, обычная, и это расстроило черта. Глаза незваного гостя расширились, а голос и другие конечности задрожали:
– Ты кто?..
Бронель принял вид обиженной макаки, прокашлялся, и зловеще проговорил:
- Я повелитель темных сил Люцифер. Мне принадлежит твоя душа. А кто ты такой, чтобы нарушать мой покой и спрашивать, смертный?!
- Я… А… Люцифер говорите? Так это… Я извиниться подошел, спросить дорогу… Заблудился, знаете ли… Домой не могу попасть…
- Имя?!
- Так это, Максимом меня зовут… Мать с отцом назвали…
Бронель очень обрадовался такому совпадению, поднял с земли забытую кем-то банку сгущенки, и, затолкав в нее жутко матерящуюся душу, закрыл ее. Итак, гордый до неузнаваемости от совершенных деяний, Бронель побрел домой.
2. Американист.
Через несколько мгновений мое тело будет напоминать швейцарский нож в разложенном состоянии. Всего мгновение до грани, к которой я так стремился – всего мгновение до ответа. Не сказать, чтобы я был рад, но все-таки я получил то, чего хотел. Всего мгновение до встречи с Великим и Могучим Всетвердейшим Асфальтом.
Если бы кто-нибудь стоял внизу, он бы наверняка восхитился красотой моего полета. Плащ развивается, капюшон – как небольшой парашют для пустой головы. Наверное, смахиваю на птицу. Или на идиота. О, а у меня отличное чувство юмора. И когда я научился этому? Не важно. Теперь уже ничего не важно. По крайней мере, для меня.
Вот вы можете еще подумать, поискать что-нибудь важное… А с меня хватит этой суеты. Надумался уже. Всю жизнь чего-то искал, как, наверное, и вы сейчас это делаете. «Бороться и искать, найти и не сдаваться»? Да пошло оно все ко всем чертям!
Всего каких-то девять этажей, но они самые долгие и самые длинные в моей жизни. Смешно, но я почему-то вспомнил вдруг эту передачу… Как же ее?.. Ну, да не суть. Там говорилось о человеке, упавшем с пятиэтажного дома, и мало того, выжившего, так еще и ничего себе не сломавшего.
Иногда что-то происходит, и никто не знает, почему и как. Что-то невероятное, непостижимое – и люди не верят, что такое возможно. Однако, периодически говно случается. Я не могу этого объяснить – и, наверное, никто не сможет, но странности происходят.
Поэтому я, скорее всего, и выбрал такое высокое здание – чтоб уж наверняка, без странностей и без говна. И никто этим вечером не обратит внимания на пролетающего мимо окон студента. Разве что окна…
С самого своего гребанного рождения все вы куда-то бежите, что-то делаете, суетитесь. Сначала детский сад, о котором вы потом рассказываете всем, что были самыми непослушными и много матерились. Затем начальная школа, где вас били сверстники. Потом «средние» классы, где вы встретили лучших друзей, которых теперь, и не помните. После этого, конечно же, старшие классы – там вы потеряли девственность.
Затем институт (куда ж сейчас без него?), первая сессия, вторая, блять, десятая, покупка диплома. Помню, был у нас ректор – всем ректорам ректор. Как бишь его звали? А, Ипполит Игнатьевич, точно-точно. Ездил, такой мазовый, на джипе-дороже-чем-моя-квартира, ходил в дорогом костюме, не ругался матом... Но все мы знали, кто он. Его трижды привлекали к делам об изнасилованиях и трижды отпускали. Все три девушки учились в нашем институте и все три были жестоко изнасилованы и убиты. Он думал, что ему все можно.
А потом один студент-нарик обиделся на то, что тот не пропускал его на следующий курс без денег и вспорол нашему чудо-ректору брюхо. Разрезал горло от уха до уха. Кастрировал… В общем, жестоко убил.
Самое интересное, что никто не догадался, кто это. Тихий такой, учится хорошо, не прогуливает. Естественно, убийцу все проклинали и плакали по ректору. Ходили сорок дней в трауре и все такое. Но в душе вы меня благодарили. Я уверен.
Он визжал, как упитанная свинка на праздник.
Но вернемся к вам. Потом вы устроились на работу, где шеф – мудак, секретарша – сучка, и повышение заслужили только вы, а получают его все, кроме вас. Рано или поздно вы начинаете превращаться в старого пердуна, при условии, конечно, что не отдали концы раньше преклонного возраста. Такая история не по мне. Я с детства, с того самого момента, как в первый раз принял наркотик, мечтаю умереть года эдак в двадцать три.
Я не хотел, чтобы моя жизнь была такой же, как и у большинства людей. Вы чувствуете, что скоро подыхать в мягкой постельке, жена ушла, дети даже не звонят, а ваша квартира слишком мала, чтобы в ней поместился весь ваш жизненный опыт, весь багаж, который вы накопили за свою сраную жизнь. И вы начинаете втирать свою так называемую «мудрость» тем, кто помоложе и чьи уши посвободнее. Начинаете учить всех жизни, как нужно поступать, а как не нужно.
А может быть, у вас все было не так. Может быть, так было только у меня, а еще очень может быть, что у меня и этого не было. Вполне возможно, что это и вовсе не я, а вы. Так же есть небольшая вероятность того, что вы – это я. Или, что нет никого – ни меня, ни вас, ни этого гребанного мира. Юблю риторику.
Когда же это случилось, а? Я даже не знаю, сколько времени прошло - год? Два? А может месяц? Вы помните, что было в прошлую среду? Вернее не так – вы помните, чем та среда отличается от других? Или хотя бы знаете, чем этот день отличается от предыдущего?
Дом – Работа Учеба – Дом.
Знакомая схема? Это краткий конспект наших жизней. Вот только не нужно кричать, что у вас все не так – верите–нет, но время от времени у меня возникает стойкий параллелизм ко всему и всем.
Где-нибудь - Куда-нибудь
А вот это схема моей жизни. Нравится? Мне тоже. Правда, приводит иногда к не очень приятным ситуациям. Поверьте, проснуться в другом городе не так страшно, как проснуться в помойке около своего дома. Не так противно. Я вообще-то чистюля.
Не люблю мусорить. С ректором, кстати, все прошло как по маслу – никаких следов. Никто не узнал, что это я его убил, а потому в принципе можно было бы жить дальше, но… об этом позже. У нас достаточно времени.
Ах, да, время… Тебя слишком мало, чтобы все объяснить или понять, но возможно тебя хватит, чтобы вспомнить. Когда же это произошло? Кажется, я помню. Или хочу помнить?.. Или хочу вспомнить.
Итак, для начала я представлюсь. Мне все равно, как вас зовут, кем вы работаете, и с кем спите. Читатель может быть обезличен, но никак не главный герой, коим я являюсь в данной истории. Да, кстати, заранее предупреждаю, что извиняться за свой тон и корявый язык я не буду. Времени мало.
Родители дали мне самое обычное имя – Максим. Я отвык от такого обращения, поэтому зовите меня, как звали друзья, если такие были – Эстет. История у прозвища долгая, поэтому расскажу все вкратце.
Начну издалека. В середине пятидесятых Chuck Berry начал извлекать из своей гитары новый звук – звук рок-н-ролла, подарив миру новую музыку. Спустя несколько лет безбашенные англичане, Sex Pistols, обломали весь мир, основав музыкальный стиль, решивший судьбу этого мира – punk-rock. Вернее, основали его не они, потому что до Sex Pistols были Iggy Pop and the Stooges и другие, но считается, что они. Они же были и последними настоящими панками.
Я знаю, сложно понять, как некто мог что-то основать после того как это уже было основано кем-то другим и одновременно с этим убить, но факт остается фактом – разобраться в таком вопросе пытались многие, но ни у кого за пол века ничего не получилось. Но речь не об этом.
Ночуя в коробках от телевизоров, испражняясь на улице или в Macdonald’s и играя на старых акустических гитарах с поехавшими грифами, родились многие музыканты – вспомним хотя бы Jimmy Hendrix, если вы, конечно, знаете это имя. А вы его обязаны знать, если только не родились на Луне.
Туинал, эфир, героин, кокаин, крэк, всевозможные транквилизаторы, конопля, марихуана, гашиш, манага, винт, ЛСД, DOB, DOM, MDMA… Список того, чем можно было тогда свободно «закинуться» почти бесконечен. Стоило только спросить у первого попавшегося панка о цене. Некоторые умирали от передозировки, некоторым продавали крысиный яд, некоторые просто выбрасывались из окон, резали себе вены или бросали тостер к себе в ванну. Мир начал сходить с ума.
Но, кроме тех, кому было все равно, чем и как себя умертвить, были люди разборчивые, тратившие деньги на качественные вещи. Они не обязательно были богатыми – просто не пихали в себя все подряд. Элита наркомании, если можно так выразиться, или «эстеты», как их еще называли. Как и они, я не любил всякую бурду вроде эфира, ненавидел бутафорию вроде Туссина+ или Цикломеда и не ширялся. Поэтому меня прозвали Эстетом. Но, знаете, как бывает, с наркотиками я завязал, а прозвище так и осталось.
Хорошие вещи можно взять в хороших местах, а не в подворотне. А в хорошие места могут ходить лишь те, у кого хорошие деньги. Вращаясь в кругах маменькиных сыночков, тратящих папенькины денежки, начинаешь привыкать чувствовать отвращение ко всему, что тебя окружает – даже к себе. Особенно к себе. Вы не подумайте, я из обычной семьи – мать учительница, отца нет, от армии косил так же, как и все, так что изначально я такой же, как и вы. У меня такое же начало – только концовка истории немного другая. Веселее.
Почему именно так? Почему не по-другому? Не знаю… Это как в кино – ненавижу happy-end. Перестрелять всех своих врагов и выжить, как какой-нибудь Arnold Schwarzenegger? Намного интереснее сдохнуть, захлебнувшись собственной блевотиной. Die, like Jimmy.
Тем более, я всегда хотел посмотреть, что там – за гранью. Интересно же… А вам? Не знаю, как вы, но я всегда хотел заглянуть за жизнь. Что за ней? Я не религиозен, а потому не верю во всю это божественную начальность каждого, в вечную жизнь, в рай и ад. Хотя, нет – в Ад я почему-то верю.
И не знаю почему, но мне всегда хотелось узнать, что это такое – вечные страдания. В детстве, когда я впервые узнал, что такое боль, она никогда больше не покидала меня. Я люблю резать себя бритвой, прижигать бычками, бить кулаками в стену, обливать ожоги и порезы одеколоном или водкой…
Нет, вы не подумайте, я не псих (по-крайней мере хочется так думать), и мне действительно больно. Иногда даже очень больно. Однажды я (причем совершенно случайно!) дошел до своего болевого порога. Не буду рассказывать об этом подробно, потому что слабенькие желудочки некоторых читателей могут не выдержать, а потому просто скажу, что ТАКУЮ пытку я больше НИКОГДА не повторю.
Хватит с меня этих поисков чего-то. Наискался уже. Странно, но почему-то когда я что-то ищу, это что-то оказывается не тем что следует искать. А может не там ищу… Пытался найти подработку классе эдак в десятом – наткнулся на «прямые продажи», хотел поступить в хороший ВУЗ, а попал в дорогой магазин дипломов, пытался найти девушку… О, да, девушка. Дарина, как же я про такую тварь забыть мог?
Помню, как впервые увидел ее. Я думал это любовь, а оказалось, что это просто гормоны.
Чертовы гормоны. Эта хренова брюнетка… НЕНАВИЖУ БРЮНЕТОК. ВСЕХ. Эта сучка всегда хотела трахаться. Везде и со всеми…
Ладно, что было – то было. Этого не отменишь и не забудешь. Главное знайте – я бросился с этого гребанного здания не из-за нее. Глупо кончать жизнь самоубийством из-за какой-то брюнетки по имени Дарина. По-крайней мере для меня.
А прыгнул я, потому что… Снова хотел кого-нибудь убить. Выследить, подготовиться и убить. И даже такой законченный псих, как я, понимает, что это явно не очень нормально. Я бы даже сказал так: это пиздец, как не нормально. Да и проверить этого черта рогатого не помешало бы…
Проблемы с психикой нужно решать, а ТАКИЕ проблемы с психикой нужно решать кардинально. И вот что я решил – это лучший выбор. Ректор был подонком, и убить его это нечто более героическое, нежели просто убийство. Но жажда, которую я теперь испытываю… Она слишком знакома. Я понял, что нашел лучший из всех когда-либо существовавших наркотиков. Все что я пробовал раньше – ничто по сравнению с эйфорией смерти.
Наконец-то я нашел именно то, что искал. Но моя находка сильно меня озадачила и… испугала. Я не хочу быть серийным убийцей. А потому мне осталось только ждать. Ждать конца. И почему я так долго лечу?..
* * *
Я не почувствовал удара - меня просто довольно сильно тряхнуло. Слышать хруст собственных костей необычно, но можно привыкнуть. Я не привык.
-М-м-м… - солоноватый привкус крови во рту и отстраненное безразличие к тому, что выжил. Значит, работает…
Ну да, я выжил. Shit happens. Сейчас я сам в этом убедился. Попытался сплюнуть изо рта вязкую жидкость, но получилось не очень – кровь, перемешанная со слюной, не захотела вылетать, и лишь лениво шлепнулась о подбородок. Ну, ладно, потом умоемся/помоемся. Подсчитаем потери… Лень пошевелиться, но придется встать. Хотя бы попробовать.
Для начала нужно открыть глаза. Из того, что я увидел можно заключить: я вижу – открытие номер раз; я упал на асфальт – открытие номер два. Кстати, уже неплохо. С такой-то высоты, да об асфальт, да еще и подбородком… Сегодня явно мой день.
Попробовал подняться – руки так дрожат, будто я сейчас в двухнедельном запое. А так, вроде, ничего. Ноги шевелятся, руки – тоже. Что же тогда хрустнуло? На ощупь ни сломанных ребер, ни сломанных конечностей. Странно.
- Бпря… – это я только что попытался заговорить с самим собой.
Такое ощущение, как будто у меня нет двух передних зубов. Ощупал лицо, подбородок и пришел к неутешительным выводам – те зубы, которые, как мне показалось, пропали, ни хрена не пропали. Просто они растут теперь сквозь нижнюю губу. Наверное, останется шрам. А шрам на лице – не очень хорошо. Плюньте в лицо тому, кто сказал, что шрамы украшают мужчину! Они его уродуют. Ну, да не суть. Это лучшее, что могло произойти после падения с такой высоты. Сейчас снимем губу с зубов, и можно идти домой.
А уже там разберемся и все обдумаем. Мне кажется, что только что произошедшее не так просто как кажется. Я бы даже сказал сложно.
* * *
По дороге к метро меня встретил ливень, и я натянул капюшон практически до носа, застегнул плащ. Дождь – это хорошо. Я всегда любил его. Представьте себе – ночь, дождь, одиночество, безысходность… Что-то в этом есть. Но, кроме романтики есть еще и практическая сторона - сейчас он мне помогает. Смывает грязь, что осталась после падения на моей одежде. Он меня очищает, если можно так выразиться.
Конечности перестали дрыгаться, как у семидесятилетнего боксера, и я смог почти адекватно воспринимать окружающий мир, но самое главное – окружающий мир теперь мог адекватно воспринимать меня. Я вытер кровь, а подбородок скрыл в плаще, а потому никто ничего не должен заметить.
Для большинства людей, возвращающихся домой, этот вечер обычен – но не для меня. Сегодня я понял.
Из окон многочисленных опустевших высоток это, наверное, выглядит красиво – улицы заполнены зонтами разных цветов и размеров, хоть и едва различимых в темноте. Иногда хочется сымпровизировать какую-нибудь лабуду, но Бог таланта не дал, а потому… Втыкаю в уши наушники и слушаю профессионалов.
Едкий свет то и дело тухнущих и вновь вспыхивающих неоновых вывесок закрывшихся бутиков и магазинчиков, редкие вспышки разбитых фонарей и блики всего этого в лужах и каплях раскрашивали тротуары и лица в унылое разноцветие. Казавшееся оживление и спешка были слишком привычными, а потому ничего, кроме откровенной скуки не вызывали.
И почему я не захватил с собой зонт? Не думал, что он мне понадобится на том свете, а оказалось, что он пригодился бы на этом. Ну, ничего, главное, что хоть плащ додумался накинуть. И эта толстовка с кожаным капюшоном не зря две сотни долларов стоит - намокла только выбившаяся челка. В наушниках Thom York со своим нудящим и немного уставшим голосом, не сопровождающийся человеческой музыкой. А в этом что-то есть…
Вот и вход в метро, в который тянутся толпы сонных мух. Пытаются протиснуться в двери быстрее всех, чтобы скрыться от этого надоевшего дождливого настроения. От себя не убежишь. Особенно в час пик.
На секунду задержался у эскалатора, дождался ступеньку и вошел в глубину. Надо же, кто-то поднимается вверх, даже не подозревая, что его ждет снаружи. Вдруг кому-нибудь так же, как и мне нравится дождливая погода? Вряд ли. Уж больно все какие-то мрачные вокруг.
Один я веселый - иду, широко улыбаюсь двумя ртами. Из нижнего сочится кровь – а мне плевать. Мне слишком хорошо, чтобы было плохо.
* * *
А вечером раздался звонок. Это была такая же мокрая осенняя пятница, как и остальные мокрые осенние пятницы. Та самая пятница, когда один я умер, другой я родился, а третий я сидел в кресле и зашивал губу.
- Алло?.. – спросил незнакомый хрипловатый голос. Явно мужской.
- Да?.. – было не очень удобно разговаривать, потому что с губой я еще не закончил. Нитка с иглой продолжали болтаться на уровне шеи, но мне было глубоко насрать на это.
- Надеюсь ты не будешь возражать, если я закурю, Макс? – вежливый незнакомец на том конце провода явно знал меня. Не то чтобы это меня удивило – наркоманы часто делятся своими связями. Скорее всего, кто-нибудь сказал, что я могу достать что-нибудь, и…
- Нет. Я не наркоман.
О, и кто же ты интересно?
– Я просто человек, который знает немного больше тебя.
Хм…
- Я человек, который, как и ты, хочет заглянуть за грань, и…
Очень интересно, что же дальше, а?
– …я человек, который дошел до конца. Это – если тебе хочется знать, кто с тобой разговаривает. Ну, так ты не против, если я закурю?
Неужели он думает, что меня волнует запах сигарет, которого я не почувствую?
Я ухмыльнулся:
- Мы же говорим по телефону, правильно? Кури на здоровье.
Хриплый смешок, щелчок зажигалкой и глубокий вдох. Он явно любил курить – от всех этих звуков так и несло наслаждением дешевыми сигаретами.
- Знаешь, Макс, я сейчас стою в луже крови.
Псих какой-то…
Я снова ухмыльнулся.
- Неудобно, наверное?
Еще один хриплый смешок.
Единственный человек, которому нравится мое чувство юмора.
- О, да… Скользко, – и, подумав, добавил - Только что я убил ее. Дарину.
Дарина умерла четыре года назад, придурок.
И опять эта дебильная ухмылка на моем лице:
- О? Очень интересно. А как ты это сделал?
Голос с интересом продолжил:
- Хочешь знать? Я оглушил ее, положил в ванну и залил туда кровь ее мужа. Когда она очнулась, я рассказал ей, как убил его, и кто она такая, а затем… - он явно смаковал момент – перерезал твоей матери глотку.
Хм, а у него есть фантазия.
- В общем, крови было много. Но все это…
Даже через телефонную трубку я почувствовал, как он картинно обвел рукой комнату, будто актер сцену:
- …я сделал, чтобы заинтересовать тебя. Я лишь хочу сказать, что мне нравится убивать. Как и тебе.
Откуда он знает?..
- Удивлен? Я же сказал, что знаю немного больше тебя. Но сейчас я устал. Сегодня ты выжил там, где обычные люди не выживают. Не потому что тебе повезло. Не потому что ты особенный, нет. Просто я хочу, чтобы ты продолжил пускать кровь, как это делал я.
О?
- Ты выжил, потому что еще не родился. Ты выжил, чтобы другие сдохли. Не продолжишь убивать – не начнешь жить. В этом смысл нашего с тобой существования. Сейчас нас всего двое, будет больше. Я хочу, чтобы ты знал – я, как и ты, художник. И именно поэтому после того, как я закончу наш разговор, я возьму пистолет, положу дуло в рот и окрашу потолок в красный цвет. После этого ты останешься один одинешенек. Мне тебя даже жаль… Я знаю, как ты не любишь одиночество…
Пора заканчивать этот разговор.
- Слушайте, я не знаю кто вы…
- Я уже представился…
Перебивать не хорошо, между прочим.
- …но вижу, что ты не настроен принять себя. Другого разговора не будет, поэтому скажу главное. Запомни это, хорошо запомни, Макс. Знай – я не ты, а ты не я. Найди свой стиль.
О чем он?
- Стань художником.
Короткий щелчок и такие же короткие гудки.
Мудак.
3. Недостача
Трезвонящее исчадие Ада все не унималось, а Бронель не мог дотянуться до него и выключить – руки были заняты грешницей, а рот зубной пастой. Он пробулькал что-то вроде «Нра рабготру пгора, иргвини», и, убрав деву в шкафчик, наконец, освободил правую конечность. Выключив будильник, он быстро собрал вещи, засунул матерящуюся банку сгущенки в карман, и, так и не отзавтракав, вышел из дома. На улице был Адский вторник.
В животике, как и везде вокруг, все бурлило. По вторникам Бронель выходил немного раньше обычного, потому что в этот день в его обязанности входила инспекция Кругов. День довольно загруженный – нужно было зайти в каждый цех, проверить все: котлы, лопаты, прочитать жалобную книгу, и по возможности помочь (кому-то поддувает, где-то адские хомячки прогрызли дыру в стене, где-то грешников в штабеля не ровно уложили и т.д., и т.п.), еще эту банку Эммануилу передать как-то исхитриться надо… В общем, дел было невпроворот и к грешнице он решил вернуться позже.
Итак, шел Бронель по улице, в задумчивости пускал пузыри, нюхал предрассветный воздух, наполненный испарениями благоухающей серы, а животик все не унимался. Он постучал по нему копытцем, дабы тот успокоился, но тот в ответ лишь обиделся и пробурчал что-то на своем китайском. И тут вдруг на Бронеля нахлынули воспоминания о школе…
* * *
- Здравствуйте, да, дети, да. – Бронель, как истинный поклонник оценки 3, сидел за последней партой, и любовался красотой Епитофии, что сидела на первом ряду - Сегодня я расскажу вам, да, о людях. – Ее рыльце было повернуто к окошку, и он мог любоваться морщинками на ее плечиках, не боясь быть замеченным - Многим из вас придется, да, сталкиваться с этими великолепными, да, созданиями. – она пощелкивала ручкой, что зажала в изящном копытце, и готовилась конспектировать за никогда не унывающим преподавателем.
- Итак, да, посмотрите на этот, да, слайд, – нежные редкие волосинки Епитофии переливались под лучами утреннего солнца, отражавшимися от ее плешки. - Разберем, да, подробнее, да, на примере, да, этой самочки.
Ее рожки были начищены до самого основания, а губы напомажены ярким привлекающим гуталином.
- С первого, да, взгляда, да, можно понять, что этот класс, да, имеет, да, много общего с нами. – Бронель помнил, как проходя мимо, она оставила за собой аромат горячего асфальта, который пробудил в нем искренние чувства первой любви.
- Они, да, так же как и мы, да, прямоходящие; так же, как и мы, да, млекопитающие, да; и, наконец, да, так же, да, как и мы, да, почти разумные…
В этот же день он решил пригласить ее в кино на романтическую комедию «Зомби, повешенный на веревке от колокола - 7».Возвращаясь из кинотеатра, они, весело похрюкивая, обсуждали самые интересные моменты… Затем они долго терлись пятачками, пытаясь поцеловаться, но у них тогда так и не получилось. А ведь все потому, что черти не могут любить. И ничегошеньки с этим поделать нельзя – такова Адская жизнь у чертей.
* * *
Надев на рога бубенцы, Бронель шагал по цехам, оповещая тем самым всех работников, что идет проверка. Все браво выстраивались в шеренги, как мухи на параде, и отдавали свою честь, но Бронель не принимал – занят был.
В Кругах как всегда было много работы – дрова кидались в топки, клиенты бушевали, котлы отмывали от присохшего жира, в общем, все шло как обычно. Бронель еще в первый день своей работы заметил, что практически любой клиент всегда чем-то недоволен. Что-то кричит на своем китайском, или, что хуже, русском, машет руками… В общем, бесчинствует. Как будто не видел надписи на латинском языке при входе, на Вратах Ада, которая гласит:
«За недопонимание Вами персонала «Кругов» Администрация ответственности не несет. Не знание латыни не служит оправданием. Каждое бранное слово, сказанное вами на любом языке в стенах нашего предприятия, прибавляет два дня ко времени исполнения заказа. Успехов в искуплении, Ваша Администрация»
Люди разучились понимать то, что творится вокруг них… А ведь были времена, когда сюда привозили клиентов из самой (!) Римской Империи, и уж те-то ясно все понимали. Увидев надпись, они тут же замолкали, и даже не упоминали о всяких там Сатурнах… Умные все-таки, эти Римляне. Были.
Бронель ходил по коридорам, и отчитывал всех и каждого, как истинный начальник:
- Почему не в тоге?! – или – У вас выражение лица не рабочее! – ну или если придраться не к чему, то – медленно стоите! Стойте быстрее! – и все в том же духе. Нужно же показать, кто в Кругах хозяин!
Проходя по тринадцатому цеху, он подозвал смотрящего:
- Имя?
- Неон.
- Д я не про него. Я говорю, зовут тебя как?
- Так и зовут. Неон.
- Хм… Ну ладно, Неонушка, все ли спокойно, деточка?
- Никак нет.
Бронель немного озадачился, и прихрюкнул от удивления. Обычно все в порядке.
- И что же у нас с тобой случилось-то, Неонушка?
- Проверяли списки, принесенные Великим и Ужасным Посланником Смерти…
- Чьи списки?
- Ну, этого… ВУПС’а – Великий и Ужасный Посланник Смерти. Его Смерть прислала, вот мы ему прозвище-то и дали…
- А-а-а… Ну-ну. Что случилось? Что произошло?
- Недостача у нас случилась. Вчера. А сегодня повторилась.
- Халявит кто?
- Нет, что вы! Дьявол упаси! Душ не досчитались нескольких…
- Как так? Нешто сбежал кто?
- Вполне возможно… - он достал из внутреннего кармана кусочек папируса - Вот, смотрите, список пропавших…
Бронель взял свиток, и посмотрел в него, вчитываясь в имена:
- Максим Александров… Дарина Кострова… Так, и… Ипполит Игнатьевич… - осознав происшедшее, Бронель возмутился несправедливости сего момента - ТРИ ДУШИ?!! Почему не доложили раньше? Ваша некомпетентность наводит меня на мысли о Вечном.
- Я исправлюсь… - взмолился Неон и упал на колени.
Бронель в задумчивости скривил мордашку:
- Так… Нужно разобраться… Вы посылали гонца к Смерти – может она в бухгалтерии ошиблась?
- Нет…
Бронель всем видом своим показал полную неприязнь к случившемуся, и немного даже прослезился:
- Нет, ну нешто все самому нужно делать, а? – присев на краешек котелка, что уже помыли, и готовили к новому использованию, он взялся за сердце - Нешто вы изверги какие, а?
Неон начал успокаивать разрыдавшееся начальство по усиленной программе:
- Ну не могли они далеко убежать… Наверное в окрестностях где-то околачиваются…
- Ох-ох… Как только представлю, что они там вытворяют, мне аж плохо становиться начинает…
Неон смущенно зажал пятачок:
- Так это… Может вам в уборную сходить?
- Да, ты прав, припудрить пятачок нужно…
Бронель резко подорвался с места, и зашагал в сторону ближайшей уборной. Там, как всегда, было чисто и ароматно. Еще бы, ведь эту комнату отмывают смертельно уставшие работники Macdonald’s!
Закрывшись в уютной кабинке, Бронель достал притихшую банку сгущенки и задал всего один вопрос:
- Как твоя фамилия, мил человек?
Там кто-то проснулся:
- Так это… Александров…
- Дурилка ты металлическая! – разозлился Бронель на банку, и от души засунул ее в карман.
Затем немного подумал, вынул снова, и спросил:
- За что тебя сюда определили?
- Не помню… Не знаю – со мной что-то непонятное в последнее время творилось…
- Так… Понятно, что ничего не понятно. А ты в курсе, что сейчас в Аду находишься?
- Ну, это не самое страшное…
- Тут ты прав… Так, так, и еще раз так. Разобраться нужно… Ладно, ты веди себя там поспокойнее, а то ведь мало ли что. Банка, например, в котел упасть может, или в мусор – ей ведь там и место… Намек понял?
Сгущенка послушно ответила:
- Так точно!
- Ну, вот и хорошо. Сиди там тихо.
* * *
Запершись у себя в кабинете после тяжелого трудового дня, Бронель набрал номер телефона ангела-хранителя Эммануила, и с интересом начал слушать гудки. Ответ не заставил себя долго ждать:
- Алло.
- Алло, это я, Бронель.
- Охайо! Ты по тому самому вопросу?
- Да вот, нашел тут кой-чего твоего.
- Отлично! Где встречаемся?
- Ты подожди с этим. Тут проблема одна нарисовалась – твоя пропащая душа в наших списках тоже значится.
На том конце провода что-то недовольно громыхнуло:
- Быть того не может!
- Вот и я о том же. – Бронель сосредоточенно вздохнул - Ты пока там особо не шебурши, успокойся. Максимку твоего я нашел, вот только разобраться нужно: кто, кого, куда и почему.
- А сколько тебе времени нужно?
- День-два, не больше. Ты же знаешь, как у нас тут все быстро делается.
Бронель почувствовал, как Эммануил насупился на том конце провода:
- Да знаю, потому и волнуюсь.
- Тебе определенно нужно подумать о Вечном. Слетай в отпуск, наконец. Отдохни. А в четверг вечером поговорим там, где обычно.
- Да нет, я уж лучше как-нибудь так… Без отдыха. – и с надеждой спросил - Бронель, ты спросил там про местечко потеплее?
От возмущения у Бронеля встали ушки:
- Нет, ну елки зеленые! Ну, вы на него посмотрите, а! Не торопись ты в Ад! Еще успеешь сюда. Я ж тебе сказал, не шебурши!
- Да все так, все так… Просто подстраховаться нужно, ты же сам говорил…
- Не волнуйся так. – тут Бронель вспомнил, зачем звонил – Да, кстати, можешь проверить несколько фамилий? А то со списками какая-то чертовщина творится. Может эти души у вас?
Эммануил оперативно зашуршал какой-то бумажкой и щелкнул ручкой:
- Записываю.
- Так… Кострова Дарина и Ипполит Игнатьевич. Записал?
- Да. Пробью по нашей базе. Удачи.
- Успехов.
Бронель повесил трубку, и нервно закурил.
Атмосфера все нагнеталась…
* * *
Бронель любил думать. Особенно по четвергам. Хоть сегодня и был вторник, и Бронель думал, любил он это делать все же по четвергам. А все потому что четверг это почти конец рабочей недели.
Итак, любуясь своими гладко выбритыми козлиными ножками, сидя на пеньке, и восхищаясь закатом, о котором вы уже знаете, он думал. Вслух:
- Что-то как-то это все… Непонятно. Сначала души начали пропадать, потом оказалось, что списки спутали, Эммануил еще этот… Он вообще какой-то… - Бронель долго подбирал нужное слово, ярко характеризующее образ такого литературного персонажа, как Эммануил – тепленький… То ли я на него так плохо действую, то ли он дурак… Эх-х, непонятно все это… Еще души эти… Русские… Ладно бы, если американцы какие, или англичане – было бы понятно, где их искать, они ж по достопримечательностям все да по памятникам архитектуры. А русские, им же эти памятники, что мне балет – не интересно, и все тут. Да ладно бы еще адекватные люди, а то эти: «Никто не знает… Никто не видел…», одно слово – психи. Они же только и делают, что водку жрут… Ну, по праздникам портвейн какой. Или наркотики. К тому же у них нет ни эстетства, ни вкуса – даже если посолишь. Где их теперь искать? Эх-х, дудку бы сейчас, да нет уж, дудки.
Он снова вздохнул, и только сейчас заметил, что его окружили адские хомячки, и с интересом слушают, весело водя носами по воздуху:
- А вам чего нужно? Своих забот не хватает, так вы ко мне за новыми прибежали? Сталина на вас нет, кровопийцы… - так звали его домашнюю мышку, которая однажды куда-то убежала. Прозвище он дал ей за пышные черные усы, что вились латинскими эсами - Был бы Сталин – он бы вас тут всех отрепрессировал. А ну, пшли вон! – он замахнулся, и хомячки куда-то резко заторопились. Наверное, вспомнили, что дома дитятки голодные.
В общем, Бронелю было очень грустно за беспечно прожитые дни.
* * *
Придя домой, Бронель вытащил затаившуюся банку сгущенки из кармана и поставил ее на стол, где лежал подаренный отцом будильник. Банка тихонько похрапывала, даже не подозревая, какую злую шутку хочет сыграть Бронель. Отцовский будильник был его излюбленной пыткой - на сколько бы вы его ни ставили, он все равно прозвенит в семь утра, и разбудит вас душераздирающим криком: «С ДНЕМ РОЖДЕНЬЯ, СЫНУЛЯ!!!», после которого играет не самая спокойная группа, исполняющая песню «Happy birthday to you!» на пяти электрогитарах, шести барабанных установках и десяти бас-гитарах. В общем, Бронель очень любил этот будильник.
Переодевшись в свою любимую пижаму цвета морской волны, он собрал на стол нехитрое (все, что нашел съестного в доме), и, поужинав тем, что Дьявол послал (пальчиками, которые он так любил макать в майонезно-кетчупный соус), составил список дел на завтра:
1. Над кем-нибудь пошутить.
2. Навестить Смерть, поинтересоваться насчет списков.
3. Протереть грешницу и пыль в доме.
Весь довольный, Бронель улыбнулся своей триннадцатизубой улыбкой, и, достав грешницу, начал спать. А атмосфера все еще нагнеталась…
4. Неудачник
- А здесь красиво, - Дарина сладко потянулась.
- Да. Я люблю приходить сюда, когда мне нечего делать. – ответил Максим, и присел рядом.
- Тепло сегодня, хорошо – проговорила она и прислонилась головой к его плечу.
- Угу... – неловко заметил Макс и обнял ее.
На крыше, где они уединились, было тихо и уютно. Ласковый ветерок нежно играл в их волосах, а солнце так же нежно сыпало на лица своими теплыми лучами. Он любил смотреть на ее лицо - оно была красиво ровно настолько, насколько вообще может быть красивым лицо женщины. Загадочность кошачьих глаз была подчеркнута дорогой тушью, кожа пахла бархатом, а вскинутые бровки больше походили на неуловимые крылышки стрекозы.
Это было самое высокое здание в районе, и потому люди внизу казались неуклюжими муравьями в разноцветной одежде.
- Макс? – позвала Дарина.
- М? – отозвался он.
Она посмотрела куда-то вдаль:
- А ты… Ты это серьезно вчера?
- Что именно? – не понял Макс.
- Ну… О нас… - Дарина замялась.
Макс задумался:
- Ах, это… Да.
- Что значит «Ах, это…»?! – она непонимающе-угрожающе приподнялась.
- Ну, я просто вспоминал… - сконфузился Макс.
Дарина посерьезнела и даже немного разозлилась:
- Знаешь, обычно такие слова помнят всю жизнь.
- Ты и сегодня хочешь поругаться? – нахмурился Макс.
- Нет, просто… - она замялась – вчера это так серьезно прозвучало, а теперь ты забыл…
Макс улыбнулся:
- Слушай, я не забыл,– и в шутку добавил - Могу повторить, если ты такая тупая!
- ЧТО?! – вспылила Дарина – да я тебя! Да как ты…
Макс попытался успокоить ее:
- Я пошутил!
Дарина же еще больше распылилась:
- С этим не шутят!
Макс беспомощно взмолился:
- Успокойся, это просто неудачная шутка.
Дарина отвернулась:
- Ага, или ты неудачный.
Макс шутливо возмутился:
- Это с какой это стороны я неудачник?!
Дарина снова повернулась:
- Да ты еще и глухой!
Макс улыбнулся::
- Что?
Дарина ухмыльнулась:
- Точно глухой. Я сказала «неудачный», а не «неудачник».
Макс театрально замялся:
- А ну… Тогда это, блин, все меняет! – и обиженно пробурчал - Это означает то же самое.
Дарина безобидно улыбнулась:
- Ну вот, надулся. Обиделся.
Макс фальшиво рассмеялся:
- Я?.. Обиделся? Никогда…
Дарина приблизила свое лицо к его, и хищно улыбнулась:
- Что тогда будем делать?
Макс картинно задумался:
- Ну, тогда… Would you like to fuck?
Дарина вскинула бровь:
- Ты кого это тюфяком назвал?
- Э-э-э… Я, если честно, уже не пойму – шутишь ты, или серьезно.
А Дарина лишь улыбнулась:
- Какой милый бред… - и они поцеловались.
-=Pause=-
Вообще, стоит некоторым людям объяснить, как неудобно заниматься любовью на крыше.
Во-первых, заметим, что в таких местах редко подметают и убираются, а потому с точки зрения личной гигиены это не очень… м-м-м… гигиенично. Представьте себе забивающиеся в разные места бычки, шелуху, пыль, крышки от пива и не дай бог, шприцы. Еще мечтаете о романтике? Тогда читаем дальше.
Во-вторых, подумайте о том, на чем вы будете это делать. Шифер, черепица или обычная жесть? А может рубироид? Мягко говоря, это не очень удобно, а названия, если честно, не очень возбуждают. Хотя на вкус и цвет, как говорится…
В-третьих, возможность сорваться, хотя это для многих плюс, а не минус. Чаще всего именно из-за элемента опасности люди совершают необдуманные поступки вроде этого. Многие, кстати, еще мечтают заниматься сексом во время падения. Но так еще более неудобно. И прошу вас, люди, будьте осторожны в исполнении своих эротических фантазий!
В-четвертых, никто не застрахован от любителей подглядывать, которые, в свою очередь, найдутся всегда. Даже когда вы дома с зашторенными окнами занимаетесь этим под одеялом, есть довольно большая вероятность того, что кто-то подглядывает.
Если же эти факты не подействовали – делайте это хотя бы с человеком, которому доверяете, иначе рано или поздно окажетесь на месте…
-=Play=-
…Дарины, которая в данный момент по всем законам физики набирает скорость, летя вниз и не то чтобы весело, а очень даже грустно вопя «Помогите!».
Уходя с крыши, Макс пробормотал лишь:
- Дарина была не такой.
И закурил.
* * *
Утро спустилось в мою квартиру слишком быстро. Мне не хотелось, чтобы эта ночь кончилась, но… Все когда-нибудь кончается и все рано или поздно кончают. Довольно символично, что мы достигли оргазма в тот момент, когда первый солнечный луч незваным гостем проник в теперь уже нашу постель. А ведь раньше она была только моей. Все со временем меняется. И все со временем меняются…
И почему все меняется именно так, а не иначе? Почему все происходит именно так, а не по-другому? Почему я встретил ее только вчера? Ведь есть где-нибудь мир, в котором мы знакомы с детства… А есть наверняка мир, где мы не знакомы и никогда не познакомимся. Есть другая реальность, в которой ни она, ни я не рождались, а есть… Да много чего наверняка есть.
Вот так вот философствуя на разные отвлеченные темы, я и пытался заснуть. Сердце бешено колотилось, а глаза отказывались оставаться закрытыми. Заснуть не получилось. А ведь Дарина уже наверняка десятый сон досматривает…
Пролежав до десяти утра (об этом меня известили настенные часы, на которые я периодически поглядывал), я осторожно, как можно тише, чтобы не разбудить ее, поднялся, и так же осторожно вышел. По дороге собрал с пола свои шмотки, поднял ее одежду и повесил на спинку кресла. Мне бы в killers с такими способностями бесшумно передвигаться…
А на кухне меня господин toster заждались. Совсем забыл, что вчера остался без обеда и ужина. Все это из-за моего чертового непонятного образа жизни - даже перекусить некогда. Сейчас впаду в депрессию и начну плакать… Нет, не получается. Разучился.
Кстати, я так и не купил себе холодильник. Вот только понял я это несколько секунд назад, когда вошел на кухню. Холодильника нет, а значит и продуктов питания и, тем более, питья (вроде сока или газировки) тоже нет. Нужно где-нибудь раздобыть пару-тройку-четверку сотен. Подайте, кто сколько сможет! Господин пальто, не нужно от меня на пол падать! Все равно подниму, обыщу и… Ах, ну да, я вчера в пиджаке был.
Денег, заработанных на вчерашнем «деле» не осталось – все ушло на охмурение спящей красавицы. А хотя… Порывшись в карманах пиджака я все-таки нашел то, что искал – пятьсот «деревянных», что завалились за подкладку. Потому, видимо, и не потратил.
Магазин. Место, где самые обычные вещи заставляют мозг работать на предельной мощности. Нужно считать – сколько стоит все то, что ты набрал, учитывать то, что будешь брать. Сумму в кармане не увеличишь, хотя кому я это рассказываю? Вы и сами все прекрасно знаете.
На кассе, как обычно полно народу – сплошные бабки без бабок. Встали рано-рано утром, напялили свое старье, и пошли пастись в магазин на свои пятьдесят рублей в день. И зачем только такие живут? Нет, чтоб сдохнуть в пятьдесят лет и не мучить подрастающее поколение.
Кстати, для себя я решил – умирать буду лет в пятьдесят. Чтобы не стать старым пердуном вроде этих калош. Мило окочурюсь где-нибудь в Канаде – и поминок не надо. «Завещаю свой прах на разбодяживание кокаина» - так напишу в завещании. А когда уезжать буду, поставлю во «вконтакте» статус «Поросенок Петя съебывает из сраной рашки спиздив сраный трактор».
А, вот и очередь! Да, мне есть восемнадцать. Да, я знаю, что молодо выгляжу. Что? Паспорт? Да хрен тебе. Из принципа не дам. Что? Не грубить? Ну, хорошо, хорошо. Я пошутил – держите, смотрите. Кент восьмерку будьте так добры… Ага. И гондонов. Три пачки. Ух, как мило заулыбалась…
Нет, все-таки, с миром все не так, как должно быть… Ах, да, извините! Совсем забыл расплатиться. Вот вам пять сотен. Что? Не хватает десяти рублей? Потом занесу. Что у меня в кармане? Шоколадка. Охрана? Да не беспокойтесь вы так, не я первый – не я…
СУКА!!!
АКУСУКАКУСУКА!!! – пульсировало в мозгу.
Схватил продукты и начал уносить ноги, снося всяких недоносков-охранников. А ты чего пасть раззявил? Милицию будешь звать?! Да я тебе! Ух… А под дых это больно…
Констатируем:
Пол - кафель.
Потолок-побелка.
Ботинки - кожа.
Схватил ртом побольше воздуха, и рывком поднялся.
Да пошли вы – у меня времени мало. Я спешу. Все. Пока.
БИ-БИ-ИП!!! – раздался сигнал, и кто-то сбоку до пола вдавил педаль тормоза.
Такой же звук, только потише, я где-то уже слышал. По-моему в кино. Главный герой перебегал дорогу на красный свет.
Констатируем:
Бампер – металл.
Дорога - асфальт.
А-а-а-а… Почему я так долго лечу?..
* * *
На самом деле так себе отель. «Клоповник обыкновенный» - так, наверное, назвала бы его моя «биологичка». А мне то что? А мне ничто. Мне все равно. Какая разница, где меня не найдут? Правильно, никакой.
Телевизор есть – это самое главное на данный момент. Мне даже кровать не нужна, в крайнем случае, можно и на полу прилечь. И плевать, что он грязный. Зато клопов нет. Может это и прозвучит like a pop music, но панки грязи не боятся. До сих пор.
И что я так «парюсь»? Все вроде сделал чисто, следов не оставил…
Он визжал, как упитанная свинка на праздник.
Захватил из магазина внизу немного пива, вытащил из бардачка мескалин и набрал горячей воды в ванну. Помыться после совершенного не мешало. Может я все-таки где-то не прав? А, поздно уже – что случилось, то случилось.
Закинувшись мескалином, и прочувствовав начавшуюся в желудке химическую реакцию, залег отмокать в ванну, стараясь не думать о том, что будет дальше. Хотя, расслабиться и хоть на секунду не думать ни о чем и забыть произошедшее так и не получилось. Это все равно, что не думать о розовом слоне.
Почему же мне было хорошо? Нет, не так… Почему мне было ОХУЕННО? Это же человек… Кровь, плоть… Такой же, как я, только старше. И толще.
Мне нравилось его резать. Такое ощущение, будто касаешься гладкой кожи красивой женщины. Я иногда могу несколько часов подряд залипать на это. Просто гладить, ласкать, прикасаться… Мой нож, как кисть художника полностью дополнила неполноту его.
Я сделал его прекрасным, достойным находиться на этом свете. Было так много крови… Такое ощущение, будто лишил девушку девственности. О, это осознание того, что ты – первый! И последний…
* * *
Не помню, накатило, или нет; уснул я, или просто задремал; а может быть я умер, а потом ожил? Не знаю. Но очнулся я уже на замызганной кровати, в одежде и с бутылкой пива в руках. Баюкал ее, как младенца и тихонько похохатывал. Состояние, а точнее «несостояние» было слишком призрачно, неуловимо и мимолетно для обычного прихода. Слишком неплохо.
Телевизор, кстати, был включен. Только вот смотреть на шумы через несколько часов мне стало не очень интересно, а потому я начал искать что-нибудь заслуживающее большего внимания. По всем каналам помехи…
- И на хрена здесь телевизор?! – не выдержал я, взбесился и с силой бросил пульт в экран.
Почувствовал, как по щекам течет что-то знакомое. Слезы…Не то чтобы я расклеился, но… Слишком устал.
- Да ладно тебе, Макс! Не парься. Не ты первый – не ты последний.
На пороге стоял чумазый чертик с вилами. Я немного удивился и успокоился. Значит, все-таки, приход.
- Извините, но мы ничего не покупаем – улыбнулся я.
Чертик выпятил грудь, задрал подбородок как можно выше (я даже немного испугался за его шею) и важно проговорил:
- Я – посланник дьявола. Пришел заключать сделку.
Я немного не понял:
- Я немного не понял.
Черт хлопнул себя по лбу, что означало, что я невозможно туплю:
- Бронель, - попытался он объяснить на пальцах – Крувельс. Посланник. – и, застенчиво шмыгнув носом, добавил – Дьявола.
- Курьер?
Чертик скривил мордочку:
- Ну, если вам так легче… Да. Из пункта Ад в бункт Б… - он ненадолго задумался - Если так воспринимать, то да. Я курьер.
Я заинтересовался – такого моя больная фантазия еще не преподносила.
- Что принесли?
- Договор.
- Какой?
Бронель усмехнулся:
- Выгодный. Не буду утруждать вас формальностями…
Чертик достал явно не новый свиток и развернул его:
- Оно на латыни, поэтому объясню в трех словах. Ад продает Вам дату вашей смерти…
- В смысле говорит мне дату моей смерти?
- Н-е-е-е-ет. – устало-деловито протянул чертик и начал пояснять - Дату говорите вы. Назначаете год, число, час и минуту. Можете указать до секунды, но зачем нам ненужные формальности? Вот. Но запомните – числом не позднее…
- Ну, тогда двадцать третье марта две тысячи девяносто девятого года – попытался перебить его я.
- …ближайшего года. – закончил Бронель и ухмыльнулся.
- А позже нельзя?
- Ни в коем случае.
- А почему вы обращаетесь именно ко мне?
- А зачем вам знать причины? Подумайте о последствиях.
- Хм… У вас что там, акция какая-то или лотерея?
- Ну-у-у… - Бронель задумчиво ковырнул в носу – Можно и так сказать.
- А обстоятельства выбрать можно?
Черт улыбнулся и начал расшаркиваться и рисоваться:
- Ну конечно! Все ради заказчика. – но затем вдруг посерьезнел и насупился – Нет. Нельзя. Это должно быть сюрпризом.
Я расстроился. Мне стало грустно и я впал в депрессию.
- Хм… Ну, тогда… И хрен с ним.
Черт удивился:
- Молодой человек…
- Сами выбирайте. А я просто буду знать, что умру в этом году. И все. Люблю сюрпризы.
- Ну-у-у… Как хотите. – Бронель сложил губки трубочкой и попытался улыбнуться. К сожалению, ничего у него не получилось.
Бросив это бесполезное занятие, он закончил наш разговор простым, но в то же время зловещим:
- До свидания! - и исчез.
Комната погрузилась в одиночество, и я постепенно начал тонуть в нем и растворяться.
5. Смерть и хомячки
Проснулся Бронель от того, что грешница перестала его согревать. В полудреме приоткрыв глаза, он заметил, что она с кем-то шепчется. Приоткрыв глаза чуть шире, он заметил, что банка сгущенки тоже с кем-то шепчется. Открывать глаза полностью не понадобилось, чтобы понять, что шепчутся они друг с другом, потому что больше не с кем. Подождав момента, когда зазвенит будильник, Бронель вскочил и заорал во всю мощь:
- Ша! По местам, грешники! Равнение на шкаф! – нарушители порядка даже как-то оторопели (грешница то привыкла уже, а вот банка сгущенки затряслась от страха). – По моей команде, шагом… Арш!!! – они браво зашагали, и, скрывшись за стенкой шкафа, поочередно вскрикнули. Бронель давно уже вырыл там небольшую ямку, чтобы складировать тех, кто мешает. Неча по ночам шарахаться!
Хихикнув собственной изобретательности, Бронель хрюкнул, зевнул, вычеркнул из списка первый пункт и направился к умывальнику, насвистывая все «Четыре сезона» Вивальди сразу. Сегодня ему предстоял длинный путь к Смерти, а потому нужно было хорошо приготовиться. Во-первых, хорошо было бы позавтракать, потому что живет она далеко, а во-вторых, купить гостинцев, потому что Бронель хотел еще и вернуться.
Итак, тщательно собравшись, он закрыл дверь, и пошел к платформе, что была сразу за его домом, и мешала спать по ночам. Здесь, как всегда было много народу – не все жили рядом с тем местом, где работали. Электричку, как всегда, задерживали из-за туристического пассажирского поезда «Земля – Ад», что перевозил души грешников.
Через несколько минут, когда поезд проехал, подошла электричка, и черти стали набиваться в нее, не забывая пихнуть кого-нибудь в бок, или, в крайнем случае (что случалось немного чаще) наступить на хвост.
Никто не скупался на выражения:
- Куда прешь?... Сейчас кому-то рога пообломаю!.. По копытам, как по нотам!.. Щас я пятачок-то кому-то начищу! – и все в том же духе с одной лишь разницей – мата было больше именно там, где концентрация рогато-копытных существ была самой высокой. В общем, все как у людей.
Бронеля внесли в вагон, и поставили где-то между полом и потолком, тамбуром и вагоном. Краем глаза он заметил, что какая-то бабулька попыталась поместиться между двумя бугаями, но получилось у нее не очень, и потому один из них, ошалев, оказался на полу. А старая чертовка, не стесняясь в выражениях, описала все генеалогическое древо молодежи до пятого колена, не забывая при этом указать, кто с кем спал и при каких обстоятельствах. Через некоторое время пошли контролеры, занимающиеся собирательством…
И все-таки Бронель любил электрички – они напоминали ему, что он в Аду.
* * *
Смерть сидела на скамеечке и грызла семечки, выплевывая шелуху на свежескошенную траву. Бронель удивился этому событию, ибо он не ожидал увидеть ее здесь, снаружи дома. Дело в том, что Смерть была домоседом, и никогда не отходила от дома дальше двух-трех метров, а теперь сидела аж в пяти(!) метрах от него. Бронель усмехнулся про себя – а что ей еще делать? Бухгалтерия, она и в Аду бухгалтерия. Все списки составлять, дебит с кредитом сводить, кредит с дебитом – или как там у них? И ведь все – под отчет, а тут три души пропало. Не мудрено на улицу-то выйти.
Насколько Бронель мог заметить по горам шелухи, что аккуратными горочками валялась то тут, то там, находилась Смерть вне дома уже довольно долго – дня четыре с половиной, наверное. Если не все пять. Это обстоятельство удивило Бронеля еще сильнее, но больше всего Бронель удивился тому, что так сильно удивился, потому что он никогда не удивлялся.
- Та-ак…
Он обошел Смерть вокруг – вроде все с ней в порядке, только коса, брошенная хозяйкой в траву, покрыта шелухой настолько, что торчит только древко.
Бронель никогда не мог понять, зачем Смерть постоянно с ней носится, ведь не отрубает же она головы непонравившимся личностям? «Хотя, кто знает» - опасливо подумал Бронель и осторожно зашел издалека:
– До меня тут слухи дошли, что списки какие-то путаются. – Смерть смотрела себе под ноги и будто не обращала внимания на собеседника.
Бронель шепотом поинтересовался:
- Все в порядке?
- А что? – наконец-то обратила на него внимание Смерть и внимательно посмотрела в него своими пустыми глазницами, и пытаясь подмигнуть куда-то в сторону.
- Что? – не понял Бронель.
- Нет, ничего, – Смерть уже во всю кивала в сторону дома, но черт все равно никак не мог понять.
Поняв, что вот так вот просто Крувельс ничего не поймет, Смерть удрученно вздохнула и предложила:
- Может, присядешь?
- Да нет, я уж лучше постою… - но она сделала умоляющее выражение черепа, заставившее Бронеля содрогнуться – ну, если вы настаиваете…
Бронель присел и насторожился, а Смерть тем временем перешла на шепот:
- Помоги мне...
Бронель деловито-настороженно ответил:
- С радостью. В чем вопрос?
Смерть немного подумала, и сказала:
- Дай обещание, что никому не скажешь.
- А что вы мне сейчас расскажете? – Бронель заговорщицки насупился.
- Дело в том, что… Тьфу, черт… ОБЕЩАНИЕ дай – похоже, что она очень нервничала.
«Может быть, у нее крыша протекла… Или поехала?» - подумалось Бронелю, но вслух он этого, конечно же, не сказал:
- Как я могу что-то пообещать, если я не знаю, что вы мне расскажете?
Смерть в упор посмотрела на него своими черными пустыми глазницами, и улыбнулась. Бронель понял, что придется сделать то, чего она хочет. И чем быстрее, тем лучше. Поэтому чертик скороговоркой выпалил:
- Обещаю-и-клянусь-хранить-все-в-тайне.
Смерть одобрительно кивнула:
- Вот и хорошо… Семок хошь? – она протянула ему горсть. Бронелю пришлось взять семечки Смерти. – Посмотри туда – она кивнула в сторону дома – только аккуратнее, чтобы ОНИ не заметили.
Бронель посмотрел, куда ему показали, но ничего необычного не нашел: дом Смерти, сено, адские хомячки, мирно пасущиеся на нем, небо цвета «Red Hot Chili Peppers» - только труба не дымит, из-за того, что дров давненько никто не подкидывал. Бронель даже принюхался к воздуху, но пахло обычной серой.
- И что? – спросил он непонимающе.
- Ты видишь ИХ?
- Кого ИХ? – все еще не понимал Бронель. Внезапно его осенила страшная догадка - Хомячков, что ли?
- Да. Они… - Смерть насупилась – выгнали меня… - и заревела. Этот плачь сильно задел Бронеля:
- ХОМЯЧКИ?! Выгнали Смерть?.. – Бронель сдержался от смеха только из-за того, что он мог быть последним в его жизни и первым в смерти.
Чертик немного помолчал, давя смешинку, и спросил:
- И давно они вас… Выгнали?
Смерть попыталась успокоиться:
- Пять дней уже прошло… Они прогрызли ход в стене, и… - Смерть снова заплакала.
- Ну что вы так… Не стоит… - Бронель не знал, что делать – не каждый день видишь плачущую Смерть. – Вы их… Опасаетесь?.. - чертик не использовал слово «боитесь», и вы наверняка сами поняли почему.
Смерть кивнула, и, глотая слезы, проговорила:
- Я знала, что рано или поздно это произойдет… Я начала догадываться, когда несколько столетий назад начался раздаваться шорох, но побоялась выйти из дома и проверить… У меня эта, как ее… - Смерть задумалась ровно настолько, насколько позволяла ей пустая черепная коробка – забыла… Клаустрофобия наоборот…
- Клаустрофобия наоборот? В смысле?
- Ну, это когда боишься открытых пространств.
- Хм… - Бронель немного растерялся – И что теперь делать?
- Ну… Что-то определенно делать нужно.
- Так это… Помогу, чем смогу. Вы только толком растолкуйте, чтоб толк какой-то был.
- Если бы я сама знала… - она вздохнула.
- Я ведь тоже по делу пришел. Тут проблема со списками… - посмотрев на Смерть, Бронель понял, что сейчас ей не до душ и уже не с таким рвением попытался добавить - Три души потерялись…
На что Смерть ответила:
– Ну, смотри, что сделать нужно, чтобы, как говорится, и нашим и вашим. Выкурить этих тварей как-то нужно, потом заделать дыру в доме… Дальше со списками я сама разберусь. Заполняла-то их по памяти, и, видно перепутала, по старости-то…
Бронель задумался.
- Хм-м… - и внезапно его голову осенило чем-то необычно светлым.
Наверное, идеей:
- Капуста есть?
Смерть не поняла:
- Что? Зачем?
- Чтобы выманить. Ну, так есть или нет?
- Капуста… Есть… - Смерть, кажется, поняла, что он задумал, и энергично закивала черепом. – ЕСТЬ!
* * *
Бронель шел по тропинке, и весело напевал себе под нос до того знакомую всем нам мелодию, что упоминать ее не будем. Настроение было приподнятое, не омраченное даже таким событием в его жизни, как «облепился капустой, и бегал от адских хомячков». ЭТОГО внукам он точно не расскажет.
Самое главное было сделано – он восстановил списки, и завтра предоставит их начальству, после чего его, скорее всего, повысят.
Итак, Бронель присел на тот самый пенек в Чертовом парке, о котором мы уже рассказывали, любуясь красотами закатных минут, и начал наслаждаться тишиной в своем мозгу. Проблем никаких у него больше не было, а потому оставалось только созерцать и умиротворяться. И только адские хомячки шли на любимый ими запах капусты, коим благоухал наш герой:
- Придется потерпеть немного ваше общество, изверги-капустоеды… Зла на вас не хватает. И что вам всем от меня нужно? Пахну я капустой, не пахну – вы все равно преследуете меня.
Внезапно он понял, что по воле необъяснимых сил хомячков тянет к нему. Два дня назад на этом же самом месте они обступили его и слушали; сегодня, в гостях у Смерти, гонялись за ним, как ополоумевшие, и сейчас сидели и как-будто внимали… Будто ждали от него какой-то команды, или действия. Как бы то ни было, их симпатия не была обоюдной. Бронель не очень любил живность.
- Ничего, приду домой, да отмоюсь. Не век же Вам за мной бегать. А там глядишь, нового избранника себе найдете… - они продолжали смотреть на него своими ярко красными глазками, стоя на задних лапках, и перешептываясь на своем, хомячачьем.
Бронель даже представил себе их раболепные фразы:
- Смотри, смотри, он закурил!.. Он сейчас встанет!.. Он с нами разговаривает!.. – и восхищение их не имело границ.
А вон тот, что пожирнее, наверное, генерал, говорил:
- Товарищи! Не толпитесь! Гражданин Бронель думает, не отвлекайте его от этого важного процесса!
Бронель не выдержал:
- Да что вы привязались ко мне?! Ну что вы во мне нашли?! Ну, черт я, и что? Ну, варю людей, ну, кушаю пальчики, ну, слушаю Britney Spears, и что? Мы все здесь этим занимаемся. Нас к этому со школы приучают. Мы – черти, и этого не изменить. Мы плохие – так с самого начала повелось! Нас создали такими… – и внезапно для самого себя сорвался на визглющий фальцет - Мы не можем любить, не можем дружить, НЕ УМЕЕМ ЧУВСТВОВАТЬ! – и, обессилев и хныча, начал просить – Ну, пожалуйста, ну отстаньте от меня… Что вы ко мне привязались, а? Я ж не смогу ответить на ваше внимание, миленькие, хорошенькие… - тут Бронель внезапно для себя, заплакал.
Потом начался дождь, и застучал по его плечам все настойчивее, и настойчивее, а Бронель сидел, и не обращал на него внимания. Что-то явно происходило со всем миром вокруг него… Хотелось спать, но Бронель сидел, и мок под этим самым дождем, понимая только одно - нельзя, чтобы кто-нибудь видел его слезы. Уж слишком все это интимно.
* * *
Бронель шел по тропинке, усыпанной вчерашним мусором, и напевал себе под нос ту самую песню, которую мы не упоминали. За ним, жуя в обе щеки что-то съестное, стройными рядами маршировали хомячки. Когда процессия подошла к дому Бронеля, он остановился, и скомандовал:
- Отряд!.. Вольно!.. – и грызуны побежали домой к своим грызунятам.
Бронель созерцал какое-то время их хвостики, кое-гдк еще мелькающие во тьме, и, вздохнув, произнес:
- Шалопаи…
Он хотел уже зайти домой, как вдруг его окрикнул до рези в желудке знакомый голос:
- Рядовой Крувельс! Выкопать окоп!
От удивления, Бронель даже икнул. Он развернулся на сто восемьдесят градусов, и, улыбнувшись ухмыляющейся мордашке прапора, ответил:
- Есть!
Затем они долго обнимались, наперебой задавали вопросы, так же наперебой отвечали, смеялись, и тыкали копытцами друг другу то в почки, то в печени. Успокоившись, Бронель сказал:
- Товарищ прапорщик!
- Да брось ты, Бронель, я уже не прапорщик.
- Но товарищ?
- Но товарищ.
- Тогда пойдем, чаю выпьем, товарищ!
- Нет, я не могу, я на службе…
Бронель огляделся по сторонам, и удивился:
- На какой такой службе?
- На секретной.
- На секретной службе? А кого ловите?
Прапор фыркнул:
- Все тебе скажи, да расскажи. Ты лучше ответь – списки восстановил?
Бронель отрапортовал:
- Восстановил. – затем немного задумался – А вы откуда...
Прапорщик фыркнул еще раз, и произнес самую ожидаемую фразу этой главы:
- Профессия у меня такая – все знать. – а затем добавил - Ты мне их давай. Я передам вышестоящему начальству, и тебя наградят. Опять.
Бронель полез было за списком, но задумался еще сильнее:
- Товарищ… Тьфу, ты, Кирзач. Извини за мое недоверие, но очень уж это странно. Ты, да еще ночью, да еще и список… Здесь же не все чисто – это однозначно. Не зря все, не зря же все это происходило то? У Смерти дырку хомячки прогрызли не сами – им явно кто-то помог…
- Ты это, поменьше думай, – прапор нахмурился – список давай.
В темноте Бронель заметил, как Кирзач потянулся куда-то во внутренний карман:
- Товарищ пра…
Но Кирзач оборвал его:
- Все, надоело с тобой елозиться. – он достал вилы, и ткнул ими Бронелю в ноги – танцуй!
Бронель взмолился:
- Может не надо?
- Кому говорят, танцуй. Если будешь продолжать в том же духе – зуб на отсечение даю, что не сдобровать тебе.
- Вы хотели сказать голову? – Бронель начал потихонечку отходить к стеночке.
- В смысле голову? – прапор недоумевал.
- В смысле «голову на отсечение»…
- Нет, голову не дам. Максимум – зуб.
- А почему именно зуб? – Бронель знал, что главное сейчас потянуть время, чтобы Кирзач загрузился, и застать его врасплох.
- Почему зуб? Ну не знаю… Наверное, потому что кость – ей не больно. А тебе что, так интересно?
- Ну да, мне просто фраза эта больно понравилась.
Прапор начал наступать:
- Хочешь, могу подарить. Ты, главное, список отдай, а там используй эту фразу, как хочешь. Можешь даже книгу написать, и денег заработать.
- Прям как Глубоковский?
Кирзач утвердительно мяукнул:
- Прям как Глубоковский.
- Значит, хотите, чтобы я вам список отдал?
- Просто мечтаю.
Бронель подумал и выдал нечто противоречащее логике повествования:
- Закрыто на переучет.
Кирзач, как и читатель, ничего не понял:
- Я, как и читатель, ничего не понял.
- Все. – Бронель даже улыбнулся, и засверкал во тьме своими тринадцатью зубами.
Действительно, все - он находился уже в пяти метрах от вил, и мог улепетывать. Но Бронель поступил иначе - он завопил во всю глотку:
- ОТРЯД!!! В АТАКУ!!! – тут, откуда ни возьмись, появились хомячки, и ну пинать прапора по печени и другим частям тела, уделяя все-таки особое внимание именно этому самому важному половому органу любого прапорщика.
- Ай, что ж вы такие… Нехорошие-то, а? Кто ж вас этому обучил-то, а? Ой, больно… Ух, не смогу устоять… Ух, драпать нужно…
По телодвижениям Кирзача можно было проследить явное стремление сбежать, скрыться, зарыться, чтобы его никто-никто не нашел, но все было тщетно.
А к утру подоспела помощь…
6. Забытые строки
В комнате горела только одна лампа – та, что над столом. Подрагивающим неясным светом она освещала двоих людей, находившихся в комнате. Один – худощавый, одетый во все черное – медленно ходил кругами вокруг второго – толстого, голого, привязанного к столу, с кляпом из какого-то тряпья во рту. Лежащий щурился, пытаясь спастись от света, направленного в лицо и в то же время пытался озираться по сторонам.
- …Что такое творчество?.. – пружинистой, плавной, словно у пантеры или какого другого экзотического животного походкой, человек в черном, казалось, вытанцовывал какой-то неизвестный современному миру танец. Танец элегантный, но дикий. - …На этот вопрос каждый человек отвечает по-своему. Для кого-то это понимание мира, для кого-то – создание чего-то прекрасного, ну, а для кого-то – просто способ самовыражения. Но, для большинства художников, писателей, режиссеров и иже с ними, творчество –способ заработать. И это не есть правильно.
Человек в черном медленно вынул из-за пазухи шприц, наполненный какой-то непонятной мутноватой жидкостью:
- …За примерами далеко ходить не нужно – все знаменитые люди зарабатывали неплохо. Вот только за свои действия они были наказаны. Все творческие люди, использовавшие свой талант не ради удовольствия, страдали. Из-за потерянной любви, музы или еще чего-либо. Многие страдали из-за женщин. К слову сказать, здесь я немного не прав – все когда-нибудь страдали из-за женщины, но сути дела это не меняет.
Быстрым, практически неуловимым движением он наклонился к самому уху своего слушателя. Его лицо осветила лампа, и перед глазами слушающего предстал незнакомец с тонким белесым шрамом на подбородке. Улыбнувшись недоумению собеседника, студент начал, как монолог нашептывать:
- Нужно отдаваться творчеству без остатка, безвозмездно и без каких бы то ни было задних мыслей вроде: «А сколько я заработаю?». Именно так я и подхожу к этому делу. – отстранившись от мужчины на столе, говорящий положил шприц у самой головы своего немого зрителя и продолжил - Не так, как большинство, совершенно по-другому, с более-менее правильной, на мой взгляд, точки зрения. – здесь он картинно-вальяжно начал расхаживать по комнате - Сначала я искал – принимал наркотики, резал себя… Знаете, Ипполит Игнатьевич, самое сложное в любом творчестве – найти себя. Не возражаете, если я закурю?.. – ехидно ухмыльнувшись, парень достал из заднего кармана брюк мятую пачку дешевых сигарет и щелкнул по ее дну пальцем.
Сигарета, стрелой выпрыгнув из своей удобной коммуналки, где проживало еще девятнадцать ее сожительниц, ловко приземлилась в руку вежливого студента. Закурив сигарету, парень выпустил клуб дыма в луч света:
- Но однажды (причем совершенно случайно) я понял, что разрушение чего-либо и есть я. – молодой человек начал усиленно жестикулировать так, будто пытается объяснить что-то свету фонаря – Клин клином вышибают, понимаете? Не нравятся американизмы? Наполни ими свой текст. Не нравятся пошлые шутки? Пошли так, чтобы всех тошнило. Не знаю, может это и звучит пафосно, но… - молодой человек вновь глубоко вздохнул и обратился уже к Ипполиту Игнатьевичу - Мы же никому не расскажем, правда? Разрушение того, что создавалось годами, и что имеет хоть какое-то отношение к чему-то что ты любишь – самое потрясающее из удовольствий для меня. – парень развел руки в стороны, будто в полете и, выгнув спину, посмотрел куда-то мимо потолка - И вот только теперь я на вершине экстаза…
Мечтательно закрыв глаза, он улыбнулся, выдержал паузу, наслаждаясь моментом и, расслабившись, продолжил:
- Ну, вот Вы, например. Семейный человек, ваша жизнь почти идеальна – вы привыкли, что ваша жена доверяет Вам, и никаких ссор или чего бы то ни было, у вас просто нет. У Вас два ребенка – сыночек, который ходит в детский сад и дочурка, которой пора замуж. На работе Вы – начальник… Боже, да у Вас и работы-то, по сути, нет! Вы просто получаете деньги. У Вас есть красивая любовница, о которой мечтает, наверное, каждый мужчина…
Облокотившись на стол и, загадочно затянувшись едким дымом, молодой человек продолжил:
- И Вы так привыкли к своему образу жизни, что просто не могли предположить, что кто-то придет и разрушит все. – студент улыбнулся - Вы просто не могли понять, что помимо таких людей, как Вы есть такие люди, как Я. Мир людей – это не однородная масса счастливых. – говорящий встал и развел руками - У каждого есть свой стиль жизни.
Улыбнувшись, он щелчком выстрелил сигаретой куда-то в сторону. Обиженно ударившись о стену, она рассыпалась на несколько тут же погасших искорок, и, в одиночестве, осталась дотлевать.
- Знаете, Ипполит Игнатьевич, я долго думал – что же мне такое сделать, чтобы Ваша жизнь превратилась в Ад. Нельзя было допустить, чтобы все рушилось потихоньку – нужно было, как тайфун снести за один день все, что Вы и я любили.
Молодой человек умело подобрал со стола шприц, посмотрел его на просвет, щелкнул по его стеклянному брюху, чему-то улыбнулся, и задумчиво продолжил:
- Хотя, лучше я, наверное, немного расскажу о себе. Я долго думал… – свет от лампы пытался зацепить своим лучом хотя бы часть лица, - …о жизни и смерти, философствовал на разные темы… И пришел к выводу, что каждый человек, так или иначе, должен умереть. Просто обязан. В этом смысл нашего существования. Да, это слишком громкая философия, но все именно так. Даже дети должны умереть. Все рано или поздно умрут, так что… - парень задумался – какая разница, когда и сколько?..
Парень наклонился к руке Ипполита Игнатьевича и аккуратно ввел иглу:
- Знаете, какое сегодня число? Я знаю, что Вы уже потеряли счет времени. Это из-за наркотика, который я смешал специально для Вас. – медленно вводя раствор, он продолжил - Вы, должно быть, считаете сейчас, что перед Вашими глазами прошла уже не одна бесконечность. О, да, я помню эти ощущения – незнания, непонимания и неведения элементарных вещей. Могу поспорить, что во время прихода Вы задумывались над такими глупыми вещами, о которых в обычной жизни и не думали.
Парень извлек иглу из вены, задумчиво взглянул на опустевший шприц и бросил его в угол, который уже занял «бычок»:
- «Я есть… Кто я есть?.. Что я есть? А Что такое «есть»? Что такое «существовать», «находиться»?.. Откуда эти синонимы? Что это за сложное слово, «синонимы»? Почему я есть?.. Где я есть? Когда я есть?.. Я схожу с ума?.. Наверное… Я не хочу сходить с ума… А что такое «хотеть»?..» И бесконечность таких вопросов поглощает, засасывает, создает ощущение беспомощности, ненужности, непонятности… Ну, да ладно, возвращаемся в настоящий мир.
Могу Вас обрадовать – сегодня 23 августа. Двенадцать часов назад Вы находились в своем гараже. Шесть часов назад я поджег Вашу квартиру. Три часа назад я убил Вашу жену, сына и дочь. Полтора часа назад я взорвал Ваш банк. Через двое суток Вы умрете, так и не встав с этого стола. Таково настоящее и ближайшее будущее на данный момент.
Глаза слушателя медленно начали закрываться:
- О, Вы уже не можете сопротивляться… Знакомое чувство. Знаете, мне даже резать Вас не нужно. Хватит того, что я сделал. Теперь только Вы и бесконечность путанных мыслей. Страданий. Сожалений… Жаль, что я не смогу увидеть Вашу смерть. Хотя… Я примерно представляю себе, что Вы сейчас чувствуете. Спасибо, что подарили мне такое наслаждение. Прощайте. - парень нагнулся к лицу Ипполита, поцеловал его в лоб и вышел из комнаты.
А лампа еще несколько недель продолжала освещать то, что происходило в этой комнате.
Сначала сердце спящего билось немного быстрее, чем обычно. Затем опытный врач (если бы присутствовал) заметил бы легкую аритмию, плавно переходящую в сильную. А через некоторое время после того, как сердце остановилось, то, что осталось от Ипполита Игнатьевича, начало тлеть. В конце концов, пришел Бронель и забрал его душу.
* * *
мне страшно мои руки дрожат не бойся это обычные наркоманские загоны но я не принимал наркотики уже довольно давно это отголоски голоса слышишь их нет это не правда это не они это не я меня здесь нет не смотри вокруг там страшно не слушай там страшно не хочу пожалуйста спасите меня оно меня пожирает оно охотится за мной оно страшное оно седое я плачу оно бледное я не хочу но ведь хотел ты всю жизнь мечтал сойти с ума оно рассказывало мне какое-то стихотворение о детях ты можешь его вспомнить нет не хочу четыре строчки не можешь не хочу оно страшное где оно оно рядом ты это знаешь у него волосы растрепаны они седые и страшные а волосы седые и страшные ща обосрусь ок сменим тему у него лицо знакомое ты помнишь да нет определись не хочу знать ты уже знаешь ты видел его не бойся оно твой друг но оно враг другим оно враг всего оно не любит оно не знает что это такое оно смеется оно умиляется у него мое лицо ты все-таки увидел оно страшно смеется я не хочу так смеяться ты все-таки понял да и как тебе мне страшно а что ты еще видел я много чего видел я знаю все передо мной бесконечность я прожил долго я прожил достаточно я прожил тебе страшно да мои руки дрожат не замыкайся пойми что это реальный мир это мир людей и здесь оно не покажется а я уверен мне страшно оно страшное оно седое бледное с растрепанными волосами и веселое в черном балахоне нет это не балахон это какое-то тряпье у него в руках вилы ты видел да я видел мне страшно что со всеми нами будет что со мной будет ничего утром проснешься и все будет как всегда этот смех почему он такой истерический почему он сошел с ума почему оно смеется именно так а как оно должно смеяться оно не должно оно черное темное страшное тебе страшно мне страшно уже обосрался нет пока ок продолжаем тебе больно не знаю тебе не больно это просто смех тебе страшно это пройдет ты ведь его в первый раз увидел да знакомься не бойся ты с ним подружишься не хочу оно страшное ты видел лицо ты видел все зачем теперь отрекаться от того что и так ты я не хочу быть таким ты не такой ты есть оно а оно есть ты не понял вы это одно и все разное вместе вы это ты это как с Sex Pistols а понял но почему оно меня не любит почему оно со мной не дружит а Sex Pistols с кем-нибудь дружит кого-нибудь любит запомни ты это оно не любишь ты не любит оно я Sex Pistols нет ты идиот как мне его полюбить тебе не нужно его любить ему не нужно тебя любить но я хочу ты не хочешь ты сам прекрасно об этом знаешь я это оно наконец-то понял лучше скажи ты видел их остальных да видел но расплывчато им было грустно хотя нет они были счастливы все было хорошо ты всех запомнил да я помню каждого и я хочу быть с ними нельзя почему да че ты заладил почему почему они это не оно тебе нужно быть им не хочу они плохие они хотят создать но созидание это не так уж и плохо для кого для всех ты не все они не ты они хотят создать а мне нужно разрушить именно так всех и все уничтожить не оставить после себя ничего но мне страшно еще не обосрался нет странно я хочу плакать но ты смеешься Боже ты видел ее да она изменилась а ты уверен, что ты знал ее нет блядь мы просто трахались ты хорошо ее запомнил я буду помнить ее всегда она счастлива ей хорошо она хорошая ну хоть где-то определились да но она не ты я это ты но ты не я хоть это радует я это я и лошадь не моя
7. Не все понятно
- Та-а-ак… Значит, напал на вас… – следователь нахмурился, осмотрел выстроившихся перед ним хомячков, остановил взгляд на Кирзаче, что не мог выстроиться, а потому лежал и жалобно подергивал ухом, которое ему чуть не откусили этой ночью – …этот?
Бронель кивнул, устало засучил рукавами по земле, и спросил:
- А скоро меня отпустят? Мне на работу надо…
- Не положено.
- А поесть то хоть можно? Я далеко не уйду – вот он, мой дом – и показал следователю пальцем на дверь своей пещеры.
- Не положено.
- Так я это… - Бронель всхлипнул – вам чего-нибудь принесу… Вы любите ананасы?
- Не положено.
- А хлеб? Белый такой…
Но следователь был неумолим:
- Не положено.
Бронель задумался, и, щелкнув копытцами от озарившей его внезапно идеи, попытался растопить лед непонимания еще раз:
- А ириски? Все любят ириски. Они же сладкие, вкусные, а если еще и с чайком, то м-м-м….
Следователь задумался:
- Ириски говоришь?.. – прищурился о чем то своем, девичьем, и, причмокнув, и вспомнив что-то, зарделся - Ну ладно, положено. Но только быстро у меня тут!
- Есть! Я вам три принесу!– Бронель так обрадовался, что даже прикусил губу. Следователю.
Быстро забежав в дом, он кинулся к холодильнику, ибо во рту у него ничего не было со вчерашнего утра. Вытащил ананас, и с горя намазал его на батон. Откусив половинку, полез в шкаф – искать банку сгущенки. Взял ее в руки, и потряс, чтобы Максим проснулся:
- Сиди и радуйся. Только тихо. Ты здесь случайно. Скоро начнем решать твою проблему. Отбой. Можешь спать. Только тихо, не храпи. Даже не дыши.
Из банки послышался жалобный шепот:
- Хоть чуток-то можно?..
Бронель раздосадовался – ох уж эти люди, не понимают образных выражений:
- Ну, только если чуть-чуть… - затем подумал и добавил, для остроты острОты - Но не чаще раза в минуту.
Затем засунул банку себе за пазуху, и, захватив немного ирисок, вышел.
В это время следователь и его подчиненный пытались играть в «good cop – bad cop», что, как видно было по выражению лица Кирзача, получалось у них не очень:
- Что вы хотели от потерпевшего?.. – спросил следователь.
А помощник добавил:
- Отвечать!
- Ничего не хотел. – Кирзач сидел, насупившись, и делал вид нахохлившегося ребятенка индюшки.
- Да что вы возитесь с ним?! Кольцо в пятак, и в сексуальное рабство. Нечего с такими как он… А-а-а… - и, как будто от бессилия, махнул рукой помощник.
- Ну что ж вы все как порося какая смотрите на меня? – стоял на своем следователь - Я ж вам ничего плохого не сделал...
А помощник добавил:
– Пока не сделал.
Бронель был далек от этих психологических игр, а потому отдал следователю две ириски. Тот недоуменно посмотрел на чертика:
- Вы даете мне две?
- Две.
- Но ведь обещали три?
- Три.
- А даете две?
- Две.
Следователь понимающе кивнул, а Бронель, доедая бутерброд, присел на лавочку. Концентрация всего произошедшего в эти четыре дня была настолько велика, насколько за всю его многовековую жизнь никогда велика не была. Усмехнувшись столь сложному, заковыристому, и непонятному лингвистам предложению, Бронель задремал, и не заметил, как атмосфера продолжила накаляться…
* * *
- Ну, Смерть, ну, старая… - Сатана усмехался, и ковырял в зубах наманекюренным ноготком мизинца второй руки справа. Он явно был с похмелья, и потому особенно радовался. – Ну, кто бы мог подумать, что она боится грызунов, а?
- Не знаю… - от столь дружеского обращения Сатаны, Бронель зарделся – но вы никому не рассказывайте, она ведь попросила меня, можно сказать со всей душой, если конечно она у нее есть… Она очень стеснялась.
- Да ну ладно, чего там стесняться… Итак, говоришь, что список у тебя?
- Так точно.
- Ай, молодца-а-а! Дай я тебя расцелую! – и Сатана попытался дотянуться своими губищами до пятачка нашего героя, но промахнулся, и угодил в волосатое ушко.
Несколько удивившись этому, он стукнул по столу горящим кулаком, и со всей силы чихнул:
- Ну, брат, у тебя там и накурено… Надо бы попросить кого-нибудь почистить. Если хочешь, могу и я? – с этими словами он подмигнул, и еще раз чихнул – прямо здесь, как говорится, не отходя от кассы, на этом столе…
- Извините, я не такой.
- Какой «не такой»?
- Ну, не ЭТОТ…
- Товарищ, вы говорите загадками.
- Ну, как Вам сказать… Есть такие… Они ЭТИ, а есть не такие – они НЕ ЭТИ. Ну, так вот я – никакой, тьфу ты, в смысле, не такой. НЕ ЭТОТ.
- Хм…- Сатана явно не мог понять столь понятных вещей.
Решив не разбираться, какой «не такой – НЕ ЭТОТ» пред ним сидит, он чихнул еще раз:
– Ладно, шутки в сторону…
Затем насупился, и принял грозный вид Владыки Ада:
- Кто посмел нарушить мой покой?! – громогласно пророкотали слова, а тучи сгустились.
Бронель включился в игру:
- Прости, о Великий и Могучий! Прости, о Великий и Ужасный! Я, Бронель Крувельс, верный слуга твой, принес список душ…
Внезапно раздался телефонный звонок. Сатана вышел из образа:
- Одну минутку… - и, сняв трубку, прислонил ее к четвертому уху справа (в котором не было серьги) – Алло?.. – в ответ из трубки раздались чьи-то возбужденные возгласы – И что?.. И что?.. Да ты что!.. Ну и что, и что, и что, и что, и что?.. Ни чего себе!.. А ты что?.. А они что?.. – Сатана усмехнулся – Так, слушай, я… - но его, видимо, перебили.
Сатана внимательно слушал, и с каждым словом, доносящимся из трубки, делался серьезнее, строже и в то же время отрешеннее. Каждый нерв его лица, каждая мышца, постепенно разглаживались, расслаблялись, как будто все эмоции, которыми он был наполнен, высасывала эта телефонная трубка. Тирада на том конце провода все не кончалась, а он с задумчивым лицом уже ме-е-едленно положил трубку, и, смотря и не видя, поднялся, и подошел к окну. Весь вид его говорил, что от новости, которую он только что получил, изменится вся жизнь его и Ада. Лицо Сатаны говорило о сложных мыслительных процессах, а глаза находились в рассеянности, и бегали туда-сюда в хаотичном порядке и направлениях.
Наконец, он пришел в себя, и, внимательно оглядывая местность вокруг замка, в котором они с Бронелем находились, с грустью в голосе, произнес:
- Мне только что доложили… Мою печеньку съели…
Бронель хотел посопереживать Темному Властелину, но решил не выпендриваться, и потихонечку смыться, пока не попал под горящую руку:
- Я вам как-нибудь потом, список-то занесу… - и, встав, потихоньку начал пятиться к выходу. Сатана ничего не заметил, и Бронель смог уйти без повышения и понижения. Уж лучше как-нибудь так…
* * *
Эммануил, как всегда, опаздывал, а Бронель от перенесенного стресса, не стал пить, и просто нервно курил салфетку, что водились на столах в этом баре в таком изобилии, что не курить их было невозможно. Черт, сидевший за соседним столом, даже не заказывал ничего – он просто ел целлюлозно–бумажные изделия, и запивал их принесенным с собой горячительным. Не у всех в Аду водились деньги…
Бронель вынул из кармана притихшую банку сгущенки, и поставил ее на стол. Оттуда с частотой один раз в минуту раздавались вдохи-выдохи. По ним даже можно было ориентироваться во времени. Бронель вздохнул:
- Ладно тебе, можешь дышать, как хочется.
- А я никого не привлеку? – банка явно уже привыкла шифроваться.
Бронель аж прослезился от умиления:
- Нет, родной, никого… Ты это, хочешь, может, чего-нибудь?
- Да нет, я ж совсем мертвый – мне ничего не надо. Я даже воздухом могу не дышать. Просто привык за земную жизнь, но нужно же как-то от вредных привычек избавляться, вот я и пытаюсь пореже дышать…
- Я слышал, что люди мало живут, но чтобы настолько… А ты все успел то?
- Не помню… Я ведь, похоже, с ума сошел. Делов натворил… На самом деле у меня, почему-то, такое ощущение, будто я прожил бесконечность. А оказывается, бесконечность еще впереди…
- Хм… Ты знаешь, мы ведь раньше практиковали такие страшные вещи, что и вспоминать не хочется. И то, что с тобой произошло, чьих-то рук дело… Ты не против, если мы с тобой попытаемся найти виновного?
- Да нет, не против, даже за. Мне интересно, где такая сволочь обитать может.
- Ну, вот и договорились.
- И куда мы сейчас? – спросила банка сгущенки, на что Бронель лишь задумчиво произнес:
- Эх-х… Хорошо там, в Раю, наверное. Никогда не был... – и, вернувшись в реальность, добавил - Спи спокойно, дорогой друг.
Поняв, что Бронель больше не скажет ни слова, Максим сказал:
- Спокойной ночи – и захрапел.
Поразмыслив немного о странностях, неясностях и печеньках, Бронель все-таки не выдержал, и заказал себе безалкогольный коктейль. Когда стакан был наполовину осушен, вошел Эммануил. Он отстегнул свои крылышки, и прислонил их к стулу, на который тут же присел:
- Хочешь курить?
Бронель машинально ответил:
- Да. А что, есть?
- Нет, нету.
- А почему?
- Стреляли.
Эти слова несколько возмутили Бронеля, но вскоре он понял, что это просто была пошлость.
Глядя на банку сгущенки, Эммануил спросил:
- Это то, о чем я думаю?
- Нет – это то, о чем я думал. А ты в это время шнурки завязывал. Максим, знакомься – это твой ангел-хранитель Эммануил.
Из банки раздалось что-то непонятно булькающее. Бронель перевел:
- Он рад тебя видеть, Эм.
- Что-нибудь будешь?
- Нет, я завязал. Пью теперь только безалкогольное.
- А я вообще не пью.
Незаметно спустилась ночь.
* * *
Четыре стакана огненной воды улетели в неизвестность, а Бронель никак не мог перестать удивляться тому, как ангелы любят рыдать в салатах. Эммануил нарушил сегодня это правило и рыдал в супе:
- Какой я слабак… Ты наверное презре… презро… през-з-зираешь меня?
- Да нет, что ты…
- Конечно, презираешь, иначе, почему не напился?
- На нас, чертей, алкоголь не действует.
- Да, все вы так говорите… А потом сидите, гундосите, и начинаете свое: «Рядовой Крувельс, выкопать окоп, рядовой…» - Эммануил протрезвел от сказанного почти мгновенно, и широко открыл правый глаз, потому что на левом висела лапша.
- Ну, вот ты и проговорился. – Бронель был рад – наконец-то расследование закончено!
Ему так и хотелось встать, расцеловать Эммануила в… Ну, в общем, расцеловать.
- Да… Вот я и проговорился… - Эммануил даже немного улыбнулся – Наконец-то… Не представляешь, как груз этот на сердце-то моем висел.
- Ну, рассказывай все по порядку. От А до Я.
Через несколько минут, когда Эммануил рассказал весь русский алфавит, Бронель проговорил:
- Ты явно что-то не договариваешь… Ну да ладно. Теперь давай поподробнее о мертвых душах.
- Хорошо. В ворота гостиницы губернского города NN въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка…
Но Бронель перебил:
- Про эти-то я знаю – читал. Ты мне про другие мертвые души расскажи.
Эммануил удрученно вздохнул, и начал свою исповедь:
- Помнишь, когда и при каких обстоятельствах мы познакомились?
Бронель недоумевал:
- Ты в войну купидоном был. А я на твою стрелу нарвался.
Банка недоумевала еще больше, чем Бронель:
- А как же драка? А как же дуэль с последующей ненавистью друга к другу и потомкам? А кровь, а слезы?..
Бронель заулыбался:
- Это у вас там, на земле, нужно перестрелять всех, ну или на крайний случай перерезать, чтобы отомстить.
- А почему у вас так, а у нас иначе?
- Нам некуда умирать, поэтому на все смотрим проще.
- Слушайте, а мне у вас даже нравится…
Эммануил продолжал:
- Ну да… Был я, значит, купидоном. Тогда же и с Кирзачом познакомился. Когда война кончилась, он рассказал мне, что был организован некий «Приз Кирзача», в котором была некоторая сумма…
- Так никто не знал, куда мы его по-пьяни закопали?! Где мотив?! Где конфликт?! Не вижу конфликта!
- Ну что ты, как Абрам какой? Кирзач вырыл его и перенес на другое место. А потом…
- Подожди, а причем здесь души? Причем здесь хомячки? А Смерть? А бедный Максим?..
- Ну что ж ты перебиваешь то, а? Отвечаю на вопросы по порядку с конца. Максим умер из-за моей ошибки. Но кто-то помог мне ошибиться. В этом можешь не сомневаться – признаюсь тебе, как другу, у меня ну о-о-очень нехорошее предчувствие на эту тему. После смерти Максима я долго горевал, плакал… И вот тут ко мне обратился твой прапорщик, мол, придется тебе сделать одолжение, иначе наверху узнают, и… В общем, зашантажировал он меня и заставил подкоп в дом к Смерти проделать. О хомячках ничего не знаю. Как, кстати, и об остальных душах. А золото… Понимаешь, изначально задумывалось, что это неплохая причина перенести действие романа в Рай, но теперь Создатель, по-видимому, передумал и мы туда пойдем спасать душу Максима.
Бронель сообразительно уткнулся пятачком в стол:
- Мда-а… И почему я тебе верю? По-хорошему, здесь разобраться нужно. Ничего не понятно. Уж больно меня интересует причина, по которой к Максиму пристали. Помочь человеку нужно.
Эммануил стукнул кулаком по столу:
- А я тебе о чем? Думаешь, зачем я к тебе обратился тогда? Я ж знал, что ты догадаешься – столько лет дружим… Ведь сам подумай – как шнурки могли сами собой развязаться? Здесь кто-то помог! Нужно сходить в Рай и разузнать. Всем вместе.
Бронель аж удивился такой напористости Эммануила:
- Гм… А ведь это верно… А кто во всем виноват? Кого будем допрашивать?
На несколько секунд беседовавшие задумались, но, внезапно понимающе переглянувшись, хором ответили:
- Кирзача.
* * *
Кирзача выпустили ближе к утру, когда бумажная волокита, связанная с его недавним Делом о «тычках вилами под ребра в темное время суток», улеглась. У выхода, с ехидными, почти догадавшимися рожицами, его ждали два почти неразлучных почти друга с банкой сгущенки и армией хомячков. Прапор с чувством необъяснимого страха постоянно озирался по сторонам и готовился удрать от хомячковой атаки.
Заметив эту тревогу, Бронель попытался успокоить только что вышедшего на свободу:
- Не бои-и-ись, спортсмен ребенка не обидит.
Прапор, по-видимому, принял вид невозмутимый и гордый, о чем говорил его чертовски героический профиль:
- Да я и не особо…
Не дослушав его оправданий, Эммануил спокойно проговорил:
- Он знает, Кирзач. – и, подумав, добавил – Правда немного…
Прапор недоверчиво хрюкнул:
- И что?
Бронель устало вздохнул:
- Слушай, расскажи по-хорошему, зачем напал на меня, зачем тебе этот список и зачем водил меня за пятачок, а Эммануила за нос.
Кирзач хитро улыбнулся:
- Во-первых, водил вас не только я, во-вторых, я не по своей воле энто делал, а в-третьих… - он удрученно вздохнул – я сам не знаю.
Такого поворота событий ни Бронель ни Эммануил не ожидали, а потому хором возмутились:
- Чего-о-о???
Прапор энергично замахал руками, пытаясь успокоить возмущенных:
- Тише, тише, тише. Сейчас все объясню так, чтобы было понятно вам и читателям. Во-первых, я не злодей. Меня использовали точно так же, как использовали вас. Во-вторых, страниц повести исписано довольно мало, и впереди еще все самое интересное. А знаете почему? – на этих словах прапор загадочно сощурился и ковырнул копытцем землю.
Эммануил и Бронель в полном удивлении переглянулись так же хором, как до этого и спросили:
- Почему?..
- Да потому что я тоже хочу отгадать эту тайну. Примите меня в свои друзья, простите меня, и я… Поделюсь с вами некоторой информацией, которая, скорее всего, выведет нас на след того, кто во всем виноват. Идет?
Бронель и Эммануил снова хором, но теперь с интересом ответили:
- Идет…
Услышав утвердительный ответ, Кирзач сказал:
- Ну, тогда пойдемте.
- Куда?
- В Рай. Он должен быть там.
8. Улыбающийся человек
Я много улыбаюсь. Всегда и везде. Перед моими глазами бесконечность, а потому не хочется встречать ее грустным. Мой разум попал в ловушку, которую расставил умелый охотник. Это был человек с плохим чувством юмора и хриплым голосом. Или это не человек? А может быть, это был я…
А я ведь так и не понял, когда это началось. Эта пресловутая бесконечность о которой я не знал, есть. И была всегда. И всегда будет.
Я уже не помню правды. Я не знаю, где реальность, а где рожденное моей больной фантазией. Я не помню, кто я. Мой мозг устал… Я пытался вырваться из таких знакомых, но в то же время чуждых мне трущоб уставшего разума, но, по-видимому, выход здесь всего один.
Мне не страшно делать то, что я делаю – мне просто обидно, что меня так долго обманывали. И стыдно… Теперь я не боюсь Ада. Я знаю, что это такое, и что нужно делать. Привыкнуть и повиноваться невидимому режиссеру. Просто привыкнуть к роли болванчика, исполняющего свою роль. Привыкнуть к тому, что ты – всего лишь чья-то больная фантазия. И то, что и когда с тобой произойдет, решать не тебе.
Почему мое нечто, называемое разумом, находится здесь – в этом теле? Почему я так уверен, что я где-то нахожусь? Я – человек. А что такое человек? Почему я думаю именно об этом? Почему я думаю? Кто все это придумал? Кто сказал, что я должен быть?
Я не хочу быть! Я устал. Я хочу вырваться. И я знаю, что я должен сделать…
* * *
- Красиво, да? – девушка, что сидела рядом кивнула в сторону проплывающих мимо крыла облаков.
Максим сидел до этого времени и как дурак уже час пялился в окно. На самом деле он заметил ее еще в аэропорту, вот только знакомиться не стал – работа на первом месте. Девушка явно в его вкусе – длинноволосая брюнетка с миловидным личиком. Но, как видно, не одному Максу она понравилась – упитанный мужчина, что сидел у прохода, с самого взлета рассматривал ее в отражение монитора выключенного ноутбука. Смотрелось это до ужаса глупо, хоть и оправданно – девушка действительно красивая.
Она была красивой ровно настолько, насколько женщина вообще может быть красивой. Кошачьи глаза были подчеркнуты тушью, кожа пахла бархатом, а вскинутые бровки больше походили на неуловимые крылышки стрекозы. Да еще и сама знакомится… «Ну что ж, господа, я не виноват!» - подумал Макс, обернулся и улыбнулся:
- Там, ниже, намного красивее.
Девушка попыталась приподняться, чтобы посмотреть туда, где красивее. Макс улыбнулся этим неловким попыткам и расстегнул ремень безопасности:
- Давайте местами поменяемся. Так вам будет удобнее.
Девушка пробормотала:
- Нет, что вы, неудобно…
- Максим – представился он, перебив ее нелепые попытки отказаться.
Девушка зачем-то внимательно посмотрела ему в глаза, и приподняла бровь:
- Дарина – тоже протянула руку и тоже представилась. Ну, что ж, начало положено.
- Сопротивление бесполезно, Дарина. вам лучше подчиниться. – как какой-то macho из какого-то глупого фильма Макс выглядел как-то глупо. Что ей, скорее всего, понравилось, ибо довольно мило смотрится…
- Гм, - ОНА УМЕЕТ ХМЫКАТЬ!!! – Ну, хорошо, раз уж ТЫ просишь.
«Опля… Это кто кого пытается здесь затащить в постель?!» - думал Макс, пока они менялись местами, специально делая это как можно эротичнее, дольше и неудобнее. Наконец, когда неловкие попытки пересесть окончились успехом, а мужчина, которому теперь ничего, кроме наглой рожи Макса в отражение экрана ноутбука, не было видно, обиженно захлопнул компьютер и попытался прикинуться спящим.
* * *
В комнате с высокими потолками, не смотря на ее большие размеры, не было дверей и окон – только четыре стены разных оттенков серого и две черные чугунные, винтовые лестницы, ведущие вниз. Из мебели здесь стояли только стол из черного дерева да два мягких белых кресла – за столом и напротив стола. Пол был устлан то ли белым ковром в черную полоску, то ли черным ковром в белую полоску – знать это мог, по-видимому, только дизайнер.
За столом в кресле, закинув ногу на ногу, сидел элегантно одетый мужчина средних лет в стильных очочках, чуть сползших с переносицы и слушал музыку, доносившуюся из колонок музыкального центра, что стоял у стены напротив. От несусветной лажи певички, постоянного «туц-туц» и слов «я его любила, а он меня бросил, а я его буду ждать, а я страдаю» и прочего, мужчину уже начинало подташнивать, а потому он постоянно нервно дергал рукой с зажатым в ней пультом в сторону раздражителя и перематывал песню за песней.
Вскоре содержание диска его вконец взбесило, и он с облегчением вырубил осточертевший музыкальный центр и бросил пульт на стол:
- Блять… - пробормотал он, вздохнув и склонившись над столом потирая виски – Только качественная рок-музыка… Суки…
Из состояния ненависти ко всему окружающему его вывела настойчивая трель телефона – кому-то взбрело в ее тупую голову вызвать его по внутренней связи. Проклиная про себя Бэлла и всех чертей, включая Бронеля, мужчина нажал кнопку вызова:
- Да, Дариночка…
На том конце провода отчетливо звучал звук пилочки для ногтей:
- Ипполит Игнатьевич, к Вам посетитель.
Мужчина с интересом спросил:
- Кто?
Секретарша презрительно фыркнула:
- Молодой человек из какой-то группы.
- А-а-а… Как их там… - Ипполит Игнатьевич задумался – Не «Мертвые музыканты», случайно?
На том конце провода кто-то кого-то спросил и кто-то что-то ответил, после чего вновь раздался голос секретарши:
- Да это они. – судя по голосу она была несколько удивлена (Ипполит Игнатьевич никогда не запоминал названия групп).
Ипполит Игнатьевич кивнул сам себе:
- Пусть войдет.
Секретарша еще сильнее удивилась:
- Да, хорошо…
Буквально через мгновенье дверь открылась и в кабинет вошел молодой человек внешне похожий одновременно на Kurt Cobain и, как ни странно, Jim Morrison в лучшие его годы. Немытые длинные прямые волосы, безумные синие глаза, недельная щетина и костлявое тело наркомана… «Современный музыкант» - заключил про себя Ипполит Игнатьевич, а вслух сказал:
- Приветствую… - и как бы неловко замялся, вспоминая имя вошедшего.
- Макс. – молодой человек протянул ему руку.
- Ипполит Игнатьевич – кивнул мужчина, представляясь.
- Я помню. – Максим тоже кивнул, но на его лице не появилось ни одной морщинки, свидетельствующей о хоть каких-нибудь эмоциях.
- Присаживайтесь. – Ипполит Игнатьевич гостеприимно указал на кресло напротив.
- Угу… - молодой человек рухнул на мягкие подушки и достал пачку сигарет.
Не спрашивая разрешения у хозяина кабинета, он закурил и комнату заполнил запах вонючих Lucy Strike. Несколько секунд они просто пялились друг на друга. Воспользовавшись паузой, Ипполит Игнатьевич получше рассмотрел вошедшего.
Ничего необычного в молодом человеке не было – одет, как обычный двадцати пяти летний подросток, - драные узкие джинсы, футболка с надписью Nirvana и дешевые наручные часы. Единственной деталью, за которую мог бы уцепиться глаз, был небольшой белесый шрамик под губой, полоской выглядывающий из-под щетины.
- Дорогой минимализм… - молодой человек с интересом оглядывал комнату.
Перестав с интересом разглядывать собеседника, Ипполит Игнатьевич начал разговор по теме:
- Вы гитарист?
Молодой человек улыбнулся, сверкая своей желто-снежной улыбкой:
- В каком-то роде. – и, подумав, добавил - В смысле, в группе я вокалист, а на гитаре играю так, - он сделал пренебрежительный жест рукой – для себя.
Ипполит Игнатьевич кивнул – он уже узнал хрипловато-сиплый голос гостя.
- А остальные члены группы?..
Максим затянулся:
- Они… Не придут. Я тут за всех отдуваюсь.
Ипполит Игнатьевич поинтересовался:
- Вы лидер группы?
Молодой человек хмыкнул:
- Да нет, я, скорее, козел отпущения.
Ипполит Игнатьевич недоумевающее поднял бровь:
- В смысле?
- В смысле мы все думаем, что ваше радио is shit и у нас с вами ничего не получится… - и задумчиво вытянув губу добавил – Как это там по-вашему… «Не формат».
- Очень интересно… - Ипполит Игнатьевич на этот раз решил сдержаться – А пришли Вы почему?
- А делать было не хрена, я и решил – почему бы не сходить? Может быть получится морду кому-нибудь по дороге набить... – он загадочно улыбнулся.
Ипполит Игнатьевич вздохнул:
- М-да уж, действительно, «Мертвые музыканты».
Теперь уже была очередь Макса вскинуть бровь:
- В смысле?
Собеседник улыбнулся:
- Давайте так – откровенность за откровенность. Мне не понравилась ваша музыка – она обычна, не ритмична, не разнообразна, стара… Говоря по-вашему, «музло не катит». Вы - не искусство. – Ипполит Игнатьевич говорил и следил за реакцией гостя – Ваша музыка убога. Вы пытаетесь выйти на смешном для культурного человека идиотизме – разбивая на сцене инструменты, прыгая на барабанную установку, обжираться наркотиками… Но это не прокатит. Не та страна. – нулевая реакция – Вы пытаетесь пробудить Jimi Hendrix к жизни, но… Он умер. Сдох. И больше не вернется. – и для остроты разжевал гостю сказанное - Вы играете мертвую музыку. У вас мертвый подход. Вот поэтому-то вы и мертвые музыканты. К тому же…
Тут Максим внезапно перебил его, выдав то, чего Ипполит Игнатьевич никак не ожидал:
- Гершвин и Да Винчи тоже мертвы, однако их искусство живо. – пафосно произнес он.
Ипполит Игнатьевич изумленно вылупился на оппонента, но быстро пришел в себя и сравнял счет:
- Гершвин и Да Винчи – это искусство, как вы сейчас выразились. А то, что делает ваша группа – это не искусство. – его глаза гневно полыхнули - Музыка сраных hippi, punks и прочей шушеры никогда не станет искусством. И уж тем более - никогда не сравнится с Моцартом и командой.
- Ох, Вы такой интеллектуально-культурный, ценитель прошлого… Куда нам низменным существам до Вашего замечательного радио.
Ипполит Игнатьевич попытался не замечать сарказма:
- Да, я ценю прошлое, я ценю искусство, но в то же время двигаюсь дальше. А вы пытаетесь изобрести машину времени. Не выйдет, молодой человек. Видите это? – Ипполит Игнатьевич воспользовался единственным козырем в рукаве и указал на картину у двери – Вот это искусство. Искусство, которое нужно беречь. И чтобы это искусство за восемь тысяч долларов не выцвело, я убрал из кабинета окна. А вы – дешевка. Подделка. Жалкая пародия. – и, отдышавшись и повелительно махнув рукой добавил - Все, разговор окончен, можете идти.
Максим затушил бычок об язык:
- Ну, как хотите. Я же говорил, что у нас с вашим радио ничего не получится.
Он встал и направился к двери. Его взгляд на секунду задержался:
- Да, и, кстати, эта картина висит вверх ногами.
9. Добро пожаловать!
Бесконечность облаков разных видов, форм и размеров, от перистых до самых-самых неизвестных человечеству, покрывала поверхность перед Вратами. Поросята, летающие где-то далеко вверху описывали в воздухе замысловатые завитки и спирали, а единственная тумбочка одиноко старела на почти невидимой земле. С восхищением и даже некоторым удивлением поглядывая на эту красоту, скучая и, одновременно с этим пытаясь величественно завязывать шнурки, на этой самой тумбочке, перед входом, сидел молодой человек средних размеров.
Небольшие угрюменько сложенные за спиной крылышки выдавали в нем ангела, а вроде молодое, но в то же время умудренное бесконечностью грустных голубых глаз, красивое лицо выдавало в нем уставшего и одинокого бездельника. Сложные предложения, предшествовавшие этому, отвлекли его от раздумий о высоком, и просто таки вынудили вглядеться вдаль, где, как ему показалось, промелькнуло что-то знакомое, крылатое и задолжавшее некоторую сумму.
- Ага… - пробормотал ангел, привстав с тумбочки и медленно вытаскивая из-за пазухи потертый свиток.
Прочитав то, что было написано в нем и повторив про себя несколько раз, молодой бездельник попытался занять как можно более пафосную позу у самых Врат, что получилось у него довольно неплохо, но недостаточно. Поняв это, ангел расправил крылья как можно шире, достал небольшое зеркальце, глянув в него, поправил прическу и осмотрел белизну ангельских зубочков. Наконец, удовлетворенный своим внешним видом, он убрал зеркальце и стал ждать, с некоторым беспокойством поглядывая в сторону приближающейся и, как оказалось, не одинокой фигуры.
Подождав некоторое время, пока путники подойдут поближе, ангел немного ошалел и осунулся от увиденного. К Вратам приближались две развеселые чумазые мордочки адской национальности, Эммануил Задолжавший и… ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ДУША!!! Пока в голове ангела созревало огромное количество вопросов, уже подошедшая кампания с улыбками на хитрых личиках рассматривала изменения в выражении лица и других частях тела слегка удивленного сторожа.
Глаза ангела приняли форму правильного квадрата, губы разъехались по дикой параболе, а уложенные по всем правилам золотистые волосы осунулись и приняли вид психованный, усталый и немытый. Конечности стража оставались в том же пафосно-комичном положении. Застыв так на некоторое время, ангел не мог шевельнуться довольно долго – пока фигурки не подошли и не заговорили:
- Хм… Интересная статуя… - задумчиво констатировал Максим – здесь в Раю все так нелепо?
На что Эммануил Задолжавший ответил:
- Кого-то мне этот героический профиль напоминает… - и, подумав, добавил – ах, это Паша. Хороший певец, между прочим. Может взять огромное количество октав сразу. Даже райский воробей не так хорош, как он.
Бронель, посмотрев на часы, спросил:
- И долго он так стоять будет? Мы же, как-никак, в гости пришли, а он… готический какой-то. И застывший.
Бравый прапорщик пробормотал что-то вроде:
- А мы его сейчас лимончиком в себя приведем. Я вот из холодильничка захватил…
С этими словами Кирзач достал небольшой желтый цитрусовый, и, поразмыслив немного, не нашел ничего лучше, кроме как бросить его в еще не пришедшее в себя и все еще удивленное ангельское личико. Придя в себя от творящегося непотребства, ангел вдруг взлетел над землей, и, величественно раскрыв маленькие крылышки, заикаясь проговорил:
- Приветствую Вас, смертный и бессмертные у Врат в сей э-э-э… - запнулся ангел и проговорил немного тише – минуточку… - он достал свиток и начал быстро повторять слова.
- Да не волнуйтесь вы ты так, Павел. – успокоил взволновавшегося было коллегу Эммануил – зачем этот лоск? Мы ведь туда и тут же обратно.
- Задерживать никого не будем – добавил, деловито причмокнув, Бронель.
Ангел, понурившись, спустился с небес на землю, и, сложив крылья, пробормотал:
– Говорили же: «Учи, учи!» а тут… эх-х… - сокрушенно вздохнул он и пробурчал – Куда, к кому, и по какому вопросу?
Бронель хотел было уже что-то сказать, но Максим опередил его:
- Туда, к тому и по такому вопросу.
- Хм-м… - Паша задумался.
Максим деловито заметил:
- А теперь, пока он думает, можем все обсудить. Итак, мы куда? – спросил он Кирзача.
- В Рай! – ответил бравый прапорщик.
- Правильно. Мы к кому? – спросил Максим, обращаясь к Бронелю.
Бронель отрапортовал:
- К Создателю.
- Правильно. Мы по какому вопросу? – поинтересовался Макс у Эммануила.
- А хрен его знает.
- Прави… Хм… - Максим задумался - А ведь действительно правильно…
Паша уже пришел в себя и потому деловито добавил:
- И никто тебе в этом вопросе не поможет.
Бронель угрожающе цыкнул на Пашу, на что тот обиженно проговорил:
- Эй, а я что неправильно сказал?
Эммануил прислонил указательный палец к губам и примирительно произнес еще раз:
- Тс-с.
После чего все разом умолкли и посмотрели на задумавшегося Максима. Заметив, что на него ожидающе смотрят четыре пары интересующихся глазенок, он сказал лишь:
- Чего мы паримся? Задам несколько вопросов…
- Нельзя. – констатировал Бронель – У многих нет шанса и один-то вопрос задать, а ты сразу несколько. Думай, что спрашивать будешь.
- Ага… - Макс почесал за ухом – Может так: «Кто виноват?»
Бронель отрицательно замотал чумазой мордочкой, давая понять, что он с такими делами не согласен:
- Не-е. Я даже знаю, что тебе ответят: «Ты».
Максим продолжил думать:
- А может: «Что делать?»
На что Эммануил деловито заметил:
- Снимать штаны и... – и добавил – Думай еще.
Максим вздохнул:
- Как же тяжко… А ведь сначала все так легко было…
Тут бравый прапор понял, что теперь его очередь сказать что-нибудь эдакое:
- Во всем виновата Корея. - но никто его не услышал.
И слава Богу, ибо не след кого ни попадя слушать.
Маским задумчиво попытался облокотиться на тумбочку, но, сделав попыточное движение, передумал и остался стоять. Затем усмехнулся и пробормотал:
- Вот так всегда – все идеи умирают в зачатке…
- Может, тебе сначала вспомнить, что произошло? – прапор ковырнул чумазым копытцем в пятачке – Помнишь, как говорил, что не помнишь ничего?
Максим заинтересовался:
- Точно… И тогда сразу все встанет на свои места…
- И какой вопрос задать сразу поймем... То есть поймешь. - продолжил его мысль Бронель.
Эммануил злорадно спросил:
- Ну и как же ты собираешься заставить его все вспомнить?
Бравый Кирзач ринулся защищать земляка:
- Если уж ангел от лимончика в себя пришел, человек и подавно…
Бронель хмыкнул:
- Не шебурши, Кирзач. У меня есть идея лучше.
Все недоуменно переглянулись:
- И какая?
Бронель молчал. Максим заглянул в невинные глазки чертика и попросил:
- Ну же, Бронель, не томи…
На что тот лишь загадочно-тихо проговорил:
- Тс-с-с… Чувствуешь?
Максим хотел-было что-то произнести, как внезапно действительно что-то почувствовал:
- Волны… - удивленно проговорил он, погружаясь в свои ощущения – Как?..
- Тише. – Бронель участливо улыбнулся – Присядь на тумбочку.
Наблюдавшие за происходящим молчаливо следили за Максимом. Первым тишину нарушил Эммануил:
- И как я забыл?.. – тихо пробормотал он и положил свою руку на правое плечо Бронеля – А ты как догадался, что он…
- Да как только к облакам подошли – так же тихо проговорил Бронель, усаживая Максима на тумбочку – Так, всем тихо. Пусть оклемается чуток.
Он внимательно осмотрел потерпевшего, а затем, проследив взгляд человека, он оглянулся на окруживших, наблюдавших и следивших:
- Да что вы столпились, как овцы в парикмахерскую! Отойдите.
Начав истерически размахивать ручками, он отогнал всех как можно дальше, и только потом проговорил:
- Не загоняйте да не загонимы будете. Хватит глазеть! – он пощелкал копытцами перед лицом Эммануила – Пошли, прогуляемся. Ему сейчас в одиночестве нужно посидеть.
Эммануил проморгался и недоумевая уставился на Бронеля:
- Хм… И когда он в себя придет?
Бронель же, не оборачиваясь, прошествовал мимо и направился в сторону «Ноева Ковчега»:
- Когда вспомнит. Не боись, он сам нас найдет. – и подумав добавил – Если нужно будет.
И вот они тихо-тихо, пока Паша не видит, забежали за ворота и ринулись в бар.
10. Неизвестные
В обычном автосалоне самых обычных дорогих автомобилей все было как обычно. Брюнетистая секретарша листала старый выпуск очередного гламурного журнала, умудряясь одновременно с этим раскладывать пасьянс «Косынка» на компьютере и обрабатывать пилочкой идеально ровный ноготь. Охранник разгадывал кроссворд, шепча что-то себе под нос, а единственный менеджер объяснял что-то единственному посетителю, который заглянул, по-видимому, чтобы скрыться от проливного дождя, что шел с самого утра.
- Дарин? – позвал охранник.
- Мгм. – промычала секретарша зажавшая зачем-то ластик в зубах.
- Слепой аргентинский писатель на Б. Шесть букв.
- Гм. – пожала плечами Дарина.
- А ты не помнишь, я тебя не спрашивал об этом когда-нибудь?
- Мгм. – отрицательно помотала головой Дарина.
- А жаль... – почесал в затылке охранник – я помню, что где-то это уже было...
Пошуршав чем-то под столом, он достал довольно увесистую пачку кроссвордов, скопившуюся там за несколько лет работы, и стал их перебирать:
- Не то... Март... Хм... А, вот! Б-о-р-х-е-с – аккуратно вписал охранник буковки в пустые квадратики. – Та-а-ак... Что у нас там дальше?..
Внезапно входные двери распахнулись, и вошел довольно энергичный привлекательный молодой человек лет двадцати. Одет он был явно не по погоде – дорогой черный вельветовый пиджак, рубашка какого-то неизвестного покроя и модные драные джинсы блекло-синего цвета. Черные туфли страдали хронической аллергией на пыль, о чем говорили их сморщено-сконфуженные носы. Они как будто извинялись за свой неопрятный пострадавший от долгой ходьбы вид. Но в молодом человеке была и одна странная деталь, удивившая всех – несмотря на дождь, молодой человек был сух, как гусь.
Парень развел руки в стороны, как будто только что вышел на сцену, и поздоровался со зрителем:
- Добрый день! – раскатились его слова по углам зала, и эхом вернулись назад.
Охранник затих, ошарашено глядя на вошедшего, а секретарша выронила ластик. Так громко входил только Ипполит Игнатьевич, директор автосалона.
Не дожидаясь аплодисментов, молодой человек уверенно прошел через весь зал к секретарше, и еще раз поздоровался:
- Здравствуйте.
Дарина подняла ластик и, положив его на стол, взглянула на вошедшего. Довольно милое лицо, если бы не небольшой белесый шрам на губе. Артист же, в свою очередь, тоже не преминул воспользоваться паузой и, не отрываясь, буравил ее лицо. Она была красиво ровно настолько, насколько женщина вообще может быть красивой. Красота кошачьих глаз была подчеркнута дорогой тушью, кожа пахла бархатом, а вскинутые бровки больше походили на неуловимые крылышки стрекозы.
Перестав с интересом рассматривать вошедшего, и прервав тем самым его взгляд, Дарина ответила:
- Здравствуйте. Чем могу помочь?
- Я из АФС, – картинно поклонился гость - меня зовут Максим. А вас... – и, посмотрев на грудь девушки улыбнулся – Дарина. Очень приятно.
- Мне тоже... – секретарша покраснела ровно настолько, насколько позволял ее загар – А... Еще раз, откуда вы пришли?
- М-м-м... Из метро. А работаю в АФС. – но, посмотрев на лицо все еще недоумевающей секретарши, пояснил – Архитектурно Фасадная Служба. К директору по поводу реконструкции здания.
- А поподробнее? Ипполит Игнатьевич не предупреждал...
- КАК НЕ ПРЕДУПРЕЖДАЛ?! – поразился молодой человек - Ему не звонили? Тысяча чертей... Придется и ему все объяснять.
- Что объяснять? – все еще не понимала секретарша.
Молодой человек вздохнул:
- Вы снимаете первый этаж здания. Верно?
- Ну да.
- Остальные четыре – не ваши. Верно?
- М-м-м... Да.
- Ну, так вот. Скоро будет проводиться реконструкция здания. Будут ремонтировать фасад, укреплять фундамент... – парень задумался - А подвал вы снимаете?
- Да. Там... автозапчасти, оборудование...
- Ну, так вот, его зальют бетоном.
- Как? А запчасти куда?
- Ну, не знаю, это ваши проблемы. Моя задача – поставить в известность. Далее окна – парень кивнул в сторону огромной стеклянной стены, что открывала взору шоссе – их будем закладывать кирпичом. Ну, там еще много чего изменится... – он задумчиво глянул на электробатареи - Систему отопления сменим – чтобы давление ракетного топлива держала, а то старая, знаете ли... Да. И, конечно же, причина реконструкции: последний этаж будет снимать некая компания, которой нужна, а я бы даже сказал, требуется вертолетная площадка на крыше и зенитная установка. Вот. По этому поводу, собственно, мне и нужно пообщаться с... Как его зовут? Ипполит Игнатьевич?
- Да, но...
- Спасибо. – бросил молодой человек, и направился к двери с надписью «Ген. Директор Ипполит Игнатьевич», но у самой двери обернулся – Да, чайку, Дарин, сделай. – и, открыв дверь, вошел.
В кабинете за столом сидел довольно упитанный Ипполит Игнатьевич, и мышцатый мужчина два на два метра с красноречивым бэйджиком «Нач. охраны Виталий». Красные лица, по-видимому из-за вчерашнего фуршета, а может просто с перепоя, короткие стрижки почти на лысо, дорогие костюмы и удивленные мордашки – все располагало к разговору.
- Добрый день!
Гламурные шкафчики похлопали глазками, но ничего не ответили. В полной тишине Максим подошел к свободному креслу, что стояло напротив них:
- Можно присесть? – и, не дожидаясь ответа, бросился на мягкие подушки, закинув ногу на ногу в позе Шаляпина, и продолжил лучезарно улыбаться – И еще раз здравствуйте.
Шкафчики начали приходить в себя. Первым опомнился директор:
- А вы…
- Ой, извините, я не представился. Меня зовут Маским, я из…
- Если вы что-то продаете – нам ничего не нужно – перебил его Виталий.
Молодой человек хитро улыбнулся директору:
- Точно ничего не нужно?
Но вместо него ответил начальник охраны:
- Точно.
- Очень хорошо. – деловито сказал Максим, встал и начал собирать со столов все, что попадется под руку - Тогда я забираю мышку, стэплер, ручку, и вот это… А что это? – спросил молодой человек, разглядывая хитроумное сплетение каких-то, возможно индийских, корней.
В комнате воцарилось гробовое молчание - начальник охраны периодически менял цвет лица с красного на бледно – желтый и обратно, монотонно-осудительно гудел кондиционер, а директор, стиснув зубы, закинул голову назад и смотрел в одно точку на потолке.
Внезапно Ипполит Игнатьевич взорвался оглушительно-писклявым хохотом. Удивлению Виталия не было предела – он ошарашено глядел на директора, а тот лишь кидал фразы вроде:
- Ну, парень, ты даешь в стране угля, а… Это ж надо так! Ничего не надо…– и продолжал смеяться - Ничего не надо! - ответил он вошедшей с чаем секретарше и снова заржал – Дайте мне успокоиться… О, Господи, ну и истерика, а…
Ипполит Игнатьевич достал платочек, размазал по лбу пот, и, все еще подрагивая лицом, спросил:
- Фу-у-ух…Ладно. Теперь серьезно – зачем пришел?
Молодой человек вернул все предметы на свои места, снова присел и с улыбкой произнес:
- Студент Щукинского театрального училища. У нас сегодня практика живого общения – вот ходим сегодня, общаем людей и, собственно, в театр приглашаем.
- А что за театр? – с интересом спросил Ипполит Игнатьевич.
- Театр Киноактера, а спектакль «Мертвые души» в современной трактовке.
- Комедия?
- Fusion.
- М-м-м… А подробнее?
- Смешение стилей. Можно и посмеяться, и всплакнуть…
- А спектакль-то хороший?
И тут началось нечто невообразимое. Молодой артист стал еще более энергичным, нежели до этого – он даже усидеть на одном месте не мог. Вскочив со своего удобного кресла, он начал мельтешить перед глазами, прохаживаясь взад-вперед по комнате и усиленно жестикулируя:
- А как вы думаете?! Только представьте: большой удобный зал. Для вас – лучшие места, женщины на галерке плачут, мужчины – те вообще в истерике! Чичиков в это время доедает чью-то ногу…
- Ну, хорошо, хорошо, убедил. Давай свои билеты.
Дальнейшее больше походило на допрос:
- А вы где любите сидеть? – молодой человек остановился и вынул из внутреннего кармана пиджака довольно увесистую пачку билетов, и разложил ее веером на столе - Поближе, подальше?
- Я…
- Вообще, лучшие места в театре – пятый ряд, середина – и, привычным движением пробежав пальцами по билетам, вытащил два.
- А…
- Вам сколько?
- Ну…
- Вы ж наверняка не один идете.
- Парочку…
- А может, корпоратив устроите? А то все по ресторанам, да по ресторанам, небось! А тут – в театр. Вас еще больше любить и уважать будут.
- Хорошо…
- Сколько у вас сотрудников?
- Семнадцать, включая меня…
Маским вновь начал энергично размахивать руками:
- Итак, все начнут приглашать мужей, жен, друзей… Эх, люблю масштабные мероприятия! Смело умножаем на три, итого м-м-м… - молодой человек остановился, считая в уме – тридцать… пятьдесят один. А у меня есть… - и, снова пробежав пальцами по билетам, изрек – шестьдесят. От восьмисот рублей до двух тысяч. Так что решайте.
Вновь наступила тишина. Ипполит Игнатьевич продолжал моргать в недоумении, а Виталий, приподнявшись, попытался что-то недовольно произнести:
- А может этому молодому человеку…
Но Ипполит Игнатьевич прервал его:
- А давно ли, Витя, ты был в театре?
Начальник охраны стушевался, снова сел, но ничего не ответил. А Директор продолжил:
- Вот и я говорю. Все по ресторанам, да по ресторанам. Пьем, пьем, а культура… А как же культура? Раз в год ведь можно два часа потратить? Ведь кто теперь в театры ходит, а? У тебя есть такие знакомые? У меня нет. А парень вон, видишь, учится, приобщает…
- Так он ведь…
- Что «он ведь», Витя? Он нас в театр приглашает! А мы, что? Быдло – вот мы кто – и, закурив, добавил - калькулятор лучше принеси.
Виталий встал, подошел к двери, но остановился, и недоуменно оглянувшись, спросил:
- З-зачем?
А Ипполит Игнатьевич закурил, и устало проговорил:
- Считать будем. Это-то мы отлично умеем.
* * *
Где я? Лежу на чем-то жестком. Мне холодно. Открываю глаза: потолок. Белый. Откуда идет свет – непонятно. Поворачиваю голову вправо, чтобы осмотреться – голый толстый мужчина спит под белой простыней на кровати рядом. Вытрезвитель?! Нет, я вроде, давно не пил. Нужно проверить. Поворачиваю голову влево – голая красивая брюнетка лежит на такой же кровати под такой же точно простыней. Слава богу, не вытрезвитель. Поднимаю немного голову, чтобы посмотреть на себя, но острая боль в шее заставляет остаться в том же положении. По ощущениям, вроде, я тоже голый, и под простыней. Прислушиваюсь… Тихо - ни шороха, только провода под напряжением гудят в стене. Делаю еще одно усилие над собой, пытаясь подняться, но, зажмурившись, падаю на обжигающий кафель…
Я снова очнулся. Все еще лежу на полу. Опираясь на руку, встаю на карачки – я действительно голый. Завернувшись в простыню, ползу как по столу ученого упитанный мясной червь, только и ждущий опытов. Мысли постепенно упорядочиваются, состраиваются, и маршируют к голове, но что-то им мешает дойти до пункта назначения. Так хочется пить и есть, словно бы кто-то выжал меня, как лимон, оставив только кожуру…
Уткнулся головой в стену, и повернул направо, так же ползя, но теперь вдоль нее, ощупывая ее в надежде найти дверь. О! Что-то деревянное… Вроде дверь… Где-то здесь должен быть выключатель… Так, сейчас… Ага! Нашел! Щелкаю. Сначала, вроде, ничего не происходит (все так же смешно, холодно и страшно), но затем что-то сверху начинает гудеть, и флюро-лампа, мигая и подрагивая, начинает давать обжигающий глаза свет. Пытаюсь осмотреться, но снова падаю в обморок…
Снова пришел в себя, и снова поднялся. В мозгу одна мысль – нужно поскорее выбраться из морга… Но я же голый! Черт, почему моя шея так ужасно болит?! Я ощупываю ее холодными пальцами – вроде ничего… Только голова отсутствует. Нужно найти, должна быть где-то здесь. Подхожу к столу, на котором очнулся некоторое время назад. Заглядываю под него – точно! Вот она, родимая… Беру голову подмышку – вроде ничего не забыл. Иду к двери, но, поскользнувшись на чем-то жидком, падаю и снова забываюсь…
Где я? Лежу на чем то жестком. Мне холодно. Открываю глаза: потолок; белый. Откуда идет свет – непонятно. Поворачиваю голову вправо, чтобы осмотреться – голый толстый мужчина спит под белой простыней на кровати рядом. Где-то я уже все это видел. Поворачиваю голову влево, чтобы удостовериться – там лежит все та же красивая брюнетка. В страхе ощупываю голову – вроде на месте, но шея продолжает болеть. Ощупываю теперь ее – вроде ничего, но вот слева какие-то две выпуклости. Поднимаюсь, придерживая простыню, но на этот раз не падаю. Прислушиваюсь… Тихо - ни шороха, только провода под напряжением гудят в стене. Пошатываясь, иду к стене с вытянутыми руками, проделав путь быстрее, чем во сне. Расстояние то же – неужели я все еще в морге? Нащупал дверь, но свет не включил – все и так понятно. Просто вышел в длинный коридор… Холодный, скользкий коридор… В темный, страшный коридор…
Мысли постепенно упорядочиваются, состраиваются, и маршируют к голове, но что-то им мешает дойти до пункта назначения. Так хочется пить и есть, словно бы кто-то выжал меня, как лимон, оставив только кожуру. Справа дверь с двумя ноликами. Туалет, а значит зеркало. Туалет, а значит вода.
Захожу… Но почему-то нет зеркала. Зато есть кран. Вода… Открываю и жду, пока протечет ржавая вода. Не дождавшись, начинаю лакать, но чувствую, что что-то не так. Нет привкуса железа – есть только теплый привкус приятной солоноватости… Странно, но я не отпрянул - кровь, как кровь. У меня такая же была. От осознания того, что я о чем-то знаю, но не догадываюсь, начинаю задумываться. А может, догадываюсь о том, что знаю, задумавшись – кому как угодно.
Напившись, я, наконец-то отрываюсь от крана и выхожу в коридор, которого уже нет. Есть только пустота…
Где я? Лежу на чем-то жестком. Мне холодно. Открываю глаза: потолок; белый. Чей-то хриплый и в то же время ласковый голос возникает в моей голове:
- Паша…
Надо же, кто-то знает мое настоящее имя. Для такого места, как это. Здесь явно никто ничего не знает.
- Стань художником. – ласковый голос начинает надоедать.
Поднимаюсь, а шея все болит. Прислушиваюсь… Тихо - ни шороха, только провода под напряжением гудят в стене. Боже, когда это кончится?.. Я такими темпами с ума сойду. Уверенным шагом иду к двери, потому что есть и пить уже не хочется. Открываю ее – там еще одна комната. Посреди нее телефон. Беру трубку, пытаюсь набрать 02, но не могу, потому что в руках у меня змея. В страхе отбрасываю ее к стене. Я в коридоре. Опять этот длинный коридор… Холодный, скользкий коридор… Темный, страшный коридор…
ХВАТИТ!!!
- Эй! Здесь есть кто-нибудь?! Отзовитесь! – странно, что я только сейчас додумался позвать на помощь.
Хотя чего здесь странного, если никто не отзывается? Ну, нет, так нет никого. Дома же должен быть кто-нибудь – они обещали ждать меня.
- Сделайте ему укол слабительного!
Доктор, а мне это поможет?
- Должно подействовать!
Ну, хорошо. Но если нет…Откуда здесь бассейн? Ах, да…
Голос диктора за кадром:
Чтобы хорошо, со вкусом, порыбачить, я (довольно богатый, ибо бассейн есть) накупил до хрена экзотических животных: медуза какая-то, гремучая подводная змея, красные и зеленые водоросли и мышка Андрюшка. Внезапно что-то пошло не так. Медуза обвилась вокруг моей ноги, из-за чего та стала сильно дрожать и болеть (я очень сильно испугался), а гремучая змея меня ужалила. Между прочим, это самая гремучая змея из всех, что есть – гремит, пока вы не успокоитесь. Успокоившись, я взлетел невысоко над землей, а медуза сама отцепилась. Я заметил, как на меня прыгнул Андрюшка, и потому успел увернуться. Он явно хотел меня укусить – я видел это в его хитрых хищных глазках. Но потом он каким-то непостижимым образом оказался на моем плече, и со словами:
- Андрюшка обо всем догадался!
Снова попытался меня укусить. Я сжал его челюсти с боков, чтобы он не смог этого сделать и стряхнул Андрюшку с себя:
- Мне жаль тебя обламывать, но это мой сон. Здесь я всех кусаю.
С чего ты взял, что это сон?
Я картинно оскалился, но получилось только улыбнуться. Поняв это, я понял, что могу теперь здраво размышлять, а так как происходят совершенно непонятные вещи, нужно проснуться. Хотя бы попытаться.
И снова этот голос потащил меня куда-то далеко…
- Ты выжил, чтобы другие сдохли.
Да понял я, понял! Хватит сводить меня с ума.
- Ты уже начал. Продолжи.
Не могу… Это не нормально…
- Стань художником.
Помогите кто-нибудь…
- Помни о договоре.
Не хочу…
- Хочешь.
Я устал сопротивляться…
- Я – не ты, а ты – не я.
Ага, и лошадь не моя…
- Стань художником.
Ну, я попробую…
11. Пустой разговор
Прошло уже четырнадцать часов, с тех пор, как Максима накрыло у Райских Врат. Все это время Эмануил с прапором пытались расспросить Бронеля о случившимся, но тот постоянно переводил тему разговора и лишь загадочно пускал пузыри. Разговор сопровождался постоянным поглощением огромных количеств алкоголя, а потому груда пустых бокалов под столом выросла за все это время до неимоверных размеров и уже подпирала столешницу.
Внезапно двери отворились и в бар вошел виновник неудержного торжества. Покачивающейся походкой неуверенной мартышки он прошествовал мимо столов со всякой нечистью и плюхнулся на свободный стул под отвисшим от удивления крылышком Эмануила:
- Пива. – Максим нервно сглотнул, вглядываясь в пустоту - Много. – его глаза, то ли от удивления, то ли еще от чего, расширились до неимоверных размеров так, будто он разглядел что-то невероятное там, куда смотрел - Быстро.
Бронель восхищенно присвистнул и кивнул Ною:
- Наш друг многое узнал. Это нужно отпраздновать. – и, подумав, добавил – Запиши на мой счет. И супчику с крабиками принесите – для меня.
Кирзач удивленно прихрюкнул:
- А как ты мимо Паши прошел?
Макс же даже взглядом его не удостоил:
- Хорошо прошел.
Затем решился заговорить Эммануил:
- Ну, что ты видел?..
- Тс-с-с… - Максим многозначительно поднял указательный палец вверх, давая понять, что ангел отвлекает его от самых важных в мире рассуждений.
Следующим не выдержал Кирзач:
- Слушай, нам всем интересно, что ты вспомнил и… - но поняв, что вопрос останется без ответа, пока пиво не принесут, нахмурился – Вечно этого бармена где-то черти носят…
И так в молчании они ждали довольно долго. Спустя минут пятнадцать, когда под улюлюканье и восторженные вопли черти все-таки принесли Ноя, Максим осушил один бокал залпом и, перед тем, как приложиться губами к следующему, промолвил:
- Черти полосатые… Когда ж меня отпустит…
Бронель же, ставя перед собой аккуратную бочечку с супом промолвил:
- Во-первых полосатых чертей не существует. Бывают черти в фуфайках – но это отдельная история… А во-вторых не начинай, пока я не насуплюсь, пожалуйста.
Он зачерпнул принесенным половником супу, попробовал его и удовлетворенно подмигнул всем присутствующим в баре:
- Все. Я насупился. – и кивнув Максиму добавил - Можешь начинать.
- Угу – пол лица Максим все еще были закрыты бокалом.
Затем он поставил бокал на стол, и смотря в него, словно ища там что-то, наконец, изрек:
- Вы все – моя фантазия.
У Эммануила отвисла челюсть и другие конечности вместе с крыльями. Его глаза, ранее бывшие совсем обычными теперь стали совсем необычными – их размеры увеличились, а форма изменилась до неузнаваемости гаек для танка.
Кирзач стал более похож на свой прототип (кирзовые сапоги, если кто не догадался), и теперь максимум что мог делать, так это ходить. Но сейчас он сидел, а потому, застыв как выключенный toster, мог только думать (если tosters, конечно, умеют это делать) и чесал безроговую голову.
И только Бронель внешне остался невозмутимым и усиленно пытался насупиться. Только его табельные вилы тихонько брякнулись о голову Эммануила, из-за чего, вполне возможно, с ним и произошли такие изменения во внешности.
Остальные в баре, казалось, думают только об одном – о своей еде и алкоголе, а потому ничего особого не вытворяли – на ходулях не ходили, вилами ни в кого не бросались. А потому можно было легко рассудить, что вышесказанного они не слышали.
Бронель перестал насупливаться и, наконец, изрек мысль, некоторое время теребившую его и его друзей:
- С чего ты это взял?
Проходивший мимо упитанный чертик наклонился над столом разговаривающих и спросил:
- Ваш друг наркоман что ли?
Бронель лишь загадочно улыбнулся ему:
- Нет-нет, все нормально. Мы просто роли репетируем. – и, обращаясь уже к Максиму, добавил – наш друг сделал интереснейшее умозаключение.
А пришедший в себя Эммануил аккуратно, чтобы не поцарапаться, поставил Бронелевские вилы в сторону и задумчиво проговорил:
- Мда, где-то я эту мысль уже слышал… А с чего ты взял, что мы – всего лишь выдумка?
Максим разъяснил:
- Я не правильно выразился до этого. Точнее сказать, вы – плод моей фантазии, потому что фантазия даже самого бездарного человека не зацикливается на одном образе или одном мире. С другой стороны, вы плод довольно хороший – обычно фантазия не рождает что-то настолько насыщенное деталями, как вы. – Максим откинулся на стуле и закинул руки за голову - А теперь доказательства – до этого никто никогда не думал о том, что у Бронеля есть вилы. И только когда я подумал о том, что черту без вил никуда, они внезапным образом упали Эммануилу на голову. Дальше – больше. Никто из нас ни разу не обратил внимания на то, что у Кирзача нет рожек, однако только когда я уцепился за эту деталь, вы все обратили на это внимание. Это для начала. А теперь переходим к рассуждениям. Почему все происходит именно так? Да потому что дальше уже работает мозг – а его работа сделать твою выдумку понятной другим и тебе самому. Потому что без разъяснений и детализации образ – всего лишь абстракция.
Бронель потянулся, разминая затекшие в долгом ожидании косточки и втянулся в мозговой штурм, затеянный Максимом:
- А если рассуждать дальше, то можно прийти еще к одному заключению. Если мы все – выдумка одного существа, а в данном случае мы рассматриваем тот самый случай, когда мы твоя выдумка, можно называть тебя автором или чтобы нам чертям было проще – Создателем. А так как мы все верим в то, что существуем, а ты какое-то время верил в наше существование, можно заключить, что ты – талантливый Создатель.
- Нет, нет, и еще раз нет. – Максим отрицательно замотал головой – ты не в ту сторону двигаешься. Во-первых, я не поверил, а забыл. Ведь знать и верить – вещи разные. Надеюсь, вы это знаете. А во-вторых? Создатель – это слишком. Я не создаю, а созидаю. Понятия опять же разные. Поэтому лучше называть меня автором, а то начальство – он многозначительно указал пальцем куда-то вверх - обидится.
Бронель, согласившись, кивнул:
- Хорошо. You are boss. Итак, ты забыл о том, что ты автор и погрузился в выдуманный самим собой мир…
- Миры. – Максим снова перебил его – Ваш мир не был первым. Моя фантазия начинала с малого, словно разминала мышцы перед прыжком. Сначала миры слишком походили на реальность – образы я брал из реальной жизни и заставлял их идти в правильном для меня русле. Люди делали то, что я хотел, со мной происходили невероятные вещи именно тогда, когда я этого хотел.
- Но когда что-то происходит именно тогда, когда ты этого хочешь, это перестает быть чем-то неожиданным или невероятным… - Эммануил решил вставить свое слово, но Максим сразу же нашел что ответить:
- Мы говорим о том, что я забыл о том, что автор – я. Поэтому всем интересно.
Бронель еще раз отхлебнул супчику и аппетитно почесал затылок:
- То есть твой мозг заранее продумал все происходящее?
Максим скривил губы, и попытался перехватить инициативу:
- Не важно, когда я это задумал – возможно, я придумывал подсознательно. Меня волнует другое – почему я решил, что в выдуманных мирах мне будет лучше?
Бронель постучал копытцем по столу:
- Возможно, что-то случилось в реальном мире… Что-то такое, из-за чего ты начал принимать наркотики (не будем забывать, что ты наркоман). Что-то сильное и страшное…
Максим устало-отрицательно покачал головой:
- А вот этого я, к сожалению, так и не понял… Вернее сказать, не вспомнил. Возможно, должно случиться что-то, что заставит меня вспомнить, но, как мне кажется, случится это не скоро.
Бронель невозмутимо моргнул:
- Зря ты так думаешь. – и, задумавшись, добавил – ну, ты хотя бы жив.
- А вот хрен его знает… «Думаешь – значит живешь» здесь работает только в одном случае.
Эммануил не понял:
- В каком?
Максим философски поднял палец вверх:
- В случае если загробная жизнь не существует. А если начать это утверждать, может статься, что додумаешься до другого заключения – Бога нет. Нет Бога – нет автора. А если нет автора, то нет и произведения. А так как мы существуем – эти мысли ложные.
Бронель насупился еще раз:
- Не факт. Возможно, авторов несколько. Или даже больше чем несколько.
Максиму явно понравилась эта мысль:
- Хм… С этой стороны я вопрос не рассматривал. Давай подумаем?
Бронель прихрюкнул:
- Давай.
На некоторое время комната снова погрузилась в тишину. Эммануил и Кирзач лишь поглядывали то в сторону Бронеля, то в сторону Максима, но попыток нарушить тишину не предпринимали:
- Ну, вот смотри – Бронель начал первым – Если авторов множество, то это люди (или существа), которые думают в одном направлении. Причем их выдумка зависит от каждого в отдельности – то есть… как бы это…
- То есть если один из них разуверится или не будет продолжать двигаться в выбранном направлении, прямо как мы с тобой сейчас, их мир развалится как карточный домик. С другой стороны их выдумка им нравится, потому что если… - Максим замолчал, переводя дыхание и собираясь с мыслями.
Бронель закончил за него:
- Если перестанет верить хотя бы одно существо – мир умрет.
Эммануил опустил голову:
- Умрет начальство.
И опять в баре наступила тишина. А нарушил ее по традиции Бронель:
- Так почему же за такое длительное время никто не разуверился? Везение?
Максим покачал головой:
- Черт его знает… Даже если напрямую отрицать существование мира или Бога, какая-то недосказанность все равно есть.
Бронель щелкнул пальцами так, будто его что-то осенило:
- Не недосказанность, а надежда. Надежда на то, что все не просто так. Мы же существуем? Ради чего? С какой целью?
Максим согласно кивнул:
- И эти вопросы мучают нас не зависимо от того, черти мы, ангелы или люди…
Бронель уже который раз подряд подхватил его мысль:
- Мда… То есть мы – плод твоей фантазии, но и ты – плод нашей фантазии. Мы – коллективная выдумка друг друга.
А Максим продолжал:
- Получается да. Только вот мы все рассуждаем, а ведь не одно существо уже давным-давно задумалось об этом. Хотя бы подсознательно. И в какой-то книге я эту мысль уже читал…
Эммануил разочарованно опустил плечи:
- То есть мы сейчас воду в ступе толчем, а не гениальные мысли излагаем…
Максим отрицательно покачал головой:
- Опять же не факт. Это же можно сказать о любом человеке и не только о человеке. Ничего не происходит просто так. Ну, вот например, если что-то написать – это кто-то прочитает. Правильно?
Все согласно кивнули, а Кирзач недоуменно спросил:
- Ну да. А если что-то снять на пленку – это кто-то просмотрит. И что? Кто мне теперь рожки вернет? Я ж всю жизнь думал, что они у меня есть…
А Макс лишь улыбнулся недогадливости прапорщика:
- И все. Самое парадоксальное, что вот вроде и все, а всем срать. Все всё равно продолжают писать и читать, снимать и смотреть, рисовать и коллекционировать. А почему? – и сам себе пожал плечами - А черт его знает…
Бронель же устало вздохнул:
- Нет, даже мы не знаем. Итак, мы все – одновременно и созидаем и созерцаем. И что? Фух, устал я думать… Надо отдохнуть. Мы тут за общечеловеческими проблемами совсем забыли о своих. Какая разница? Говорим-говорим, а проблему так и не решили… Или решили? – прищурившись, он внимательно посмотрел в улыбающиеся глаза Максима - Знаешь теперь, какой вопрос загадывать?
Максим улыбнулся:
- О да.
- И какой же?
Но парень лишь загадочно покрутил пальцем в воздухе:
- Уверен, что хочешь услышать?
Бронель же смутившись, сказал:
- Ну да… Вроде…
- Сейчас еще один вопрос не к Создателю, а к тебе. Он на любой вопрос ответит.
Бронель уверенно кивнул. Макс тоже кивнул, словно он именно такого ответа и ожидал. Затем, нечеловеческим глотком осушив бокал до дна, произнес:
- Когда нас «отпустит»?
12. Pop-music
Вскоре потолок перестал куда-то уползать, а люстра постепенно повисла именно там, где ей и положено висеть. Узоры на обоях все еще продолжали плавать и колыхаться, но Дарина хотя бы понимала теперь, что это именно узоры, а не скаты, кометы и водоросли. Там когда-то были еще звезды, но они уже исчезли. И муравьи постепенно превратились в трещинки и крапинки.
Девушка приложила руку к правой груди – сердце продолжало гонять наркотик по крови со скоростью скаковой лошади. Сглотнув сухую слюну, Дарина приподняла голову и осмотрела комнату. Почти все было на своих местах – только салфетки на столе кто-то жег этой ночью.
- Наркоманы… - попыталась пробормотать она, но получилось только подумать.
За окном слишком ярко, чтобы можно было туда смотреть, поэтому девушка лишь мельком посмотрела на светлое пятно на полу, оставляемое полуденным солнцем. Сколько народу было здесь этой ночью? Количество Дарина так и не вспомнила, да и кто был, ее сейчас не волновало – все вспомнится после того, как перегруженный мозг отдохнет. А сейчас нужно проверить, нет ли где трупов – это самое главное. И кто в каком состоянии – не нужна ли кому помощь. Вдруг у кого-то bad trip…
Свесив ноги с кровати и кое-как присев, девушка обнаружила на кровати только себя – это хорошо. Как ее принесло сюда, она не помнила, но это и не важно – из колонок все еще стонал Thom York, а значит все хорошо. Если ему плохо – значит все хорошо и справедливость в этом мире есть. А вот если наоборот…
Дарина приподнялась с кровати, но тут же села обратно – не то чтобы ее чуть не стошнило (от кислоты никого еще ни разу не вырвало) просто спазм был довольно сильный. А значит, скоро снова накатит. Нужно скорее предупредить остальных, что это еще не конец…
Обнаружила себя в ванной спустя какое-то время. Под кислотой на время лучше внимания не обращать, как и на все вокруг - оно может обмануть, как и все вокруг. Дарина скорчила себе мордочку и ей удалось поднять немного настроение – мускулы на щеках утомленно-приятно заныли. Значит, этой ночью она много смеялась. Интересно – почему? Ах да, Максим… Куда его сейчас занесло? Нужно проверить.
По телу заструилась приятная энергия – нужно что-то делать, иначе от сердечного приступа можно сдохнуть. Нужно обыскать весь дом – вдруг его уже отпустило.
Лестница угрожающе накренилась вниз, но Дарина с легкостью переборола себя, уговорив, что для лестницы это нормально и аккуратно спустилась. Гостиная напоминала… Да черта с два объяснишь, что она напоминала – исчезла вся мебель, кроме стола, окна были зашторены, а мамину картину кто-то перевернул вверх ногами. Но это все ничего – родители еще не скоро возвращаются, и порядок навести будет сложно, но можно. Девушку сейчас мучил другой вопрос – где же весь народ.
Внезапно она услышала, как дверью в туалет кто-то хлопнул. Значит выжившие, все-таки, есть…
- Эй, есть там кто? – губы были влажными из-за постоянного облизывания, но в горле пересохло, а потому слова вырвались с обиженным надрывом.
* * *
Паше не повезло – его все никак не накрывало. А все из-за сильного желудка… Если бы не он – сидел бы сейчас с Эстетом и Кирзачем и беседовал по поводу билетов в театр и мертвых музыкантов. А так ему оставалось только сидеть и усмехаться по поводу того, как ребята загнались по поводу и без повода. Во-первых, Максиму в голову взбрело, что говорит он не с Кирзачем а со своим ректором – а во всем виноват пиджак, который они откопали в гардеробе у Дарининых родаков.
- А что-о-о за-а ти-иаат-р? – с интересом спросил Кирзач.
Говорил он медленно, словно пережевывал каждое слово – кислота видно хорошая, челюсти человеку вон как сводит.
- Театр Киноактера, а спектакль «Мертвые души» в современной трактовке. – Макс же, напротив, тараторил так, словно ничего кроме «спидов» в своей жизни не ел.
- Ка-аме-еди-ийа-а? – невооруженным взглядом можно было понять, что слова даются Кирзачу с огромнейшим трудом.
- Fusion.
- М-м-м… А-а па-адро-обнее? – на глазах Кирзач уплывал куда-то в неизведанные дали.
- Смешение стилей. Можно и посмеяться, и всплакнуть…
- А может этому молодому человеку… - начал было Паша, но новоявленный Ипполит Игнатьевич перебил его и затараторил:
- Вот и я говорю. Все по ресторанам, да по ресторанам. Пьем, пьем, а культура… А как же культура? Раз в год ведь можно два часа потратить? Ведь кто теперь в театры ходит, а? У тебя есть такие знакомые? У меня нет. А парень вон, видишь, учится, приобщает…
- Так он ведь… - снова хотел вмешаться Паша, но Кирзач продолжил:
- Что «он ведь», Витя? Он нас в театр приглашает! А мы, что? Быдло – вот мы кто – и, закурив, добавил - калькулятор лучше принеси.
- Наркоманы… - пробормотал Паша и встал.
Не то чтобы ему было обидно – просто жалко, что не накрывает. А Кирзача с непривычки вон как «трипануло» – забыл, who is who. Отвык видно, пока в армии служил. У них там, небось, даже «травы» никакой нет. Калькулятор им принеси, мертвые музыканты какие-то… Вечно как обдолбаются, так давай о культуре и калькуляторах «загоняться». «А сколько человеку соли нужно съесть, чтобы умереть?», «А кто в ботинок насрал?», «А кто виноват?», а «Что делать?», фу, мерзость…
- Что же не накрывает то, а? – пробормотал Паша. Осталось только с горечи пойти к холодильнику за пивом.
Хотя, спазмы в желудке давали понять, что лучше не выпендриваться и пойти прилечь – а то мало ли что. Паша не раз слышал историю о том, как одного человечка «приходнуло» на унитазе и повторять чужие ошибки он не хотел.
Открыв дверь холодильника, Паша замер в смущении. Не то чтобы он не ожидал увидеть за ней то, что увидел, но все же… Увидеть за дверью холодильника дверь холодильника все-таки необычно. Ебанутый дом у этой Дарины – кровати размером с аэродромы, длинные коридоры, бассейны с водорослями, а теперь еще и холодильник какой-то ненормальный.
Покачав головой, Паша открыл эту дверь и увидел за ней еще более необычное зрелище – дверь холодильника.
- Нет это уже совсем ненормально. – подумал Паша и заглянул за следующую дверь.
Выпучив глаза от удивления, он осунулся и освободил ручку двери, которую только что приоткрывал. Дверка ме-е-едленно и очень-очень тихо отворилась, открывая взору ЕЩЕ ОДНУ ДВЕРЬ. Витя чуть не заплакал от возмущения – не бывает такой несправедливости в жизни. Кто придумал такие неправильные холодильники?
Через некоторое время, в очередной раз открывая дверь, Паша подумал – а может все-таки «приходнуло»? И стоит он сейчас как последний idiot и тупит у холодильника. А может быть это просто прикол такой – дверей на самом деле много. И создавался он специально, чтобы никто продукты не воровал. То есть вору просто надоест открывать бесконечные, как ему показалось двери, а на самом деле они кончаются, и люди знающие когда-нибудь да открывают этот чертов холодильник?..
* * *
В себя его привел сухой радостный смешок за спиной:
- Паша, а ты прямо Аполлон!
Молодой человек горделиво возвышался над лимоном, что одиноко лежал на полу и так же одиноко желтел.
- Я не Аполлон, я страж. – и, обернувшись, облокотился на тумбочку.
Дарина неуверенно сощурилась:
- Ты что, тоже принял? Ты же обещал…
Паша смутился:
- Нет-нет, ты что. Обещал быть «сидером» – стой и не выпендривайся. Я что, не знаю… - но, поймав внимательный взгляд девушки, вздохнул – ну да, принял… Чуть-чуть…
Дарина покачала головой:
- Кто-то вышел?
Паша, на этот раз уже испуганно, отрицательно замотал головой:
- Нет, что ты, я же следил!.. – но, замявшись, добавил – Только тех, кого «отпустило».
Дарина причмокнула:
- Уверен?
Паша энергично закивал:
- Да.
- И что же ты тогда здесь стоишь?
Молодой человек неуверенно ответил:
- Максим вроде еще остался...
Дарина как бы невзначай пожала плечами:
- Ну, вообще-то его нигде нет.
Паша смутился еще сильнее:
- Не может быть такого. Может в ванной?
Дарина отрицательно покачала головой:
- Не-а.
Паша почесал затылок:
- Тогда где он может быть?..
- Это я у тебя хотела спросить. Ты отходил куда-то и оставлял дверь открытой?
Паша хотел было снова все отрицать, но решил уже не завираться:
- Да… В море ходил.
Дарина прищурилась:
- В море, да?
Паша опустил глаза:
- Ну… в смысле в бассейне плавал…
- Ага. То есть ты под кислотой решил искупаться? Хорошо-хорошо. А ключ где?
Паша от удивления расширил глаза:
- Какой?
- От входной двери.
Он наконец-то вспомнил:
- А, должен быть у меня в кармане.
Дарина же задала довольно тупой вопрос:
- А карман где?
Паша довольно усмехнулся:
- В брюках.
Дарина же продолжала тупить:
- А брюки где?
Паша чуть не зашелся от смеха:
- На мне… - и похлопал по голым ляжкам - Блин…
Дарина угрожающе направилась к входной двери и подергала ручку. Та подалась и дверь с радостью отворилась:
- А вот это уже проблема. Твоя проблема. Когда вернусь – чтобы нашел. И оденься, не позорься.
- Х-хорошо… - заикаясь проговорил страж и пошел искать то, из-за чего его скоро либо убъют, либо кастрируют. Если не найдет.
13. Вместо эпилога
- Итак! – Максим поднялся со стула и аккуратно постучал по пустому бокалу половником Бронеля, нечаянно его при этом сломав (половник) – Тринадцатая глава!
Все собравшиеся в баре повернули к виновнику сегодняшнего торжества свои поросячьи мордочки и вылупились как гуси из нового гнезда. Несколько чертей направились к выходу, а Ной инстинктивно потянулся за телефонной трубкой. Бронель и товарищи восторженно подняли свои глаза на Максима и неуверенно переглянулись:
- А все-таки его еще не отпустило… - пробормотрал Эммануил и тихонько начал сползать под стол.
Чего он хотел этим добиться, никто не понял. А заметили так вообще единицы, а точнее сказать единица. Бронель угрожающе топнул копытцем по ушам уже полностью скрывшегося под столом друга и шикнул, мол, вылезай давай – сейчас самое интересное начнется. То ли не вняв жестам Бронеля, то ли по какой другой причине, Эммануил прикинулся лягушкой и квакнул.
Квакнул он, наверное, от возмущения и неожиданности сего посягательства на частную жизнь со стороны Бронеля, равно как и позеленел из-за этого же. Вот только его чертов товарищ этого не понял и буквально за грудки вытащил товарища из-под стола и, встряхнув от пыли и зубочисток, которые в огромном количестве скопились под столом а теперь гирляндами свисали с одежды и волос Эммануила, аккуратно поставил его на пол.
Только сейчас приятели сообразили, что за всеми этими действиями следило все питейное заведение, а в особенности довольно красивая черноволосая чертовка в дверях. От радости расширив глаза и уши, приятели хором произнесли:
- Ну, наконец-то! – и бросились за помощью новоприбывшей.
-Дарина! – умоляли они – успокой его! Он тут дебош устроил, а мы его остановить не можем!
Хитренько сощурив глазки и оглядев бар и всех присутствующих, как бы кто не подслушал, Бронель зашептал что-то быстро-быстро на ушко красавицы. Та лишь усмехнулась его потугам объяснить происходящее и легонечко оттолкнула чертика в сторону:
- Не баи-и-ись, прорвемся. – и, обращаясь уже к залу, добавила – Дамы и господа, прошу не волноваться – мы уже уходим.
Затем, поманив Максима пальчиком, улыбнулась и вышла из здания. За ней последовала вся честная компания – Бронель, Макс и Эммануил Задолжавший. Внимательно проводив взглядом выходящих из бара нарушителей спокойствия, Ной лишь убрал руку с телефона и произнес:
- Артисты блин…
* * *
Вечерело. Мебель нашли в чулане. Как она туда поместилась, никто так и не понял, да и не пытался – трезвому сложно понять такие вещи. В доме потихоньку прибрались и расставили все по местам. Холодильник разморозили (какой-то идиот оставил его открытым), бычки равно как и другой мусор выбросили, палас оттерли… В общем, всему придали более-менее первозданный вид, распрощались и разошлись.
В доме остались только Макс и Дарина. Сидя на диване в обнимку и потягивая вновь охлажденное пиво, они задумчиво пялились в потолок и лишь изредка обменивались ничего для других не смыслящими фразами вроде:
- Хорошо… Такая «жесть» творилась… Нужно как-нибудь повторить…
То и дело их пробирал небольшой озноб или наоборот накатывал легкий жар, но в целом оба уже пришли в порядок. Только то и дело прорывающийся откуда-то изнутри истерический смешок иногда заставлял кого-нибудь из них улыбнуться.
- Максим… - промурлыкала Дарина, в очередной раз переборов смех.
- М? – по его голосу легко можно было догадаться, что говорить ему сейчас лень.
- Как думаешь, почему Боря во время приходов называет себя твоим именем?
Макс вздохнул:
- Не знаю, не знаю… - и, сделав очередной глоток, добавил – я тоже не раз задавал себе этот вопрос. И этот его вечный заёб по поводу искусства… Слыхала как он сегодня?
Дарина кивнула:
- О мертвых музыкантах?
- Мгм… Он же ни на одном инструменте играть так и не научился. И этот его комплекс по поводу актерского мастерства…
- Он же вроде так и не поступил в «Щуку»?
Макс пожал плечами:
- Неа, не поступил…
- И почему в этот раз Ад?
Макс сощурился:
- Может быть, потому что лето, жара …
- Может быть…
Последовала небольшая пауза. По лицу Дарины было видно, что она не решается что-то спросить. Наконец она собралась:
- Он же пристает ко мне, когда… - она замялась.
- Да знаю я. - Макс отхлебнул еще раз и улыбнулся – но я не знаю, кем нужно быть, чтобы в таком состоянии еще и с потенцией все нормально было.
- Так вот почему ты не обращаешь внимания?
- Ну да, ну да. Если бы он по трезвяку тебя домогался, я б ему устроил, а так… Он же безобидный.
Дарина улыбнулась:
- И странный.
Макс согласился:
- И странный…
- Это да… Слушай, ты знаешь, как пахнет бархат?
Макс замешкался:
- В смысле?
- Ну, в смысле, Боря как-то сказал, что моя кожа пахнет бархатом. А я вот не пойму – как пахнет бархат? Мне почему-то кажется, что пылью…
Макс задумался:
- А хрен его знает, как пахнет бархат и что он имел ввиду… Псих ненормальный – Макс снова отхлебнул – только и может, что копировать других, а сам бездарность, каких свет не видывал…
Они снова ненадолго замолчали. Разговор снова завела Дарина:
- Но с кровати он меня столкнуть смог.
Макс задумчиво улыбнулся:
- Ну кровать – не крыша. – и подумав добавил – хватит уже о нем. Ты лучше скажи, как тебе?..
Дарина поняла его вопрос с полуслова:
- Хорошо. Только вот «отхода» «жесткие». А так… Можно как-нибудь повторить.
Макс ничего другого от нее и не ожидал услышать:
- А я вот завязать думаю. Надоело мне…
- Успехов. – девушка вынырнула из-под его руки и направилась в ванную комнату – как завяжешь – позови. Вместе отпразднуем.
Макс встал, поставил пиво на стеклянный столик, что накануне так долго оттирал от мороженного и подошел к окну. Некоторое время он долго глядел куда-то за окно, в непроглядную тьму и лишь изредка подрагивал. Затем подошел к компьютеру и, все еще стоя, набрал на клавиатуре:
«Первая история про наркоманов, которая оканчивается хорошо…»
Затем присел в кресло и, подумав немного над заголовком, исправил написанное на:
«История одного прихода»
На несколько мгновений его пальцы задержались, словно это они думали, а не их хозяин. Несколько часов в комнате были слышны только легкие пощелкивания клавиш клавиатуры.
|
