1
Выплакав на работе неделю отпуска, Фёдоров быстро собрал снасти, взял месяцами собираемые в специальный чемоданчик необходимые излишества, покидал в машину пару свитеров, плавки, заколенники, плащ-непромокашку и выехал из города. «Приеду - сразу в лодку» - пообещал он себе. Накупив в огромном супермаркете на выезде из города запас провианта, продолжил неблизкий путь. Четыреста километров – это два двойных диска. Фёдоров честно поставил заранее заготовленные для этого случая симфонии Генделя и выехал на трассу. Гендель не покатил. Хотелось чего-то, чего же хотелось. Со вздохом оглядел стопку дисков, и, уступив себе, зарядил Баховские фортепианные концерты. Да, лучше Гульда может быть только Гульд… Мелькали поля, леса, нескончаемой лентой впереди машины бежала дорога…
Последние четыре километра по просёлку, который и дорогой-то назвать нельзя. Каждый раз, трясясь в машине по выбоинам, клялся и божился привезти пару-тройку камазов с гравием и выровнять это безобразие. С другой стороны на соседнее озеро вон дорогу нормальную проложили, а через два года в нём рыба закончилась… Лучшее – враг хорошего.
Поселение из семи домов бодро сбегало к воде. Озеро огромное, 12 километров в длину, зеркалом лежало в зелёной чаше.
Подогнав машину к самому крыльцу ближайшего к берегу дома, Фёдоров заглушил мотор и сразу окунулся в блаженную тишину. Выпрыгнул в нагретую за день солнцем траву, взлетел на крыльцо, нашарил в тайничке ключ и отпер амбарный замок. Его ждали – всё было чистенько, постель застелена свежим бельём, на столе чашка, тарелки-ложки, размороженный и вымытый холодильник приветливо распахнул дверцу. За год на стенке появились большие офисные часы – привет от прежних постояльцев.
Первое дело – чайник. Пока выгружал, пристраивал всё на свои места, расставлял в сенях удочки, сапоги и корзинку на случай грибов, чайник пришлось греть еще раз. Наконец расположился у стола с кружкой и утренними бутербродами – в машине он есть не любил. Окнами домик выходил прямо на озеро, под берегом росли три огромных клёна и стояло две баньки – старая деревенская с замшелой крышей и новая, укрытая со всех сторон вязанками тростника для пущего утепления – соседская. Сначала соседская банька раздражала – закрывала обзор, портила вид и вообще не положено у берега строения разводить. Но теперь как-то пообвыклось, вязанки вокруг стен высохли и мягко серебрились на солнце, сосед что-то конопатил, лазая по крыше, подкрашивал коньки ядовито-зелёным – в общем разводил деятельность. Наблюдать чужие труды, сидя с кружкой дымящегося чая в руках, было приятно.
Отрелаксировав часочек с дороги, отпускник вооружился недавним приобретением – Olimpus – и направился увековечивать впечатления. Беспорядочно, взахлеб фотографировал берег, небо, воду, соседский дом, «золотые шары» у крыльца, электрические столбы. Подносил камеру к траве и заглядывал цветам в самые чашечки. Дождавшись ухода соседа, увековечил сомнительную архитектуру помывочного строения с тростниковыми циновками. Деревенская банька удостоилась более пристального внимания. Высокая шиферная крыша, покрытая местами зеленым мохом, прятала под собой низенькие посеревшие бревенчатые стены, дверь с прибитой вместо ручки скобой и маленьким подслеповатым окошком, За окошком в тёмных недрах угадывалась цинковая шайка и бутылочка из-под шампуня «Кря-кря» - загадочное наследство чьего-то детства. Эх, жалко, заперто. Там, наверное, можно поймать одинокий длинный солнечный луч, освещающий бок какого-нибудь корыта…
Вдоволь нащелкавшись затвором, Федоров снял напоследок заходящее солнце, с удивлением обнаружил, что карта памяти на фотоаппарате заполнена и пошёл скидывать всё снятое за день на ноутбук. Послушал Дэллера, пока компьютер добросовестно переносил файлы и улёгся в кровать, потушив свет.
Вначале тишина поглотила его, стрекот кузнечиков за окном приятно щекотал где-то на подсознании, вот уже увиденные за день картины замелькали перед глазами, как вдруг цивилизация настигла его в образе очнувшегося холодильника. Он грохотал, дребезжал, звенел кастрюльками и банками с тушенкой, он пел и урчал как голодный кот огромных размеров и при включении вздрагивал так, как будто собирался бежать из дома. Дождавшись наконец блаженной тишины, Фёдоров собрался было вновь погрузиться в сладкую дрёму, но встрёпанный с испугу сон не шёл. Вылезли откуда-то офисные часы и мерно застучали электроникой, зашуршал в углу мышонок. Полезли в голову мыслишки о работе, о каких-то мелких неприятностях, оставленных в городе… Стоп! Спать немедленно! Завтра с утра на рыбалку. Лодка, озеро, поплавок, красноперки…
Интервал между включениями у холодильника составлял минут двадцать. Вздрогнув всем сердцем в пятый раз, Фёдоров успел уснуть в очередной период затишья. Человек не собака – ко всему привыкает.
2
Ну конечно утреннюю рыбалку он проспал. Встал в десять, пока готовил завтрак, стриг бутерброды с собой, наносил воды из озера, накопал червяков; в лодку сел к полудню – самое неклёвое время, если кто не знает. «Ничего, посижу на воде, отсниму несколько кадров, опробую новшества» - утешал себя Федоров. Грести было приятно, Пелла шла легко, будто сама, мимо плыли тростники, берега и облака. Выбрав место, бросил якорь, аккуратно колено за коленом выдвинул удочку, настроил глубину, нанизал извивающегося червяка и положил удилище рядом на скамейку.
Открыл заветный чемоданчик и начал разбирать необходимые излишества. Сначала маленький газовый баллончик, на него установил горелку, на нее железную кружку. Пока кипятится вода, на свет появляется маленький калебасик с бомбишкой, пачка матэ и баночка с фруктозой. Такой емкости хватит часа на два, если постоянно доливать горячей водой. Ему давно уже хотелось бросить курить, а на озере сам Бог велел – так неприятно иметь спутниками собственные хабарики. Поплавок тревожно закивал – где-то под водой рыбка увлеклась нехитрой приманкой. Фёдоров стойко поборол рыбачий азарт – кувырнуть горелку со всем содержимым не хотелось. Рыбка ушла.
Наконец справившись с приготовлениями, перезакинул удочку и принялся наслаждаться небом, озером, сонным покачиванием поплавка на рябенькой воде и чуть дымным вкусом напитка. Жаркий день в разгаре, рыба лениво стукнет червячка и отплывает, не обольстившись. Шуршит сухая троста, стрекозы голубыми привидениями появляются и исчезают, иногда неподвижно застывая на весле, на лодке, одна даже примостилась на поплавке. Плеер с собой взят, можно послушать что-нибудь из запасников, но от озера отгораживаться не хочется. «Надо будет в следующий раз взять с собой что-нибудь без наушников» - думалось лениво.
Изведя без пользы за три часа банку червяков, Фёдоров засобирался обедать. Приплыл к родному берегу, обнаружил что ужасно жарко и стал купаться. Вода была тёплой, на дне песчаная тропинка, окруженная водорослями – в их гущу ступать было противно. Он оттолкнулся от дна и поплыл под водой с открытыми глазами, подмечая ракушки на дне и зеленые качающиеся пушистые стебли, которые тянулись со дна на поверхность, собирая по пути серебристые пузырьки воздуха. Вынырнув, он лёг на спину и лениво раскинулся на воде, она держала и баюкала в тёплых верхних слоях. Выцветшее небо хранило лёгкие редкие облака, которые, казалось, так же лениво плыли на спинах и смотрели на свои отражения в воде и на Фёдорова. Он даже немного разочаровался, не увидев в небе отражения самого себя, покачивающегося на озерной глади среди облаков с широко раскинутыми руками.
Вечерняя охота с фотоаппаратом, колка дров, ахи-охи при виде закатывающегося солнца, бесполезные попытки снять восходящую луну – надо еще почитать инструкцию к фотоаппарату. И вновь ночные страдания холодильника, часов и мышей. Спокойной ночи!
3
Так проходили дни, полные одиночества и блаженной скуки. Фёдоров купался, удил, пару раз сходил в лес за белыми груздями и лисичками. Лисички он пожарил и съел, а вот с груздями пришлось повозиться. Груздь – гриб хитрый. Растет на острове во множестве, собирать устанешь, а оказывается по благородству равен белому грибу. Собрав у местных бабок рецепты соления грибов, Федоров сначала вымачивал их два дня в сменной воде, потом засыпал солью и выстраданными укропами, смородиновыми листьями и чесноком – ох и прижимистые соседки – поставил в холодильник. Другую партию – два ведра – он сварил и сложил в банку, пересыпав солью и пряностями. Она заняла почетное место рядом с первой.
Через день брал у местной владелицы коровы трёхлитровую банку молока, творог и сметану (сметану, правда, всего один раз – уж больно жирная, он ее молоком разбавил и с трудом сквасил). Огурцы бабки давали исправно - большие, пупырчатые и горькие как хина.
К холодильнику почти привык, не пугался так больше спросонок, часы почти не беспокоили, засыпал он довольно быстро и во сне видел ныряющий поплавок, собирал грибы и вообще продолжал активно отдыхать.
Уже перед отъездом, за день до того, узнал от местных, как хороша рыбалка на спиннинг на рассвете, в пять утра - и заволновался. Так захотелось поймать крупных щук. Наладившись спать пораньше, уже в кровати мечтал о предрассветном тумане, о том как тихо свистнет разматывающаяся леска, как вёртко пойдет под водой блесна, за ней метнётся щука, мгновенное натяжение, вываживание, туго наматывается катушка и вот она, рыбина, под бортом, с трудом вытягивается в лодку… Спать, срочно спать!
Холодильник снова взбесился, грохотал как тарантас на разбитой дороге. Нет! Так больше жить нельзя! Фёдоров вскочил с кровати, бросился в сени, разгрёб угол, вытащил туда своего упирающегося врага, протянул удлинитель, включил в розетку и захлопнул дверь.
Бросившись в кровать, прислушался, отметив со злорадством отдаленное обиженное ворчание изгнаннго чудовища и удовлетворенно закрыл глаза. Тут из небытия выплыл офисный будильник. Это не было приятное тик-так. Он произносил только «тик». И это раздражало своей незавершенностью. Федоров встал и вынул из часов батарейки. Снова лег и стал засыпать. Рыба проплывала мимо его сонных век, лениво шевеля плавниками и усмехаясь длинным ртом с мелкими острыми зубами.
Успел он заснуть или нет, но вдруг страшный шум потряс весь его организм. В страхе неудачливый сновидец распахнул глаза и долго таращился в ночной мрак.
Семейство мышей освоило освободившееся от холодильника пространство и теперь с гиканьем и улюлюканьями гоняло какой-то найденный трофей по полу. Дотащив что-то круглое, грохотающее, по полу до одного угла комнаты, они разворачивались и с песнями катили его обратно. У них был какой-то свой мышиный праздник. Швырнув в весёлую кампанию тапком, Фёдоров обреченно обвалился на подушку, успев подумать: «Не встать мне завтра на рассвете» - и провалился в сон.
Естественно проспал. Встал он в одиннадцатом часу, мрачно побросал вещи в багажник,
сердито пнул в угол предмет очередных ночных страданий, оказавшийся грецким орехом, запер дом и поехал в город. Обломали его грызуны с прощальной рыбалкой. И только после того как озеро скрылось из зеркала заднего вида, счастливая улыбка стала проглядывать на его лице, вот он уже усмехнулся, вспоминая мышиную возню с холодильником, часами и мелкими домашними животными. Снова работа, город, суета и заботы. Увозит с собой из отпуска пару банок соленых груздей, вязанку сушеных окушков и пять гигов фотографий, которые можно будет целый год фотошопить, раскладывать по папочкам и хвастаться перед редкими друзьями. Прощай, озеро! Встретимся через год.
|
