За окном лил дивной красоты ливень. Ольга Валентиновна сидела у окна и ждала, когда придут остальные. Выработанная годами привычка не опаздывать переросла в свое время в гипертрофированную традицию - приходить ровно за час до назначенного времени.
Вот и сейчас она уже 40 минут пила чашечку кофе, вытягивая губы в изящную, по ее мнению, трубочку и грациозно отставляя мизинец.
Вопреки обещаниям синоптиков, ливень и не думал заканчиваться. «И хорошо», - подумала Ольга Валентиновна. Она очень любила дождь. С тех самых пор, как однажды в молодости в примерно такой же дождь она встретила любовь всей своей жизни. Молодого красавца, сидевшего с ней в пустом вагоне трамвая и забывшего на соседнем сидении зонт. Этого молодого человека она больше никогда не встретила, но зонт хранила вот уже почти 14 лет. И сегодня зонт был с ней.
В серых полосках дождя за окном стал вырисовываться силуэт. Чем ближе он подходил – тем все более знакомым он становился Ольге Валентиновне. «Сережа!», ну конечно, это Сережа. И вправду, через минуту в дверь вошел Сережа. Весь вымокший до нитки он потряс мокрой головой и забрызгал, как мокрый пес, коврик перед собой.
- День добрый, Ольга Валентиновна! – сказал он и поспешил блестящими мокрыми ботинками к столику.
- Я вас жду, милый мой Сережа.
В чем, в чем, а в этом он нисколько не сомневался. Он знал, про эту привычку Ольги Валентиновны – приходить на час раньше и ждать. Каждого, кого она ждала, она непременно встречала этой фразой.
- Что пить будете, Сережа? Как всегда?
- Да, - сказал он и через минуту на краю стола с его стороны стоял прозрачный бокал с вишневым компотом.
- Ольга Валентиновна, вы как всегда великолепны! – отвесил комплимент своей собеседнице молодой человек. Он всегда отличался чрезвычайной галантностью. Ольга Валентиновна чуть залилась краской и поправила связанное собственноручно кружево на просторной груди.
- Спасибо, виной тому мое новое увлечение вязанием крючком. Вы не поверите, я вяжу по 10 часов в день!
Сережа, правда, не поверил, как можно на какое-то одно дело тратить столько времени, но потом вспомнил себя, свою работу и мысленно принял эту странную привязанность своей увядающей собеседницы. Сережа работал маклером. Раньше он продавал квартиры, работая консультантом в штате одного крупного агентства по недвижимости, а когда вырос, так сказать, стал работать на себя. За два года свободного плавания он успел наработать себе довольно стабильную базу толстосумов, то и дело меняющих квартиры из праздной прихоти. В ближайших планах Сережи было создать клуб держателей элитных квартир, которые бы кочевали по одним и тем же хоромам по кругу и обменивались бы мнением друг с другом: «Как вам жилось на 21 этаже, сударь? Да? А мы там прожили год и решили съехать этажом ниже. Ах, вы были прошлыми хозяевами этой квартиры? Мы так и подумали – там было довольно безвкусно до того, как мы ее не перепланировали». Такого рода диалоги Сережа мог придумывать бесконечно долго и сам себе умиляться.
Именно работа маклером сделала его воспитанным и галантным – очень часто ему было нужно угождать своим клиентам и проявлять к ним внимания ровно столько, сколько они просили. В благодарность за эту галантность, он получал хорошее вознаграждение и первым делом после очередной удачной сделки мчался покупать себе новый дорогой костюм. Вот и сегодня в обмен на сделанный комплимент, он ждал от Ольги Валентиновны комплимента в ответ.
- Кстати, Сережа, у вас снова новый костюм? – не заставила себя ждать Ольга Валентиновна.
- Да, - он улыбнулся и оглядел свой мокрый пиждак, - только вот вымок немного.
- Но дождь за окном такой дивный, он ничуть не испортил вас и ваш дивный костюм!
Оба расплылись в улыбках, согретые любезностями.
Сережа приходился ровным счетом никем Ольге Валентиновне. Однако их уже много лет связывала странная и крепкая дружба на почве длинных вечерних бесед о жизни. Собственно говоря, сегодня намечалась именно такая встреча. Недоставало еще двух ее постоянных участников.
Сережа сделал первый глоток вишневого компота, часы на стене пробили восемь, из открытого окна сзади ворвался поток холодного воздуха, когда дверь открылась, и в ней показалась статная фигура Иннокентия Ильича.
Иннокентий Ильич, несмотря на старомодное имя, был человеком еще не старым. Никто никогда не задавался вопросом, сколько ему лет, как, впрочем, и другими вопросами касающимися его лично. Единственное, что все знали – Иннокентий Ильич когда-то работал в спецслужбах и из-за какого-то ранения (он хромал на левую ногу), раньше положенного срока, был списан на пенсию.
- Чертов дождь! – выругался он, приблизившись к столу Ольги Валентиновны и Сережи, - пока я шел, меня дважды обрызгали эти чертовы машины!
У Иннокентия Ильича своей машины не было. Было не понято, почему он яро ненавидел машины и всех, кто с ними, так или иначе, связан. Ходил он принципиально пешком в любую погоду, поэтому было немудрено, что обрызгивали каждый раз во время дождя. После службы в органах Иннокентий Ильич долгое время был весьма подавлен, но через несколько месяцев нашел себя в новом жизненном амплуа и зажил новой красочной жизнью. С его собственных слов, однажды ему довелось присутствовать на свадьбе племянницы его двоюродной сестры. Там его представили как генерала в отставке Иннокентия Ильича. Эта формулировка настолько вписалась в его колоритный образ, что кто-то из гостей немедленно подхватил «Ну какая же свадьба без генерала?». С тех самых пор Иннокентий Ильич стал слаб к посещениям чужих свадеб. Куда бы он ни приходил, он немедленно представлялся свадебным генералом, и никто не мог усомниться, что он не приглашен. Иннокентию Ильичу эти церемонии очень льстили и стали очень приятным способом провести время в душевной компании, ну и что, что чужой.
- Мне как всегда!- он крикнул своим раскатистым голосом в потолок и привычным всем размашистым жестом прикурил сигарету. Через пару мгновений рядом с ним красовался граненый стакан с горькой.
- Ваше здоровье! – сказал он и все трое подняли свои бокалы в воздух. Легкое «дзинь» и стало понятно, что долгожданный вечер начинается. Не хватало только доктора Гильденберга.
- Где этот чертов Гильденберг? – спросил Иннокентий Ильич и громко выдохнул целую тучу сизого дыма.
Если Ольга Валентиновна была исключительным примером пунктуальности, то доктор Гильденберг был ее полным антиподом. Он опаздывал так же постоянно, как и ввязывался в различные непонятные истории. Каждый раз, когда он опаздывал – он рассказывал такие небылицы, явившиеся причиной его опоздания, что все ожидающие чувствовали себя вынужденными ему поверить и простить.
- Наверное, снова попал в какую-нибудь историю, - резонно отметила Ольга Валентиновна, и изящно поднесла к губам чашечку кофе, отставив мизинец в сторону.
- Что у нас на сегодня, милая Ольга Валентиновна? – спросил Сережа, выказывая явное нетерпение начать длинную дождливую беседу, ради которой, собственно сегодня все и собрались.
Ольга Валентиновна чуть прищурила глаза сквозь тонкие льдинки очков и предложила:
- Уважаемые мои друзья, вот встречаемся мы с вами один раз в месяц и говорим о жизни, о разных событиях. За несколько лет мы переговорили на сотню разных тем от проблем отцов и детей до существования неизвестных человечеству миров. А что мы знаем о друг друге?
- Ольга Валентиновна, милая, - спохватился Иннокентий Ильич, о котором никто ничего ровным счетом не знал, - помилуйте, мы же договаривались еще несколько лет назад, что не будем никогда спрашивать друг о друге ничего личного. Тем и ценны наши встречи, что после того как мы расходимся, мы становимся чужими людьми, которых только и связывают разве что посиделки один раз в месяц.
- Иннокентий Ильич, друг вы мой сердечный, не волнуйтесь так. Я лишь предлагаю поговорить о том, кто, что думает друг о друге. Вы абсолютно правы, мы ровным счетом ничего не знаем друг о друге, но тем и интереснее будет наша сегодняшняя беседа, что мы лишь поделимся нашими взаимными представлениями.
- По-моему, прекрасная идея, Ольга Валентиновна! – вскрикнул Сережа.
- Хм, - задумался и закрутил усы Иннокентий Ильич.
- Только ради такого случая, предлагаю, все же, дождаться доктора Гильденберга – продолжил Сережа, потирая ладони.
Дверь резко ударилась о косяк с внешней стороны и все трое устремили взгляды в сторону шума. Справляясь с непослушным зонтом, в дверном проеме стоял мокрый доктор Гильденберг.
- Умоляю вас, не судите строго, вы не поверите, что со мной произошло! – крикнул из дверей он.
Трое за столом расплылись в улыбках и переглянулись.
- Проходите скорее! – сказала заботливая Ольга Валентиновна.
Наконец-то закрыв пружинистый зонт, доктор Гильденберг молодой ланью стремглав подлетел к столу.
- Так вот! С работы я вышел ровно без четверти восемь, желая удивить вас. И как только я очутился на улице, я увидел прекрасную девушку, похожую на одну мою бывшую пациентку. Я был невероятно удивлен, так как она скончалась несколько лет назад в нашей больнице. К превеликому сожалению я опоздал на операцию, но себя в ее смерти я не виню, так как на все воля божья. Так вот, выхожу я с работы и вижу - по противоположной стороне улицы идет она. Я, естественно, в крайне степени удивления со скоростью света кинулся к ней…
- Но опоздали? – хихикнул Сережа, неотрывно следя за активной жестикуляцией доктора Гильденберга.
- А как вы узнали?! – удивлено и обиженно вскинув густые брови, спросил доктор. Вся компания громко захохотала. Вечер начался.
- Доктор Гильденберг, от Ольги Валентиновны поступило очень сомнительное предложение посвятить сегодняшнюю встречу обмену мнениями друг о друге. Что скажете? – сказал Иннокентий Ильич.
- Но, как же наш уговор? – спросил доктор Гильденберг.
- Наш уговор останется в силе, - пояснил Сережа, - мы же можем просто выслушать друг о друге наши домыслы и не раскрывать карт.
Доктор Гильденберг хитро наклонил голову и окинул взглядом всех.
- Ну что ж, если все согласны - я тоже. Начнем? Только прежде я бы заказал себе стакан молока.
- Доктор, - Сережа наклонился через стол к доктору Гильденбергу, - доктор, а почему вы всегда пьете молоко? Даже зимой! Оно же холодное!
На самом деле этот вопрос занимал всех. Ничего, кроме молока, доктор Гильденберг никогда не просил.
- Ну как, же, Сережа, разве вы не знаете, что оно полезно для здоровья. Я ведь доктор и знаю, что приносит пользу, а что здоровью вредит, - на двух последних словах доктор Гильденберг сделал особое ударение, обратив черные глаза к Иннокентию Ильичу.
- А что вы на меня так смотрите? - встрепенулся Иннокентий Ильич и отгородился от доктора очередной тучкой сигаретного дыма.
- Да ничего, просто вы много курите и пьете…
- … и на здоровье не жалуюсь, заметьте! – завершил перепалку Иннокентий Ильич.
- Давайте уже начнем! – в нетерпении сказала Ольга Валентиновна.
- А мне кажется, что мы уже начали – сказал доктор Гильденберг. - Выставляю себя первым на обсуждение. Мне нравится эта ваша затея, и я очень хочу знать, что вы обо мне думаете!
Все явно расслабились и мысленно начали готовить вопросы. Ольга Валентиновна целый день готовилась к этой встрече, и идея провести очную ставку появилась у нее во время утренней церемонии поливания цветов. Она очень надеялась, что ее предложение будет поддержано, и она еще утром знала, что о ком она думает, и с нетерпением хотела поделиться со всеми своими мыслями.
- Я уже не молода и прожила довольно длинную жизнь и, как мне кажется, я умею разбираться в людях. Мне кажется, что вы доктор Гильденберг, совсем не доктор. Простите, если я вас обижу.
- Все нормально, милая Ольга Валентиновна, - не желая тратить время Ольги Валентиновны на оправдания, сказал доктор Гильденберг – я же не обязан поощрять или противиться вашему мнению. Оно исключительно ваше. Я останусь самим собой, но просто постараюсь понять кто же в ваших глазах я.
- Помилуйте, а кто же тогда доктор Гильденберг, если не доктор? – сказал удивленный заявлением Ольги Валентиновны, Сережа.
- Мне кажется, что доктор Гильденберг учился на врача, но никогда им не работал.
Гости напряженно замолчали в ожидании продолжения.
- На чем основаны ваши подозрения? – спросил Иннокентий Ильич.
- Доктор, простите милостиво, но вы чересчур небрежны. Поверьте, - Ольга Валентиновна приложила свободную от чашечки кофе руку к вязаному нагруднику, - мне очень нравится в вас эта ветреность и небрежность. Она вам очень идет, но врачи в классическом понимании стереотипа представляются большинству людей крайне аккуратными и педантичными персонами. Вы немного отличаетесь от этого стереотипа. Во всяком случае, чисто с внешней стороны.
- Можно поподробнее, я начинаю вас понимать, - сказал Сережа.
- Подробнее, можно. Доктор Гильденберг не носит часов и постоянно опаздывает. В чем бы он ни был одет, его карманы всегда оттопырены, потому что в них он часто носит купленный на бегу бутерброд с котлетой. Вы всегда опаздываете, не потому что очень заняты, а потому что ровным счетом не знаете куда спешить. И это образ очень занятого и деловитого врача является, по моему мнению, для вас хорошим алиби – всегда можно рассказать о каком-то событии, нарушившим ваши стабильные планы.
- Смею согласиться, - сказал Иннокентий Ильич, - знал бы я, что мой лечащий врач вы – я бы лучше сам себе аппендицит вырезал.
Доктор Гильденберг с интересом, но чуть потухшими глазами, продолжал слушать описание этого дикого образа, стараясь оставаться собой, как обещал, и не принимать близко к сердцу.
- По поводу медицинского образования – я бы согласился с Ольгой Валентиновной, - робко сказал Сережа, стараясь в коей-то мере защитить доктора Гильденберга, - Мне кажется, что доктор Гильденберг очень образован. Хотя, возможно, это дань воспитанию. Такая фамилия для простого смертного – хм, - он улыбнулся, - красивая фамилия и мне кажется, что может быть ваш отец был врачом, и вы очень хотели быть на него похожим и возможно учились на врача…Или же ваша эрудиция досталась вам по генам вместе с вашей роскошной фамилией…- к концу фразы голос Сережи стал совсем мягким и еле слышным, как будто снижая громкость он хочет, чтобы слова перестали вытекать из его бессильных бледных губ.
- Так кто же я, по-вашему, друзья? – спросил доктор Гильденберг, понимая, что это только начало вечера и дальше каждому из них предстоит узнать друг о друге еще очень много интересных наблюдений.
- Вы, однозначно, прекрасный рассказчик, доктор! – все заулыбались и глотнули напитки.
- Я знаю людей, - неожиданно вступил Иннокентий Ильич, - я видел много мужественных мужчин, видел сопляков, которые муху боялись обидеть и поэтому гибли как мухи от пуль тех, кто этого не боялся. Но, по долгу службы, я сталкивался с третьим типом людей. Они хотели казаться сильными, а были слабыми или наоборот. Глядя на вас, доктор, смею предположить, что вы сильнее, чем хотите казаться. Либо вы еврей и умеете казаться тем, кем нужно вам казаться в этот момент, доктор, либо в вас силы больше, чем у всех нас вместе взятых.
- С чего это такие убеждения, - спросил Сережа, понимая, что его достоинство принижают.
- А вот именно с этого, Сережа, - доктор Гильденберг имеет силу нас слушать сейчас. Все, что прозвучало только что, ничуть не красит его, а скорее наоборот. И при этом, доктор ни слова не промолвил в свое, так сказать, оправдание или защиту.
- Так может, он молчит только потому, что так дело и обстоит? – сквозь льдинки очков, спросила Ольга Валентиновна, полностью уверенная в своей разборчивости в людях.
- Нет, милая Ольга Валентиновна, этот человек готов слушать и готов воспринимать. Его эта, как вы смели заметить, ветреность и небрежность, совершенно не сочетается с его выдержкой. Если уж касаться стереотипов – человек его эмоционального склада, - Иннокентий Ильич сотряс руками воздух, как это обычно делает доктор Гильденберг, - по сути, не может так держать себя в руках, как это сейчас делает доктор Гильденберг. Я думаю, наш доктор лукавит не только по поводу своей профессии, но и по поводу себя самого.
- Позвольте, но ведь доктор сразу сказал, что, что бы мы ни говорили, он останется самим собой и никем другим.
- А это, как раз таки, еще один штрих в его портрет. Доктор хорошо играет того, кем мы его привыкли видеть: взбалмошного, рассеянного, с оттопыренными карманами человека.
- А зачем ему это? – спросила Ольга Валентиновна, совсем забыв правило приличия – не говорить в третьем лице о присутствующем человеке.
- Доктор, вы еврей? – спросил Сережа.
- Я доктор Гильденберг, - заключил доктор Гильденберг.
- Браво! – звучно сказал Иннокентий Ильич и заздравным жестом поднял стакан с водкой.
- Что ж, если позволите, у меня созрел вопрос к вам Иннокентий Ильич, - с улыбкой нежного дитя, сказал доктор Гильденберг.
- После вашего стоического терпения – милости прошу, - ответил Иннокентий Ильич прикурил сигарету.
- Взаимно заранее прошу прощения, если обижу вас необоснованными доводами, но мне кажется, что вы тоже совсем не военный и никогда не работали ни в каких в спецслужбах.
- Вот это заявление! – вскрикнул Сережа, откинулся на спинку стула и гигантским бантом сложил руки на груди.
- Я врач и видел людей, которые страдали контузией или получали травмы в ходе военных действий. Вы хромаете. Мы знаем, с ваших слов, что именно эта травма стала причиной вашей преждевременной отставки. Я не знаю, чем именно вы занимались в прежней, так сказать, жизни, но многих военных с вашим типом травм отправляют на бумажную или преподавательскую работу… но не в отставку!
- Я солдат и я никогда бы не позволил себе стать бумажной крысой или рассказывать соплякам о секретах военной разведки! – закипел Иннокентий Ильич.
- И еще одно, - не повышая тона, сказал доктор Гильденберг, - вы очень изящно говорите. Примите это как высочайший комплимент, но никогда на своем веку я не встречал военного, который бы говорил «позвольте», «браво» и «милости прошу».
- Вы хотите сказать, что наш генерал артист или литератор? – вкрадчиво спросил Сережа. Ольга Валентиновна опустила мизинец и только после этого - чашку на стол:
- Я никогда об этом не думала, а ведь это правда хорошо вписывается в ваш портрет, милый Иннокентий Ильич. Вы могли быть артистом – красноречия вам, правда, не занимать, получили какую-то травму и были лишены дальнейшей возможности выступать на сцене, но после, морально оправившись, вы нашли себя на поприще посещения чужих свадеб в качестве свадебного генерала…своего рода подмена понятий для самого себя!
- Кого вы из меня делаете? – Иннокентий Ильич покраснел от гнева, но решил держать себя в руках до последнего, отдавая честь мужеству доктора Гильденберга в этой же ситуации десять минут назад.
- Иннокентий Ильич, милый, мы сегодня собрались здесь, чтобы посмеяться над тем, кем мы видимся друг другу. Едва ли наши догадки хоть на толику совпадут с истинными Вами. Вы же понимаете, что вечер закончится, и мы увидимся лишь через месяц, а может быть по каким-то причинам не увидимся более никогда. Нас ведь никто силой не тащит на наши встречи, и никто не просит раскрывать своей сути. Каждый из нас останется при своем мнении.
- Но я не хочу, чтобы вы, мои друзья, с которыми я столько лет провожу вечера, были обо мне такого мнения!
- А что в этом такого? – спросила Ольга Валентиновна, - мы же с вами встречаемся не потому что вы бывший военный а сейчас свадебный генерал, а потому что вы прекрасный умнейший и интереснейший собеседник со своим мнением, часто отличным от мнения каждого из нас.
- Я тоже не считаю, что мы не вправе судить, кто из нас кем является той, другой жизни, - сказал Сережа, развязал руки и как-то грустно посмотрел на ливень за окном.
Иннокентий Ильич смягчился и потушил сигарету.
- Друзья мои, вы как-то притихли. Давайте перейдем к следующей кандидатуре? – сказала Ольга Валентиновна и улыбнулась. – Расскажите обо мне!
Доктор Гильденберг, по всей видимости, успел реабилитироваться и воспрянуть, поэтому удобно уперся локтями на белую с розовыми полосками скатерть и начал:
- Если уж начистоту, об Ольге Валентиновне я ровным счетом не могу сказать ничего. Прекрасная женщина. Мне, правда, удивительно ваше одиночество. Ведь, за много лет общения мы ни разу не слышали о вашей семье. Мы ровным счетом не знаем. родились ли вы тут или приехали откуда-то. Ничего.
- «M» или «N» - как у Кристи! – вмешался эрудированный Сережа. Может быть вы шпион, засланный следить за горожанами. У вас есть «легенда», любимое занятие, домашние растения.
- Между прочим, помните, друзья, когда мы встретились впервые и познакомились. Именно Ольге Валентиновне пришло в голову первое правило наших встреч «Ничего о себе не рассказывать»! – утвердительно чеканя каждое слово, сказал Иннокентий Ильич.
Ольга Валентиновна по-доброму улыбалась верхней губой, в то время как нижняя была закрыта краешком кофейной чашки.
- Да! – доктор Гильденберг победоносно поднял указательный палец к потолку. – Все складывается. Ольга Валентиновна либо психолог и использует нас для своей многолетней докторской диссертации по психоанализу либо она действительно работник спецслужб! Простите мне мое кощунство и дерзость, но для психолога одиночество – признак личностной несостоятельности. Покажите мне хоть одного психолога, который не стремился бы или не сумел устроить свою личную жизнь?
- Как сложно, - сказал Сережа и зарыл свои длинные пальцы в соломенных волосах, - но зачем ей наши встречи, если она секретный шпион. Мы не говорим о друзьях, знакомых, мы даже отца доктора Гильденберга не знаем, а рассуждаем о нем. Зачем Ольге Валентиновне эти игры?
- А не думали ли вы друзья мои разлюбезные, - Иннокентий Ильич с гордым видом выправился на спинке стула, - что мы для нее игра! Вы не находите сходства во всех нас? Она подбирала нас очень искусно и по строго определенным критериям!
- Новая версия? Интересно-интересно! – сказал доктор Гильденберг и вытянул красивую шею ближе к генералу.
- Может, я не прав, но прошу каждого из вас рассказать, где она нашла вас? А после, я скажу, почему именно вас!
- Я познакомился с Ольгой Валентиновной, когда пять лет назад пытался купить 2 билета в театр для себя и моей коллеги! – сказал Сережа, устремив прозрачные газа куда-то внутрь себя. – я пришел за час до премьеры, и билетов в кассе, конечно уже не было. Огромная толчея толклась возле входа, я четверть часа безнадежно спрашивал у каждого встречного, нет ли у него лишнего билетика, и в какой-то момент увидел Ольгу Валентиновну. Она подошла ко мне и предложила сразу два. Я спросил сколько я должен ей за эту любезность, но она отказалась от денег. Я был очень рад такому счастливому случаю и предложил ей угостить ее чашечкой кофе как-нибудь. Она согласилась и назначила день и время. Именно тогда я познакомился во всеми вами.
- Пять лет назад я пошел на рынок, прикупить себе домой продуктов на неделю. Продуктов громко сказано – консервов. – доктор Гильденберг отодвинул стакан молока и погрузился в воспоминания, стараясь не упустить ни малейшей детали, - Помню, я был очень простужен и чувствовал себя крайне измотанным и бессильным. Но фоне этой моей болезненности между рядами я увидел Ольгу Валентиновну, которая энергичной походкой прошла мимо меня и чуть задела. Из ее сумочки выпал кошелек, но она этого не заметила и слилась с толпой. Я подхватил ее кошелек и побежал в толпу, где она скрылась. Я догнал ее на выходе с рынка, благо Ольгу Валентиновну легко приметить благодаря ее потрясающим костюмам. Я отдал ей ее кошелек, она была весьма удивлена как его утерей, так и мои поступком. В ответ на мое не безразличие она предложила мне встретиться в знак благодарности. Я согласился, так как не смел отказать даме. В тот вечер я познакомился со всеми вами.
- Вы сказали очень хорошую фразу, дорогой доктор Гильденберг! Даме! Вы не смели отказать даме! – на последнем слова Иннокентий Ильич повысил голос. – Господа, я все понял. Вы не видите прямой связи между нами?! Четыре мужчины и одна дама. Один молодой блондин – Сережа, вы валет! Один зрелый видный брюнет – доктор Гильденберг, вы король. Я бывший военный, а значит – человек из казенного дома! Я – туз. А наша прекрасная Ольга Валентиновна – дама!
- Блестяще! Браво, Иннокентий Валентинович! – крикнул доктор Гильденберг.
- Вот это логика! – сказал ошарашенный Сережа.
Иннокентий Валентинович был счастлив своей проницательностью. Только Ольга Валентиновна выжидала паузу. Когда эмоции мужчин закрепились и осели в их головах, она сказала:
- Я знала, что рано или поздно вы найдете логику, нашего знакомства! Я рада, что теперь вы понимаете, почему все вы мне меня не случайны!
- Постойте-ка, но это ничуть не делает личность Ольги Валентиновны более понятной для каждого из нас. Зачем? Зачем она нашла нас по четким внешним параметрам. Зачем мы встречаемся раз в месяц и зачем разговариваем на столько разных тем? Кто вы, Ольга Валентиновна?
- Позвольте, я скажу, - сказал вдруг потухший доктор Гильденберг. Все замолкли и погрустнели, глядя на доктора.
- Ольга Валентиновна просто одинокая красивая женщина, с любимыми занятиями, комнатными цветами. Она прозрачней каждого из нас. Ей просто интересно общаться с людьми. Узнавать их. Именно от одиночества…Мы интересны ей как люди. Мы лучшее из хобби, которое можно придумать.
Все притихли больше прежнего. Даже мысленно. Блестящая схема Иннокентия Ильича привела в тупик. Каждый отпил из своего бокала.
- Господа, остался только я. – сказал Сережа, пытаясь разбавить эту странную липкую паузу.
- Ну что ж, Сережа, если вы позволите, о вас свое мнение начну высказывать я. – сказала Ольга Валентиновна, поддерживая желание разбавить всеобщее молчание, вызванное странным портретом ее самой. – Все, что мы знаем о вас, это то, что вы молоды, успешны, любите покупать дорогие костюмы и крайне галантны с женщинами. И знаете ли… - Ольга Валентиновна сделала театральную паузу, пытаясь с ее помощью привлечь внимание доктора Гильденберга и Иннокентия Ильича, погрузившихся в тяжелые раздумья, - мне этого достаточно!
Все встрепенулись.
- Его образ единственный не вызывает сомнений. Славный ребенок из хорошей семьи, любит пить компот, потому что он напоминает ему о его бабушке. Начинал с малого, но сейчас уже встает на рельсы настоящей взрослой жизни. Как все молодые – фантазер и романтик.
- Вы правы, Ольга Валентиновна. Вы как всегда правы и я не знаю, что мне добавить к вашим словам, - сказал доктор Гильденберг, рассматривая почти в упор на Сережу.
Сережа смотрел на свои собеседников и с легким сердцем радовался, что, кажется, его минует эта участь быть разобранным по косточкам.
- Я тоже согласен, - сказал Иннокентий Ильич, - однако Сережина чистота не высказывает ни единой черты его характера. Он же не может быть белым листом бумаги, на котором обстоятельства пишут события его жизни.
Доктор Гильденберг утвердительно кивнул головой:
- Что же вы предлагаете? Как мы выясним человеческое в Сереже?
- Давайте отвлечемся и поиграем. В это кафе рано или поздно кто-нибудь войдет. Пусть первый, кто войдет, станет нашей мишенью. И пусть наш загадочный Сережа расскажет о совершенно незнакомом случайном человеке в нескольких фразах, характеризующих этого человека, по его мнению с самой яркой стороны. Естественно, внешние характеристики мы в счет не берем.
- А я согласна! – сказала Ольга Валентиновна.
- Согласен! – сказал доктор Гильденберг.
- Согласен, - сказал Сережа.
Все четверо уставились на входную дверь. Мишень не заставила себя ждать. С резким порывом воздуха в двери показалась фигура молоденькой девушки. Она была в сером плаще с ярко желтым зонтом. Видимо из-за порывов ветра капли дождя все-таки касались ее волос и плеч, потому что и те и другие были влажными. Девушка бросила быстрый взгляд на единственный занятый столик и села за соседний. В течение нескольких минут она грела пальцы рук о пальцы рук. А когда ей принесли горячий шоколад и когда она его глотнула, вся обстановка в маленьком зале как будто стала светлее. Девушка достала маленькую книжку, городского формата, открыла ее на заломленной странице и погрузилась в чтение.
Четверка за столом пристально смотрела на девушку. Доктор Гильденберг смотрел на нее и думал «Он явно не местная, возможно, с юга. Скорее всего страдает анемией…». Ольга Валентиновна глядя на девушку сразу мысленно оценила ее тонкий вкус «Серый плащ, горчичного цвета шейный платок глубоко желтый зонт, предельная аккуратность, великолепное каре и естественность…». Иннокентий Ильич продумал про себя «Интересно, почему она одна. Дождь. Пришла переждать? Почему у нее с собой оказалась книжка – она знала, что будет сидеть одна? Или ее спутник как доктор Гильденберг всегда опаздывает?»
Сережа смотрел на девушку и пытался собрать мысли воедино.
- Почему вы на меня так смотрите? – как обухом по голове пронесся в воздухе голос новой гостьи. В глазах Сережи помутнело на миг, когда он встретился с ней взглядом.
Она смотрела чисто и немного недовольно прямо в глаза Сережи.
- Вы очень… - единственное, что удалось выжать из себя Сереже.
Девушка улыбнулась самой прекрасной улыбкой на свете. И Сережа улыбнулся в ответ.
- Я могу присесть к вам? – спросил он нерешительно, позабыв обо всем.
- Можете, - сказала девушка и смущенно опустила ресницы.
Сережа взял компот и присел к ней за столик.
- Как вас зовут, - спросила девушка.
- Сергей, - сказал Сережа и продолжил, - Сергей Гильденберг. Можно просто Сережа.
- Сережа, а почему вы один? – спросила девушка и снова улыбнулась. Сережа оглянулся на столик, где только что сидел он. На столике стоял пустой стакан из-под водки, недопитый стакан молока и пустая чашечка кофе.
- Я ждал вас… - сказал Сережа со свойственной ему галантностью.
- И долго вы меня ждали?
- Час, я пришел ровно на час раньше вас.
Сережа чувствовал себя в полной прострации, как будто его мозг из тугой пелены начинал видеть свет.
- Сережа, расскажите о себе, - девушка отложила в сторону книгу и облокотилась подбородком на ладонь.
- Я работаю маклером. Я продаю квартиры богатым людям. Мне нравится моя работа. Но я очень долго шел к этому. Я всегда хотел быть военным. Я даже поступал в свое время в военное училище. Знаете ли, многие мальчики мечтают стать секретными агентами или хотя бы генералами. Но сразу после экзамена со мной произошла неприятность. Я попал в аварию и по состоянию здоровья мне пришлось отказаться от мечты военной службы…
- Почему же? – спросила увлеченная собеседница Сережи.
- Моя левая нога …в общем я пока еще не восстановил ее до конца, но я работаю над этим и скоро я не буду хромать совсем!
- Простите, я правда не заметила, - огорчилась девушка.
- Зато этому была очень рада моя бабушка, Ольга Валентиновна…Чудеснейшая женщина тонкого воспитания и чрезвычайной галантности, она заразила меня идеей стать артистом! Я мечтал об этом и грезил сутки на пролет. Параллельно я выдумывал, знаете ли сценарии развития некоторых событий и представлял себя во многих ролях! Но мой отец, он врач… настоял на том, чтобы я учился на врача…
- Как же вы стали маклером, Сережа?! – всполошилась девушка.
- Меня отчислили, - Сережа сделал очень грустное лицо, - я постоянно опаздывал на лекции и даже на экзамены… Но зато потом я твердо решил, что врачебное дело не для меня и нашел себя в другом – более прибыльном.
Сережа получал истинное удовольствие от разговора и от того, сколько внимания и живого интереса проявляет его новая знакомая к нему. Она улыбнулась.
- Сережа, мне кажется, что у вас очень грустные глаза и какие-то очень отстраненные…мне кажется или в вашей жизни есть что-то, что вас очень беспокоит?
- Я болен…врачи говорят, что я очень болен… но с этим живут.
- До самой старости?
- До самой старости. Жизни во мне четверых это точно! |
