Он шел по дороге, стопы стирая,
Усталые крылья свисали вниз с плеч…
Он должен, обязан был уберечь их!
Однако не смог он их там уберечь…
Страшнее нет муки, что сам себе выбрал,
Не хуже пожара сжигает вина…
Испить эту чашу не каждый сумеет,
Немногим дано ее выпить до дна!
Судьба оказалась сильнее желанья,
Злой рок был вчера здесь хозяин и бог…
Сегодня же он выдает воздаянье
Кому? Это знает один только Бог…
Он шел по дороге и ждал наказанья
За то, что не смог он хранимых спасти,
Тех, кто к нему вопрошал с ожиданьем –
Не сможет ли в мраке их души вести?
Он души провел той нетленной тропою,
Что ниточкой тянется в небе ночном,
Однако безумная с острой косою
Оставила их тела в чреве земном…
Хранитель остался бессилен пред роком,
Не смог он людей от беды увести…
Но смог он одно – ведь в его было власти
Их души от пламени ада спасти,
Растратив на это последние силы…
Тускнел его нимб, и горящим мечом
Его било в сердце печальное знанье,
Что больше не будет стоять за плечом,
Что нет ему места в сияющем свете…
Но души спасенные вышли к нему.
«Ты спас их» - глас Божий звучал на рассвете.
«Ты нужен им здесь, лишь тебе одному
Я их поручаю. Ведь важно не тело,
Которое прах лишь от плоти земной…
Храни ты их души, они ведь бесценны!
Запомни ты это, Хранитель, сын мой!»
Речь первая. Дон будет жить!
Господи, пуcть это останется лишь сном,
приснившимся мне жаркой июльской ночью
201.. года…
Сказ первый.
Закат. Время Демона
Что-то изменилось... Все теперь не так...
Эра прошлой жизни - это не пустяк...
Что-то стало явью, ну а что-то - нет,
И в душе былого уж растаял след…
Мы теперь - другие, это - навсегда...
Не войдешь ты дважды в реку никогда...
Мы были слепы… Слепы, глухи и безнадежно самонадеянны. Продавая последний хот-дог, смотря в последний раз телевизор, и загоняя домой загулявшегося ребенка под звуки пьяной вечерней музыки, мы совсем не думали о том, что завтра действительность превзойдет любой сон. Предсказатели, аналитики и футурологи оказались чудовищно неправы, неправы в масштабах произошедшего, не преувеличивая его, как считалось, а преуменьшая…
Я пишу эти строки в большей мере для себя, пытаясь лучше разобраться в произошедшем, пережить его еще раз, понять, какое будущее нас ожидает. Еще я надеюсь, что мой дневник прочтут мои дети и внуки, которым не довелось застать часть описываемых событий. Им будет одновременно и проще, и сложнее воспринять эти непростые хроники. Будущие поколения могут сравнивать старый, ушедший мир, хранящийся только в наших воспоминаниях, с теперешним лишь по рассказам выживших взрослых и картинкам ранее глянцевых, а сейчас полувыцвевших осыпающихся журналов, да немногим сохранившимся старым книгам и фотографиям. И они будут полностью правы в том, что новый мир для них – НАСТОЯЩИЙ и ЕДИНСТВЕННЫЙ. Настоящий, потому что Старый, при всей его реальности для тех, кто выжил, на самом деле был лишь 3D-фантомом с высококачественным эффектом присутствия, чего мы в своей обыденной муравьиной суете совсем не хотели замечать.
Сейчас многого нет. НЕТ НАСОВСЕМ. Нет Интернета, сетевого электричества, центрального водоснабжения и канализации, бензина, консервантов, банкоматов, презервативов, кинотеатров, зубной пасты, хороших дорог, бесплатной медицины, бюрократии… Одним словом, проще сказать, что, и главное, кто есть. А есть старые изношенные вещи, ценность которых растет с каждым днем, и люди. Люди, пережившие Излом, отчаявшиеся, огрубевшие, полуголодные, злые, больные, медленно скатывающиеся в средневековый феодализм. Люди, все еще сохраняющие в душе едва теплящийся огонек надежды на то, что все будет хорошо, если не сейчас, то когда-нибудь. Поэтому глубоко в своем сердце я, один из немногих тысяч выживших, лелею мысль, что эти рукописи сохранят хотя бы малую толику правды о прошлом и настоящем - правды, которая поможет нам выжить и ЖИТЬ, а также разобраться в происходящем подрастающему поколению.
Наше прошлое из иллюзии постепенно становится мифом. Мы – уходящее напоминание потомкам о беспредельном человеческом эгоизме и полнейшем пренебрежении к сохранению окружающего мира. И все же я хочу сохранить память о нас, поколении Излома, поколении, потерявшем Старый мир и обретшем Новую и давно забытую Сказку.
Я – это Артем Алексеевич Молчанов. Так меня называли до Излома. Сейчас все местные, кроме родных, зовут либо Шайтан, либо просто Лекс. Когда пришлые спрашивают, откуда такое нерусское прозвище, я, бывший юрист, отшучиваюсь, что оно происходит от мертвого латинского «lex», что в переводе значило «закон». «Dura lex – sed lex» - «Закон суров, но он закон». Так ранее вещали с трибун университетов и из залов судебных заседаний, когда количество письменных законов чуть ли не равнялось количеству жителей. «Чудак ты, Лекс, хоть и Шайтан!» - говорят мне обитатели Городища, видя, как я трачу свое время на написание всего этого.
Время… Действительно, почти все выжившие решают повседневные насущные проблемы - вырастить и собрать какой-никакой урожай, добыть на охоте птицу или зверя, как-то прокормить себя и семью. Люди налаживают быт и возятся с детьми. Они стараются не заглядывать в будущее, откровенно опасаясь его. По-своему они правы, ведь они выживают здесь и сейчас. В этом «здесь и сейчас» почти для всех действует только один и совсем неписаный закон – кто сильнее, а также обеспеченнее оружием и различным барахлом для жизни, тот и прав! Впрочем, это обстоятельство почти ничем не отличается от реалий нашего умершего прошлого. Просто сейчас это более явно, признано всеми выжившими, и очищено от напыщенной словесной шелухи и показухи.
Я часто задаю себе вопрос – почему другие погибли, а выжили именно мы? У меня нет ответа… На все воля Всевышнего… Остаться в живых после Излома, учитывая произошедшие с человеческой цивилизацией метаморфозы - это дар судьбы или проклятие? Опять нет ответа… Знаю только – если мы живы, значит это кому-нибудь нужно. Может быть, только лишь нам самим, но тем не менее… Наверное, исписывая эти пожелтевшие страницы, я продолжаю искать ответ, который до меня искали и будут искать многие поколения – зачем мы здесь живем, для чего пришли на Землю? Страдать, как кажется мне и остальным выжившим все чаще и чаще, или мудреть и расти? Невольно вспоминается чье-то старое изречение: «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Воистину так!
Радует одно – время выживания, основанного на грубой силе, душевной черствости и звериных нравах, оставляя в душе рубцы минувших несчастий, все-таки уходит, окончательно погребая старый мир. Грядет нечто Иное… Новый, Сказочный, магический мир постепенно прорастает в наших омертвевших душах, пробивая наслоения горя, отчаяния и озлобленности. Теперь я знаю, что если род людской и выживет, то в согласии совсем с другими канонами, очень сильно отличающимися от прежних догм… Да помогут нам Хранители! Да помогут нам люди! Итак…
Дни Начала. Рождение Оборотней.
Все началось гораздо раньше, чем все поняли, что их миру пришел КОНЕЦ. Именно КОНЕЦ, так как рушился не только привычный уклад жизни, но и окружающий физический мир. Взбесился климат, уменьшилась длительность дня, что-то странное происходило с силой земного притяжения, многие физические константы, давно привычные и кажущиеся незыблемыми, ощутимо менялись. Озоновый слой истончался, природные ресурсы были почти исчерпаны неуемной жаждой наживы, глобальное потепление ударно шагало по миру, ледовые шапки планеты стремительно таяли, а генно-модицифированные организмы исподволь искажали нашу наследственность. Любимыми зрелищами стали сцены войн, насилия, всемирного апокалипсиса и темных магических мистерий. Одним словом, пьеса о «райском» посткапиталистическом мире всеобщего потребления подходила к концу. Несмотря на это, зрители в зале продолжали слепо верить, что они видят лишь первый акт, а тревожные звонки и медленно сдвигающийся занавес свидетельствуют лишь о близости антракта и буфета, а никак не финала.
Мне трудно достоверно судить о том, что именно происходило в момент Излома в окружающем мире, так как привычные телекоммуникационные источники канули в небытие. О хронологии событий этого периода я узнал лишь через время. Эта мозаика сложилась из обрывочных слухов, доходивших из Степи, от немногих переселенцев, которых приютило наше Городище, а также исходя из собственных умозаключений. О произошедшем в нашей Столице - Ростове-на-Дону рассказал мне Семен, но об этом немного позднее…
Моя история началась и до сих пор продолжается в городе под немного непривычным для неместного уха названием - Семикаракорск. Маленький уютный сельский городок, расположившийся на высоком левом берегу Дона, гордо и безмятежно взирающий из утопающих в зелени улиц на величаво текущий Дон. «Жемчужина Дона», как назвали его местные жители, и писатели В.Закруткин, Б.Куликов, прославившие этот милый сердцу уголок донской Степи. Так было за миг до Излома, и казалось, что так будет всегда. Но это была всего лишь иллюзия…
Очень точно отражали это ощущение строки, случайно попавшиеся мне в Интернете, и врезавшиеся в память своей неискушенной глубиной.
На свет летели тучи мошек…
Зачем? А может быть, их Бог
В мечтаньях свету был подобен,
Горел, как огненный цветок?
А свет был просто светом лампы,
Той, что горит в ночи всегда.
Сгорая, мошки понимали,
Что прилетели не туда...
Вот так действительность несхожа
С тем, во что верить мы хотим...
И мы на мошек тех похожи -
Все также гибнем, но летим...
Ощущение тревоги висело в воздухе, лилось с экранов телевизоров и мониторов компьютеров, пряталось в газетных статьях и выглядывало из книг, провозглашавших Апокалипсис. Оно вещало устами священников и сектантов, пророчествовало картами гадалок и вносило недоумение поведением животных, одни из которых вообще пропали в лесу, а другие все чаще и чаще стали появляться на городских улицах. Оно дергало меня за рукав рубашки и просило вглядеться в окружающее и задуматься.
Впрочем, дергало не только меня. Во всем мире набирало силу движение «сюрвивалистов», или «выживальщиков», теоретизировавших на страницах Интернет-сайтов о преимуществах одних способов выживания над другими, и запасавших впрок сухари и консервы, строящих бомбоубежища и «ноевы ковчеги». Вместе с тем подавляющая часть населения нашей многонациональной Родины просто привыкла к этой тревоге, как к обязательному фону. Вечно суетящиеся люди не реагировали на ее зов, продолжая свою «вечную», как считал каждый, жизнь. Я же, начитавшись статей в Интернете, проштудировав пособия SAS по выживанию и насмотревшись обучающих видеофильмов известного выживальщика-экстремала Беара Гриллса, думал, что готов ко всему. Квартира была надежна, в спальне под кроватью были собраны «тревожные» рюкзаки для себя, жены Марины и двойняшек Данила и Мелинды. В подвале собственного деревянного дома, в который мы собирались скоро переехать, хватало консервированных запасов, в кладовой хранилось туристическое оборудование, в баке моего испытанного «Патриота» всегда был бензин. Кроме того, имелся какой-никакой опыт походов, как водных, так и конно-пеших, а также фотоохоты. Марина тоже походы любила и с удовольствием в них участвовала, а наши дети просто росли, тесно общаясь с живописной и разнообразной донской природой. Последующие события показали мне, как беспочвенно было мое самомнение и велики заблуждения.
Будучи уверенным, что Вселенная исполняет все наши желания, сейчас я прихожу к выводу о том, что наличие такого количества настроенных на катаклизм и ожидающих конца Света людей явилось как минимум одной из причин и пусковым механизмом Излома, а не просто модным течением того времени. Многие хотели свободы от рабского мира денег, карьеры и потребления, свободы делать что угодно любой ценой. Таким где-то в глубине души был и я. Зарабатывание денег не было моей самоцелью, вожделенные банкноты были лишь средством для того, чтобы показать себе и Марине с детьми окружающий мир, а также оплачивать свои многочисленные хобби.
«Бойтесь своих желаний, ибо они осуществляются» - так говорилось в одной из прочитанных мною книг. Действительно, мы получили то, чего подспудно хотели, но совсем не так, как ожидалось. Нараставшая истерия по поводу конца календаря майя, подогретая нашумевшим фильмом-катастрофой «2012» и иными подобными произведениями, обязательно должна была во что-то вылиться. Я думал, что вскоре неизбежны социальные потрясения, которые, как вспышка молнии, разрядят этот массовый психоз, выгодный кому-то, скрывавшемуся в тени событий. Однако природа решила иначе, собрав воедино все наши опасения, заблуждения, фатальные ошибки и пренебрежительное к себе отношение.
Первые сильные толчки семикаракорцы услышали в 6 часов тихого июльского утра. В недоумении смотря заспанными глазами на звенящие бокалы и раскачивающиеся люстры, ощутив дрожание пола и услышав грохот в ванной и скрип межкомнатных дверей, только немногие поняли, что происходит что-то из ряда вон выходящее. Лишь потом, когда от землетрясения начали рушиться стены зданий в местах разломов земной коры, люди, собравшиеся на улицах в кучки, говорили о том, что наступает конец Света. Конец Света действительно наступил, так как электричество благополучно скончалось со вторым подземным толчком, и никакой надежды на его чудесное воскрешение уже не было.
Меня и мою семью в ту ночь спас мой пес Барт, который разбудил нас под утро громким лаем. Выругавшись, я встал с постели, подумав, что ему «приспичило» на улицу. В это время я и ощутил легкое колебание пола. Кошка тоже истошно мяукала и царапалась во входную дверь. Тут до меня начало доходить, что в происходящем явно что-то не вяжется с обычной ночной пьянкой соседа-алкоголика, от которой трясется потолок, но никак не пол.
Разбудив Марину и сынишку с дочкой, я сказал им, чтобы они одевались, и быстрее выбегали на улицу, сам в это время лихорадочно отключал от сети электроприборы, закручивал газовый и водяной вентили. После этих несложных, но важных операций я следом за семьей торопливо вышел на улицу. Там пока что было пустынно, только немногие подгулявшие парочки удивленно косились на асфальт под ногами и друг друга. Из соседнего подъезда тоже вышел сосед Леха с бульдогом на поводке, и, закуривая, сквозь зевоту спросил: «Слышь, сосед, а чой-то, а? Ты тоже слышал?». Не зная, что ему ответить, но уже строя смутные догадки, я молча пожал плечами, обняв Маринку и прижавшихся к нам детей. «Все будет хорошо, не бойтесь» - сказал я.
Очередной толчок чуть не сбил нас с ног. Промышленная стала наполняться заспанными людьми. Зажегшийся было в окнах свет после второго толчка погас, и больше не включался, истошно вопили сигнализации припаркованных к домам автомобилей, будя тех, кто к тому времени еще не проснулся. Все выбегали на улицу, смотря, как предательски змеятся на асфальте и стенах домов тонкие трещины, грозящие обвалами. Из канализационных и водяных люков начали бить фонтаны воды. Старые трубы не выдержали напряжения, и лопнули, заливая улицу потоками воды и нечистот. Балкон второго этажа нашего дома, возвестив о своем конце металлическим скрипом арматуры, с треском рухнул на «Приору» соседей. С окружающих домов тоже падали балконы, начали заваливаться несущие стены. На третьем этаже соседнего здания, где постоянно обитал притон наркоманов, из окон валил дым, и поблескивало пламя, раздавались крики о помощи, но бежать туда никто не спешил.
Впавшие в ступор люди неподвижно смотрели на рушащийся вокруг них мир, обломками, как надгробьем, накрывающий их продуманное и распланированное светлое будущее с гарантированной пенсией. Только чей-то внезапный громкий крик: «Караул! Спасайтесь, люди добрые!», нарушив оцепенение, привел в движение людскую массу, которая, подхватывая и воплощая в действие прозвучавший панический призыв, побежала. Люди бежали, вовлекая других в этот неистовый безумный поток, не оглядываясь, топча упавших. Следующий толчок только подстегнул бегущих.
Стараясь миновать ошалевшую толпу, схватив за руки детей, я крикнул Марине, чтобы не отставала. В голову молниеносно пришла мысль, ранее вычитанная в пособии по выживанию, что от толпы нужно держаться насколько можно дальше. Оглядевшись, я побежал в сторону автобусной остановки, единственного, по моему мнению места, куда не могли достать обломки рушащихся зданий. Толпа же, только по одной ей видимой причине, двигалась в сторону здания налоговой инспекции, принося себе в жертву все большее количество ее участников. К тому же, ломающиеся ветки деревьев, обильно росших возле домов, представляли для бегущих не меньшую угрозу жизни, чем ноги их собратьев по несчастью. Мой пес тоже куда-то убежал, вырвав поводок. Почему не было взрывов газа, я не знаю, но благодарю за это Бога, так как никакие разумные действия не спасли бы тогда нас от летящих во все стороны кусков кирпича и бетона, обломков мебели и домашней утвари.
Стоя возле бетонного каркаса остановки, мы с ужасом наблюдали за тем, как улицы Промышленная и Закруткина, любимые детища заслуженного строителя Араканцева, совсем не рассчитанные на землетрясение, стремительно превращались в ожившие декорации картины «Последний день Помпеи». Утреннее небо постепенно затягивало густым дымом, тянувшимся откуда-то из центра города, где видны были отсветы пожара.
Толчки прекратились также внезапно, как и начались, и только дым, перемешанный с запахом прорвавшейся канализации, копоть и висевшая в воздухе цементная пыль напоминали о случившемся. Придя в себя, мы с Мариной начали звонить родственникам, чтобы узнать, произошло ли с ними что-то подобное, или этот катаклизм местного значения. Мобильные телефоны безмолвствовали. Красноречивая надпись на экране «Нет сети» отчетливо намекала, что дела плохи не только у нас. Судя по лицам и жестикуляции других людей, с их телефонами было то же самое. Отсутствие сотовой связи, без которой мы уже просто не представляли свою жизнь, насмешливо предлагало нам вспоминать величие эпистолярного жанра и прелести передачи информации каким-нибудь допотопным дедовским способом, что впоследствии и пришлось делать.
Но человек в условиях стресса, особенно наш – существо находчивое и не любящее ждать милостей от природы. Люди, бродящие по руинам, потерявшие кров, старались достать хоть какое-то уцелевшее имущество, кто-то оказывал первую помощь пострадавшим, оказавшиеся поблизости несколько заспанных спасателей МЧС помогали извлекать тела погибших из завалов. Район Промышленной и ее окрестностей наполнился суетящимися людьми, многие выносили из полуразрушенных домов уцелевшее имущество и грузили его в свои побитые пыльные машины, которые чудом уцелели.
Сказав семье, чтобы ждали на месте и никуда не ходили, я тоже побежал за автомобилем. Тут меня ожидал большой конфуз, предположить который ранее я почему-то не смог. Что толку от мощного «Патриота», стоявшего в гараже с полным баком бензина, если его придавило перекосившейся деревянной крышей гаража, и он не может двигаться, а ворота гаража заклинило? В отчаянии я пытался отогнуть железную створку ворот, но в одиночку без инструментов это было бесполезно. Машина жены почти не пострадала, но в ней после вчерашней поездки в гости явно было недостаточно бензина, чтобы уехать хотя бы на тридцать километров, поэтому я с горечью оставил эту идею. Однако, как подтвердилось в очередной раз в жизни, все, что ни делается – к лучшему. Оказывается, я зря сожалел о том, что не уехал. Я не знаю, как бы сложилась наша судьба и судьба родных, если бы мы в то злополучное время покинули родной город. Известно одно - все уехавшие из города больше никогда не вернулись, и от них не было никаких известий. К тому же спустя час после землетрясения пришла Волна.
Плотина одного из крупнейших водоемов Ростовской области - Цимлянского водохранилища, или в просторечии «Цимлянского моря», не выдержав тектонического сдвига, повлекшего землетрясение, рухнула. Это я понял уже позднее, пережив наводнение. А сейчас шумная трехметровая волна грязно-бурого цвета, неспешно двигавшаяся по некогда величавому Дону, аппетитно поедала невысокий правый берег, неся в себе обломки людского теперь уже прошлого - крыши домов, дорогие легковые автомобили, вырванные с корнем деревья, рыбацкие лодки и белоснежные катера, не успевших убежать людей, мычащих коров и коз. Край волны слегка покусывал дворы Придонской улицы, одевая в прибрежный ил дорогие особняки, подмывая и без того непрочный берег, и закусывая сараями и палисадниками. Следом за этой волной, подбирая объедки первой, прошла низкая, но более широкая вторая, превращая край города в подобие Венеции.
Черный атомный гриб в стороне Волгодонской атомной станции в тот день видели многие, но этим дело и ограничилось. Погода в те дни стояла безветренная, поэтому, повисев над горизонтом, черное облако постепенно растаяло, не принеся в похолодевший от ужаса город уродливых пасынков атомного «гриба».
Правда, о Волгодонской степи впоследствии рассказывали много странного и страшного, но это были только слухи, которые лично проверять никто не хотел, помня последствия Чернобыля. Уже позднее «чернобылец» Петрович, вечно жаловавшийся на «проклятое государство», у которого был работающий дозиметр, сказал, что общий радиационный фон местности стал выше, чем был до Излома, но к критическому для жизни не приблизился, поэтому хотя бы данная угроза на этот момент отсутствовала. Наследники этого взрыва - Чернецы появились в наших краях намного позднее.
Стараясь понять, что делать дальше, я оставил Марину с детьми на попечение соседской четы бездетных пенсионеров, квартира которых более-менее уцелела и не собиралась обрушиться прямо сейчас, и пошел в город разведать обстановку. Встречая по пути убитых горем, окровавленных людей, кричавших, плакавших либо молча глядящих в одну точку, и ошалело осматриваясь, я не узнавал родные места. Многих домов и магазинов просто не было, улицы зияли освободившимися дырами и ямами, заполненными водой и нечистотами. В некоторых местах асфальт и бетон вздыбились, образовав пригорки и даже целые карликовые гряды. Прямо посреди города, как насмешка стихии над царившим в городе порядком, вдоль проспекта с казачьим названием Атаманский пролегла глубокая трещина длиной около двух километров, которая поделила город на Город и Первомайку. Трещина, как потом оказалось, пролегла и в сердцах выживших, став в последующем причиной недолгих, но ожесточенных «Первомайских» войн за наиболее удобное место для выживания. Скоропостижно и тотально «жемчужина Дона» потеряла свой вылизанный асфальтированно-озелененный облик, осыпавшийся, как елочная мишура. К полудню этого жаркого июльского дня прежний Семикаракорск перестал существовать.
Наш новый деревянный дом, сложенный из цельных оцилиндрованных бревен лиственницы, построенный на возвышении, на удивление устоял. Мы собирались в него переселяться из своей маленькой двухкомнатной квартиры примерно через месяц, когда полностью закончим ремонт, и хотели торжественно обставить это событие. Часть мебели там уже была, часть оставалась в квартире. Судьба же решила иначе, переезд должен был состояться сейчас, и совсем не торжественно, но зато очень мобильно. Я был уверен, что этот дом послужит нам в будущем надежным убежищем от многих невзгод, как в действительности и оказалось.
Осуществил переезд я очень быстро, но обстоятельно. Отчетливо понимая, что квартира уже никогда не будет нам пристанищем, особенно учитывая обвалившийся угол дома, огромную трещину, пересекающую зал, и отсутствие части задней стены, я решил забрать оттуда все, что только можно. Помочь мне в этом акте вынужденного бытового вандализма согласился мой хороший друг Валера.
Валеру я знаю давно, подружились мы больше девяти лет назад. Спортивного телосложения, лысый от рождения, он жил один, тратя время на работу, спорт, чтение книг, плавание в озерном Стародонье в любую погоду, йогу и женщин. Женщин у Валеры было много. Обладая не очень выразительной внешностью, бывший военный, он имел какую-то харизму, которая, как магнит, притягивала к себе женский пол. Гостями его уютной трехкомнатной квартиры были не только молодые незамужние девушки, но и состоящие в браке почтенные «матроны», уставшие от мужа-алкоголика или импотента. Словом, жил Валера беззаботно, на полную катушку используя свободное время и вкушая доступные ему радости жизни. Являясь практичным прагматиком, ни в какую сверхъестественную околонаучную «чепуху» он не верил, опираясь только на собственный опыт и ум.
Вместе с тем, еще до Излома мне удалось заинтересовать Валеру искусством выживания в различных условиях. Мы вместе ходили в походы, пытались добывать огонь с помощью трута и огнива, плавали на байдарке, ночевали под открытым небом. Он выжил, также как и мы, успев покинуть свою квартиру, от которой ничего не осталось. Пятиэтажный дом на Придонской сложился, как карточный домик, похоронив под собой его надежды на будущее. Желая его поддержать, я предложил ему пожить пока с нами. Подумав какое-то время, Валера согласился. Сказав, что перестанет нас стеснять, как только найдет какое-нибудь более-менее подходящее жилье, он отнес в наш дом свой небольшой рюкзак, предусмотрительно прихваченный им при уходе из квартиры.
Мы вдвоем все-таки смогли открыть мой гараж, и поднять покосившуюся крышу, укрепив ее подпорками. Обрадованный этим, я попробовал завести машину. Не обманув ожиданий, отечественный автопром ответил мне ровным гудением двигателя. Вмятина на крыше и разбитый люк меня уже не беспокоили, теперь важна была только грузоподъемность машины и наличие бензина в баке. Ездить по бездорожью я не боялся, «Патриот» уверенно справлялся с ямами и ухабами, для чего, собственно говоря, и был приобретен, несмотря на возражения Марины, предпочитавшей более комфортабельные автомобили.
Поставив «Патриот» возле подъезда, со словами: «Ломать – не строить», мы с тяжелым сердцем, стараясь не вызвать очередное обрушение, стали методично «раздевать» квартиру. Сломав с помощью топора деревянную перегородку в зале, мы загрузили ее в машину, решив, что в скором времени нам понадобятся дрова. Для этой же цели были сняты все межкомнатные двери, отодраны дверные косяки и доски пола. Весь этот деревянный секонд-хэнд был последовательно перевезен и свален в углу двора. Сплит-систему охлаждения воздуха я забрал уже из вредности, помня, какую уйму денег на нее потратил, и не желая, чтобы она досталась кому-нибудь другому из «джентельменов удачи».
Забрал я из квартиры и домового, так как был твердо уверен, что он там благополучно обитает вместе с моей семьей. Поведение кошки, играющей с кем-то невидимым по ночам, шорохи и чье-то почти неслышное топанье по пустой комнате отчетливо этот факт подтверждали. Припомнив древний славянский обряд, я поставил посреди зала свой старый кроссовок, так как другой обуви в квартире уже не было, и попросил домового занять его, чтобы он мог переехать с нами, а не скучать на развалинах. Трижды повторив свою просьбу, я бережно поднял кроссовок, и положил его в автомобиль. Валера смотрел на меня с неприкрытым недоумением, так как был глубоким атеистом, и, как я уже упоминал, «во всякую чепуху» не верил. Пожав плечами и улыбнувшись, я продолжил ломать свое теперь уже бывшее семейное гнездо.
Сделав пять рейсов, и забрав все, что можно, мы оставили «Патриот» во дворе, так как уже поняли, что бензин нужно беречь. Вывод этот был обоснован, к тому же не раз обыгрывался во множестве фантастических фильмов и книг, ставших теперь не совсем фантастическими. Как показала наша с Валерой разведка местности, две находящиеся на территории города автозаправочные станции без электричества не могли выкачивать бензин из зарытых в землю емкостей для топлива. Собственно говоря, и выкачивать-то особенно было нечего, так как почти весь бензин после землетрясения вытек из лопнувших емкостей и впитался в почву, в очередной раз оскверняя ставшую маслянисто-черной многострадальную землю.
Выяснив обстановку, я решил поискать бензин в заваленных или брошенных машинах. Вооружившись шлангом и канистрами, мы вместе с Валерой начали обход территории. Как оказалось, такие умные мы были не одни. В баках только четырех из двенадцати найденных машин оставалось топливо, остальные были сухи, как глаза мертвеца. Выживший народ потихоньку начинал мародерствовать, пока, правда, зарясь только на явно брошенное или ничейное имущество. Наполнив три двадцатилитровые алюминиевые канистры, мы скорее вернулись домой, боясь надолго оставлять без охраны Марину и детей.
Этот безумный день, перевернувший всю нашу размеренную сельскую жизнь, и ставший отправной точкой для новой, подходил к концу. На полуразрушенный город спускалась душная июльская ночь, края которой периодически озарялись сполохами далеких пожаров. Мой пес Барт вернулся, и теперь лежал около входа в дом, охраняя наш покой. Кроссовок с домовым я поставил посреди зала, предложив ему обживаться в новом месте. После этого пожелав детям спокойной ночи и обустроив Валеру на втором этаже, я потихоньку забрался в нашу супружескую постель, наспех сооруженную из перевезенного имущества. Марина уже крепко спала, напереживавшись за день. Обняв ее, я попытался заснуть. Но сон, видимо также уставший за этот наполненный событиями день, тоже решил от меня отдохнуть, и все не приходил.
В голове крутилась шальная мысль, что все образуется, трудности временны, нам помогут, и все будет, как раньше, даже лучше. Однако внутренний голос предлагал мне вернуться на «грешную землю». Пришла пора на практике применять заученные навыки выживания, первым из которых было обеспечение себя и семьи водой и пищей. В воде у нас недостатка не было, так как неподалеку была река, речную воду можно было фильтровать и кипятить. С едой было сложнее, так как запасы были сделаны только на свою семью, а интуиция подсказывала, что еды нужно гораздо больше, чем есть сейчас в подвале. Завтра надо было позаботиться о хлебе насущном, и делать это надо было уже на рассвете, пока нас не опередили другие умники. С этой мыслью я наконец-то провалился в тяжелый сон без сновидений.
Рано утром, когда край солнца только показался на горизонте, мы с Валерой пошли к его гаражу, в котором, насколько я знал, была так необходимая нам пища. Гараж Валеры тоже был полуразрушен, но доступ к подвалу, который он, будучи весьма запасливым хозяином, забил различными консервированными припасами для питания зимой, имелся. Узнав об этом, я понял, что нужно сделать еще один рейс на машине, чтобы сразу перевезти все съестное.
Покончив с перевозкой продуктов, я решил заняться домом, и первым делом осмотрел двор, который представлял собой печальное зрелище. Северный угол забора был просто смыт, оставшуюся землю покрывал толстый слой ила. Сбросив с обрыва застрявший в остатках забора речной мусор, и присвоив себе легкую дюралевую лодку - «казанку» без мотора, принесенную Волной, я успокоился, убедившись, что большая часть нашего скарба цела, водой практически не затронута, и послужит нам в дальнейшем верой и правдой.
Обнаруженную неподалеку от забора русоволосую девушку-утопленницу, при жизни отличавшуюся красивой выразительной внешностью, мы с Валерой, стараясь, чтобы ее не увидели Марина и дети, решили похоронить за обрывом. Сквозь зубы ругаясь матом, не в силах сдерживать слезы, смывающие накопившееся напряжение и усталость, мы выкопали неглубокую могилу, в которую вдвоем опустили девушку. Левый рукав ее кофты был почти оторван, на плече была видна необычная татуировка красного цвета. Она отчетливо врезалась мне в память – три стоящие вертикально стрелы, под которыми были горизонтально расположены три волны, заключенные в круг. Таких татуировок я никогда не видел, и даже стал размышлять, что могли означать эти символы, но Валера вернул меня к действительности, желая поскорее закончить погребение.
Засыпав могилу, мы водрузили на нее наскоро сколоченный из двух обломков досок самодельный крест. Не знаю, правильно ли это было, так как нательного крестика на шее девушки я не видел, но по-другому могилу я себе не представлял. Погребальной молитвы я не знал, поэтому просто пожелал душе этой девушки покоиться с миром и не тревожить живых. В голове билось неизвестно откуда взявшееся странное слово «мираэль», вызывающее ассоциации с зеркальной поверхностью озера. Отогнав прочь навязчивые образы, положив на плечо лопату, я пошел домой.
Разобравшись с мертвыми, мы стали искать живых, которые по идее, должны были расположиться в окружающих частных домах. Однако стоящие на территории старой нефтебазы «буржуинские» дворцы-коттеджи были пусты и безжизненны. Большинство их хозяев проживали в Ростове или в Москве, и приезжали в Семикаракорск только летом на отдых. Немногочисленные местные владельцы этих огромных домов спешно покинули их после землетрясения. Таким образом, наш дом остался одним из немногих, да пожалуй, единственным жилым на ближайший километр вокруг. Так началась история Городища, как впоследствии с легкой руки Семена было названо наше место обитания.
Спустя день Валера привел к нам свою давнюю знакомую Светлану, с которой их ранее связывали узы любви и почти состоявшегося брака. Как оказалось, любовь сохранилась, и под воздействием разрушительной стихии даже окрепла. Валера попросил, чтобы Светлана с дочкой и сыном остались на некоторое время у нас, все обязанности по их обеспечению он брал на себя. Посоветовавшись с Мариной, мы согласились, так как понимали, что вместе выжить легче. Светлану мы знали как порядочную женщину, любившую своих детей, которая всегда была готова помочь окружающим. В доме было достаточно места, мы выделили им с Валерой комнату на втором этаже. Больше всего были рады Данил и Мелинда, уже успокоившиеся после пережитого, неожиданно обретя новых товарищей для игр. Население Городища увеличилось.
Обустроив семью и гостей, я не смог спокойно сидеть на месте. Само собой пришло решение забрать своих родителей из Константиновска, который находился примерно в 35 километрах от Семикаракорска, либо получить неоспоримые доказательства того, что их уже нет в живых. Валера вызвался мне помочь. В баке «Патриота» было еще достаточно бензина, поэтому путь должен был занять не очень много времени. С собой я взял свою «видавшую виды» надувную байдарку защитного цвета и карабин. Многозарядное помповое охотничье ружье я оставил Марине, предупредив, чтобы она и Светлана с детьми до появления Валеры никуда за двор не выходили, заперлись в доме и с ружьем не расставалась. Открытые грабежи домов среди белого дня еще не начались, но, как мне казалось, до этого времени оставалось совсем чуть-чуть.
Планируя свой «спасательный» поход, я предполагал, что все мосты, связывающие Константиновск с левым берегом Дона и островом между ним, с большой долей вероятности могли быть разрушены Волной, поэтому в город придется переправляться вплавь. С Валерой мы решили, что он до вечера будет ждать меня на берегу старого русла Дона напротив Константиновска, если мы сможем к нему проехать. С наступлением сумерек, если меня до этого времени не будет, он вернется домой охранять наши семьи. На следующий день Валера вновь с утра должен будет ждать меня в условленном месте.
С собой мы взяли две носимые рации «Моторола», чтобы я в случае непредвиденных трудностей или возникшей опасности мог предупредить Валеру. Заряда батарей в рациях должно было хватить на сутки непрерывной работы, а большего и не надо было. Меня терзали сомнения, что поход может осложниться из-за того, что рядом с домом родителей находится печально известная колония строгого режима. Из ее стен запросто в это «смутное» время могла сбежать часть осужденных, причем не просто мелких воришек, а рецидивистов, насильников и убийц, уже знающих вкус крови и легкой наживы.
С этими мыслями рано утром мы выехали из Семикаракорска. Дорога оказалась сложной, но преодолимой, особенно для высокого «Патриота». Асфальт во многих местах был в относительно нормальном состоянии, вода после Волны практически сошла, оставаясь в низинах и полях. Мосты через реки Колодезьки и Черная сохранились, и, несмотря на многочисленные трещины и отсутствие перил, довольно уверенно держали автомобиль. Скорее всего, основная часть Волны сюда не дошла, поэтому разрушений было сравнительно немного. Когда солнце уже полностью взошло, мы прибыли на берег старого русла Дона, на другой стороне которого находился остров.
До Излома здесь были расположены плотина, пост ДПС, угольный склад, ресторан и строящаяся база отдыха для богатых ростовчан. Плотина, перегораживающая старое русло Дона, и мост, связывающий остров с правым берегом Дона, на котором расположился мой родной Константиновск, были почти полностью разрушены землетрясением и Волной. Проехать по ним было невозможно. Все низины острова были затоплены водой, многие деревья повалены. Здание ресторана отсутствовало, от поста ДПС осталась лишь радиомачта, что произошло с угольным складом, видно не было из-за бурелома. Кирпичные коробки зданий базы отдыха на удивление были целы, наверное, качественно строили. Теперь нам нужны были или вертолет, или лодка. Первого у нас под рукой не было, поэтому пришлось довольствоваться вторым.
Подъехав через заросли камыша и кустарников как можно ближе берегу, мы стали собирать привезенную с собой байдарку. Слева от нас находились руины Константиновского гидроузла. В бинокль было видно, что шлюзовые ворота сорваны, в шлюзовой камере плавают деревья и еще какой-то мусор, людей нигде не наблюдалось. На берегу «подходного» канала на боку лежали обгоревший танкер «Бразерс» и еще несколько маломерных судов неизвестного мне назначения. Скорее всего, подобная участь постигла все корабли на рейде Дона, а также Кочетовский гидроузел, находившийся вверх по течению от Семикаракорска.
К переправе все было готово. Собранная байдарка могла довольно легко вместить троих взрослых. Времени было мало, поэтому, прихватив карабин, и одев легкий защитный охотничий камуфляж, я стал переправляться через не очень широкое русло искусственного «подходного» канала. Это заняло примерно десять минут. Пристав к правому берегу, вымощенному бетонными плитами, где, купаясь и загорая, я провел практически все сознательное детство, я вытащил байдарку на берег и спрятал ее в кустарнике, присыпав сверху листвой и мусором. У меня была надежда, что байдарку никто не обнаружит, по крайней мере, в ближайшее время. Повесив карабин на грудь, я побежал по направлению к поселку Гидроузла, в котором жили родители, стараясь по пути огибать многочисленные лужи. Дойти до города проще всего было по балкам, которые во множестве изрезали землю на окраине Константиновска.
Примерно через полчаса я подошел к гаражному массиву, находившемуся рядом с родным мне многоквартирным домом. Здесь тоже царили разруха и запустение. Волна сюда не добралась, судя по отсутствию луж, но следы землетрясения присутствовали. Некоторые гаражи были разрушены, асфальт кое-где был вздыблен. На доме родителей были видны несколько трещин, но сам дом устоял. Окна квартир и лоджий были местами разбиты.
Однако в данный момент меня больше всего беспокоила колония. Осматривая ее во взятый с собой бинокль, я увидел, что вышки охраны отсутствуют, ворота распахнуты настежь, рядом стоят и лежат покореженные автомобили. Во дворе колонии и возле нее ходили и сидели несколько человек в арестантских робах, оружия у них, насколько я мог рассмотреть, не было. Охраны колонии тоже видно не было. Значит, массовый побег все же состоялся. Выругавшись про себя, я еще немного полежал на крыше гаража, наблюдая за окрестностями. Вокруг было относительно тихо, к дому никто не подходил и никто из него не выходил. Я решил, что пора, и перебежками подобрался к подъезду.
Родители жили на втором этаже. Остановившись возле сорванной с петель подъездной двери, я услышал разговор, перемежающийся блатной феней. Осторожный взгляд на лестничный пролет обнаружил сидевших на ступеньках двух зеков с АКC-74У на коленях. Штаны и роба обоих были забрызганы какими-то бурыми пятнами. Зеки чувствовали себя расслабленно, и курили, пуская дым в потолок. Мне повезло, что они не смотрели в окно подъезда, иначе моя партизанская эпопея здесь бы и закончилась.
Спрятавшись обратно за дверь, я стал лихорадочно размышлять. Три магазина – совсем негусто против двух человек с автоматами, тем более у меня был не автомат, а гладкоствольный карабин, который стрелял одиночными выстрелами. Но мое преимущество в том, что они не ждут нападения сзади. Картечь «Сайги» калибра 410, десять патронов которой находились в магазине карабина, с двадцати метров насквозь прошивает легковой автомобиль, в теле она просто делает небольшие, но страшно выглядящие дыры. Надо на что-то решаться. Зеки явно охраняют выходы из квартир второго этажа. Значит, там кто-то есть. Если не родители, то хотя бы соседи, с которыми у меня всегда были хорошие отношения. Но так подставляться из-за соседей? Липкий страх схватил горло, все тело покрылось потом. Соседи могли знать, где родители, кроме того, оставался шанс, что бандиты стерегут именно моих мать и отца. Я решился. Страх медленно отступал, в теле оживали подзабытые армейские навыки. «Эти люди пришли хладнокровно убивать твоих родных и не задумываясь пристрелили бы тебя. Действуй!» - твердил мой внутренний голос. Но убивать я все же был не готов, это противоречило всем моим принципам и убеждениям.
Решив только обезвредить зеков, я, крепко сжав карабин, вбежал в подъезд, навел ствол на сидящих и три раза выстрелил им по ногам картечью. От звуков выстрелов, гулко заполнивших небольшой подъезд, я моментально оглох, в воздухе стоял сизый пороховой дым, пахло горелым и свежей кровью. Присмотревшись, я понял, что попал именно туда, куда целился. Ноги зеков представляли собой страшное зрелище. Один из них был без сознания, второй кричал в голос матом от боли.
Подойдя к тому, что кричал, и наставив на него карабин, я спросил, кого они тут стерегут. Два арестантских автомата я предварительно отшвырнул ногой в сторону. Зек, тараща на меня глаза, потянул руку за спину, но я успел ударить его прикладом, и он, охнув, завалился на бок. Перевернув его, я увидел, что у него за спиной в руке был восьмизарядный пистолет ПМ, который я тут же забрал себе. Наскоро обыскав бандитов, и выпачкавшись в их крови при связывании их же ремнями, я нашел еще один заряженный ПМ и два ножа. Думаю, что тем, у кого зеки отобрали это оружие, повезло гораздо меньше, чем мне и им самим.
Итак, мой арсенал пополнился двумя АКС-74У с двумя рожками патронов каждый, и двумя пистолетами ПМ со снаряженными магазинами. Уже неплохо. С удивлением прислушиваясь к себе, я осознал, что медленно превращаюсь в хладнокровного выживальщика. Теперь никакого страха не было, жалости, как ни странно, тоже. Я просто действовал как робот, хладнокровно и целесообразно, оставив все эмоции на потом. «Не верь, не бойся, не проси» - к месту вспомнилась знаменитая тюремная поговорка. Действительно, теперь я мало кому верил, практически не боялся, а просить отвык еще с юности.
Порыв ярости и злости, вспененный произошедшей стычкой, медленно спадал. Я постучал в дверь родителей, говоря, что это я, Артём, и прося их открыть. Став напротив дверного глазка, чтобы меня можно было рассмотреть, я запоздало начал вытирать лицо, выпачканное кровью и грязью, куском обнаруженной в кармане камуфляжа тряпки. Не хватало еще быть застреленным на пороге родного дома собственным отцом, у которого тоже хранилось двуствольное охотничье ружье ИЖ 12 калибра с целым патронташем боеприпасов.
Металлическая дверь квартиры медленно открылась, в проеме стоял отец, действительно сжимая в руках ружье, и мать, которая держалась за дверной косяк и молча вытирала слезы. Смотреть на них было страшно, грудь сдавило непрошенной болью, голос внезапно пропал. Осунувшиеся, похудевшие, теперь уже полностью седые, они смотрели на меня, не веря своим глазам.
- Собирайтесь скорее, мы уходим. Я думаю, что нам не стоит здесь задерживаться, могут вернуться их товарищи. – Я кивнул в сторону лежащих в подъезде бандитов. После этих слов мать бросилась мне на шею, рыдая уже в голос и пытаясь поцеловать, а отец, шумно выдохнув, осел на пол и разжал руки, из которых с металлическим лязгом выпала старая двустволка.
- Вставай, пап, сейчас не время рассиживаться. Мам, давай потом… Собирайтесь.
- Нам почти нечего брать, Артём, еда закончилась, только если деньги и украшения… - сказала мать.
- Деньги уже совсем ни к чему, а вот украшения и патроны еще могут пригодиться… -
Собирая одежду, родители наперебой рассказывали мне, как тяжело им пришлось, и что они пережили за прошедшие время. Они уже трое суток находились в квартире, забаррикадировавшись. Мать пила успокоительное, отец сидел в обнимку с ружьем возле двери и окна, на некоторое время проваливаясь в беспокойный сон. Осужденные, массово сбежавшие из оставленной персоналом и охраной колонии, начали остервенело грабить окрестности. Одна из их банд не смогла попасть в квартиру родителей с первого раза, помешала сделанная на совесть прочная металлическая дверь. Зеки, расправившись с соседями снизу и разграбив их квартиры, успокоились, и, оставив двоих часовых, сами куда-то ушли, наверное, разбойничать дальше. Родители все слышали, слышали, как пытали соседей снизу, выспрашивая, где лежат деньги, и как потом их добивали.
Я спросил раненого урку, который пришел в себя, когда вернутся его дружки. Получив в ответ только матерную ругань, я засунул ему в рот тряпку, чтобы не слышать его угроз, и не дать возможность предупредить своих до нашего ухода. Второй зек в себя не приходил, под ним медленно растекалась по подъезду лужа крови. Опасаясь мести, я просил родителей поторопиться, надо было бежать отсюда как можно скорее. Мать от пережитого практически не могла идти, и ее пришлось выводить из дома под руки. Отдав отцу автомат и пистолет, я сказал ему повесить за спину его ружье и патронташ, а сам то же самое сделал с карабином.
Держа в руках автоматы и повесив за спину рюкзак и сумку со скарбом, который взяли с собой родители, мы, постоянно прячась и оглядываясь, двинулись к реке. Слава Богу, нас никто не преследовал. Спустя час, останавливаясь для отдыха, чтобы отец с матерью могли перевести дух, мы добрались до «подходного» канала, где была спрятана байдарка.
Солнце было еще в зените, хотя мне казалось, что этот путь длился целую вечность, добавив и в мою шевелюру седых волос. Байдарка оказалась на месте, никто ее не тронул. Достав рацию и вызвав Валеру, я предупредил его, что мы переправляемся. Покидав вещи в байдарку, мы погрузились и отплыли от этого ставшего совсем негостеприимным берега. Я греб, а отца с автоматом попросил занять место на корме, чтобы в случае чего защитить нас.
Причалив к левому берегу, мы упали на песок, не в силах пошевелиться. Валера сам грузил в машину вещи и торопливо собирал байдарку. Только теперь мой боевой аффект прошел. Я чувствовал себя обессиленным, обескровленным и выжатым как лимон. При воспоминаниях о грохоте выстрелов и их последствий меня вырвало горькой желчью прямо на штаны. Я слабо надеялся, что подстреленных мной зеков все-таки нашли свои, но, скорее всего, они их просто добили, так как раненые и слабые в этих шакальих стаях обычно никому не нужны. Шакалу – шакалья смерть… Получается, что я все-таки убил человека…
В душе было темно и пусто, словно в уцелевшем после пожара доме. Ну что же, это был их выбор, они знали, на что идут, взяв в руки оружие - на войне, как на войне… Эти оправдания не оживили душу, но надо было жить дальше, пусть даже такой кровавой ценой. Они оказались слабее, поэтому я жив, а они – нет. Это был мой осознанный выбор, и его последствия я изменить уже не мог, да наверное, и не стал бы, произойди все это вновь. Я отогнал прочь всю эту мрачную философию. Ты жив, поэтому жизнь продолжается. Нужно было вставать и помыться в реке, потому что не хотелось, чтобы домочадцы увидели меня в таком виде, грязного и покрытого кровью, хорошо хоть, не своей.
По пути обратно от родителей я узнал, что землетрясение в Константиновске тоже было. Они также выбегали утром на улицу, но потом вернулись домой, решив никуда не ехать и оставаться дома. Тщетно пытаясь дозвониться до меня, родители не теряли надежды, что я приду к ним. На семейном совете было решено не трогаться с места и сидеть дома, отец смог принести из подвала немного консервированных запасов. Волна эту часть города не затронула, так как они находились на возвышенности. С лоджии второго этажа родители видели, как был затоплен гидроузел и разрушился мост. Они поняли, что теперь уже точно никуда не уедут, и стали обреченно ожидать своей участи, готовясь к смерти. В это время осужденные, сбежавшие из полуразрушенной колонии, разбрелись по городу, шалея от обретенной свободы и безнаказанности. Остальную часть событий я знал.
Когда мы вернулись домой, солнце уже клонилось к закату. Выбежавшие нас встречать Марина и дети с криками стали обнимать и целовать новоприбывших. Мелинда и Данил, подпрыгивая и кружась возле любимых дедушки и бабушки, наперебой звали их к себе. Словом, сейчас здесь царили радость и покой, превращая пережитое днем в страшный сон, от которого хотелось скорее проснуться и благополучно забыть. За воротами, вытирая слезы, стояла Светлана, которая, молча улыбаясь, смотрела на разгружавшего автомобиль Валеру.
Вода, сиротливо брошенная Волной в городе и окрестностях, стояла пять дней. Когда она сошла, оставив после себя ужасающие разрушения, и землю, покрытую илом, обломками и вздувающимися трупами, напомнила о себе Жара. Дон, лишенный сковывавших его течение и увеличивавших глубину плотин и шлюзов, сильно обмелел. На отмелях, привлекая к себе полчища вездесущих ворон и других падальщиков, лежали нестерпимо вонявшие гниющие останки трупов. В те дни, словно после жестокого сражения, птицы пировали по всему городу, тяжело перелетая с место на место. На обломках появились крысы, смело бегавшие при дневном свете, и абсолютно не боявшиеся человека. Тараканы, как ни странно, куда-то пропали. Людей начали косить болезни, которые совместно с антисанитарией, катастрофической нехваткой самых обычных лекарств и трупным заражением воды быстро уменьшали и без того не очень большое выжившее население Семикаракорска.
Люди перестали общаться друг с другом, боясь заразиться. Немногочисленные более сознательные старались сжигать находящиеся в округе трупы, чтобы предотвратить распространение вирусов, но это была капля в море, практически не менявшая общую картину. Я запретил Марине и детям выходить куда-либо, и добывал пищу и воду только вместе с Валерой, принося ее домой. К родным я старался пока не приближаться, так как боялся, что сам могу являться носителем какой-нибудь гадости.
В эти дни я жил в одноместной палатке во дворе, моясь с мылом после каждого выхода за пределы двора. Валера поступил точно также. Найденное мы складывали на пороге дома, мать с Мариной и Светланой его тщательно мыли, продукты варили, воду фильтровали и долго кипятили. Отец с автоматом и ружьем охранял дом, пока мы с Валерой отсутствовали. Детям на это время отвели место для игр под навесом дома, строго-настрого запретив куда-либо выходить. Но они особо не скучали, постоянно с чем-то играя, мастеря и периодически ссорясь и мирясь. Для себя я тогда решил, что умереть сам был готов, а потерять близких мне людей – нет. К тому же я считал, что если умру, то это будет честным воздаянием за те смерти, которые я сам учинил…
Распорядок нашей новой жизни теперь полностью подчинялся Солнцу, возвратившись к природным биоритмам, которые ранее были задавлены цивилизацией. Мы вставали с первыми лучами светила, после заката всякая работа на улице и во дворах прекращалась, город тревожно замирал, надеясь дожить до утра.
Таким было Начало. За все «хорошее» с нами последовательно и обстоятельно рассчитались Земля, Вода, Огонь и Воздух, обнажая нашу беззащитность и практически полную зависимость от созданных нами же детищ техносферы. Потом друг с другом начали рассчитываться люди. Они стремительно и незаметно для них самих превращались в оборотней, но совсем не тех, которых мы знали по фильмам ужасов и книгам. Это были оборотни внутренние, глубоко упрятавшие свою светлую сторону души и выпустившие наружу живущего в каждом Зверя. Пришло Их время, время звериных инстинктов, силы и бешеной жажды выжить любой ценой.
Ночи Конца. Время Зверей.
Согласно множеству теорий и мнений, весь окружающий нас мир является зеркальным отражением нашего внутреннего душевного пространства. Господи, если это правда, что же тогда творилось в нашей душе, если оно породило к жизни ТАКИЕ события…
Люди окончательно поняли, что теперь – ВСЕ! Теперь каждый сам за себя, теперь нет пенсий, нет социальной помощи инвалидам, нет ипотечных платежей по кабальным кредитам, поездок на море и к далеким родственникам, условно бесплатного образования, детских садов и баров. КАЖДЫЙ САМ ЗА СЕБЯ.
Горстка людей Официальной власти, не сбежавших из города в первые дни Излома, на сходе выживших, собравшихся в парке перед разрушенным зданием районной администрации, официально признала, что не может связаться со Столицей, и справиться с создавшимся положением своими скудными силами и средствами не в состоянии. Запасов продовольствия, лекарств, предметов первой необходимости в городе нет, не говоря уж о каких-то убежищах на случай, если все-таки началась война, о которой разносились скудные слухи. Полиции, как организованной силы, в городе к тому времени уже не существовало, и поддерживать общественный порядок было некому. Никаких воинских частей на территории района не базировалось, муниципальная казачья дружина также распалась. Помощи сверху ждать было бессмысленно, потому что если и в Ростове-на-Дону, и в Москве царил подобный хаос, то им было явно не до какого-то там Семикаракорска, окруженного водой и безнадежностью. Как выяснилось потом, им ДЕЙСТВИТЕЛЬНО было не до нас…
Итак, КАЖДЫЙ САМ ЗА СЕБЯ. Отпечатавшись в сознании, данный факт прочно там обосновался, подчиняя себе весь дальнейший событийный ряд, и превращая ранее нормальных горожан в Оборотней.
Люди в городе разделились. Большинство выжившего населения перебиралось в сохранившиеся частные дома. Первыми были заняты дома, жильцы которых уехали до Волны, за некоторые возникали стихийные кровавые драки. Многие ушли в окрестные хутора к своим родственникам и знакомым, обоснованно считая, что «на земле» выжить будет проще. Оставшиеся, чтобы выжить, начали объединяться.
Сначала, в первые дни после Излома, люди собирались в группы по принципам родства или знакомства, позднее – по нужности каждого из членов интересам группы. Неизбежно должен был начаться процесс передела сохранившихся жизненно необходимых ресурсов, что вскоре и произошло. Группы, а точнее сказать, стаи особенно отчаянных, потерявших всех родных и близких, либо лишившихся крыши над головой, и асоциальных плавно превратились в банды, выбравшие самый легкий и жестокий путь существования – отнять и разделить. Именно они стали первыми Оборотнями, поставив во главу угла собственное выживание и жажду наживы, обесценивая до нуля ненужные им жизни других людей, готовые на убийство ради банки консервов или бутылки водки. В городе начал править бал Зверь, без остатка овладевший душами людей.
Сложившаяся ситуация обострялась особенностями рельефа местности, образовавшегося в городе после Излома. Пруды Первомайки, ранее использовавшиеся для выращивания рыбы и поения скота, наполнявшиеся за счет реки Сал, в результате землетрясения почти полностью ушли под землю. Хотя наводнение практически не затронуло этот район города, в результате сдвига водоносных пластов практически все колодцы пересохли. Во всем городе остро стала проблема водоснабжения. Озеро Стародонье, чудом уцелевшее во время катаклизма, но порядком обмелевшее, не могло обеспечить всех жителей водой. Без постоянного притока свежей воды из Дона, который до Излома обеспечивался администрацией города, оно под воздействием нещадно палящих лучей солнца стремительно превращалось в дурно пахнущее болото, зараставшее водорослями и тиной. Болото, в свою очередь, стало великолепным местом обитания и размножения полчищ комаров, чье жужжание и укусы в вечернее время не давали ни покоя, ни сна обессилевшим от непереносимой Жары горожанам.
Добывая еду, очень скоро я понял, что мой карабин «Сайга», на который я возлагал большие надежды по защите себя и семьи, и трофейные АКС-74У являются не только отпугивающим аргументом, но и магнитом, притягивающим тех недолюдей, от которых они должны были нас защищать на улицах. Достаточно заметные и громоздкие, они привлекали к себе слишком много внимания. В то время уже было достаточно людей, охотящихся за оружием, причем оружие у этих охотников тоже уже было. При их численном перевесе во время внезапного столкновения я практически не имел шансов. Поэтому по городу я стал ходить с привезенным из Константиновска ПМом, в обойме которого было восемь патронов.
Второй ПМ был у Валеры. Девятый патрон всегда находился в стволе пистолета, что являлось нарушением всех ранее существовавших правил обращения с огнестрельным оружием, но только не сейчас. Этого было достаточно, чтобы противостоять вооруженному нападению первые пару секунд, а потом, как показывал горький опыт, нужно было бежать, бежать со всех ног, так как численный перевес обычно оказывался не в мою пользу. Кроме того, у меня с собой всегда был нож, привезенный из Горного Алтая, где я учился им владеть. Пока что все обходилось хорошо, благодаря пробудившейся интуиции и обострившимся инстинктам выживания. Единственными моими травмами были редкие всплески сожаления, отвращения и жалости к себе и впавшим в звериное состояние окружающим.
Дыхание Зверя коснулось и моей души, дав свои первые темные всходы. Я ожесточился, переживая только за своих родных. Остальные меня не интересовали, превратившись в актеров, играющих свои бесконечные роли на сцене жизни. Если не трогали меня, я тоже никого не трогал, день за днем мародерски бороздя улицы города и окрестности в поисках чего-нибудь полезного для жизни. Многие мои теории о мире, добре и всеобщей справедливости, прекрасные в своей наивности, с треском развалились, столкнувшись со всеобъемлющим желанием внутреннего Зверя выжить. Даже ежедневные утренние занятия тай-цзи не могли вернуть мне былое спокойствие и умиротворенность. Я тоже попал под действие психоза, царившего на городских улицах, пистолет и нож при малейшей опасности просились в руку, пытаясь осуществить то, для чего были созданы оружейниками.
Между тем события в городе разворачивались далеко не лучшим образом, ходили слухи один страшнее другого.
Одним из первых кровавых жертв новорожденных Оборотней стал молодой главврач районной больницы, назначенный незадолго до Излома взамен ушедшего на пенсию старого «патриарха». Он с несколькими врачами, сохранившими верность клятве Гиппократа, самоотверженно пытался организовать госпиталь на остатках лечебного корпуса, но не смог этого сделать. Одной из августовских ночей он и немногие сотрудники госпиталя были убиты озверевшей бандой мародеров, забравших последние остатки сохранившихся лекарств и спирта. Находившиеся в больнице на лечении люди, выжившие после землетрясения, уходили домой, чтобы умереть в родных стенах, а не от рук бандитов.
Зло, однажды причиненное, возвращалось, обернувшись еще большим злом, и конца этому самоподдерживающемуся прогрессирующему процессу не было видно. Убийства стали обычным делом. Зверолюди не понимали, что убивая себе подобных, они сводят к минимуму и свои шансы на сколько-нибудь достойное существование. Разрозненные группки людей, враждовавшие друг с другом, не могли создать сообщество, которое начало бы восстанавливать утраченное после Излома. Наверное, теперь нам вновь придется пройти весь путь от первобытно-общинного строя, который при таких темпах наступит меньше чем через сотню лет, до… До чего, сам не знаю, потому что наша цивилизация оказалась тупиковой. Наглядное подтверждение этому нетрудно было найти каждый день на улицах города. Воистину, самый большой враг человека – он сам. История давала тому много примеров, но нам их было недостаточно. Предстояло учиться на собственных ошибках.
Тем временем наш быт в Городище в новых условиях потихоньку налаживался. Приобретенные до Излома в охотничьем магазине компактные газовые баллоны, в большом количестве хранившиеся в подвале, позволяли решить проблему приготовления еды в то время, когда мы экономили дрова, собирая их на зиму. Кроме того, эти баллоны можно было брать с собой в вылазки. Газовое пламя не дымило, было малозаметно, заправки баллона хватало на достаточно длительное время. Зажженная в комнате газовая лампа не только освещала ее, но и обогревала, поднимая ночью температуру воздуха на несколько градусов.
Свечи, купленные для чайных церемоний оптом в гипермаркете, тоже очень помогали освещать дом, служа основным источником света в ночное время. Запасы моего любимого зеленого китайского чая подходили к концу, чем я был очень расстроен. Пора было учиться готовить чай из донских трав, да только у кого выяснять его рецепт, я пока не знал. Нам с Валерой удалось набрать несколько мешков зерна, хранившихся на полузатопленном элеваторе, и по этой причине не ограбленном до конца. Подмокшую пшеницу, которая еще не успела заплесневеть, мы разложили сушиться во дворе. Видя огромное количество нахлебников в виде птиц и мышей, которые стали покушаться на сохнущие зерна, мы попросили детей отгонять их. Детям новая забава понравилась, они замечательно с ней справились. Через некоторое время высушенная пшеница была засыпана в несколько герметичных металлических бочек, стоявших в подвале дома.
Помимо пса Барта, у нас во дворе жила еще одна представительница одомашненного людьми животного мира. Лошадь по имени Былинка, выкупленная мной за несколько месяцев до Излома у богатого фермера, которому некогда было ей заниматься, чувствовала себе полноправным жителем Городища. Она жила в сарае, построенном на краю двора. До Излома я каждый день ходил ее кормить сеном, приобретенным у того же фермера, и периодически объезжал на ней окрестности, катаясь по лесу, чем несказанно смущал местных и веселил ребятишек, купавшихся в Стародонье. Пожалуй, у нее единственной не было никаких проблем с питанием. Богатое разнотравье, выросшее на месте залитых водой и занесенных илом пустошей, а также между заброшенными особняками исправно снабжало Былинку всем необходимым для жизни, там же можно было вволю запасать ей сена на зиму. Этому старому деревенскому занятию мы с Валерой посвятили несколько жарких дней.
Не обходилось и без конфликтов. Многие голодающие смотрели на лошадь как на источник мяса, но убедительный аргумент в виде «Сайги-410» держал их на почтительном расстоянии. В наш адрес неоднократно доносились высказывания о «зажранности» и «жмотничестве», но этим дело и ограничивалось.
Теперь же у Былинки наступили другие времена. Лошадь нами использовалась не только, да и не столько для верховой езды, так как ездить по окрестностям одному было опасно, но и как тягловая сила. Уходя в Лес за дровами, мы цепляли к ней переделанный автомобильный прицеп, на котором я ранее спускал в Дон моторную лодку. Мероприятие это было не самым простым. Теперь это был не лес, а ЛЕС, который таил в себе для нас, горожан, неизведанное. Одной из самых явных и знакомых неприятностей были расплодившиеся в Лесу без санитарной обработки клещи, которые делали походы туда, по меньшей мере, трудным занятием.
Прося у Леса прощения за каждое спиленное дерево, мы надеялись, что он не будет в обиде на нас и наших родных, потому что к такому варварскому поведению нас привело желание выжить. Это сейчас все уважительно говорят о Лесе, и относятся к нему, как к живому, но еще до Излома учеными было доказано, а для меня и не нуждалось ни в каких доказательствах то, что деревья живые и могут чувствовать.
Мы с Валерой старались собирать на дрова уже сухие стволы, которые лучше горят, и дольше хранятся, но таких желающих, как мы, было полгорода, и поэтому нужно было делать выбор: либо пилить живые близлежащие деревья, либо пробираться за сушняком вглубь леса, куда прицеп никак бы не прошел. Отлучаться же от дома на долгое время и оставлять без охраны родных было в то время непозволительной роскошью. Карабин, два автомата и охотничьи ружья были недостаточным арсеналом для охраны нашего увеличившегося населения, к нему надо было прилагать как минимум двоих здоровых мужчин без особых комплексов, а дом во время нашего отсутствия охранял лишь мой пожилой отец.
Под покровом явных опасностей Лес тщательно хранил свои мрачные тайны. Люди поговаривали, что неоднократно слышали странные звуки в чаще, и несколько раз видели какого-то человека в зеленом, который и на человека-то не очень был похож, потому что глаза его светились в сумерках. К людям он близко не подходил, неслышно и очень быстро мелькая за стволами деревьев, не давая себя рассмотреть. Поговаривали, что это Леший, разбуженный катаклизмом, и теперь охотящийся за людьми, чтобы отомстить за внезапно прерванный вековой сон. Так исподволь Сказки и Мифы предков начинали вновь прочно входить в нашу повседневную жизнь. Я не знал, правда ли это, но в Лес старался в сумеречное время не заходить, и костры там без крайней необходимости не жечь.
При виде Леса мне всегда невольно вспоминались слова из книги «Тай Шин» известного алтайского писателя Андрея Коробейщикова, слова Зеленой Книги Охотника: «Когда заходишь в Лес, не забывай, что ЛЕС внимательно наблюдает за тобой… Если ты не наносишь вреда Лесу, Лес не нанесет вреда тебе. Если ты – часть Леса, ты будешь Лесом. Если ты – чужак, Лес будет защищать себя, и тогда тебе нужно быть постоянно настороже». Я не был частью Леса, а значит, был чужаком. Я был осторожен.
Итак, жизнь продолжалась. Население Городища теперь составляло десять человек. Дом был достаточно большой, места хватало всем. Обеспечение водой и питанием у нас более-менее наладилось, в вещах вроде одежды, обуви, инструментов мы пока не нуждались, так как имелся их достаточный запас. Дети, да и взрослые, слава Богу, были здоровы. Большая поленница дров, стоящая во дворе, оптимистично говорила о том, что смерть от холода нам не грозит. Вроде бы внешне все было хорошо, но ощущение тревоги нарастало.
А потом нагрянула первая зима после Излома, которой в конце октября мы никак не ждали. Зима стала беспрецедентной школой выживания. Вспоминать об этом даже сейчас не очень приятно. Это было самое страшное время, страшное не запредельно низкими температурами, гололедом и обильными снегопадами, а своей длительностью, которая, казалось, была бесконечна. Да, землетрясение, наводнение, пожары и жара были страшны, но скоротечны, а зима, зима неспешно и обстоятельно день за днем, ночь за ночью собирала свою страшную жатву из окоченевших тел.
Население Города сократилось еще на треть. Умерли в первую очередь одиночки, которыми являлись старики, больные, и те, кто не смог обеспечить себя едой и топливом на зиму. Людей на улицах Города не было, все прятались по своим углам, кутаясь во всевозможные одежды и всеми способами поддерживая живительный огонь. Деревья и даже кустарник в окрестностях города были вырублены подчистую, не говоря уже о деревянных частях заброшенных строений, заборах и сараях, которые были молниеносно расхватаны на дрова.
С водой дела тоже обстояли плохо. Озеро Стародонье, учитывая его небольшую глубину, из-за аномально сильных морозов, больше подходящих Крайнему Северу, а никак не Югу России, промерзло практически до дна, и рубить проруби в нем было бессмысленно. Дон также промерз, толщина льда составляла более полуметра. Вырубленные лунки через короткое время замерзали вновь, и походы за водой занимали значительную часть времени, учитывая количество жителей Городища.
Мы стали жить и готовить вместе, сгрудившись в трех смежных комнатах, чтобы сохранить драгоценное тепло. Дрова быстро расходовались, потому что огонь поддерживался постоянно, и нам пришлось вновь организовывать походы в Лес за сушняком. Былинка переносила морозы более-менее нормально, предусмотрительно запасенного корма ей было достаточно, и она даже по-своему радовалась выезду в Лес.
За этими хлопотами и вечерними совместными посиделками при огоньках свечей тянулись долгие зимние дни. Дети, ранее привыкшие к электрическому свету и теплу батарей центрального отопления, довольно быстро освоились с новой обстановкой. Детское сознание не могло долго думать о плохом, и радовалось каждому проживаемому мгновению. Закутанные заботливыми мамами в теплую одежду, прислушиваясь к морозному треску за окном, дети молчаливо созерцали танцующее живое пламя и слушали бабушкины сказки, которые в детстве рассказывали и мне. Я читал детям книжки своего детства, рассказывая о мире до Излома, который они застали только чуть-чуть, учил их читать и писать. Марина и Светлана помогали мне в этом совсем не легком занятии. Наконец за окнами началась оттепель. Весна пришла, и, наверное, это была первая весна, приходу которой мы все так единодушно и искренне радовались. Мы выжили.
Сумерки. Царство Вампиров
Мир был живой. Он стремительно менялся, залечивая раны, нанесенные ему присутствием техногенной цивилизации. Весна вступила в свои права. Разрушенные постройки зарастали молодой нежно-зеленой апрельской травой, на вершинах пятиэтажек селились птицы, по улицам бродили уцелевшие одичавшие собаки, не съеденные людьми и волками в зимний голод. Однако, несмотря на весеннюю идиллию, выживать становилось все труднее.
Теперь на арену битвы за выживание вышли те, кто не могли найти себе пропитание с помощью звериной агрессии и силы. Они научились использовать Страх. Про себя я называл их падальщиками. Они же, безумные от голода и безнаказанности, именовали себя Вампирами, потому что выходили на охоту только ночью, а днем прятались в заброшенных подвалах и катакомбах, были худы, страшно бледны, могли пожирать сырое мясо и не брезговали человечиной. Нападали они только стаей, и только на жертв заведомо слабее себя. Слухи об их зверствах, пропавших людях, а также трупах без единой капли крови играли им на руку, увеличивая в выживших животный страх перед ними. У нас падальщики только начали появляться, а в других местах уверенно господствовали, заняв предоставленную им Изломом пищевую нишу.
Откуда они взялись вообще, оставалось загадкой. Я могу лишь предположить, что это были поклонники сатанинских и прочих подобных культов, решившие, что пришло наконец их время, и на этой почве помешавшиеся. Кроме того, после просмотра нашумевших фильмов «Сумерки», открыто пропагандировавших в привлекательной форме образ жизни Зверей и нежити, у этих «милых» персонажей еще до Излома появилось множество поклонников в молодежной среде.
Подростки, предоставленные сами себе и не имеющие моральных и нравственных ориентиров, зачастую не отличали виртуальный мир от реального, и слепо поклонялись экранным «богам». Они-то, скорее всего, и были базовым материалом для рождения и развития Вампиров. Тем более, именно молодежным группам было присуще действовать массой, стаей. Кроме того, не сбрасывался с чаши весов и тот вариант, что Вампиры действительно в глубокой тайне существовали у нас под носом, а сейчас начали появляться открыто, потому что противодействия им пока не было. Одним словом, сумерки в душах людей заливали землю кровью, и неумолимо уменьшали численность выжившего населения.
Подробно о Вампирах нам рассказал Семен, врач-мануальщик, который однажды вечером постучался в ворота Городища. Щурясь от направленного в лицо фонарика, он сказал, что зовут его Семен, пришел он из Ростова-на-Дону, ищет временное пристанище, безоружен. Моя интуиция говорила, что этот человек для нас безопасен. Марина, услышав, что он пришел из Столицы, где остались ее родители, от которых не было никаких известий, попросила, чтобы мы оставили его у себя хотя бы на время.
Подумав, я согласился. Обыскав с Валерой этого незваного гостя, и убедившись, что он безоружен, забрав его охотничий нож, мы пригласили его к столу. Я сказал Семену, что платой за наше гостеприимство должен стать его подробный рассказ о проделанном пути и обстановке в Столице. Семен с еле заметной улыбкой согласился, попросив только дать ему возможность помыться с дороги. Выкупавшись, он сел с нами в гостиной возле камина, и начал свое повествование. Я пишу его от первого лица, потому что, на мой взгляд, так будет проще воспринять эти трагические события.
- Я работал простым врачом-мануальщиком во второй областной больнице на Сельмаше, преподавал психологию в медицинском институте. Я был…- в слове «был» прозвучала неприкрытая боль и горечь, Семен вздохнул - был семейным человеком, у меня было трое детей – старший сын Игорь, уже достигший совершеннолетия, но продолжавший основательно висеть на отцовской шее, и две дочки двенадцати и десяти лет от роду. Моя жена Людмила не работала, занимаясь домашним хозяйством. Жили мы в большой трехкомнатной квартире на улице Малиновского в Западном жилом массиве Ростова.
Отношения в семье были средние, «как у всех». Сын, в отличие от дочерей, не особо нас слушал, связался с какой-то странной компанией Готов, часто на несколько дней пропадал из дома. Несколько раз он приходил домой с девушкой по имени Инна, которая тоже была из «этих». Я заметил, что сын стал часто смотреть фильмы ужасов про вампиров, зомби, в его комнате лежало несколько книг по черной магии и еще чему-то подобному. Я хотел с ним серьезно поговорить, но не успел. Он и Инна вместе со своими друзьями-Готами уехали к вам в район, пожить неделю-другую на острове Чебачий, расположенном в русле Дона. Черт его туда понес, не иначе! Если бы он не уехал, все могло бы быть по-другому. Но теперь ничего уже не исправишь…
Землетрясение застало нас дома, когда все уже встали. Я собирался идти на работу, когда пол и потолок начали трястись. Я вместе с семьей, минуя застывшие лифты, выбежал на улицу, и оторопело наблюдал, как рушились некоторые дома и магазины, трещины расчерчивали асфальт. Наш дом устоял, потому что был совсем недавно построен по каким-то новым технологиям. Тонкие трещины в стенах, по моему мнению, большой опасности не представляли. Переждав землетрясение, очень сильно напуганные, мы вернулись домой. Тогда было очень много людских жертв, электричества не было, водоснабжения и канализации тоже. Волна, прошедшая по Дону после землетрясения, нас практически не затронула, пострадали только прибрежные жилые массивы, порт и предприятия.
Многие после этих событий пытались уехать из города. Я сразу оставил эту паническую мысль, так как понимал, что нас за городом никто не ждет, в области, скорее всего, творится то же самое, если не хуже. Я решил пережидать, надеясь, что власти все-таки наведут порядок, и уговаривал жену и детей, что все будет хорошо, трудности временны.
Я оказался прав, что не стал торопиться и спасаться бегством из Ростова. Аварийные еще до Излома Ворошиловский и Аксайский мосты рухнули, новый мост на Сиверса тоже не выдержал подземных толчков, оставив городу в качестве единственного пути спасения на полузатопленный берег Дона мост в Западном микрорайоне, который в считанные часы был забит автомобилями. Несколько аварий с большегрузными автомобилями на мосту намертво перекрыли автомобильный путь к бегству из города. Люди бросали свои автомобили, и пешком шли либо обратно в город, либо вперед, куда глаза глядят. Поезда не ходили, аэропорт очень сильно пострадал, и не мог принимать и отправлять самолеты. Словом, Ростов-на-Дону оказался практически отрезан от окружающего мира. Мы должны были сами решать свои проблемы.
Я узнал, что огромная Волна прошла по Дону, сметая все на своем пути. После этих новостей часть моего сердца как будто умерла, окаменев от невыносимой душевной боли. Жена долго убивалась по нашему уехавшему сыну Игорю, а потом стала молчать целыми днями, отказывалась от еды и воды. Ее посещали какие-то странные видения. Однажды вечером я увидел, что она, положив рядом с собой фотографию Игоря, читает принесенную им книгу по некромантии. Поругавшись с ней, и выкинув книгу в мусоропровод, я не придал этому факту большого значения, как оказалось потом, зря.
Меня днями не было дома, я мародерствовал на улицах, ища пропитания для себя и семьи. Есть, спать, мародерствовать, есть, спать - так я метался по кругу жизни каждый день, повинуясь своим инстинктам. Что в это время делала Людмила, я не знаю, но вечером, когда я с найденной за день провизией приходил домой, дочери выглядели как-то странно, большей частью молчали. Я не понимал, что происходит, но на долгие психологические разговоры сил после наполненного трудностями дня в полуразрушенном умирающем городе уже не было.
Ростов, словно неизлечимо больной, уныло доживал отпущенный ему судьбой срок. Улицы медленно покрывались людскими нечистотами, привлекая в город мух, которые разносили инфекции. Моей семьи болезни пока не коснулись, я, имея медицинское образование, принимал к этому все возможные меры. Очень помогал при этом припасенный для праздничных случаев запас спирта, тайком принесенный из больницы. Теперь он служил замечательным дезинфицирующим средством, которое я стал с горя все чаще принимать и вовнутрь. Наверное, жена тоже этим занималась в мое отсутствие, потому что запас «горючего» стремительно уменьшался, а вечерами я чувствовал запас перегара в квартире.
Окружающий нас мегаполис излучал опасность. В городе хватало выживших «отморозков», не останавливаемых никакими социальными правилами и нормами. Люди, и раньше-то особо между собой не общавшиеся, не знавшие своих соседей по лестничной площадке и не отличавшиеся особым дружелюбием, вовсе стали враждебны друг другу. На улицах все чаще стали раздаваться выстрелы, и даже взрывы, в городе шли какие-то процессы, связанные с переделом оставшейся собственности и ресурсов.
В Западном микрорайоне не было военных частей, что творилось в районе Военведа, где жили солдаты и офицеры, я не знал, так как выходил на поиски еды только в своих окрестностях, стараясь сильно не удаляться от дома, чтобы вернуться в квартиру до наступления сумерек. Находить пищу становилось все сложнее, практически все магазины в окрестностях были разграблены, к оптовым продовольственным базам было не подступиться, их стерегли либо бандиты, либо сохранившие оружие хозяева охранных структур, имевших отношение к правоохранительным органам.
В вечернее время город становился страшен. Многие выжившие старались не выходить на улицу, которая превратилась в царство беззакония и ужаса. Появились Они, Вампиры. Я несколько раз днем натыкался на их жертвы. Страшное зрелище. Они специально оставляли трупы на виду, посреди улицы, не жалея ни детей, ни стариков. Ужас поселился в городе.
Потом случилось страшное. Может быть, жена потеряла рассудок от переживаний и голода, но когда я вернулся, дома никого не нашел. Входная дверь в квартиру была раскрыта, причем следов взлома не было, отсутствовала обувь и верхняя одежда жены и детей. Замок был открыт изнутри, в замочной скважине до сих пор торчал ключ. На столе лежала записка жены следующего содержания: «Я хочу вернуть Игоря, я знаю, куда мне идти, не ищи меня, вернусь сама. Дети мне помогут». Рядом лежала книга, раскрытая на странице, описывающей вампиров. Я никогда не прощу себе, что оставил их одних без присмотра.
Семен замолчал, вытирая текущие по лицу слезы. Мелинда, присев с ним рядом, погладила его по руке.
- Дядя, не плачь. Папа говорил, что мужчины не плачут.
- Хорошо, детка, больше не буду, твой папа прав. – Через минуту он продолжил свой рассказ.
- Я знал, что Они живут в подвале девятиэтажки в квартале от нашего дома. Знал, потому что там было больше всего выставленных напоказ трупов. Днем эти твари на улицу не выходили, сидя в своем темном убежище, и дожидаясь наступления ночи. Я сам заядлый охотник уже больше пятнадцати лет, охотился в разных местах Кавказа, на Урале, в Забайкалье. У меня дома был нарезной карабин «Тигр» и два ящика патронов к нему. Я раньше любил охотиться на крупную хищную дичь. Вот и сейчас я решил открыть сезон охоты, только двигал мной не азарт, а месть. Мой рассудок помутился, хотелось кого-то убить. Почему я решил, что жену и дочерей забрали именно Они, я не знаю, наверное, подсказала интуиция, а также страница из оставленной Людмилой книги.
Зарядив карабин и взяв с собой еще десятка три патронов, я словно в тумане запер квартиру и вышел на улицу. С собой я взял фонарик, аккумуляторы которого еще были живы, несмотря на довольно частое использование. На Ростов уже спускались ранние осенние сумерки, в которых город, больше не освещавшийся фонарями и неоном реклам, выглядел жутким напоминанием о ничтожности человеческой жизни перед лицом стихий. Наступало Их время, но мне было уже все равно, терять было нечего. Собственную жизнь я в тот момент совсем не ценил, желая только мести любой ценой, даже ценой жизни.
Опытный охотник поджидает жертву на ее же тропах. Вот и я решил засесть в развалинах неподалеку от Их подвала. Придя на место, я внимательно осмотрел все подступы к подвалу, и затаился. Охота Жизни на Смерть началась. Долгое время никого не было, я уже решил, что ошибся, но услышал женский крик, и увидел вдали несколько темных фигур, тащивших на себе сопротивляющуюся женщину или девушку, в темноте было не разобрать. Они положили ее на асфальт прямо перед входом в подвал и сгрудились над ней. Их жертва продолжала кричать и звать на помощь, но кроме ее криков, тишину ночи больше ничто не нарушало, да и вряд ли кто-нибудь в такое время находился поблизости, горя желанием помочь и защитить слабого и обиженного.
Вампиров было шестеро. Двое нелюдей, видимо что-то почуяв, торопливо направились в мою сторону. Понимая, что эффект внезапности может быть потерян, я хладнокровно навел на них прицел и сделал два выстрела, попавшие точно в цель. Потом я начал стрелять по оставшимся, стараясь не задеть женщину. Троих я убил, но на четвертом затвор лязгнул впустую. Пока я лихорадочно перезаряжался, последняя тварь вприпрыжку скрылась в подвале. Женщина, увидев меня с карабином, поднимавшегося из-за обломка стены, вновь истошно закричала и побежала в темноту квартала. Я не стал ее догонять. У каждого своя судьба… Я невольно помог ей избежать смерти здесь и сейчас, дальше все было в ее руках. Если ей суждено умереть сегодня, то это произойдет в любом случае, если нет – она спасется. У меня была своя месть, и спасение посторонних в мои планы не входило.
Подойдя к убитым и включив фонарик, я стал их рассматривать. Я не спешил, так как заранее обследовав окрестности, знал, что из повала только один выход, окон там не было. Убитые, все как один, были худые, бледнокожие, на лицах читались следы деградации. Зубы у них, особенно клыки, были подпилены, чтобы придать им еще большую остроту, на шеях болтались ожерелья с кусками чей-то плоти, скорее всего, человеческой. От трупов нестерпимо воняло мочой и падалью.
Собравшись с силами, я продолжил свой джихад. Не включая фонарь, чтобы не обнаружить себя, я медленно спускался по лестнице, ведущей во Тьму. Запах падали все усиливался. Всеми клетками тела я чувствовал, что Он где-то рядом, и наблюдает за мной. Я замер, напряженно прислушиваясь и до боли в глазах всматриваясь в обступивший меня сумрак. Услышав какой-то шорох за стеной, я повернулся, но недостаточно быстро. Вампир бросился на меня из темноты и повалил на спину, я почувствовал на шее прикосновение его острых зубов и ощутил смрадное дыхание из его глотки. Ярость и страх удвоили мои силы, я отбросил тварь к стене подвала, быстро поднял карабин, и на звук выпустил все бывшие в магазине патроны. Судя по раздавшимся из темноты бульканьям и стонам, Тварь умирала.
Включив фонарь и направив луч света на упыря, я вновь зарядил магазин, и, смотря в его лишенные зрачков глаза, выстрелил ему в голову. Вот и все. Действительно все. Я чувствовал, что в этом подвале Вампиров больше нет. Трупы жены и дочерей я нашел в дальнем помещении, среди гниющих останков других несчастных. Своих я узнал по одежде и украшениям, так как лица их были страшно обезображены. Вынеся их на улицу, я до утра сидел рядом с телами, опершись на карабин. Ни мыслей, ни чувств не было, только холодная сосущая пустота. Убивать больше не хотелось, жить – тоже.
Похоронив жену с детьми в общей могиле в парке Плевена, я вернулся в квартиру. Как жить дальше и надо ли вообще? Этот вопрос повис надо мной, как лезвие гильотины. Потом усталость взяла свое, и я как был, в ботинках и выпачканной землей и кровью одежде, уснул прямо на полу в коридоре.
Дальнейшие дни для меня остались словно в каком-то тумане. Сначала я хотел покончить жизнь самоубийством, но не хватило силы воли. К тому же церковь не одобряет такой способ ухода из жизни. Как говорится, Бог тебе жизнь дал, Бог ее и заберет, когда придет срок, но не раньше, и не ты волен предрешать ее конец. Тогда я решил продолжать охоту на Вампиров, чтобы спасенными жизнями других людей хоть как-то примирить себя со смертью родных. Опыт уже имелся, патронов осталось еще много, карабин сам просился в руки.
Теперь днем я добывал еду и отсыпался, а ночью подобно этой нечисти, выходил на охоту. Я выслеживал местонахождение их убежищ по тем же приметам, как и первое – трупы. После меня тоже оставались только Их трупы, которые я также выкладывал на виду. На войне как на войне. Мне везло, в этих ночных вылазках я не был даже тяжело ранен, так, легкие царапины. Но везение тоже когда-то заканчивается. Наверное, Богу стало неугодно или не нужно мое кровавое жертвоприношение. Вампиры умнели, обнаружить их норы становилось все труднее. Их главное оружие – страх сделал свое дело. Теперь Они уже не оставляли трупы на виду, унося их с собой, поэтому приходилось подолгу выслеживать Их, сидя в развалинах, и бродя по ночным ростовским улицам. Так не могло продолжаться вечно. Вскоре и они устроили на меня засаду.
Холодным осенним вечером, когда луна скрылась за тучи, под моросящим дождем я, как обычно, вышел на охоту. Патронов у меня оставалось уже не очень много – треть ящика, и я старался их экономить, так как одиночке пополнить боезапас в городе, который находился в состоянии войны всех против всех, было проблематично. Пройдя полквартала от своего дома, я услышал женский крик. Затаившись, я стал осматривать улицу. Примерно в ста метрах от меня возле автостоянки я увидел женский силуэт, отчаянно отбивающийся от двоих Тварей. Я научился распознавать Их даже в темноте по их характерным движениям, а также визгу, которым они запугивали жертву. Дежа вю. История повторялась, бередя мои совсем незажившие раны. «Нет, ну как обнаглели, сволочи!» - подумал я. Я давно очистил от этой нежити близлежащий район, и Вампиры знали, что появляться здесь для них равносильно смерти. И все же Они вернулись.
Ярость охватила меня. Стрелять сразу я не стал, так как они постоянно двигались, как бы прикрываясь девушкой, и я боялся ее ранить. Презрев свою обычную осторожность и сдержанность, я побежал прямо к ним, считая, что с двумя легко справлюсь. На своей самоуверенности я и попался. Это была Их засада, а девушка была приманкой. Из охотника я превратился в жертву. Внезапно из-за руин близлежащего здания на меня бросилась целая орава этих тварей. Нескольких я успел подстрелить, остальные добежавшие скопом бросились на меня.
В образовавшейся свалке, не обращая внимания на их укусы, я успел выхватить нож, и падая под весом их тел, стал наносить удары во все стороны. Лезвие при каждом ударе погружалось во что-то мягкое, меня заливала своя и чужая кровь, улица наполнилась визгом раненых нелюдей. Левую ногу я уже не чувствовал, видимо были задеты вены, руки тоже уже почти не слушались. Один из нападавших вцепился в мою руку с ножом, второй пытался душить, еще двое или трое пытались ударить или укусить.
Внезапно лапы Вампира, который меня душил, разжались, и он упал на землю. В его спине торчал нож, который вонзила освободившаяся девушка. Трое оставшихся тварей, видимо, считая, что их числа недостаточно для победы, трусливо скрылись бегством, преследовать Их у меня не было сил. Я попытался встать, но потерял сознание.
Когда я очнулся, уже светало. Девушка сидела рядом, смотря на меня и держа в руках мой карабин. Я вспомнил, что точно также сидел над телами своих родных. Дежа вю, только чуть-чуть с другим концом. Моя левая нога была неумело перевязана выше колена, голень представляла собой месиво из клочков одежды, крови и грязи. Я стал рассматривать свою спасительницу. Невысокая, худая, на вид лет восемнадцать – двадцать, но взгляд, взгляд - словно у моей ровесницы. Что же ей пришлось пережить?
- Ты очнулся! Слава Богу, я думала, что уже все, тебе конец – сказала девушка.
- Э нет, нас так просто не возьмешь, и не такое дерьмо проходили!
- Ты идти сможешь? Тяжелый ты очень, я пробовала тебя ночью понести, но не смогла. Сил не хватает, голод не тетка. Надо нам уходить отсюда. Уже светло, скоро появятся мародеры, а у тебя ружье хорошее, да и одежда ничего. Я-то убегу, а ты – нет. – Она красноречиво посмотрела на мою перевязанную ногу.
«Мародеры… А сами мы кто, непорочные ангелы, что ли?» - с усмешкой подумал я, а вслух спросил: - А зовут-то тебя как, спасительница?
- Даша… Дарья! – поправилась она, продолжая смотреть на меня, и время от времени озираясь по сторонам. Ее черные, как вороново крыло волосы были заплетены в косу, одежда на ней явно была мужская, но умело подогнанная по фигуре.
- Хороша Даша, да не наша! – улыбнулся я через силу. Все тело ныло, конечности были словно из ваты, голова гудела
- А тебя? – она легко и непринужденно общалась со мной на «ты», не обращая внимания на двукратную разницу в возрасте
- Семен Владимирович я… был, во всяком случае по паспорту. Теперь – гроза Вампиров в заслуженной глупостью отставке, судя по моему плачевному состоянию.
- Ничего, я тебя подлечу. Ведь можно мне с тобой? – Даша с ожиданием смотрела на меня, распахнув большие голубые глаза.
- Деточка, я тебе в отцы гожусь. Я сам врач, вылечусь. А со мной… Со мной, пожалуй, можно, если не боишься. Куда тебя теперь девать, ангел-хранитель, не отдавать же обратно этим? – я кивнул на трупы Тварей. Даша еле заметно поежилась, и помогла мне встать.
Опираясь на нее, я потихоньку добрался до квартиры, благо, идти было недалеко. Вампиры, как настоящие охотники, устроили засаду неподалеку от моего жилища. Значит, теперь они точно знали, где я обитаю. Надо было менять явки и пароли, но сил на это не было.
По пути Даша рассказала мне свою нехитрую историю. Приехала она в Ростов учиться на модельера из Гуково год назад, снимала квартиру в районе Еременко. В Гуково у нее осталась только старая бабушка, мать и отец давно погибли в автомобильной катастрофе. После Излома скиталась, жила с одной шайкой таких же, как она, бродяг. Однажды ночью на них напали Вампиры. Всех, кроме нее, убили, а ее держали в подвале два дня. Потом Они вытащили ее в переулок и стали бить, стараясь, чтобы она начала кричать. Остальное я знаю.
Так в моей опустевшей квартире вновь появилась еще одна живая душа. Не знаю, радовал ли меня этот факт, или нет, я просто молча с ним смирился. Добытчик из меня был теперь никакой, защитник - тоже. Дома я как смог, обработал и перевязал все раны, и в основном лежал, восстанавливая силы. Кое-какой запас еды имелся, но вдвоем мы его быстро уничтожили, поэтому Даше приходилось самой добывать нам пропитание, что, кстати, у нее неплохо получалось. Как она это делала, я не знаю, не спрашивал, а она не рассказывала. За обыденными хлопотами впоследствии я рассказал ей историю своей жизни. Постепенно мне стало лучше, я смог почти нормально ходить, не опираясь на палку, и тоже периодически делал вылазки на улицу.
Тем временем в свои права в городе безраздельно вступила зима. Основной добычей, помимо еды и воды, стали дрова, которые мы жгли прямо посреди спальни в самодельном очаге из кирпичей. Спали мы вместе, одетые, под несколькими одеялами, спасаясь таким образом от холода. Температура в квартире, судя по термометру, почти не поднималась чуть выше нулевой отметки, вода на окнах замерзала. Даша несколько раз пыталась заняться со мной любовью, но я дал ей понять, что любил жену, и другие женщины мне не нужны. Я не лукавил, мне действительно не нужны были другие.
Наверное, Даша все поняла и в конце концов решила, что так больше продолжаться не может. Она стала уходить из квартиры все чаще и чаще, и в один прекрасный день в конце зимы больше не вернулась. Что с ней стало, я не знаю. Я благодарен ей за все, что она для меня сделала, и вспоминаю ее с теплотой в сердце. Возможно, она посчитала свой долг по спасению от Вампиров оплаченным, может быть, хотела просто пережить зиму, понимая, что я не гожусь ей в постоянные спутники жизни, и надо искать другого… Не знаю, главное, что она снова вернула меня к жизни.
Нога, укушенная вампирами, полностью зажила, оставив мне на память большой шрам вдоль всей голени. На улице наконец-то воцарилась плюсовая температура, и я подумывал вновь выйти на тропу войны. Но Бог нашел мне другую стезю.
Однажды мне приснился сон, который я хорошо запомнил. Во сне я увидел старшего сына Игоря, который звал меня на помощь, говорил, что он один на диком острове, ему страшно. Я проснулся, и по зрелом размышлении решил, что сон может быть вещим. Такие сны у меня уже были, когда умерли мать и сестра.
Посмотрев карту, я выяснил, что остров Чебачий находится в вашем районе неподалеку от Семикаракорска, между островом Куркин и левым берегом Дона в районе хуторов Чебачий и Новозолотовка. У меня затеплилась призрачная надежда на чудо, что сын остался жив, хотя плавать он совсем не умел, и уехали они туда без лодок, только с палатками и едой. Как они могли пережить зиму, я не представлял. Не знаю, может быть, я сумасшедший, но только эта надежда еще держит меня на белом свете. Я не раз убеждался, что пути Господни неисповедимы. Опять же, терять мне было нечего, в Ростове меня больше ничего не держало. Быть охотником на вампиров мне надоело, я устал убивать, хотя никакого сожаления за содеянное не испытывал. Теперь мой путь лежал в Семикаракорск.
Приняв решение, я отправился в путь. С собой я взял карту, охотничий нож, запас консервов, которые ранее позаимствовал в соседнем супермаркете, карабин и оставшиеся патроны. Идти я решил в дневное время по уже известным вам причинам.
Выход из города у меня занял почти весь день, так как часто приходилось прятаться от различных шарящих по руинам группировок, как в военной форме с оружием, так и уличных банд. С Божьей помощью я наконец выбрался к Западному мосту. Спрятавшись между брошенными остовами машинам, уже давным-давно раскуроченных мародерами, я выждал наступления темноты, так как все-таки решил пересечь мост ночью незамеченным.
Я видел какой-то кордон в конце моста на той стороне, возле которого в бочке горел огонь, и периодически показывались люди с оружием. Наверное, они охраняли нефтебазу, цистерны которой стояли неподалеку от берега реки. Подобравшись к этому заграждению, я решил осторожно спуститься вниз к воде, чтобы меня не заметили. Связываться с этими «пограничниками» не было никакого желания. Повесив карабин на спину, я аккуратно стал спускаться по искореженной металлической лесенке вниз, к воде.
Однако мои старания сохранить в тайне свое присутствие не увенчались успехом. Лестница, жалобно скрипнув, обломилась, и я с шумом упал в воду. В кордоне начало шевеление, раздался командный крик, и автоматная очередь прорезала водную гладь в том месте, куда я только что упал. У меня хватило ума сразу нырнуть, и плыть под водой в сторону как можно дальше и глубже. Мешавшие мне своей тяжестью карабин и рюкзак с припасами, которые грозили меня утопить, пришлось скинуть, не медля ни секунды. Из воды я вышел примерно в полукилометре от моста, но уже на нужной мне стороне реки. Теперь у меня с собой были только висевшие на поясе небольшая алюминиевая фляга с водой и охотничий нож. Что же, могло быть и хуже, а могло и вообще не быть. Переночевав в кустах в мокрой одежде, на рассвете я двинулся дальше.
Карта, находившаяся в нагрудном кармане, намокла и разлезлась, оставив меня один на один с неизведанной Степью. Дорогу я не знал, помнил только примерное направление, и то, что Семикаракорск находится в стороне Волгодонска, поэтому просто шел вдоль трассы, изредка руководствуясь дорожными указателями «До Волгодонска… км». На открытые места старался не выходить, идя по растущим вдоль дороги лесополосам.
Шел я только днем, ночью стараясь заночевать в каком-нибудь укромном месте, развалинах придорожного дома, или вообще в бетонном чреве многочисленных оросительных каналов, вода из которых, скорее всего после землетрясения, ушла. Изредка мне встречались одичавшие собаки, лисы, несколько раз издалека видел волков, но меня они не тронули. Пить старался редко, наполняя флягу только в тех реках и водоемах, где не было видно плавающих трупов либо еще какого-нибудь загрязнения. Костер практически не разжигал, и если делал это, то только в яме, чтобы не было заметно. Несколько раз приходилось перебираться через реки вплавь, а потом продираться через заросли камыша, в кровь изрезав руки об острые кромки его листьев.
Питался я, чем придется. Грабил птичьи гнезда, ловил грызунов, один раз поймал дикую утку, запутавшуюся в чьей-то брошенной сети. Своей рубашкой ловил мальков в мелких водоемах, ел лягушек. Людей я почти не встречал, а если видел, то старался обходить стороной. Один раз, идя вдоль дороги, я услышал уже подзабытый шум от движущихся автомобилей. Спрятавшись в канаве, я наблюдал, как мимо проехали два военных «Урала» и БТР, на броне которого сидело несколько разномастно одетых людей с автоматами. Следом за ними ехало еще два грузовика с цистернами, на которых была надпись «Огнеопасно». Откуда и куда они двигались, я не знаю, но мне они очень не понравились.
Вот так сон про моего сына привел меня сюда, в Семикаракорск. По наитию я пришел именно к вашему двору. Почему, не знаю. Я верю в знаки судьбы. Когда я вошел в город, у меня над головой прокричала птица. Подняв взгляд, я увидел парящего надо мной ворона, который, в свою очередь, смотрел на меня. Покружив около минуты, он, оглядываясь, и как будто зовя меня за собой, полетел в сторону реки. Я в этом в городе впервые, мне было все равно, куда идти. Мне нужен быль лишь ночлег и что-нибудь поесть. Я чувствовал, что я уже недалеко от своей цели, и поэтому за ночлег был готов отдать часть своих сбережений.
Прервав рассказ, Семен расстегнул рубашку и снял с шеи черный кожаный мешочек. Потом он достал из мешочка несколько сережек, золотой перстень с бриллиантом, серебряный браслет, золотой нательный крестик и ожерелье с изумрудами. Мелинда во все глаза восхищенно смотрела на эти сокровища, да и не только она.
- Это вещи моей супруги и дочерей, оставшиеся мне на память. Я оставлю их вам на хранение в залог моей честности. Больше у меня ничего не осталось от них… - Семен надолго замолчал, сглатывая подкатывающий к горлу комок.
- Если честно, то я шел на этот остров умирать. Если там нет моего сына, мне незачем жить. Страшно, когда родители хоронят своих детей. Ворон сел на ваш забор, и оттуда внимательно меня разглядывал. Я не стал сразу подходить, и, расположившись неподалеку, решил понаблюдать за домом. Жизнь уже научила меня терпению и осторожности. Дождавшись сумерек и поняв, что сразу меня не убьют, я решил попробовать. Кстати, со стороны ваша усадьба с домом очень сильно напомнили мне древнеславянское Городище. У вашего дома есть имя?
- Нет…
- Тогда пусть он будет Городищем, приютом для выживших и надеждой для ищущих.
- Интересное название… Пусть будет, хотя у нас в окрестностях города уже есть одно древнескифское Городище. Памятник истории…
- Мы сами теперь как памятник истории – тихо сказал Валера, задумчиво разглядывая Семена.
- Остальное вы видели сами. Все сказанное мной – чистая правда, у меня нет никаких оснований и желания вас обманывать. Сейчас очень редко встречаются люди, которые могут приютить незнакомого бродягу, поэтому мне очень бы не хотелось потерять ваше доверие. К тому же, кто знает, может быть, и я вам чем-нибудь пригожусь.
После этих слов Семен замолчал. Было видно, что рассказ, а скорее исповедь, очень сильно его вымотал, лишив остатка сил.
На вопрос Марины, что случилось с Александровкой, где жили ее родители и брат с семьей, Семен ответил, что не знает, слышал только, что Волна их особо не затронула.
- Все в руках Господа» - сказал он. - Если они живы, то я думаю, что вы еще встретитесь.
Расплакавшись, Марина увела детей спать, родители тоже уже легли, Светлане нездоровилось, она с утра не вставала с кровати. С Семеном остались я и Валера.
- У меня есть одна просьба. Я не буду вас долго обременять. Я вижу, что вы достойные и смелые люди. Согласится ли кто-нибудь из вас пойти со мной на остров? – Семен вопросительно посмотрел на нас.
- Нам надо подумать, утро вечера мудренее, – ответил я, - Пора отдохнуть. Давайте спать.
Послежизнь. Нелюди
Мне не спалось. Желание помочь этому странному человеку, внезапно появившемуся в нашей жизни, боролось с опасностью предстоящего похода, а также доводами разума о том, что я Семена совсем не знаю, а доверять первому встречному попросту глупо. Уже одно то, что мы пустили его на ночлег, было большим риском. По-хорошему, утром нужно было с ним вежливо распрощаться и забыть об этой встрече. Но что-то мешало мне поступить именно так, что-то неуловимое, какая-то тень предчувствия. В конце концов, не могут же все вокруг быть подлыми и вероломными? Какой смысл тогда вообще жить и надеяться на лучшее?
В дверь тихонько постучали, раздался голос Валеры:
- Артём, ты спишь?
- Сейчас выйду… - стараясь не потревожить Марину и детей, я тихонько выбрался из постели и вышел в коридор.
- Тебе не спится, что ли?
- Да вот не спится. Надо бы поговорить, не идет из головы этот Семен, будь он неладен.
- Тихо, Валера, не шуми, пойдем лучше на кухню.
На кухне мы присели за стол, не зажигая свечу, и некоторое время молчали. Валера, нарушив тишину, негромко спросил:
- Ну что делать-то будем?
- Да не знаю я… Сам заснуть не могу. Душа шепчет, что надо помочь, а ум спорит.
- Вот и у меня то же самое…
- Все равно надо что-то решать, раз уже впустили его в дом…
- Да вот же, надо. А как?
- Давай размышлять. Что он нам, двоим здоровым мужикам, может сделать? Из оружия у него один нож, мы вооружены намного лучше.
- А если он убьет нас по пути?
- Пути тут всего день с небольшим, самое большее ночь переночевать. Спать можно по очереди, если мы ему до конца не доверяем.
- Ну хорошо, а если на острове его сообщники, в логово к которым он хочет нас привести?
- А смысл, Валера? Убить нас и забрать автомат, ружье и лодку? Не очень богатая добыча, чтобы так явно рисковать своей жизнью. Увести нас, чтобы другие напали на Городище? Его так просто не возьмешь, там останется отец, да и женщины стрелять умеют, к тому же Барт чужих близко не подпустит. Я согласен, риск все-таки есть, но я почему-то верю Семену, что-то мне подсказывает, что он не лжет.
- Да вот и я верю, но как-то сомневаюсь…
-Лучше делать и каяться, чем не делать, и каяться. Должен же кто-то быть человеком. Если бы мы не помогали друг другу, что бы с нами стало?
- Да верно, Артём, верно, просто…
- Поверь, мне тоже страшно. Но я думаю, что надо помочь. К тому же, мы давно не были в тех краях, посмотрим, что там творится. Информация в наше время – тоже богатство. Посмотрим, что стало с Кочетовским гидроузлом. А на острове мы не были уже несколько лет. Помнишь, как мы плавали вокруг него на байдарке?
- Помню. Странное место.
- Странное… Местные его почему-то всегда недолюбливали, что-то рассказывали про чертей, НЛО и духов, блуждающие огоньки и прочие «радости жизни». Наверное, Игоря с Готами туда и понесло в поисках невероятного и неизведанного…
- Вот-вот, их, дураков, понесло, а мы туда сами собираемся лезть, прямиком к черту в пекло…
- Да брось ты, к какому-такому черту, ты же у нас атеист!
- Ну да, поживешь тут с вами, во что угодно поверишь!
- Ну так что, мы решили? Идем?
- Идем…
- Вот и ладно. Пойдем-ка поспим, отдых еще никто не отменял.
Утром мы сообщили Семену и родным о своем решении. Семен бросился нас обнимать, и даже прослезился. Мелинда с Данилом стали проситься вместе с нами, но я отговорил их, сказав, что им нужно заботиться о маме, а я постараюсь принести им каких-нибудь гостинцев. То же самое Валера пообещал Светланиным детям. Семен достал свой мешочек с драгоценностями и передал его Марине.
- Если я вернусь, я знаю, что вы их мне возвратите в целости и сохранности. Если же нет, то мне они точно уже не будут нужны, а вам, да и детям, пригодятся, к тому же и память обо мне, какая-никакая, а останется.
Марина только молча кивнула и повесила мешочек себе на шею. Я толкнул локтем в бок Валеру:
- Видишь, что я говорил! Он искренен с нами!
- Посмотрим, - Валера скептически пожал плечами и ушел собираться в путь.
Весь день мы посвятили сборам, проверке снаряжения и обсуждению плана действий. Река почему-то показалась мне наилучшим путем, может быть более длинным, чем пешком по Степи, но более безопасным. Кроме того, в лодку можно было погрузить больше необходимого снаряжения. Мы решили плыть на металлической «казанке», которую я нашел после ухода Волны, и на всякий случай взять с собой надувную байдарку, если произойдет чудо, и мы найдем на острове Игоря или еще кого-то.
В этих хлопотах незаметно наступил вечер. Спать легли рано, так как вставать тоже собирались с рассветом. На следующий день, вооружившись и пообещав Марине и Светлане не рисковать попусту, мы, как уже становилось почти традицией, рано утром отправились в путь вверх по течению. Нас ждал остров Чебачий.
Нам повезло, ветер был попутный и дул нам в спину, так что грести было довольно легко. Мы периодически сменяли друг друга за веслами, стараясь до вечера проплыть как можно больше. На ночевку решили остановиться поблизости от Кочетовского гидроузла, так как проплывать его в сумерках совсем не хотелось. Лодку мы решили обнести по лесу, не желая вплывать в открытые шлюзовые камеры, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания.
На полуразрушенном Волной шлюзе были видны следы недавнего людского присутствия. Приближаться к нему мы не стали, потому что башни шлюза служили замечательной смотровой площадкой, и подстрелить нас оттуда было раз плюнуть. Разбив лагерь в лесу, мы, как и договаривались с Валерой, спали на всякий случай по очереди, чтобы еще раз проверить Семена. Сам Семен проспал всю ночь, ворочаясь и с кем-то разговаривая во сне, периодически произнося имя Игоря. Утром оказалось, что во сне к нему вновь являлся его сын и просил забрать его с проклятого острова.
- Игорь! Он жив! – горячо утверждал Семен. – Нам надо немедленно двигаться дальше!
Переноска лодки заняла у нас около часа. Немного передохнув на берегу под огромной раскидистой ивой и полюбовавшись потрясающим зрелищем восхода над Доном, мы вновь отправились в путь.
Вскоре на горизонте показался остров. На самом деле он был довольно большой, и где искать Игоря с товарищами, мы не представляли. Посовещавшись, мы решили не спеша обогнуть остров на лодке, чтобы осмотреть берег, вдруг обнаружатся какие-нибудь следы пребывания людей. Действительно, на южной оконечности острова на прибрежном песке мы увидели следы, ведущие через заросли камыша в лес, к довольно утоптанной тропинке.
Мы решили высадиться и обследовать местность. Держа оружие наготове и озираясь по сторонам, мы по тропинке стали углубляться в чащу леса. Тропинка привела нас к неказистой землянке, возле входа в которую на корточках сидел худощавый длинноволосый молодой парень, вырезавший что-то из дерева охотничьим ножом. На шее у него на потертом шнурке висел древнеегипетский символ «анкх» - знак вечной жизни. «Точно Гот» - подумал я про себя, направив на него автомат. Обычно именно они носили этот символ, мечтая о смерти человека и вечной жизни вампира. «Интересно, не является ли он падальщиком, про которых рассказывал Семен? Тогда их может быть несколько, нам надо быть настороже». Я нарочито шумно лязгнул затвором автомата.
- Ты кто? – внимательно посмотрев на меня и показывая глазами, что понял мой жест, громко спросил у этого Робинзона Валера. Парень, подняв голову, дико и страшно захохотал, потом внезапно смолк, внимательно посмотрел на нас, и спокойно сказал голосом, от которого мороз пробирал по коже:
- Я? Я Эвил, Повелитель этого острова. А вот кто вы, и что без спроса делаете на моей земле, вот это бооольшой вопрос…
- Эвил? Насколько я знаю, одно из значений этого слова на английском – зло. Ты что, Зло этого острова, Эвил?
Семен, сделав нам предостерегающий знак рукой, выступил вперед.
– Слушай, Эвил, мы совсем не хотим тебя обидеть, и скоро уйдем с твоей земли. Мы ищем здесь одного парня, его зовут Игорь. Он отдыхал здесь прошлым летом со своей девушкой Инной и товарищами-Готами.
- Готами?! Ха! Я – Великий Гот Эвил, и я жив!
- А Игорь?! - голос Семена задрожал.
- Игорь?... - Эвил замолк, и опять стал внимательно нас оглядывать, даже не порываясь встать. В его глазах что-то мелькнуло.
- Если я вам о нем расскажу, что я получу взамен? Есть хочется…
Я молча достал из рюкзака консервную банку с тушенкой и показал ее Эвилу.
- Рассказывай!
- Нее, так не пойдет! Вдруг вы меня обманете? Сначала дайте еды!
- Ишь какой! Есть все хотят, а с продуктами сейчас напряженка, - зло улыбнулся Валера. – У тебя человеческое имя есть, Эвил? А то как-то непривычно твое прозвище для нашего донского уха…
- Жорой меня звали, но у Готов это не принято… - Эвил-Жора нетерпеливо встряхнул своей густой шевелюрой. - Так вы дадите мне еды, или будем молчать?
- Артём, дай пожалуйста ему эту проклятую банку, у меня нет сил ждать и терпеть его выкрутасы, - попросил Семен, сжав кулаки и пристально рассматривая Жору. Я решил не спорить, и бросил банку этому аборигену, так как мне тоже были не безразличны результаты наших поисков. Валера, неодобрительно хмыкнув, продолжал держать Жору на прицеле.
Не прошло и двух минут, как наш новый знакомец, ловко вскрыв выманенную у нас банку, и давясь кусками тушенки, рассказал о произошедшей на острове трагедии. Из его сбивчивого, прерывающегося громким чавканьем рассказа мы узнали, что компания из восьми Готов приехала на остров до Излома, чтобы вдали от посторонних глаз проводить свои мистические ритуалы и просто отдохнуть на природе. С собой у них были еда и нехитрое туристическое снаряжение. На остров туристов за два раза и бутылку водки перевез местный рыбак.
События Излома круто повлияли на их и без того подвижную психику, расшатанную частым приемом галлюциногенов и алкоголя. Городские жители, не привыкшие добывать себе пропитание в дикой природе - у этих фанатов готики и мистики в одном флаконе были все шансы погибнуть. Плавать никто из них не умел, особой физической силой не отличался, своей лодки тоже не было. Правда, с ними был один опытный турист, не раз бывавший в походах – Эвил, который руководил установкой бивака и знал многие туристические тонкости, вроде разжигания костра без спичек и ночевки без палаток.
Выжили они чудом, наверное, Высшие силы были за них. Волна не смыла только его, Игоря, Инну и Дагота, в миру Степана, потому что они в тот момент были в лагере, разбитом в густой чаще леса. Их самих и палатки с припасами и снаряжением водой прижало к поломанным стволам деревьев, и поэтому они остались живы, и не захлебнулись, хотя страху натерпелись порядочно. Что стало с остальными Готами, Жора не знал, скорее всего, они утонули.
Поняв, что самостоятельно с острова они не выберутся, они решили оставаться здесь. Особенно на этом настаивали Игорь и Дагот, почувствовавшие вкус самостоятельной жизни без взрослых. Эвил не возражал, так как ему было все равно, где быть и куда идти, Инна почти во всем слушалась Игоря. Так началась их островная жизнь.
Сначала они жили в сохранившихся палатках, спасаясь в них от палящего зноя и назойливых комаров, воду брали из реки, ловили рыбу, и даже собирали грибы, в которых Жора неплохо разбирался. Бывало, пили отвар из найденных на острове мухоморов и еще каких-то трав, покуривали коноплю, чтобы отвлечься от суровой действительности. Ночами их посещали странные видения, приходили призраки пропавших друзей, разговаривали с ними, звали за собой.
Игорь помешался первым, и временами совсем не контролировал себя, часто говорил о прелестях смерти и вечной загробной жизни. Узнав, что Инна беременна, он через несколько дней, когда Жора с Даготом были на охоте, у нее на глазах вскрыл себе вены, сказав, что не хочет видеть своего ребенка, который тоже погибнет в таких условиях, и лучше умрет. Еще он говорил, что хочет к своим пропавшим друзьям, у них хорошо, он постоянно видит их во сне. Спасти его не удалось, вены он порезал себе очень сильно и потерял слишком много крови.
Игорь умер на руках у Жоры, попросив того присмотреть за Инной. Инна после этих событий впала в прострацию. Большую часть времени она сидела на берегу, неподвижно глядя на горизонт. Кормить ее приходилось практически насильно. Тело Игоря, завернутое в полиэтилен, они закопали на берегу реки, причем похоронили его обнаженным, так как Эвил справедливо решил, что одежда умершего пригодится живым. На могилу поставили самодельный «анкх», но Игорь почему-то не восстал из мертвых, и вечной жизни, судя по всему, не обрел.
Слушая Жору, я наблюдал за Семеном, на которого страшно было смотреть. Он как-то весь посерел, осунулся, взгляд стал безразличным и тусклым, его руки, то сжимаясь в кулаки, то опять разжимаясь, судорожно перебирали охотничий нож. За время рассказа Семен не издал ни звука, только тяжело и прерывисто дышал. Жора же, доев тушенку и блаженно улыбаясь, уже спокойно, перестав дико вращать глазами, продолжал свою страшную повесть.
К наступлению холодов они с Даготом руками, ножами и топором выкопали землянку, накрыв ее сухими стволами деревьев и ветками, и присыпав сверху сухой травой и землей, оставив отверстие для выхода дыма. Инна потихоньку приходила в себя, понимая, что в ней теплится новая жизнь. Дагот же этого не понял, так как вообще не отличался большой сообразительностью, и несколько раз пытался к ней приставать, чувствуя настойчивое желание тесного общения с женским полом, но все это как-то спускалось на тормозах. Дров кругом был полный лес, но спали они в землянке практически рядом, стараясь не расходовать попусту драгоценное тепло.
Однажды ночью сквозь сон он услышал какую-то возню, и открыв глаза, увидел, как Дагот, прижав Инну к полу, раздевает ее. Он бросился к Даготу, завязалась драка. Рассудок Эвила, которому тоже нравилась Инна, помутился, и он, обезумев от злости, несколько раз ударил Дагота подвернувшимся под руку ножом, в темноте попав ему прямо в сердце. Выпачкавшись в крови, Эвил вынес тело Дагота на улицу, и только тогда понял, что натворил.
Завыв, как дикий зверь, он, ничего не видя перед собой, бросился в чащу ночного леса, желая убежать от себя и своего ужасного поступка, но ноги сами привели его обратно к землянке. С земли на него молчаливо взирал труп Дагота, в глазах которого застыло посмертное недоумение. Теперь Эвил окончательно осознал, что их игры в романтичную смерть закончились, в реальности смерть была намного страшнее, чем они себе представляли, и что самое главное - она была необратима.
Хоронил Дагота он сам. Инна, после случившегося забившись в угол, и выставив перед собой хранящийся в землянке топор, кричала, чтобы он к ней не подходил. Он от греха подальше на время оставил Инну в покое, не приближаясь к ней. Ему почему-то вспомнился вычитанный где-то старый обычай, гласящий, что поедание тела своих убитых соперников влечет за собой обретение их силы, а также прощение за совершенное убийство. Жора решил тело Дагота не предавать земле, а припрятать, и в тайне от Инны съесть. Земля была естественным холодильником, и мяса ему хватило надолго.
Инна наконец-то пришла в себя. Она снова с ним разговаривала, но из землянки старалась выходить только по естественной надобности, так как на остров пришли морозы. Жора продолжал охотился, кутаясь в одежды Игоря и Дагота, и находя в этом даже какое-то извращенное удовольствие. Хотя добычи было очень мало, он старался всю ее отдавать Инне, так как ей надо было есть за двоих. Живот Инны рос и постепенно округлялся. На вопросы Инны, почему он не ест, он отвечал, что ему теперь есть почти не нужно, он питается Силой острова. Жора действительно чувствовал какие-то волны энергии, исходящие из земли и пронизывающие его тело. Энергия эта в нем не накапливалась, наделяя его силой только на короткое время охоты, когда им овладевали азарт и жажда настичь добычу.
Постепенно от тела Дагота остались одни кости, и он стал есть сырое мясо животных и птиц прямо на охоте, стремясь утолить практически постоянный ненасытный голод. Ночами к Жоре стал являться Он, который настойчиво предлагал убить Инну и себя, чтобы обрести вечную жизнь. Приходы Его сопровождались неконтролируемыми приступами агрессии и злобы, поэтому Жора старался на ночь привязывать себя к чему-нибудь, чтобы не нанести вред Инне. В нем еще сохранялись последние остатки человечности, не вытравленные произошедшими событиями. Сегодня ночью был особенно сильный приступ, он даже порезал себе ногу, чтобы успокоиться, так как чувствовал, что вскоре уже не сможет сдерживаться.
- А где сейчас Инна? – понуро спросил Семен.
- Да вон она, - указал куда-то в сторону Жора. Из леса медленно вышла девушка.
- Инна? – Семен вопросительно посмотрел на нее, видимо не узнавая в этом исхудавшем грязном существе, закутанном в непонятные лохмотья, девушку своего погибшего сына.
- Да, это я, я, ведь вы меня помните? – прошептала она.
- Помню, как не помнить…
-Дядя Семен, Игорь погиб, - всхлипнула Инна, - он отец моего будущего ребенка. Дядя Семен, заберите меня отсюда ради нашего ребенка, пожалуйста! - всхлипы переросли в рыдания и тихое подвывание.
- Эвил, он совсем стал сумасшедший, он псих, я больше не могу так!.. Пожалуйста!.. К нему постоянно приходит Он, я их боюсь, я тоже Его видела один раз!
- Успокойся, дочка, мы заберем тебя. Ведь верно, Артём? – Семен вопросительно посмотрел на меня.
- Верно…
Я повернулся к Жоре.
- С нами пойдешь? – спросил я, хотя в душе совсем не хотел брать этого психа в Городище.
- Нее, я уже здесь привык. Тут мое царство, остров меня любит, дарит мне энергию, никто ко мне не лезет. Дома меня не ждут, родители на меня давно плюнули, Готы были моей семьей. У меня даже жилья своего не было, а тут целый остров, и весь мой. Уходите, у меня скоро очередной приступ начнется, когда Он придет, а я не хочу, чтобы вы меня убили, или я вас. Инну забирайте, нечего ей здесь делать, загнется она, или я ночью ее прикончу, когда «крышу» сорвет окончательно.
Кто такой таинственный Он, выяснить нам так и не удалось. То ли это была больная фантазия Жоры, то ли на острове действительно обитало одно из существ, появившихся после Излома, не знаю. Понятно было одно – с этого мрачного острова пора было уходить, и как можно скорее. Я и ранее слышал, что этот остров аномален. Невольно на ум пришли мрачные строки сетевого поэта Алексея Скомороха:
Сомкнулись кроны над бежавшим,
Проухал филин, крыльев тень
Над головой мелькнув, пропала...
Да будь он проклят, этот день,
Когда в объятьях любопытства
Посмел на шабаш я прийти...
Я видел все... Теперь Другие
Не преминут за мной идти...
Объятья страха сжали сердце...
О человек, ты смертен вдруг,
Когда шаги в лесу все ближе,
И тьма обнимет все вокруг...
Я вижу свет... Скорее, люди!
Я здесь! Спасите! Я в беде!
Свет на поляне незнакомой
Залил окрестности везде...
О человек... Не в том спасенье
Ты ищещь! - раздалося вдруг.
Ты видел тайну... Это плохо...
Из света тень проникла в круг.
Куда бежишь ты, любопытный,
Любовью к жизни одержим?
Неужто думал, что сумеешь
Узнав секрет, ты скрыться с ним?
Любой из Нас так раньше думал,
И жизнь любил как никогда...
Увы, теперь и ты узнаешь,
Как хладна Вечности вода...
Проухал филин, тьма сомкнулась,
Гася ушедшей жизни крик,
Звучавший миг во мраке ночи...
Всего лишь вечной жизни миг...
Я подумал, что наша жизнь действительно всего лишь краткий миг в вечности, но только от нас зависит, как мы его проживем. Будет ли вспышка нашей жизни яркой, видимой даже из далеких уголков Вселенной, или тусклой, как остывающая звезда, решать только нам самим…
Забрав останки Игоря в полиэтиленовый мешок, мы погрузили его в байдарку, чтобы перезахоронить прах в другом месте, а сами сели в лодку. В молчании мы, словно погребальная процессия, которой по сути и являлись, отправились в обратный путь. Инна почти всю дорогу плакала, прижимаясь к Семену, успокаивающе гладившему ее по голове. Путь домой был спокойным, без каких-либо происшествий, на ночевке возле гидроузла нас тоже никто не потревожил. Игоря мы решили похоронить недалеко от города, в маленькой роще на берегу реки. Семен остался на могиле, пообещав, что вернется в Городище сам, и попросил присмотреть пока за Инной, которая порывалась тоже остаться там.
Дома нас встретили радостными объятьями. Инну тоже приняли довольно радушно, несмотря на ее явную отчужденность. Семен же вернулся только через сутки. На лице его читалась решимость, видимо, он много чего передумал на могиле сына. Отношение к нему у нас с Валерой изменилось в лучшую сторону. Мы поняли, что Семен нас не обманывал, поэтому его просьба о том, чтобы остаться в Городище, и жить рядом в соседнем заброшенном доме, который он собирался привести в порядок, не была для нас неожиданностью. Семен сказал, что хочет воспитывать своего внука, ну или внучку, как получится, и возвращаться в Столицу ему нет смысла. Умирать он тоже передумал, с надеждой, обретшей форму дитя Инны, смотря в будущее. Свои драгоценности он в знак признательности оставил Марине, взяв только крестик для будущего ребенка. Вновь потекли дни, наполненные привычными хозяйственными хлопотами.
Инна, долгое время бывшая не в себе, общалась только с Мариной и Светланой, остальных, кроме Семена, сторонилась. Когда подошел срок родов, их принимал Семен с моей матерью, как более сведущие в этих делах. У Инны родилась девочка. Это был первый ребенок, появившийся в Городище, счастливый дедушка Семен назвал ее Кариной. Инна, и без того изможденная, после родов совсем ослабела. Она таяла на глазах, никакие методы и снадобья не помогали. Вскоре ее не стало.
Похоронили Инну в роще рядом с Игорем, чтобы они и после смерти были вместе. После похорон стал вопрос, чем кормить Карину. В поисках молока мы обошли все окрестности, и нашли селян, у которых после этой голодной зимы каким-то чудом остались коровы. Мы стали выменивать молоко на необходимые им предметы быта. К тому же мы обнаружили дома некоторое количество растворимого детского питания, которое я в самом начале после Излома забрал в какой-то аптеке, решив, что оно может пригодиться. Вот теперь оно пригодилось очень сильно, спасая Карину в дни, когда молока не было. С девочкой по очереди нянькались все. Больше всех, конечно же, возился с ней Семен. Он сдувал с ребенка пылинки и каждый раз говорил, что Карина очень похожа на Игоря, хотя понять сейчас, на кого было похоже это крохотное кричащее существо, на мой взгляд, было невозможно.
Теперь нас было двенадцать – семь взрослых и пятеро детей. Преемственность поколений была налицо. С детьми занимались все по очереди, заменяя детсадовских воспитателей и школьных учителей. Семен, находя время между ремонтом дома и пестованием внучки, тоже занимался с нашими детьми, видимо, подспудно вспоминая своих, погибших во время Излома. Однажды он пришел ко мне со следующими словами:
- Артём, я очень сильно благодарен вам за все, что вы для меня сделали. Я перед вами в неоплатном долгу, и мне надоело быть простым нахлебником. К сожалению, с землей и техникой я обращаться не умею, гуманитарий, как-никак, поэтому решил, что буду делать то, что и раньше – лечить. Руки у меня на месте, старые навыки массажа и костоправства еще не забыты, несмотря на год без практики. Думаю, что у выживших будет спрос на мои услуги, потому что лекарств сейчас не найдешь, а люди болеют не меньше, чем раньше.
- Тебе виднее, Семен. Может быть, так действительно будет лучше, – согласился я. Разросшееся население Городища становилось трудновато прокормить, поэтому любая помощь была к месту.
Вскоре Семен действительно стал принимать больных в соседнем доме. Слава о его волшебных руках, помогавших многим страждущим, быстро разошлась по Семикаракорску и окрестностям. За оказанную помощь люди платили Семену чем могли – едой, патронами, семенами, водкой, солью, сигаретами, словом, у кого что сохранилось в запасниках. Его работа стала действительно хорошим подспорьем для жизни Городища. Карина, радуя всех нас, потихоньку подрастала, а жизнь тем временем вносила в наши планы свои коррективы.
Сказ второй.
Предрассвет. Время Духов
Несмотря на все ужасы и трудности, царившие после Излома и добавившие седины в нашу шевелюру, солнце над Доном всходило каждый день, показывая, что хоть жизнь и меняется, но есть в этом мире что-то неизменное, несокрушимое ни при каких обстоятельствах. Каждый восход, озарявший вечную Степь новыми красками, вселял надежду на лучшее будущее если не для нас, то для следующих поколений, плацдарм для которых должны были подготовить мы, учитывая ошибки прошлого.
Выжившим пора учиться жить самостоятельно, не опираясь на жалкие осколки погибающей тупиковой цивилизации 21 века и ища спасения в мародерском обирании ее бездыханного трупа, а обретая или создавая новые жизненные ценности. Нам нужно отряхнуть как отмершую кожу старые, не работающие уже жизненные установки и иллюзорные ценности, сменить правила игры и декорации на этой великой сцене Жизни.
Предстояло меняться и расти вместе с сегодняшним миром, в который все больше входили давно забытые, но снова ожившие мифы о чудовищах и духах, магах и волшебниках, колдовстве и чародействе. Среди нас и в наших душах оживала Сказка, страшная в своей средневековой дикости и неизвестности, но вместе с тем дарящая надежду на чудо и победу добра над злом.
А где, как не в Донской Степи, вновь учиться жить нам, коренным обитателям этих мест!
Шаминская гора. Хранитель
Отправляться за опытом жизни в Степи можно было только к коренным селянам. Решив посмотреть, что творится за границами Городища, как изменилась жизнь нашего района за прошедшее время, я стал исследовать знакомые мне ранее по автомобильным поездкам близлежащие окрестности. Толчком к этому послужил хорошо запомнившийся мне сон.
Я вообще к снам издавна отношусь очень трепетно. Сны – это отдельная реальность, не менее, по моему мнению, настоящая, чем мир вокруг. У меня получалось осознавать себя во сне, и в этих снах встречалось много интересных персонажей, в память о встрече с которыми остались седые волоски, и до сих пор бегут мурашки по коже при их воспоминании.
Этот сон мне тоже хорошо запомнился - Степь, ночь, костер. Возле костра сидели незнакомые мужчина и две женщины в светлых одеяниях, которые смотрели на меня. На плече мужчины сидел ворон, вдумчиво чистящий перья. Потом мужчина сказал: «Мы давно ждем тебя. Ты опаздываешь, времени почти не осталось. Духи не могут долго ждать». Женщины сидели молча, разглядывая меня и улыбаясь. Младшая из женщин была подозрительно похожа на ту утопленницу, которую мы с Валерой похоронили летом.
«Чур меня!» - подумал я, и проснулся. За окном была ночь. На частоколе забора сидела какая-то крупная темная птица, которая смотрела в окно прямо на меня. Увидев, что я ее заметил, она, резко взмахнув крыльями, взлетела в воздух и беззвучно растворилась в ночном небе.
Отчетливо помня ночной сон, который не давал мне покоя, утром я решил, что пора в путь. Рассказав домочадцам, что мне нужно уйти примерно на сутки, я отбился от назойливых вопросов, сказав, что по возвращении все расскажу. Отправиться я решил именно в сторону Шаминки по нескольким причинам.
Во-первых, как я заблаговременно выяснил, у нас в районе теперь действовало минимум две религии и две общины – исконно донская православная и мусульманская, причем последняя уверенно набирала силу. Еще в 2011 году в сельских школах в 10 классе обучалось 15 русских и 5 турок, а в первом – 15 турчат и 5 русских, то есть налицо были процесс ассимиляции и задатки формирующейся самобытной национальной диаспоры. Хутора, находящиеся примерно в 20км от Семикаракорска – Вислый, Маломечетной, Большемечетный и соседние с ними хутора Мартыновского района, задолго до Излома заселенные турками-месхетинцами, теперь окончательно закрепили за собой статус исламской территории.
После Излома месхетинская община только упрочила свои позиции, так как люди там жили к труду в поле привычные, благами цивилизации не избалованные, и стремившиеся все свои проблемы решать между собой, не вынося сор из избы и не обращаясь к властям. Они тоже поняли, что помощи ждать неоткуда, и надеяться можно только на себя. Катаклизм значительно, но не катастрофически, уменьшил их численность и сплотил еще сильнее. К тому же турчанки отличались своей плодовитостью, и возможно, на землях Степи в будущем могли вновь повториться события времен татаро-монгольского ига, только с иным составом участников.
Этот мусульманский каганат уже, насколько я знал, по численности был равен всем разрозненным группам Города, если не превосходил их. Благо, турки в Город особо не стремились, их устраивало свое место в Степи, пока в их жизнь никто не вмешивался. Только отдельные месхетинцы, занимаясь торговлей, кочевали по окрестностям, изредка наведываясь и к нам в Городище. Кроме того, было известно, что турки здорово потеснили небольшую общину зажиточных корейцев, с помощью дружины из бомжей пытавшихся расширить свои угодья для возделывания овощей, причем не обошлось без жертв. Поэтому эти места я решил обойти стороной, считая, что к мусульманам наведаюсь как-нибудь потом.
Во-вторых, я просто очень хотел туда попасть. Это было мое тайное место Силы, место, которое могло ответить мне на некоторые жизненно важные для меня внутренние вопросы, разрешив мучавшие противоречия.
Шаминская гора. Удивительное место. Удивительное по своей красоте и необычности. Одна из немногих возвышенностей в окрестностях нашей Степи, она испокон веков взирала на змеиную ленту Сала, почтительно извивающегося у ее подножья. Царство змей и древних курганов, гора издавна манила меня, являясь во сне. Я много раз до Излома бывал на ее плоской вершине, даже ночевал в палатке и видел потрясающие яркие сны, содержание которых, к сожалению, стерлось с течением неумолимого времени. Сейчас я вновь направлялся к ней, крутя педали своего видавшего виды «внедорожного» велосипеда.
Я жаждал откровений, каких-то Знаков, которые бы помогли понять, что делать дальше, как жить. Эти вопросы неотступно преследовали меня. Хотя повседневный быт в Городище был более-менее налажен, в душе все равно царила какая-то недосказанность. Я понимал, что мы не можем быть объединены одной лишь общей заботой о выживании и родственными связями. Для того, чтобы мы не деградировали, нужно было что-то большее, чем совместный сбор урожая, дров, рыбалка и нечастые мелкие стычки с соседями.
В путь я выехал рано утром, когда еще было темно, чтобы возможные соглядатаи не видели моего отбытия и не знали, что Городище временно лишилось одного защитника. К полудню ясного весеннего дня я достиг желанного места. Майская Степь цвела. В воздухе стоял одуряющий запах разнотравья, пестрота красок и яркость молодой зелени говорили о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Выбрав себе место для палатки, я стал оглядывать окрестности. Интуиция, неоднократно предупреждавшая меня, молчала. Внутри царила уверенность, что никакой опасности нет и здесь можно даже заночевать.
Установив свою старую одноместную палатку и накинув на нее пленку на случай, если пойдет дождь, я пошел к ближайшей сохранившейся лесополосе, чтобы собрать немного сушняка для костра. Вокруг стояла тишина, прерываемая только жужжанием назойливых насекомых. Набрав дров и вернувшись к палатке, я присел на краю обрыва, и в который уже раз восхитился величием открывавшейся взгляду картины. Лежащая подо мной лента Сала неспешным извилистым путем вела свои воды на встречу со старшим братом – Тихим Доном. Волна, прокатившаяся по Дону, затронула и Сал, а также другие сопряженные с ним реки и речушки, кое-где даже изменив их течение. Хутор Шаминка, располагавшийся неподалеку от подножия горы, потрепанный землетрясением и частично затопленный во время Волны, одиноко чернел останками брошенных домов. Пустые глазницы их окон печально взирали на раскинувшуюся вокруг молодую растительность. Степь возвращала свое, данное человеку лишь взаймы на недолгий срок его жизни…
Я слышал, что жители после затопления покинули хутор, перебравшись к своим соседям, которые жили повыше и не так пострадали. Наверное, это было правильно. Кружащий в вышине степной орел, выискивающий свою очередную жертву, пронзительным криком подтвердил мои мысли. Улыбнувшись и мысленно поздоровавшись с этим грозным небожителем, способным даже человеку причинить немалые увечья, я стал наблюдать за полетом других птиц, паривших возле обрыва горы на восходящих потоках теплого майского воздуха. Так неподвижно я сидел долгое время, с головой погрузившись в собственные мысли, нетерпеливо сменявшие одна другую.
Неподалеку от меня в траве прошуршала гадюка. Я не двигался, и она, на мгновение обратив в мою сторону свой взгляд, поползла дальше по своим змеиным делам. Еще один шорох нарушил мои размышления. Думая, что это вернулась гадюка и желая ее прогнать, я встал, и повернув голову, увидел двух мальчиков. Один, черноволосый, постарше, лет десяти-одиннадцати, был одет в рваную красную майку и трико на два размера больше, чем надо. Второй, лет восьми-девяти, был одет в длинную мужскую рубаху непонятного грязного цвета, и дырявые джинсы. Оба были босы, неумыты и очень давно не стрижены, так давно, что длине их волос позавидовала бы любая девочка. Они настороженно смотрели на меня, не решаясь подойти ближе.
- Не бойтесь, я не кусаюсь, – улыбнувшись, сказал я, и жестом пригласил их к костру.
Осторожно, как дикие зверята, они подошли к палатке и сели на траву, внимательно рассматривая меня и мое снаряжение. Особенно заинтересовал их велосипед.
- Есть будете? – спросил я, желая расположить эту странную парочку к себе.
- Будем! – храбро ответил младший, толкая локтем в бок старшего, уже некоторое время голодным взглядом смотревшего на мои припасы. Я протянул им по куску вяленой рыбы и яблоку, которые Марина заботливо сложила в рюкзак еще вечером. Некоторое время после этого был слышен только звук крепких молодых челюстей, перемалывавших нежданное угощенье.
-А ты не людоед? – с сомнением спросил меня старший из ребят, шумно проглатывая огрызок яблока.
– Мы слышали от взрослых о людоедах, которые сначала заманивают детей к себе, а потом убивают и съедают.
– Кто ты, дядь?
-Я? Я сказочник – шутливо ответил я на этот вечный для меня вопрос.
-А что ты здесь делаешь?
-Я пришел сочинить новую сказку о нашей жизни, чтобы потом рассказать ее всем выжившим.
-А расскажи и нам какую-нибудь сказку!
-Родители-то не заругают, что с чужаком общаетесь?
-Нет у нас родителей… - угрюмо ответил старший. - Утонули они в Салу почти год назад, когда земля тряслась.
- Мы теперь сами…взрослые… - подхватил младший, - что найдем, то и наше…
- Ладно, не грустите, будет вам сказка в стихах. Слушайте…
Я прикрыл глаза, вспоминая…
Звездной лунной ночью на лесной опушке
Соберу я ветки, разожгу костер...
Буду слушать ветер, крик совы-ночнушки,
Буду ждать и верить, не убрав топор...
Непростая эта ночка озорная,
Знаю, что сегодня призраков черед,
Им сегодня в мир наш путь открыт из рая,
Ну или из ада, как кому везет...
Ну а мне ж не надо ни чертей, ни леших,
Ни красавиц древних, и не упырей...
Ждать я собираюсь ту, что лишь однажды
Повстречал нежданно в тишине ночей...
В белом платье легком, с поступью весенней,
Мотыльком полночным в темноте кружа,
Обожгла ты душу запахом сирени,
И от аромата расцвела душа...
И ушла ты, точно мотыльком вспорхнула,
Однодневкой наше счастье полегло...
На руках навеки у меня уснула,
В сердце лишь оставив горькое тепло...
Я искал повсюду, и мне подсказали,
Что тебя я встречу, день тот недалек...
На опушке леса, в час моей печали
Я тебя увижу, призрак-мотылек...
Костер тихо потрескивал, словно тоже прислушивался, в воздухе повисло молчание.
- Это грустная сказка, дядь… - сказал старший.
- Но мы ведь тоже можем так подождать нашу маму, вдруг она по нам скучает и придет к нам этой ночью, – слова младшего оживили тишину.
- Скажи, дядь, а такое может быть?
- Может быть все, если в это очень сильно верить и хотеть.
- Тогда можно мы останемся с тобой, дядь? Вдруг сегодня тоже особенная ночь? Правда у нас нет топора, но у Вити есть ножик. - Младший из ребят гордо продемонстрировал кухонный нож с обломанной пластиковой ручкой.
- Можно.
- А ты можешь рассказать еще какую-нибудь сказку, чтобы нам не было так страшно – в один голос попросили они.
- Вы смелые ребята. Не бойтесь, прислушайтесь к этой ночи, она поет вам песню…
Взлетают искорки костра,
Огонь поет, трещат дрова,
С тобой, мое дитя Степей,
Знаком я лишь едва-едва...
Вчерашних ран следы прикрыты
Твоей заботливой рукой,
Что травы собрала степные,
Неся надежду и покой...
Мы очень разные... Но все же
Ты стала мне родней других...
Мы ведь с тобой душой похожи -
Изгнанники, и на двоих -
Один костер, и покрывало...
Зачем спасла вчера меня?
От одиночества устала...
Да, ты права, устал и я...
Устал, да так, что волчья стая
Была милей жизни во лжи...
Волк убивает, голодая,
Они убьют ради нажив...
И вот я здесь... И словно умер
Вчерашний я в волчьих клыках,
Я стал другим, тебе подобным,
С тобой останусь я в Степях...
Закончив песнь, я достал свой верный спутник в путешествиях – варган, и стал играть, слушая, как звуки постепенно засыпающей Степи сплетаются с пронзительно вибрирующим металлическим голосом варгана, восхваляя царство ночи, время сказок и волшебства.
Через час ребята заснули. Старший во сне обнимал младшего, как будто старался его от чего-то защитить. Надеюсь, что им приснилась их мама, так как ночь была действительно необычная. В этом я имел возможность убедиться чуть-чуть попозже. Спать я пока не собирался, и, убрав варган, молча созерцал молодой месяц, окруженный богатым звездным ожерельем.
Его присутствие позади себя я ощутил только телом, потому что никаких посторонних звуков слышно не было. Стремительно выхватывая нож, я обернулся и застыл в изумлении. В метре от меня на земле сидел седовласый мужчина лет сорока, одетый в белую расшитую рубашку навыпуск и необъятные шаровары темного цвета. Вокруг него струился какой-то бледно-молочный свет, похожий на лунный. Глаза незнакомца были темны и пронзительны. Я его узнал, это был тот самый человек из моего сна.
- Мир тебе… - спокойно сказал он.
- И тебе, коли не шутишь… - оторопело ответил я, не зная, как вести себя дальше, и на всякий случай не пряча нож.
- У меня он уже есть, и я никогда не шучу… – последовал ответ.
- Кто ты и что здесь делаешь?
- Ты ведь не это хотел знать. – Глаза мужчины блеснули. - Твоя душа спрашивает совсем о другом…
- И все же?!
- Ты все узнаешь, именно для этого ты и я сейчас здесь. Всему свой черед…. Присядь, успокойся, послушай себя, свои чувства, и ты поймешь, что я не враг тебе…
- А кто, друг, что ли?
- Я – Хранитель Степи, второй из Хранителей Дона. Твой приход сюда был предопределен, ты чувствовал Зов Дона. Мы с тобой уже встречались в твоих снах, ты просто забыл об этом. Мы давно наблюдаем за тобой.
- Зачем?
- Этому есть много причин… Вспомни, с тобой часто происходят какие-то странные события, тебя всю жизнь окружают животные, ты любишь природу, сопереживаешь ей и стараешься не причинять вреда без крайней необходимости.
- Да, но…
- Это черты, присущие нам.
- Нам – это кому?
- Хранителям. Мы, исконные дети Земли, есть в каждой местности. Здесь, на Дону, как и во всех Степях и равнинах мира, есть Хранители Воды, Хранители Степи и Хранители Неба. Все мы носим особые отметины. Знак Хранителя Воды тебе уже знаком.
- Девушка, которую мы с Валерой похоронили после ухода Волны, была из ваших?
- Да… Ты быстро схватываешь суть дела. Три стрелы и три волны на ее руке – символ Хранителя Воды. У Хранителя Степи вместо волн – орел, у Хранителя Неба – молния. Ее звали Мираэль. Она ценой своей жизни смягчила Волну, бесстрашно принеся себя в жертву, и уменьшив ее разрушительную силу. То, что ее нашел и похоронил именно ты, говорит о том, что тебе предначертано быть следующим Хранителем Воды.
- Мираэль… Я где-то его уже слышал. Странное имя, какое-то не казачье, не донское, больше походит на эльфийское, из «Властелина колец»…
- В сказках об эльфах, в том числе и в книгах упомянутого тобой Толкиена, есть доля правды. Эльфы являлись первыми детьми и Хранителями Земли, пока их в силу множества причин не сменили люди. Мираэль – это ее Истинное имя, означающее «Зеркало Вод». Раньше ее звали Анастасией…
- Я сожалею, но потери несли не вы одни…
- Да, Излом затронул всех, и все его последствия до сих пор непредсказуемы… Он повлек за собой Исход, исход Высших духов и светлых людских душ в Другой мир…
- А вы тоже духи?
- Нет, мы не духи, как ты ошибочно подумал, мы – люди. Люди, свободные от общепринятого зашоренного взгляда на окружающий мир и его порабощающей людской разум матрицы. Мы имеем Право на выбор смерти, и осознаем всю тяжесть ответственности по сохранению окружающего в мире и гармонии. Наша жизнь - в окружающей природе и сновидениях. Мы восхищаемся гармонией Вечного Синего Неба, постоянно вступающего в мистическую связь со Степью и порождающего Воду, и всеми доступными нам Силами стараемся сохранять то, что принес в наш мир Творец. Мы жаждем сохранить наш общий дом – Землю, которая уникальна, второй такой нет во всей Вселенной. Хранители – соборные существа. Когда мы творим гармонию, то обращаемся к чувствам каждого из живущих на Дону людей, к частицам Добра и Красоты, бережно хранящимся в самой глубине их душ. Получается, что бережем Дон мы все вместе, соборно. Темная часть души, обиталище Зверя, с которым ты уже знаком не понаслышке, противится миру гармонии, преклоняясь пред Хаосом и Уничтожением. Ты не задумывался о том, что хаос в людских отношениях и загрязнение окружающей среды – это следствие Хаоса в душе? Задача Хранителей в том, чтобы уравновесить Зверя и Ангела, Хаос и Порядок не только в природе, но и в людях. Нам помогают Духи той местности, которую мы храним. Если ты сможешь найти с ними общий язык, тебе откроется много тайн, недоступных простому смертному. Тебе, как Хранителю Воды, будет ведомо очень многое, потому что наши места полны больших рек и мелководных речушек. Ты будешь знать Истинное имя каждой из них, понимать их язык, ощущать их течение к Дону и морю.
- Но почему?
- Хранителя может похоронить, предать земле только его преемник, чтобы сохранялась гармония, не была нарушена мистическая связь мира и человека. Наша миссия предначертана заранее, еще до нашего рождения, иначе бы ты просто не оказался в то время в том месте. Загляни глубоко в себя, ты увидишь и осознаешь, насколько ты любишь воду, реку, Дон, и землю, по которой ходишь. Эта любовь сопровождает тебя с рождения. Ты ведь много путешествовал, тебя звали Байкал, Телецкое озеро, Иссык-Куль, Галилейское море, но ты почему-то вернулся сюда, на Дон. Так ведь, Артём?
- Откуда вы знаете? Как вы узнали мое имя?!
- Мы – Хранители, нам ведомо то, что было, и то, что есть, ведомы причины событий, скрытые от людей. Только будущее многовариантно, и его мы можем лишь предугадывать…
- А как твое Истинное имя?
- Мое? Меня зовут Велегор, «Отец Животных».
- А раньше как звали?
- Раньше? Очень давно меня звали Николай…
- Если вам знакомые многие тайны, то скажите, почему был разрушен мой город, почему произошел Излом?
- Ты ведь сам знаешь все ответы…
- И все же?
- Смена эпох неизбежна. Исход старого мира был предопределен, не было известно только его время. Люди были в силах отсрочить Излом, который на самом деле происходил сначала лишь в их душах, но они, наоборот, хотели его приближения. Ты ведь тоже хотел, Артём…
- Наверное, да…
- Вот и получил реализацию духовного на физическом плане. – Хранитель испытующе посмотрел на меня.
- Природа не прощает ошибок… - продолжил он. - У Земли долгое терпение, но оно не бесконечно. Она переживает за своих детей, которые по своей несознательности терзают и уничтожают ее плоть, но сейчас люди зашли слишком далеко. Они бездумно превратили свой дом, свою планету в огромную помойку. Климатические и биологические войны сверхдержав, сменившие атомные взрывы, стремительно растущая, как раковая опухоль, техносфера практически полностью подорвали биосферу планеты, ее способность к самоочищению. Равновесие нарушено, мы должны его восстановить любой ценой. Что бы сделал ты, если бы в твоем доме постоянно, день за днем, год за годом вываливали кучи токсичного мусора? Смог бы ты жить в таком доме, не возмутился бы, не захотел наказать виновника?! Вот поэтому зачастую нам приходится защищать мир от нас самих, от людей!
- От каких людей?! Чем сейчас может навредить планете кучка выживших полуголодных оборванцев, мечтающих только о тепле и еде?
- После Излома на Земле, а точнее, в ее недрах, осталось несколько бункеров, и несколько ядерных ракетных шахт, находящихся в состоянии боевой готовности, боевой мощи трети которых с лихвой хватит, чтобы навсегда оборвать жизнь всех обитателей Земли, уничтожить плодородный слой планеты и ее атмосферу. Правители сверхдержав вначале думали, что началась третья мировая война, и привели все доступное им ПВО в боевую готовность. Это ракеты и сейчас, после Излома, в предбоевом состоянии. Мы не должны, и не можем по множеству причин осуществлять физическое воздействие на этих людей, поэтому мы приходим к ним в снах, знаках судьбы, стараясь подсказать верное решение и оградить мир от атомной войны и полного уничтожения.
- Откуда вы взялись? Как, с помощью кого обычные люди стали Хранителями?
- Мы были здесь всегда. Первых Хранителей инициировали ушедшие эльфы. Каждый Хранитель проходил ритуальную инициацию, умирая и возрождаясь в предначертанной ему стихии. Хранитель Воды – в реке, Хранитель Степи – в земле, Хранитель Неба – в воздухе. После инициации Хранитель обретал свое истинное имя. Защищал всех Хранителей огонь, который является нашим надежным другом и спутником. С духом Огня человек всегда может найти общий язык, а Хранитель – тем более. У каждого Хранителя есть Защитник – зверь, птица, змея, даже насекомое, а иногда, в особых случаях - и Помощник. Охраняемый мир тоже хранит тебя, все взаимосвязано, едино.
У костра воцарилось молчание, прерываемое лишь негромкими звуками ночи. Велегор продолжил:
- Решено, что ты последовательно пройдешь все три инициации Хранителей – так велят Духи Дона. Но помни – каждое Знание имеет свою цену. Хранитель всей душой предан Родному месту, благополучие и гармония которого – главная цель и смысл его жизни. Его Стихия - его душа, и ничто не должно отвлекать его. Все нарушения гармонии будут непосредственно отражаться на тебе, твоей душе и теле. Твои же душа и тело сейчас еще очень слабы, ты переживаешь за родных, боишься будущего и сожалеешь об утерянном прошлом… Ты практически не живешь в настоящем, твой «внутренний диалог», тормозящий и ограничивающий твои способности, не прекращается ни на минуту. Ты не готов, но времени почти не осталось…
- А если я захочу отказаться, если мне не нужно все это, и я не хочу быть Хранителем?
- Выбор был сделан Тобой еще до очередного рождения здесь. Твое право - принять его, либо отвергнуть. Но ты ведь всю жизнь пытался следовать Знакам, которые посылала тебе Судьба, так зачем же отворачиваться от них теперь? Попытавшись уйти и забыть, ты на какое-то время обретешь душевный покой, но сны – от них ты никуда не денешься. Всю оставшуюся жизнь они будут напоминать тебе о твоей Родине, которую ты хочешь оставить без защиты, о тех красотах, которых ты не сможешь больше увидеть, тайнах и знаниях, которые ты мог, но так и не постиг…
- А как же моя жена, дети, родители?
- Ты сделал для них все, что мог. Отпусти их, пусть идут своей дорогой… Дай им возможность самостоятельно сделать Выбор…
- Я не могу так…
- Вспомни «Подвесной» мост в Семикаракорске. Ты был прав, считая это место мистическим. Его действительно охраняет Мостовой, которого ты так испугался, хотя сам тогда позвал его. В сумеречное время этот мост является точкой перехода в Иной мир, но не для всех, а только для Знающих. Вспомни, сколько раз ночью ты стоял посреди моста и разглядывал в фонарном свете другой берег, покрытый растительностью, такой тихий и темный… Ты же представлял, как там, в кустах, обитают другие существа, живет иная Сказка, в которую так хотелось попасть. Более того, ты ведь всегда чувствовал, что вход в эту Сказку возможен только лишь для тебя одного, твоим родным путь туда закрыт.
- Поэтому я каждый раз возвращался домой…
- Но ты снова и снова приходил на мост и с тоской смотрел на другой берег… Лунная дорожка, ведущая в неизведанное, манила тебя, приглашая отправиться в путешествие, путешествие, полное вселенских тайн и одиночества…
- Я верю, что из каждого правила, каждого канона могут быть исключения!
- Только не в этот раз. Не думай, что ты один такой уникальный. Каждый из нас в свое время сталкивался с этим, каждый перенес чудовищную боль потерь и разлук. Это – карма Хранителя, от нее никуда не денешься, ее можно только прожить. Все эти переживания являются ключом к миру Хранителей.
- И все же я попробую!
- Ну что же, так тому и быть. Чего-то подобного я и ожидал. Я не прощаюсь с тобой, я говорю – до свидания! Помни, твой Дар всегда с тобой. После нашей встречи он будет стремительно развиваться, но пропорционально его развитию будет ухудшаться твоя обыденная мирская жизнь. Не забывай об этом «проклятьи Хранителя», и прими верное решение. Ты всегда сможешь найти меня, позвав во сне или выйдя во двор и обратившись лицом и мыслями к востоку. И знай – пока Хранителя нет, страдает его Стихия… Ребят, которых сегодня встретил, побереги, они тебе верят…
Силуэт Велегора медленно растаял в воздухе. «Ну просто цирк какой-то»- подумал я про себя, ежась от утреннего холода, который ощутил только сейчас. В голове царило полное безмолвие. Я огляделся, ребятишки продолжали мирно спать, обняв друг друга. «Эй, сони пора вставать!»- весело крикнул я.
- Я видел маму во сне, она звала меня к себе, а еще говорила, что ты хороший, и тебя нужно слушаться! – торопливо сказал младший.
- Рановато тебе еще туда, к маме, малыш. Идемте со мной, поживете у меня в доме, вас ведь тут уже ничего не держит…
Они пошептались несколько минут, потом старший твердо ответил, что они согласны и пойдут со мной.
- Есть ли у вас какие-то вещи, которые вы хотите взять с собой?
- Все вещи у нас в сумке – сказал младший, показывая на небольшой потертый рюкзак.
- Ну, тогда в путь, дорога нам предстоит неблизкая, к вечеру бы домой добраться, до заката.
Обратно наш маленький отряд двигался медленно. Ослабевшие от постоянного недоедания, ребята шли не спеша, часто останавливаясь отдыхать. Велосипед мне пришлось катить.
Учитывая скорость нашего передвижения, нам снова нужно было заночевать в степи. Палатку я выделил им, сам улегся на каремат. Слова Велегора не шли из головы, я думал над ними в пути весь день. Что-то в них было такое, что будило во мне забытые с детства ощущения, полустертые от времени юношеские воспоминания… Душа говорила, что это действительно мой путь, разум утверждал обратное, услужливо подсовывая в качестве аргументов лица Марины, детей и постаревших родителей. Вместо того, чтобы прийти к какой-то целостности и гармонии, после ночи на Шаминской горе я обрел еще больший душевный конфликт, буквально разрывавший меня на две части.
О случившемся я решил никому пока не говорить, справедливо полагая, что мне просто не поверят. Да и ни к чему это было сейчас, пока я пребывал в состоянии тягостной раздвоенности. За этими размышлениями и веселой болтовней ребят, младшего из которых, как я уже говорил, звали Виктор, а старшего – Сергей, мы наконец-то добрались до Городища.
Ребят мы с Мариной поселили в соседнем доме вместе с Семеном, потому что в нашем доме уже просто не было места для быстро разросшегося до четырнадцати человек населения. Детей было теперь больше, чем взрослых, и это вселяло надежду на будущее. Семен был рад пополнению и обещал за ними присматривать. Кроме того, ему нужны были помощники, так как поток людей к нему не иссякал.
Все вместе мы из подручных средств увеличили и удлинили частокол Городища, чтобы дом Семена тоже находился под защитой. У нас получалась целое помещичье имение. Теперь можно было заводить скот, чтобы было свое мясо и молоко, а также птицу. В мыслях также были сад и огород, семена и саженцы для которых мы вскоре выменяли в соседнем хуторе. Городище потихоньку покрывалось зеленью, которая радовала глаз, а в дальнейшем – и наш стол. Несколько куриц уже высиживали яйца, и мы надеялись на скорое пополнение птичьего поголовья, а две молодых буренки обещали впоследствии обеспечивать нас молоком и молочными продуктами. Весна взращивала и нас, начинающих фермеров, постепенно пробуждая любовь к своей родной Земле-кормилице.
Пробуждение. Духи Дона
В свободное от хозяйственных забот время я много ходил по Степи, иногда с Валерой, а в основном сам. Близкие замечали, что со мной что-то не так, но причин не понимали, а я старался отшутиться, говоря, что хожу рассказывать анекдоты Духам. После той памятной встречи с Велегором окружающий мир все больше открывался для меня с новой, неизведанной стороны. Мой Дар, который одновременно, по словам Велегора, был для меня проклятьем, проявлялся все чаще и сильнее. Я мог предчувствовать дождь за день до его появления, ощущал течение реки, ее водовороты, омуты и стремнины. Невольно вспоминались бабушкины сказки об утопленниках, водяных и русалках… Мне казалось, что вода тоже слышит мои мысли и понимает меня…
Еще я стал видеть так называемую сеть Хартмана – энергетическую решетку, покрывавшую поверхность Земли. В ее узлах можно было заимствовать энергию, как раньше говорили экстрасенсы. Я этого не делал, потому что боялся возможных последствий. Свою энергию я восстанавливал в реке. Вода возвращала мне силы, после каждого купания я чувствовал себя заново родившимся. Температура воды меня не смущала, я и раньше купался почти круглый год.
Городище оставлять я не боялся, так как за ним уже прочно закрепилась слава хорошо охраняемого обиталища странного шамана, или Шайтана, как говорили торгаши-месхетинцы, Лекса, с которым лучше не связываться. Это я продемонстрировал немногим отчаянным желающим поживиться нашим имуществом, вылив на них прямо с ясного неба большое количество ледяной воды. Как у меня это вышло, я сам не понял, просто очень сильно разозлился. Протрезвев и охладившись, они с криками: «Шайтан!» убежали. С тех пор редко кто приходил к нам со злым умыслом, а за мной закрепилось прозвище Шайтан Лекс, которым меня иногда называли даже домочадцы, тоже не понявшие причины этого чуда.
Люди шли лечиться к Семену, узнать новости, поменять продукты или товары. Один молодой парень со странными глазами и восточным именем Тенгиз даже хотел попасть ко мне в ученики. Марина сказала, что он спокойно сидел у ворот Городища несколько часов, ожидая моего возвращения. Поистине, восточное терпение! Кто бы меня самого научил! Конечно, я ему отказал, пояснив, что с его задатками он может обучаться самостоятельно, главное, почаще прислушиваться к себе и бывать на природе. Он улыбнулся, сказав, что на самом деле тоже кое-что умеет, послал Марине воздушный поцелуй, и ушел удовлетворенный.
Возле Городища Тенгиз больше не появлялся. Потом я несколько раз встречал его в Степи, сидящего в позе лотоса с закрытыми глазами. Местные его не трогали, считая умалишенным бродягой. Ну, пусть его, каждый сходит с ума по-своему. Поглощенный своими заботами, я вскоре забыл об этом визите, и, как оказалось, напрасно.
Однажды посреди ночи меня разбудил странный шорох в комнате. Открыв глаза, я увидел на стуле возле кровати какое-то странное существо с зелеными кошачьими глазами. Существо было покрыто шерстью, острые уши торчали на голове, словно локаторы. Оно внимательно рассматривало меня, не издавая ни звука. Шорох же издавала бившаяся в стекло летучая мышь, неведомо как попавшая в комнату. Марина мирно спала, этот шум ее не разбудил. Молчание затягивалось, существо не предпринимало никаких попыток ни уйти, ни приблизиться. «Да это же домовой!» - осенило меня. Обжился, красавец, чувствует себя хозяином. Я уже устал удивляться происходящим вокруг чудесам. Излом вернул в мир старую сказку, наполненную невероятными персонажами.
- Деду… - тихонько прошептал я. Домовой фыркнул, моргнул левым глазом и помахал мне волосатой лапкой, продолжая спокойно сидеть.
- Деду, ты нас не обижай! Мы тебя любим, не зря я тебя тогда из квартиры забрал.
Домовой еще раз выразительно фыркнул, слез со стула, и косолапо протопал к кровати. Вытащив из-под одеяла руку, и опустив ее на пол, я почувствовал мягкое прикосновение чего-то маленького и теплого.
-Деду, проследишь за домашними, чтобы у них все хорошо было? А то я в Степи пропадаю… Ты же любишь смотреть за домом и хозяйством?
Домовой утвердительно пропыхтел, и видимо посчитав свой визит вежливости законченным, потопал в темный угол комнаты. Я осторожно встал с кровати, открыл окно и выпустил летучую пленницу мышь на свободу. В углу комнаты никого не было. Ну, на то он и домовой, чтобы быть везде, и незаметно. «Домашний ниндзя» - улыбнулся я про себя. Марина тоже улыбалась во сне, ее губы шевелились, что-то беззвучно говоря. Поцеловав ее, я вновь провалился в сон.
От посещавших Семена людей я узнал, что домовой объявился не только у нас. Многие видели дома каких-то странных существ, до этого никогда не встречавшихся. Такое впечатление, что в наш мир потихоньку возвращались герои староязыческого пантеона, долгое время прятавшиеся в потайных закоулках жилищ и сознания. Вера в колдунов, ведьм, нечисть и нежить стремительно набирала силу среди выживших. «Эпоха мракобесия» - так называли средние века. Похоже, что история повторялась. «Так скоро могут начаться крестовые походы против ведьм, а там, глядишь, и до инквизиции недалеко» - невесело думал я. Надо быть осторожнее. Люди ведь очень не любят и зачастую боятся тех, кто выделяется своими способностями, особенно непонятными им. А от нелюбви и страха до ненависти и смерти один шаг. Не зря предупреждал Хранитель, ох, не зря…
Первой плохой вестью, напомнившей мне о «проклятии Хранителя», стал уход моего любимого пса Барта. Он ушел в Степь и больше не вернулся. Его Круг Жизни закончился. Надеюсь, что его душа воплотилась уже не в собачьем теле. Погоревав о псе, к которому привязался всей душой за долгое время, я надеялся, что неприятностей больше не будет, но ошибся.
Когда я в очередной раз вернулся из Степи, дома меня ждали плохие известия.
- Беда, Артем, ой, беда – причитала мать, сидя на скамейке возле дома. Рядом стояла Марина с заплаканными глазами.
- Что случилось?
- Мелинда куда-то пропала. Когда ты ушел, она играла во дворе, а потом пропала. Калитка была открыта. Валера и Семен пошли ее искать.
-Давно это было?
-Где-то часа два назад…
- Я ушел!
- Артем, подожди! – крикнула Марина, но я уже не слышал, выходя на улицу и думая, куда отправляться искать дочку. Невольно вспомнились слова Велегора: «Дар твой будет расти, но жизнь – ухудшаться». Я помнил, что дочь очень любила природу, и решил отправиться к лесу. Приняв решение, я побежал по тропинке, ведущей вдоль реки к опушке леса. Автомат, с которым я в этот раз ушел в Степь, больно стучал по спине, а в голове билась одна мысль: «Только бы жива!». Услужливая память подсовывала мне байки выживших о Лешем и исчезновениях людей.
Неподалеку от Леса мне встретилась сухонькая сгорбленная старушка, собиравшая листья одуванчиков.
- Бабушка, ты не видела здесь недавно девочку?
- Ой, милок, видела. Я еще удивилась, что она одна такая маленькая, и в Лес идет. Но она так уверенно шагала, еще и пела что-то при этом, я думала, к отцу-дровосеку идет.
- А больше никого не видела?
-Да попозже двое каких-то молодых тоже в Лес пошли, чужие какие-то, я их раньше не встречала.
- Спасибо, мать! Здоровья тебе!
- И тебе не хворать, внучок!
«Ну Мелинда, держись, ой, держись!» - подумал я. «Найду, всыплю по первое число!».
Войдя в Лес, я огляделся. Слова о чужаках насторожили меня. Дослав патрон в патронник, и поставив флажок предохранителя автомата на одиночный огонь, я осторожно двинулся вглубь. Просека вскоре закончилась, стало темнее, кроны деревьев стали нависать над тропой. В Лесу было непривычно тихо, даже птиц не было слышно. Через час будут спускаться сумерки. Надо что-то делать.
- Ме-лин-да! Ме-лин-да! – закричал я во весь голос. Скрываться уже не было смысла, главное было найти дочь. В ответ тишина, только эхо подхватывало мой крик, унося его в чащу.
- Ме-лин-да!
- Папка! – раздалось вдалеке.
- Мелинда! – воодушевленный, я побежал в ту сторону, откуда раздался голос. Пробравшись сквозь бурелом, через минуту я оказался на небольшой полянке и остолбенел, не веря своим глазам. Посреди полянки на большом трухлявом пне сидел небольшой человек в зеленой одежде непонятного покроя. Был он бос, худ, рыжеволос, с небольшой бороденкой, в которой запутались сосновые иголки и листья. Хитро прищурившись, человек смотрел на меня и улыбался во весь рот. Во рту его были видны небольшие клыки, ногти на руках и ногах тоже больше напоминали когти. Но это было не главное. На коленях незнакомца мирно сидела Мелинда, которая, держа в руках переливающееся птичье перо, самозабвенно дергала его за бороду, на что этот то ли человек, то ли не пойми кто только беззвучно улыбался.
Справившись со столбняком, я направил на незнакомца автомат.
– Отдай ребенка!
- Да я ее не держу, - продолжая улыбаться, ответил тот. – Мелинда, беги к папе, а то он что-то разнервничался, всех птиц в Лесу мне распугает.
Мелинда вприпрыжку подбежала ко мне и начала тараторить: «Папа, папа, а это дядя мне зайца показывал, а потом я белку кормила и волка видела, он воду пил из реки. Он меня ягодами угощал, еще страшно интересную сказку рассказал, прям как мама. Мы еще придем к нему в гости, да?»
- Подожди, подожди, доча, сначала ты получишь от меня и мамы по первое число за свой самовольный уход из дома, а потом поговорим. Мы с мамой чуть не поседели, бабушка переживает!
- Папа, но ты же сам меня позвал! – насупившись, сказала Мелинда. – Я слышала твой голос, ты мне сказал, чтобы я шла в лес сама и не боялась, ты меня там встретишь.
- Я? Не может быть! – Я удивленно замолчал, внимательно смотря в голубые глаза дочери, которая раньше меня никогда не обманывала.
- Не спеши с выводами, Хранитель – отозвалось существо на пне. – Мелинда правду говорит, она действительно слышала голос, и так как безоговорочно верит тебе, смело пошла в Лес.
- Постой-ка, а ты вообще кто, благодетель?- спросил я у этого зеленого человечка, вновь направив на него автомат.
- А ты как будто не знаешь, - с насмешкой ответил тот, сверкнув глазами.
Снова внимательно посмотрев на него, я понял, и от этого понимания мурашки поползли по коже. Зеленая одежда, клыки, глаза, когти…
- Ну и глазки же у тебя, Леший…
- Ха! Ну вот… А ты-то свои волчьи давно в зеркало видел? – вернул он мне издевку.
- Леший я, да не тот, что ты думаешь. Настоящий, Исконный Лешак спит, его даже Излом не разбудил. А я младший полудух – получеловек, дитя Лешего и ведьмы. Молодой еще пока, всего триста годков. Вот подрасту, стану настоящим Лешим, тогда ох как разгуляюсь, а пока так, на посылках, в.р.и.о. Лешего, так сказать.
- Ишь ты, а автомата не боишься, да?
- Духа нельзя убить из автомата.
- Зато человека можно!
- А я получеловек. Не попадешь. Да и не станешь ты стрелять, Хранитель, не такой ты, хотя есть и у тебя в душе Зверь!
- Я не Хранитель!
- Не рассказывай сказки. Твою сущность видно за версту, хоть ты еще и не инициирован, и не имеешь Истинного имени. Я тебя сразу почуял, как только ты в Лес вошел.
- Это как?
- Просто. Ведь я – часть Леса, я неразрывно связан с ним. А тебе уже давно пора заниматься своими прямыми обязанностями. Водяной, русалки не справляются, ждут тебя. Пора делать Выбор!
- Да что же это такое! Еще Маугли меня не поучали!
- Ты так не говори, я Киплинга читал, могу и обидеться! Я не посмотрю, что ты на Лес можешь Воду пустить, закружу, будешь неделю отсюда выходить!
- Ты посмотри, Дух, а обидчивый! Дочь не тронул?
- Суров, батя, ох, суров… Ну ты же сам все слышал. Развлекал, как мог, до прихода Вашего Величества! – Лешачок насмешливо поклонился, подметая бородой поляну.
- Я и не думал худа причинить дитю Хранителя, наоборот, защитил. Лешие не ссорятся с Хранителями.
- Защитил от чего?
- За ней шли двое чужих с плохими мыслями… Не понравились они мне… Нехорошие люди, скользкие… Теперь больше не пойдут.
-Ты что, убил их, что ли?
-Не считай меня злодеем из сказок. Я отправил их подальше, а следом пустил волков, чтобы путь прогулкой не казался. – Он опять засмеялся, демонстрируя острые клыки.
- Ну спасибо тебе! Извини, коли нагрубил!
- Ладно. Мы всегда помогали Хранителям, даже Серым.
- Серым? А это еще кто такие?
- Это те, кто не смогли пройти инициацию, зависшие между миром людей и Духов. Один из них и позвал твою дочь в Лес.
- Кто это был?
- Да ты его знаешь, это Тенгиз.
- Тенгиз?! Этот полудурачок, полублаженный?
- Зря ты о нем так. Не научился ты еще видеть суть за внешними покровами. Это сын погибших Хранителей, Серый Хранитель, не прошедший инициацию Хранителя Степи. Тенгиз не получил Истинного имени, но его сила равна, а то и больше твоей. Он не прошел инициацию, потому что его целью было обретение личной силы для своих нужд, а Духи этого не приемлют. Судьба Тенгиза как-то связана с твоей, недаром он хотел забрать твою дочь.
- Откуда ты все это знаешь?
- Я чувствую любого, кто входит в Лес, будь это зверь, дух, человек или Хранитель. У нас с Тенгизом мир, он любит зверей, Лес не обижает, мне дорогу не переходит.
- А что же тогда сейчас изменилось?
- Я почувствовал в его душе какие-то нехорошие помыслы. Не люблю, когда думают плохое в моем Лесу! Он подделал твой голос и заманил сюда твою дочь явно не рассказывать ей сказки, не то, что я! – Лешачок довольно усмехнулся, потирая волосатые ладони.
- Ладно, хватит себя хвалить, а то лопнешь от самодовольства. Дальше-то что было?
-А дальше ты сам все видел. Я перехватил Мелинду по пути, показал ей Добрый Лес, зверей, птиц, а Тенгизу сказал, чтобы делал свои непонятные темные делишки в другом, более подходящем месте. Я сразу понял, что ребенок непростой, на ней запах Хранителя, и душа у нее чистая, светлая, незапятнанная. Редко такое встретишь, особенно сейчас. В Лес люди злые приходят, все время хотят у Леса что-то отнять, обидеть его, намусорить, дерево спилить, зверя убить, а то и другого человека. А я все это чувствую. Представляешь, если тебе начинают отпиливать ноготь, палец, а то и руку? Приятно?! Ты и сам вон, дочь потерял на три часа, и уже волк волком, убить готов первого встречного. Теперь понимаешь меня?
- Понимаю… Значит, слухи о тебе - правда?
- Часть - правда, часть – нет… Я не убийца. Если человек не уважает Лес, Лес становится его врагом. Тебе уже говорили об этом на Алтае. Лес сам восстановит равновесие. Если человек силен духом, и в нем осталась хотя бы искра Добра, он с трудом и потерями, но выберется из Леса, осознав преподанный ему урок. Если нет, то блуждать ему в Лесу по ведьминому кругу до своей смерти…
- Но ведь и мы с Валерой пилили деревья, он даже охотился. Почему ты нас не тронул?
- Вы хотя бы извинялись перед Лесом за свои поступки, он это ценит. Я понимаю, что каждый выживает, как может, время сейчас такое. Кроме того, Валера твой друг, а ты – Хранитель, пусть еще и бестолковый, - Лешачок снова улыбнулся, - а мы помогаем Хранителям, мы связаны одной целью. Ты – Хранитель Воды, а я - подмастерье Лешака, Хранителя Леса. Почти родственники!
- Упаси Бог от такой родни! – я тоже улыбнулся.
Слушавшая наш разговор Мелинда заснула у меня на коленях, тихо посапывая и не выпуская из руки птичье перо.
- А что Тенгиз?
- А ничего. Ушел обратно к себе, в Степь. Мне он вредить не будет, смысла нет, а вот тебе – наверняка. Вы еще встретитесь, как пить дать.
- Чем я ему дорогу перешел, ума не приложу?
- Пути Духов сложны и туманны. Люди, даже такие, как ты, не в состоянии видеть весь Узор Судьбы в целом. Нет ничего случайного в жизни. Главное – не забывай: мрачен ты – и мрачен и враждебен мир вокруг, улыбка – и лесная поляна наполнена Солнцем и ягодами. Понимаешь, Хранитель?
- Понимаю…
- Уже темнеет, жена твоя переживает. Идите с миром. Я дам вам сопровождение, - Лешачок указал рукой в сторону чащи, из которой вышли двое волков.
- Может, не стоит? Дочка будет бояться.
- Дочка? Вот она-то как раз не будет. Может, это у тебя коленки трясутся?
- Трясутся. Хватит с меня на сегодня. Пусть идут вдоль тропинки, только на глаза не показываются.
- Хорошо. Да, чуть не забыл. Передавай привет и мои глубочайшие извинения Велегору. Я еще подержу у себя этих голубей, они такие красивые, а потом отпущу их обратно в Степь. Пусть не серчает. - При этих словах к ногам Лешачка опустились два белоснежные птицы – голубь и голубка.
- Ладно. Спасибо тебе, я твой должник. Как твое Истинное имя?
- Я – Дубравень-младший.
- До свидания, Дубравень, - сказал я, сажая Мелинду на плечо.
- До свидания, дядя, - сквозь сон пробормотала Мелинда.
- И тебе счастливо, принцесса. Приходи в гости, белку покормим.
- Удачи!
Приглядываясь к тропинке, я поспешил домой. Из леса мы вышли уже поздно вечером, при свете полумесяца, освещавшего ясное звездное небо. Волки, проводив нас взглядом, не спеша потрусили обратно в чащу Леса. Потрясенный пережитыми событиями, я уже не надеялся на свой доморощенный автомат, и, плюнув на все предосторожности, спокойно пошел домой, неся на руках спящую Мелинду.
В окне дома горел тусклый огонек свечи. На стук из дома вышел Валера с ружьем. Увидев нас, он радостно крикнул: «Нашлись!». Из дверей тут же выбежала Марина, которая, взяв у меня дочь, стала ее целовать, плача и приговаривая. Я устало опустился на порог.
- Все хорошо, она просто загулялась, - сказал я остальным домочадцам. Я не стал рассказывать им про Лешачка, Тенгиза. Им и так хватило переживаний.
- А мы ее обыскались. Весь город и окрестности излазили, решили с рассветом продолжить, - сказал Семен.
- Спасибо вам, я этого не забуду.
- Брось!- Валера махнул рукой. – Я уверен, ты сделал бы то же самое ради любого из нас.
Я молчаливо кивнул головой, не в силах отвечать, и заснул прямо на крыльце. Как я оказался в кровати, не помню. То, что я не рассказал Марине и остальным о Тенгизе, было большой ошибкой, за которую мне вскоре пришлось сполна ответить.
Почти весь следующий день я проспал, вставая, чтобы только поесть. Восстановившись и приведя в порядок свои мысли, я решил навестить Тенгиза и поговорить с ним по душам. Сделать это было желательно с численным перевесом с моей стороны, так как в защиту только оружия уже особо не верилось. Я предложил Валере пойти со мной в Степь, не объясняя, для чего именно. Валера согласился, и как обычно, рано утром мы, вооружившись, отправились в сторону Новозолотовки, в окрестностях которой я последний раз встречал медитировавшего Тенгиза. Мелинде и Данилу я строго-настрого запретил куда-либо выходить, поручив присмотр за ними отцу. Остальных до нашего возвращения я попросил выходить за ворота минимум вдвоем и только при крайней необходимости, незнакомым дверь не открывать и тем более не пускать внутрь Городища.
Мы шли уже примерно три часа, протаптывая путь в пахучей степной траве. Мысли о Тенгизе не давали мне покоя. Зачем я ему нужен, откуда он вообще взялся, непонятно. В подробностях я вновь и вновь вспоминал его приход в Городище, и не мог найти ничего примечательного и интересного, кроме его странного взгляда и совсем не юношеской уверенности. Внезапно я почувствовал сильную тревогу и настойчивое желание вернуться обратно. Всю дорогу, пока мы шли, над нашими головами кружил ворон, время от времени противно каркая. Что-то пошло совсем не так, как я ожидал. Решив не сопротивляться предчувствиям, я сказал Валере, что ощущаю что-то нехорошее, и дальше идти нам не стоит, нужно возвращаться. Валера, привыкший доверять моему чутью, согласился. Он не знал конечной цели похода, и поэтому спокойно повернул обратно. С Тенгизом я решил разобраться позднее.
Дома меня вновь ждали нерадостные вести. Теперь пропала Марина. Как она вышла за двор, никто не заметил, лишь Семен говорил, что видел неподалеку от двора меня, я зачем-то звал Марину. Он решил, что так нужно, и спохватился только тогда, когда увидел меня без Марины. Меня охватила страшная догадка. Тенгиз! Он мог менять облик! Почему я об этом не догадывался? Надо было додуматься, что если у него не получилось с дочкой, то это не значит, что он откажется от своей непонятной вендетты. Теперь он решил подловить меня, забрав жену!
В подтверждение моих мыслей ворон, преследовавший нас всю дорогу, сел на забор. В лапе у него торчал какой-то листок бумаги. Ворон каркнул, бумажка медленно упала на землю. Посмотрев на меня и на бумажку, ворон снова каркнул, и, тяжело махая крыльями, улетел в сторону Новозолотовки.
Я поднял скомканный листок с земли и развернул его. На нем крупными буквами был нацарапан текст: «Найди жену, Хранитель, найдешь и меня».
- Валера, возвращаемся! Я знаю, где ее искать!
- Где?
- Там, куда мы не дошли утром. В Степи возле Новозолотовки.
Мы бежали столько, сколько могли. Останавливались и снова бежали. Час, два… Вдалеке показался курган, за которым я несколько раз видел Тенгиза. Осторожно мы подобрались к кургану и поползли по траве на его вершину. С вершины я увидел Марину, привязанную к одиноко стоящему посреди степи мертвому корявому дереву, в которое, судя по его обугленности и расщепленной верхушке, когда-то ударила молния. Ее сторожили трое волков, лежавших неподалеку и внимательно оглядывавших окрестности. Тенгиз, невозмутимо прикрыв глаза, сидел на земле в своей любимой позе.
-Перестань прятаться, Лекс, ты шумишь, как стадо кабанов. Я давно услышал и почуял и тебя, и твоего дружка-помощника.
Я медленно встал из травы.
- Отпусти жену, а то…
- А то что? Убьешь меня? Силенок не хватит. Ты даже семью свою защитить не можешь. То дочь сбежит, то жена…
- Ах ты, подонок!
- Я? Нее, я хороший, просто настроение не очень. – Тенгиз, улыбаясь, смотрел мне прямо в глаза. Валера, также поднявшись, сняв с предохранителя карабин и направив его на Тенгиза, недоуменно посмотрел на меня, выразительно покрутив пальцем у виска.
- Я не знаю, в чем причина, Валера, что им движет. Я не переходил ему дорогу – ответил я на его недоуменный взгляд, пожав плечами.
- А может, он действительно того, а, Артём?
Улыбка Тенгиза сменилась гримасой ненависти.
- Это вы оба того, бестолочи. Ничего! Хорошо смеется тот, кто смеется последним! - Он встал с земли и не спеша направился к нам.
- Скажи мне, Лекс, почему они выбрали тебя, а не меня? Почему?!! Я же сильнее тебя, смелее, я сын Хранителей, а ты, ты - случайный выскочка, оказавшийся в нужное время в нужном месте! Вундеркинд хренов! Тебе все достается даром, на блюдечке с голубой каемочкой? Хочешь жену-красавицу – на, хочешь двоих детей – пожалуйста, хочешь живых родителей – спасем! А я… Мне все приходится завоевывать! Я сам, сам всего достигаю, без чьей-либо вшивой помощи! Ты когда-нибудь хоронил родителей? Неет, они у тебя живы-здоровы! Я – хоронил! Я хотел пойти по их Пути, но меня не пустили. Недостоин, видите ли, высокой чести! Да плевать я хотел на вас, вы не в состоянии помешать мне добиться своего!
- Чего – своего, Серый? – спросил я, досылая патрон в патронник.
- Я, а не ты, буду Верховным Хранителем, мне буду подчиняться и Небо, и Степь, и Вода! Я больше не буду Серым, у меня будет Истинное имя!
- Верховным Хранителем? Мне о таком не говорили…
- Видишь, они и тебя обманывают, держат в неведении… Но тебе не стать Верховным, Шайтан, силы не те. Ты слабак, ты не можешь даже следовать нужной тебе Линией Судьбы, не умеешь ставить Вехи!
- Верни мне жену и иди с миром! Я не собираюсь быть никаким Верховным!
- Я не отдам тебе ее, убью на твоих глазах, чтобы ты страдал точно так же, как раньше страдал я! Мои меньшие братья растерзают ее прямо сейчас. – Он дал знак волкам, которые, угрожающе рыча, стали приближаться к связанной Марине.
Я, уже не думая, а просто повинуясь инстинктам, несколько раз выстрелил в волков, потом в Тенгиза. Карабин Валеры также разразился грохотом выстрелов. В волков мы попали, но пули их остановили только на время. Поднявшись, они как заговоренные вновь направились к Марине, неслышно, словно серые тени, стелясь по траве. Тенгиз же каким-то чудом увернулся от пуль, молниеносным ударом ноги в прыжке свалил наземь Валеру, и внезапно оказавшись позади меня, ударил в спину. Я упал, а он, навалившись на меня всей тяжестью и приставив к горлу нож, прорычал, поворачивая мою голову в сторону жены: «Смотри, неудачник, смотри, как она умрет!».
- Велегор! – из последних сил позвал я, - Велегор, услышь меня!
Рядом с нами закружился пыльный вихрь, постепенно скрыв из виду всех участников этой жестокой сцены. Когда пыль осела, и я смог открыть глаза, запорошенные песком и землей, то увидел, что Тенгиз лежат поодаль, подобрав руки и ноги к животу, и воет, как побитая собака. Рядом с ним стоял Велегор, угрожающе нависая над Тенгизом, словно готовый сорваться с обрыва валун. Волки сидели рядом с Велегором и рычали на Тенгиза, на Марину они теперь не обращали никакого внимания. Никаких ран от попавших в них пуль видно не было. Морок!
Я подбежал к Марине и разрезал ножом веревки. Обессилевшая, находящаяся в полуобморочном состоянии, она, как подкошенная, рухнула мне на руки.
- Спасибо, Велегор, ты успел вовремя!
- Не за что. Я же говорил, что мы еще встретимся, только позови.
- Спасибо? За что ты говоришь ему спасибо, придурок? – прохрипел Тенгиз, - За то, что он постоянно обманывает тебя, бросая тебе лишь жалкие крохи Знания, не открывающие всего Узора? Старик, я ведь тебя давно поджидал. Ты же прекрасно знал, что здесь происходит, и давно мог все это остановить! Зачем ты заставил его и жену страдать, а меня доводить до конца этот глупый спектакль?
- Спектакль? – Я оторопело смотрел на Велегора. Очнувшийся Валера, у которого медленно заплывал один глаз и еле открывался второй, тоже переводил взгляд с Тенгиза на Велегора, а потом на меня.
- Именно спектакль – спокойно подтвердил Велегор. - Ты слишком заигрался, Тенгиз, пользуясь моим к тебе расположением. Пора и меру знать.
- Заигрался?? Твоим расположением??!! Да ты меня бросил!!! Бросил в тот момент, когда я в тебе больше всего нуждался, бросил, как ненужную вещь!!!
- Лекс, мои родители погибли, выполняя Волю этого лицемера! - повернулся ко мне Тенгиз.
- Тенгиз, ты прекрасно знаешь, что твои родители осознанно совершили свой последний Выбор – подчиниться Воле Духа. Это была их судьба, и не в наших силах было ее изменить. Я любил их не меньше тебя. Их частички, два белых голубя, постоянно со мной, только вот негодник Дубравень заманил их к себе на время – спокойно ответил Велегор.
- Шайтан, я специально похитил твою жену, зная, что ты в отчаянии позовешь Велегора. Слабые всегда так поступают. Сам он на мои призывы не приходил, игнорировал их, мне пришлось идти на хитрость, а заодно и посмотреть, что ты за фрукт, на что способен любимчик Духов.
- Велегор, зачем же так жестоко, зачем ты подставил меня? Ты манипулировал мной, моей семьей, и даже им! – я указал на корчащегося на земле Тенгиза.
- Жизнь свела вас с Тенгизом, чтобы вы оба что-то поняли, почувствовали и прожили. Ты и он получили свои Уроки. Даже Марина и Валерий осознали что-то для себя. Ты снова подчинился событиям, только лишь реагируя на них, а не создавая свою Линию Жизни. Тенгиз прав в том, что ты не умеешь ставить Вехи, поворотные точки жизненно важных событий. Ты опаздываешь, тебе нужно самому научиться создавать события своей жизни, быть их Творцом, а не рабом, ясно и четко понимать, к чему ведут каждый твой поступок и мысль!
- Ты косвенно управлял мной!
- Да, это так! – жестко ответил Велегор. – Мне пришлось это сделать. Но если это мог сделать я, смогут и другие. Каждый может учиться только лишь на своих ошибках. Стресс - один из лучших учителей. Я не воздействовал на тебя и твою семью, а тем более на Тенгиза. Я просто видел возможное развитие ситуации и направил событийный ряд в нужное русло.
- Я разочаровался в тебе, Велегор…
- В тебе говорит людская составляющая, твои чувства кипят... Позже, когда улягутся эмоции, ты разберешься, что к чему. Сейчас не время для объяснений. Я ухожу, помощь нужна не только вам. А с тобой, – Велегор повернулся к Тенгизу, - мы поговорим позднее. Ты знаешь, где меня найти. Я удивлен, что ты воспользовался таким экзотическим способом, чтобы позвать меня, хотя мог прийти Туда. Тебя давно Там ждут, претензии сняты, ты можешь продолжить обучение. До встречи!
Поднявшийся пыльный вихрь вновь накрыл Степь. Пропал вихрь также неожиданно, как и появился. Велегора не было. Любит же он театральные эффекты! Волки тоже ушли, их силуэты виднелись вдалеке. Тенгиз продолжал лежать на земле и плакал, обхватив голову руками. Подходить к нему я не стал. Он вызывал у меня смешанное чувство жалости и ненависти.
Валера, толкая меня в бок, предложил пристрелить Тенгиза, чтобы не портил больше нам жизнь.
- Я не кровожадный, Артём, но после такого…
- Лежачих не бьют, он уже получил свое. Пойдемте…
- Да, кстати, Тенгиз, что значит Туда?
Тенгиз поднял заплаканное лицо, на котором яростно мерцали два черных, как уголь, зрачка. – Туда? Это значит в сновидение. Как будто Велегор не знает, что после смерти родителей я не вижу снов…
- Понятно… Мы уходим… Прощай… Надеюсь больше тебя не встретить, Серый…
Тенгиз поморщился и отвернулся, махнув рукой в нашу сторону.
- Уходите. Вы мне больше не интересны.
Валера молча сплюнул на землю, развернувшись, закинул карабин за спину, после чего пошел вперед, насвистывая какую-то модную до Излома мелодию. Подняв Марину на руки, я прижался к ней и прошептал: «Марина, солнышко, как же я тебя люблю!»
- Я знаю… И я тебя… Пойдем домой….
И мы пошли – трое побитых жизнью людей, людей, внезапно постаревших, но ставших чуть-чуть сильнее и мудрее. «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее». Воистину так… В Степь я уходил Мстителем, а вернулся… не знаю кем… Главное, что вернулся я не один…
Дома я рассказал всем о тех событиях, о которых ранее умалчивал. Скрывать теперь было нечего. От прежнего Артёма, очарованного красивыми сказками о Силе, остались лишь воспоминания. До ночи в Городище воцарилась тишина, все думали о произошедшем. Мне же не хватало информации, я не мог составить полную картину, и утром снова, предупредив Марину и Валеру, тихонько, чтобы не беспокоить остальных, ушел в Лес.
Пистолет я взял с собой как дань привычке, на автомат не стал даже смотреть. Как показала практика, обычное оружие совсем не защищало от магии, а лишь дарило ложное чувство безопасности, не доводящее до добра. Помня, что Дубравень чувствует мое появление, я не стал углубляться в чащу, а просто, дойдя до просеки, сел на пень и стал ждать. Ожидание оказалось недолгим.
- Что, соскучился уже, родственничек? – ехидно прозвучало у меня прямо за спиной.
- А то! – повернувшись, я увидел Дубравеня в его неизменной зеленой одежде.
- Ты не пробовал имидж сменить, а то триста лет все одно и то же?
- Мы верны своим традициям, - улыбаясь, ответил Лешачок, - Не то, что вы, люди.
- Каждому – свое…
- Ладно, пошутковали, и хватит! Давай серьезно – зачем пришел? Помощь какая нужна, али совет добрый?
- Информация.
- Ну, что знаю, то скажу, ничего не утаю. Спрашивай.
- Кто такой Велегор?
- Ну ты спросил! А то сам не знаешь!
- Теперь уже не знаю, запутался.
- Велегор – Хранитель Степи, один из Старейших. Он очень, очень непрост… Если ты думаешь, что раскусил его с первого раза, то глубоко ошибаешься. Ему практически нет дела до людских эмоций и чаяний, его цель – защита Степи и поддержание Равновесия любой ценой.
- Но Тенгиз говорил, что его родители погибли по воле Велегора…
- Тенгиз сам до конца не разобрался в случившемся, так как был еще очень молод и горяч в то время, да и я знаю далеко не все… Лес граничит со Степью, но не пересекается… Оба родителя Тенгиза были Хранителями. Это довольно редкий случай, когда и мужчина и женщина – Хранители, и между ними возникает любовь.
- Но Велегор мне говорил, что Хранители одиноки?
- Это действительно так. Однако сила любви этих двоих была настолько огромна, что Духи дали согласие на их союз, от которого появился на свет Тенгиз. Его отец был Хранителем Степи, а мать – Хранителем Воды. Ребенок Хранителей тоже должен был стать Хранителем той Стихии, которая его выберет. Тенгиза выбрала Степь, да оно и не удивительно. Его родовые корни уходят далеко в глубь веков в историю Дона. Из него получился бы отличный Хранитель, но гордыня и жажда власти перевесили. У него остается шанс последовать своему предназначению, но он вместо этого занимается какой-то ерундой, не помогающей сохранению Равновесия.
- Подожди, но ведь Хранитель Степи – Велегор?
- Велегор – Хранитель Степи до того времени, пока не будет найден преемник. Он стал Хранителем Степи после гибели отца Тенгиза точно также, как Мираэль стала Хранителем Воды после гибели его матери.
- Ты знал Мираэль?
- Мы часто общались. Она любила Лес не меньше, чем Воду. Мы подолгу сидели на берегу Дона, омывающего Лес и беседовали о жизни. Я ведь достаточно молод по своим меркам, она тоже была молода и красива. Я влюбился в нее, и даже сочинил для нее песню. Хочешь послушать?
- Хочу конечно! Я тоже иногда стихи пишу…
Ночь в права вступила, свет дневной воруя...
Темнотой насытясь, подойду к окну,
Подмигну я месяцу, робко дверь закрою,
Оставляя тихо спать тебя одну...
Лунная дорожка в стеклах отразится,
Серебром стекая на пол у дверей...
Эта ночь волшебна... Что же тебе снится?
Может быть, созвездье сказочных зверей?
Теплота дыханья душу согревает...
Спишь ты безмятежно, полумрак и тишь
Я тобой любуюсь... Тихо скрипнут двери...
Дух ночной, зачем ты в темноте шалишь?
Колдовством окутан, в полночь удалюсь я,
Вспоминая прелесть времени с тобой...
Спи, речная фея, воплощенье Света,
Я оберегаю твой ночной покой...
- Дааа… Красиво… Дубравень, да ты поэт, оказывается!
- Каждый поэт, когда душа поет и любит… Я по-своему любил Мираэль, но Духи решили иначе…
- Насколько я понимаю, Духи вообще зачастую решают иначе, чем нам хотелось бы…
- Это Судьба, Рок, или Мактуб, как говорят на Востоке…
- Фатум, одним словом… Скажи, а как погибли родители Тенгиза?
- Если ты помнишь, примерно пятнадцать лет назад Дон очень сильно разлился.
- Помню, мы с отцом на машине ездили на это посмотреть. Интересное было зрелище – асфальтовая дорога, а с двух сторон до горизонта везде вода.
- Тебе было интересно, а вот Степи и Дону – не очень. Воды Дона в тот злополучный год дошли до Черных Колодцев, в которых выходила наружу вода подземелий Нижнего Мира. Она ядовита для живых существ. В степи таких Колодцев несколько, один из них находится неподалеку от знакомого тебе хутора Ведерников. Воспользовавшись ситуацией, кто-то из Темных смог открыть один из Колодцев. Вода подземелий смешалась с донской, и начала распространяться, медленно отравляя флору и фауну Дона. Люди об этом ничего не знали, трагедия прошла мимо их обыденной жизни. Охраной этих Колодцев занимался Хранитель Степи. Как раз в тот период с Тенгизом произошло несчастье, он тяжело заболел, был на грани жизни и смерти, и Хранители были заняты сыном. Оставленные без присмотра Степь и Вода не смогли сами справиться с возникшей угрозой, Смерть нависла над Доном. Матери пришлось отдать Тенгизу большую часть своей жизненной Силы, чтобы он смог и дальше продолжать свой земной путь в этом теле. Оставшихся у нее Сил не хватало, чтобы остановить яд. Тогда Хранитель Степи и Хранительница Воды с позволения и под руководством Велегора объединили свои Силы. Колодцы были вновь закупорены их мощным совместным заклятием, вылившаяся Темная Вода была растворена, впитана в ил и прибрежный песок, жизнь продолжалась. Однако на это понадобились все без остатка Силы Хранителей. Если Хранитель теряет Силу, он уходит. Навсегда. Тело его остается здесь, в той местности, которую он охранял, а душа устремляется в иные пространства. Часть души, осознающей себя и не желающей покидать этот мир, может остаться здесь, на Дону, воплотившись в зверя, птицу, или иное существо, в зависимости от личной Силы. Так произошло и с родителями Тенгиза. Они умерли, а часть их души живет в этих голубях, которых ты видел. Я специально забрал их у Велегора, потому что последнее время он как-то не в себе. Не хочу, чтобы у него перед глазами сейчас было напоминание о прошлых трагедиях, ему и так достаточно потерь. Тенгиз об этих птицах не знает, иначе тоже давно бы охотился за ними. В действительности Велегор любит Тенгиза, он видит его следующим Хранителем Степи, но тот должен очень сильно измениться.
- Кто такой Верховный Хранитель?
- Верховный Хранитель – это как бы их Старший, Власть которого проявляется в особо тяжелое время. Ему дано использовать все Силы Хранителей вместе, он может подчинять любую из Стихий.
- А кто сейчас Верховный?
- Им был Велегор. Но после гибели родителей Тенгиза он сложил с себя эти полномочия, оставаясь Хранителем Степи. Место Верховного Хранителя свободно, хотя сейчас, после Излома, он нужен, как никогда. Часть Хранителей погибла во время Излома, в том числе и Мираэль – внучка Велегора. После ее смерти он и стал искать преемника. Велегор сказал, что он очень устал, хочет покоя, что ему пора уходить в Другой мир. Он действительно самый старый из известных мне Хранителей. К тому же, Хранителям не чужды людские ошибки. Не ошибаются только Боги…
- Ндаа… Вот как все, оказывается…
- Да, Лекс, вот так…
- И что мне теперь делать?
- Велегор видит тебя Хранителем Воды, и возможно даже, Верховным Хранителем. Духи подсказали ему это. Он на своем горьком опыте знает, что Хранитель не должен допускать ошибок, и отдает всего себя охраняемой Стихии, иначе быть беде. Поэтому Велегор так и обходится с тобой, пытаясь научить тебя не делать роковых ошибок.
- Жестоко, но теперь хотя бы понятно… Скажи, чем именно занимается Хранитель Воды, его, так сказать, должностные обязанности?
- Эээ, Лекс, это тебе лучше всего расскажет твой подручный - Водяной.
- Водяной? А что, они действительно существуют?
- И ты после всего еще сомневаешься? Ну ты даешь, родственничек!
- Ну ладно, ладно… И как мне его найти?
- Да проще простого. Выйди на берег Дона, желательно в безлюдном месте, что сейчас совсем не сложно, не то, что раньше, и позови его.
- Как позвать?
- А как хочешь – или мыслью, или словом, он услышит. Он давно тебя ждет. Беда у вас в реке, большая беда, которую не ждали так скоро и в столь непростое время. Один Черный Колодец кто-то вскрыл, яд опять в реку стремится. Если его не остановить, пострадают и Лес, и Степь.
- Хреново…
- А как ты думал! Хранители всегда там, где хреново, иначе никак.
- Но я то – не Хранитель! Я не проходил инициацию, и не факт, что пройду, Силы у меня практически нет, да и вообще…
- Если ты хочешь узнать больше, и до конца понять – кто ты, то ступай. Под лежачий камень Вода не течет - как раз в точку пословица, прямо про тебя. Да, забыл тебе в прошлый раз сказать – у тебя же есть Помощник! Ты можешь во всем на него рассчитывать, у него тоже есть способности к владению Силой, только пока спящие.
- Помощник? И кто это?
- А ты не догадываешься, чудак-человек? Он уже давно тебе помогает.
- Валера?!
- В точку, Хранитель.
- Неожиданный поворот сюжета… Слушай, все хотел спросить – почему я раньше никаких Духов, Хранителей и иже с ними не встречал?
- Все мы и нам подобные существуем на Земле с незапамятных времен, некоторые из нас помнят еще эльфов, драконов, мир, полный магии и чудес. Просто в ушедшем техногенном мире людей для нас не было места. Мы скрывались в диких, первозданных уголках природы, которых оставалось все меньше. Люди в нас не верили, и мы были слабы, потому что часть нашей Силы зависит от Веры в нас. Теперь цивилизация разрушена, мир почти вернулся в исходное состояние, наступает время Магии – наше Время. Мы потихоньку перестаем скрываться, возрождается людская вера в Духов, в сказки и волшебство, потому что человеку просто жизненно необходимо во что-то верить. Старые ценности разрушены, новые не созданы, вот и всплывают из подсознания, родовой памяти древние верования в силу и мощь нашей матушки-природы.
- А как же религия – христианство, ислам и т.д.? Часть церквей-то сохранилась, да и верующие остались?
- Вера в Бога очень сильно подорвана Изломом. Многие люди считают, что Бог их оставил. И вообще, по поводу религии – это не ко мне, я лесной Дух, языческий, по-вашему.
- Какой-то ты уж очень эрудированный Дух!
- Поживи с мое, еще не то узнаешь! А теперь хватит словеса плести, иди, время не ждет. Да и меня зверушки заждались, деревья шумят, видать, кто-то чужой в Лес зашел. Если что, милости просим, можно с дочкой и сыном, буду очень рад.
- Лады! Береги Лес!
Ответа не последовало, Дубравень уже стремительно и бесшумно скрылся в чаще, а я задумчиво побрел к берегу реки навстречу своей Судьбе.
Берег, как и ожидалось, был пустынен и безлюден. Дон также неспешно, как и века назад, нес свои воды к морю. Хотя осталось ли море – большой вопрос, на который сейчас не было ответа. Ковырнув носком кроссовка песок, я устроился на выброшенном на берег бревне и мысленно попросил Водяного прийти, или приплыть, не знаю, как правильно. Прикрыв глаза и погрузившись в безмолвие, я стал ждать. Прошло немного времени, раздался негромкий всплеск воды. Открыв глаза и посмотрев на воду, я увидел зеленобородое морщинистое лицо, с которого на меня смотрели полурыбьи-получеловечьи глаза. Жабры на шее Водяного ритмично двигались. «Ихтиандр, блин» - подумал я. Удивляться странному виду Водного не было сил.
- Здравствуй, батьку! – пробулькал Водяной. – Извини, что так долго, просто очень тихо ты позвал.
- Ничего страшного, главное, ты пришел. В следующий раз буду громче. Я Артём, а тебя как зовут?
- А я Водяной, батьку, нет у нас имен. Про тебя я давно знаю, но предпочту называть тебя Хранителем, так исстари повелось.
- Как хочешь. А почему у тебя нет имени? Даже у Лешачка есть.
- Батьку, мы Водяные издревле, нас всегда так называли, не мне менять традиции!
- Ну, значит, мне менять. Я буду звать тебя Речень. Не против?
- Хоть горшком назови, батьку, только помоги. Черная вода душит, рыба гибнет, скоро до нас отрава дойдет!
- Да ты не булькай, Речень, расскажи все подробно.
- А что тут рассказывать. Нету Хранителя, и Воде плохо. Кто-то открыл Черный Колодец, и отрава, как много лет назад, выбралась наружу. Печать Колодца очень крепка, сильное на ней заклятье было наложено, она выдержала природный катаклизм Излома. Само собой заклятье сняться не могло, кто-то недобрый помог, и скорее всего, не один. Слышал я, что есть в тех краях кто-то из Темных, наверное, это их рук дело. Кому именно это понадобилось, ума не приложу, ведь от этого плохо всем, всему живому.
- А что сам, не справляешься?
- Я подняться туда не могу, батьку, погибну. Я Водяной, без воды никак, а она уже частично отравлена. Самому тебе надо отправляться туда, в Константиновск, по суше. Я знаю, что там есть кто-то из мелких водяных Духов, остальные разбежались. Когда попадешь туда, позови, может, тебе русалки помогут. Кто-то из них там остался, не захотел уплывать. Опасное это дело, батьку, молод ты еще для него, ох молод, но помочь больше некому. На тебя вся надёжа…
- Ладно, не булькай, понял я тебя. Мне надо подумать…
- Эх, батьку, о чем тут думать-то? Плохо Дону, ой как плохо…
- Мне тоже не очень весело и замечательно… Я помогу…
Водяной молча нырнул обратно в глубину, оставив после себя лишь расходящиеся по воде круги. Постояв еще немного на берегу, я залюбовался феерическим закатом. Красный диск солнца медленно и величаво погружался за лес на другом берегу реки. Ему было все равно, останется ли на Дону, да и на всей Земле кто-нибудь, могущий увидеть его восход и закат, и восхититься им, или нет. Не все равно было мне. В голове крутились разные мысли, начиная от «зачем мне это надо» до «я должен помочь». «Наверное, это действительно мой путь, мое призвание» - сказал я сам себе, проясняя и успокаивая разум, и не спеша направился к Городищу, где меня ждали и надеялись на скорое возвращение домой близкие мне люди.
О Лешачке, Водяном и разговоре с ними я рассказал только Марине и Валере. О словах Лешачка про то, что Валера является моим «помощником», обладающим Силой, и данным мне свыше, я умолчал, так как не представлял себе реакцию прагматика Валеры на эту фантастическую новость. Я решил, что скажу ему об этом позже, при случае, в более спокойной обстановке.
- Я снова должен уйти на какое-то время. Так надо. Поймите меня правильно. Я не могу по-другому. Если погибнет Дон, погибнем и мы. Я обязательно вернусь.
Марина, на которую столько всего свалилось за это время, удрученно молчала. Валеру эта новость тоже не обрадовала.
- Ну, положим, тебе я верю, хотя звучит все это как страшная сказка. Правда, то, что с нами произошло вчера… Если бы сам не участвовал, никогда бы не поверил… Не зря же говорят - никогда не говори «никогда». Но я в жизни не занимался какой-то там «мистикой» и «эзотерикой», ты же прекрасно знаешь. Я совсем не против помочь тебе. Должен же кто-то этим заниматься, а одному в такое опасное мероприятие пускаться не стоит. Мы вон за сыном Семена плавали вместе, и в лес за дровами тоже, а то, куда ты собрался, на мой взгляд, намного авантюрнее. Я иду с тобой, а остальное – время покажет… Пойду собираться… Спокойной ночи…
Валера ушел к себе, мы остались наедине с Мариной. Сидя напротив, она молча смотрела мне в глаза, прижав стиснутые в кулак руки к губам. В ее зрачках я видел пламя свечи, отражение себя, страх расставания и надежду. Вспомнилось, что в книгах и фильмах до Излома момент ухода героя на войну, на подвиг, да и вообще какое-нибудь судьбоносное свершение всегда показывался как-то величественно, гордо, с какими-то громкими красивыми словами и жестами, рождавшими в душе чувство гордости за героя. У меня же в сердце сейчас была только боль и предчувствие разлуки. Я понимал, на что иду, и мне очень, очень не хотелось этого делать, в душе было огромное желание остаться дома, забыть обо всем, как о страшном сне, и жить, жить дальше, как все остальные выжившие. Я четко осознавал, что могу не вернуться, могу больше не увидеть свою семью. Наверное, все это читалось в моих глазах.
- Нам здесь жить, Мариш… Нам, и нашим детям здесь жить… Пойми, я должен… Я очень, очень не хочу уходить, но я должен. Помнишь, что мы говорили детям – нельзя быть равнодушными к миру, надо ему помогать, иначе он станет равнодушен к нам. То же самое я сейчас говорю и себе – нельзя быть равнодушным, иначе зачем быть… Я знаю, ты понимаешь меня…
- Понимаю…
- Ты знаешь, что я вернусь…
- Знаю… Верю… Не хочу, чтобы ты уходил! – она порывисто подошла ко мне и обняла.
- Я понимаю… Ты вернешься! Мы будем молиться…
А потом пришел новый день, день расставания…
Сказ третий.
Восход. Время Ангела
Расставание – это всегда маленькая смерть, которую оправдывает лишь радость новой встречи с любимыми. Вся наша жизнь – это череда разлук и встреч, закатов и рассветов. Только иногда новой встречи, нового восхода может просто не быть. Тогда все, что ты хотел сказать любимому человеку, одиноко страдая в темноте ночи, так и остается лишь безжизненными мыслями, похожими на нераскрывшийся бутон цветка…
Мой цветок той ночью раскрылся полностью, встречая и приветствуя новый рассвет, который дарил надежду…
Темные воды
Мы ушли на следующий день. Теперь никаких машин, только пешком, скрытно и незаметно. Путь ничем особенным отмечен не был, и занял весь световой день. Двигались мы налегке, с собой только фляга с водой, спальники и оружие. Еды с собой не брали, надеясь найти ее в пути. Расстояние было не очень большое, поэтому мы рассчитывали, что наш поход будет недолог, и вскоре мы благополучно вернемся домой.
Шли мы практически все время молча, стараясь не привлекать к себе ничьего внимания. Я думал о произошедших событиях и своей роли в них, Валера, судя по его задумчивому лицу, тоже был погружен в свои мысли. Вечер застал нас уже на острове возле Константиновска. Здесь мы разбили лагерь, а вопрос о переправе на правый берег Дона, где находилась Ведерниковская гора, решили оставить на следующий день. Утро вечера мудренее. Я, как часто со мной случалось в последнее время, вспомнил стихотворение, которое очень подходило к нашему теперешнему бытию:
Видишь, как горит костер,
Ветки полыхают.
На вершинах темных гор
Волки завывают.
Всюду тьма, и лишь на нас
Костерка отсветы.
Мы сидим с тобой вдвоем,
Молча ждем рассвета.
Путь наш долог, за спиной –
Месяцы дороги.
В руки посох – и вперед,
Хоть устали ноги.
Ветер, солнце, дождь и снег –
Все мы повстречали,
Но на наших лицах ты
Не найдешь печали.
Нам не в тягость этот путь,
Жизнь – это дорога.
Сколько нам еще идти –
Много иль немного?
Мы с тобой идем туда,
Где заря рассвета.
Там покой мы обретем…
Скоро ль будет это?
- Покой нам только снится, да, Артём? – улыбнувшись, сказал Валера, устраиваясь поудобнее в спальнике. – Наверное, странникам вообще неведом покой, иначе какие же они тогда странники…
- Я думаю, что нет пути без цели, Валера. Этой целью вполне может быть и покой в том числе. Путь ради пути – это, наверное, не по мне…
- Ну а как же тогда твоя знаменитая восточная философия, Артём? Живи в настоящем, осознавай текущий момент, не думай о будущем и прошлом – это как?
- А никак. Одно другому, на мой взгляд, абсолютно не мешает, а иногда очень даже помогает – например, отделить пустое от важного и нужного.
- Тогда почему мы сейчас сидим здесь, голодные, уставшие, замерзшие, так как костер жечь нельзя, чтобы не привлекать внимания? Для чего мы стремимся что-то исправить в создавшейся ситуации, чуть ли не спасти мир? Почему мы не спим дома в своих постелях, осознавая настоящее и радуясь ему, живя им, а не попытками исправить какое-то зло, которого, кстати, никто из нас еще в глаза не видел?
- Ты знаешь, я тоже задавал себе этот вопрос…
- И что? Ответ есть какой-нибудь разумный?
- Вот именно что разумного ответа у меня как раз таки нет. Разумный ответ, Валера – это по части разума… Меня, да и тебя наверное тоже, позвал сюда не разум, а душа, которая говорит языком интуиции, чувств, знаков, которая не узнает, а именно знает. Жаль, что мы ее слышим очень редко… Разве не так?
- Не так. Я думаю, что ты просто как был, так и остался философом и мечтателем, и твои романтичные попытки спасти мир – как раз из этого разряда, несмотря на твои странные необъяснимые способности.
- Тогда почему ты идешь со мной, если считаешь это глупостями и фантазиями, ты, закоренелый прагматик?
- Почему, почему – по кочану! Кто за тобой, чудо в перьях, будет присматривать? Марине и детям я как буду в глаза смотреть, если с тобой что случится, Дон Кихот Ламанчский? Спать давай, а то есть сильно хочется, хоть отвлекусь во сне.
Валера, повернулся на другой бок и демонстративно закрыл глаза. «Помощник!» - вновь с улыбкой вспомнил я слова Дубравеня, и с этой мыслью провалился в сон.
Проснулся я рано на рассвете, ежась от утреннего холода. Выбираться из спальника совсем не хотелось, но… «Вставайте, сэр, нас ждут великие дела!» - уговорил я себя и нехотя пошел умываться, с завистью поглядывая на крепко спящего Валеру. Я искренне надеялся, что Черная вода еще не дошла сюда, и не успела отравить здесь Дон.
Подойдя к реке, чтобы смыть с себя последствия ночи и окончательно проснуться, я наклонился и зачерпнул пригоршню обжигающе холодной воды, которую с удовольствием выплеснул на лицо. После этой нехитрой процедуры я машинально посмотрел на гладь реки, желая лицезреть свою небритую заспанную физиономию. Однако к моему огромному удивлению, в воде я увидел не свое отражение, а лицо девушки с развеваемыми течением волосами, которое показалось мне смутно знакомым.
Я отшатнулся от воды, почувствовав липкий страх. Это было лицо той девушки, которую мы с Валерой похоронили на берегу Дона. Мираэль – так ее назвал Велегор. Тем временем внезапно воскресшая Мираэль показалась из воды и улыбнулась мне.
- Здравствуй, новый Хранитель Воды. Я вижу, у меня достойный преемник! Не бойся меня, я теперь просто обычная речная русалка.
- Обычная речная русалка?!! Можно подумать, я каждый день вижу обычных речных русалок!!! Ты же умерла, мы тебя закопали за обрывом! Я лично поставил крест над твоей могилой, причем ты была девушкой, а не русалкой!
- Я и сейчас девушка, только русалка… – Мираэль улыбнулась. - За крест отдельное спасибо, он помог мне быстрее вернуться сюда, в этот мир. Когда Хранитель умирает, часть его души может остаться в месте, которое он охранял, но ты об этом, наверное, уже знаешь. Я – лишь часть той Мираэль, которая была очень сильно привязана к этим местам, мне привычно здесь жить и я вернулась именно сюда, правда теперь в теле русалки. – Из воды кокетливо показалась часть рыбьего хвоста, которая тут же спряталась.
- Я ведь когда-то родилась в Константиновске, как и ты, возможно, мы даже встречались, не подозревая о том, что нам уготовано Жизнью.
- Да уж, уготовано…
- Не горюй, все происходит во благо, ты просто не видишь весь Узор… Я помогу тебе, ты можешь звать меня, когда находишься возле какого-нибудь водоема. К сожалению, мой срок жизни в теле русалки недолог, вскоре мне будет пора совсем оставить этот мир, но пока я в силах что-то сделать для тебя. Тебе подчиняется Водяной, который знает о творящемся в речных водах все, он всегда готов помочь тебе. Я же, насколько смогу, обучу тебя тем премудростям обращения с Водой, которые помню сама. Запомни, одно из мест Силы Воды – это слияние рек. Войдя в воду в этом месте, ты можешь узнать о событиях в тех землях, где протекала эта вода.
- Понятно. Я запомнил… Скажи, почему ты умерла?
- Хранитель Воды Волгодонска погиб, ликвидируя последствия атомного взрыва. Благодаря ему радиационное заражение и облако радиоактивной пыли не дошло до нас, осев в окрестностях Волгодонска. После его гибели некому было сдерживать Цимлянское море и плотину. Волна, вышедшая оттуда, была огромной. Она должна была полностью уничтожить все вокруг на многие десятки километров. Поэтому мне пришлось сделать свой Выбор. В этом моя суть как Хранителя.
Она немного помолчала. - Как ты думаешь, почему, несмотря на все войны, катастрофы, катаклизмы мир еще не распался на атомы?
- Это заслуга Хранителей?
- И их тоже. Немало нас ушло в мир иной ради мира на Земле. Я думаю, что будет еще много жертв… Ты должен всегда помнить о Смерти, Артём. Она неизбежна, и скорее всего, ты не сможешь повлиять на ее приход, но у тебя всегда будет Выбор, как и во имя чего умереть. Этот Выбор определит дальнейший путь твоей души после гибели тела.
- Скажи, а как же те люди, которые утонули в реке во время купания? Это правда, что Водяной и русалки забрали их себе?
- Частично. Понимаешь, многие русалки, водяные – это бывшие люди, которые по многим причинам стали духами, привязанными к тому месту, где родились. Так обстоит дело не только с Водой, то же самое относится и к Степи.
- И к Небу тоже?
- Нет, там все по-другому… Но это не мне тебе рассказывать, всему свое время…
- Подожди, со взрослыми более-менее понятно, а как же утонувшие дети, они-то в чем виноваты?
- Дети – это чистые души, которые в силах защитить реку. Если взрослые отягощены своими негативными жизненными свершениями, то дети – еще нет. Из утонувших взрослых получаются низшие водяные существа, а из детей – настоящие Водяные и Русалки. Ты ведь пока общался только с Водяным, а он, кстати, Верховный Водяной, и тоже утонул совсем маленьким. С Низшими у Хранителя нет необходимости общаться, он отдает приказы непосредственно Верховным, а исполняют их Низшие.
- Даа… Целая иерархия у вас получается… Но выходит, что люди сами не выбирают, кем им быть, вы их топите насильно…
- Ты снова не видишь весь Узор. Тонет только тот, кто внутренне готов к такой смерти и изначально был ей предназначен. Об этом не знает его сознание, но душа готова к такой смерти и перерождению в мире духов. Право выбора, и то небольшое, есть лишь у тех, кто осознал всю иллюзорность своего бытия в мире «матрицы», и попытался выйти за его пределы. Это относится к Хранителям, магам, святым… У тебя тоже есть право выбора своей смерти, но только когда тебя инициируют…
- Да ну! Я могу и сейчас себя убить! Право смерти есть всегда и у каждого!
- Но ты ведь этого не сделаешь!
- Ну да… не сделаю…
- Вот поэтому Право смерти – для избранных. Много ты видел людей, которые умерли по своей воле, в выбранный ими час? Никто не хочет умирать, смерть приходит в виде болезни, катастрофы, старости, насилия, но всегда в тот час, который выберет она, а не сам человек. Те, кто могут выбирать свою смерть, выбирают то время и способ, которые помогут их душе сохранить осознание после смерти, и развиваться дальше в Иных мирах.
- А как же тогда самоубийцы? Они же сами выбирают час и способ ухода из жизни?
- Это иллюзия. Умирают так только слабые, которые не могут разрешить сложившуюся жизненную ситуацию, и не нашедшие душевных сил для другого выхода из тупика. Человек считает, что с его уходом из жизни все его проблемы и страдания закончатся, но это не так. Недаром церковь не отпевает самоубийц, считая лишение себя жизни большим грехом. Не ты дал себе жизнь – не тебе ее и забирать. Самоубийство - это отчаянная попытка бегства, но лишь попытка. Душа самоубийцы и после смерти страдает, отягощенная содеянным. Ты наверняка видел или слышал о душах самоубийц. Это неприкаянные призраки, пугающие людей… Они обречены находиться между этим и другим миром до искупления своих поступков, например, как сын твоего друга Игорь… Кроме того, к самоубийству человека подводят умело сформированные жизненные обстоятельства, а не сам он решается на такой шаг. Так что не самоубийцы выбирают смерть, а смерть выбирает их…
- А кто же тогда формирует эти жизненные обстоятельства? Какие-то темные силы?
- Темные… давай пока не будем о них… Не буди лихо, пока оно тихо… Не время сейчас…
- Хорошо, не будем… А как же ангелы-Хранители этих самоубийц?
- Силы и возможности ангелов не безграничны. Есть «матрицы» более высокого порядка, чем те, которые существуют в этом мире.
- А у меня есть ангел-Хранитель?
- Пока что есть, но он только наблюдает за твоей жизнью. У Хранителей нет ангелов, потому что они – Хранители! Хранителю не нужна опека, только он сам полностью ответственен за свое бытие и осознает его до конца. Ошибки Хранителя – это его ошибки, а не следствие каких-то внешних обстоятельств. Тем самым эти ошибки гораздо страшнее и трагичнее. Ангелы даются человеку в этом мире для его опеки и охраны его души. Это как бы воспитатели, старающиеся научить душу жить в гармонии как здесь, так и в другом мире. К сожалению, язык, на котором они с нами общаются – Знаки, сны, тихий шепот интуиции мало кто из людей замечает, а еще меньше тех, кто придает этому какое-то значение. Ангелы защищают людей до их смерти, после чего сопровождают их дальше, либо до того момента, когда человек сознательно отдаст свою душу «Темным силам». В этом случае ангел сам возвращается на Землю, чтобы прожить земную жизнь. Миссия ангела может быть закончена и при жизни человека, если тот смог перейти на другой уровень осознания, освободиться из тисков иллюзий, созданных «матрицей». Именно поэтому существует «проклятье Хранителя» - чем ближе ты к тому порогу, за которым тебя ждет инициация и служение выбравшей тебя Стихии, и соответственно, чем выше твое осознание, тем дальше от тебя твой ангел-Хранитель. После инициации ангел покидает тебя, появившись напоследок перед тобой и попрощавшись, а также оставив часть своей силы, а ты остаешься один на один со своей жизнью. Ты больше не нуждаешься в опеке, ты сам частично становишься ангелом-Хранителем, защищающим мир вокруг тебя.
- Даа… Как-то не так я все это себе представлял…
- Не нужно никаких представлений и ожиданий. Прими мир таким, какой он есть. Все придет в нужный час, нужно только уметь видеть это…
- Как у тебя все просто… Прими, увидь, осознай…
- Именно так! – Мираэль снова улыбнулась.
- Ладно, давай вернемся из светлых ангельских высей в «здесь и сейчас». Тебе надо показаться Валере, Мираэль! Пусть наконец поверит! А то как-то несправедливо выходит… Мне уже столько всего рассказали-показали, а человек, который идет рядом, поддерживая меня, толком ничего и не знает.
- Ты уверен, Артём?
- Уверен!
- Я согласна, но только здесь, в воде, и до пояса. Не будем его пугать окончательно. Я хорошо выгляжу? – Мираэль кокетливо улыбнулась.
- Знаешь, выглядишь ты, по меньшей мере, странно, но, надо признать, довольно симпатично. Думаю, Валере понравится.
- Я рада! Буди Помощника, устроим ему встречу со сказочной реальностью. Пусть начинает осознавать себя как мага.
Я вернулся в наш импровизированный лагерь. Валера продолжал мирно спать, не подозревая, как изменится его жизнь после пробуждения.
- Валера, подъем, завтрак проспишь! – толкнул я в бок своего сонного спутника.
- Завтрак? Завтрак – это хорошо! Подожди-ка, да ты меня дуришь, мы же не брали с собой еды! С твоей стороны, по меньшей мере бессовестно так издеваться над голодным товарищем!
- Да ладно, я тоже голоден. Вставай, мне надо кое с кем тебя срочно познакомить!
- Кое с кем? Здесь?! Я сплю. Это сон, дурной, голодный, кошмарный сон…
- Это не сон, вставай! Я правду тебе говорю!
- Ну ладно… А этот кое кто сюда прийти не может?
- Нет, не может! Пойдем на берег!
- Змей-искуситель! Пошли…
Зевая и потягиваясь, Валера медленно подошел к берегу реки, продолжая недоуменно смотреть на меня.
- Здравствуй, Валера! – улыбаясь, сказала Мираэль, показавшись из воды. – Меня зовут Мираэль. Очень рада с тобой поближе познакомиться! Надеюсь, хоть теперь ты поверишь в слова Артёма?
Целую минуту Валера молчал, смотря то на меня, то на Мираэль, потом в сердцах выругался, и просто тихо сказал:
- Ну и что мне теперь со всем этим делать?
- Живи настоящим, Валера, осознавай его, и просто прими факт существования Мираэль как данность. Не надо включать свой скепсис, сейчас он явно не к месту.
- Да ну тебя к лешему со своими данностями! Вы меня с ума сведете своими штучками!
- Валера, ты помогал Артёму хоронить меня, поэтому ты тоже причастен ко всем этим событиям. У тебя есть часть силы Хранителя Воды, потому что ты – его Помощник. Хочешь верь, хочешь нет, но это так, и от этого никуда не денешься.
- Не денешься, не денешься, - передразнил Мираэль Валера. – Да никуда я деваться не собираюсь, да будет вам известно. Решение принял, буду помогать. А насчет какой-то там потусторонней силы… Время покажет. Вот еще если бы поесть с утра, было бы вообще замечательно.
- Я могу принести вам рыбы, если хотите, - улыбнулась Мираэль.
- А толку от нее, мы ж не сыроеды, а костер все равно нельзя жечь, а то нас заметят…
- Не бойтесь, сейчас на острове никого из людей нет, я это чувствую. Пока что опасность вам не угрожает. Поешьте, отдохните немного, соберитесь с силами. Колодец, к которому вы идете, находится на другом берегу реки, в километре вверх по течению, на Ведерниковской горе. Что там творится, я не знаю, вода там уже отравлена.
Позднее, с аппетитом уплетая зажаренного на углях донского леща, Валера спросил:
- Слушай, а как мы на тот берег переберемся? Лодки в этот раз с собой нет, а в воду лезть не очень то хочется, холодновато. Или мы, как святые, босиком по воде, а, Артём?
- Лодку я вам пригоню, это совсем не проблема, - отозвалась Мираэль. – Но сама туда уже не поплыву, опасно мне в Черную воду попадать, отравит она меня.
- А чем она такая опасная, эта Черная вода?
- Сначала, Валера, она уничтожит всю Иную жизнь Дона и Степи, убьет тех существ и духов, которые в них живут, а потом, когда некому будет ее остановить, Черная вода медленно отравит все живое, делая воду мертвой, а землю – бесплодной.
- Хреново…
- Не то слово, Помощник… Ладно, друзья, мне пора, есть у меня еще неотложные дела. Надеюсь, что мы еще свидимся, а если нет – вспоминайте меня хоть изредка. Лодка у вас будет через некоторое время. – Мираэль, взмахнув на прощание хвостом, скрылась в глубинах реки.
Мы молча сидели на берегу. Примерно через полчаса к берегу неподалеку от нас сама по себе причалила лодка «казанка», в которой было два весла. Когда мы подошли к лодке, из-под ее днища показались два огромных сома, которые величаво поплыли вниз по течению.
- Ай да Мираэль, ай да молодец девчонка! – искренне обрадовался Валера. – А я уже собирался вплавь до того берега. Мне-то не привыкать, но как-то не очень хотелось…
Погрузив в лодку свои скромные пожитки, мы стали молча переправляться. Причалить решили неподалеку от Константиновского шлюза, потому что далеко плыть на веслах против течения не хотелось. До Ведерниковской горы мы думали добраться пешком, потихоньку двигаясь вдоль берега реки и не привлекая к себе внимания. Причалив к плитам подходного канала, мы с облегчением ступили на землю. Лодка осталась привязанной к прибрежным кустам, авось никто не заметит.
- Получилось! – обрадовался я. Но не тут-то было. Издалека послышался громкий крик: «А ну стой, гады!» Стремительно повернувшись на голос, мы увидели, как в нашу сторону бегут трое человек с оружием, следом за которыми, прихрамывая, спешили еще двое. Численный перевес был явно не в нашу сторону. Мы, не сговариваясь, спрятались за лодку, Валера достал автомат и снял его с предохранителя, я тоже выхватил из-за пояса ПМ.
- А ну выходите, козлы! – раздалось уже неподалеку от нас. В ответ Валера, вспомнив боевую молодость, дал два одиночных выстрела над головами нападавших. Те тоже, демонстрируя завидную реакцию, попадали за ближайшие камни и начали стрелять по лодке, но быстро успокоились. Наверное, у них, как и у нас, было не очень много патронов. Надо было что-то решать.
- Может, побазарим по-мирному, товарищи агрессоры?
- А что с тобой базарить, фраерок?- раздалось из-за камней. – Бросайте оружие и выходите, а мы посмотрим, оставлять вас жить, или нет. И вообще, покажите свои хари, а то попрятались, как крысы!
- Сиди, Артём, они нас на понт берут! – прошептал Валера.
- Тогда мы их сами возьмем на понт! Да и лодка уже не выдержит осады, и так вся в дырах. Надо попробовать договориться.
- Дурак, с кем ты собрался договариваться, с этим сбродом? Да они нас перебьют, как котят!
- За этой посудиной нас тоже перебьют, только чуть позднее! Эй, бойцы невидимого фронта, я встаю! Покажитесь и вы, раз такие смелые, когда вас больше!
Я медленно поднялся в полный рост, держа в руке ПМ. Из-за камней также встали двое, показавшиеся мне смутно знакомыми. Вспомнив, где я их видел, я понял – разговор уже не состоится, нас просто будут убивать. Это были те самые зеки, которых я подстрелил в подъезде родительского дома. Каким чудом эти шакалы выжили, я не представлял, но где-то в душе даже обрадовался, увидев их живыми. До этого часа их воображаемые смерти камнем лежали на моей совести. При виде этих «воскресших» камень свалился, но теперь, впрочем, как и раньше, был большой шанс умереть нам самим. Урки меня тоже явно узнали.
- Эй, фраер, а я тебя помню! Это ты, мразь, нас покалечил!- закричал один из зеков. - Да я с тебя живого шкуру спущу, гнида! Понюхаешь могилу!
- Артем! Давай их валить, а то завалят нас,- удобнее устраиваясь для стрельбы, крикнул Валера.
- Мы не будем их убивать! Они и так уже давно мертвы в своей душе! – сказал я так, чтобы услышали все. - Смерть идет за вами, шакалы! - Я по какому-то наитию протянул руку в их сторону, и странные слова громовым эхом сорвались с губ: - Иль эш галла бин морр!
В этот же момент ясное солнечное небо ответило мне раскатами грома. В груду камней, за которыми прятались зеки, ударило подряд три молнии, камни разлетелись вдребезги, и мы увидели ошарашенные лица уголовников. С неба полил проливной дождь, раскаты грома продолжались непрерывно. Я вновь протянул руку в сторону зеков. – Теперь вы действительно умрете, ничтожества! – Зеки, как один обернувшись и забыв про оружие, спешно ретировались, всю их желание мести испарилось вместе с ударами молний.
- Ну ни хрена себе, Громовержец!!! – медленно протянул Валера. – А почему мы тогда идем пешком, а не несемся стремглав к месту встречи на крылатой громовой колеснице?
- Да я сам в шоке, Валера! До сих пор не понимаю, как это у меня получилось!
- Как, как… Давай-ка отсюда подобру-поздорову сматываться, Артём! А то неровен час, другие любопытные в гости пожалуют, а ты даже не знаешь, как ЭТО у тебя получилось…
- Да, действительно, ты прав, заигрался я тут, пора и честь знать. Лодку утопим, все равно она уже не сможет держаться на воде.
- А ты шарахни по ней молнией, испепелишь, тогда не надо будет топить! – ехидно предложил Валера.
- Не издевайся, у меня до сих пор коленки трясутся!
Оттолкнув лодку от берега, мы некоторое время смотрели, как она, задрав нос, погружается в воду.
Дальше наш путь лежал вдоль берега, где можно было передвигаться скрытно, прячась за прибрежными деревьями и кустарником. Дойдя без приключений к подножию Ведерниковской горы, мы решили сделать привал. Уже начинало вечереть, солнце почти скрылось за горизонтом. Присев на землю, я заметил тонкую черную струйку, которая стекала по склону горы, частично впитываясь в землю, а частично продолжая свой путь к реке. Трава вдоль этого мрачного ручейка пожухла и почернела, в воздухе стоял отвратительный запах гнили и сырости.
- Так вот ты какая, Черная вода Подземелий, - задумчиво сказал Валера. – И правда, жидкая Смерть. Теперь я понимаю, почему все так всполошились. Представь, если бы здесь тек не этот жалкий ручеек, а небольшая Черная речка, что бы тогда было…
- А тогда ничего и никого уже бы не было, Валера. Давай пока отойдем отсюда подальше, воняет нестерпимо.
Незаметно наступила ночь. Устроившись на ночлег в ложбине у подножья горы, костер мы не зажигали, чтобы не выдать своего присутствия. Валера, привалившись к дереву, начал похрапывать. Меня почему-то неудержимо тянуло к воде, но идти один ночью к реке я не решался. Я толкнул Валеру в бок.
- Давай посидим на берегу, Валера, решим, как быть дальше…
- А ты не мог сам решить, а потом меня разбудить? Только сон хороший начал видеть…
- Не мог. Мало ли что может случиться, а разделяться нам не стоит.
- Ты и мертвого уговоришь, эгоист… Пойдем…
Вокруг царила ночь полнолуния, гладь реки переливалась и сверкала серебром в неярком свете луны и звезд. «Ну блин, антураж…» - подумал я. Самое время и место для явления сверхъестественных сил. Словно в ответ на мои мысли гладь Дона всколыхнулась, отражавшиеся в воде звезды покрыла рябь, и из воды показалась Мираэль.
- Ты же сказала, что не сможешь сюда добраться, - вздрогнув от неожиданности, воскликнул Валера.
- Как ты нас нашла? – я тоже был удивлен.
- Так же, как и в прошлый раз, Артём. Все Хранители настроены друг на друга, мы чувствуем присутствие своих товарищей, исходящую от них Силу, которую, кстати, чувствуют и Темные.
- Зачем ты рискуешь своей жизнью, Мираэль?
- Я приплыла сюда, потому что исход грядущих событий гораздо важнее моей недолгой русалочьей жизни. Обратно вернуться я все равно уже не смогу, Черная вода просто растворит меня в себе. Во мне и сейчас уже есть ее часть. Зато теперь я знаю, что происходит в окрестностях Колодца. Этой ночью Дарина - Темная с прислужницами будет пытаться вновь, как и много лет назад, открыть Колодец в полную силу. Пока что Колодец просто приоткрыт в результате жестокой человеческой жертвы – насильственной смерти девочки с задатками чародейки. Поэтому я здесь. Если у Дарины это получится, тогда все… Остановить Темную воду будет практически невозможно. Сейчас в округе нет таких сильных Хранителей, как родители Тенгиза. К тому же, даже тогда потребовалась вся их объединенная сила без остатка.
- И что же нам делать?
- Пока просто успокойтесь, послушайте меня и окружающий мир… Это важно…- Мираэль на несколько минут замолчала. Тишина окутала нас, ни шороха, ни плеска, только ночь и свет луны. Русалка вздохнула, по воде медленно разошлись круги.
- Знаешь, Артём, я ведь очень люблю этот мир, его красоту и свет, частичка которого обязательно есть даже среди самой темной ночи. Раньше я часто писала стихи… Сейчас у меня тоже родились строки об этой завораживающей ночи. Я слышала, ты сам поэт, а значит, по достоинству можешь оценить мое творчество. Да и Валере, думаю, понравится… Я рада, что напоследок у меня будут благодарные слушатели…
Ее речь мелодичной волной растеклась над притихшей ночной рекой:
Луна, взгляни на мир полночный,
Что наделен твоей красой,
Твоею силой и сияньем,
Дорожкой на глади речной...
Загадочна твоя обитель -
Здесь сны и слезы, смерть, любовь,
Пороки, страсти, преступленья,
Стриптиз, вино, вампиры, кровь…
Твой символ - волк,
Огонь - твой спутник,
И женщина - твоя душа...
И каждый, кто любил, тот ночью
К тебе с надеждой вопрошал…
- Достойные строки, Мираэль, очень, очень достойные…
- Мне тоже понравилось! Но что значит – напоследок? – спросил Валера. Я, больше не говоря ни слова, опустил голову, потому что уже все понял. Нас ждали новые потери. Мираэль немного помолчала, погрузившись в воду по самые глаза, и наконец сказала:
- Там, на горе, будет вершиться и ваша судьба тоже. Будьте осторожны, у вас очень серьезный противник. Я сталкивалась с Дариной раньше. Это потомственная ведьма, Темная, приложившая немало сил к созданию в наших краях Хаоса. Она участвовала в тех событиях, когда погибли родители Тенгиза. Она уже там, посмотрите на вершину горы. Шабаш начался. – Повернув голову, я увидел тусклый зеленоватый свет, исходящий с вершины.
- В битве с ней тебе может помочь Небесный Огонь. Позови его, если станет совсем плохо. Ты – будущий Хранитель, и вправе призвать эту Стихию. Огонь – это спутник Хранителя Неба, проси у него помощи во имя сохранения равновесия природы. Запомните, что Дарина очень, очень опасна, как опасны и ее темные прислужницы – воскресшие из мертвых девушки-самоубийцы. Я боюсь, что ваших с Валерой сил не хватит на них всех. Я решила помочь тебе, отдав оставшуюся у меня Силу.
- Не надо, Мираэль! Мы справимся! - горячо воскликнул Валера.
- Не отговаривай меня, Валера. Решение уже принято. Я готова полностью покинуть этот мир, и сделаю это без сожаления. Моя жертва во имя спасения вновь нужна Дону. Это последнее, что я могу для тебя сделать, Хранитель, и для тебя, Помощник. После этого мой путь здесь будет навсегда закончен. Мы больше не встретимся. Я рада, что могу тебе хоть чем-то помочь… Велегору потом обо всем расскажешь. Он знает, что Хранитель сам делает свой Выбор, каким бы он ни был. Передавай привет Дубравеню, скажи, я его тоже по-своему любила… Пусть он, когда все закончится, в память обо мне посадит дерево на берегу реки, иву плакучую. – Голос Мираэль задрожал. - Возьмешь с земли то, что после меня останется, и бросишь его в ведьму. Надеюсь, это на какое-то время ее сдержит. Помни меня, Хранитель. А теперь зажмурьтесь...
Я с тяжелым сердцем прикрыл веки. Вспышку было видно даже с закрытыми глазами. Когда зрение восстановилось, я увидел на земле небольшой хрустальный шар с горящим внутри него огоньком. Мираэль больше не было. Не было насовсем... Сердце сжали холодные тиски печали. Валера, обняв меня за плечи, сел рядом.
- Мы должны сделать так, чтобы жертва Мираэль не была напрасной…
- Мы сделаем. Пойдем разгонять этот шабаш к их чертовой матери!
Полные решимости, мы поднялись к вершине горы. Тепло оставленного Мираэль шара проникало сквозь одежду, согревая меня, и успокаивая бешено стучащее сердце. Из-за кустов была видно поляна, которая светилась тусклым зеленоватым светом. Решив, что скрываться нет смысла, мы вышли прямо на свет.
- О! А вот и Шайтан Лекс собственной персоной вместе со своим прихвостнем! Долго же вы сюда шли, мы уже заждались. Или с русалкой опять общались? – обратилась к нам высокая молодая женщина в черной одежде. Она стояла в центре поляны над большим отверстием в земле, из которого медленно сочилась та самая Черная вода, зеленовато мерцавшая в свете луны. Неподалеку от нее, медленно раскачиваясь, стояли четыре женщины, тоже закутанные в темное одеяние. Сама ведьма, окруженная зеленоватым сиянием, была чертовски, именно чертовски красива, и видимо, прекрасно знала об этом и вовсю этим пользовалась.
- Нас, похоже, ты уже откуда-то знаешь, - подбоченясь, сказал Валера. - А вот кто ты, собственно говоря, непонятно… Хотя, если честно, я догадываюсь, догадываюсь…
- Оставь свои догадки при себе, жалкий прислужник! Я ни от кого не скрываюсь и ничего не боюсь, в отличие от вас! Позвольте представиться, - она сделала кокетливый реверанс, – потомственная в седьмом поколении ведьма Дарина, женщина с большой буквы, умница, красавица, приятная во всех отношениях, и очень, очень скромная! – Дарина иронично улыбнулась. – Но не скрою, несовершенна, есть небольшой изъян - характер немного хромает от нехватки любви и признания моих неоспоримых достоинств. Ну, как говорится – у всех свои недостатки! Сколько мужчин сложили из-за меня головы! Так что, вы, вместе с Тенгизом, к сожалению, будете не первыми глупцами, осмелившимися недооценить меня! – В ее голосе прорезался металл. - А это – Дарина обвела рукой, показывая на четыре женские фигуры, и вновь кокетливо улыбнулась, - мои вольные и невольные помощницы – жертвы моей магии и своей глупости.
От фигур повеяло могильным холодом и затхлостью склепа. Тьма словно бы сгустилась вокруг них, скрадывая женские силуэты, и придавая им бесполый потусторонний облик.
- А по-моему, ты просто красивая стерва-истеричка, - холодно прервал ее монолог Валера. – Видал я таких! Снаружи – небожитель, а внутри – испуганная рохля с кучей детских комплексов. Вернись на грешную землю, милая! Ты не лучше других!
- Заткнись, ничтожество! Не зли меня! – вспылила Дарина. Женщины, продолжая синхронно раскачиваться, угрожающе приблизились к Валере, который крепче сжал автомат, направленный на Дарину.
- Артём, успокой его, иначе я его упокою раньше времени! – угрожающе прошипела ведьма. – Разве тебе не интересна истинная причина того, зачем вы здесь? Ручаюсь, тебе о ней никто из твоих не сказал, по стародавней привычке все скрывать, вопрос только – почему? Я тебе отвечу на него. На самом деле все очень просто. Мы с моими прислужницами приоткрыли Колодец, чтобы вызвать тебя или Тенгиза, умертвив тут одну заблудшую душу девочки. Но ты не думай, Лекс, я не чудовище. Девочка была неизлечимо больна, и ей оставалось недолго жить. Зачем ребенку мучиться? Вот я и облегчила ей участь. Заодно она и нам помогла.
- А неизлечимо больной она стала после общения с тобой, да, Дарина?
- Это к делу не относится, не отвлекай меня, - отмахнулась Темная. - Нам нужна твоя Сила, чтобы полностью открыть Колодец, сняв заклятие, наложенное Хранителями. Смерть Хранителя может разрушить чары, наложенные Хранителями Степи и Воды. Велегор об этом знал, но тебе, как я вижу по твоим глазам, ничего не сказал. Ты молод и глуп, Лекс, попался на нашу хитрость, как мальчишка. Спаситель мира выискался, тоже мне! Да ты просто марионетка в руках Велегора! А наивная недоумершая русалочка Мираэль тебя сюда услужливо привела. Радетели за Мир! Ха! Я прекрасно знала, что ты придешь сегодня, ты своим грохотом и молниями пол-округи перебудил. Лучшего уведомления о твоем визите и не придумаешь! Дурачок! Ты так и не внял совету Велегора, всего лишь реагируешь на события, а не создаешь их сам. А мы их создаем. Я долго потела над цепочкой событий, но она сработала, и ты здесь, да еще и с Помощником! Красота! Его спящая Сила тоже нам пригодится. Жалко конечно, из вас бы получились неплохие прислужники для меня… Но ты ведь не согласишься?
- Не соглашусь.
- Я так и думала. Это я так предложила, для очистки совести. – Дарина засмеялась. -Ничего, тебе осталось немного мучиться. Потом твоя светлая душа плавно улетит в Верхний мир. Хотя лично я не исключаю, что попадешь ты не в Верхний, а прямиком в Нижний мир, уж очень в тебе Зверя много, ярости его неутоленной, аура твоя так и пылает красным. Хранители гораздо спокойнее. Вот друг твой точно в Верхний мир попадет из-за своей наивной глупости и тупости. Там таких любят. Да кстати, Хранитель, ты же в курсе, что твоя «белая» магия тут не действует? Или тебе об этом тоже не говорили? Не говорили… Даа… Дурачок ты, Артемушка, дурачок, пропадешь ни за понюшку табака… Здесь, да еще и в полнолуние, я полноправная хозяйка, и твои дожди здесь не прольются! Да и твоя Стихия - вода далековато. Так что ты тут один-оденешенек, Хранитель, и неоткуда тебе ждать помощи, а Помощник твой вообще не в счет. Приступайте! – Дарина властно кивнула женщинам.
Я начал понимать, что действительно конкретно влип. Прислужницы медленно окружали нас, доставая из-под одежды длинные ножи и что-то говоря на непонятном языке. От их могильного запаха начинало физически тошнить. Решив, что уж совсем не стыдно просить о помощи, про себя я начал звать Хранителя Неба, прося подмоги во имя равновесия, как учила Мираэль. Я всей душой желал, чтобы Небесный огонь защитил нас, испепелив эти исчадия Тьмы. И Огонь пришел с ночного неба в виде молнии, мгновенно прорезавшей ночную мглу. Несколькими беззвучными ударами молния очертила огненный круг, внутри которого остались я и Дарина. Валера и Темные прислужницы оказались за бушующей стеной Огня, отшатнувшись от жарких языков пламени.
- Вот как! Неплохо, неплохо… Представление для нас двоих, да, Шайтан? Действительно, главные герои здесь - мы, а те, кто остались за кругом, всего лишь второстепенные персонажи. А ты не так прост, как кажешься, Лекс. Только этого мало, чтобы остановить меня, очень мало! Ты же помнишь, как в хорошем фильме, в конце должен остаться только один сильнейший. И это будешь явно не ты, Хранитель!
- Так я же не Хранитель. Так, погулять вышел. – Я потихоньку достал огонь Мираэль, спрятав его за спиной. Мне было нестерпимо жарко, и в то же время холодно, пот струйками стекал по лбу и спине. Шар Мираэль, словно ожив, обжигал мне ладонь.
- Хамишь. Нехорошо со старшими так. Ну ладно, поиграли, и хватит. Пора тебя наказать.
- И как ты это сделаешь здесь, в кольце Огня? Темная магия тоже бессильна перед Пламенем!
- Боишься, Шайтан? А про Пламя Преисподней слышал когда-нибудь? Огонь-то твой светлый иссякает, ночь все-таки на дворе – мое время! – Огненное кольцо действительно начало опадать, пламя тускнело и съеживалось в размерах. - Да и силы русалки, хоть и с душой Хранительницы, склянку которой ты держишь в руке за спиной, невелики. Не бойся, Артём, это не больно, если сам добровольно согласишься Силу отдать.
- И как же это, интересно?
- А ты поцелуй меня, страстно и долго, Сила ко мне и перейдет, а ты умрешь тихо и спокойно, без мучений. И заметь, с поцелуем красивейшей женщины на устах! Многие мечтали умереть именно так! Грех не согласиться!
- Вообще-то у меня жена есть, и целоваться с посторонними женщинами, хотя бы и такими красивыми, я не собираюсь!
- Нет, вы посмотрите на него! Смелый глупый добрый молодец! Ему о смерти говорят, а он верностью своей похваляется и комплиментами разбрасывается. Хотя не скрою, приятно, приятно. А то в основном проклятия в свой адрес слышу в момент прощания.
Боковым зрением я увидел, что темные фигуры за кругом, уже совсем не боясь Огня, набросились на Валеру, ночь прорезала вспышка автоматной очереди. Пришло время действовать.
- Так больше и не услышишь, это так, из вежливости, напоследок.
- Это почему же?
- Так тебе уже пора назад, в Нижний мир, привет от меня передать, гостинцы отнести!
В тот момент я уже понял, что Дарина полностью надеется на свои заклинания и Темную силу, но как-то совсем не придает значения тому, что на нее еще можно воздействовать и физически. Она уверена в себе и в том, что я не осмелюсь к ней приблизиться. Воистину, людей испокон веков губит их гордыня и самомнение… Ведьмы, как оказалось, не исключение, наверное, потому что тоже люди, хоть и частично…
В своей слепой самоуверенности Дарина не заметила, что позади нее был открытый зев Колодца, к которому она в ходе нашей «дружеской» беседы подошла очень близко. Собрав все силы, я рванулся к Колодцу, толкнув в него Дарину и туда же бросив склянку с огнем Мираэль. Яркая вспышка осветила окрестности, сжатый воздух резко ударил меня в грудь. Я успел увидеть, что зев Колодца закрылся, земля сомкнулась. Частицы души бывшей Хранительницы Мираэль хватило, чтобы закупорить выход яда наружу.
Потом навалилось безвременье. Тишина и пустота укутали меня в свое необъятное мягкое покрывало… Сколько длилась это ощущение, не знаю. Я победил?! Или проиграл?! Непонятно…
Открыв глаза, я увидел, как Солнце вставало над Степью, возвещая новый день. На поляне я был один, лежа на спине среди пожухлой травы. Ни Валеры, ни Дарины с ее прислужницами не было. Подняться с земли удалось далеко не сразу, осмотр поляны тоже был неутешительным. Валера куда-то пропал, жив ли он, оставалось загадкой. Душа была пуста, силы оставили меня. Я почувствовал себя безмерно, бесконечно одиноким маленьким мальчиком, потерявшимся в этом огромном непонятном мире…
Устало сев на почерневшую от пламени землю, и борясь с охватившим меня безразличием, я закрыл глаза, выровнял дыхание и погрузился в себя. Сами собой в душе родились строки:
Я медитирую.
Я не знаю, что у меня осталось в жизни.
Я чувствую.
Я чувствую мир вокруг.
Я в комнате.
Это один мир из тысячи.
Я одинок.
Как любовь в большом городе.
Я медитирую.
Мир вокруг не меняется.
Это правда, но что-то меняется внутри…
После этого что-то и правда изменилось, словно невидимая ноша, гнетущая меня последние несколько дней, пропала. Мир вокруг засиял новыми красками. Я впервые в своей сознательной жизни всем телом почувствовал Степь вокруг, ощутил всех ее обитателей как часть себя, часть огромного, невыносимо большого Мира, который был Живой! Следом пришло знание, что это – не впервые, так я ощущал мир, когда был еще ребенком. Потом, постепенно иллюзорная жизнь взрослых забрала у меня это прекрасное единство с Миром, заменив его противопоставлением «я» и «внешний мир», что, как я теперь понял, являлось одной из причин моего внутреннего духовного конфликта. Я словно вернулся в детство…
Марина… Я услышал ее на расстоянии… Чувство было новым, необыкновенным и волнующим. Тут, что называется, на меня «накатило»… Слезы ручьем полились из глаз, из глубин памяти ядовитой желчью всплыли все невзгоды, которые до сих пор подспудно тяготили меня, горечь обид и разлук жизни, предшествовавшей нашей с Мариной встрече…
Когда ты остаешься один, ты бросаешься к другим,
Чтобы заполнить зияющую пустоту в сердце...
Непрошеные слезы, абсолютно не облегчающие боль,
Невидимы другим, потому что ты плачешь в душе...
Показная маска равнодушия, обращенная в мир,
С приклеенной улыбкой для посторонних...
Как же так? Это происходит с тобой вновь...
Чем ты виноват перед жизнью? А может быть,
Это как раз проявление Ее милости и внимания к тебе,
Которые ты сможешь понять и оценить только через время?
Может быть... Но душу это не спасает, потому что плохо...
Плохо именно в этой комнате и на этом диване, а не где-нибудь
Когда-нибудь... Разуму понятно, что ты не первый и не последний,
Хотя для себя ты надеялся, что с тобой такого уже не будет,
Что твой выбор раз и навсегда... Ошибался... Не раз и только на время...
Да, повзрослел, но что-то недопонял, что-то очень важное и нужное,
Что-то, что могло бы направить жизнь в новое русло, потому что
Сейчас она вновь возвращается в то же болото, откуда ранее
Так радостно сбежала... Ты унываешь... Ты отдаешься этому чувству,
Как ранее тому, что его породило... Это опыт, опыт с очередным
Седым волоском, хотя шевелюра еще вполне темная...
Не хочется себя жалеть, хотя очень хочется...
И завтра будет новый день с пустотой в сердце...
Наверное, лучше пусть так, чем заполнить ее абы-кем ради неодиночества...
Так действительно было когда-то, когда-то невообразимо давно… А сейчас я вновь видел любимые глаза, слышал стук ее сердца, ощущал пряный запах волос… Марина… Я тебя люблю!!! «И я тебя…» донеслось в шуме степного ветра… Где-то рядом со мной, словно два маленькие звездочки, сияли улыбки Данила и Мелинды, повеяло теплом материнского дома… «Домой! Я хочу домой!!!»
Осознав это, я словно от толчка, возвратился в окружающую действительность. Яркие лучи солнца резали глаза, ноги занемели от долгого сидения без движения. Надо обязательно найти Валеру! Но где его искать? Я решил довериться пробудившимся чувствам и интуиции, которые усиленно звали меня в сторону тропинки, ведущей к подножью горы. Пройдя несколько сот метров, я по наитию свернул к густым зарослям шиповника, кусты которого, словно недельная щетина, островками покрывали гору. Интуиция не обманула – в зарослях действительно лежал Валера. Продираясь через колючий кустарник и нещадно дырявя одежду, я увидел, что грудь Валеры мерно поднимается и опускается. «Живой!» - с облегчением понял я, радостно засмеявшись.
Вытащив Валеру из кустарника, я стал звать его по имени, но он не приходил в себя. Тогда мне пришлось дать ему пару пощечин, ответом на которые стало громкое чихание и недоуменно открытые глаза Валеры.
- Ну вы, блин, даете! – сказал он «крылатую» фразу из какой-то старой русской комедии. – Что здесь происходит? Почему я не могу встать? Тело как будто в молотодробилке побывало…
- Ну как бы тебе помягче-то сказать… Практически так… А что, ты ничего не помнишь, что ли?
- Я? Как в сказке – здесь помню, а здесь – не очень… Помню, как на меня накинулись эти вонючие особи женского пола, я стрелял в них, но без толку… Потом что-то яркое и громкое швырнуло меня в сторону, после этого – как будто выключили свет. Не знаю, где я был, помню, что там было невероятно, сказочно красиво, так красиво, что плакать хотелось от радости, и уходить оттуда не было никакого желания. Какие-то люди в светлом долго разговаривали со мной… Они рассказывали, что я твой Помощник, у меня тоже есть часть общей Силы, которой нужно научиться пользоваться, а ты мне в этом должен помочь. Потом снова как будто выключили свет, и я услышал твой голос, а еще какой-то удар по лицу! – Валера через силу улыбнулся.
- Это был не удар, а пара дружеских пощечин за пережитое из-за твоего долгого отсутствия волнение!
- Ах пара пощечин?! Интересно, а что же я тогда должен тебе сделать? Пару дружеских маваши-гэри нанести за разброд и шатание мыслей в голове? Ум за разум заходит!
- Вот приходи в себя, а там разберемся, в обиде не останешься!
- Да уж, не останусь… Слушай, Артём, я теперь вообще ничего не понимаю в это мире!
- Ничего страшного… - Я помолчал, мысленно радуясь, что Валера снова со мной. - Осознание придет со временем. Я сам еще до конца не разобрался в этих мистических войнах. Знаешь, я начинаю понимать только одно – насилие – это не выход. Это только замаскированный вход в мир, полный еще большего насилия. Что-то здесь не так… Получается, даже если мы искореним насилие вокруг, оно все еще останется внутри нас… Насилие внутри нас вновь породит насилие вовне… А это значит, что мы боролись с ветряными мельницами… Видимо, начинать надо с себя…
- Это каким же образом? Смириться и сложить лапки? Убивайте меня, люди добрые и злые?! И меня, и родных моих?!
- Нет, Валера… Наверное, из меня плохой «учитель»… Тут надо понять, и не только понять, но и прочувствовать очевидную, но очень сложную для нашего ума мысль – все насилие, которое происходит в окружающем мире – лишь следствие того насилия, которое царит в нашей душе. Мы отвечаем за те смерти, которые уже случились.
- Мы?! Я никого специально не убивал, только защищаясь!
- Вот… И так думаем мы все… Никто не хочет считать себя плохим, злым, жестоким негодяем, а ведь все это есть в наших душах, стоит только копнуть поглубже… И вот эта грязь постоянно ищет выход наружу, толкая нас на совершение чудовищных поступков… Излом – яркое этому подтверждение… Внутренний Зверь вышел наружу… Да ты и сам это прекрасно видишь, что тут говорить…
- Вижу… Но если на меня нападают, я должен и буду защищаться!
- Остынь, остынь… Силы нам еще понадобятся, и не для спора, а для пути назад. Подумай только над тем, что стало причиной того, что на тебя кто-то нападает? Не зло ли внутри тебя привлекает эти события?… Поразмысли над этим хорошенько, только не поддавайся эмоциям, а потом мы вновь к этому вернемся.
- Ладно, потом буду разбираться в этих хитросплетениях! Спасибо этому дому, пора и к своему! Ты ведь не против, Артём?
- Я – за!
Черные Земли
Валера потерял много сил и еле передвигался, морщась при каждом шаге. Я тоже был далеко не в лучшей форме, поэтому вопрос о передвижении по суше перед нами не стоял. Неподалеку от Ведерниковской горы, прямо на берегу мы нашли полузанесенную песком деревянную лодку, днище которой было подбито листом железа. Я очистил лодку от песка и ила, и убедился, что воду она почти не пропускает, что меня вполне устраивало. Теперь можно было возвращаться домой.
Сделав из подручных средств грубые подобия весел, с помощью которых можно было хоть как-то управлять этой «бригантиной», мы просто стали сплавляться вниз по течению Дона, периодически вычерпывая воду ладонями. Для нас сейчас это был наиболее быстрый и легкий путь. На реке мы были видны, как на ладони, и это было опасно, но сейчас мы плюнули на все предосторожности, потому что Валере нужно было побыстрее попасть домой, в «волшебные» руки Семена, чтобы полностью оправиться от произошедшего. Я подозревал, что у него были многочисленные вывихи и сильные ушибы конечностей, что Валера неумело старался от меня скрыть, притворяясь, что все замечательно. Да и сердце подсказывало, что надо быстрее домой, как-то там неспокойно.
Когда до Городища оставалось всего пару часов пути, мы заметили, что вдоль берега, мелькая за прибрежными кустами и деревьями, за нами постоянно следуют волки. Мне стало совсем нехорошо, так как на случайность это преследование не походило. Волки – это или Дубравень, что уже мне не страшно, или… Тенгиз! Что еще этому Серому от нас надо?
Решив, что осторожность не помешает, мы причалили к берегу неподалеку от Городища и стали осматриваться, не отходя от воды. Мало ли какие сюрпризы нам тут приготовлены! Волки, на удивление, как только мы причалили, куда-то пропали, и больше не появлялись, словно их и не было. Каждую минуту ожидая их нападения и держа наготове автомат и пистолет, мы двинулись к родному дому. Интуиция молчала, словно успокаивая меня, ноги сами несли к Городищу.
Наконец-то мы вернулись, мы дома! Но радость встречи была омрачена событиями, произошедшими в Городище в наше отсутствие. Да и само Городище сейчас выглядело мрачновато – частокол почернел от пламени, кое-где покосился, а местами его просто не было. Обуглившиеся останки двух сараев молчаливо свидетельствовали о бушевавшей здесь огненной стихии. Оказывается, что боролись и страдали не только мы с Валерой. Нашим родным в Городище тоже пришлось ой как несладко. Вот что поведал Семен, когда мы, наобнимавшись с родными, и убедившись, что все живы и здоровы, сели за стол:
- На следующий день, как вы ушли, до нас доползли слухи, что к городу движутся какие-то Чернецы – то ли люди, то ли мутанты - жертвы взрыва на Волгодонской АЭС. Вроде как была у этих Чернецов стычка с мусульманским каганатом, и теперь они несолоно хлебавши числом более сотни идут в Город, чтобы здесь чем-нибудь поживиться. Одним словом, воинственное кочевое племя, совсем как встарь. Мы не придали этому особого значения, ты ведь сам знаешь, сколько разных невероятных слухов сейчас бродит… Оказалось, зря…
Слухи подтвердились практически полностью, причем очень быстро. Вечером следующего дня, когда уже начало темнеть, на нас напали. Сколько их было, я не помню, но довольно много. Все какие-то страшные, оборванные, грязные, с безумными глазами, вооруженные какими-то палками и факелами, одним словом – Чернецы! Помогало то, что они какие-то заторможенные все были, как зомби из старых фильмов ужасов. Пришлось мне вспомнить ростовский опыт войны с Вампирами, правда, эти по сравнению с Вампирами – сущие дети. Сначала мы с твоим отцом в них стреляли, но это их не остановило, они сами лезли на пули, даже стрелять не очень приятно было. Дети и женщины спрятались в доме, и из окон стреляли в Чернецов из ружья, но это тоже мало помогло. Их действительно было много.
С Чернецами пришли несколько тварей, то ли огромных собак, то ли волков, в темноте непонятно, которых нам удалось застрелить до того, как они перепрыгнули частокол, иначе я бы тебе сейчас это уже не рассказывал… Чернецы бросали принесенные с собой горящие факелы во двор, отчего загорелось два сарая и частокол. Пламя пожара осветило место боя.
Оценив «масштаб трагедии», через некоторое время я понял, что если откуда-нибудь к нам чудом не придет помощь, то мы не выдержим натиска. Защищавший нас частокол в некоторых местах начал рушиться, часть его загорелась. Я начал молиться, прося Бога о помощи, и Он меня услышал! Внезапно в свете зарева я увидел стаю волков, которая молча стала рвать Чернецов, а сверху на них напали какие-то черные птицы, похоже, вороны, которые остервенело клевали их покрытые тряпьем головы.
Чернецы, видя, что не справляются с нападением с двух сторон, скрылись бегством, оставив за собой несколько трупов. Когда я утром хотел пойти посмотреть на них, трупов почему-то уже не было. Куда они делись, я не знаю, может, и сами ушли, я уже ничего не исключаю… После того, как Чернецы скрылись, в свете пламени неподалеку я увидел темную фигуру человека, окруженного свитой волков. Он подошел к воротам Городища, совсем не прячась, волки спокойно следовали за ним, не нападая, а напротив, слушаясь его.
Это был Тенгиз, я узнал его. Направив на него автомат, я спросил, что ему нужно. Тенгиз сказал, что пришел нам помочь, потому что сами бы мы с нападением не справились. Это чистая правда, если бы не он и его волки и вороны, я не знаю, чем бы все закончилось… Он сказал, что виноват перед тобой и твоими детьми, и хочет искупить свою вину. Еще он сказал, что будет неподалеку, и попросил, чтобы ты его позвал, как вернешься, после чего ушел. Волки ушли следом за ним.
Семен перевел дух, помолчав немного, и продолжил: - Чудные дела у вас тут творятся, я посмотрю, не скучнее, чем в Ростове. Там – Вампиры, здесь тоже какая-то непонятная нежить, Тенгиз – Повелитель зверей, волки, вороны… Пожар мы потушили, частокол надо восстанавливать… Сараи жалко, но ничего, даст Бог, построим новые еще лучше и больше. Главное – что все живы! Ну а теперь ваша очередь рассказывать, путешественники!
- Не переживай, Семен, все расскажем! Только ты сначала посмотри Валеру, мы там малость повоевали, как-то он себя не очень хорошо чувствует.
- Хорошо, будет сделано! – шутливо отрапортовал Семен, и они с Валерой ушли. Пока их не было, я молча обнимал Марину и детей. Я снова был дома, потому что дом там, где тебя ждут, а здесь меня ждали!
Вернувшись, Семен сказал, что с Валерой все нормально, вывихи он вправил, теперь Валере надо просто отлежаться какое-то время, да поделать примочки на ушибленные места. Все кости целы, голова на месте. «До свадьбы заживет!» - подмигнув Светлане, сказал он. – А теперь рассказывайте, не томите, - он обвел глазами присутствующих, - я думаю, всем интересно, где вы пропадали несколько дней.
Я коротко поведал о нашем путешествии и схватке с Дариной. Сказав, что много говорить не буду, так как устал и хочу отдохнуть, я с Мариной и детьми поднялся наверх, чтобы побыть вместе. Так я и уснул, прижавшись к теплому боку жены и держа в своих руках маленькие ручки Данила и Мелинды.
На следующий день я решил встретиться с Тенгизом. На общем совете встречу было решено провести прямо рядом с Городищем, откуда за ней можно было наблюдать, и в случае чего оказать мне помощь.
Выйдя за стены Городища, я просто сел на землю, как это обычно делал Тенгиз, и стал ждать. Через некоторое время Тенгиз появился. Он был один, волков поблизости видно не было. Над головой у Тенгиза кружились двое голубей, периодически садясь ему на плечи.
- Здравствуй, Лекс…
- И тебе не хворать… Чего ты от меня хочешь?
- Хочу просто поговорить…
- Я, конечно, благодарен тебе за помощь в защите Городища, но это не значит, что я хочу с тобой общаться… Ты достаточно нам навредил до этого…
- А может, ты меня просто боишься, Лекс? Я пришел один, а у тебя из окон вон целая гвардия выглядывает со стволами…
Я оглянулся и увидел два автомата и карабин, направленные на Тенгиза из приоткрытых окон второго этажа.
- Я тебя не боюсь, это так, меры предосторожности… Волков за нами следом, когда мы плыли по Дону домой, ты послал?
- Я вместе с Лешим. Чернецы еще бродят в окрестностях, а вы были слабы после схватки с ведьмой. Мы не хотели, чтобы с вами что-то случилось…
- Заботливые вы наши… Давай начистоту. Ты ведь и сам мог пригнать к Городищу Чернецов, чтобы потом, имея для этого достаточно сил, геройски с ними расправиться на людях, втереться к нам в доверие… Скажу прямо - я не очень-то тебе верю…
- Подумай сам, Лекс, ну какой смысл мне это делать? Я действительно сильнее тебя, так как прошел дальше по Пути Хранителя, чем ты… Твоя схватка с Дариной впоследствии добавит тебе сил, а сейчас ты, словно выжатый лимон, это заметно даже невооруженным глазом… Так что я в любом случае могу победить тебя, если конечно, тебе не помогут другие Хранители, а со своими волками я и подавно мог уже несколько раз проникнуть в Городище… Мне не нужно твое доверие, я говорю то, что думаю, и делаю так, как считаю нужным. Я действительно в ответе перед тобой, Мариной и Мелиндой за свои поступки, и поэтому хочу искупить их, чтобы избавиться от этого чувства. Со своей стороны я сделал, да наверное и сделаю все, что смогу. Я чист перед собой и Небом. Помни, что у каждого есть право на ошибку!
- Насколько я знаю, ошибки Хранителя страшны вдвойне!
- Ты сам знаешь, что я еще не полностью Хранитель, не надо меня этим доставать! Примешь ли ты мои своеобразные извинения или нет – это уже твое личное дело. Надеюсь, что твоя жена уже не сердится на меня, - он улыбнулся Марине, которая смотрела на нас, стоя у окна. - У тебя сейчас почти полностью пробудилась интуиция, вот и послушай, что она тебе говорит… Я уже не несу угрозы ни тебе, ни твоей семье, а наоборот, буду их защищать… Просто выслушай меня, и ты поймешь многое…
- Ну хорошо, надеюсь это время не будет потрачено даром…
Тенгиз сел на землю в своей любимой позе лотоса, голуби опустились ему на колени.
- С той нашей встречи я сильно изменился, многое передумал и переосмыслил. Я понял, что в своих проблемах виноват только сам, и никто более. Мне нужно меняться, чтобы стать достойным Пути Хранителя и памяти моих родителей. Ты, наверное, уже слышал мою историю от Дубравеня?
- Ну слышал.
- Мои родители… В этих голубях частичка их душ… Велегор передал мне их после битвы за Городище.
- Они же вроде были у Лешего?
- Всего лишь какое-то время, Велегор редко отпускал их от себя. Он сказал, что я могу стать достойным сыном своих родителей, и я в это верю. Я много путешествовал, искал себя и свою судьбу в других странах Востока, но она ждала меня здесь… Знаешь, что меня поразило больше всего? Я встречался с Хранителями пустыни – бедуинами, бороздящими ее просторы на верблюдах. Эти люди открыли мне глаза на то, как нужно любить свою Родину, свою Землю, какой бы она не была! Они беззаветно преданы этой голой бесплодной каменистой пустыне, в которой практически нет никакой жизни, не то что у нас в Степи. Бедуины не колеблясь готовы отдать за нее свою жизнь, только чтобы пустыня жила и дальше! Мои родители тоже любили свою Родину и свою Стихию. От отца, Хранителя Степи, мне осталось стихотворение, которое он написал незадолго до своей гибели, видимо предчувствуя ее… Послушай его, пожалуйста… Я знаю, ты поймешь…
Поле…Бескрайнее поле…
Просторы, шепот травы…
Поле… Здесь – моя доля…
Здесь путь закончен… Ура и увы…
Кровью пропитана насквозь рубаха…
Праведный бой был, не стыдно предстать
Перед престолом без стона и страха…
Был срок родиться, черед – умирать…
Много я прожил, немало увидел,
Но только сейчас наконец-то узнал,
Что жизнь – это только тропиночка к полю,
А смерть лишь на этой тропинке привал…
Жаль, не увижу я нашего сына,
В дальних краях он ищет судьбу…
Опыт и горечь подарит чужбина…
Он, как и я, тоже вступит в борьбу…
Снова свет меркнет.. Вся жизнь промелькнула,
Но не жалею я ни о чем…
Рядом со мною голубка вспорхнула,
Вновь вижу ангела я за плечом…
Все, мне пора… Ухожу.. Остается
Только касание ветром волос…
Прах мой земной в поля плоть превратится,
Душа станет капелькой утренних рос…
На глаза Тенгиза навернулись слезы, которые он почти сразу упрямо смахнул рукавом рубахи.
- Велегор временно возложил на себя обязанности Хранителя Степи после гибели отца. Я хочу быть, как отец, Хранителем Степи, это мое призвание и мой смысл жизни. Я больше не стремлюсь занять место Верховного Хранителя, так как осознал, что это огромная, немыслимая ответственность. К этому я не готов…
- Время все покажет, Тенгиз… Ты прав, есть над чем подумать… Теперь я верю тебе, потому что давно знаю, что человек может измениться в лучшую сторону… Еще раз спасибо за помощь в битве.
- Не за что… - Тенгиз встал, и голуби вновь закружились над его головой. – Я ухожу, но чувствую, что наши пути еще пересекутся, особенно если мы пройдем Путь Хранителя. Напоследок хочу тебе дать маленький совет, мысль, до которой сам не так давно додумался. Представь, что каждый день – это маленькая жизнь. Утром, просыпаясь, ты рождаешься, ночью, засыпая, умираешь. Промежуток между пробуждением и засыпанием и есть твоя жизнь. Подумай об этом, проникнись, и твое бытие обретет новое качество. После того, как ты поймешь, что это не пустая философия, а так и есть на самом деле, ты увидишь, что смерть – это подарок, подарок, оттеняющий жизнь и наделяющий ее яркостью, силой и энергией. Оценивая каждый прожитый день перед отходом ко сну, ты поймешь, что делал правильно, а что было пустыми ненужными хлопотами. Так ты попадешь в нужный тебе жизненный Поток… Люди же обычно оценивают прожитую жизнь на закате лет, когда уже поздно что-то менять. Они боятся умирать. Ты же, умирая и рождаясь каждый день, можешь изменить свой день, и, как следствие, свою жизнь, потому что, в отличие от рождения, после пробуждения ты помнишь события прошлого дня, и в силах не допустить совершения прошлых ошибок. А наша жизнь как раз и состоит из множества дней…
- Согласен, это сильная мысль… Спасибо… Я никогда не рассматривал свою жизнь под таким углом… Теперь попробую…
- И еще открою тебе маленький секрет… Я слышал, что ты скоро встретишься с Хранителем Неба. Она очень мудрая, послушай ее внимательно. Она сможет дать тебе ответы на многие вопросы, которые мучили тебя до этого… Удаче тебе…Хранитель…
- И тебе…Хранитель!
Синие Небеса
После произошедших событий, изрядно встряхнувших Городище, все вернулось в привычную колею – зло вроде как побеждено, негодяи наказаны и можно вновь приступать к повседневным хлопотам. К тому же, все эти похождения, недомолвки и иносказания уже начинали мне надоедать. Слова Дарины о том, что я марионетка в руках Велегора, как червь-древоточец грызли душу. Пора было расставить все точки над «и». Я решил позвать Велегора, чтобы поговорить с ним начистоту, положив конец всем сомнениям.
Ранним утром, пока все еще спали, я, отойдя от Городища на некоторое расстояние, мысленно обратился к Велегору с просьбой прийти. Ждать пришлось недолго, Велегор словно был где-то недалеко. В этот раз обошлось без театральных эффектов, он просто тихо окликнул меня из-за спины. К моему удивлению, он был не один. Рядом с ним стояла женщина, от которой исходило мягкое голубое сияние, видимое даже днем.
- Ты звал меня, Артём, и я здесь. – Велегор внимательно посмотрел на меня. - Познакомься, это Хранитель Неба – Эльрисса. Ты можешь многое у нее узнать и многому научиться. На меня не сердись за недомолвки. Ты должен сам пройти свой Путь, и уметь принимать самостоятельные решения в самых немыслимых ситуациях. Схватка с Дариной была твоей предпоследней ступенью перед инициацией. Сейчас ты уже практически состоявшийся Хранитель Воды, не хватает только осознанного принятия тобой служения Стихии Воды.
Эльрисса мягко улыбнулась. - Я знаю, у тебя очень много вопросов, твоя душа в смятении… Я постараюсь тебе помочь. Но в начале немного расскажу о Хранителях Неба, потому что с Хранителями Степи и Воды ты уже знаком. Давайте присядем, в ногах правды нет...
Мы втроем опустились на землю, образовав маленький круг. - Хранителем Неба издревле может быть только женщина. Союз Неба со Степью – женского и мужского – порождает Воду, которая может принимать и мужское, и женское обличье, меняя свое состояние, как меняет она его физически, превращаясь то в лед, то в пар. Союз Неба и Воды – тоже женского и мужского, дает жизни Степи. Все в этом мире взаимосвязано… Ты – Хранитель Воды, а твоя жена – будущий Хранитель Неба…
- А она тут причем? Велегор же говорил, что я должен оставить семью и быть один?!
- Сердце Велегора до сих пор тяготит гибель родителей Тенгиза. Он не хочет, чтобы тебя и твою жену постигла подобная участь. – Велегор молчаливо кивнул, устремив взгляд куда-то вдаль.
- Но ты должен помнить, что это только твой Путь. Нет ничего постоянного в этот мире, любое правило может быть изменено, если для этого настало время, и есть силы и желание это сделать. Все в твоих руках, Артём. Велегор желал тебя проверить, заставить полностью осознать свое место в реальности и твое отношение к своим родным, решить до конца, что тебя на самом деле связывает с ними – Любовь, или привычная привязанность. Его методы жестоки, но действенны, поэтому он и не сказал тебе всей правды о Ведерниковской горе. Время сейчас тоже отнюдь не мирное.
- Но ведь я мог запросто погибнуть! И не только я, но и Валера!
- И тем не менее вы живы, - Велегор пристально посмотрел мне прямо в глаза. - Эльрисса даже смогла тебе помочь, послав к горе Небесный огонь… Марине пока ничего не говори, пусть все идет своим чередом, пока ты сам не сделаешь окончательный Выбор.
- А что будет с ней?
- Она будет видеть сны о небе, о свободе, птицах, гордо парящих в бесконечной синеве. Ей понравится подолгу наблюдать за облаками, разгадывать их переменчивый узор. Изменится ее взгляд и походка, когда она будет в плохом настроении, вокруг может подняться ветер.
- Я буду говорить с тобой твоими же стихами, - промолвила Эльрисса. - В них есть практически все ответы на твои вопросы, потому что созданы эти стихи в порыве вдохновения, когда знание приходит прямо из глубин души, минуя разум. Знай, что ваша с Мариной история началась задолго до этой жизни. Душа Марины, как и твоя, прошла долгий путь, в предыдущем воплощении она была целительницей, спасшей немало жизней, и мученически принявшей смерть, а ты романтичным и бесшабашным бродягой - философом. Там вы и встретились, полюбив друг друга с первого взгляда. Вот он, твой стих – прозрение, вспомни, ты написал его вскоре после встречи с Мариной:
Росчерк молнии... Дождь до рассвета...
Горы... Холод... Дыханье в потьмах
Той, пред кем ты стоишь на коленях
В потаенной пещере в горах.
Там внизу ее ведьмой назвали,
Издевались, пытали и сжечь
У ворот цитадели собрались,
Но ее ты успел уберечь…
Здесь она умирает, сумели
Отнять жизни час, но не дар...
Холодное тело, и только
В глазах полыхает пожар...
"Любимый, как рада, что вижу
Тебя перед смертью своей…
Ты помнишь тот день, когда стала
Душой я навеки твоей...
Теперь ухожу, но мне нужно
Кому-то свой дар передать...
Возьми его... Дай же мне руку -
Так легче теперь умирать..."
И небо безмолвно смотрело
На вспышку в пещере ночной…
Она умерла, он поклялся -
"Отмстя, я приду за тобой!"
Ты действительно отомстил, исполнив клятву, но был пойман и жестоко казнен. Вот такая грустная история…
- А как же наши дети - Данил, Мелинда? У них тоже какая-то непростая судьба?
- Ваши дети – это дети Хранителей. У них свой, особый Путь, о котором тебе сейчас знать не дано, да и не нужно. Всему свое время. Главное – сделай Выбор, и твой мир, а также мир твоих близких изменится.
- Изменится?! Да по-моему он уже давно изменился… Кто я теперь, в этом новом Мире? Несостоявшийся пока Хранитель? Пешка в ваших руках?!
- Артём, не поддавайся эмоциям, выслушай нас спокойно. Поверь, эта беседа нелегка и для нас с Эльриссой, - печально сказал Велегор.
- Внимательно посмотри в себя, Артём. Кто ты внутри? Кто ты на самом деле, каков ты истинный? – глаза Эльриссы засияли нестерпимо ярко. – Помнишь твои стихотворные размышления о Герое и его судьбе? Это тоже эхо твоей прошлой жизни, из которой ты принес сюда свои неразрешенные вопросы:
Грязен старый плащ парчовый,
Пыль на рваных сапогах,
И котомка мертвой плетью
Виснет на твоих плечах.
Продан меч, в залог оставлен
Лук, видавший много стрел,
Рог единорога пропит…
Разве ты того хотел?
В годы прошлые живые
Был героем ты не раз,
И Фортуна улыбалась
Из девичьих нежных глаз…
Что случилось? Где же силы,
Что вели тебя вперед?
Старость, немощь победили
И тебя, и весь твой род.
До последнего не мог ты
Неизбежности принять,
Истины простой – родился -
Значит, будешь умирать.
Не бессмертен ты, вояка,
И обычен твой удел -
Женщины, победы, драка -
Ты же этого хотел?
Делал все во славу славы,
Оказавшейся ничем…
Где же дети твои, воин,
Где жена, где дом, и с кем
Ты встречать ту будешь гостью
Чей недолог уж приход?
Жизнь ты измерял собою,
Вот собой и мерь исход…
- Ты ведь не хочешь стать таким героем, Артём?- спросила Эльрисса. – Мы знаем, что твой путь Иной, потому в этой жизни у тебя есть и семья, и дети, и родной дом. От этого не нужно отказываться, это всегда будет твоей частью. Просто эта часть должна войти в твой новый мир вместе с тобой. Это не так просто, как кажется. Если меняется один, то следом должны меняться и другие, иначе их пути необратимо расходятся… Но вы с Мариной меняетесь практически одновременно, а Данил с Мелиндой будут меняться, смотря на вас.
- И все же меня терзают смутные сомнения в правильности такого шага…
- Тогда, для полноты картины, я напомню тебе твои же сокровенные мечты до Излома:
Ритмы бубна, пляски грома,
Одеяние огня…
Вы пришли сегодня ночью,
Чтоб забрать к себе меня
В путешествие без края,
Без границ, и без ума…
Мир срединный, мир пожухлый,
Сон и ласковая тьма…
Рядом – волк, посланник Духа,
Проводник в иной удел,
В лунной мгле белеет шкура,
Мой Тотем – и мой предел…
- Как видишь, мечты сбываются, Артём. У нас нет пределов, мы действительно пришли забрать тебя. Ты Наш, ты – один из будущих Хранителей. Пора это понять и принять, как данность, пора жить не только в мире физической реальности, мире «матрицы», но и в мире Духа.
- Не думай, что мы давим на тебя, - Велегор шумно вздохнул. - Просто мы хотим, чтобы ты полностью увидел и осознал все происходящее, всю реальность, без всяких недомолвок и умолчаний.
- Всю реальность? Тогда скажите мне, как ваша реальность соотносится с Богом, с учением Христа? Мир духов церковь считает мракобесием и язычеством!
- Ключевое понятие здесь - «церковь» - Велегор помолчал, давая мне время вдуматься в его слова. - Церковь – это люди, Артём. Кто из людей может доказать, полностью подтвердить, что их мнение и верования тождественны Богу? Бог един, а религий, ему поклоняющихся – масса. Даже в самой христианской церкви немало внутренних противоречий и разночтений. Я согласен, церковь действительно помогает многим заблудшим душам, будь то христианство, ислам, буддизм, индуизм и иже с ними. Святые действительно могут исцелять, и даже воскрешать людей, если на то воля Бога. Но они могут это делать лишь в том случае, если на них снизошла часть Единого Духа, пронизывающего весь этот Мир. В христианстве его еще называют Святым Духом. Между нами и каноническим учением Христа есть только внешние, кажущиеся противоречия. В основе всего лежит безусловная всеобъемлющая Любовь. Наша суть едина – Спаси и Сохрани! Именно так пишут на нательных крестиках, один из которых носишь и ты. Только верующие и церковь заботятся о своей душе, душе человека, а Хранители – о Душе Мира, Душе своей малой Родины, потому что наша душа – это часть Души Мира. Знаешь, Артём, ведь далеко не в каждой церкви можно встретить Бога, но в каждой травинке и каждом живом существе всегда есть его частица. Помнишь:
Я - церковная мышь...
Я живу в храме долго...
Повидала я много здесь разных людей...
Незаметна я им,
Только все замечаю,
Да еще иногда гонит архиерей...
Вижу слезы калек,
Слышу стоны просящих,
Скорбь и боль приносящих, а не покой...
Не пойму я одно -
Почему нет улыбок,
Почему лишь беда в храм приводит с собой...
- Действительно, обычные люди идут к Богу, только когда им плохо. Мы же идем к Богу всегда, подчиняя все свои помыслы и свершения его Замыслу, мы не только верим в него, мы – Его часть! Так что, Артём, мы совсем не разрушаем твое православное воспитание, а лишь дополняем его, призывая посмотреть на мир немного по-другому, чем описано в каноническом христианстве.
- Да, вы правы, есть над чем поразмыслить… И все же, хоть ты мне и говорил раньше, Велегор, для чего был нужен Излом? Чтобы выжили достойнейшие?
- Неужели ты думаешь, что главная цель оставшихся на земле людей – выжить? Нет, Артём, главная цель выживших – измениться. Для этого и был предназначен Излом. Ты думаешь, это жестоко? Может быть, но не нам судить. Даже Хранители не могут до конца видеть весь Узор Замысла Творца. Оглянись вокруг - изменения уже начались, их не остановить.
- К сожалению, большинство выживших людей не могут осознать, что они по-прежнему рабы «матрицы», – присоединилась к Велегору Эльрисса. - Да, сейчас техногенной «матрицы» практически не осталось, но ее место заняла «матрица» более низкого уровня – животная. Она примитивна, и поэтому более сильна и живуча. Даже ты не пытаешься спорить с ее реальностью, а просто стараешься в ней выжить, хотя все это – всего лишь иллюзия.
- А как же Оборотни, Вампиры?
-Это не потусторонние существа, как ты ошибочно думаешь, это люди, полностью реализовавшие свою звериную и порочную сущность. В тебе тоже пока что есть часть этого Зверя, но она уйдет со временем.
- Пожалуй, хватит, - поднимаясь с земли, сказал Велегор. – Тебе о многом надо подумать. Теперь ты знаешь все.
Эльрисса тоже поднялась с земли, ее глаза вновь сверкнули. - Мы уходим, но здесь есть еще кое-кто, кто пришел в этот мир специально для встречи с тобой, и незримо присутствовал при нашей беседе. Поговори с ним, и если остались еще вопросы, не бойся их задавать. До свидания, Артём! - Велегор и Эльрисса не исчезли, а просто пошли в сторону Дона, быстро удаляясь. Вокруг больше никого не было.
Про кого они говорили? Здесь же никого нет… - подумал я, вертя головой по сторонам.
«Здесь есть я…» - тихий шелест раздался прямо в моей голове.
- Кто – я? Я вот никого не вижу! Покажись!
«Вообще-то меня можно увидеть только духовным зрением – «третьим глазом», но раз я здесь, то так и быть, реализуюсь на время на физическом плане этой «матрицы». Не испугаешься, Артём?»
- Надеюсь, что нет. Показывайся уже, не томи.
Вокруг меня стали медленно проявляться прямо из воздуха кольца огромного змеиного тела с переливающейся разноцветной чешуей. Я невольно поежился.
«Все-таки боишься»- вновь прошелестел голос в голове.
- Боюсь… - честно признался я. Напротив моего лица материализовалась огромная голова дракона, которого обычно рисуют в сказках. Он был полупрозрачен, словно соткан из разноцветного тумана.
- Кто ты?
- Я – дракон! Неужели незаметно? – медленно прошипело существо. – Я постарался довольно точно воспроизвести свой прежний облик.
- Дракон?! Настоящий дракон?! – удивленно воскликнул я.
- Ну, прямо здесь и сейчас не совсем настоящий… Но сути это не меняет, Хранитель. Учись видеть за внешними покровами, не зацикливаясь на оберточной мишуре.
- А что ты здесь делаешь?
- Ты меня позвал, и я пришел…
- Я не звал никакого дракона…
- Твой ум, может и не звал, а душа давно искала меня в Иных мирах, пока ты спал… Я - дракон из прошлого, но лишь на твой субъективный взгляд. На самом деле, нет ни прошлого, ни будущего, есть только настоящее… Все едино… Ты поймешь это со временем, хотя это тоже звучит странно, учитывая настоящую реальность… Я тоже Хранитель, как и ты. Раньше мы помогали эльфам беречь Землю…. Люди нас уничтожили, как вид. Немногие смогли уйти в другое измерение… У меня нет обиды на людей, каждая раса приходит и уходит в свое время. Наше время на Земле истекло…
- Я вижу в твоей душе Любовь… - неспешно продолжил дракон. - Ради этого я здесь… Поверь, ты сможешь… Ты сможешь пройти все, что тебе суждено… Не сходи со своего Пути, каким бы трудным он тебе не казался. Помни, что Мир не посылает невыполнимых испытаний. Мы встречались с тобой в прошлых жизнях, по воле судеб я сопровождаю твою душу долгие перерождения… Она меняется… Когда-то, давным давно ты просил меня передать тебе сегодняшнему напутствие о том, как не стоит поступать, о том, что произошло с тобой, опьяненном Силой и властью магии. Я исполняю твою волю…
Я ухожу...Нет Силы боле...
Я стал лишь тенью прошлых лет...
И ты не та, и в сердце горе,
Угас волшебный наш рассвет...
Нас в прошлом магия венчала,
И замок был пленен волшбой,
А я взошел на пьедесталы,
Ведомый Духом и тобой...
Мы были молоды, любимы,
И власть была не в тягость нам...
И что теперь?.. Мы пилигримы,
Забывшие любовь и храм...
Мы вознесли себя до неба,
Не признавая сил других,
Кроме своих - подарка Феба,
Превознося лишь только их...
Ничто не вечно... Вечны боги,
Смеявшиеся нам в ответ...
Но все проходит, и чертоги
Стоят, как мертвеца скелет...
Я ухожу... Быть может, что-то
Еще я в силах изменить...
И тень напомнит мне кого-то,
Кого я мог тогда любить...
Помни об этом, молодой Хранитель… Я тоже был очень молод и горяч, когда был Хранителем Земли…
- А сейчас?
- Сейчас мы храним Другой мир, в который вы попадаете после смерти.
- Неужели и там не все гладко и спокойно?
- Жизнь – это путь, который не прекращается после смерти, а просто меняет свое качество…Он всегда наполнен многообразием событий и оттенков… Вселенная бесконечна, и включает в себя множество миров… Мы с тобой еще увидимся там, в Другом мире…
- Когда?
- Там нет понятия времени. Там мы уже встретились и одновременно еще не родились… Наша встреча состоится, когда твоя душа покинет этот мир…
- То есть когда я умру?
- На самом деле смерти нет… Умирает лишь бренное тело, оболочка, остающаяся в этом иллюзорном мире… То, что вы называете смертью, лишь переход длиною в миг или вечность, как пожелает душа… Я увидел тебя, моя миссия окончена. Прощай, Артём… Помни о том, что ты сам себе сказал… Напоследок у меня есть еще одно послание для тебя из Другого мира… от твоих будущих потомков, которые живут уже сейчас…
Света круг во мраке ночи...
Освещенные огнем,
Мы танцуем пляску духов,
Нагишом и босиком...
Мерный рокот грома свыше,
Как тамтамов злой раскат...
Тише, люди! Звери, тише!
Не бегите невпопад...
Мы пришли к вам в жизнь из мира,
Где подвластна танцу смерть,
Где огонь и звон эфира
Подчиняют себе твердь...
Что нам холод и сомненья,
Что живут в душе у вас...
Мы - другое измеренье,
И сейчас пробил наш час!
В ваших душах есть ребенок,
Искра высших сил и сфер.
Помогите себе, люди!
Мы для вас - живой пример
Красоты и граций тела,
Страсти, ритма и огня.
Пусть сначала неумело,
Неуклюжесть, боль кляня,
Вы начнете танец жизни,
Вспоминая тех, кто жил,
Тех, кто есть, и тех, кто будет,
Холод ваш уйдет из жил...
В ритм один со всем на свете
Вы качнетесь в унисон...
Счастья вам, мы - ваши дети,
Мир ваш - наш чудесный сон!
Разноцветный туман рассеялся, оставив меня посреди Степи. «Мир ваш - наш чудесный сон!» Не очень-то он чудесный, по крайней мере сейчас. Хотя как посмотреть…Чудеса, они
ведь рядом, стоит только руку протянуть. Многое теперь мне понятно, но кажется, что вопросов стало еще больше… Наверное, только время даст единственно верный ответ на них…
Нам здесь жить! Эпилог
На этом мое повествование заканчивается, как заканчивается и очередной этап моей жизни, жизни «спящего» человека, раба «матрицы». Завтра мы с Мариной на байдарке отправляемся в путь в Столицу, в Ростов-на-Дону. Это будет завершающий этап моей прежней жизни перед инициацией меня как Хранителя Воды. Я принял Решение. Дневник я оставляю здесь, в Городище.
Родные согласились с нами, понимая, что по-другому нельзя. Родовое древо должно быть полным - нам нужно найти родителей Марины и привести их в Городище. Надежда на то, что они живы, не оставляет нас. Род должен быть един, в этом – его сила. Без поддержки Рода люди – словно одинокие травинки на ветру. Валера, Семен и отец будут охранять Городище, дети уже самостоятельные, мать и Светлана присмотрят за ними, а старшие дети помогут, с Кариной тоже есть кому заниматься.
Я не знаю, что нас ждет впереди, но верю. Верю в себя, в Марину, в нашу любовь, наших детей и родителей, с которыми мы всегда неразрывно связаны в единое целое. Верю в Мир, который постоянно заботится о нас, несмотря на наше несовершенство. Мы тоже будем хранить Его. С нами наша Сила и наша Любовь.
Идя своей дорогой,
Смотри по сторонам.
Листки цветов потрогай,
Послушай птичий гам.
Ты не один на свете,
Ты здесь не в первый раз,
Но не теряй напрасно
Ни день, ни миг, ни час.
Идя тропой бездумно,
Не видя красоты,
Теряешь ты дорогу,
И прочь бегут мечты...
Мелькают мимо тени,
Таких, как ты бродяг,
Все также погруженных
В свой собственный бардак...
И мимолетно где-то
Скользнет их жизни цель.
Они ее не видят
Ни завтра, ни теперь...
Давай же, человече!
Скорее оглянись!
Вокруг чудес так много,
Увидь! Остановись!
Проснись от мыслей пресных,
И разомкни их круг,
Вдохни здесь полной грудью
Заметь ты мир вокруг!
Пускай к тебе пробьется
Мелодия души...
Послушай ее, странник,
Почувствуй, не спеши...
В твоей ведь только власти
Раскрасить жизнь свою,
Сказать Вселенной: "Здравствуй!
Я так тебя люблю!"
И сменится унылость
Весеннею порой!
Душа расправит крылья,
Поймешь ты, что живой!!!
В каждом человеке уживается и Ангел, и Зверь. Произошедшие события наглядно показали Время Зверя, его апофеоз. Я верю, что теперь приходит наше время, Время Ангела, Ангела – Хранителя, потому что без веры невозможно Возрождение…
Храни нас Бог…
Сентябрь 2010 года – февраль 2011 года
|
