Произошла эта трагическая история в годы моей далекой юности. Моя закадычная подружка пригласила меня и еще несколько девчонок на свадьбу своей двоюродной сестры. Мы немного опоздали, свадьба к нашему приезду уже была в полном разгаре. Нам, как только что прибывшим гостям выделили помещение, где бы мы могли привести себя в порядок с дороги. Туда же и пришли молодые поприветствовать нас, сияя, от счастья. Но нас страшно удивил своим видом жених. У него была седая голова в неполных двадцать три года.
Позже мы узнали, что жених Валентин Сорокин, будучи игроком одной из футбольных команд часто ездил в составе команды по городам на соревнования. И вот , однажды, возвращаясь с очередного матча, претерпел следующее- автобус, в котором возвращалась команда домой, сломался, да так, что ремонт затягивался. Валентин решил добираться к дому своих родителей, находящемуся сравнительно далеко, пешком, а время было вечерним.
Грунтовая дорога вилась пыльной лентой среди садов, виноградников, пашен. Вначале идти было легко, наступившая ночь выдалась теплой, ясной, дышалось легко и свободно. Воздух настоянный на цветущих травах бодрил, и молодой, здоровый паренек пружинисто шагал, думая о всякой всячине. Из прудов, с пологой низины доносилось разноголосое пение лягушек, освещенные луной виноградники далеко просматривались в мареве лунной ночи, звон цикад заглушал другие ночные шорохи, звуки, только звезды безразличные ко всему происходящему на земле тихо мерцали, напоминая о вечности. Валентин заметил что приустал, видимо, сказывался трудный матч, почти бессонная ночь накануне. К тому же после игры не довелось поужинать, да и обед был далеко не сытным, поэтому заслышав стук конских копыт, он обрадовался, надеясь, что добрые люди подбросят, хотя бы до прудов, а там уже до его родног дома рукой подать.
Вскоре его настигла подвода, запряженная парой лошадок. В ней сидело двое мужчин, видимо державших путь на пруды, где находились мукомольные мельницы. Во всяком случае, так подумал Валентин , видя, что подвода нагружена мешками с зерном.
- Тпру! Тпру! Ну стой же, мерин, ты эдакий, - неприятным голосом проворчал рыхлый мужик, управлявший лошадьми. Видно мужики торопились, не жалея несчастных животных, т. к. те были в мыльной пене.
- Садись, сынок, притомился, небось,- обратился все тот же рыхлый мужик к обрадованному пешеходу, суетливо предоставляя ему место в подводе.
- Да, есть, немного устал,- ответил Валентин, с непонятной тревогой оглядывая подводу и сидящих в ней мужчин. Но от предложения не отказался, уселся прямо на мешки с зерном.
Лошади тронулись и мужик, хлестнув их, заерзал, загудел, погоняя их, а обернувшись к своему пассажиру, безразлично спросил: - Наверное, родные заждались? Ждут , не дождутся. Что так припозднился? Издалека добираешься? -- Нет, дяденька, что касается родителей, то именно сегодня не ждут, так вышло, что пришлось, возвращаться раньше времени. Они привыкли к моим частым отлучкам. Думаю, не ждут. Спортсмен я…
_ А –а! То- то, оно, - просипел мужик, кивая головой, а немного призадумавшись, предложил: - Коль так, то не мог бы ты нам помочь, обстряпать одно дельце. Это не долго и тут неподалеку.
Валентин, думая, что его просят сгрузить мешки с подводы, тут же согласился: - Конечно помогу об чем речь.
- Вот и ладно, а мы в долгу не останемся, домой подбросим.
- Молодой человек, погружаясь в сон, только и успел мотнуть головой в знак согласия.
Сколько прошло времени, не мог сообразить спросонья, но мужиков в подводе не было. Он стал оглядываться и удивился, что находится на кладбище. В сумраке ночи виднелись покосившиеся от времени кресты, грубо сколоченные столики, полусгнившие скамейки, разрушающиеся беседки. Ближе к подводе освещенные луной сиротливо жались друг к дружке свежие могилы. Почти рядом проглядывала могила сплошь укрытая траурными венками.
Уставшие лошади, понуро опустив головы, мирно фыркали, прядая ушами.
Оба мужика стояли над могилой укрытой венками, о чем - то совещаясь между собой. После чего тучный мужик, высокого роста, с круглой шаровидной сплошь лысой головой подошел к лошадям, потрепал за ухом ближнюю лошадку, прислушиваясь к дыханию Валентина, засунув руку глубоко под мешки, достал топор и две штыковые лопаты. Топор тускло блеснул в свете луны, и молодому человеку стало не по себе. Притворяясь спящим, он сообразил, что его попутчики затеяли нечто несуразное, претящее честным людям.
Тщедушный, плюгавый мужик в это время принялся собирать венки с могилы, складывая в общую кучу. Траурные ленты, трагически светясь надписями, змеями обвивались вокруг его тщедушного тела. Видно было, что он страшно трусит, пугливо оглядываясь по сторонам, осеняя себя поминутно крестным знамением, шепча молитвы. Даже в темноте было видно, как трясутся его руки.
Валентин понял, что они собираются раскопать чью – то могилу, и его овеял суеверный страх, как бы случилось и с каждым из нас, воспитанным в уважении к могилам усопших. Ему еще как - то доводилось слышать, что есть такие мерзавцы, что кормят телами мертвых свиней, собак. – Что же этим нужно от этого покойника? Для чего они намериваются извлечь его? Чье тело там покоится?
И тут он услышал:- Ну, спортсмен, вижу, не спишь. Слезай, милок, придется поработать, как мы договаривались. Давай сразу договоримся, ты нам поможешь, обстряпать это дельце и чеши на все четыре стороны. Ты нас не видел, мы тебя. В его голосе слышалась категоричность, не терпящая возражений, не обещавшая ничего хорошего.
Валентин все же хрипло спросил:- А что , если я не соглашусь? Ведь вы собираетесь совершить святотатство над чужой могилой. А это, насколько мне известно, карается законом.
- Ты правильно рассуждаешь, сынок, да, мы собираемся откопать покойника, но давай не будем о законах, пойми, не время об этом, да и место, согласись, неподходящее. К чему мертвому закон? А согласие на работу ты уже дал. Забыл что ли спросонья? Короткая же у тебя память. Отказываешься выполнять обещанное, разговор короткий. Только раскинь мозгами, кто додумается искать спортсмена уехавшего на соревнование на чужом кладбище, в чужой могиле, которая по твоей же глупости, запросто станет твоей. Советую тебе пожалеть свою молодость, пока, я ее жалею, - сурово закончил он и сунул лопату в руки опешившему Валентину, держа при этом топор наготове.
- Да, ну и ситуация, тут уж не попляшешь,- подумал тоскливо паренек, оглядываясь вокруг, но ждать помощи не от куда, вокруг ни души, время позднее, чужое кладбище и двое незнакомых мужиков. Бог один знает кто они и что у них на уме? Бежать? Я быстро бегаю, - мелькнуло у него в голове. Но лысоголовый, словно мысли его читал, хмуро предупредил:- Бежать вздумал? Догоним. Вон бывший чемпион по бегу,- указал он пальце на тшедушного,- от него не убежишь, да и мне равных, нет в метании топора.-
Валентина нельзя было назвать трусом, но в честной борьбе , на равных, а в данной ситуации, честно говоря поддался трусости. По телу пробежала неприятная дрожь, поднимая волосы на голове. Он всегда был чужд святотатства, в семье его верующих в Бога родителей блюли память умерших, их могилы считались для них святыней. Страшно угнетало еще и то, что в силу сложившихся обстоятельств он должен был подчиниться чужой злой воле, к чему не привык, закалив свой характер в честных поединках, борясь за победу своей команды.
Когда венки убрали с могилки, то осиротевший холмик в лунном сиянии вызвал щемящее чувство жалости в душе Валентина. Тщедушный же, поплевав на ладони, принялся копать, хотя вид его был не менее жалким, чем вид могильного холмика. А тут еще, словно в насмешку над его затеей, неподалеку раздался хохот филина, напоминая о скоротечности и бренности жизни, ее хрупкости.
У мужичка сдали нервы, трясясь всем телом, он отбросил лопату подальше, и направился прочь от могилы, шепча себе под нос: - Не могу, хоть убей, не могу.-
- Да не трусь ты, постой, приди в себя, успокойся, а спортсмен за это время поработает,- зашипел бритоголовый, считая себя за главного.
Ну что оставалось делать столь нагло обманутому пареньку? Робко подошел к холмику свежей земли, прося в уме прощения у покойника, принялся копать. Земля легко поддавалась лопате, и он набирал полную лопату, еще не успевшей осесть земли, отбрасывал ее в сторону, образуя накатный валик.
Он привык делать все споро, так и тут с усердием работая, почувствовал чье то незримое присутствие, удивляясь, что на кладбище есть еще кто - то живой кроме них троих. Было такое чувство, что этот некто попал в западню и просит о помощи. – Что за наваждение? Кто здесь может быть в такое неурочное время, - удивлялся копающий, украдкой оглядываясь вокруг. А, мозг все сверлило, чье – то страдание, непомерный страх импульсами проникали в его сознание, вызывая ответное чувство солидарного страха. Хоть было страшно, но на душе полегчало. Наверное, от того хотя бы, что, выполняемая работа стала приобретать едва осознанную необходимость, если не для себя, то для того, кто в ней нуждался в данный момент. Кто же это просит о помощи, кто ты? Почему я принимаю твои страдания близко к сердцу, - обращался Валентин неведомо к кому, вгрызаясь лопатой все глубже и глубже.
Яма все углублялась, вал земли становился все выше, а вспотевший от усердия спортсмен перестал даже замечать бритоголового, стоявшего с топором у него над головой, чего нельзя было сказать о нем самом. Им все больше охватывало волнение, боязливо оглядываясь по сторонам , он то и дело вытирал катящийся градом с лица пот.
С полей внезапно подул ветер, не весть, откуда то донесся протяжный стон, носясь над кладбищем, что заставило Валентина вздрогнуть, но он продолжал копать еще усерднее, словно боясь опоздать. А на мужиков неведомо откуда взявшийся стон навел ужас. Они поминутно переглядывались, трясясь от страха. – Я знал, что это добром не кончится, - нудил тщедушный. Лысый тоже поник, не вел себя столь вызывающе, как вначале, осматривая кладбище, все еще брезгливо косился на своего нудящего товарища, но было видно, что ему не по себе, в душе он жалеет о содеянном, но старался держаться, не подавая виду, что трусит.
По ходу работы Валентин задел лопатой твердый предмет, раздался глухой звук, показавшийся в тиши ночи грохотом грома.
Страх присутствовал во всем: в зловещем поскрипывании ветхих крестов под дуновением ветра, в шелесте траурных лент, в шепоте листвы, трав, покачивании крон деревьев, кустов. А тут еще луна выплыла из за туч, и косым придирчивым глазом заглянула в глубь развороченной могилы, осветив белый крест на черной крышке гроба.
При виде гроба таким отчетливо ярким крестом, тело молодого студента покрылось липким холодным потом. Знобящий холодок пробежал по спине, затылку, поднял волосы дыбом на голове, неприятно зашевелились, тряслись поджилки ног, руки еле удерживали мокрое от его пота древко лопаты.
Толстяк склонился над зияющей ямой разрытой могилы, суя топор в руки Валентина, для храбрости нещадно матерясь. Но вид ярко белого креста на крышке гроба, освещенного лунным меркантильным светом, заставил его отпрянуть. В первое мгновение ему хотелось убежать куда подальше , спрятаться, как бывало в детстве, но он силой воли удержал себя на месте, преодолевая страх.
Стоя у повозки с лошадьми, подальше от могилы, тщедушный не скрывал своей трусости, поминутно крестясь, готовый в любую минуту задать деру. Но в самом трудном положении находился в данный момент Валентин, пытаясь открыть гроб. Руки его не слушались. Лезвие топора никак не проникало в щель между крышкой гроба и его низом. В голове пульсировало, пот заливал глаза, ноги тряслись. Он явно находился на грани морального обморока, от- того, что совершает противозаконное действие. Но, наконец, не без усилий его стороны злополучная крышка сдвинулась и свалилась с грохотом на бок. В этот момент, не дав ему опомниться, осмыслить происходящее, из открытого гроба взметнулось белое облако, обволакивая его точно паутиной. Цепкие руки покойника обвили обомлевшего юношу, таща в гроб. Его душераздирающий крик, прорезав тишину ночи, понесся над покосившимися крестами, отдаваясь далеко за пределами кладбища раскатистым эхом.
Двое нарушителей человеческой морали оскверняющих могилы, находившихся наверху, мгновенно
оказались в подводе, и, нещадно гоня лошадей, вихрем умчались с кладбища.
Валентин, находясь в цепких руках покойника, провалился в темноту, словно в глубокий колодец, а его пышная иссиня черная шевелюра в мгновение стала белой.
На кладбище воцарилась зловещая тишина, оно погрузилось в непроглядную темень. Меркантильная луна, словно испугавшись людского неразумия, спряталась за тучи. Только промышлявший неподалеку филин, взгромоздившись на ветхий крест, вращая зловеще светящимися глазами, осматривал кладбищенские окрестности. Видимо, за свой длинный век ему не приходилось видеть, чтобы из вскрытой могилы встала живая невеста в нарядном свадебном наряде с дорогими украшениями на шее, ушах, руках, да во лбу с сияющей даже в ночи звездой. В это время луна выплыла на высокий небосвод и залюбовалась юной невестой, пытавшейся привести в чувство седого, как лунь юношу.
Но седовласый юноша , придя в себя, при виде в лунном сиянии прекрасной невесты, застонал, заслоняясь руками, как от наваждения. Его голова гудела, раскалываясь от боли, тело не слушалось, а нежный голос незнакомки ласково твердил: - Не бойся меня, я не приведение, я действительно живая из крови и плоти,- и при этом глаза ее так признательно , так трогательно смотрели ему в лицо. Она так трогательно заботилась о нем, пытаясь окончательно привести его в чувство, что он и вправду стал верить, что она живой человек. Взяв его холодные дрожащие руки в свои, она участливо спросила: - Вы можете встать на ноги? Нам надо, как можно быстрее покинуть это место.- Глядя на ее дорогие украшения , он понял замысел грабителей, но не мог понять, как она оказалась живой в гробу. Это было просто немыслимо, уму непостижимо, что вызывало суеверный страх, в конце концов, чисто человеческое удивление.
Произошло же следующее:
Девушка, восставшая из могилы, была поздним, притом единственным ребенком у своих родителей, явившись в этот мир, когда они, отчаявшись, и не надеялись заиметь детей. Но благосклонная к ним судьба послала им дочурку, которую они нарекли Богданой, искренне веря, что она дитя, данное по божьей воле. Росла девочка на радость своим родителям: послушной, трудолюбивой, всем сердцем любящей отца с матерью, не говоря уже, что первой красавицей на селе. Родители не могли нарадоваться на нее, любя всей душой, но излишне не баловали, может быть, по этой причине и выросла она душевной, самоуверенной, доброй, ласковой.
Одним из увлечений уже взрослой девушки, студентки высшего учебного заведения, было собирание гербариев. Все свое сводное время она посвящала собиранию разных цветов, трав, листиков кустов, деревьев, а, высушив их в книгах, собирала из них гербарии, которым цены не было по красоте и содержательности.
Как - то, она поднялась с постели ни свет, ни заря и отправилась в уникальную местность, получившую название «Девичьи слезы» по названию родника, бившего благодатным ключом с земли. Ручеек кристально чистой воды, вытекавший из этого родника, делал эту местность уникальной. Это обособленное урочище изобиловало разнообразием столь дивной и редкой растительности, что в других местах днем с огнем не отыскать. Здесь сохранились такие виды растений, которые в других местах давно вымерли, просто исчезли с лица земли. И, несмотря на то, что эта уникальная местность находилась в отдалении от родного села Богданы, девушка, горя желанием обзавестись интереснейшими экземплярами растений, которыми мечтала пополнить свою коллекцию, все же решила отправиться в это место, игнорируя предупреждение родителей о, надвигавшемся ненастьи.
Местность неизвестно почему называлась долиной, может быть, потому, что находилась в пологой низине, на самом деле являя из себя обширный каньон, на покатых склонах которого можно было встретить редчайшие породы растений. Обширные ягодники малины, лесной ежевики, земляники чередовались с лугами поросшими ромашкой, одуванчиками, маками, полыхая то снежной белизной, то янтарным, то пурпуровым пожаром. Вековые дуплистые ивы, громоздясь по берегам речушки, окуная седые косы в ее прозрачные воды, казались великанами из другого мира. Пирамидальные тополя, укутанные клубами розового с позолотой тумана, напоминали маковки церквей. Из густого, высокого тростника неслось разноголосое пение лягушек, крячек, разной птичьей милюзги, заполняя воздух, землю живой природной музыкой. Серебристые цапли бесшумно планировали над звенящей речушкой, выбирая места для охоты. Из ближнего кустарника лилась заливистая песенка иволги. С вершины пышного куста боярышника доносилось стрекотание сороки, с усердием охранявшей свое гнездо, напоминавшее грязный мусорный ком. Уверенная в своей неотразимости серая вещунья с верхушки дуба великана внимательно осматривала округу умными глазами, не забывая при этом приводить себя в порядок. Одни ласточки, носясь низко над землей, охотились за многочисленной мошкарой, были заняты насущным делом. Вдали, в туманной дымке, за перевалом, томно куковала кукушка, наводя на грустные мысли. Богдана медленно брела, часто останавливаясь, то, рассматривая приглянувшийся цветок, то, слушая звонкое щелканье соловушки, несшееся из кустов. Но вот, наконец, добредя до родника, огляделась вокруг, восхищаясь необыкновенной красотой родных с детства мест. Здесь все казалось уникальным, даже водичка, просачиваясь из – под скалы, звеня серебристой змейкой ручейка, растекалась по старой мшистой скале, служившей основанием той, откуда она брала начало, рассыпаясь брильянтовыми каплями, словно слезы невинной девушки, образовала у основания скалы овальное озерцо, зеркально отражавшее высокое лазоревое небо. За красоту и святую невинность этих брильянтовых капель родник был прозван народом «Девичьи слезы». Все вокруг проснулось, умытое росой радовалось новому дню. Но это только так казалось, на самом деле, несмотря на то, что утро было ранним, у родника резво хозяйничали стрекозы, эти дивные создания с перламутровыми крылышками, радужными глазами, в лучах солнца, казавшиеся сказочными феями, будоражили душу девушки. Очарованная, святой мудростью природы, музыкальным журчанием ручейка, его сказочной красотой, Дана, с благоговением присела на изумрудную травку, слилась с гармонией природы, дабы не нарушить установленного ею, уклада жизни, упивалась бодрящим воздухом, точно живым эликсиром.
Рядышком с нею оказалась норка шмеля. Мохноногий усердно трудился, совершая раз за разом полет к озерцу и обратно, запасаясь водой для своих нужд. Муравьи по утрамбованной тропке сновали мимо девушки, не обращая на нее ни малейшего внимания. Казалось все вечным и сама девушка слилась с этой вечностью, как вдруг, с вершины дуба раздалось хриплое : « К-карр», что заставило ее вздрогнуть всем телом, прийти в себя, как после сна.
- Как прекрасен мир! Какая прелесть это место! – изумленно шептала она, разминая затекшие члены своего тела, от долгого неподвижного сидения. –Сидела бы здесь бесконечно, но надо торопиться, солнце вон уже как высоко поднялось, - укоряла она саму себя.
Солнце и вправду чувствительно припекало, заставляя торопиться, и она озабоченно оглядывая место, начала спускаться по пологому склону на дно каньона в царство трав и цветов, что так щедро покрывали землю под кронами деревьев, да обширные солнечные лужайки. Восхищаясь до глубины души цветущим краем, расставив руки крылами, паря над каньоном, прокричала в пространство: - К чему я не птица, почему не летаю! Так бы и летала над дивной красотой, а потом поднялась к тучам, к звездам.-
Но, не для этого она сюда пришла, надо было преодолеть спуск, а оказавшись в самой низине каньона, не могла не залюбоваться темной зеленью папоротников. Эти древние жители земли всегда волновали ее воображение, напоминая о давно ушедших временах. А тут еще цветок белой лилии фарфоровой вазой уходящей под воду водной лагуны от палящих лучей солнца, вызвал в душе восхищенное умиление. Табунок золотисто белых ромашек привел в настоящий восторг. От пологого склона, полыхавшим синим облаком васильков вперемежку с огоньками горящих маков, янтарных одуванчиков нельзя было глаз отвести. Все это вместе взятое вызывало на глазах девушки слезы неописуемой радости, благодарности, счастья. Она, затаив дыхание, медленно продвигалась среди деревьев, кустов, собирая приглянувшиеся веточки, кустики трав, сиреневые цветы колокольчиков, оранжевые орхидеи , бархатцы, синие фиалки. Глаза разбегались, хотелось набрать как можно больше, но приходилось задерживаться у приглянувшихся кустиков травок, выкапывая их осторожно, дабы не повредить ни единого корешка. От души, радуясь каждой новой находке, знакомясь с миром, как маленький несмышленый ребенок, она не заметила, как очутилась на самом глубоком месте каньона, где царил полумрак, пряно пахло медом, воздух, настоянный на цветах лип пьянил, гул пчел убаюкивал, ковер цветущих трав приятно холодил подошвы босых ног. Расслабившись телом и душой, она упала в цветущее изобилие трав и отключилась, уснула сном младенца. Сколько, проспала даже сказать не могла, но, проснувшись, почувствовала тревогу, витавшую в природе. Деревья панически шумели, все живое попряталось, не раздавалось пения птиц, не слышалось ласкового жужжания пчел, а лягушки, торжествуя, кричали взахлеб. Она посмотрела на небо и обомлела. Лохматая, сине- черная грозовая туча, угрожающе урча, громыхая, ежесекундно покрываясь сполохами молний, мгновенно заволакивала небо, подползая к небесному светилу, стоявшему в зените. Ураганный ветер безжалостно трепал кроны деревьев, ломал кусты, вырывал с корнем травы, мял цветы. Все вокруг шумело, ожидая неизбежного грозового ливня. Мошкара, что так надоедала девушке, стоя столбиком над головой, запропастилась, невесть куда. В страхе и большой тревоге, зная, чем это ей грозит любое промедление, если она не успеет выбраться на ровное место, несчастная поспешно стала карабкаться по крутому склону каньона, пытаясь до грозы покинуть в данный момент такую опасную низину, куда обычно устремляются ливневые воды. Порывистый ветер толкал ее в грудь, забивая ноздри, дышать, становилось все труднее. Тугой напор воздуха забивал рот, глаза засыпал пылью, раскаты грома оглушали, яркие зигзаги молний слепили. Казалось, небо смешалось с землей, стало чужим, злым, враждебным.
Цепляясь, исцарапанными в кровь, руками за ветви кустов, пучки трав, пробираясь на четвереньках, она с большим трудом выбралась на ровное место. Но здесь уже началось нечто невообразимое: с неба падали градины размером с крупный грецкий орех, нещадно барабаня по голове, беззащитному разогретому от усердия телу, лил такой ливень, словно кто то безжалостный поливал землю из ушата тугими струями воды. Несчастная жертва разбушевавшейся стихии захлебывалась, пытаясь бежать, сама не зная куда, громко кричала, звала на помощь, но сама не слышала собственного голоса. В это самое время, когда до смерти перепуганная девушка, думала что попала в ад, где бесы рвут ее тело на части, яркая молния так обожгла ей глаза, что она полностью лишилась зрения, а молниеносный горячий укол под лопатку повалил ее на землю. Упав лицом прямо в мутные потоки воды, она цепко держала в вытянутых за голову руках, набитую собранными растениями, книгу. Как потом выяснилось, она не захлебнулась в потоках воды, благодаря тому, что голова оказалась гораздо выше туловища.
Для нее страшная ураганная гроза утихла. Ни шума дождя, ни громких раскатов грома, ни беспрерывных вспышек молний для нее не существовало. Ее сознание провалилось в небытие.
Нашли Дану на другой день, ближе к полудню, неудобно лежащей с подвернутой ногой. Запрокинутые за голову руки цепко держали распухшую под дождем книгу. Скромнее ситцевое платьице, розовое в белый горошек, высохло под лучами жаркого летнего солнца. Под правой лопаткой бросалась глаза зиявшая небольшая дырочка, точно выпаленная раскаленным железом.
Всем нашедшим ее было страшно жалко ее, но они посчитали ее мертвой, погоревали, но что делать от судьбы не уйдешь. Но для не самой трагедией было то, что она слышала голоса хлопотавших у ее тела людей, осязала прикосновение к себе чужих рук, ощущала носившиеся в воздухе запахи, а вот двигаться не могла, тело ее оставалось неподвижным, неподвластным ее воле. Как она ни старалась, не могла шевельнуть ни одним из своих членов. Ни один мускул ее тела не подчинялся ей. Каких усилий она ни прикладывала, чтоб приоткрыть глаза, рот, но все ее усилия были тщетны. Так, если с вами такое случалось, дорогие читатели, бывает во сне, когда пытаешься бежать, кричать, а тело неподвластно твоей воле. Вот такое несчастье случилось с бедной девушкой по страшной воле рока. Ей казалось, что она кричит во всю силу своего голоса, пытаясь сообщить присутствующим, что она жива, что не умерла, только временно потеряла способность двигаться, говорить, но никто не слышал ее, не замечал ее мук и страданий. Душа ее вопиюще рыдала, стараясь докричаться до людей, но ее собственное тело стало для нее тюрьмой.
Грубые прикосновения чужих рук оскорбляли ее, а люди, не замечая того, обращались с ней, как с трупом. Каких только мук она не претерпела по пути домой, когда несли ее на сооруженных наспех носилках: надоедливые мухи лезли в ноздри, глаза, больно жалили, но она была беспомощной даже перед ними.
Но вершина страданий ожидала ее дома, когда принесли и положили ее неподвижную посреди двора. Чувствуя каждой клеточкой своего сердца, вопиющее горе родителей, она страдала до такой степени, что жалела, что совсем не убила ее злополучная молния. Ее отчаянию не было предела, когда она , прилагая все усилия, пыталась сообщить матери, что жива, чтоб она перестала убиваться по ней, а лучше бы помогла ей, не дав заживо захоронить ее.
Сбежавшиеся односельчане поглазеть на покойницу, посочувствовать горю родителей по поводу смерти их единственной дочери, как казалось несчастной с ее оголенными до предела нервами, нагло рассматривали ее, обсуждая ее достоинства и недостатки, ведь они считали ее усопшей, думали, что она ничего не слышит. Некто вспомнил, что пораженного молнией человека надо бы закопать в землю, что это может привести его в чувств и может дожить до глубокой старости. Но сиплый голос возразил, что, мол, надо было сделать это раньше, а теперь, когда прошло больше суток, какая, мол, от этого польза. Дана плакала в душе горькими слезами, злясь на человека с сиплым голосом. Что бы она не дала, чтоб над нею произвели такое действие с закапыванием в землю. Ее исстрадавшееся сердце рвалось на части, ведь она прилагала титанические усилия, чтоб сообщить им, что она жива, но никто даже подумать, не смел об этом, не подозревал, что с ней происходит. Тогда она обратилась к Богу:
- Господи ты создал человека, верю, что ты Всесилен, Вездесущ и Всемогущ, вразуми их, сними пелену с их глаз, пусть они увидят, что я жива. А если это смерть так поражает нас за грехи наши, то большего наказания Ты не мог придумать. Прошу Тебя, Господи, помоги мне, возврати мне жизнь, ведь я еще ничего не успела сделать в земной жизни. Посмотри, Всемилостивый Боже, какие пожилые у меня родители, как они тяжело переносят мою смерть. Что они будут делать без меня, когда совсем станут немощными? Кто согреет их старость? Кто проводит в последний путь? Я им нужна, Господи! Прошу , ради них, ради их седых волос, продли мои дни. Обещаю денно и нощно молиться , почитать Тебя, превыше всего на свете, исполнять заповеди твоя, любить ближнего своего , как самое себя. Если Ты меня вернешь к жизни, то буду творить только добро. Верю всей своей сущностью, всем своим разумением, что это в твоих силах- сотвори чудо, верни меня к жизни. Аминь.-
Только она произнесла: - «Аминь», как двое дюжих мужиков поняли ее и несли в комнату, еде все было уже приготовлено для омовения ее тела. Ее усадили в ванну с теплой водой и две крестьянки, перекрестившись, приступили к омовению ее тела, удивляясь, что тело покойницы осталось не окоченевшим, теплым на ощупь.
Когда же купальщицы мылили ее налитые груди, нетронутое девичье лоно, то она так кричала в своем заторможенном теле, что, если б они ее услышали, то у них бы полопались ушные барабанные перепонки. Как она силилась оттолкнуть их грубые руки, как ей было не по себе, но они этого не замечали, продолжая добросовестно выполнять свою работу, при этом беседуя о чем то своем наболевшем.
Но, вот вымытую, причесанную девушку перенесли на твердый топчан, накрыли простыней, готовясь наряжать. Так как Дана не была замужней, то ее положено было обрядить в свадебный наряд. Белое свадебное платье, длинная прозрачная фата , венец были приготовлены заранее, т. к. у Даны через пять дней должна была состояться свадьба. Не случись с ней несчастья, то состоялось бы семейное торжество, и девушка сама бы надела на себя столь торжественный свадебный наряд. Но, судьба распорядилась по иному.
Женщины, одевая ее, плакали: - Вот тебе и свадьба. Врагу не пожелаешь, - вытирая слезы, сказала одна из них.- За какие такие грехи эта кара господня?- Возмущалась ее компаньонка, надевая на несостоявшуюся невесту платье.
Окончив с одеванием, уложили красавицу невесту в неизвестно откуда взявшийся гроб. Смотрелась она в нем красивее утренней зари, зарумянилась, как маков цвет, темноволосая, на редкость чернобровая, белолицая, статная. А тут еще, возьми, да и подлей масла в огонь:- взгляните на покойницу, как на нее подействовала горячая вода, - всплеснула руками стоявшая у гроба соседка. - Красавица, ну, как можно такую цветущую юность, хоронить? - Тут уж началось что - то невообразимое, все плакали в голос, страшно сокрушаясь, но что они могли поделать, против судьбы не попрешь, все мы, мол, под Богом ходим.
Мама Богданы, Анна все это время, покорная судьбе во все глаза смотрела на дочь, не проронив ни звука, казалось, она отрешилась от всего мира, пытаясь впитать в себя образ любимой дочери на всю оставшуюся жизнь. Так же отрешенно , сутулясь больше обычного, стала протискиваться среди столпившихся односельчан. Присутствующие сочувственно расступились перед ней. Она, шаркая ногами, ушла в смежную комнату, закрыв за собой плотно дверь. Пробыла там не долго, а когда после первого всплеска эмоций все притихли, как обычно бывает у одра покойника, Анна вышла в покойницкую, держа в руках рубинового цвета ларец, сделанный в виде цветка лотоса, усыпанный драгоценными камнями. Все с нескрываемым интересом уставились на эдакую, невидаль, ведь, что греха таить в селе никто не видел такой диковинки. Она же, не обращая ни на кого внимания, подошла к дочери, лежавшей в гробу, достала из ларца дорогие женские крашения и надела на покорную дочь.
Драгоценные камни на золотых изящных изделиях засверкали в лучах солнца. В комнате наступила такая тишина, что стало слышен писк комара, все оцепенели, пораженные увиденной красотой. О покойнице, казалось, совсем забыли. Нарушило тишину зловещий шепот Даруни, младшей сестры Анны. Она страшно возмутилась поступком Анны, чуть было не устроила скандала. Зная, что Анна хранит драгоценные украшения, доставшиеся от матери, как старшей в семье, никогда их не видела, не могла даже представить каковы они. Теперь же когда Богдана умерла, она надеялась, что украшения перейдут к ее старшей дочери, т. к. у Анны больше нет детей.- А она, вишь, что вздумала, схоронить их вместе со своей покойницей. Это уж слишком, милая сестрица.- Анна с укоризненной скорбью посмотрела в ее сверкающие от злости глаза, и сестра притихла, но не смирилась тем, что такая ненаглядная красота уйдет в могилу.
Сельские кумушки зашушукались, припомнили бабушку Даны, стройную белокурую красавицу, пленившую своей божественной красотой сердце заезжего из столичного города князя. А после ее смерти драгоценности принадлежавшие ей , согласно завещания достались ее старшей дочери Анне.
После замужества Даны, они должны были перейти к ней, но коль уж так случилось, что при жизни ей не пришлось ими попользоваться, то мать решила, пусть она их унесет с собой в могилу. Многие были на стороне Даруни, шепчась, конечно, ни к чему хоронить драгоценности.
_ - Оно то, может, быть и не к чему, но пусть хоть чем нибудь порадуется осиротевшая мать.
- Да, ее можно понять, не могу даже представить себя на ее месте, может быть, еще не то пыталась бы сделать.
Так люди переговаривались между собой, а Дана, лежа в гробу в на диво прекрасном свадебном наряде, украшенная дорогими украшениями, напрягала все свои душевные силы, пытаясь стряхнуть с себя наваждение, сделавшее ее тело беспомощным, и потеряла сознание. Румянец исчез с ее лица, лоб покрылся мертвенной бледностью, губы посинели, и она надолго отключилась от страшной действительности, провалившись в кромешную тьму.
Вернулось к ней сознание именно в тот момент, когда гроб с ее телом выносили из дому, то ли от сотрясения, то ли от громких воплей родственников. В помещении пахло свечным угаром, ладаном, увядавшими цветами, распаренными людскими телами, едким потом. Сельчане, толкая друг друга , гуртом валили из помещения, даже поругиваясь, посмеиваясь. Ведь человек привыкает к чужому горю, наивно полагая, что с ним похожего не случится, а если и случится, то не скоро.
Свежий воздух двора, настоянный на ароматах трав, цветущей липы, белой акации, чайной розы немного взбодрил мнимую покойницу, вливаясь животворящим бальзамом в легкие. Она всеми силами своей души призывала все земные силы помочь ей открыть глаза, помочь подняться в гробу, чтобы привлечь к себе внимание присутствующих на похоронах людей, но все ее старания были тщетны. Все шло своим чередом, как и положено, в таких случаях, заиграла музыка, за душу покойной раздали скромные дары, и похоронная процессия степенно, чинно свернула на дорогу к кладбищу. Встречая душу усопшей, в храме зазвонили колокола.
Дана всей своей сущностью была твердо уверена, что страдает за грехи , совершенные пред Богом, то ли свои, то ли давно ушедших предков, от чистого сердца молилась Богу, чувствуя каждой клеточкой своего тела его присутствие, его тень распростертую над ней. Взмолилась всем своим разумением, всей сущностью: - Господи, чувствую твое присутствие, верю в твою любовь, милость, силу, справедливость. Подскажи этим несчастным, что они творят несуразное, открой им глаза, постучись в их сердца, пусть они ими почувствуют мои страдания. Открой им глаза, пусть они увидят, что хоронят живую душу. К Тебе, Господи, обращаюсь, на Тебя одного уповаю, ведь я даже не знаю, за что Ты меня так наказал, ниспослал такую страшную кару, а им закрыл глаза, помутил рассудок, и они не ведают, что творят. Подумай, Боже, что со мной будет, когда я обрету свое тело под землей, там глубоко в могиле? Кто мне тогда поможет, кто меня услышит? За что обрекаешь меня на мученическую смерть?- и снова попыталась крикнуть, но даже сама не слышала своего голоса. От тяжкой безысходности волосы на голове зашевелились, тело покрылось испариной, сердце разрывалось на части, казалось, вот-вот, выпрыгнет из груди, обливаясь горячей кровью. Жгучие слезы подступили к глазам и крупными горошинами покатились по щекам, но и это не привлекло ни чьего внимания.
Музыка монотонно выла, звук барабана отдавался в самом сердце, страшно угнетал мозг. Мать следовала за гробом из последних сил, ее вели под руки, почти несли. Отец, ссутулившись от непомерного горя, неуемной боли, плелся за гробом с низко опущенной головой, смахивая натруженными руками скупые мужские слезы.
День на удивление выдался солнечным, знойным, на небе ни облачка, воздух не поколеблет даже легкое дуновение ветерка. С каждой минутой становилось все жарче, беспощадное солнце жарило все сильнее, напористее, по этой причине провожавшие покойницу в последний путь спешили быстрее покончить с погребальными почестями. Гроб с ее телом установили на краю выкопанной могилы. Анна, наклонившись над гробом, бесчувственная упала на тело дочери. Ее, не приходившую в чувство, отнесли в сторону, положили под тенистое дерево, приводя в чувство. С отцом повторилось то же самое. Другие родственники прощались наспех, просто выполняя долг перед усопшей, стараясь не смотреть ей в лицо, осенив себя крестным знамением, целовали зажатое в ее руках, распятие, поспешно отходили, уступая место другим. Но, вот подошла проститься школьная подружка Даночки- Лиза. Многие годы они были неразлучны, доверяя одна другой, самое сокровенное. Лиза не могла смириться с такой большой для нее потерей. Вся в слезах склонилась над гробом, вдруг отпрянула, увидев слезы, катящиеся по бледным щекам покойной. Ей стало нестерпимо жалко свою любимую подругу, ее сердце больно сжалось, слезы потоком хлынули из глаз, и она бессознательно достала носовой платок, тщательно вытерла мокрые от слез щеки покойной, горестно прошептав:- Прощай, моя верная подруженька, спи спокойным сном, друг ты мой любезный. Пусть же земля тебе будет пухом.- Оглядываясь на толпящихся у гроба людей, хотела, что то сказать, но на нее зашикали, не задерживай, мол, дай проститься другим.
Лиза, отойдя от гроба, не могла успокоиться, думая о слезах ,покойной Даны, даже не подозревала, что покойники плачут. Ей не верилось, что покойники плачут, и это не давало ей покоя. – Бедняжка, - думала она:- Как ей не хотелось умирать, если она даже мертвая плачет.-
А тем временем гроб заколотили гвоздями, поддели под него длинные полотнища, и опустили на дно могилы. Заживо похороненная горемычная душа еще слышала стук, прощальных комков земли, бившихся о крышку гроба, и потеряла сознание.
Дюжие мужики, наскоро закрыли могилу, установили на ней деревянный крест с надписью, укрыли траурными венками. И, низко поклонившись свежему холмику, поспешили в дом к родителям погребенной. В коем, как принято, устраивают поминки в память по умершем. Вскоре многим под действием выпитого спиртного стало даже весело, чего нельзя было сказать о родителях покойной, которые не могли смириться с потерей единственной дочери, так трагически погибшей. А тем временем бесчувственная, бездыханная она оставалась наедине с самой собой в своей страшной тюрьме под двух метровым слоем земли.
Сколько ей пришлось пребыть в бессознательном состоянии , она не могла знать, но от длительного нахождения в одном положении, почувствовала боль в пояснице, что заставило ее повернуться на бок. Поворачиваясь она больно ударилась об что то жесткое, хотела привстать, но , о, Боже, где я? Отчего здесь так темно? И тут же вспомнила, что ее похоронили, что она лежит в гробу, в глубокой могиле. И это сейчас, когда она вновь ощущает свое тело, может двигать руками, ногами, открывать глаза. Леденящий ужас охватил всем ее естеством, сковал сознание, спину, ноги, руки пронзили жгуче- острые иглы, волосы шапкой встали на голове, тошнотворный ком подступил под самое горло. Сердце так бешено колотилось, что слышно было, как оно ударяется о грудину. От ужаса и страха тряслась каждая клеточка ее тела. Она, как в бреду, заметалась, застонала, истошно закричала. Но делать нечего, она в могиле и никто ее не слышит. А в гробу пахло свежим душистым сеном. Им была набита подушка, на которой покоилась ее голова. Запах сена заполнял небольшое пространство гроба, создавая иллюзию поверхности земли. Воздуха пока хватало, но, что бы она только не отдала за счастье вновь оказаться на поверхности земли, чтобы ощутить радость земного бытия, великое счастье просто жить, дышать, видеть небо, солнце, ощущать его ласковое тепло, ведь щедрее дара, чем жизнь, нет. Это самое дорогое, чем одарил нас Господь, и что он от нас отнял, за грехи наших пращуров.
Так в паническом страхе бедняжка ждала своего неотвратимого конца, когда ощутила дрожь земли, непонятный монотонный гул, дошедший до ее слуха с ее поверхности. Прислушалась, гул нарастал, приближаясь к ее месту нахождения. А вот к ней донеслись звуки человеческой речи. Слов нельзя было разобрать, но до нее донеслись новые звуки, скрежет железа, и она поняла, что ее откапывают.
- Господи!- взмолилась она.- Ты услышал мои молитвы, откликнулся на мои мольбы! И хотела приподняться, сесть, но больно ударилась о крышку гроба, смирилась с своим положением. Ей хотелось ликовать, кричать ура, но внутренний голос подсказывал, что надо затаиться, быть тише воды, ниже травы, не подавать ни малейших признаков жизни, иначе ей никогда не увидеть солнца, не выбраться из страшной своей тюрьмы.
Становилось все труднее дышать. Запасы воздуха катастрофически таяли. В голове назойливо застучали, зазвенели серебряные молоточки, колокольчики. Тело страшно болело, ломило поясницу, в ушах зашумело водопадом, горячие иголочки вонзались в глаза, губы, язык, гортань. От нестерпимой жажды язык стал жестким, как наждак, из трещин на губах сочилась соленая кровь, усиливая жажду. Но все это было ничем по сравнению с той радостью, что ее откапывают.
Заживо похороненная душенька не знала, что с нею творится, превратилась вся вслух, тело напряглось точно сжатая пружина, готовая лопнуть от перенапряжения. Мысленно, благословляя своего спасителя, она стремилась к нему всем сердцем, всеми своими душевными силами, моля его копать быстрее. И он чувствовал, понимал сердцем ее состояние, обливаясь потом, копал все быстрее , напористее добирался до гроба, точно это стало главной целью его жизни. Вот уже раздался удар лопаты о крышку гроба, послышался ее скрежет, чье то ругательство, сопровождаемое угрозами, чей то кашель, чих. А вскоре она услышала тяжелое дыхание откапывавшего ее человека, и, благословляя его всей добротой своего сердца, еле удерживала свое тело , напряженное до предела, боясь произвести невольное движение и тем самим выдать, что она жива, вызвать в нем суеверный страх. Слух улавливал малейшие шорохи, даже стук конских копыт о землю, когда они переставляли ноги.
- Только бы не выдать себя ничем, суметь промолчать, пока вскроют гроб, ведь от этого зависит моя жизнь!- Дрожа всем телом, она, как никогда жаждала жить, представляя, как вздохнет полной грудью, ощутит холод, тепло. Пробежится босыми ногами по росной траве, погладит ее своими ладонями, ощутит ее приятную прохладу, сможет общаться с людьми, петь, танцевать. – Как же это здорово – жить! - Она теперь знала цену жизни, и как надо ценить этот дар.
Вдруг до нее явно донеслась угроза в адрес копателя , и она отчетливо услышала слова: - Поторапливайся пока я добрый, не то ляжешь здесь вместе с покойником, благо сам себе могилу вырыл. А зарыть тебя , я обещаю, даже веночками украшу. Кому придет на ум искать тебя в чужой могиле?-
Эти слова повергли несчастную еще в больший ужас, захватывая страшной волной все ее изболевшееся естество . Она поняла, что опасность угрожает не только ей, но и жизнь человека откапывавшего ее тоже висит на волоске. В эту зловещую минуту он стал для нее самым дорогим, близким человеком. А изболевшееся воображение лихорадочно работало. Секунды превратились в часы, время точно остановилось. Она понимала, что надо сотворить, нечто, сверх естественное, чтобы спасти своего неожиданного друга. И дрожащими руками самопроизвольно собирала длинную фату легким облачком покоившуюся на покрывале, прихватив и покрывало, под которым лежала, изнывая от нетерпения и страха. И как только гробовая крышка соскользнула с гроба, и ей в лицо хлынула живительная струя воздуха, она, собрав последние силы и мужество, молниеносно вскочила на ноги, с силой выбросила вверх белым облаком фату и покрывало. Крик неуемной радости, торжества жизни вознесся из ее груди, казалось, к самим небесам. От резкого движения и страшного напряжения у нее закружилась голова и она, падая в гроб, цепко обхватила стан своего спасителя.
Молодой человек, нервы которого были на пределе, потерял сознание, а смоляная копна его волос вмиг стала белой, словно ком снега.
Взметнувшиеся высоко в воздух белым облаком фата с покрывалом, сделали свое дело. Перепуганные насмерть грабители могил в паническом страхе бежали от злополучной могилы. А им в след несся зловеще насмешливый, леденящий душу, хохот филина.
Раньше пришла в себя Дана и, видя молодого человека в беспамятстве, принялась приводить его в чувство. А, когда он понял, что она не приведение, а живой человек, то выбрался из могилы, помог девушке, и они поспешили, покинуть кладбище. Прячась за домами, пробираясь по темным проулкам, т.к. боялись возвращения грабителей, пришли к дому родителей Даны. Стояла поздняя ночь. Село спало глубоким сном, только мать и отец Даны продолжали оплакивать свою так рано покинувшую их дочь.
Богдана , радуясь своему такому неожиданному спасению, готовая от радости обнять весь мир, желая принести радость своим родителям, постучалась в окно их спальни, не подумав о последствии. Отец с матерью все на оголенных нервах, увидев в проеме окна свою накануне похороненную дочь, чуть не лишились рассудка, полагая, что видят привидение. В паническом страхе закрыли все окна в доме, молились до рассвета за мечущуюся ее душу, прося Господа смилостивиться над ней, принять ее в свое лоно, как подобает.
Утром отец, выйдя на крыльцо своего дома, жмурясь под лучами солнечных лучей, услышал тихий оклик своей дочери, а потом увидел и ее живую, здоровую и невредимую, вышедшую ему навстречу из увитой виноградом беседки, за руку, с юношей, голова которого была не по возрасту седой. Неожиданное осознание, что его дочь действительно вышла живой из могилы, потрясло его до мозга костей, а седой юноша навел на мысль, что не без его участия на их дом свалилась неслыханная радость, и он воспылал к спасителю своей дочери отцовской любовью. Кто, в кои то веки, мог похвастаться, что выбрался с могилы живым и невредимым?
- Папа, я живая, дотронься до меня. А хочешь знать, кого я обязана, благодарить за то? - И не ожидая ни встречного вопроса, ни ответа, спешно заговорила: - Благодаря дорогим побрякушкам, что мама меня украсила в последний путь, да, папа, благодаря маме, что она не пожалела дорогих украшений, меня откопали. Вот этот молодой паренек. Не по своему согласию. Его принудили к этому двое грабителей, которых я всю оставшуюся жизнь, буду благодарить, как ангелов спасителей, посланных с того света. Они появились в самую последнюю минуту. Не будь этого, не видеть бы мне белого света. Они меня спасли от мученической смерти там, в могиле, под двухметровым слоем земли. Но больше всего потрудился для моего спасения вот этот паренек, подвергаясь страшным оскорблениям со стороны грабителей, он раскопал мою могилу и как видишь, папа, пожертвовал красивым цветом своей пышной шевелюры.- И выдвинула впереди себя смущенного до глубины души Валентина, как вы помните, который действительно поседел от страшного потрясения. Отец встал на колени перед чуть, не потерявшим, сознание от смущения молоденьким пареньком, припал к его натруженным рукам, орошая их отцовскими благодарными слезами. Вскоре и мать обняла свою дочь, возблагодарив Бога за ее благополучное спасение, а, также обещая до гробовой доски, молиться за людей, которые косвенно спасли ее дочь от неминуемой смерти. А молодого паренька приняла всей душой, родного сына, как самого близкого, родного ее дочери человека.
Когда первый всплеск радости прошел, когда все убедились, что это не сон, а реальная действительность, то было решено, оповестить сельское начальство и всех жителей села о своей неуемной радости. Председатель сельского совета собрал собрание, на котором негде было иголке упасть. Пришли все от мала, до велика, ведь такого еще никогда не случалось, чтобы покойник вернулся с того света. При всем честном народе Богдане был вручен , списанный было паспорт, где была вписана новая дата ее рождения. В конце церемонии вручения дочери паспорта, поднялся на трибуну отец и объявил о желании их семьи вознаградить тех, кто хоть и не с благовидным намерением способствовал спасению их дочери, т. е , вызволению из могилы.- Кто бы они ни были, но не будь их, не видать нам бы в живых своей дочери, - закончил он и заплакал.
В награду были обещаны украшения, ради которых и осталась их любимая единственная дочь живой. Но за наградой никто так и не явился. Дана приняла их посланцами от Бога, посланных к ней благодаря ее молитвам. Со своим спасителем они стали мужем и женой, прожили в любви и согласии, вырастили детей, но тех, что вернули Дану к жизни на святой нашей земле, так никогда и не встретили на своем жизненном пути. Дана стала искренне верить в Бога. Всю свою жизнь светилась крестьянским смирением, тихой радостью и добротой.
|
