Я тебя прощаю.
Неужели конец?- думал Санька, судорожно пытаясь справиться с намокшей и ставшей как дерево робой. Течение было очень быстрым, вода просто ледяной. Перед глазами мелькали какие-то картинки из его жизни, ранее казавшиеся незначительными. Потом он полностью по¬грузился в бурлящую воду, некоторое время видел свет сквозь толщу воды, успел подумать о том, что речка-то неглубокая, в ней просто нельзя утонуть, Вовка там, на берегу, выручит друг, куда он денется... Всё. Последний вздох, полные лёгкие воды, это конец. Санька понял, что тело его умерло, а сознание есть. Маленьким мерцающим сгустком поднялся над водой. Как легко! Он видел себя там, в глубине. Роба зацепилась за нагромождение корней и веток посередине речки. Речка и правда была неглубокая и неширокая, но вода, стекающая с гор, очень холодная, течение стремительное, шумит, бурлит Сурниха - далеко слышно. На берегу дружок Саньки Вовка ме¬чется, со своим зятем о чём-то переговаривается. Трое их было, когда поехали они на рыбалку. Санька сманил: сводный брат из Норильска рыбы заказал. Для Саньки Серега всегда был авторитетом, во-первых, он был старше, во-вторых, славился своими подвигами по поводу жен¬ского пола и был общепризнанным Казановой. Серёга недавно женился на молоденькой девушке, самому-то уже под сорок, и решил объехать родственников с молодой женой. Вот Санька и не хотел ударить в грязь лицом перед сводным братом, угостить, как положено, дарами природы. Собирались быстро, второпях, не терпелось вдохнуть запах речки, идущей свои воды с самых Саянских гор, посидеть у костра, ухи с дымком похлебать, отдохнуть душой.
Вовка был трусоват, но Санька снисходительно прощал ему это, относился как к млад¬шему брату, с юмором и теплотой. Не раз выручал его и на рыбалке и на охоте: его друг почему-то всегда попадал в нелепые ситуации, которые представляли опасность его жизни.
Пометавшись по берегу, Вовка упал на колени и, склонившись к бурлящей мутноватой воде, застонал, заплакал, исступлённо повторяя: «Санька, выходи! Санька, выходи!» Саньки не было... «Всё! Это я виноват! Что мне делать? Как я вернусь в посёлок? Что скажу Алёнке?» Вовка не смог сам перейти речку, ноги сковало от страха и от ледяной воды. Санька, перешед¬ший речку раньше, и теперь колотившийся от холода на берегу и пытающийся развести костёр, увидел, кинулся, как всегда, на помощь другу, схватил, поволок к берегу. Вовка выбрался, а Санька, со сведёнными судорогой ногами и руками, нахлебавшийся воды, остался, бурный поток быстро увлекал его за собой.
Подошёл зять, тронул за плечо. Ему как-то быстро удалось преодолеть речку. Длинный, худой, лёгкий, как журавль, высоко поднимая ноги, без труда перешёл Сурниху. Зубы у него сту¬чали так громко, что Вовке показалось, что они заглушают шум речки. «Собираемся, быстро!» -скомандовал зять. Вовка тяжело поднялся, умываясь слезами, молча пошёл следом за родствен¬ником.
Ночь. Пожилая встревоженная женщина не спала. С вечера сильно болело сердце. Что-то оторвалось внутри, какой-то кусочек отделился. Она чувствовала это физически. Не могла по¬нять, что случилось. Было ощущение, что она что-то утратила. Прометавшись до самого утра, встала с больной головой и стала ждать. Теперь она была уверена: случилось что-то страшное. Материнское сердце подсказывало, что беда случилась с Сашей, он был так далеко от неё. «Нет!» - вслух повторяла она, как будто это могло что-то изменить. Утром позвонила сестра матери, со¬общила, что Саша уехал на рыбалку и не вернулся. Собралась второпях, кинулась на вокзал. В поезде, сидя в оцепенении на полке, просила без конца Бога, чтобы показал ей сына, хотела по¬нять, что произошло. Знала точно, чувствовала, что Саши больше нет. Предыдущая бессонная ночь дала о себе знать: мать забылась во сне, который больше походил на обморок. Бог услышал молитвы матери, показал ей сына. Высоко над землёй увидела она Сашу. Мокрое лицо, волосы, прилипшие ко лбу, бледное обескровленное лицо, полузакрытые глаза. Фигура плотно закутана в какую-то багровую одежду. Мать разглядела робу, которая сковала сына по рукам и ногам. Только почему-то она тёмно-красная. Она увидела водный поток, бурлящий где-то внизу, последовала за Сашей, тайга, тайга кругом, только речка блестящей змеёй извивается. Строение
1
какое-то на берегу разглядела: избушка рыбаков. Посередине реки - залом (нагромождение
веток, деревьев, пучков травы). Лодка, поднявшаяся на дыбы, стояла, прибитая к залому кверху
носом. Потом, вдруг, три фигуры с рюкзаками, медленно идущие к избушке. Затем лодка, в ней
Саша лежит, лицо очень бледное, голубоватого оттенка, из носа сукровица, глаза плотно
закрыты. «Сыночек, что с тобой случилось, как же так вышло, они живые, а ты... Как же ты так
оплошал?» - закричала мать. «Воронка закрутила, воронка. Мама, разве ты хочешь, чтобы и
Вовка тоже утонул?» - с укором произнёс голос Саши - Прости его, мама, я их простил».
Саньку искали долго. Двадцать дней продолжались поиски. Приходили люди, предлагали свои
услуги в организации экспедиций. Несколько раз возвращались ни с чем. Мать по ночам
слышала голос сына: «Мама, почему меня не ищут?» «Ищут, сынок, ищут, - плакала она -
Сыночек, дай знак какой-нибудь людям». Однажды на берегу, там, где уже не раз проезжали на
лодке, кто-то заметил странный предмет. Причалили, это был сапог, болотник, как их тут
называют. Недалеко от этого места был залом. Искать стали более тщательно. Под
нагромождением деревьев, сучьев, замаскированный травой, у корней застрял кожух от
лодочного мотора. Внутри него была голова Саньки. Тело покрыто илом, занесено песком,
завалено ветками. Вытащили, рука намертво схватившая, видимо, душивший его ворот робы, так
и не разогнулась. Лицо чистое, светлое (кожух мотора хорошо сохранил его в ледяной воде),
только когда повезли тело в лодке, из носа пошла сукровица.
Вовка сильно страдал. Ему тоже пришлось вытаскивать друга из-под залома. Не мог смотреть в глаза матери, Алёне, жене Саньки, дочке его маленькой. Спать не мог по ночам, Санька снился, живой, здоровый. Один раз только увидел его как будто мёртвого, разговаривал с ним, плакал, просил прощения, за то, что не выручил в трудную минуту, струсил. Санька смотрел на нeго добрыми, понимающими глазами, старался утешить как всегда: «Не горюй, Вовка, я тебя прощаю, живи долго, жене с дочкой только помогай немного. Каждому своё. Я, видно, тут больше нужен, чем там». Вовка проснулся в слезах, с некоторым облегчением, которое, впрочем, скоро прошло. Он понял, почему: сам себя Вовка простить так и не смог. Собрал семью, уехал далеко-далеко, а вину за смерть друга увёз с собой.
|
