Часть 1. Пятница тринадцатого июня
Этот день начался, как всегда, с утра и ничего необычного не предвещал. Я даже не знал, что на календаре такое удивительное число, потому что счет датам стал терять, в связи с преклонным возрастом и непреходящим бездельем и по причине заслуженной пенсии сорокалетнего капитана: в размере ста пятидесяти условных единиц в валюте бывшего вероятного противника.
Завтрак из дежурной яичницы, запитый горячим чаем с кусочком позавчерашнего печенья и закуренный вчерашним бычком, грустно определил мои планы на ближайшие часы. Надо было искать деньги на питание. Варианта было всего два: на паперть или побомбить на своей «Девяточке», сиротливо стоящей под окном.
Выбрал второй способ, потому как просить милостыню еще не научился. Но какие мои годы?
Машина завелась сразу, бензина было километров на сорок, и я решил в самом начале поработать на топливо, чтобы затем – на еду и, если повезет, на развлечения. Человек-то я уже холостой. Неуспешность и неудачливость обычно и определяют такое семейное положение, и моя бывшая очень легко сделала выбор между капитаном пехоты и капитаном флота. В пользу, как вы понимаете, последнего.
И вот, я еду, ловя наметанным взглядом зажиточных пассажиров, которых, почему-то совсем не было. Впрочем, не наблюдалось клиентов со средним и низким уровнем жизни. Стрелка уровня топлива вместе с настроением стали клониться к нулю, а направление движения определилось в сторону дома. Мысль при этом была только одна: доехать, чтобы затем еще десять дней сиротливо дожидаться заслуженной пенсии с кипятком, кашки из овса и телевизором.
В общем, еду я, без всякой надежды на счастливое будущее, но, все-таки посматриваю по сторонам и, вдруг, замечаю на обочине сухонькую старушку. С таким же грустным взглядом, как у меня. Так я тогда определил, посмотревшись в зеркало под козырьком. Что-то щелкнуло у меня внутри, и я остановился рядом с ней.
- Мать, - сказал я ей, - Если по пути, то садись, довезу в лучшем виде, за простое человеческое спасибо.
- Благодарю, сынок, - ответила она мне, - Устала я. А ехать мне как раз в ту сторону. За две трамвайные остановки до твоего дома.
- Как это? – вслух удивился я. Взял у нее из рук сумку, положил на заднее сидение. Закрыл за ней дверь. Уселся на свое место, повернулся к бабушке, чтобы помочь застегнуть ремень и… чуть не сошел с ума: рядом со мной сидела очаровательная блондика…
Помнится, я ущипнул себя и попытался ущипнуть ее.
- Не стоит, - упредила она, отводя в сторону мою руку,- Вот так вы все норовите ухватить женщину. Хорошо, что ты за руку. Некоторые чаще тянутся к другим местам. Мужики! Чай, старушку, не стал бы прихватывать? – и старушка-девушка заразительно засмеялась. Звонким девичьим смехом.
- Мы, волшебницы, или, по-европейски, феи, очень любим в пятницы и понедельники, особенно тринадцатого, пошутить. С добрыми людьми – по-доброму, с остальными – иначе. Кстати, совсем не бывает злых и добрых волшебниц. Мы разные, в зависимости от обстоятельств. Хочешь, расскажу тебе пару историй и моей долгой и многотрудной жизни?
Я онемел, и смог только кивнуть.
- Дело было недавно, в Петербурге. Какой-то, по-вашему, бизнесмен, наживший свое состояние не совсем праведным путем, разорился. Долги его были таковы, что жить ему оставалось максимум два дня. А смерть ожидалась мучительной. Тогда он решил свести счеты с жизнью, бросившись с моста. И дело было тринадцатого числа. Как раз, меня откомандировали в Северную Столицу для осуществления волшебных шуток. У нас, фей, есть такое соревнование: кто лучше это сделает. Прикинулась я пожилой женщиной бомжеватой наружности и очутилась на Дворцовом в момент закидывания неудачником левой ноги за перила моста. Дальше дело было так.
- Молодой человек, что вы делаете, - спросила я у него.
Посмотрев на меня, он грубовато изрек:
- Пошла ты на хер, старая, не мешай.
- Зря вы так, - ответила я ему, - Я старая добрая фея и знаю все ваши проблемы. И могу их решить в один миг.
- Человек в трудные моменты хватается за любую соломинку, - уже обращаясь ко мне, отвлеклась волшебница, - Так и этот негодяй поверил мне.
- Но, есть одно условие, - продолжила она рассказ, - Провести со мной ночь любви.
- Ничто человеческое нам не чуждо, особенно тринадцатого, а парень был хорош. В этом-то деле я понимаю толк, - опять фея отвлеклась на меня, - Понятно, что самоубийца согласился. К утру, когда мы…, то есть я, потешилась, парень потребовал выполнить обещание. На что я, спросив, его возраст и образование, заявила, что верить в старых добрых фей, в двадцать первом веке, по крайней мере, странно. Вот, если бы он не послал бы меня на…, то все могло быть по-другому. Очень он умел был в постели. Мои подружки волшебницы смялись аж, до следующего тринадцатого числа. А шутка была признана лучшей за предыдущий период: за целых сто лет.
- Или, такая история, - глаза у феи-девушки плутовато загорелись, а щеки зарделись красивым пунцовым цветом, - Дело было в Амстердаме, в семнадцатом веке. Вечер тогда был дождливый, впрочем, как и весь день, и старый шарманщик со своей внучкой возвращались домой голодные и усталые, без заработка. Почти, как ты. И тут на встречу иду я, здороваюсь, представляюсь, спрашиваю желания. Сначала у девочки. Малышка, конечно, попросила много гульденов, а шарманщик, в силу своего раздражения, послал меня в задницу. Хорошо, что дело было не у вас в России… мои подружки очень радовались видя следующую картину: идет шарманщик, а из того самого места торчу я, старая добрая фея. А я еще строила им разные смешные рожицы, - моя попутчица опять засмеялась своим очаровательным волшебным смехом.
- Да, эта шутка, тогда, заняла второе место.
- Что касается тебя? – обратилась она ко мне…
На этом месте я проснулся от звонка в дверь. Открыв ее, я увидел перед собой эту же очаровательную блондинку и представительного господина очень иностранной наружности.
- Вы, господин, Александр Надеждин? – спросила она у меня.
- Да, - растерянно кивнул я.
- Я господин Штейнберг, представитель адвокатской конторы своего же имени, уполномочен вести с Вами переговоры об оформлении наследства. Может быть, Вы пригласите нас войти?...
Сначала я воспринял события, происшедшие со мной в пятницу, как сон, причем, не самый плохой, а приход господина Штейнберга вместе с очаровательной спутницей, как счастливый случай в моей беспробудно тусклой жизни.
Неожиданно, упавшее на мою голову наследство, имело вполне материальное происхождение, о чем, через свою переводчицу, и поведал иностранный юрист.
Оказывается, меня уже несколько месяцев разыскивали как единственного наследника своего богатого деда. Помнится, отец, еще при жизни рассказывал, что его родитель ушел на фронт и в самом начале войны пропал без вести. Показывал он его фото и говорил, что я поразительно похож на него. Так вот, дед вовсе не пропал, а был в плену, работая на одну богатую фрау. После победы он удачно закрепился там, но уже в качестве законного супруга. Так и жили они счастливо, наживая добро, которое к смерти дедушки составило ни много, ни мало, а двадцать пять миллионов в европейской валюте. Плюс пара заводов по производству чего-то дефицитного и несколько домов в Германии, Испании и на Лазурном Берегу. Теперь, дело было за малым: вступить в законные права сорокалетнего миллионера. А для этого… необходимо было выехать в Гамбург и все, надлежащим образом, оформить.
Господин Штейнберг в конце нашей беседы вытащил из портфеля объемистый пакет и, обращаясь ко мне через свою переводчицу, сказал:
- Господин Надеждин, здесь пять тысяч на оформление паспорта, билет в Германию и на жизнь. Через месяц жду Вас в Гамбурге, - и он добавил к пакету свою визитку.
- Перед выездом позвоните, Вас встретят, - на этом он попрощался, а блондинка, как мне показалось, хитро улыбнулась и подмигнула.
Я еще долго сидел и думал о превратностях судьбы: вчера я полунищий военный пенсионер, а сегодня – миллионер. Причем, немецкий. Но я был по рождению и воспитанию вполне русским человеком, посему душа моя требовала праздника.
- Не дома же отмечать, - вслух сказал я и уже про себя подумал о хорошем заведении, типа ресторан и направился в душ…
Через тридцать минут в галстуке под пиджаком единственного более или менее приличного костюма, благоухая остатками одеколона, с мечтательной улыбкой на счастливом лице, я выкатился на свежий воздух, с целью: выпить, закусить и, если повезет, то предаться и другим удовольствиям, по женской части, конечно. Ноги понесли меня в сторону обменного пункта и какого-нибудь частника, чтобы добраться до места. Не на метро же, миллионер, все-таки.
Сделав пару шагов, я остановился, услышав свое имя, сказанное тонким и пронзительным голосом, очень похожим на голос моего соседа Лехи. Я осмотрелся по сторонам, но никого не заметил.
- Галлюцинации, - подумал я и продолжил движение.
- Стой на месте! Санька, не наступи! Под ноги смотри! – услышал, откуда-то снизу истошный крик. Я наклонил голову и, увидев маленького человечка, подумал, что схожу с ума или сплю во второй раз.
- Значит, наследство тоже сон, - разочарование мое не имело границ.
- Ладно, сон так сон, посмотрю его до конца, - и наклонился ниже, чтобы рассмотреть это чудо. Около носка правого ботинка стоял очень миниатюрный Леха со своей лохматой бородой и затравленным взглядом.
- Подними меня, Санька, я все объясню, - сосед чуть не плакал.
Продолжая думать, что сплю, я поднял его с земли. Леха был размером с мой… указательный палец и легко помещался на вытянутой ладони.
- Не урони, - предупредил меня он, добавив свое обычное, - Твою мать!
- Что случилось?
- Понимаешь, Санька, я вчера…
Тут следует отвлечься и немного пояснить про соседа в обычной его жизни, то есть про Леху нормального размера.
Проживал он в соседней со мной квартире и ускоренно спивался. Родители его, профессора Политеха, умерли, оставив Леху одного в четырехкомнатных хоромах. Через год у него из вещей остались только стены, четыре стакана и грязный матрац. В общем, стал он полубомжем, зарабатывающий на выпивку сбором бутылок, банок и еще чего попадется. Иногда, правда, не часто, он занимал деньги у меня. Называл он меня, с самого нашего детства исключительно Санькой. Водился Леха с такими же, как сам, только без постоянного места жительства. Кроме того, был сосед грубияном и отъявленным матершинником.
- … я вчера собирал, твою мать, стекло и жесть, как вижу, бляха муха, на моей территории, тем же самым занимается маленькая чумазая девчонка. Я даже целую минуту не мог ничего сказать от такой наглости. Потом пришел в себя и, понятно, наладил ее вежливо словами:
- Брысь отсюда, мелочь пузатая! Даже не матюгнулся, ребенок, ведь. А она не обратила на меня никакого внимания. Я к ней, добавил к сказанному несколько слов и она со словами:
- Как скажешь, дядя, - куда-то испарилась.
- Понимаешь, Санька, передо мной все закрутилось, дома, деревья, кусты, бутылки и, даже трава стали очень большими. И живот…
я посмотрел на Леху и заметил, что живот его стал
непропорционально большим.
- Да, похоже, у волшебниц был вчера слет по шуткам, - весело подумалось мне.
А маленький Леха продолжал:
- Всю ночь я прятался от крыс, котов и собак. Хорошо, что не зима, а то бы, твою мать, окоченел. И самое страшное, Санька, я хоть и маленький, а похмелье мучает меня как большого. Помог-и-и-и…, - он горько заплакал.
Мне стало жаль Леху, и я решил оказать ему реанимацию. Положив его в карман, направился в местный «Чипок», где всегда толпятся его друзья-собутыльники. При этом я имел в голове две цели: опохмелить соседа, и провести воспитательную работу по профилактике пьянства и грубости.
Так и получилось.
Достав из кармана мальчика с… пальчик и с животиком, я предъявил его местным пропойцам. А Леха, хлебнув пивка из маленькой ложки, как из лужицы, повторил свою историю, только еще жалостливее.
Воспитательный эффект, как я думаю, был достигнут.
Многие, подумав, что вошли в стойкую белую горячку, задумались о своей жизни. И все,я уверен, навсегда стали вежливыми, особенно с детьми.
Волшебство…
Но план надо выполнять и я, заставив себя думать, что не сплю в кошмаре, отнес Леху к себе домой, оставив ему еду в виде маленьких крошек на блюдечке, направился куда собирался. Надеялся я также, что больше никого не встречу и доеду до праздника без приключений. Про соседа я подумал, что все как-нибудь образуется. Не вечно же он будет находиться в таком состоянии. Шутка, ведь.
Ресторан оказался большим развлекательным центром. С казино, концертным залом и гостиницей. Заняв столик и заказав ужин, я осмотрелся по сторонам. Надо было наметить себе объект продолжения банкета. Чуть справа, под развесистой пальмой сидела очаровательная блондинка. Та самая.
- Неплохой сон, - отметил я про себя и улыбнулся ей. Девушка в ответ показала свои великолепные зубы и манящий румянец на лице.
Еще тридцать секунд и ее изумрудные глаза смотрели на меня с противоположного конца моего же столика.
- Скажите, мы с Вами не знакомы? – спросил я ее.
- Как же, не знакомы? Вчера ты меня подвозил по пути, Александр.
- Послушайте, а с Лехой - это Ваша работа?
- Нет, это Изабелла, моя подружка пошутила. Шутка, так не очень.
Повторяется Белла. С Мальчиком-Пальчиком уже было. Ну, ты знаешь, читал в детстве. Этот сюжет был подсказан братьям*. Но ты не переживай, через три дня твой сосед станет нормальным, в смысле роста. Пить перестанет, возьмется за ум, работу найдет.
- А как мне к Вам обращаться, - вежливо уточнил я.
- Сегодня у меня выходной, никакого волшебства, поэтому давай оттянемся по полной, как Александр с …, например со Светой. Я молодая красивая женщина со всеми естественными желаниями. Потом, когда я накатываю, силу свою теряю. А я выпью. Отпуск, я же говорила.
- Мне сорок лет, я с высшим образованием, в двадцать первом веке, не верю в старых добрых фей, вдруг проснусь и …
- Не переживай, в старушку превращаться не буду, - прочитала мои мысли Света-фея.
- Давай шампанского и твои мысли станут мне не доступны, - предложила, пока еще волшебница.
Мы выпили «шипучего» и праздник начался. Я пошел на повышение градуса, напарница от меня не отставала. Где-то через час, мы дошли до кондиции. Танцевали, пили, танцевали, снова выпивали и, наконец, она предложила мне продолжить вакханалию в казино.
- Давай проверим твою удачу человеческим, не волшебным способом, - Света, взяв меня под руку, потащила меня в игорный зал.
Мы сели за стол, который, как я догадался, называется рулеткой.
Посмотрев, как играют соседи, поставил одну фишку на любимое число 17.
- Не жмись, ставь больше, - сказала мне Светлана, - ты же миллионер.
- А сколько, - спросил я у нее.
- Давай, сначала пятьсот.
Шарик поскакал по кругу и через некоторое время остановился на цифре 17. А я и не сомневался. Выигрыш составил семнадцать с половиной тысяч.
Крупье поздравил и повторив:
- Делайте Ваши ставки, господа, - запустил шарик.
- Ставь куда хочешь, - шепнула моя собутыльница. И я поставил все на… 17: выигрыш достиг шестисот тысяч.
- Вот это сон, - заплетающимся языком подумал я, и все поставил на 17. А это уже было двадцать два миллиона.
Что стало твориться в зале. Подскочил хозяин казино. Руки у него тряслись, а в глазах устойчиво мерцал страх.
- Мы вынуждены закрыться по техническим причинам, - дрожащим голосом объявил он. Тогда Света предложила ему:
- Давайте мы все поставим на кон, ведь Вам нечем нам платить, а это скандал. Вероятность, что мы выиграем, очень мала, а вы сможете избавиться от позора.
- Хорошо, - с надеждой согласился хозяин и сменил крупье.
- Делайте Ваши ставки, - изрек крупье и умело, с торжеством во взгляде, запустил шарик. Он подскочил и… замер на 17, где стояли все мои деньги. В зале стало тихо, как на кладбище. Ночью. Хозяин схватился за сердце, крупье побелел и сел на пол. Потому что сумма выигрыша приблизилась к миллиарду евро. Я торжествующе посмотрел на Свету, которой почему-то в направлении моего взгляда не оказалось. Впрочем, ее не было вообще…
- Это невозможно, - пробормотал хозяин и заверещал моим входным звонком…
У дверей стоял синий Леха.
- Санька, твою мать, дай сотню, опохмелиться.
Я посмотрел на него внимательно. Рост был в норме и, живота не наблюдалось.
Дав соседу последнюю сотню, я вышел на улицу, где сиротливо стояла моя «Девяточка». Надо было ехать зарабатывать на еду и, если повезет, на развлечения.
Ведь я холостой сорокалетний пехотный капитан, на пенсии, размером в сто пятьдесят условных единиц, в валюте бывшего вероятного противника.
Часть 2. Понедельник тринадцатого июля
- Дай сотню, Санька, опохмелиться, - сказал Леха, дрожащим и хриплым голосом, характерным для пьяниц, недельной, как минимум, выдержки. Сосед же, пил значительно большее время. По моим подсчетам лет пятнадцать, начиная с момента развала науки, техники и производства в нашей многострадальной родине. То есть, с 1993 года. Не оказать ему реанимацию я не мог, так как состояние его понимал: бывали аналогичные времена и у меня. Поэтому последняя сотня перекочевала из моего кармана в трясущуюся ладонь Лехи и перспектива поправить здоровье в ближайшие десять минут, сделала взгляд его добрее, а щеки перекрасила из иссиня-черного в тот же цвет, но с оттенком розового.
Проводив сотню с Лехой грустным взглядом и, отказавшись составить ему компанию, я стал думать о своем: о десяти днях до законной пенсии и о том, как эту декаду провести более или менее с едой. Проще говоря, мыслить я начал о деньгах. Не вообще, а в смысле: деньги – магазин – продукты – кастрюля (сковородка) – рот – зубы – пищевод – желудок.
Выхода было два: занять у двоюродного брата- капиталиста или подработать частным извозом. Первый вариант отбросил еще раньше, чем подумал о нем, поскольку брат деньги никогда не давал. Впрочем, не давал он и возможность заработать в его компании. У него было стойкое убеждение: родственников к себе не брать. Жлобом он был. Почему был? Он и есть жлобяра, не помнящий доброты. Это я к тому, что когда я служил и зарабатывал по советским временам приличные деньги, то периодически подкидывал ему десятку другую. На выпить и закусить вне своей многодетной семьи, со своей пассией.
Второй вариант был почти надежный и зависел от времени суток и от того какой день на дворе: выходной или рабочий. Лучше зарабатывалось перед трудовым днем, после завершения его же, иногда в середине дня, а чаще вечером в пятницу, субботу и воскресенье. О праздниках я уже и не говорю. Новый год и Рождество порой месяц дают прожить более или менее сытно.
На часах было около девяти утра понедельника, как вы уже знаете, тринадцатого июля, через месяц после удивительных снов с шутками и миллионами. Моя «Девяточка» стояла и поджидала своего наездника. Было, правда, еще одно дело – заехать в редакцию, где пылилась рукопись моей замечательной детективной повести с продолжением. Под названием «Жизнь наоборот». Десять дней назад мне там сказали, что бы зашел на разговор в десять утра. Но это так, на всякий случай. Потому как, во многих редакциях этот намек был преддверием окончательного отказа. Со словами:
- Вы знаете, Ваша повесть нам не подходит. Мы не можем менять редакционные планы и печатать Вас.
Но для очистки совести надо было заехать. А после этого подработать на жизнь и думать о реальных делах. Поскольку, решил бесполезной графоманией больше не заниматься. Целый год, до этого, решив, что у меня талант, я, не отрываясь, щелкал на компьютере слова, предложения и главы, как мне казалось, гениального детектива. И в итоге создал пять полноценных, по объему, конечно, книг.
Машина завелась и, это уже было удачей. По дороге в редакцию попался веселый парень, который сразу же решил первые проблемы моей жизни - бензин и пища.
Редакция, действительно, работала. Редактор был на месте и сразу же принял меня.
- Я уже думал Вам позвонить, - бодрым и радостным голосом сообщил он мне.
- Ну, вот, решил отказать по телефону, - подумал я. Мне чаще всего именно таким тоном давали полный отлуп. Но хозяин кабинета пригласил меня сесть и даже налил кофе.
- Хочу Вас обрадовать, - редактор присел на край стола, - Мы решили опубликовать все. И более того, - продолжил он, - Предлагаю эксклюзивный контракт с нашей редакцией на пять книг по этой же тематике в первый год. И пять повестей в последующем по теме, которую предложите Вы или мы. Сумма договора составит, - редактор сделал значительную паузу и выдохнул:
- Сто тысяч, долларов, естественно, каждый год. Плюс, в зависимости от тиража, еще какие-то деньги. Думаю, что это будут не маленькие суммы.
Я сделал лицо, которое редактор принял за недовольное. На самом деле я просто опешил. И тогда он добавил:
- Можно подумать об увеличении гонорара, но в разумных пределах. Ну, например, сто двадцать пять, Вас устроит?
Решив, что больше кривляться лицом не имеет смысла, я согласно кивнул.
- Ну и ладненько,- сказал редактор, протянул мне папку с контрактом и нажал кнопку звонка для вызова секретаря. Звонил он настойчиво и долго, пока я не понял, что это разрывается мой входной и, с сожалением, проснулся…
У дверей стоял иссиня-черный Леха, который дрожащим и хриплым от многодневного пьянства голосом изрек знакомое:
- Санька, дай сотню опохмелиться.
Расставшись с последними деньгами, я стал думать о предстоящей голодной декаде и о том, как заработать. На еду, конечно, а не на похмелье Лехи. И еще о новой детективной повести «Жизнь наоборот», которая была уже готова в виде названия и эпиграфа к предисловию:
Жизнь хороша и необычна,
Когда ты пишешь детектив,
Стучишь по клавишам привычно
Реально обо всем забыв.
Часть 3. Среда тринадцатого августа
Два раза по тринадцатым числам, ночами мне снятся сны один лучше другого. В первом я здорово посмеялся, разбогател неожиданно и мгновенно стал человеком с уровнем достатка ниже среднего, а во втором я превратился в самого издаваемого и читаемого писателя детективов. Следующий сон обещал быть еще интереснее, но я решил его не смотреть, поскольку, на таком резком контрасте, действительность поутру становилась невыносимой. Поэтому стал заниматься разборкой архивов отца.
Бумаг было много и, ночь без сна была обеспечена. Но это было не бесцельное занятие: батя любил историю и много писал. Я знал об этом и даже помогал ему собирать некоторые материалы. В итоге, мне хотелось сделать то, что он не успел: сложить все по порядку, отредактировать и, если получится, опубликовать.
Удобно расположившись в кресле и сложив на полу несколько десятков папок, я открыл первую.
-«Легенда об Отраре», - прочитал я и углубился в содержание.
Это был добротный исторический роман о Древней Руси и о нашествии Чингисхана.
Настойчивый звонок в дверь оторвал меня от увлекательного занятия. Сказав, положенные при таких обстоятельствах, три слова, я открыл.
- Санька, твою мать, купи у меня марки, - сказал сосед, протягивая мне старый альбом, - Я на помойке его нашел.
- Все равно не отстанет, - решил я, вытащил свою последнюю сотню и со словами:
- Больше нет, - протянул ее Лехе.
- Маловато будет, - изрек он, но деньги ловко выхватил и, оставив после себя крепкий выхлоп многолетнего пьянства, скрылся за поворотом общего холла.
- Ну вот, - подумал я, - Завтра нечего будет есть, - и задумчиво вернулся в комнату.
Альбом с филателией положил на стол и продолжил читать роман. Увлечься, как первый раз мне не удалось: боковое зрение постоянно выхватывало этот злополучный альбомчик. Я отодвинул его подальше и вернулся к рукописи, но мысли снова возвращали меня к маркам.
- Ладно, посмотрю, что там и продолжу основное занятие, - решил я и взял в руки Лехину находку и свою «удачную» покупку.
- Марки вместо хлеба, - опять добавив … твою мать, я приступил к беглому просмотру. В самом начале были уложены марки СССР семидесятых годов, в идеальном состоянии. Потом по порядку лежали более интересные экземпляры. Марки иностранных государств: Пуэрто-Рико, Гватемалы, Монако, а так же марки Уругвая, Бельгии, Финляндии, Южной Африки и другие. Все начала двадцатого века. Всего около сотни штук.
Я в детстве и ранней юности немного увлекался собирательством и понимал, что большой ценности эти марки не представляют. Но, то, что я увидел на последних двух страницах альбома, повергло меня в шок, переходящий в сердечный приступ. Я не поверил своим глазам, но передо мной лежали две марки под названием «Голубой Маврикий» и «Розовый Маврикий». Собственной персоной. Конечно, я слышал о них, видел их фото и знал приблизительную их стоимость. Не ошибусь, если скажу, что это сотня миллионов долларов. А состояние марок было очень хорошее…
Активировав последнюю карточку, я всем своим дрожащим организмом вполз в сеть. Надо было уточнить и сравнить. Поисковая система Google выдала полную информацию. Мне оставалось удостовериться, что это именно те раритеты. И тщательное сравнение по всем имеющимся в Интернете параметрам не оставляло у меня почти никакого сомнения в их подлинности.
Теперь надо было думать о том, как продать эти марки. Задача казалась мне почти не разрешимой. Мысли путались, но ничего в голову мне не приходило. Решив, что торопиться, в этом случае не надо, я стал строить планы на жизнь. Перед глазами проплывали сказочные острова, яхты, заполненные самыми красивыми девушками, виллы на Лазурном берегу, Мерседесы, Роллс-ройсы, Бентли и Феррари. А среди этого великолепия я – моложавый и спортивный мужчина в расцвете сил.
Мечты были так увлекательны, что я незаметно погрузился в сон. Резкий звук входного звонка резко прекратил мои грезы. Открыв, с сожалением, оба глаза, я обнаружил себя сидящим в кресле. На коленях лежала начатая рукопись отцовского романа. Альбома с марками рядом не наблюдалось. Поискав его взглядом и не найдя, я поплелся открывать дверь незваному гостю…
Передо мной стоял тот же Леха, который изрек знакомое:
- Санька, дай сотню, трубы горят…
Часы показывали девять часов утра среды тринадцатого августа.
Часть 4. Пятница тринадцатого февраля
Сколько раз в год случается такое календарное событие, я не знаю, но с прошлого года – это произошло, не считая сегодняшнего дня, дважды: тринадцатого июня - в пятницу и тринадцатого августа - в понедельник. Приметы, которые лениво работают в обычные дни, особенно активизируются по таким дням.
- Встал не с той ноги, разбил зеркало, встретил бабу с пустыми ведрами и перешел дорогу кошке черного цвета – все может случиться в городе, исключая, правда, женщину с коромыслом, но, когда хотя бы одно из перечисленных событий происходит в пятницу тринадцатого – жди неприятностей или чудес, что, естественно, лучше.
Вот, именно, с такими мыслями я проснулся, посмотрел на календарь, уверился, что не ошибся в определении даты, встал, засунув тапок не в левую ногу, как обычно, а в симметричную, качаясь, двинулся в сторону ванной комнаты и по дороге задел зеркало, слабо висящее на стене. Осколки его брызнули в разные стороны и отразили в себе много растерянных, раздраженных и заспанных лиц, похожих на мое.
Настроение, в связи с этим, качнулось на понижение, но еще не до минимума, а порез на щеке, сделанный бритвой в дрожащей руке, выразил его, раздражение, тремя не очень литературными словами. Сгоревшая яичница, как дежурный завтрак холостяка, и ожег языка горячим чаем, эхом, этих многократно повторяемых слов, отозвалось в пустой квартире.
Стоило бы прекратить действия, направленные на достижение дневного плана, но я, решив, что неприятности выбраны полностью, закрыл за собой входную дверь.
Уборщица нашего подъезда поднималась навстречу мне, легко неся в каждой руке по одному пустому ведру. Коромысла, правда, не было, но швабра присутствовала.
- Ничего себя, - плюс три знакомых слова, произнесенных почти вслух, уборщица не услышала, но, посмотрев на меня, поняла и осторожно, на всякий случай, отодвинулась в сторону.
Чуть замешкавшись и, получив дверью по задней части организма, я вылетел на свежий и морозный воздух.
- Ну, все, … твою мать, - облегченно выдохнул я, и бросил взгляд на свою «Девяточку», на крыше которой удобно и нагло устроилась черная, как ночь в Африке, кошка. Когда она лениво спрыгнула на землю, вернее на землю, покрытую пушистым снегом, я уверился, что это кошка, а не кот. Потому, что спрыгнула, а не «он спрыгнул» и, прошла, а не «он прошел», вокруг машины, замкнув своими четкими следами полную окружность. Теперь пройти в авто, минуя этот магический круг, не получалось. Так что последняя примета насчет того, что «черная кошка дорогу перебежала», случилась.
- Полный набор и … твою мать, - прозвучало во дворе.
Сосед, изумленно посмотрел на меня и, повторив три аналогичных слова, сказал:
- Чего ты с утра материшься?
На что я справедливо заметил, что такие слова произносятся не по времени дня, а в соответствии с эмоциональным состоянием души. После этого заявления я поведал про череду случившихся примет, обратив его внимание на число и день недели.
- Тогда, можно, … твою мать, - с пониманием изрек сосед и помог привести машину в рабочее состояние, потому как она не завелась естественным способом.
Следующая неприятность ожидала меня при выезде со двора. Это была потеря двухсот бензиновых и последних рублей, отданных инспектору из рук в руки, без квитанции за не пристегнутый ремень, что означало: если не будет пассажира, то придется возвращаться домой на хлеб без масла с колбасой и чай без заварки.
Но надежда еще была вместе с двумя десятками километров, если верить показаниям датчика уровня топлива. Однако кризис, который поразил все стороны жизни, включая повышенную экономность граждан, эту надежду переводил на теорию вероятности или на пятницу тринадцатого.
Вот, и она, пятница тринадцатого: все трамваи встали, на радость мне. Два часа работы и бак моей машины захлебнулся от избытка бензина, а движок благодарно отозвался на этот подарок ровным урчанием. Теперь, надо было бы потрудиться на и продукты питания, и на товары народно-бытового потребления. Но не тут, то было: дали электричество и рельсовые и троллевые средства доставки людей в места работы, отдыха и встреч, стали это делать вместо меня. Поэтому последующее барражирование по местам обычного нахождения клиентов проходило с коэффициентом полезного действия, как отношение возможного их числа к реальному, приближалось к нулю. Проще говоря, моим планам пообедать, поужинать и, так далее, не суждено было сбыться...
Вечерело и стало смеркаться. Расстояние до дома и количество топлива на покрытие его приближалось к полному равенству, а денежных знаков в моем кармане не прибавилось. Впрочем, и не уменьшилось: их просто не было. Занимать не у кого, ранняя, в смысле рано полученная за выслугу в армии, пенсия почти еще молодого человека должна была бы прийти в самом начале следующего месяца, а жить-то надо?
И, тут снова, как в майском сне, старушка на обочине.
- Опять, что ли слет волшебниц?*** – подумалось мне, и я остановился с надеждой на чудо.
- Ты, мать? – спросил я у нее.
- Так, ведь, тринадцатое, пятница, на дворе, - ответила она, смеясь и усаживаясь на переднее сидение.
- А ты опять без средств?
- Обычное дело, - буркнул я и продолжил:
- Только не надо казино, наследства и маленького Леху. Давай сразу деньгами.
- Так у нас не бывает, надо поучаствовать в какой-нибудь волшебной шутке, - убедительно ответила старушка, постепенно превращаясь в молодую и очень красивую Свету. Щипать ее я не стал, а себя для контроля ущипнул. Убедившись, что это не сон, я продолжил движение к месту постоянной своей дислокации.
- Нет, - сказала Света, - Давай в центр, повеселимся.
- Так, бензина-то нет, - посетовал я, показывая ей на стрелку датчика, которая, почему-то показывала на полный бак.
- Чай, не просто едешь, а с волшебницей, - лукаво рассмеялась Света, - Однако скучно, в голову ничего не идет. Может быть, сам чего-нибудь подскажешь?
Я стал перебирать в голове сюжеты русских народных сказок, сказок братьев Гримм, Шарля Перро, легенды Крыма и народов Севера – ничего стоящего не находилось. Вспомнился, неожиданно, анекдот, заставивший меня засмеяться:
«Послал СМС другу с вопросом:
- Как дела?
Получил ответ:
- Хорово.
Теперь думает где опечатка».
- Нет, это не годится, - улыбнулась Света, - Надо, чтобы действие было. Может, еще раз осуществим постановку со «Старой доброй феей?». Хотя, надоело. Да и здесь шарманщиков не бывает.
Слушай, завтра, ведь, День влюбленных.
- Я не очень понимаю этот праздник, не наш он, - я пожалел наших влюбленных: фея может не очень хорошо пошутить над ними.
- Ладно, не будем, - прочитала Света мои сомнения, - Думай.
А меня как заклинило. Обычно я не страдаю отсутствием чувства юмора, да и разыграть друга не прочь, а тут ничего. Но, тут, сверкнуло, и я воскликнул:
- Придумал! - вспомнив сказочных персонажей нашего времени: честных чиновников, - Сделай так, чтобы взятки, которые получали эти ребята, превратились в пыль и, чтобы у них на ушах выросли волосы.
- А это интересно? – ответила волшебница и испарилась в неизвестном направлении…
Я вернулся домой, предварительно заехав магазин (оказывается, Света наполнила мой бумажник трехмесячной пенсией) и, приготовив себе ужин, уютно расположился в кресле у телевизора…
На экране замелькали растерянные и пыльные лица наших государственных деятелей с ушами, густо покрытыми растительностью. Почти поголовно. Самые мохнатые уши носили депутаты и милиционеры. Очень не шли, волосы на этом месте, женщинам, занимающим такие важные посты.
Диссонансом смотрелись дикторы телевидения и простые граждане с голыми ушами, у которых безволосые корреспонденты брали на улицах интервью…
Потом громко заиграла музыка, предваряющая прогноз погоды, и я проснулся.
На календаре было тринадцатое февраля, выпавшее в этом году на пятницу.
*** - Этот слет проходил в пятницу тринадцатого июня прошлого года. Об этом автор сообщил читателям в миниатюре "Пятница тринадцатого", сразу после того, как пришел в себя утром четырнадцатого.
Часть 5. Между тринадцатыми числами
- Что же это такое творится? - произнес я в сердцах, посмотрев на объединенный календарь нынешнего, совсем не високосного года, - Опять тринадцатое число в пятницу: в марте и в ноябре, а понедельник: в сентябре и декабре. Зачастило!
- Ладно, - подумалось мне в продолжение, - Собственно, ничего тогда страшного не происходило и, даже, наоборот было интереснее жить в таких днях, а, если вернее, то спать и просматривать сказочные истории.
А за прошедшее время, если не считать, что Леха, все-таки, допился, ничего существенного в моей жизни не произошло. Но произошло очень существенное на просторах нашей необъятной родины: кризис разыгрался не на шутку, и моя заслуженная пенсия похудела одновременно с рублем процентов, так на 50 и, если повторить сентенцию, сказанную в мае, то она, пенсия, составила примерно одну сотню, в той же валюте, того же бывшего вероятного противника. Как прожить на такие деньги? знали только народные избранники, когда такие пенсии назначали. Помнится, один такой, весьма ухоженный, прямо из телевизора, с гордостью вещал, что заботится обо всем народе и пенсии вовремя платит, поправляя, при этом галстук от кутюр, стоимостью в пять моих пенсий.
Квартира моего соседа еще пустовала, но уже дважды в нее приходили какие-то люди, примеряя свою жизнь к ее размерам и к месту расположения. Заходили они и ко мне, спрашивая про дом, но я, посмотрев на них, давал крайне отрицательную характеристику. Не нравились они мне.
Так что мое прозябание шло своим чередом: встал, умылся, позавтракал, сел за руль, подработал и вернулся. Вечером – телевизор и последующий сон. Правда, недавно я перестал паразитировать и заграфоманил, к чему, как вы догадываетесь, подвигли меня волшебные сны, под общим названием «Пятница тринадцатого» и прочитанные некоторыми из вас.
Следующая такая дата должна была состояться через три недели, дела, которыми я обычно занимаюсь, переделаны и ничегонеделание у телевизора завершали вечер этого воскресенья. В кресле, настолько удобном, что полудрема в нем до перехода в койку, очень мне нравилась. Часы показывали одиннадцать вечера и звонок в дверь в такое время, допускаемый только Лехой, несколько меня озадачил. Думая, что ошибка я с надеждой пошевелил только одним органом тела: верхним веком правого глаза, но наглая трель звонка, через пару секунд, заставила меня подняться и доковылять до двери…
? – передо мной стояла знакомая старушка-фея.
- До следующей пятницы осталось совсем немного времени, поэтому я решила пососедствовать с тобой, - вместо приветствия сказала она и, медленно превращаясь в красавицу Свету, прошла в прихожую.
- Давай, Александр, чайку попьем и поболтаем о нашем житье-бытье, - пригласила она меня в мою же комнату, где на столе дымился самовар, и в различных блюдах аппетитно слезился сыр, вкусно пах сервелат, разнообразные тортики были украшены цветочками из крема, а мягкий хлебушек самого любимого мною сорта, был очень свежей выпечки.
- Вот что, - начала Света, усаживаясь на мое любимое место, - Есть предложение, включить тебя в число волшебников, работающих по России. Мы посовещались среди своих и, учитывая то, что ты, в целом, положительный, в меру сексуально распущен и мало пьющий, почти единогласно проголосовали за это. Только Изабелла воздержалась, сказав при этом что-то о протекционизме с моей стороны на основании личных симпатий. Но моя репутация за пятьсот лет настолько безупречна, что никто ее не послушал.
- Ты согласен? – уточнила фея.
- А что я должен делать? – живо поинтересовался я.
- Уверяю тебя – ничего особенного, выходящего за рамки обыкновенного волшебства. Зато сколько преимуществ: вечная жизнь и всевластие, а также, сопутствующие этим качествам, возможности.
- А можно попробовать и потом дать согласие? Вроде испытательного срока? - засомневался я.
- Испытательный срок у нас есть. Но если ты его не выдерживаешь, то тебя просто стирают, как того, на место которого мы тебя планируем. Да ты ешь, не стесняйся, - Света заботливо подложила мне в тарелку бутерброд с колбасой.
- До двенадцатого марта у тебя есть время подумать, - эхом отозвалась фея, растворяясь в воздухе.
В комнате запахло озоном, а телевизор противно запищал, обозначая этим звуком конец ночных передач.
Я проснулся, испытав при этом чувство голода и удивления…
На столе не дымился самовар, его вообще не было. А на тарелке лежал надкусанный мною бутерброд с заветренной и, уже вчерашней, докторской колбасой...
Часть 6. Пятница тринадцатого марта.
Я понимал, что все это сны, навеянные несбывшимися мечтами человека, жизнь которого была скучна и безрадостна. Но, когда я укладывался спать накануне тринадцатого марта, то ожидание чуда меня не покидало, поэтому я заснул несколько позже обычного. Сон был тревожным и на другие темы. Резкий звонок в дверь подбросил меня с постели и три слова с дополнением:
- Кого нелегкая принесла, - были произнесены по ходу движения в прихожую.
- Меня, - улыбаясь, сказала мне фея в виде очаровательной Светы.
- Ну, как, решил? - спросила она, усаживаясь в мое кресло.
Я думал об этом, но, зная, что все было не наяву - не очень серьезно. Однако на всякий случай, при очередном сказочном сне, прорепетировал свой отказ.
- Спасибо, за заботу, лучше я проживу естественным образом, безо всякого волшебства, - твердо заявил я.
- Хорошо подумал? – уточнила фея.
- Да, - подтвердил я.
- Ну, спи дальше, больше я к тебе не приду, - и Света растаяла в воздухе.
Больше ничего подобного мне не грезилось, и я стал жить обычной жизнью, молодого еще военного пенсионера, с постепенно уменьшающейся пенсией, если перевести ее в валюту бывшего вероятного противника…
Часть последняя. Любовь, как наваждение или воскресенье тринадцатого июня
А все это время прошло в заботах о пропитании доступным мне способом платного подвоза отдельных граждан от дома до работы, от работы домой, от любовниц к женам и от верных жен к любовницам. Попадались, иногда и женщины, осуществляющие аналогичные вояжи. Впрочем, мне было совершенно одинаково, лишь бы платили. Пол, возраст и социальное положение волновали меня в меньшей степени: бомжи, как правило, такси не заказывали.
Так что протекла с пользой для желудка, автомобиля и моего относительно молодого и холостого мужского организма. Но я продолжал и к концу воскресенья тринадцатого июня этого, же года, в разгар белых ночей, барражировал вдоль красавицы Невы, в районе набережной имени Кутузова, как раз перед Литейным мостом…
Да, забыл про погоду. Она была замечательная: теплая и уже с сиренью. Кто бывал в Петербурге, знают, что сирень – это почти главные кусты и цветы июня. И, если она распускается в начале июня, то это значит, что дни стоят жаркие, а ночи теплые.
Так, про природу уже написал, а теперь, по законам жанра, следует говорить про любовь. А Любовь, она тут как тут, в виде красивой молодой женщины, стоящей на обочине в ожидании попутного транспорта. Понятно, что я остановился и пригласил девушку подвезти хоть на край земли.
- На край земли не надо, - сказала она, изящно усаживаясь на переднее сидение, - А чуть-чуть за окраину города прошу Вас, меня подвезти - в Юкки.
- Конечно, - ответил я и одновременно подумал:
- Лишние деньги, возможно не малые, не помешают,- и мысль завершилась фразой:
- В этом поселке миллионеров бедных людей не водится, а ее
дорогая одежда и запах очень дорогих духов, плюс неземная красота – это аргумент…
- Простите, - обратилась ко мне она, - Не могли бы Вы немного покатать меня по городу, по самым красивым, на Ваш вкус,
местам. Меня зовут Люба, а Вас?
- Александр, - хрипло ответил я и, почему-то назвал свою фамилию.
- Хорошее имя, - кивнула она и улыбнулась:
- А сейчас давайте помолчим, - как-то тепло попросила она.
Сидеть рядом с такой женщиной для мужчины, с заниженной самооценкой, как у меня – это уже повод для воспоминаний на ближайшие десять лет, а провести с ней на час больше, увеличивают их длительность в два раза. Поэтому, как вы понимаете, я согласился еще раньше, чем она закончила говорить.
Обычно я спокойно отношусь к клиенту, не разговариваю, если он не хочет и если мне задают вопросы, то вежливо отвечаю. Но здесь я стал волноваться, почти сразу. И еще, я отметил, что на дорогу мне смотреть совсем не хочется. И, только, большим усилием воли, исключительно в целях безопасности, я зафиксировал свою шею в направлении движения. Иногда, не буду скрывать, поворачивался в ее сторону, а глазом косил постоянно. Не мог налюбоваться.
Красота бывает разная: внешняя и, которая внутри. Чаще отдельно и очень редко, вместе. Я имею в виду женскую красоту. Но в данном конкретном случае мне показалось, что я вижу полную гармонию. Нет, не показалось, я был уверен.
- Какой же должен быть мужчина, чтобы соответствовать ей? – подумал я, рассмотрев, однако, и свою кандидатуру.
- Чем же я нехорош?
А не хорош я был по многим причинам: во-первых, только капитан в отставке. Во-вторых, беден, как капитан в отставке. В-третьих, никаких перспектив на обозримое будущее. Потому, как уже в отставке. Хотя, не сильно глуп: то есть, почти, умен. Почти, так как дослужился, всего лишь, до капитана. Внешние данные у меня тоже средние: рост 185, вес 85, шатен, глаза синие, черты лица весьма приятные, но не такие, которые отвечали бы рассматриваемому стандарту. Средний, в целом, мужчина, представляющий повышенный интерес только для женщин предбальзаковского возраста…
Но я везу свою спутницу и все-таки волнуюсь, не смотря на то, что вывод о своих перспективах уже сделал. Уже проехали весь Невский, перепрыгнули через Дворцовый на Стрелку Васильевского острова, мимо Петропавловки ушли на Кировский проспект, обогнули памятник Суворову слева и повернули направо: на Садовую. Дальше - медленно вдоль Марсова поля и Летнего сада мы ушли через Фонтанку к Литейному проспекту. Путь лег на север, к конечной точке, к Юккам и все время в тишине. Молчание было нарушено у поста ГАИ в Осиновой роще, где меня, понятно, остановили для проверки документов и определения степени моей трезвости. Разочарованный тем, что я вполне нормален и все с машиной в порядке, инспектор огорченно вернул документы, не пожелав, как принято, хорошей дороги. Затем, с помощью подсказок моей пассажирки, я через десять минут остановился у ворот ее дома.
- Александр, поднимитесь со мной, я рассчитаюсь, - пригласила меня Любовь.
Можете ли Вы представить меня, берущего деньги за счастье быть рядом с таким чудом? Если да, то Вы ошибетесь. Я никогда не брал за проезд с менее, но тоже очаровательных женщин. Но во двор я въехал, из машины я вышел и, как лунатик, я последовал за ней. Ругая себя за это.
Надо было бы описать великолепие дома, но я этого не сделаю, потому что ничего не помню. По вполне понятной причине, я видел, только, ее стройные ножки, изгибы тела, волнистые волосы, нежную шею и изумрудные глаза. Про все это спрашивайте, и я неустанно буду повторять: изумрудные глаза, изумрудные глаза…
Переход к чаю, шампанскому, музыке тел, окутанных шелковыми простынями и к такой короткой белой ночи, я не буду описывать, потому что хочу переживать это только в себе. Лично…
Утро наступило очень быстро. Но был еще день, ночь, день… и на, не помню какое утро, меня разбудил настойчивый звонок. Открыв, с огромным сожалением, глаза, я обнаружил себя, лежащим в собственной постели, на чистых, но не на шелковых простынях. По адресу прописки и постоянного проживания.
Звонок же разрывался от похмельного нетерпения…
А у дверей стоял, с, оплывшим от запоя, лицом темно-синий сосед неустанно и с надеждой повторяющий своим сиплым голосом очень знакомое:
- Санька, дай сотню, опохмелиться.
- Леха, - прорычал я, отдавая ему деньги и сильно удивившись ему, - Не звони больше так рано, я может быть не один, - и, продолжая рычать, окончательно проснулся. В девять утра. А через три часа мне надо было ехать на встречу с родителями моей любимой.
И это был не сказочный сон…, а любовь, как наваждение.
А фея, вдруг возникла перед глазами и улыбнулась мне по-доброму, сказав при этом самые волшебные в мире слова:
- Счастья тебе, Александр, с твоею Любовью…
|
