РУСЬ
Умерла моя нежная Русь.
Отошла моя кроткая Родина.
Я платком её, чёрным, заткнусь,
Ах, лебёдушка, что ж ты устроила.
На санях, по дорогам родным,
Вдоль берёзок кудрявых, да саванных,
Всем коням, буйным, нищим, слепым,
Навяжу бубенцов, окровавленных.
Колокольчики, братцы мои,
Белой, красной и радостной сволочи.
Объявите, что в тихой любви,
К ним скотам всё стучалась, без помощи.
Люди, божьи, что Вам в суете,
До молитв, до стихов и до радости.
Так и рвёте гармошки во мгле,
И живёте в навозной помазанасти.
Я в обнимку с трупом проснусь,
Водку, горем мешая сиротским.
Умерла моя чудная Русь,
Враз оставив меня одиноким.
СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА
Златокосая, щедрость нежная,
На серебряный миг колец,
Одарила, листьями, щедрая,
Закружив, увела под венец.
Таня, Танечка, юность хрупкая,
Твой ли день? Ты ещё молода.
Это осень, смешная глупая,
Не умеет считать года.
Шлёт поклон тебе девичий, рыжая,
С белым, кружевным, шёлком берёз.
Сотню лет подарит, бесстыжая,
На жизнь долгую, щедростью грёз.
Знать, подружка, моя бесценная,
Ангел Божий всегда с тобой.
Сердце жаркое, самоцветное,
Бережет он любой порой.
Радость вольная, станом стройная,
Колокольцами милый смех.
То весёлая, то задорная,
То скромнее и тише всех.
Лебединой душою – загадкой,
Окунувшись с рассветом в зарю,
Ты прижмись тихо к мужу, украдкой,
И он шёпотом скажет: «Люблю».
Смейся молодость, вся на распашку
Смейся молодость, вся на распашку.
Гогочи, вынув юную дурь.
Раскрути над башкою рубашку,
Наглотайся язвительных пуль.
Растопчи снов букеты под окнами,
Простыни разорви на холсты.
Намалюй их цветными красотами,
Разложи по дворам как цветы.
Выйди в русло лиманное улицы,
Вот он, жизненный океан.
Кусок хлеба и дрянной курицы,
Кинь в фанерный, с собой, чемодан.
Ну, тебе ли, бурлящей и бешенной,
Пузо втискивать в Мерседес.
На помойках Бомонда взвешенной,
Гниль хвалить до Рубцовских Небес.
Нагони с полюсов ветра зимнего.
Засвисти, пальцы в рот, меж зубов.
Всё твоё, в Царствах злого и хитрого,
Всё твоё в дивном стаде коров.
Мы все белые, мы все чёрные
Мы все белые, мы все чёрные,
Мы по улицам, пьяно – рыжие.
Мы то сладкие, то солёные.
Ярко наглые и бесстыжие.
И шагать нам таким наглеющим,
И лепить нам свою страну,
На полётах виражных и бреющих,
Напугав вороньём тишину.
Что нам правое, что нам левое,
Мы всё сами сегодня хотим.
Нам всё храброе, нам всё смелое.
Мы любого с кашей съедим.
Я иду в толпе своей радостный,
Самый главный и самый большой.
Груз мой лёгкий, ещё не нажитый.
И кручу любопытной башкой.
ВСЕМ, ЧИТАВШИМ МОИ СТИХИ
Мы на лодочки катались,
По людской реке.
Мы в крови её купались,
Опьянели все.
Люди добрые, птицы хорошие.
Поклевали ягоды красные.
Сердце тонкое, на ладоши мне,
На мозоли вложили грязные.
И пошли, полетели по ветру,
Рукавами махнули, крыльями.
Головами трещали по утру,
Золотыми сорили мыслями.
Да на кой мне чёрт, стихи – то
Узнаю себя в России,
Упаду в её зарю
Да не уж-то позабыли,
Как же я её Люблю.
Да на кой мне чёрт, стихи – то,
Коли нету в них полей.
Небо синее зашито,
Грустью Русских журавлей.
Закружила, застелила,
Стылым саваном Зима.
Обняла и побелила,
Юбки рощам задрала.
Как же можно без России.
Как себя осиротить.
Нас Иванами родили.
Нам Иванами и жить.
Ах, ты землюшка страдная,
Ржаным, хлебная моя.
Ах ты боль моя шальная,
Да куда нам без тебя.
Загрустила Россия Великая
Загрустила Россия Великая,
Ты позволь мне тебя рассмешить
Без тебя, моя Родина Милая,
Лишь на выдохе волком завыть.
А и били меня и калечили.
И стреляли и гнали меня.
И любили меня и пометили,
И вели под уздцы как коня.
Хрен Вам всем, узаконенным, чистым.
Всем гламурным, от жопы, до глаз.
Не отдам вам Россию, лучистым.
Не подам, на кабацкий заказ.
А пошли бы вы все, накипевшие,
Сердцем бью по хрипящим мордам.
Что мы все, как один, заболевшие,
Русь моя, я тебя не продам.
Как же мне удивить тебя грустную,
Бубенцами – стихами звеня.
Как сберечь свою душу Русскую.
Расстреляйте сегодня меня.
Мать моя Россия, Божья доля
Мать моя Россия, Божья доля.
Ласковая, добрая печаль.
Без тебя и воля, как неволя,
Без тебя мне никого не жаль.
Заблудился. Покажи дорогу.
Зашатался. Счастье, не упал.
Всю твою великую заботу,
К сердцу, прочною верёвкой привязал.
Я иду, ступая облаками,
По прудам, колодцам и глазам,
И ласкаюсь, глупыми следами,
У тебя, стекая по щекам.
МОЙ НАРОД - МОЯ ИКОНА
Ты собою весь одна икона,
Пьяный, ошельмованный народ.
Русь благая, Мать моя и Зона,
Я твой сын – убогий идиот.
Залижу собакой твои раны,
И народу руки залижу.
Выверну дырявые карманы,
И стихами взвою, заблажу.
Созову с дворов всю свору – стаю,
Полетим, вздыхая в облака.
Вожаком, средь них я зарыдаю,
А внизу запляшут гопака.
Мы несёмся, блох с небес теряя,
Чтоб погрызть край пряничной зари.
Лаем звонким, щедро поливая,
Зёрна в комьях паханой земли.
ЮБИЛЕЙ
Ах, земля наша Русская, Щедрая.
Мужиком плодовитая мать.
По хозяйски, с любовью согретая,
Дай тебя ему к сердцу прижать.
День сегодня его, работящего,
Он полвека с тобой от зари.
Подари ему солнца звенящего,
И полвека ещё подари.
Накроши ему осени по столу,
Расплещи ему щедро вина,
Александр Иванович от роду,
Дёмин, им ты жива и полна.
Им всё крепится, им увенчается,
На руках и Семья и Страна.
Дай – то Бог, жизнь его не кончается.
Дай – то Бог ему быть на Века.
Я вернулся к Вам синей собакой
Я вернулся к Вам синей собакой,
Налакавшись из лужи зари.
Я такой же, как жил, перед дракой,
С кожаной Англетерской земли.
Ах, как долго меня не пускали,
В чёрном доме за жёлтой трубой.
Всё платок Ваш из рук вырывали,
Вместе с Русской уставшей душой.
Здравствуй солнце, кудрявая птица,
На завалинке рыжей сети.
Я пришёл у берёзок проститься.
Я вернулся, чтоб снова уйти
Я люблю тебя Русь
Я люблю тебя Русь. Жадно, жарко.
Между нами гармонью пожар.
А живу я и больно, и ярко,
Как в последний раз, через угар.
А пляшу я, трещат половицы,
А дышу, где кузнечным мехам.
А запел, что заслушались птицы,
А иду, словно май по садам.
А ковался, на зависть заводам,
Ну а пёр, да куда тракторам.
А порода моя, всем породам,
Я Российский, я бью по мордам.
И летаю я с солнцем в охапку,
И люблю, чтобы помнили век.
Я, последнюю другу рубашку.
Я Великой страны человек.
Я иду золотыми шагами
Я иду золотыми шагами,
По зелёным коровьим снегам.
По сугробам – стогам, сапогами,
По копытам, хвостам и рогам.
Упаду на колени и в вымя,
Дай, берёзовый бок, молока.
Ах ты пегая, чудо княгиня.
Счастье русского мужика.
Мать кормилица, стада босого,
Волоокое счастье слепней,
Песня русского стона немого,
Бог звенящих российских полей.
**************
Замело меня на большаке
Замело меня на большаке,
Замотало метельными лентами,
В леденящем дорожном совке,
Колеи две сошлись позументами.
Утонул я в одной колее,
А в другой поселился месяц.
В белой, снежной, хрустящей золе,
Ветры в хлеб нас осенний замесят.
Под еловый утащат ковёр,
Где поделят обидно и страшно.
Бросят месяцем в звёздный костёр,
А меня раскрошат мёрзлым пашням.
*******************
Я НАД ГОРОДОМ БЕЛЫМ ПОЛОГОМ
Положите меня на паперть,
Я качаюсь на звоне Христовом.
Где ромашками белая скатерть,
В воробьином наряде задорном.
Где стучат каблуки, в юбках пыли.
Где копейки трещат и подковы.
Мы с воронами просвир делили,
На железные гадя заборы.
Я качаюсь всё выше и выше,
Растворяясь в вечерней гуще.
И всё тише, всё тише, всё тише…
Всё страшнее, всё чище, лучше.
Положите меня на паперть,
К папиросам заплеванным киньте.
Растоптали Вы белую скатерть,
Так хоть душу мою не губите.
********************
Ходят волки на розовых лапах
Ходят волки на розовых лапах,
Конь железный, стальными стучит.
Льёт по пашням малиновый запах,
И берёзовый шёпот звенит
Пой моя душа, сплошная рана,
Ты играй ей на гитаре грусть.
Нету меня больше, хулигана,
Я к себе, другому, не вернусь
Я в себе плохого не увижу,
Я смотрюсь в пустые зеркала.
Ненавижу, братцы, ненавижу,
Все свои лукавые слова.
Забери меня, чужая сука.
Уведи сдыхать к себе домой.
У меня в груди с собой разлука.
Я сегодня трезвый и пустой.
**********************
Хлещут солнце, задрав глотки травы
Хлещут солнце, задрав глотки травы.
Кипяток полуденный литрами,
Ветер носит ради забавы,
Над коврами, цветами вышитыми.
Лижет день с земли сука чёрная,
Золотых щенков в небо вывела.
Облака – чудеса сдёргивая
Язык красный, голодный высунула.
Ловит дождь меня сеткой хрустальной.
За верёвки прозрачные дёргая,
Я играю на звоннице главной,
Сыпь, гармоника, радость трезвонная.
****************
Я ищу берёзку, пьяный и дурак
Белым шёлком платье, зелёнью платок,
Кинула в ромашки, пояс – ручеёк.
Убежала в рощу, не найти никак.
Я ищу берёзку, пьяный и дурак.
Я свищу собакам,
Жалуюсь столбам,
Я хожу по дракам,
По чужим дворам.
Я хочу сказать ей,
Милая, прости,
Нет меня несчастней,
Нет мне радости.
Стрижка – ноль, ножом в дождь
Еду с севера, на юг,
Сжав вагонный перестук.
Сосны, лапами на вёрсты.
Осень, зимы, лето, вёсны.
Шпалы, вздохом под колёса,
Гаснет сволочь папироса.
Спит коричневый плацкарт,
В гамаке путейных карт.
Пылью лагерной к траве,
Тянет ложью по земле.
Утоли, моя печали,
На прыжок меня рожали.
Росы тело омывали,
Я вернулся! Хоть не ждали.
Я с поезда, в ночь,
Дверь, настежь, невмочь.
Стрижка – ноль, ножом в дождь,
Мне не мешай, не трожь.
Словоответный,
Матерный, нервный.
Уставший, растерянный,
Дважды растреляный,
Стисну свободу, не отпущу.
Резаный, колотый,
Лагерный, молотый,
Пьяный, грущу.
Шальной и тронутый,
В падали вороны,
Вспомню, прощу.
Бьётся незваная,
Жизнь перекатная,
Я, помолюсь, уйду.
В звёздные россыпи,
Судьбы, недосыпы,
Кто – то скажет: «Домой»,
Плавает грязью, между покосами,
Память – конвой.
А я шёл простой…
«Стой!»…пой…
*****************
Падал снег, с кусками мяса. Шла Война
Падал снег, с кусками мяса. Шла Война.
Звоном, болью за фугасом. Тишина.
Белым саваном, туманом, от реки.
И цепляются руками. Помоги.
Мне сегодня очень страшно,
Медсестра.
Юля, Наденька, Наташа…
Из вчера…
Окруженье, окруженье,
Руки подняты.
Нет нам брошенным прощенья,
Мы не поняты.
Нет нам сломленным победы,
Мы уставшие.
Взгляд вопроса, злят ответы,
Нам бы в павшие.
Спят герои по покосам,
Холмик, звёздочка.
А по нашим папиросам,
Слёзы досыта.
Там на линии огня,
Открываются глаза.
Там над танками заря,
И с осколками роса.
Там в историю и небо,
Души тают остывая.
Там так любишь жизнь и лето,
Пыль скрипящую глотая.
Там так хочешь,
Так мечтаешь,
Там над трупами хохочешь,
Сном издерганным стихаешь.
Там мгновения решают,
Там минуты слаще года.
Там зверями завывают,
Там военная работа.
И небритые шинели,
И уставшие шинели,
И патронов не жалели,
И снарядов не жалели.
И не впитывала глина,
Грязь из мяса, грязь из крови,
И как знамя, взрывов грива,
Всадников хлестала боли.
Каждый выживший и павший,
Всех закрывший, всех пославший.
Каждый бешенный и падший,
Веривший и обречённый,
Отрешённый, изумлённый…
Был безликой ротной массой,
Был безликой ротной мессой,
Был святой и личной правдой,
Был солдатской горькой пьесой.
Был взнесённый и сгноённый,
Был погасший и зажженный.
И делила на изгоев,
И делила на героев,
Чья – то жёсткая рука,
Чья – то твёрдая рука.
Раздавая ордена,
Отправляя в лагеря,
Заставляя пить до дна,
Миску горькую себя (Кремля).
***********************
Невнятны сонные долины.
Сыны упрямой Палестины,
Усталость ставят мерой зла,
Благословляя без добра.
******************
На лазоревой Руси
На небесной, на Руси,
На лазоревой Руси,
Всё в помоях и в грязи,
Сытые снуют в князи,
Иже Господи еси.
Упокой ты наши души,
Позатыкивай нам уши,
Повыкалывай глаза,
Нет в колоде ни туза,
На народ в Кремлях игра,
С кровью чёрная икра.
А людишки, что людишки?
Тьфу, бумажные картишки.
Душу влево, тушу вправо,
Скучно, древняя забава.
Не понять им, не обнять,
Не измерить, не обнять.
Друг на друга попенять,
С окончанием на мать.
Время камни собирать.
**************
Я на колени встану пред Россией
Я на колени встану пред Россией,
Прекрасною и гордою Землёй.
Страна, тебя я сделаю Счастливой,
С тобою, Родина, живу одной судьбой.
С тобой тружусь, влюбляюсь и мечтаю,
С тобой дыханием и сердцем я един.
Тебя я Матерью своею называю.
Твой преданный и верный сын.
Я патриот и Гражданин Отчизны,
Великою, идущей сквозь Века.
Её просторы щедры и обильны,
Её душа, прекрасна и нежна.
Прими меня, могучая Держава,
Тобой пою, тобой одной дышу.
Я твой от плоти, боль твоя и слава.
Я о тебе мечтаю и пишу.
******************
Обереги моя юдоли
Обереги моя юдоли,
И сохрани и преумножь.
И дай мне счастья Божьей доли,
И, словом горьким не тревожь.
Продли мне дни, до Века щедрым,
Продли родным, продли друзьям.
И не сожни меня бездетным,
И не толкни под стыд и срам.
Прости грехи, прими заботы,
Дай утешения в любви.
Дай силы в руки для работы,
И разумом не оскуди.
В мой день рождения и жизни,
Я счастлив Господи раздать,
Дела души, творенья мысли,
Всех истиной твоей объять.
***********************
Я ругаться с сердцем перестану
Я ругаться с сердцем перестану.
Я с собою на ноге короткой.
Встану утром, сизым спозаранку,
Оглашу окрест лужёной глоткой.
Душу налысо молитвою обрею.
У судьбы сегодня чёрный фартук.
Как же, братцы я себя жалею,
Натянув на шею мыльный галстук.
Как же, братцы по себе томлюсь я,
Вышитый узором, в рыжей жизни.
Ухожу, сломался, не погнулся.
Плохо только, что угаснут мысли.
*********************
Я на небо построю лестницу
Я живой, я дышу, я вижу.
Всех люблю я и всех ненавижу.
Переломанный болью душевной,
Спеленованый сеткою нервной.
Ты скажи, отчего мне не пишется,
Ты ответь мне, моё отражение.
Отчего мне себя не слышится,
Может выпил я всё откровение.
Может выжрал себя я полностью,
Успокоился, брошенный рифмою,
Может стал я обычной сволочью,
Может стал я сволочью сытою.
Я пошёл плясать по грязным улицам,
Я пополз вдоль заборов обгрызаных.
Свет сжигаю замызганным курицам,
Ищу кудри в перьях зализанных.
Я на небо построю лестницу.
В облака вцеплюсь жадной лапою.
Поклонюсь от земли месяцу.
И заплачу небесной собакою.
*******************
Ты Россия моя, церковь каменка
Ты Россия моя, церковь каменка,
Всё последних журавлей крестит.
То ль у озера рябится печалинка,
То ли осень по воде плещет.
Зелень, золото, шелка, травы нежные.
Здесь и первый крик и песня прощальная.
Стены белые, века, зимы снежные,
Лебединая тоска, синь бескрайняя.
Матерь Божия Земля, Все мы скифские.
Распахнулись мне поля, степь курганами.
Азиатская родня, люди дивные.
Пой душа, играй, разлейся баянами.
Только где – то под ребром, как занозою.
Лютым бунтом, да саблею острою.
Полыхнет родным, задышит берёзою,
Песней чудной, тревогою вольною.
***************
Жаль сердца все, что ядом выжжены
Как обидно и плакать хочется.
Так люблю я Вас всех, сволочи.
Где мне бездну глотнуть одиночества.
И уснуть от зари, до полночи
Я кружу свою птицу горькую,
Гордым соколом, мудрым вороном.
Налилась видно чаша полною,
Вашей завистью, сиплым гоготом.
Опрокинул я чернь хитрую,
Успокоил собой властителей.
Песню вечную, песню сильную,
Променял на слепых хулителей.
Не понять Вам, не видеть истины.
Не дождаться меня повешаным,
Жаль сердца все, что ядом выжжены,
Стыдно кланяться всем замешанным.
Ты одна домой меня дождёшься
Отчего, порой мне одиноко,
Держит сердце грустная печаль.
Улетел я странно и далёко.
И уткнулся в чёрную вуаль
Пожалей меня, моя родная,
Я упал средь пашни, на меже.
Ты одна, хорошая такая,
Божий свет и радость по душе.
Ты одна домой меня дождёшься,
Ты одна простишь всё и поймёшь.
Из гостей под утро не вернёшься,
И к другому ночью не уйдёшь.
ЛЮБОВЬ
Скитались падшие в уставших смоковницах,
Серели тени в хмурых лицах.
Таилась пред броском печаль,
Печатью, очумляя властных.
Луна, рассеяла вуаль,
Деля живых на безучастных,
Томлённых скукой, злых, несчастных,
Всех многих, обнаживших тлен,
Под бледным шёлком света ночи.
Шипя интригами измен,
Кольца сердечных змей, что мощи,
В углу шатра, на балагане,
Иль ярмарки, средь света и огней.
Заворожённым страхом при цыгане,
Схватившим любопытством за людей,
К себе, сдирая радость, тянут.
И вёсны, приходящих вянут.
Вино любви, сменяет пена зла,
Молитвы страсти, обратив в слова.
Рождённый день, к рассвету тянет руки,
Ложась на плечи, влажные заре.
Унылый всадник, доверяя скуке,
Поводья бросил, холоду в седле,
Оставив править скользкую дорогу,
За пазухой, неся тревогу,
Грызущую сердечный стук.
Горячкой сдавливая рук,
Причуды медальонных граней.
Волчица ревности скулит,
Стада любовных, нежных ланей,
Гоня в ущелия разлуки.
Сжигая нежность, зло горит.
И задыхаясь в клубах муки,
Рассудок с разумом, в отмщеньи,
Взывая к имени Любви,
Давясь безжалостным прощеньем,
Желает утопить в крови,
Всех освящённых клеветой.
Злит ворон, каркая бедой,
Пугливо жмётся к старой ели.
Когда бы мудростью мы спели,
Когда б с рассудком жизнь вели.
Прости последнее в постели,
Шептали скучно, как в пыли.
Пыль – старость, лёгкие забила,
Пыль – возраст, кости умертвила,
Пыль – жизнь, к могиле подвела.
И мхом, увядшая могила,
Крест вполовину заглотила,
И осень листьев намела.
И так довольствуясь, остыть?
Взбурлившись, выпитому быть?
Тень вдоль обочины скользит.
Наш всадник, выпит, иль разлит?
Как бродит юности вино?
Лицо, немая маска слов,
Намёком глаз, сними покров.
Причудливо стиха зерно,
Вот только всё предрешено.
К чему гаданий тёмных бесы,
Судьба, сними свои завесы.
ПОЭМА ДОПИСЫВАЕТСЯ
ОЧЕНЬ ИНТЕРЕСНЫ ВСЕ ОТЗЫВЫ
Бесы с пола меня к себе подняли
Кто я, где я, забытый, увенчанный,
Непохожий, расшитый и злой.
Добротою людскою залеченный,
Одинокий под Божьей звездой.
Почему только мне всё выпало,
Отчего словно с рельсов и в сброд.
С неба, белым да мёрзлым усыпало.
Я такой же, как ты мой народ.
Я такой же, несчастный и загнанный,
Утонувший по яблоки глаз.
Я во всём этом грязном, замазанный.
До блевотных, восторженных масс.
Ничего то вы так и не поняли.
Ничего не увидели Вы.
Бесы с пола меня к себе подняли,
До безумной своей красоты.
Вы с Христом мне пожить дайте досыта,
Вы мне радугу дайте пожрать.
И оставьте за пазухой Господа.
Там не будут меня убивать.
Ах, Евреи мои, Вы хорошие
Ах, Евреи мои, Вы хорошие,
Люди - мысли, пейсовый народ.
Из России до плахи проросшие,
Разделив её вечный поход.
Мы сиамские братья и сволочи.
Как не любит Вас русский мужик.
Мы больны в черносотенной полночи.
Страшно, жить так народ в ней привык.
Так и рубим, с плеча, по животному,
До кровавых белков, в пене ртов.
Да и как мудрых видеть голодному,
За сведённой стеной животов.
И в больнице одной мы рожаемся,
И хоронят в земле нас одной.
Все мы русскими там называемся,
Все мы делимся здесь пред собой.
Я ЕВРЕЙ
Гордый именем древним,
Проклят им над веками.
Остаюсь неизменным,
Пред чужими Богами.
Я Еврей, это строфы,
Тысяч лет Холокоста.
Это горечь Голгофы,
Это очень не просто.
Одинокая общность,
За величием Торы.
Бесконечная общность,
Исторической ссоры.
Я Еврей – это вечно,
Я Еврей – гордо.
Это так человечно,
Это так очень больно.
Это слово из плоти,
Из сердец и желаний.
Это слово из крови,
Из Великих страданий.
Я ЕВРЕЙ…
***************
Я ласкаюсь сиреневой дрянью,
Сунув пальцы рук в щели зубов
Я вернулся к Вам синей собакой
Я вернулся к Вам синей собакой,
Налакавшись из лужи зари.
Я такой же, как жил, перед дракой,
С кожаной Англетерской земли.
Ах, как долго меня не пускали,
В чёрном доме за жёлтой трубой.
Всё платок Ваш из рук вырывали,
Вместе с Русской уставшей душой.
Здравствуй солнце, кудрявая птица,
На завалинке рыжей сети.
Я пришёл у берёзок проститься.
Я вернулся, чтоб снова уйти
Я люблю тебя Русь
Я люблю тебя Русь. Жадно, жарко.
Между нами гармонью пожар.
А живу я и больно, и ярко,
Как в последний раз, через угар.
А пляшу я, трещат половицы,
А дышу, где кузнечным мехам.
А запел, что заслушались птицы,
А иду, словно май по садам.
А ковался, на зависть заводам,
Ну а пёр, да куда тракторам.
А порода моя, всем породам,
Я Российский, я бью по мордам.
И летаю я с солнцем в охапку,
И люблю, чтобы помнили век.
Я, последнюю другу рубашку.
Я Великой страны человек.
РУСЬ
Умерла моя нежная Русь.
Отошла моя кроткая Родина.
Я платком её, чёрным, заткнусь,
Ах, лебёдушка, что ж ты устроила.
На санях, по дорогам родным,
Вдоль берёзок кудрявых, да саванных,
Всем коням, буйным, нищим, слепым,
Навяжу бубенцов, окровавленных.
Колокольчики, братцы мои,
Белой, красной и радостной сволочи.
Объявите, что в тихой любви,
К ним скотам всё стучалась, без помощи.
Люди, божьи, что Вам в суете,
До молитв, до стихов и до радости.
Так и рвёте гармошки во мгле,
И живёте в навозной помазанасти.
Я в обнимку с трупом проснусь,
Водку, горем мешая сиротским.
Умерла моя чудная Русь,
Враз оставив меня одиноким.
СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА
Златокосая, щедрость нежная,
На серебряный миг колец,
Одарила, листьями, щедрая,
Закружив, увела под венец.
Таня, Танечка, юность хрупкая,
Твой ли день? Ты ещё молода.
Это осень, смешная глупая,
Не умеет считать года.
Шлёт поклон тебе девичий, рыжая,
С белым, кружевным, шёлком берёз.
Сотню лет подарит, бесстыжая,
На жизнь долгую, щедростью грёз.
Знать, подружка, моя бесценная,
Ангел Божий всегда с тобой.
Сердце жаркое, самоцветное,
Бережет он любой порой.
Радость вольная, станом стройная,
Колокольцами милый смех.
То весёлая, то задорная,
То скромнее и тише всех.
Лебединой душою – загадкой,
Окунувшись с рассветом в зарю,
Ты прижмись тихо к мужу, украдкой,
И он шёпотом скажет: «Люблю».
Смейся молодость, вся на распашку
Смейся молодость, вся на распашку.
Гогочи, вынув юную дурь.
Раскрути над башкою рубашку,
Наглотайся язвительных пуль.
Растопчи снов букеты под окнами,
Простыни разорви на холсты.
Намалюй их цветными красотами,
Разложи по дворам как цветы.
Выйди в русло лиманное улицы,
Вот он, жизненный океан.
Кусок хлеба и дрянной курицы,
Кинь в фанерный, с собой, чемодан.
Ну, тебе ли, бурлящей и бешенной,
Пузо втискивать в Мерседес.
На помойках Бомонда взвешенной,
Гниль хвалить до Рубцовских Небес.
Нагони с полюсов ветра зимнего.
Засвисти, пальцы в рот, меж зубов.
Всё твоё, в Царствах злого и хитрого,
Всё твоё в дивном стаде коров.
Мы все белые, мы все чёрные
Мы все белые, мы все чёрные,
Мы по улицам, пьяно – рыжие.
Мы то сладкие, то солёные.
Ярко наглые и бесстыжие.
И шагать нам таким наглеющим,
И лепить нам свою страну,
На полётах виражных и бреющих,
Напугав вороньём тишину.
Что нам правое, что нам левое,
Мы всё сами сегодня хотим.
Нам всё храброе, нам всё смелое.
Мы любого с кашей съедим.
Я иду в толпе своей радостный,
Самый главный и самый большой.
Груз мой лёгкий, ещё не нажитый.
И кручу любопытной башкой.
ВСЕМ, ЧИТАВШИМ МОИ СТИХИ
Мы на лодочки катались,
По людской реке.
Мы в крови её купались,
Опьянели все.
Люди добрые, птицы хорошие.
Поклевали ягоды красные.
Сердце тонкое, на ладоши мне,
На мозоли вложили грязные.
И пошли, полетели по ветру,
Рукавами махнули, крыльями.
Головами трещали по утру,
Золотыми сорили мыслями.
Да на кой мне чёрт, стихи – то
Узнаю себя в России,
Упаду в её зарю
Да не уж-то позабыли,
Как же я её Люблю.
Да на кой мне чёрт, стихи – то,
Коли нету в них полей.
Небо синее зашито,
Грустью Русских журавлей.
Закружила, застелила,
Стылым саваном Зима.
Обняла и побелила,
Юбки рощам задрала.
Как же можно без России.
Как себя осиротить.
Нас Иванами родили.
Нам Иванами и жить.
Ах, ты землюшка страдная,
Ржаным, хлебная моя.
Ах ты боль моя шальная,
Да куда нам без тебя.
Загрустила Россия Великая
Загрустила Россия Великая,
Ты позволь мне тебя рассмешить
Без тебя, моя Родина Милая,
Лишь на выдохе волком завыть.
А и били меня и калечили.
И стреляли и гнали меня.
И любили меня и пометили,
И вели под уздцы как коня.
Хрен Вам всем, узаконенным, чистым.
Всем гламурным, от жопы, до глаз.
Не отдам вам Россию, лучистым.
Не подам, на кабацкий заказ.
А пошли бы вы все, накипевшие,
Сердцем бью по хрипящим мордам.
Что мы все, как один, заболевшие,
Русь моя, я тебя не продам.
Как же мне удивить тебя грустную,
Бубенцами – стихами звеня.
Как сберечь свою душу Русскую.
Расстреляйте сегодня меня.
Мать моя Россия, Божья доля
Мать моя Россия, Божья доля.
Ласковая, добрая печаль.
Без тебя и воля, как неволя,
Без тебя мне никого не жаль.
Заблудился. Покажи дорогу.
Зашатался. Счастье, не упал.
Всю твою великую заботу,
К сердцу, прочною верёвкой привязал.
Я иду, ступая облаками,
По прудам, колодцам и глазам,
И ласкаюсь, глупыми следами,
У тебя, стекая по щекам.
МОЙ НАРОД - МОЯ ИКОНА
Ты собою весь одна икона,
Пьяный, ошельмованный народ.
Русь благая, Мать моя и Зона,
Я твой сын – убогий идиот.
Залижу собакой твои раны,
И народу руки залижу.
Выверну дырявые карманы,
И стихами взвою, заблажу.
Созову с дворов всю свору – стаю,
Полетим, вздыхая в облака.
Вожаком, средь них я зарыдаю,
А внизу запляшут гопака.
Мы несёмся, блох с небес теряя,
Чтоб погрызть край пряничной зари.
Лаем звонким, щедро поливая,
Зёрна в комьях паханой земли.
ЮБИЛЕЙ
Ах, земля наша Русская, Щедрая.
Мужиком плодовитая мать.
По хозяйски, с любовью согретая,
Дай тебя ему к сердцу прижать.
День сегодня его, работящего,
Он полвека с тобой от зари.
Подари ему солнца звенящего,
И полвека ещё подари.
Накроши ему осени по столу,
Расплещи ему щедро вина,
Александр Иванович от роду,
Дёмин, им ты жива и полна.
Им всё крепится, им увенчается,
На руках и Семья и Страна.
Дай – то Бог, жизнь его не кончается.
Дай – то Бог ему быть на Века.
РУСЬ
Умерла моя нежная Русь.
Отошла моя кроткая Родина.
Я платком её, чёрным, заткнусь,
Ах, лебёдушка, что ж ты устроила.
На санях, по дорогам родным,
Вдоль берёзок кудрявых, да саванных,
Всем коням, буйным, нищим, слепым,
Навяжу бубенцов, окровавленных.
Колокольчики, братцы мои,
Белой, красной и радостной сволочи.
Объявите, что в тихой любви,
К ним скотам всё стучалась, без помощи.
Люди, божьи, что Вам в суете,
До молитв, до стихов и до радости.
Так и рвёте гармошки во мгле,
И живёте в навозной помазанасти.
Я в обнимку с трупом проснусь,
Водку, горем мешая сиротским.
Умерла моя чудная Русь,
Враз оставив меня одиноким.
ЖИЛИ
Домики-квадратики.
Чёрные квадратики.
Серая дорога, синяя река.
Красными ложатся в зелени солдатики,
Пушки пламенем вздыхают,
Самолётики летают,
Серебром бока сверкают.
Тают души. Уплывают.
Тянется колонна пленных,
Не убитых, но уж тленных.
Сотни без вести пропавших.
Не предателей, не павших,
До хребтищев исхудавших,
В топках лагерных сгоревших,
Старых и не поседевших.
Было холодно и больно,
Были фронтовые граммы,
И спиртные и свинца,
Рукопашно и оскольно,
Вера в Сталина-Отца.
Были брошенные жёны,
Недождавшиеся мамы,
Были нервы обнажёны,
Были радости и драмы.
И растреляные дети.
Людоедство,мародёрство.
Власовские лихолети,
И Маресьев, и геройство.
И икорное обжорство.
Страх в июне, на рассвете.
И замёрзшие младенцы,
Вдоль Невы в гробах лежали.
И парадом в сорок первом,
По Москве немые немцы,
Как помои протекали.
Морды грязные в шинели
Прятали, боясь расправы.
И в убийстве откровенном
Брошены в Сибирь Чеченцы.
И штрафбатные метели.
Ордена давали ”Славы”.
Ты возьми словарь и Слово
Каждое впиши... Всё было.
Жили жадно и рисково.
Так, что дрожью колотило.
ПИТЕР
Лунный, бойкий, ветер стройный,
Трёт, сжирая расстоянья.
Спит девичий скромник - Смольный,
Не родивший покаянья.
Жмут в костях Невы каналы,
Шьёт Исакий шпилем выси.
Питергофские кварталы,
Псом гранитным лижут мысли.
Балтика, Кронштадт... - безмерен,
Чудом гениев обилен.
Ждёт бесценных всех бесценен
И державе равносилен.
МОНОЛОГ ОФИЦЕРА, ПОТЕРЯВШЕГО ЖЕНУ(1919)
Я сегодня взошёл в завтра.
Я вчера остывал в сегодня.
Отлетела ангелом клятва.
Кружит с адом моя сотня.
Жесть листвы по краям лета,
Грезит теням осенних танцев.
Революция-бездна века,
Гасит свечи твоих пальцев.
Бредит тифом сыпная россыпь,
Гложет юность. Любовь, прощайте.
Через утро в безумье поступь.
Вы посланцев моих встречайте.
Хлещут шашки тела предавших.
Выкуп душ на свинцовые сети.
Не жалейте Господь павших.
Мёртвым вальсом кружу мести.
БУР
БУРа стакан - одиночное пойло.
Синий храм за ворота вынес.
Туберкулёз рядом, походом в вольно,
Словно конвой, кашель - эсминец.
Вжаться на пресс автобусный.
Пальцы - точный мотив.
Зона на Зоне, больной, не сломленный.
Не ссучился и не актив.
Книга жизнь. Переплёты
Стальных прутов витых.
Были во сне полёты,
Кровь на руках сбитых.
Шахматная доска оконного света,
На сетчатку глаза ложится.
Взрастает в разум. Всё через это
Надо пройти и не удавиться.
Выжить улыбкой каждого нерва.
Братка не просто брат.
Ваша жизнь стерва?
Он своей рад.
Человеком рождён, шёл гордо.
Дорогу сам выбрал.
Первый карман - просто.
Руками талант двигал.
Слово-Закон,
Лагерных метят.
Вор Он.
Таким верят...
ТЕТРАДЬ
Овдовевшие сизали.
Суетимся одиноки.
Горб различий искривляли.
Гостем ветру спазмы-строки.
Хвори письменной герани,
Мародёрные обозы.
Взятки умных поминали,
Усыпив метаморфозы.
Табуны гробниц пегасов,
Муз уставшие погосты.
Рифмы сомкнутых саргассов,
Правды смрадные компосты.
Темы черви, темы волки.
Роды матери тетради.
Сиплых дёсен кривотолки.
Пожалейте, Христа ради.
КАЗАК ДА СОЛОВУШКА
Трелью льёшь - поёшь соловушка.
Степь - былинка, трава мятная.
Покатилася головушка,
Саблей вострой с плечей снятая.
Под пудовыми копытами
Полынь горькая поклонится.
Полыхает над убитыми
Солнце - красная иконница.
Раскатили мы на зореньке
Тюрьму старую по брёвнышку.
Кровь рекой в казённой горенке,
Распахнула Волю - волюшку.
Я свою горчину - долюшку
Выпил досыта по горлышко.
Стражники летят по полюшку
Припогонно да околышно.
Ой укрой меня ты хлебное,
Ой укрой меня ты сытное,
Сиротину неприкаяну.
Знаю слово я заветное,
Знаю слово я забытое.
Мне б добраться за окраину,
Да собрать ватагу злющую.
Поведу свою дружинушку
На Москву, на проклятущую.
На дыбы народ вздымается,
Не повесишь всю Россеюшку.
Не заткнёшь ей рот, не справишься,
Не потухнется лучиною.
Мне б увидеть, как качается
Пёс-боярин под осиною.
Мне б увидеть, как шатается
Трон под силою мужицкою.
Не рождён я быть скотиною...
Только песней голосистою
Зря манил меня соловушка.
Пролетел клинок как пёрышко
И затихло под грудиною,
Сердце дикое казацкое.
Умер вольным я детиною.
Счастье выпало босяцкое.
РУССКАЯ
Я НА ПЛАХУ, ЧУТЬ ЖИВОЙ,
НЕ ТВЕРЁЗЫЙ, НЕ ПЬЯНОЙ.
К ПАЛАЧУ НА УПОКОЙ,
ЗАРУБИ МЕНЯ, РОДНОЙ.
Я своей умою кровью настрадавших,
На Алтарь меня ты отнеси.
Замолю убогих и причастных,
Лад-покой закружит по Руси.
Святый Боже, ты прости, люби мя.
Расщедрюсь на Пасху звонарям
И качнётся Вечная Россия,
Колокольным звоном, по полям.
Да душа, с малиновым отпевом,
Распахнётся в убранстве зари.
Тихо я, в исподнем грязно-белом,
Прошепчу молитву о любви.
Отпусти меня на покаянье,
Не задуй грехов моих свечи.
И слепое, блудное скитанье,
Откровенья светом озари.
ДЕТСТВО
Пыль прожитую сдувая,
Память обнажим.
Грусть и нежность отпуская,
Детством заблажим.
Ключик нервами привязан,
К мыслям и душе,
Жесткосердечьем наказан.
Возвратиться б мне.
Оседлай меня друг детство,
Шпоры в бок воткни.
Потерпи моё соседство,
Старость отряхни.
Растрясёмся в серпантинах,
Сожженых мостов
И застынем на картинах
Рухнувших веков.
ЗЛЫЕ ШАШКИ ЗОЛОТОМ
(на мотив «Любо, братцы, любо»)
Злые шашки золотом, солнце над затонами.
Плавали туманами ржаные васильки.
Пиками будёновок, крестами да погонами,
Лавами, летящими сходилися полки.
Жаворонка песня стоном ходит в небе,
Душу рвёт волною батька Тихий Дон.
Как же братцы славно жить на этом свете,
Как же братцы больно за родимый дом.
Сечено - не меряно, кровью умывалися.
Через тело к сёдлам рвалися клинки.
Стреляно - не считано, сотнями металися,
Без своих наездников кони по степи.
Жаворонка песня стоном ходит в небе,
Душу рвёт волною батька Тихий Дон.
Как же братцы славно жить на этом свете,
Как же братцы страшно разговор ведём.
Падало багряное, в горизонт усталое,
Выбиты, потоптаны травы по пыли.
Поле покаянное, трупами устлатое,
Плакало дождями, с ветром до зари.
Жаворонка песня стоном ходит в небе,
Душу рвёт волною батька Тихий Дон.
Как же братцы славно жить на этом свете,
Как же братцы грустно нам на свете том.
ДУША
Правда баяниста по мехам,
Дайте братцы в морду с петухами.
Кинусь в прорубь и исподний срам
После бани в печку, со грехами.
Окрестите в зубы до крови.
Охмурите душу самогоном.
Я потом проплачу до зари,
Очарованный её хрустальным звоном
Упаду замученный мечтой
В омуты ружейного ствола.
Понесут меня на упокой
Небеса, мои колокола
БЕСЫ
За лукавостью повесы,
Из под тайны женских глаз,
Скаля зубы, косят бесы,
В шарме тайны мир увяз
Ждут обиды затевая,
С первым юным окрылясь,
От речивости играя,
По наивности смеясь.
Бьют, швыряяся улыбкой,
Ладят сердце на крючок,
Изуитостью и пыткой
Загоняя под сачок.
Спит музей прекрасной дамы,
Бродят бесы-сторожа.
Под стеклом пылятся драмы
И разбитые сердца.
СОЛЖЕНИЦИН
Вдоль, чадящие копотью,
Галереи иконных плит.
Я несусь по подвалам Лубянки.
Люди - глыбы, остывшие танки.
Треск по шкуре зябнувшей моросью,
Меня что-то пока с этой властью роднит.
Междукамерный буфер, капелью морзянки.
Я живой, мое сердце в рассвет говорит.
Я сегодня их всех, этой смёрзшейся полночью
Раскрошу за великий от крови гранит,
Что поставят на грудь мне
В честь тридцать седьмого,
Поклонившись заре
Рельсозвучья немого.
И он хрипнет набатом, сверхкаменный щит.
Орденами тряся прут иудино слово.
Нам вернуть бы своё,
Нам не надо чужого.
Прорастило осечку ружьё
На стене провисевшее семьдесят лет.
И остывшей подачкой - остывший обед
Презентации дня фронтового.
Я пришелец с ГУЛАГа, меня больше нет.
Нас сравняли по льготам немного.
Ты стрелял в меня там,
Поклонись в меня здесь.
Я прошёл это сам.
Только в этом я весь
ВРЕМЯ
Рвёт поводья осень.
Ливни ноги в стремени.
Тяжело мне очень,
Стать кусочком времени.
Может стрелкой маленькой,
Дёргаться по кругу.
Иль кукушкой старенькой,
Дни прибавить другу.
Шелестнуть минутками.
Мигом прогореть.
Веком стать, иль сутками
В вечность полететь.
МОЛЬЮ ТРАЧЕНЫЙ ГОЛАНДЕЦ
Молью траченный Голландец,
В океане вольной лжи.
Рваный пыльный иностранец.
Бес сомненья поспеши.
Оботри слюнявый подвиг,
Тренобренье бардных струн.
Бледен светом трупный отклик,
Взбитых дрожью в лужах лун.
Тенью вялого кастрата
Стих-провал беззубых губ.
Чушь, словесная простата.
Чувств не вспашет рифмы плуг.
ЧЕЧНЯ
Я умирал у горевшего танка.
Я подыхал у орущего танка.
Я завывал как солдат, как собака.
Расстрел. Там так просто. Нас убивали.
Нас жгли. Всю колону. Нас там добивали.
Мне было больно, было мне жутко.
Куталась трупами площадь Минутка.
Корчился воздух горело - палёным.
Раздайте нас сытым, раздайте голодным.
Продайте вторично ценой преисподней,
Иуды, харкнувшие крест новогодний.
Примерьте нас мясом на праздник победы.
Консервные цинки народ на обеды,
Сожри и сблевнув, оботри морду ёлкой,
Шарами, хлопушками, водкою горькой.
Где стыд твой, Великий, где марши протеста.
Трясёт меня, праведный. Алым уверься.
Смотрите и жмурьтесь, мы плотью от плоти.
Замёрзшие туши под масками крови.
В вагонах морозных молчим штабелями.
Оскалившись инеем, держим плечами
Поганую правду командущих сук.
Одервеневшими пальцами рук
Прощаясь с узнавшими нас матерями.
За рефрижераторными дверями
Скрывалась и пряталась тайна предавших.
Дробила на бросивших, павших, пропавших.
На неопознанных, непогребённых,
На неподобранных, брошенных, мёртвых.
На тех, кого псы пожирали ночами.
Мы верили высшим и рядом лежали.
У танков горевших, молясь и сдыхая.
Венками терновыми страшного рая.
БРОДЯГА
Ветер мысли раскрошил,
Растряся по миру.
Клён трезубцами сорил.
Дай мне лес квартиру.
Я укроюсь нежным мхом,
Босый и голодный.
Ляжет речка первым льдом,
Будет день короткий.
А потом придёт зима.
Тихо и устало.
(Очень грустная она.
Видно опоздала).
(Опоздавшая она.
Да и грустно стало).
БРАТКАМ
Горстью сеяны в мути времени.
Да поймём ли тех счастливых,
Взросших силой на бритом темени,
По понятиям вскрыв строптивых.
Не дано им, зубами вырвано.
Справедливость, сажая в мразь,
Проходили они невиданно,
Не ломаясь и не стелясь.
Шли отдельные, племя гордое,
По разборкам своей страны.
Окунали себя в жестокое,
Крутоправильные пацаны.
ПУЛЕМЁТЧИК
Клетками мир заполняю поля.
Стоп в горизонт. Сгустки свинца
Крестят дожди. Палачёвая доля
У пулемётчика - смерти творца.
Выкуп поклонный, оправданных туш.
Мясо военного времени.
Щёткой по глотке великая сушь,
При живота ранении.
Сжальтесь, родимые. Вскиньте чугун
Потных загривков на чашу затвора.
Уравновесьте весы своих Дум,
Точку поставьте Чеченского спора.
УВОЛИЛИ
С подозреньем на понос,
Пучат мне живот арбузы.
Плюхну в унитаз вопрос,
Срать на Ваши профсоюзы.
Гадить сколько будет сил,
Воздухом обдув горячим.
Из кишечных слабых сил,
Вонь под нос Вам обозначим.
Трачу время, не спеша,
Глотку пивом обрывая.
Будет лужа хороша.
Я уволен из под рая.
БИЧАМ
Псовые рапсодии лысыми дворами,
Окунают небо в воробьиный бунт.
Расщепляя землю, грязными руками,
Люди без прописки, по подвалам мрут.
Синие, небритые, грязные, пропитые.
На матрасной вони, под одеколон,
Жизнею забытые, Родиной прибитые,
Корчатся сгибаются, выдыхая стон.
Вязаные, драные, полотенца - шарфики.
Сытые помойками, как сама печаль,
Нищетой раздутые, улетают шарики,
К счастью долгосрочному в раевую даль.
Крест им всем в догоночку.
Божей им любви.
Выпей за них водочку.
Добрым помяни.
ЛЕГИОН
Имя им легион был.
Где они - цвет нации?
Мускул сталь, сплетением жил,
Сонмы глазной прострации.
Взгляд обожанье живым богам.
Гранитный окоп Мавзолея.
Могильной плиты узаконенный шарм.
Шлифуйте брусчатость, веря.
«Боже Царя...», Интернационал,
Вывел с помойки Истории.
Соколы маршалы, орденский нал,
Доят в мундирной иронии.
Счастью безумцев ГУЛАГовых лет,
Гимны курантного звона.
Греет несчастных рубиновый свет,
Игл Кремлёвского трона.
КРИК
Ложь моя в огне судится,
Отдайте небо Богу.
Пуля в теле с душой крутится,
Я вижу дорогу.
Кто даст мир молящимся?
Истины такие разные.
Вскройте глаза кающимся,
Слышите, Вы - несчастные!
За пушки, цепляясь, катится,
Ребёнка убитого череп.
Чья Вера мается?
Чей твёрд берег?
Святыни страхом вечности
Плавят в себе праведных.
Где занять человечности
Для людей каменных?
ТАКСИСТ
Остановок череда.
Улиц грязные разводы.
Эх, дороги, эх, беда.
В пору строить в лужах броды.
Навостроено вкривь, вкось.
Балки, палки, ямы, плиты.
Эй, таксист, а ну подбрось.
Заплачу и без обиды.
Как дела, а как семья.
Мы с тобой таксист два брата.
Разошлись давно?... И я,
Жизнь свою развёл когда-то.
Всё приехали. Зайдёшь?
Ну как знаешь, не неволю.
Выпить не с кем, сам нальёшь,
Сам закусишь. Быть запою.
И зелёный маячок,
Долго мне мигал на кочках.
Приколёсный островок,
В океане шлакоблочном.
РЕКВИЕМ РАВНОДУШИЯ
Натирает глаза земля серая.
Ты прости нас, мертвый солдат.
Раздала тебя Родина щедрая,
Да подаркам никто не рад.
Ходят капли по городу Грозному,
Пепел с прахом равняет дождь,
Даром небу чужому, позднему,
Крошат ангелы грязную ночь.
Спит Кремля точка зрения разная,
У Буданова судные дни
И убитая правда солдатская,
На костях несклонённой Чечни.
ЛЕСНЫМ БРАТЬЯМ
Пасмурной еловой лапы,
В плечи тяжесть, поднимусь.
Чёрный запах, иглы - драпы,
Горсть патронов, не стыжусь.
Схроны лет от сорок пятых,
Хмурой тенью по лесам.
Спит Литва землёй распятых.
Хамом оккупантский срам.
Брат за братом, под крестами,
Уходящими в борьбе.
Мы воюем. Правда с нами.
От присяги не в себе.
ПРОДАЛ
Такие мы все разные.
Я разницу в розницу,
Продал и сладостные,
Деньги принёс в горницу.
Разложил как воздух вокруг
Себя, нет не то, почему плохо
Стало. За эту сотню друг
Продан. Может сдохло
Мало во мне счастья.
Падают волосы кружевом
Линолеума вокруг платья.
И так тошно на прожитом
Спится. Шуршание лиц.
На портретах бумажных отцов-
-Благодетелей.
Падаем ниц.
Под ногами скотов, мудрецов
И радетелей...
НЕРВ ОСВЕНЦИМА РОССИЙСКОГО-ЗК
Караван смолистых совершенств,
Под венцом разбуженного неба.
Грею душу тряпкой полотенц.
Норма жизни - это пайка хлеба.
Нерв Освенцима Российского, ЗК,
Я из тех отдельных кто не в стаде.
Щепка обречённого сука,
В жуткобуратиновом параде.
Заметённый горем огонёк
Камерно - народных покаяний.
Человек, как Крест, несущий срок,
По терновникам бараковых страданий.
КОЛОДЕЦ
Из колодца, из оконца,
Небу взгляд своих колодцев.
Брёвен мшелые воротца,
Делят нас на инородцев.
Связан телом, брошен в сырость,
Трут прозрачные шаги.
Злости лютой накопилось,
Чертит радугой круги.
Был из тех - кто, оставшись вышел,
Запечатав звездою рот.
Чернь вод языком вышил.
Утопили меня, вот.
Натянув рамки губ на пяльцы,
Бурых в сером, худых штыков,
Растворялись враги страдальцы,
Через тени моих грехов.
?
Неизвестная, чудная, где Вы.
Я знаю Вас, в белом
Из грязи - в грязь, в кусты.
Насилуя там, в порыве смелом,
Смеюсь потом над собой.
Помоями внутрь плеснув,
Отбелить пытался, дал сбой,
Тот, который внутри жил, уснув.
Какая часть мира простить
Готова несчастных собой чудаков,
Что осмелились жить,
Поперёк всех тоскливых веков.
ПОТЕРЯНЫЙ
Староброшено, новосеено.
Потерялся я братцы во времени.
Ну а время субстанция странная,
Словно кошка бездомная, драная.
По помойкам, задворкам вечности,
Роясь в баках страданий и радости,
Ищет дрянь следы человечности,
Строя нам иногда гадости.
КАЮСЬ
Над уставшими садами,
Вереницею зарниц,
Пляшет ночь под облаками,
В ожерелье сонных птиц.
Хвост луны рекою скачет,
Страстью ветер в руки ив,
Под вуаль тумана прячет
Звёзд моргающий мотив.
Ласка - свежая прохлада,
Беглый вихрь тяжёлых трав.
Кружит пьяная рулада,
Тают мысли на словах.
Вольной дрожью наслаждаюсь,
Жадной грудью пью покой.
Я с Войны пришёл и каюсь
Мать Россия, что живой.
ДИВИЗИЯ СС ГАЛИЧИНА
Вонзаюсь в дождь грибной,
Дождём крупнокалиберным.
Мир за моей спиной,
Рожает век невидимым.
Запах гордости.
Маюсь в полночи.
Скорость совести.
Каюсь в подлости.
Галичина дивизия -
История СС.
Ревёт атаки линия -
На праведность ликбез.
Жмёт простотой величие
Пропахших кителей.
Пикантнее приличия,
Обязанность идей.
Не мните сожаления,
За пазухой своей.
Дам Богу объяснения,
За окаянность дней.
АЗ ВОЗДАМ
Аз воздам вещам их имена,
Рвите в клочья крылья на билеты.
Да пропустит Вас ко мне молва,
Не забудьте колья и кастеты.
Убивайте, вчёркивайте в грязь,
Полюбите через жабры прошлого.
Ах родная благостная мразь,
Жнёт меня такого не проросшего.
И распухшего, в засосах и крови,
Посадите в чёрный Мерседес.
Буду купленный с блядями до зари,
Проклинать изменчивость небес.
Я ЖИВОЙ
Руками по пустоте.
Выжил последним нечаянно.
Простёршись между, в своей простоте,
Спёкся Чечнёй отчаянно.
Задёрнув изнанку горячей трахеи,
Тянул своё тело до тела врага.
Разбитыми пальцами в горло идеи,
Вцепиться мне дайте ростком сапога.
Кляпом лаю, пуля в горле.
Горевшие танки помните?.
Зачем ,ответьте ,живу на бойне,
В шара Земной комнате
О В.В. Путине
Возлюбите пророков они одиноки.
Нарубите им посохов с рощи святой
И фальшиво гнуся отмолите их строки,
Заслоняя при этом своею спиной.
Поклонись отпеващим дырявый народ.
Смерд за смердом, навозными тушами.
Президента Российского страшный исход,
Платит времени нашими душами
Чёрно-белое племя - такое дерьмо,
Дайте руку ему, одинокому,
Кто не бьёт сапогом, через дых под ребро,
По пути посылая нелёгкому.
СТАРОСТЬ
Как завидую летнему племени.
Петь полётам шмеля до зимы.
Утомлённые светлостью времени -
Тёплых веточек летние дни.
Кинет горстью по осени ягодной.
Ах, какая пришла благодать.
В благозвучьи церковной, ладанной,
Как не хочется мне умирать.
Проживу на сто лет откукованым,
Увенчаюсь седою красой.
Ошалевшим и очарованным,
Полечу по дороге святой.
ИЗ НАРОДА
Шею в петлю раннею весной,
Под гнилыми, старыми стогами,
А потом расхристан и босой,
Буду бить челом пред образами.
Конь солому щиплет под окном.
Мается душа моя, тоскует.
Испрошу у Бога о святом
На окрест, что спьяну иль ворует.
Пьёт ведро колодец у ворот,
На рубахе красной драный ворот.
За деревней грязный поворот
И соседский сын верёвкой порот.
Ах ты жизни сельская родня,
Косоротый сторож на мякине,
Отпусти заблудшего меня,
Иль повесь средь поля на осине
МУТНО
Шёпотом линий,
Дыханием краски,
Рисунками лилий
Роятся подсказки.
От семи уродливо,
До семи невиданно.
Не тобой ухожено,
И не мною выдано.
Быстрыми поступками,
Мудрено не сказано.
Уродилось сутками,
Вышло не доказано.
Выдрано не выпито,
Съедено не скроено.
Страшно опрокинуто,
Временем утроено.
КОВЫРНИТЕ...
Ковырните босого из раковины,
Распустите чистого по миру.
Все грехи мои будут уплачены,
Я закрою совести створину.
И обкатаный, как затасканый,
Океаном людской ненависти,
Прилеплюсь к кораблю благостный,
Что гудит по дерьму вечности.
Частью взрощеной человечности,
Прикипевший кожей к страданиям,
Покоряя себя беспечности,
Трачу сущность по дарованиям.
РУССКАЯ РУЛЕТКА
Ногами в ночь из ресторана.
Собака плачет, подойду.
Бужу рулетку барабана,
Нажму курок и мир взорву.
Дворняга вскочит и отскочит,
А после, слизывая кровь,
Всё языком меня щекочет,
Лаская траурную бровь.
Рассвет слепых, уснувших окон,
Сопит сквозь ставенный покой.
Немой вопрос пиджачным боком,
Лежит в саванной мостовой.
БРОШЕНЫМ ВНИЗ ГЕРОЯМ И ПОЛИТИКАМ
Падать в падаль. Семена,
Тронут вышедшим на крыши.
Дайте грязи имена,
Вы, что вниз летели свыше.
Вами мраморы страниц,
Доят вымя поколений.
Пафосом бессмертных лиц
Правят в поисках творений.
Плавят в прах колокола,
А из праха - птица Ворон.
Возродится вся черна.
Хватит падать, морг уж полон.
РАСТРЕЛЫ
Пятёркой голых тел,
Будни кирпичной стены.
Вскакивая, пОтом ревел
Товарищ маузер в рамках вины.
Тактом шага комнату чиркаю,
Обрубок совести баюкая.
Назову себя чисткою.
Эра грядёт лютая.
Скрипом пера имена на бумагу
Падают тихо, но громче
Пушек, жертвой стягу,
Косят людей в человеческой роще.
Выжмем лозунгом очередь.
Шагом овец у Мавзолея,
Новые пятеро. Всем замереть.
Красим красным, млея.
ВЕРНУСЬ
Судьбы города Бродвея.
С завистью глядим, жалея.
Брайтон - хитрая страна.
Псевдорусскими полна.
Плачет пьяный у окна,
Ресторанного дерьма.
Пляской щёки мнёт слеза,
Тянет время в никуда,
Где остались навсегда,
Трав степная борода,
Слепни роем у пруда.
Мечет хвост в бока корова,
Хороводом лебеда.
У уставшего народа,
Праздник лета, отпуска.
В телеграммах провода.
Пиво, удочки, панамки,
Самолёты, поезда.
Длинноногие засранки (пацанки),
Ялта, праздная с утра,
Подмосковная хандра.
В общем, братцы, кто куда.
Да летают как всегда,
К Шереметьеву борта.
У меня глаза больной собаки.
У меня глаза больной собаки.
Зеркала, закройтесь навсегда.
Тянут бесы голову до плахи.
Скиньтесь на поминки господа.
И заботит больше от чего-то,
Зной ленивых белых облаков.
Тянущихся в гордое далёко,
Караваном тёплых островов
Я ругаться с сердцем перестану,
Я с собою на ноге короткой.
Встану утром чёрным спозаранку,
Оглашу окрест тоскливой глоткой
Душу налысо молитвою обрею,
У судьбы сегодня сальный фартук.
Как же братцы я себя жалею,
Натянув на шею мыльный галстук.
Как же братцы по себе томлюсь я,
Вышитый узором в рыжей жизни.
Ухожу, сломался, не прогнулся,
Плохо только, что угаснут мысли.
БОГИ
Боги камень кинут
И начнём играть мы.
Только губы стынут,
В страсти пантомимы.
Укушу гранитный,
Сплюну кровь и зубы.
Это Вам не ситный,
Это сквозь Талмуды.
Вымолив прощенье,
Затаись, покаян.
По реке забвенья,
Ухожу за Раем.
ДИССИДЕНТ
Чёрно-белое поле мысли,
Убогое зеркало света.
Мертвенность радуг, исчадия жизни,
Впяльтесь на сущность глазами поэта.
Казённым прыжком молоток судии,
В порханьи сутяжного роя.
Гвозди распятия Вам костыли.
Нам отрицание строя.
ПОБЕГ
Побегу к гостиничному раю
Разбулыжной, красной мостовой.
Я как воск, от сплетен злобных таю,
Эмигрант то здесь, то там чужой.
По Тверской, запутавшись, струится
Рваная и пьяная молва.
Ах, как хочется на Спасской удавиться,
Распустив рубашки рукава.
Может мне в живот вонзит Столица
Глупую и кухонную сталь.
Надо чистое надеть, да и побриться.
Только вот себя немного жаль.
ДЕРЕВЕНСКОЕ
Хлебной радуги полей,
Острый шёлк усов-колосьев.
Табор диких голубей.
Зимняя игра полозьев.
Бань берёзовый пожар.
Самогон и борщ с курями.
Медномордый самовар,
Пляски под гармонь с кудрями.
Пот с мошкою в сенокос,
Над рекою сон туман.
На крещенье злой мороз
И гаданье по углам.
Жадность тела под скирдой,
Лошадь ест с руки овёс.
Край до боли мне родной.
Василькующих берёз.
БЕДЕН
Лоскутным завесилось, немилым,
Шатуном по улицам кривым.
Воск-лицо прохожего унылым,
За спиной дыханием сырым.
Спутник бледный, вор покоя,
Что в карманных прячешь кулаках.
Тень моя - близнец изгоя (свидетель воя)
Безкупюрного, в долгах.
Крик-петля рванувших связок,
Перерубит пополам.
Шик твоих уставших сказок,
Падает, простясь, к ногам.
ПОЭТ
Ой, мне плохо. Выйду, вырву,
На болото, через синь.
Вонь повисла, звёзды вижу.
Ты платок, как мостик кинь.
Тишина плывёт рубцами,
Плещет вечер в островах.
За Рублёвскими церквями,
Спит погост, кресты впотьмах.
Бродит месяц у берёзы,
Жёлтозубый и кривой.
Спорят с псом сырые грозы,
Над кружащейся рекой.
ДЕВУШКА, УТЁС И ВЕТЕР
Шорох утёса,
Под ноги волна.
Ветер рвёт платье,
Мгновеньем одна.
Пастями брызги,
Сквозь крылья волос.
Качается солнце,
На углях берёз.
ЧАД
Чадит по светски пустота,
Настенных звуков пляски фонаря,
Шуршаньем лжи святая простота
Читает книги листьев октября.
Ворует хруст расшитых слов
Петля дороги дерзновений.
Куёт природою покров,
На чётки наших откровений.
Края простуженных сердец,
Острогам девичьих коленей.
Обрядим дерзостью колец,
Для алтаря всепозволений.
ЛЮБОВЬ
Наложился снег выше пояса.
С неба чёрное кидало белое.
Ох, натаю тазик для волоса,
Покрошу туда яблоко спелое.
И анисовым качнёт кухоньку,
Забаюкает кота на лавочке.
Ой прижмётся ко мне Любонька,
После пляса, да после чарочки.
Жарко в рученьках, томно в душеньках.
Запоёт тоска на потоптаном
Большаке. Ветер свистнет в грушеньках
О твоём и моём, не сломаном.
Растворюсь я в любьви омутной,
Сладко - горькой, с полынным запахом.
И очнусь в тишине комнатной,
Лишь под утро, в тревожье радостном.
Помолюсь на тебя, спящую,
Преклоню колени иконою.
Создал бог мне тебя на счастие,
Оставляя при этом вольною.
ПЬЯН
Звёзды -слезы, щеки -полночь.
Чертят тихие рассветы,
Космоса слепую сволочь.
Лун дрожащие монеты,
Пьяным взглядом собираю
На обгрызенную лужу.
Плохо ,братцы ,умираю.
Мне бы зиму, мне бы стужу.
Звёзды-слёзы ,я страдаю.
Прячусь в осень, а фонарь,
Керосиновая тварь,
На меня швыряет гарь.
Никому меня не жаль.
ЭМИГРАЦИЯ
Эмиграция-слово разное.
Племя свергнутых и отрезанных.
Эмиграция слово страшное.
Это совесть предателей преданных.
Кто цеплялся за Родину Муками.
Кто ей вслед отрыгал проклятия.
Метят психи судьбы разлуками,
Посягнув на страну зачатия.
Кочевой восторг чужеродности,
Спрячте вымя гражданской зрелости.
Обвиняя себя в благородности,
Передвиньтесь к второй свежести.
ПЕРЕМЕНА ПОЛОВ
Месяц, луна.
Перемена полов.
Он на Она.
Хирургический шов.
Буква-прибавка
В паспортный вексель.
Скальпеля правка
На генную степень.
Скосы врачей,
Понимание боли.
Жаждущий Гей.
Отсекание плоти.
Линия губ,
Изумительный шарм.
Срам или круг
Человеческих драм.
СУМАШЕДЬШИЙ КРОВ
Без тебя мне нету умиленья.
Я продал сегодня крик души.
Опустевшей бедности мгновенья,
Лишь для пьяни горькой хороши.
Упаду у грязного забора,
Подвывая холоду ночей.
Я в печали своего позора,
Оправданья не начну речей.
И в сраму больничных коридоров,
Во главе придурков и шутов,
Утомлюсь под речи наговоров,
И усну под крики дураков.
Мне приснится глаз печаль родная,
Мне приснится милость тихих слов.
Ты меня любовью одаряя,
Гонишь прочь мой сумашедьший кров.
ВЕЛИЧИЕ
Что Вы знаете про Шагала?
Кто сказал пьянь?
Картина любая так шагала.
Вам не угнаться за ним, дрянь!
Малевича зубами рвать?
А Он вам «КВАДРАТ»!
Ну ка, время - вспять!
Это Вам не полит - издат.
Да сколько Их, талантом мечены.
Не нам считать. Уйди.
Запредельных высот Человечины.
Повелители всемирной тоски.
Иной рубаху отдаст.
Мы жадные. Хвать и тикать.
Да пусть хоть педераст!
Ну, Вам не понять.
Под нашу меру не гнутся.
Умирают, не ломаются.
С каких планет такие берутся.
мы исчезнем, Они останутся.
ДОЖДЬ
Цапля ходит носом по болоту.
Жабы плачут хор дождливых струн.
Обнимаю столб и отчего-то,
В небе много одиноких лун.
Улица, пойми меня сегодня
И прости на мятых брюках грязь.
У меня в кармане мокнет сотня,
А в другом, стихов смешная вязь.
Я тебе их пьяно прочитаю,
Поделюсь открытием души,
Что на венах шрамами считаю
Проданные годы за гроши.
Зареву, обижено завою,
Падаю в загаженный кабак.
А луна, гоняясь за луною,
Наблюёт на небо звездопад.
ОТМОРОЗКАМ
На большой дороге с кистенями,
Я с Никитой - тенями в мольбу.
Не постой прохожий за рублями.
Оцени свою бесценную судьбу.
Нас одарят бытием разборки,
В переходах сирых кирпичей.
Горла сельди и дешёвой водки,
Раскалят убогости речей.
И достав с надкожанного срама,
Очумевший безнаказанностью нож,
Бога новорусского у храма
Ресторанного, зарежу под дебош.
Обручусь на трёхвокзальной с феей,
Вновь очнусь избитый, по утру.
На матрасе с перерезанною шеей,
Труп Никиты, баба на полу.
ЖУРАВЛИ
Подружусь я с журавлями,
Вдаль за ними полечу.
Я осенними ночами,
То курлычу, то молчу.
Над озёрами-глазами,
Над рубинами рябин,
Зарыдая голосами,
В даль чужую улетим.
Распернатая ты стая,
Обретённый клин родни,
Дни версты со мной считая,
Мне свободу подари.
Измени меня с годами,
Душу вольным отрави.
Под крылами-парусами,
Не бросай и не гони.
1917
Линией губ фразы смяты.
Руки тесто воздуха месят.
Ладони за лацкан, движенья - парады.
Лезвия грифелей птицами метят.
Краснофлотским вопросам по всем вопросам.
Товарищ, Вы первый в расстрелянные?
Бой кулаков по мордам папиросам.
Слазьте, которые временные.
Над кучками левых маршей
Треск кумачовый плещется.
Орлов в никуда, звездой восставшей
Череп солдатский метится.
Окрест в мути, пожарища блеют.
Выпить не высосать, вкусам горько.
Маузер с шашкой историю бреют.
Голову снявши, за волосы больно.
ТИРАНЫ СМЕЖНЫХ ПЛОЩАДЕЙ
Для потерявшихся, запутавшихся дней,
Поют устало мысли - поминанья.
Вино печали завтрашних речей,
Под одиночество фальшивого лобзанья.
Тираны смежных площадей,
Цари немытых переулков.
Друг - другу мажете елей,
За колокольнями поступков.
Я пью и руки Ваших Я,
В карманах брошенных пророков.
Играет свита короля,
На струнах сытых скоморохов,
И в том оркестре западня.
ТРЕЩИНАМИ ГУБ
Каинову странную печать,
На сердечной грусти отбелить.
Только мне так хочется прощать
И прощённым за обиженных забыть.
Трещинами губ рисую крест.
По картинам муками блестя.
Разбредусь мятущийся окрест,
Не гоните странники меня.
Положите хлеба на ладонь,
Золотую душу отчерня.
И блаженного толкните на огонь.
Прожигая жертвою себя.
ГОРНАЯ ВОЙНА
Мы шли в тумане, и в бреду.
Под кожей мышец сталь изныла.
Качался мыслью - упаду,
Но жадность жизни всех любила.
Река - гремящий вурдалак,
До боли белой стиснет ноги.
Мне перейти тебя никак,
Не обойти твои пороги.
А Вы, подснежные ручьи,
Смеясь, дороги преграждали.
Восточной прелести полны,
Каким врагам Вы угождали?
Паду ли я средь вечных скал,
Закрыв глаза в коленях ночи.
Заплачет надо мной шакал,
Смеясь в мои слепые очи.
Домой вернусь, неся в груди
Эмаль Москвы и боль Героя.
Прошедший Дантовы круги
И поседевший не от горя.
ШТОРМ
Давясь боками, рванью пены,
Бурленьем ада чёрных струй.
Царей солёных перемены,
Вёл океанский сабантуй.
А между небом и землёй,
Гигантом злобным - вал девятый.
Схлестнулся с молнией - змеёй,
Холодной яростью объятый.
И в узкой прощали войны,
Меж тьмой небес и грозной бездной,
Хаос и страх заключены,
Сплетаясь ненавистью тесной.
ОСЕНЬ ПАЛАЧНАЯ
Шалью - гривой, мордой в пламени,
Трубы рыжие - клирос свечей.
Лес осенний на увядании,
Кровью бурою с плеч ночей.
Юность - месяц кривым сиянием,
Гладит вялую кожу ветвей.
Крыльев кисть - горловым закланием,
Метит иней куски полей.
Журавлиный художник - галочник,
Стаи - клинья вобьёт в зарю.
Перекатовый прах - серый галечник
С красным ветром летит в строю.
Синий дым на заутренней плещется,
Я в дыханьи предзимних церквей.
Как в хорошее не поверится,
У хоральной петли палачей
ЩЕНОК
Шёл смеясь, ногой собаке.
Больно ссучка? Ну, вставай.
Жадный в жизни, нервный в драке,
Человеческий трамвай.
Тёплый, миром изумлённый,
Сучьих мук любви щенок.
Лихорадкой воет гнойной,
Дети нож воткнули в бок.
Полз собачий переросток,
Через боль на перекрёсток.
К людям мается душа.
Плюнут грязно, не спеша,
Перешагивая рану.
Завороженная мразь,
Дань отдав мирскому хаму,
Взгляда яму тащит злясь.
Выпьем рюмка, помер он,
В одиночестве живом.
ОСЕНЬ ОТМОРОЗНАЯ
Склока, скука, маета.
Вяжут землю поезда…
Сетку рельсовых корсетов,
Запах битумных рассветов.
Листопада чешуя,
Чистым звоном принеся
Янтари в чеканку осень.
Каплей серого дождя
Перекрашивает просинь
Света, лето унося.
По размазанному небу,
Клочья веток, саван серым.
Рощи голому скелету
Холод ночи лижет белым.
Языки сырого снега
Клеят землю грязной кашей.
Спит Луна-богиня света
За вуалью туч увядшей.
Тянут рук худые струны,
В бездну мокрых поцелуев.
Сучьев - зимние коммуны,
Флюгерами ветродуев.
Щень безумный, отморозок,
Веер пуль швыряя в тело.
С тротуара скользких досок,
Вспомнит про сухое лето.
КРАШЕНАЯ ОСЕНЬ
Дышит крашеная осень,
Осторожными дождями.
Серохмуристая просинь,
Грустью крошит над мечтами.
Дразнит рыжая невеста
Мокрым золотом ковров.
Мчатся листья, ищут места
У рябиновых костров.
ЧЁРНО - БЕЛЫЙ РАЙ
Упаду на землю, обнимая,
Чёрно - белый рай чужих берёз.
А была когда - то мне родная,
Сторона, где вырос я, не рос.
Ржавых трав дурманное похмелье.
Очарован стоном журавлей.
Васильковой роскоши созвездье,
В ржаном колыхании полей.
Плавает заутреня туманом.
Шорох камыша окрест озёр.
Утомлённый ложью и обманом,
Заведу я с рощей разговор.
Пожалей, прими меня, родная.
Отчудил, отпелся. Пуст и слаб.
И орёт во мне тоска такая,
И живу я с ямы на ухаб
ПЕСЧИНКА
Песчина малая, в веках,
Переносимая ветрами.
Добычей мрамора застряв,
Смеясь, хвалилась пред богами.
Я та - кто в гулах пирамид,
Летала выше фараонов.
Я та - кто высекла гранит,
Лежала в королевских тронах.
Я видела Китайских стен
Величие и пораженье.
И Спартака лукавый плен,
И Клеопатрой восхищенье.
Я дочь Родосовых колен!
Не просто кремень, я из злата!
И тут закрыли её тлен
Раствора чашка и лопата.
БОЖИЙ ТРУТЕНЬ-ЧЕЛОВЕК
У беды полно сумятицы и сумящийся,
Даром будет сытно строить рожицы.
Ты смещён во мне трудящийся.
Жирномышечный подслой кожицы.
Излохмаченные тени,
Липким потом с тошнотою.
Чёс - позёв, не смоешь лени
Родниковою водою.
Я отмеченный талантом,
Божий трутень-человек.
Стрелкой веной по курантам,
Сорока последних лет.
И воздать готов в погрешности,
Хламом важности обиженным.
Мажет утро слоем свежести,
На покаянность униженным.
ПОЛИТИКА
Асфальта тусклая шлея,
Столбы тоскующих огней,
В пыль превращённая земля.
Гордимся славой площадей.
Забыты в чреве государств
По перепутанным пространствам.
Тут создан чей-нибудь анклав,
Там не дали права Аварцам.
ПОЛЁТ
Медные багрянцы - лепестки,
Ржавого осеннего цветка.
Жёлтый лес в дождливые тиски
Завела туманная тоска.
Серый клин по облачной меже,
Пашет стоном мятую грозу.
У крыльца стою, как не в себе,
Да душой за стаей ухожу.
А пустое тело, разметав
Руки... вслед рванулось. Не взлететь.
И на грязь, притихшую упав,
Будет от бессилия реветь
МУЗЫКА
Печали скрипки проливая,
Щекой прижавшися к руке.
При звуках волшебства рояля,
Три флейты нежностью в игре.
Рождаясь вдохновеньем музы
Затихнем, сердцем говоря.
И лет заплечных вечны грузы
Оставят больше не томя.
Струны чуть слышное дыханье,
Замрёт, виденья нашептав.
И лани трепетной метанье
Литавры вскинут, задрожав.
ЗАРИСОВКА
Босые степи, раскосые вороны,
Маются травы в поклонные стороны.
Падает вечер на песни уставшие,
Пачкают звёзды небо погасшее.
Тихая свежесть сетями тумана.
Зыбкими клочьями шапки дурмана.
Золотом пляшет костёр осторожный.
Стелется на душу месяц тревожный.
РЕВНОСТЬ
Чёрный рай обиженного счастья,
Зверь болезнь - измученная ревность.
Режу криком дней бесценных платья.
Падает мольбой в колени верность.
Жест обиды бритвой по глазам
Истязает взглядов тишину.
Ты не верь раскаянья слезам,
Уходя - прости. Я не прощу.
Изощрённая язвительность, степенность,
Тряска изнурённого меня.
Умирает всё, такая тленность.
Проклинаю и люблю тебя.
ПОЭТ
Через пространство к Вам, друзья,
Тяну окованные руки.
Оборвана судьба моя,
Печальны будущие муки.
Забытый богом и царём,
Проошельмованый врагами,
В кругу зверья живу зверьём.
С зашитыми навек устами.
Не вижу боле я путей,
Искать в сомненьях жалкий отклик.
В растлетой шкуре от страстей,
До жалких рифменных символик.
Терзайте строки, палачи.
Заклюйте мысли и страницы,
Где стаи буквы - как грачи,
И где неведомые жрицы
Влекут меня на свой алтарь,
И упиваясь вдохновеньем,
Стихов вдыхая смрад и гарь,
Изрежут душу с сожаленьем.
ВРЕМЕНА ГОДА
И грустно листьями шурша,
Дышал ноябрь, остывая.
И тянется пора живая,
Под зимний, ледяной покров,
Дрожа в предверьи холодов.
Падут звенящие морозы,
Сугробов белые обозы,
Протянут след до полосы,
Где свежими детьми весны,
Распустят ручейками косы.
И срам прикрывши наготы,
Серёжки вешают берёзы,
Роняя сласть девичью - слёзы,
Отдавшись стуку топоров.
А с белых яблочных ковров,
Несётся лето - зной медовый.
И с тополями лес дубовый,
Заспорит пышностью кудрей.
Несётся пух от тополей,
Затеян разговор суровый.
Сентябрь-баловень природы,
Окрутит с летом бабий вальс.
Меняет иней утром росы.
Октябрь, золотой запас,
Сплетает с ветром в хороводы.
Дождей тоскующих покосы,
Унылой чередой скользя,
Гоня в щемящие края,
Стегают журавлиный клин.
В отчаньи скрылся солнца блин,
За серые стальные тучи.
Туманны гор седые кручи,
Кочует по дворам хандра.
Печаль, осенняя пора.
И грустно листьями шурша,
Дышал ноябрь, остывая ...
РОЯЛЬ КИБОРДА
Одарен хрупким счастьем видеть Вас.
Цена любви ломает клавиши.
Рояль киборда в тишине играет вальс,
И паутина - сеть всемирной ратуши,
Органом чуда дарит мне портрет.
Коснуться поцелуем влажных век.
Экранных мук чарующий рассвет -
Желанный незнакомый человек,
Прижаться мне зубами к Вашим счастьям,
Чтоб утолиться нежностью навек.
Прекрасных глаз волнующий набег,
Переменил судьбу годам-скитальцам.
ЛЮБИМОМУ
Напугай меня пургою,
Уведи меня домой.
Надругайся надо мною,
В землю кладезну зарой.
Расстегни мои сомненья,
Обнажи мою печаль.
Не стесняйся сожаленья,
Скинь очарованья шаль.
Счастьем, чудом опалённым,
Я предстану пред тобой.
Искупленьем отлучённым,
Оживу в тоске родной.
БЕС
Ужимки пляшущих огней,
Над чаном серных испражнений.
Трагизм подземных фонарей,
В кругу душевных истощений.
Со фрески, древней и чужой,
С под пятен плесени чахотной,
Бес на меня смотрел живой,
Рукою древней сотворённый.
И грудь надвое рассекал,
Безумный взгляд очей холодных,
И душу жадно вынимал,
Отторгнув от забот Господних.
Пытаясь жизни раскроить
Движеньем, лишь Ему подвластным,
Кровь заставлял в сомненьях стыть,
Шептав в глумлении прекрасном,
О запредельной красоте,
О ласках гурий, горах злата,
О вмиг исполненной мечте,
О счастьях неги и разврата.
И оболочками телес,
От фрески люди уходили.
И о бессилии небес,
В пещере стены говорили.
И смех, бесовский, по следам
Катился торжеством проклятий.
Ломая Веры хрупкий Храм,
На муки нравственных распятий.
ЛЕСНОЕ
Прощалась грустная дубрава,
С осенним хором журавлей.
Спит солнце-золото пожара,
Средь очарованных ветвей.
Восторг земли дарует соки,
Последнему ковру цветов.
Туманы утром одиноки,
У заколдованных холмов.
Росы рассвет одарит щедро,
Серебряный узор полям.
И шлёт приветы бабье лето
По паутиновым ветрам.
ТРАВЛЯ
Мне травить себя приходится,
Головой ударяясь в пространство.
Мне так странно сегодня тревожится,
Соблюдая приличий засранство.
И порой, заболев невниманием,
Укоряя себя порочеством.
Признаюсь, побеждённый страданием,
Своим личностным мужеложеством.
Сам себя, изнасиловав бедностью,
Плачу в слизь над чужими пороками.
Восхищаюсь забывчивой бренностью,
Да живу немыми пророками.
Руки жму, оболгав в суматошестве,
Прячу истину за ничтожеством.
И отмывшись в своём убожестве,
Сохраню себя скомарошеством.
ПСЫ
У Псов,
Под Псами,
С Псами.
Лечу парусами,
За небесами,
Сверкая трусами.
Плюя вам на лысину.
Эй, слышите,эту трясину,
Выпить пытаюсь.
Ох и умаюсь...
А по серым, убитым глазам,
Полоснут как ножом журавли.
Перед Псом, по трусам,
Струи страха текли.
ПИШУ
Я пишу моя затея.
Я предам иль не продам.
То Иудова метеля,
По Христосовым следам
Я, такой, как я живу,
Кто меня в метель заплёл.
Тёрна иглами дышу,
Поперёк дороги шёл.
Темы хватит в разговоре,
Если выйдет завтра стих.
Шёл Иуда, стлалось горе.
Шёл Творец и мир затих.
ПЕРЕКУР
Закурю я папиросу,
Жизнь растрачу у плетня.
Я в такую стану позу -
Мимо и пройти нельзя.
Держит глаз больной собакой
Мир на взгляде поводка.
Сердцу, порванному дракой
Нервы пляшут гопака.
Отдыхаю, подставляя
Запах кожи рвани дыр.
Крест, по пузу осеняя,
За заутренний просвир.
Стук моления в окошко -
Человеческая тишь.
Ждёшь меня, сегодня можно.
Значит любишь и простишь.
РВАНАЯ ПРОСТОТА
Укрывшись рваной простотой
Исполненного лаской слова,
В порывах радости босой,
В тревогах суета мирского.
Объявши сцену всех пространств,
Все страсти отыграв душою.
Уйдём мы, жизни не познав,
Томясь вселенскою тоскою.
И радость брошенных речей,
Развалинами спича-дома.
Руины фразных кирпичей,
Величье карлика и гнома.
ИРИШЕЧКИНОЙ
Приласкав вечерним поцелуем,
Буду утром поцелуями искать.
И с тобою по тебе тоскуем,
Захочу испить тебя опять.
Сонной сластью в простынях скитаясь,
Руки жадные несу, скуля.
И своею жаждой упиваясь,
Воспою прекрасное дитя.
Заверну прохладой одеяла,
Раскручу, прижму и утолюсь,
Впившись в грань телесного бокала,
До мельчайшей капли изопьюсь.
Каждый штрих изогнутого тела,
Растворю горячим языком.
Третья жизнь меж нами заревела.
Обожгусь родным в тебе живом.
ПЕРВЫЙ СНЕГ
Через ладонь ласкаясь, тают
Осколки белых журавлей.
Слепые звёзды вьюг сгорают,
В весне желания моей.
Всeнепохожие творенья,
Застывших млечных холодов.
Орнамент зимнего виденья,
Снежинки хрусталём шагов,
Укроют пламя нервных пальцев,
Разбитым капельным венцом.
Набег серебряных скитальцев,
С небес крадётся колким сном.
УХОЖУ
Я прошёл в исподнем со свечою,
Копоть пламени, укрыв рукой.
Присмирел. Тоской палящей вою,
Оголяясь раною живой.
Воск и сердце тают остывая,
Плещет ночь на кварцевый туман.
Ты меня забудешь провожая,
Ты меня прощаешь за обман.
Образ твой, с собой забрав в дорогу,
Жил любя, как мог и как умел.
Приходя, давал обеты Богу,
Уходя, исполнить не успел.
И одна, в ночи, застыв пред небом,
Глядя на парящую звезду,
Не кляни меня пред лунным светом
За необретённую мечту.
ЯБЛОКО ЧРЕВА
Яболоко сочное -
Жёлтым надкусано.
Чрево порочное -
Веной опутано.
Крови струйка, речка,
Через кожи лёд.
Упокоит свечка
Перешедших брод.
Рваными носами,
Стеньками к стеклу.
Плачу вместе с Вами.
Скука рвёт скулу.
ПОЧТА
Штамп конвертов, марок крохи
Одевают грусть.
Пишешь, как ты одинока,
Я ещё вернусь.
В жестах строчных очерёдность,
Посиневших чёрточек.
Лентозначность, пулемётность,
Буквы лисьих мордочек.
Хитрый скал не лёгких дум,
Многозначность фраз и слов.
В синем драпе тучный грум,
Бросит из чужих мешков,
Связки судеб и сердец,
В подоконника пространство.
Сердце вздрогнет. Наконец?
Как завидно постоянство,
Приходящего гонца.
Что несёт от дома к дому,
До подъезда, до крыльца,
Боли писем по живому.
Рву зубами надкусив
Угол склеяной бумаги.
Тихорвущийся мотив,
Кругосветного бродяги.
ЛЕТО
Обниму уснувшую сирень.
Ласковые ветки просят грусти.
По закату бродит старый день,
Новый все грехи ему отпустит.
Стелют плеск затоны берегам,
И букеты дарят облаков.
По блудливым Храмовым садам,
Крутятся сонеты петухов.
Разливает скрипом грустный вяз
Сиплую мелодию в пыли.
Плавает устало солнце-глаз
Камышовым запахом реки.
Рать воды - великие сомы
Плещутся под шкурой родников.
Тихие, усатые столбы
Телеграфа точек островов.
ТРАВУШКА
Серебра жива волна,
На полуночных холмах.
Златовласая луна,
Бродит в рыжих островах.
И с похмельного дождя,
Тряски потною рукой,
Гладил ветер сквозь меня
Трав встревоженный покой.
Пьяный свет пушистых стрел,
Мятый вздох волной прилива
Жил метаясь, просто пел,
Тишиной вплетаясь в диво.
ПИСЬМО ЗК НЕЗНАКОМКЕ
Здраствуйте, чудная, милая, нежная.
Как я без Вас одинок.
Бьётся за проволкой сердце мятежное -
Нашей любви огонёк.
Нету мне мочи дружить с этим светом,
Ты приезжай, поддержи.
Ведь не виновен, но знают об этом
Муки мои лишь и мы.
Верь мне, желанная, славная, добрая,
Краше уже не найти.
Солнышко, радость моя одинокая,
Верность свою сбереги.
Кончится срок и тебя я, бесценную,
В шубы, шелка оберну.
Душу приняв - закружу, драгоценную,
Лаской своей утолю.
Звёздочка ясная, зоренька чистая,
Выйду опорой тебе.
Глаз твоих милость, прохлада лучистая,
Светит пристанищем мне.
ТИШИНА
Горсточка рассыпанных домов,
У подножья порыжевшей сопки.
Споры закусивших мужиков,
О проблемах осетра и водки.
Сны сараев, радость пирогов.
Майский воздух - тёплое варенье.
Край лесов, озёр и комаров.
Тишина Российского забвенья.
ПОДОРОЖНАЯ
Глотая пыль, присяду в травы.
Усталость смятых башмаков,
Сотрёт салонов чванных нравы,
Проникнусь духом ходоков.
Тревога хвойных игл и запах.
Край муравейников и пчёл.
Щедра Природа в летних тратах,
Её геральдики камзол,
Усыпан нежными цветами,
Нектаром, дремою озёр,
Ласканья, тёплыми ветрами.
А как смешон медведь актёр,
Пытаясь сытой, влажной лапой,
Поддеть речного пескаря.
Он пахнет ульем, прелью, мятой.
Он сын дубрав и часть меня.
В гаданиях вечерних дум,
В мечтах и шалостях Морфея.
Над облаками, мимо лун,
Гонимый волею Борея,
Касаясь юности берёз,
Травы внимая колыханью,
Под водопады вешних слёз,
Листвы сопутствуя дыханью.
Согретый ласковым лучом,
Шмелей медовое журчанье,
Услышу, вспомнив ни о чём,
Вкусив природы обаянье.
Так птаха, ветрено летя,
В кругах подруг, к гнезду родному,
В тревоге за своё дитя,
С последних сил стремится к дому.
С собою забери меня,
Я на крыло твоё склонюсь.
Иною прозою томлюсь.
Листаю ветхие страницы.
Людскою глупостью дивлюсь,
А за окном расстрел зарницы,
И нив желтевшие хлеба,
И всхлип телег, вороний гомон,
И ты в морщинах у окна.
О, отчий дом. Любови полон.
Прижаться к сердцу твоему,
Вдыхая аромат смольного.
В беде, несчастии, сраму.
Меня ты примешь как родного.
Прольёшь на раны свой елей,
Древесным духом обнимая.
В тебе конец моих стезей.
В тебе и растворюсь, смолкая
ВОЛГА
Одиноко и грустно очень,
Мокрый ворон сидит неказист.
Растаращив воронье око
На последний, пожухлый лист.
И уже дней, наверное, восемь.
Словно пьяненький доктор, мазь,
Моросящая, мутная осень,
Щедро плещет на землю грязь.
Лес нахмурился, буйно шатаясь,
Под тяжёлой рукою ветров.
И волной ледяною играясь,
Волга бьётся о лбы берегов.
НЕСКУЧНЫЙ САД
Слов неслыханных завитый аромат,
И колечки удивительных волос.
Мы пойдём смеясь в Нескучный сад,
Ты богиня, ну а я, матрос.
Растворимся за сугробами ветвей,
Удивимся шёпоту снегов.
Ты меня сегодня пожалей,
Дай душе оттаять от оков.
Ты меня в надеждах сохрани,
От слепого суета затей.
Звёзды -ошалевшие огни,
Дарят счастье тайною ночей.
СРОК
Кружит меня сонного,
Срока бес, монотонного.
Между ветками чёрными,
Воет стужей над зонами.
Немой баян полярной красоты,
Над бритой площадью затылков гасит свечи.
Заборной площади простывшие шипы,
Отменят наши ветреные встречи.
Душа Вора свободою ночной,
Стряхнув оковы, в снах домой умчится.
Забыв про зону - ставшую судьбой,
Летит моя израненная птица.
Немой баян полярной красоты,
Над бритой площадью затылков гасит свечи.
Таёжный запах вечной мерзлоты,
Разлуки боль и кашель БУРа лечит.
Бараков глыбы пепельный рассвет,
Перед спецчастью ставит на колени.
И за мечты, рванувшие в побег,
Плюют в него конвойные метели.
Немой баян полярной красоты,
Над бритой площадью затылков гасит свечи.
И снежный барс слепящей чистоты,
Кладёт нам лапы мягкие на плечи.
ЗАРЫДАЮ НЕ О ЧЁМ
Я пишу, моя затея,
Я продам иль не продам.
То, от бедности краснея,
То от красного к блядям.
По забавам настучавшись,
В кровь истёртым каблуком,
Танцем тела разметавшись,
Зарыдаю не о чём.
О потерянности рая,
И о скудности ума.
У печального сарая,
Полюблю стакан вина.
Терпко - кислым, ядовитым,
Плюнет внутрь гнилой букет
И трагически небритым,
Плачет пьяненький поэт.
Я ЕВРЕЙ
Гордый именем древним,
Проклят им над веками.
Остаюсь неизменным,
Пред чужими богами.
Я еврей-это строфы,
Тысяч лет Холокоста.
Это горечь Голгофы,
Это очень не просто.
Одинокая общность,
За величием Торы.
Бесконечная мощность
Исторической ссоры.
Я еврей-это вечно,
Я еврей-это гордо,
Это так человечно,
Это так очень больно.
Это слово из плоти,
Из сердец и желаний.
Это слово из крови,
Из великих страданий.
Я ЕВРЕЙ...
ЛЮБЛЮ
Темные, безумные Аллеи.
Листья в ноги - жёлтые рабы.
Роскошью коралловой алели
Рук рябиновых осенние мольбы.
Милая, чарующая нежность.
Тонкая, иная благодать.
Обреку тебя на неизбежность,
Рук моих объятья принимать.
Глаз родных тоскующих два мира,
Тихим поцелуем отогреть.
Подарить величие кумира
И у ног прощённым умереть.
Пальцев лёгких снами губ касаясь,
Покорённый чудом ухожу.
Вы меня купите улыбаясь.
Я любовь ценою назову.
ЗАБРОШЕННОСТЬ
Лужи стлались чешуёй,
Камыши уложены.
Укрывались пузырнёй,
Ливнем растревожены.
Омут-кружево сомов,
Мельница уставшая,
Ткани рясковых ковров,
Лампочка погасшая.
Занавесками дождей,
Мокро и настужено.
Дом в подтёках, без затей,
Грязно не разбужено.
ПАПОЧКЕ
Я на ложке плавленой свинца,
Погадаю радостному детству.
Не заменит фотография Отца,
Что живёт на небе по соседству.
Милого татарского лица,
Я черты кладу под образами.
Испрошу у Господа Творца,
Счастия тебе над небесами.
Пухом стелет памяти земля.
Спи родной, мы встретимся с тобой.
И дорогой вечного конца,
Через звёзды побредём домой.
ГОРЫ
Иглы - пики гор.
Дороги - нитками в туннели.
Камня дикий разговор,
Бисер водной трели.
Сабли серых виадуков,
Вдоль бензиновых хлопот.
Да молитвы скальных духов,
И орлов немой полёт.
БАЛЕРИНА
Глаз манящих, страстью очарован.
Вас читаю танца языком.
Стих любви, пуантами закован,
Чудом откровения испьём.
Тайна нотой дышащего зала,
Нежность шлю к партеру, где живёт,
Та, что так меня околдовала,
И что вечер каждый сердце пьёт.
Оголю шагами вены сцены,
Умолив пространства нищету.
Через рёбра кресел Мельпомены,
Покорённым взглядом упаду.
Буду рисовать твои портреты,
В музыке, движением души.
Я к ногам свои кладу балеты.
Только ты к другому не спеши.
ШАРМАНКА
На улице шарманка.
Дрожащее, ”На сопках...”
Танцует обезьянка,
Старик-рука на кнопках.
Другая по морщинам,
Закручивает ручку.
И к шарканым мотивам.
Копейки в кепку, в кучку.
А вечером усталый,
За пивом и селёдкой,
Он будет обветшалый,
Лупить мартышку плёткой.
ЧУЖОЙ
Словом тронув безумство гордынь,
Лавром почести, стланью велений
Шепчем внутрь? Не сегодня, остынь?,
Уходящих в закат поколений.
Серый пеной гранит-океан,
Тёплый отклик мятежного солнца.
Замурованный близостью стран,
Греюсь славой чужого масонства.
Неудобный в удобной борьбе,
Сокол с брюхом и ртом пеликана,
Упаду под каблук ,по весне,
Пьяно-сизым цветком ресторана.
ПОКОРНОСТЬ
Покорю тебя, накрыв рукою,
Сталью-шалью нежинки плечей.
Прогорю наедине с мечтою,
Плавя негой мятый шёлк свечей.
Ты, шалея в сладостной тревоге,
Ничего с себя не пожалей.
Я собакой на твоём пороге,
Пережду дыхание ночей.
Заплету из нагих тел рассветы,
Тайнами стихов покрою срам.
Отвори приличия наветы,
Подари себя моим губам.
ЖИЗНЬ УЛОЖЕНА
Собрано, пройдено.
Оставим кромочку.
Жизнь уложена,
Как в котомочку.
Поле лысины
Бритвой стрижено.
Там где задраны -
Не подсижено.
Клякса потная,
Пьёт линеечку,
Правда чёрная,
За копеечку.
Пса тоскливого
Морда сломана,
А счастливого,
Не даровано.
ЗАТИХНУТЬ
Поцелуй меня за ради Бога,
Потревожь себя без дураков.
Закружит колючим омут стога,
Окунувшись в всхлип сплетённых ртов.
Блажен ангел в адовых воротах.
Ты не веришь в краденое мной.
Утоливши нежность на тревогах,
Тронешь ветер вялою рукой.
Бахромой листвы укрылось лето,
Спит луна стыдливо в облаках,
И летят куски рябого неба,
Звездопадной искорью впотьмах.
Режу сердце пепельным берёзам,
Сок плюёт ручьями в имена.
По закатным, розовым сугробам,
Пьяная шатается весна.
Пьяная, дурная и хмельная,
Сумашедьшая свистит на гон.
А душа мятежная и злая,
А головушка - один тоскливый звон.
Мне её бы донести до плахи,
Что в коленях спряталась твоих,
Мне бы сердце вынуть с под рубахи,
И затихнуть выгнутым под дых.
ДЕВЧОНКЕ ПРОХОЖЕЙ
По сырым, простывшим тротуарам,
Я перешагну промозглость улиц.
Очумляя небо перегаром,
Вы мне в переходе улыбнулись.
Сотканное ливнями мгновенье,
По туману брызнет каблуками.
Разменяв покой мой на смятенье,
Выпьет сердце тёплыми губами.
Штукатурка старилась по стенам.
Провожали вороны луну.
По окурочным, заплёваным ступеням,
Нёс я на руках свою судьбу.
СТРОЙКА 37-ГО
Соты стёкол,
Скалы строек,
Крана сокол,
Звенья троек.
Щит к стене,
Раствор у каски,
Шум бетона,
Лаки, краски.
Рама грязная в окне,
Рубероид на ведре.
Тут окурок, там бумага,
Холм щебёнки и коряга.
Козлы, тряпки, домино.
Частик в банке и вино.
Флаг забытый у ворот,
И в отчётах кто-то врёт.
ОДИН
Оденьте на поля, обманчивое небо,
Швырните поезда за рельсовый мираж,
Вокзалы сторожат берёзовое лето,
Коричнево вздохнёт уставший саквояж.
И я смотрю на день, и Вас в нём не узнаю
Уснувшим отстаёт задумчивый перрон.
Увядшую сирень швырну и зарыдаю,
Вцепившись у окна в прокуренный вагон.
И дёрнется киоск, закрыв судьбу собою.
Я так и не узнал, что всё же Вы пришли.
Останется любовь - незбывшейся мечтою
И пьяный я в купе проплачу до зари.
Мы так и не нашли себя в уснувшем мире.
Затравленная ночь оскалилась луной.
У раненой тиши, в пустой без Вас квартире,
Кружится и болит доверчивый покой.
ПО ЦЫГАНСКИ
Я посуду буду бить,
По цыгански танцевать.
Я хочу тебя любить.
И тобою дни считать.
Я хочу тебе играть,
На гитаре, пальцы в кровь.
Петь тебе и целовать,
Твои руки вновь и вновь.
И шальным бесясь в ночи,
Губ срывая красоту,
Умоляя -не кричи,
Пью святую простоту.
ЗА ЧТО?
Двери открою дрожащей рукой.
Лёгкий всплеск, всхлипнет покоем.
Раздвоенность счастья - молчит тишиной.
Мгновенья - скрипучим воем.
Ветер обрывки уносит свечей,
Запах горелых конвоев.
Кислая ветошь немых речей,
Славит родных изгоев.
Вынутый вечер звёздным ножом,
Режет ленивое счастье.
Тело крестом летит над холмом
Жизни в Голгофное счастье.
Щелочью млечных зажму поясов
Край обнажённого неба.
Мчащийся всадник омертовых снов
Зрелища ищет и хлеба.
НА СМЕРТЬ МОНАХА
Плюнуть, блюнуть
В волю - тошно.
Вынуть, сунуть
Осторожно.
Изнасилована Власть.
Рядом рожи строит мразь.
Мы потешилися в сласть.
Кто там следущий? Залазь.
Лица, судьбы - хоровод.
Глупый проданный народ,
Смотрит на Кремлёвский род
И дурную водку пьёт.
Жопа светит в небесах.
Яйца парятся в трусах.
Спит зарубленный монах.
Черви правду жрут в костях.
ВЕРЮ
Языками океана
Полированный песок.
Кремень злой-сырая рана,
От воды к земле порог.
Суры древнего Корана,
Книга Вечности иной,
Сохрани меня от срама,
От бесчестия укрой.
Кинь покой осиротевшим,
Вера выше государств.
Отвори глаза ослепшим,
За политикой коварств.
Держат руки Властелина
Небо зелени Святой.
Под стеной Ерусалима
Плачет взорванный покой.
КАЛИНА КРАСНАЯ
Бейся скучное предательство.
Лоб не медный карандаш.
Я по жизни как касательство.
Не подаришь, не продашь.
Я заклепанный на рельсовом,
Белокаменном стыку.
Не убитым, не залеченным.
Не живу и не умру.
Ах, Россия - дура матушка.
Хороводная петля.
Я твой кровный пёс и братушка.
Шлю поклон сыра - земля.
Пропади больная пропадом.
Где тебе со мной дружить.
Зимний саван белым шёпотом,
Нас с тобою примерит.
Ледяною пуповиною
Вяжет тело с костью лом.
Кашей лагерною, стылою
Рот заткнёт перловый ком.
Поплывёт калина красная
Речкой тонкой с под соска.
Номером могила скрасится.
Всхлипнет струйками песка.
ЖИЗНЬ НЕ ПОЛЕ
Жизнь не поле, перешёл -
В гопака ударился.
Что на краешке нашёл,
Тем и разбазарился.
Не по тропке шёл, по ржи,
Птицы в небо стаями.
Были годы хороши,
А потом растаяли.
Улетели, унеслись,
Крыльями взмахнули.
Говорили - веселись!
Видно обманули.
Где веселье, там беда,
Стлалась под ногами.
Рожь исчезла, лебеда,
Породнилась с нами.
ОДИН ВЕЧЕР
Зимнее одиночество,
Вечер души.
Ходит любовь-пророчество,
На закоулках тиши.
Маятник в кухне мается,
С плоскости белых стен.
Тень по углам кается,
Путая цепь измен.
Ветер - гулящий пьяница -
“Ох закружу всего, выгребу”,
А подо мной ломается
Та, что сейчас выскребу.
Та, что сейчас скомкаю.
Та, что потом выкину.
Та, что в сердце иголкою
Колет пока не высохну.
МУЖСКОЕ
Раб засохших талисманов,
Тронешь старческой рукой
То, что между двух карманов
И не обрело покой.
Дивной поступью мгновений,
Отворишь печальный лик.
Необузданность сомнений -
Жив, курилка, не поник.
За холодными ногами,
За коленкой в уголок,
С неразвитыми грудями,
Непорочности щенок.
Детских глаз чужая мудрость,
Распахнёт в себя окно.
Не раскаяться за глупость,
В негах разума темно.
Голенастый небожитель,
Краем юбки жизнь поправ,
Обнажил любви обитель,
На плече моём устав.
СТРАНА СОЛДАТСКАЯ
Вся избитая,
Вся изорвана.
Ах ты Русь моя,
Непокорная.
Стоном полная,
Жалко гордая,
Властью продана,
Измордована,
Опохаблена,
Проспиртована,
Окровавлена,
Обворована,
Ошельмована,
Да оплёвана.
Только малая,
Горстка слабая.
Ещё борется,
Ещё горбится.
Ещё трудится,
Ещё грудится.
Ещё дыбится
Шерсть загривками.
Совесть высится,
За улыбками.
А по ней потом - пулемётами.
А её потом - в Чечню ротами.
И в гробы их всех - позабытыми.
Торопливо так - не обмытыми.
Суетливо так - по постыдному.
Сунув матери рубль выданный.
А пришедьшему, не убитому,
Что из юности, словно выдранный:
По мордам! По мордам!
Только боль, только срам,
Только водку и смрад,
Героин и разврат.
Только тюрьмы и грязь.
Ах ты, сытая мразь,
Словоблудная власть.
Ну за что же ты так,
Любишь Русских солдат?
Гробишь лучших ребят?
И уходят они,
Обнажив нервы, в ряд.
По дорогам войны.
И потом их простят,
В поисках тишины,
На них нету вины.
Только будет ли свят
Храм прозревшей страны...
ИВАН и ВАНЯ
Бьются кони мордой в воду.
Тянут скучную подводу.
Им бы рыжим седока,
Шпоры острые в бока.
Им бы мальчиков кровавых,
Сбоку пёсья голова.
Слово -Дело, сотни правых,
А неправых череда.
Их обиженных без счёта,
Кто бы сирых пожалел.
Режут до седьмого пота,
По России - передел.
По России Ваня Грозный
Бородой метёт, плюясь.
Водку в глотку, изморозный
Лист капустный зубом - хрясь.
Разбегаются людишки,
В жути к Муромским стволам.
Мечут Польские картишки,
У Варшавы по столам.
Заповедными лесами,
Не в наградах, не в чинах,
В вечность шёл Иван Сусанин.
Шёл за совесть, не за страх.
ПРИХОДИ
Приходи. Размытыми следами,
Я твоё открою имя на песке.
И касаясь рук родных губами,
Обожгусь до нервов на кресте.
Грусть моя - окно чужого неба,
Лоскуты парящих виражей.
Дарит хор щемящего побега,
Осенью гонимых журавлей.
Сонный блеск разбуженного солнца,
Душит одуревший чад свечей.
Жёлтый воск безликого японца,
Провожает взглядом у дверей.
Прячутся немые коридоры,
За стыдливость тающих теней.
Шарм любви, окутывая взоры,
Гасит похоть в пламени ночей.
КНЯЗЬ И НИЩИЙ
Под ногами пыль да грязь,
А костюм в линеечку.
Кинул важно новый князь,
Нищему копеечку.
Покатилась, пробежалась,
По пыли канавочка.
И за нею распласталась
Старая козявочка.
Руки скрючены в годах,
Серый волос спутанный.
Гниль беззубая в губах,
Тлен в рваньё закутанный.
ТОБОЮ БОЛЕН
Губ озноб - испуганная осень,
Мечется по парку янтарём.
Я рабом влюблённости порочен,
Сломлен в откровении твоём.
Изумлённый ветреностью света,
Очарованный, следы целую ног.
Под лучами лунного рассвета
Тень твоя, Тобою одинок.
Смуглый почерк утреннего жеста,
Кожа пальцев в белых холодах.
Я беспечно болен, мое сердце.
И с собою больше не в ладах.
ВОЕНКОМАТ
Я пришёл в военкомат.
Восемнадцать мне, ребят.
Прадед с шашкой, по гражданской.
Немцев дед пугал тельняшкой.
Бятя - тот в Афгане сгинул.
Я детдом вчера покинул.
Мать спилась. Родных как нет.
Эй,полковник, дай совет:
Мне в танкисты ,иль в пехоту?
Главно не в стройбата роту.
Дай путёвку пацану
На Чеченскую Войну.
Оттрублю с грехом и горем,
Но домой вернусь героем.
Мне и хата и почёт,
Грудь в крестах, житуха - мёд,
Девки прыгают на шею,
Сильный, ловкий, всех имею.
И братва придёт с поклоном,
Стань, мол Ваня, нам заслоном.
Или примут в ФСБ,
Тачка - мерин, весь в фирме.
Год прошёл... В военкомат
Я приехал. Пьян, помят,
На тележке и без ног.
Эй, полковник! В рот твой бог!
Я привёз тебе привет,
От ребят, которых нет,
От разорванных улыбок,
От отрезанных ушей,
Женских дроченых картинок,
От желтухи и от вшей.
От гнилой окопной грязи,
Дембелизма пьяной мрази,
От вагонов с трупняком,
Низкий, Блять, тебе поклон.
Я забился на полу,
Умираю, не умру.
Продал ты всех нас, полковник,
За баландовый половник.
За зарплату в сто зелёных,
Продал глупых, несмышлёных.
Знал ведь, сука, про войну
Правды страшную струну.
Знал и не отговорил.
План давал, на всё забил.
Я лежал в военкомате,
На заплеванном полу.
Пальцы ноют на гранате,
Я смотрел в лицо ему.
Я привёз с собой войну,
Я кольцо зубами рву.
Я - потомственный солдат.
Я убил военкомат.
ХАМЫ
Хамы ходят,
Хамы бродят.
Хамы жизнью хороводят.
Хамов просят,
Хамов носят.
Хамов холят,
Хамов любят.
Их не ловят,
Их не судят.
Их не мучают сомненья,
Совесть, жалость, угрызенья.
Рядом с ними тенью наглость.
Вам по сердцу, им на радость.
Вам в ненастье,
Им на счастье.
Их животные часы
Стрелкой дёргают трусы.
И уходят наши дети,
Позабыв про всё на свете,
Выправив по ним весы
Одножизненной судьбы.
Плюнув в слёзы и мольбы.
ВЫ
Как мне Вас мается понять.
Как мне Вас хочется обнять.
Как мне Вас стервится любить,
Но проще будет обвинить,
Сломать измять и позабыть.
Но проще мне без Вас прожить.
Но проще мне связать Вам руки,
Закрыть глаза плевками в муки.
Как просто, издеваясь стыть.
Твердиться, что не прорастить.
И тая, покрываться льдом.
В покорности как я коварен,
Окружен, видимость кругом.
Чай выпьют, коли он заварен.
Я выпью Вас и вытру рот.
Пьеро мой жалок, он - урод.
Кричит богемно, пляшут звуки,
Сплетенье пальцев вяжет руки.
В вас всё, а я, я - вороньё.
Растаскиваю на своё,
Оставив без вести твоё.
Стервозность чаянья светает,
Тебя виденье освежает,
Меня присутствие томит.
Под обновлением сквозит,
Уставших, не кладут на щит,
У обречённости тошнит.
Я у потерянности свой.
Бери меня, веди домой.
ЗАРИСОВКА СРЕДНИХ ВЕКОВ
Свет гордости.
Бред подлости.
Шаркая в вечность,
Пьём млечность.
Ждём человечность...
Падают чётки,
С достоинством плётки,
Сложенных рук нимб на крови.
Дёргает ветер концы у верёвки,
Ряса танцует в пыли.
Синяя боль покаяния глаз,
Лето соломы - краска волос.
Скалами скулы, заученный паз.
Губ - горизонтный искос.
Слабое тело в оправе церквей.
Боготорговец, фигляр - Ватикан.
Папская немощь на веру червей.
Грязью обмана пристыженный сан.
Фальшь откровенных, всех сокровенных,
Рамкой безстенных, ризой нетленных,
Пользой смиренных, поправ убиенных.
Слово-игрушку на храм бытия.
Кто вам судья, господа судия?
КОРНИ
Лишних лет чужие корни,
Словно нервы заплелись.
Пекло разум просит помнить-
Не забудь, не отрекись.
Отчуждённые сомненья,
Отлучённости детей,
Позабавит сожаленья
Беззаботных, милых дней.
Язвы реплик кафедральных,
Лижет мысли благодать.
И труды наук кандальных,
Не измучить, не отнять.
Прочеканит тело профиль,
Букв созвездье, жёсткий “ИЗМ”.
Шепчет в души Мефистофель,
Отворив плюорализм.
ЛУННЫЕ САНИ
Лунные сани - обитель тревог,
Светом разлук как коврами застелены.
Мчатся, родимые, волей дорог.
Карие пряди, что платиной белены,
Правят туда - где исход одинок.
Кони угрюмые, темы тревожные,
Носят изгнанника брошенных слов.
Платит годами разлук подорожные,
Жизнь непрощённая правдою снов.
Вера желанная, боли ушедшие,
Крики мольбы о вчерашней любви.
Правит возница и руки железные,
Хлещут сквозь сердце вожжами судьбы.
ЧУЖИЕ СТИХИ
Все чужие стихи
Сплетены горькими.
Отпусти мне грехи
Сумерками кроткими.
За нормальностью статей,
Жизнь обрушенных стволов.
За безумием затей,
Крыши каменных столов.
Чернота бумажных струй,
Глупость слов, чернильный мёд.
Уходя, в свечу не плюй,
Пусть она со мной живёт.
Я пройду с ней по годам,
Через сотни хмурых зим.
По пещерам и садам.
Одинок и нелюдим.
ОХОТНИКИ
Не лиха беда начало,
Суета ночных зарниц.
Свет лучины укачало,
За мешками серых лиц.
Ворожба мышей под полом.
Гниль, солома тюфяков.
Бочка старая с заломом,
Ночи маятный покров.
Стрелка ткнёт часы под рёбра,
Всех расставит по местам.
Мы росу сбиваем бодро,
По охотничьим лесам.
НЕ СОМНИ СУДЬБЫ,СОПРИКАСАЯСЬ
Не сомни судьбы, соприкасаясь,
С одряхлевшим веком, человек.
Не растрать родного, прогибаясь,
Собираясь в прошлого набег.
Не томи, не мучай понапрасну,
Ни себя, ни юности подруг.
Как пути наивности опасны,
Скользок возвращенья круг.
Пожалей себя для дел высоких.
Для любьви, для будущих детей.
Не останься в толпах одиноких,
Не расстанься в ветхости своей.
ТЫ
Застыжусь, непонятый увяну.
Изведусь, сомненьями томим.
И дыханьям прерванного сраму,
Предаюсь блудливо молодым.
Щуплых прорезей истерзанные ширмы,
Хризантемы пошлых вензелей.
Похотливых рук чужие гири,
Не обидят верности твоей.
Ты моя нечаянная гостья,
На уснувших буднях маяты.
Нежных слов обиженные хлопья,
Падают под ноги простоты.
ЖЕСТОКОСТЬ - ОСОБОЕ ЧУДА ВИДЕНЬЕ
Жестокость - особое чуда виденье,
Особая радость, земная печать.
Подарено каждому от проведенья,
Одним лунный свет, по другим благодать.
Померкнувшим разумом выжить пытаясь,
За честь пологая особую месть.
Сойдёмся народами с края до края,
Отдав птицам гарпиям грозную весть.
Влекомы бессильем, отжившей надеждой,
Кружением стали, визгом свинца.
Полотна соткём, назовём их одеждой
Священного века. Началом конца.
ВЕСНУШКИ
Посолило солнышко весною,
И рыжухи скачут по щекам.
Конопушки жизнью со мною,
Поделились щедро пополам.
Слышал я, поможет муравейник,
Или одуванчик на заре.
Свеженазовареный кофейник,
Забелит лицо моё к весне.
Руки, ноги пляшут окропатым,
Обделили парня красотой.
Хорошо не суждено горбатым,
Хорошо не лысый, не хромой.
ЛЯГУШКИ
Зелень - рельефным в камни.
Давят, шурша шины лягушек.
Дождь прикоснулся к казни
Кожей асфальта кровавых веснушек.
Бурые корки сплющенных тел,
Жарило утро земли сковородку.
Хор хоровода из тех - кто успел,
Плещет на вечер орущую глотку.
ЖИЗНЬ
Зацвела, отмаялась и скрылась,
Та одна - рассветом хороша.
Отчего так поздно мне открылась,
Для расплаты нежная душа.
Вдрызг тоской разбитый на дорогах,
Небесам бессилием грозя,
Окажусь во праведных острогах,
На коленях по любви скуля.
Отчудила, спряталась, растаяв
Милостынью голоса - “Прощай”.
Да брехнёй собачею облаяв,
Скалит брёвна уличный сарай.
С ломом в штыковую отъярился.
Я убил его до самого венца.
Смрад по лужам с солнышком курился,
И змея шипела у крыльца.
ИСПОДНЕЕ
Я прошёл в исподнем со свечою,
Копоть пламени, укрыв рукой.
Присмирел. Тоской палящей вою,
Оголяясь раною живой.
Воск и сердце тают, остывая,
Плещет ночь на кварцевый туман.
Ты меня забудешь, провожая,
Ты меня прощаешь за обман.
Образ твой, с собой забрав в дорогу
Жил любя, как мог и как умел.
Приходя давал обеты Богу,
Уходя, исполнить не успел.
И одна в ночи, застыв пред небом,
Глядя на парящую звезду,
Не кляни меня пред лунным светом,
За необретённую мечту.
МИЛАЯ
Закружусь неувянутой полночью,
На осенний, цветной хоровод.
Очаруюсь гулящею сволочью,
И пойду с ней, влюблённый, в народ.
Дай напиться из губ затаившихся,
Охмелевшему жадностью тел.
Виноватостью глаз изменившихся,
Червоточиной сердца истлел.
Ты прости сердце, милая падшая,
Нежный ангел пороков, дитя.
Рваным ветром с дождями, уставшая,
Занавесишь себя от меня.
Руки в муке. Виденьями полную,
Я в объятья ловлю пустоту.
Душу близкую и одинокую,
Упустив, никогда не найду.
АНТИКВАРНОЕ ПОХМЕЛЬЕ
Я, по стеночке шатаясь,
До буфета доползу.
Сушь сквозь зубы отрыгая,
Стопку водки придушу.
Что глядишь, пузатый барин,
Щелью сломанной двери.
Мы с тобою, у окраин,
Жизни, как ты не ори.
Только нас с тобой не примет,
Антикварная родня.
Плюнет, дунет и покинет,
Хорошо, не прокляня.
Я тебя рукою глажу,
Радость жизни - выходной.
Выну вот из печки сажу,
Да нальём брат по второй.
И пойдёт пустым дурманом,
Опохмельная тоска.
И щекочет нос шафраном,
Проморённая доска.
ЧЕРЕЗ НЕРВНУЮ СТРУНУ
Я Вам руку посвящу,
Пожалейте и прощайте.
Разлюбите, прокляну.
Вы меня не покидайте.
Сердца Вашего слугу,
Сохраню, меня отдайте.
Плетью в плети, сквозь мольбу,
Исхлещите, не ломайте.
Я вам руку протяну.
Плюньте сволочью, в ладоши.
Выньте нервную струну,
Через горло. Я хороший.
Закрутите сквозь меня
Грязь романов -обух в темя.
Закадычная петля
Пошлостью загубит время
СОЛДАТКА
И столбы с молитвой унесли.
На дворе гадюки, да бурьяны
И твоё чуть слышное,”Прости”.
Ты не дождалась меня солдатка,
Отгоревши, тихо отошла.
Закудахчет в поле куропатка.
Нет ворот. Как пролежни две ямы.
Обнимает дом наш лебеда.
Половицы скрипом режут тело.
Я приду к любимой на погост.
Лето распоясалось и пело.
Горе в сердце кровью запеклось.
НОЧЬ С БЫВШЕЙ ЛЮБОВЬЮ
Жаден, пью глазами теплоту
Одиночества за створкой сердца.
Отлюбив святую простоту,
Что отнял у порченого детства.
Гасну ханом чистого во тьму,
Предъиконным шёпотом разбужен.
Не молись мне в спину, не приму.
Ухожу, обижен и не нужен.
ОХ И МАЯТНО
Липа очумелая в цветах,
И медовые по ульям слёзы.
Гнев разлуки пляшет на щеках,
Уронив к ногам чужой берёзы.
Ты берёзка помнишь ли меня?
Без тебя, родная, погибаю.
Маюсь я, разлучница моя,
Как вернуть тебя, увы не знаю.
Отвернулась стройная, молчит.
Ни о чём меня она не спросит.
А душа верёвочкой журчит.
Да собака лает, ветер носит.
За тебя, чужая, Жизнь в стакан.
Вечный сон, отрада и ненастье.
Я хочу припасть к твоим губам,
И колечко подарить на счастье.
ВЕРУ Я
Сохраню тебя, предавая.
Лютым зимам в колени брошусь.
Амальгамами глаз, зевая,
Вертишься, я от боли корчусь.
Искупления жду, подашь ли.
Носят Веру мою как плащик.
И с позором, считаю капли.
Говорят, у тебя есть мальчик.
Оторви по листку сердце.
Рвенье страсти, оно пустое.
пЬяным ветром играю в терце
Гимн двоим, тем-которых трое.
Едет юзом любовь-упряжка.
Нищетою визжат колки.
Не обижен? Так это маска,
Арлекин, слёз печаль - наколки.
Длинноногое богомолье,
пЬю тебя на одном дыханье.
Если ревность-это дреколье,
Всажен кол за твоё страданье.
И стою, напоив мечты,
Часовым у чужой черты.
СЕРДЦЕ
Я ругаться с сердцем перестану,
Я с собою на ноге короткой.
Встану утром сизым спозарану,
Оглашу окрест тоскливой глоткой.
Душу налысо молитвою обрею,
У судьбы сегодня чёрный фартук.
Как же братцы я себя жалею,
Натянув на шею мыльный галстук.
Как же братцы по себе томлюсь я,
Вышитый узором в рыжей жизни.
Ухожу, сломался, не прогнулся,
Плохо только, что угаснут мысли.
ЖЕМЧУГА РУССКИЕ
Я гребу в тебя, Душа - створница.
Я плыву в тебя, Ключ-затворница.
А за створками, разговорками,
А за верхними, шёлком нежными,
Жемчуга ладьи белоснежными.
А под нижними, мехом белками
Роза расцвела, притаилася.
Лепестки томятся чуть слышными,
Да любовь моя износилася.
Розу я сорву, выпью высушу.
Жемчуга побью, душу выпущу.
А я муж тебе,
Аль не любится.
Ты не вой в тоске,
Не разлучишься.
А я царь тебе,
Ты раба моя.
Значит, быть беде...
Сыплется хвоя,
Ты висишь в петле,
Боль и сласть моя.
Убежала, знать,
Да не в те края.
Да и не догнать
Не убив себя.
РАЙ ЧУЖИХ БЕРЁЗ
Упаду на землю, обнимая,
Чёрно-белый рай чужих берёз.
А была когда-то мне родная,
Сторона, где вырос я,не рос.
Ржавых трав дурманное похмелье.
Очарован стоном журавлей.
В васильковой роскоши созвездье,
Нежным колыханием полей.
Плавает заутреня туманом.
Чудо камыша окрест озёр.
Утомлённый ложью и обманом,
Заведу я с рощей разговор.
Пожалей, прими меня родная.
Отчудил, отпелся. Пуст и слаб.
И орёт во мне тоска такая,
И живу я с ямы на ухаб.
Я УХОЖУ
Я, ухожу. Расстраиваться поздно.
Я ухожу, не свившись в Вас родным.
В беде моей студёно и морозно,
Я ухожу и снова молодым.
И сквозь венки, буреющие в алом,
Из фотографии смотрю на дым,
Качавшийся над сигаретным жалом.
Я выжил, но для Вас невозвратим.
И я иду свободный и убитый,
С зашитыми глазами и немым,
Оставшись в Вас доверчивый и битый,
И зрячим и обижено слепым.
На Ваших лентах гниль и плесень улиц,
В Ваших снегах до липкого тепло,
Я жалок, Вы однажды улыбнулись,
Любить несчастных - злое ремесло.
И запах девственный на траурной печали,
Вину надев веригами скользнул,
Туда, где Вы от ревности рыдали
Я умер, я Вас обманул
КРЕСТ ПРОСЁЛОЧНЫЙ
Я распят в раздумьях, одинокий,
На кресте просёлочных дорог.
Вымерял верстами путь далёкий,
Не найдя пристанища порог.
Старое подсолнечное солнце,
Жарит рыжим, лица конопя.
Для меня сегодня свет в окошке,
Чудная проказница моя.
Я вернусь к ней с мятыми ветрами,
Прихватив соцветия степей.
Сладкими вишнёвыми садами,
Песней закадычных журавлей.
И надеюсь примет, не прогонит.
Я рассветным долго к ней шагал.
Что никто в дороге не обгонит.
Да надеюсь, что не опоздал.
СОН ЯВИ
Кто Вы, сменившая лёгким ажуром
Печаль на надежду в глазах одиночества?
Пронзённый стрелой окрылённым Амуром,
Сгораю на сердце, что пламенем точится.
Столб влажный скован на постели.
Спит, выгнутый в повязках простыней,
Продавленной подушечной купели,
Укрытый пахнувшим несвежим одеялом,
Цепляя танцы снящихся теней
К истоме развращённой колыбели.
Дрожит живот, подергиваясь салом.
Смените время, скот на водопое.
Резное солнце вздёрнуто за щели,
Прожаривая мятые бока,
Сгоняет с глаз на утреннем миноре
Объятья нежности морфейной феи.
Кидается встревожено рука,
Вмяв кисею ресниц к глазницам,
Продлив судьбу витражным лицам,
Подтаявшим на золоте рассвета.
Мой сон! Спасись! Не умирай!
Хлебнувший ад, железный рай,
Утешит, совладав с сюжета.
Я лоскутковые попытки
Вставляю в щель своей улыбки,
Разбросанной тобой по пытке.
Я вздёрнутый тобой на нитке
Молюсь, оставь меня во сне.
Закрыть извне. Сполз по стене
День массой в массе, приходя хотевшим,
Растрепанным и онемевшим.
Ложь - сон, его прогнало солнце:
Купанье наглого меня
Во стане женщин одиноких-
Проказа, битое оконце,
Осколки сыпались звеня,
Определяя совладенье
Метаморфозностью убогих.
Любящее совокупленье,
Насыщивая совращенье,
Несёт мне сладость и печаль.
Сколь тучно ходит в негах жаль.
На Люцеферовой звезде,
По утренним сетям тумана,
Гаданья выбрали себе
Дочь лёгких туч, струю обмана.
Спиралью радужной тревоги
Подвижной нежности соблазн,
Поджёг свирельные чертоги,
Под мукой подведя итоги,
Подагрой заглушив сарказм.
Шаль старца, крест на крест завязки,
Спадают сальные подвязки.
Сухие вздохи ворчуна,
Ложатся в кашель тонких губ.
Спит в ореоле тьмы луна-
Мать оккультизма и разврата.
Безвольна жалостью простата,
Вдоль стен измотанный испуг.
Мы любим чувств слезливых слуг,
Себя готовые жалеть,
Денно и нощно, что реветь,
Под мнительность как подаянья
Любовных клятв очарованья,
Выклянчивая с под руки.
Ах, молодые старики,
Теченье ласковой реки,
Пробьет, бежав, чужое русло,
Лишь окунувшись в ваше сусло.
Я сам сказал ей - “Уходи”.
Крадётся в камни серых плит
Росой краплёный лазурит.
Раздолье утреннего неба,
Везёт задумчиво телега,
Круженья времени и лиц,
Меняя страх на свежесть жизни,
Вытаскивая из темниц
Мои доверчивые мысли.
Жгу письма, корчимся, сгорая,
Погода крутится сырая,
Обрывки сводит старый ветер.
Сухие кляксы сургуча,
Встречают буро чёрный вечер,
Сожмётся сердце, в грудь стуча.
Камин - задёрнутый угаром,
Бокалы дышат перегаром,
Я вою...тихо, больно мне,
Затравлено на тишине,
Играет нервами сверчок.
Я без тебя, Я - одинок.
Тоска виденьями твоими,
Швыряет призрачный балет.
Фиглярной тенью рядом с ними,
Летит душа, которой нет.
Сцепляя обручи объятий,
Сквозь крики чокнутых проклятий,
Неумолимым хороводом,
Кружится вальс твоих фигур.
Ты надо мной святым синодом!
Сжимают пальцы абажур,
Несусь во тьме пустынной залы,
Пугая призраков огнём,
Шаги - скрипучие металлы,
Я умираю. Не вдвоем!
Я хохочу! Мой хохот дышит!
Я именем твоим не вышит!
Я именем твоим - скреплён!
И распадается живое,
Мое, в чужое и родное.
Иду сквозь чаши, по весам,
Шагами здесь, а телом там.
Невинность-явь, виновность - новь.
Любовь? Будь проклята любовь!
Тебя всецело пожирая
Чудовищем закрыл собой,
Весь блеск твой, выпил весь покой.
И кожу с нервов обдирая,
Впивался в мир твой, надругаясь.
Кривлялся жалящей змеёй,
В зловонной ревности купаясь,
Дышал тобой, играл тобой,
Себя до граней утоляя,
Пил кровь твою, входя в запой,
Морали с корнем выдирая,
Я корчевал твои шипы,
Ломал тебя и муки прятал,
Внутри, считая по ночам,
Дней наслаждения мольбы.
И похотью давясь залапал
Дары, подобные ключам,
От хрупкого, смешного сердца,
Что ты мне с радостью несла,
Кладя наивность и ладонь,
В мою трясущуюся руку.
Святыню открывала дверца...
Не тронуть?! Но сжирал огонь,
Вздымая алчную суку
Отборных проб мужского рода,
Кидая голого урода,
В твою девичьею постель.
Всё кончено, я сам убил
Птенцов слепого соловья,
Что нам пропел венчанья трель.
Я одинок. Я без тебя.
Любил. Как я тебя любил.
Я тихо вою, больно мне...
Затравлено... на тишине...
ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ
Радость брошенных сердец,
За неделею неделя.
Мы устали, наконец.
Где же тайная вечеря?
Хлеб, замесы на крови?
Три иль два? Щепоть за солью.
Зри икону, что внутри,
А не ту, что пахнет молью.
Книг заветная труха,
Вездесущее сомненье.
За осиною ольха,
И небес благословенье.
ЗОЛОТАЯ ТИШИНА
Золотая тишина.
Запах шёпот.
Я тобою не больна,
Плохо.
Я тебя отождалась,
Грустно.
Отстрадала, отреклась.
Пусто
КОШМАР
Крадусь стеклянными шагами,
В рогожах бритого ума.
Тряся больными кандалами,
Из наркотического сна
Испуги-мысли выползают,
Сводя уснувшего с ума.
Виденья, рушась, отворяют
Дверь в преисподнюю души.
Постой, несчастный, не спеши,
Затравленно очнутся криком,
Вспугнув ночные витражи.
Височно сердце, а в тиши,
В клубах немого барабана,
На складки горного дивана,
Стекает пот холодным стадом,
За каплей, капля - водопадом.
И месяц -бывшая луна,
Летит с унылым, желтым ликом,
Так далеко и всё же рядом,
В страну таинственного сна.
Дрожит звезда в окне разбитом.
Клещами пальцев простыню,
Тащу и падаю, и сплю.
ГРАЖДАНИНУ
Я визжащего вспорю обывателя.
Я по сердцу полосну его ножичком.
Нарисуйте мне смысл старателя,
Что полощет дерьмо под дождиком.
Ничего не нашёл внутри.
Тот же склизкий развод кишок.
Или был им кусок души,
Что от жути в крови взмок.
Сшил убитого в крест терновником,
Поднял на ноги, пнул, иди.
Шёл, тряпичный, в поход, за подвигом,
По Голгофной своей любви.
МАМОЧКА
По белёсому хрупкому полю,
На вокзал заметённый уйду.
Проклятущую барыню долю,
Разверну, потревожив пургу.
Ты давно на перроне не плачешь,
Под молитвы простуженных фраз,
И мою фотографию прячешь,
На пергаменте высохших глаз.
Я приеду полночным, родная.
Упаду и не встану с колен.
И в подол твой, уткнувшись, рыдая,
Застесняюсь засиженных стен.
Да уже никуда не уйду я,
Рядом вечно с тобою одной.
По распутной, по доле, тоскуя,
Буду тихо шептаться с луной.
Где в морозном тумане одетом,
На студеных просторах зари,
Ждешь, как шалью укутана снегом,
В материнских дорогах любви.
ВОКЗАЛ
Вокзал, как поезда вагон.
Оставшийся. Он больше не в прицепе.
Вокзал, в табачном дыме сон.
Вокзал, за всё и всем в ответе.
На хромом, заплеванном вокзале
Зелень поезд лихо тормознёт.
Бабки, закусонными рядами,
Встретят скучно пассажирский сброд.
Участковый брюхо в портупее,
У буфета - пиво, чая нет.
Хриплый голос привокзальной феи,
Тетка, продающая билет.
С грязными глазами собачонка,
И мужик в кальсонах у ворот.
В пирожках вчерашняя печёнка,
На машине задранный капот.
И живут, и горюшка не знают,
Только жизнь, не поле перейти,
И умрут, от счастья не растают,
Не заплачут с горя и тоски.
САХАЛИН
По обрывкам ленты-ночи,
Грошик - медная луна.
Рук лесных, осенних мощи,
Смёрзся Сахалин до дна.
Тащит ветер по дороге,
Иней - коркой по грязи.
У конвоя сбиты ноги,
Давят землю сапоги.
Воротник-забор шинельный,
Бреет щеки, колется.
Стынет тракта шов колейный,
Спит кандальных звонница.
11
Вставайте кроты! Число одиннадцать
Норы рвёт самолётной лопатой.
Хватит жрать и, рыгая завидовать,
Хлопать фильмам с кровью томатной.
Кровью Америка будит нас.
Пойте живых сердец барабаны.
Апокалипсисом камеры глаз,
Резали утро на шрамы.
Крики убитых в гражданском бою,
Здания ставили на колени.
Боже! За ЧТО! И ору и молю.
Я вечность теперь рядом с теми -
Невинными, в страшном строю.
ПАПОЧКА
Одинокое начало
Многоликому концу.
Сизый месяц укачало,
По небесному венцу.
Шли под гробом.
На печаль,
Лился Моцарт.
Время жаль.
Повседневных дел ознобом,
Протекло под образами.
Стрелки мягкими ножами,
Гибким телом сквозь межи.
Циферблатные стрижи.
Римских цифр чертежи,
Обрывали кутежи.
Спи отец мой, не спеши.
Ты ушел, я отпою,
Землю пухом настелю.
Встретимся потом, в Раю.
СУД
Томно в груди,
Возле самого горла
Как буд - то морозит,
Сутяжность тревожна.
Там, впереди,
Судейских свора:
Ласково смотрит,
И настороженно.
Им унавожено.
Страшно. Я не хочу,
Отвечать за содеянное,
Ложью верчу.
Пальцем деланное,
Чьим-то чернильным,
Мышами пахнет,
И мылом ванильным
Дело – Бумажно - жирное,
Живет, не чахнет.
Такое обидное
Чувство – досада,
Ныло, скулило,
Зубы ломило.
Мир-засада,
Мир-осада.
И спотыкаешься.
В чём-то ломаешься.
Разуверяешься.
Но притворяешься.
Преображаешься.
И ой как плохо,
Станет за лоха,
Которой давно,
Любил весь мир.
Закройте окно,
В этот сортир.
Пусть будет темно...
ПИКАССО
Я вплёл себя в икону
Цветным параличом.
Пикассо позорен стону.
Кубами, ваятеля наречём.
Мечом квадратным «Герника».
Лиц треугольных свастики.
В каждом часть вестника,
Лошадь вламывается во всадники.
Зигзагом холст. В нём краски.
Выхвачено, глаз он всюду.
Не ждите с холста подсказки,
Кораном не мстят Талмуду.
Бежит улица, теряя ноги.
Честь сдают по суду.
В Гуантанамо боги,
Рожают Миру войну.
Личностные гении упруги.
Ложиться зовут под бомбы,
Как под крыло супруги,
Маской на ликах морды.
Изящные черепа-черепки,
Всасывают в галереях рабы.
Визжат с экранов сверчки,
Вдоль Вефлиема гробы.
Сумасшествие художника слепки
Извилин, вправляет мозга
А мы любим старые тапки.
И руки, в которых розга.
БОЛЬНО, БРАТВА, как БОЛЬНО
Ты погладь эти трещины,
У Храма всё Свято.
А кресты как затрещины!
А Христово распято!
А Ты праведный Бог? Да?
Я озлобленный ворвусь,
А я маюсь и мечусь,
На куски горящим рвусь,
Я щас сгину без следа!
Простите меня Иконы...
Лбом пытливым бью поклоны.
Больно-то как, братва.
Изнутри-то как больно.
Бог, скажи - уже довольно?
Ты скажи, что я прощён...
Почему я так смешон?
Перед телом Твоим жалким.
Да Тебя, гвоздями, к палке!
Бог мой! Режет изнутри...
Я в кровищи весь! Прости...
Ты подойди паря к храму.
Да сколь в тебе того сраму?
Он и поболе видал...
Не стой, ишь встал...
Молись... Он всех прощает.
Любит Он... Понимает...
ДАВАЙТЕ УДАРИМ В ПОЛНОЧЬ
Вина занавесный шёлк,
Сводит с ума скулы.
Ртов кабачный срок,
Не признаёт отгулы.
Калечусь кислым, плохо.
Ноги уберите с горла.
Был в Лондоне, на Сохо,
Там у них масло прогоркло.
Я и сам тоже сволочь.
Думаете, это лечится?
Давайте ударим в полночь,
Пусть ночь животным мечется.
Стих дрянь, в бумагу падает.
Шутка ль, глаза открыть за утробой.
Живите - это радует.
Каждого метят пробой.
УЛИЦА
Улицы слепой, косая чернь,
Пятна ставень, запахи заборов.
Мне идти к тебе сегодня лень,
Для душевных, чайных разговоров.
Смят подсолнух старый у ворот,
И брехня пустых собачьих склок,
От судьбы дала мне поворот,
Только я не то, чтоб одинок.
Да и я, не то, чтобы ничей,
Выпить хочется любви иной.
Не вприкусочных, да блюдечных очей,
А до одури пожарища и зной.
ПОЭТ БУМАЖНЫЙ
Тиши не понятая благодать,
Толкнёт меня к потёртому забору,
Заставит прозой оживать,
И как застигнутому вору,
Поставит на чело печать.
Непочитателей плевки,
Сквозь небожителей забвенье.
Как все мы в счастьи далеки,
И омертвевшие творенья,
Застынут в снах, как старики.
Морщины строк избороздят
Лицо бумажного поэта.
Всех нас когда-нибудь простят,
И звуки вечного балета,
Из репродукторов взлетят.
САМОЗВАНЦЫ СОВЕСТИ
Самозванцы глядите:
Небесная армия брошенных птиц,
Из чадящих силков на распутье.
Уходите, скорей уходите,
Или падайте ниц, в кромке боя зарниц,
Саван флага на вашем раздумье.
Молотов блаженные барабаны,
Маршем по храмам.
Степом Иуды пляшут граммы
Монет по серебряным драмам.
Талиб рвёт небо на части.
Ржавым светом облаков шрамы.
Травля святых, причастных пасти.
Рынок. Меняем блажь на срамы.
Стойте! Такое давит сверху!
Книги святой слова не лгут.
Попробуйте вдеть себя в жертву.
Иглами смерти мир шьют.
Шик одежда. Примерьте!
Ну как, не жмёт?
В вечность не верьте.
Она лжёт.
Террор в глаза жестью.
Кузницей через лоб в темя.
Рёбра на крюк. Лестью,
Дыбой пытает время.
Так стянуть хочется,
Ручей из реки монетной.
Я, жадным сточиться,
На палке хребетной.
Мать с отцом родным вязаные,
В прилавок втоптаны. Взвесить?
Сволочи есть разные,
Эту хочу повесить.
Сам стал сволочью.
Кто право дал суд вершить?
И Ада гонимый, полночью,
Спешу жить.
ЗК
Распахну, наедине с собою,
Кладовые травленой судьбы.
Я молитвой всех ЗК укрою,
От колючей проволки беды.
У Вора всего одна дорога,
И Закон один по ней ведёт.
Попрошу прощения у Бога,
За лихой, да правильный народ.
Люди спят, забывшись по баракам.
Спит в земле история Страны.
Вписанная кровью по ГУЛагам,
Зауральской, страшной стороны.
Мёртвыми деревьями погосты.
На кресты заросшие бугры.
Проволки барачные коросты,
Ржавчина в рассветах тишины.
Я
Ладонь ледоколом по толпе:
Здравствуйте, трогайте, живой.
Талант что кожа мне.
Сдерите мою долой.
Дышат головы, слово ловят.
Шляпно - кепочный веер площади.
Когда двое на кухне спорят,
Все остальные сволочи.
Экран трибун - рта крик.
Оскал-рифма - затвор клац!
Что, быдло, бьет тик?
Глаза и жопы в плац!
Выше до рези веки.
Вслушайтесь. Вам кровью блюю.
Вы родня моя, Человеки.
Я Вами болю.
ПАЛЬЦЫ КИСТИ
Я распят в раздумьях, одинокий,
На кресте просёлочных дорог.
Вымерял верстами путь далёкий,
Не найдя пристанища порог.
Старое подсолнечное солнце,
Жарит рыжим, лица конопя.
Для меня сегодня свет в окошке,
Чудная проказница моя.
Я вернусь к ней с мятыми ветрами,
Прихватив соцветия степей.
Сладкими вишнёвыми садами,
Песней закадычных журавлей.
И надеюсь примет, не прогонит.
Я рассветным, долго к ней шагал.
Что никто в дороге не обгонит.
Да надеюсь, что не опоздал.
ОДИНОЧЕСТВО
Чудится мне одиночество.
Чугунное, колкое, грузное.
Стоном извыться хочется,
Сердце стучится в гулкое.
Хлебный кусок комится.
Ох, и суетно, гложится.
Лихо с бедой, знакомится.
Змей на груди томится.
ПРОМЕЛЬКНУЛА
Сон загадочного счастья,
Клёкот нежности ночей.
Промелькнуло твоё платье,
Чудом облетевших дней.
Нитка милых ароматов.
Гончим псом, да по следам.
От рассветов до закатов,
Жизнь по капельке отдам.
Стой мгновенье, ты прекрасно,
Я у самых твоих ног.
Но глядишь ты безучастно.
Видно буду одинок.
ОСЕНЬ СПЕЛАЯ
Закружила осень спелым,
Да нырнула в погреба.
Скоро пашню тронет белым,
Стынет пёсья конура.
В жухлых, ветхих лопухах,
Век задерганной полёвки.
Дремлют вены на руках,
Ноет дождь без остановки.
На засохшем чердаке,
Переливы лука в связке.
Ходит жизнь моя в красе,
Сеет вечер в лужи капли.
ВОЙНА СОЛДАТСКАЯ.
Он сидит на дне окопа,
Спину пьет сырая глина.
Заключён в шинель без срока,
И за миной рвётся мина.
Рядовой страны России,
»За Отвагу», копоть каски,
Его год войною били,
А ему бы бабьей ласки.
Голова в тисках мозолей,
Руки клещи, он контужен.
Рвёт кудрявую от болей,
Он простужен, он окружен.
Впереди четыре года,
С кровью землю замесили.
И в огне том нету брода.
В той заре людей калили.
ЦАРСКИЕ ПОХОРОНЫ
Выпорите кружево Кремлей,
С рукавов Московского кафтана.
Тянет в лету камень Мавзолей.
Пояс похоронного парада,
Тянется по красной мостовой.
Хочется орать ”За Упокой”.
Из под грязных, плесневых мостков,
Бросив на Алтарь немые кости,
Грамоты Романовых веков,
Лепят на открывшемся погосте.
Стрелки лет - слепые горбыли,
Трещины часов в пыли России,
На полях курантовой щели,
Годы жутковласия косили.
Трясся нищий, но хмельной народ,
Нелюдям законы жизнь щадили.
Плакал у Блаженного урод,
А в сенях младенца удавили.
БРАТКЕ, ПОГАСШЕМУ НА СТРЕЛКЕ.
Замело и не покаяться.
Схроны лет по тризнам маются.
Понабилось света вьюжного,
Белосвистного, ненужного.
Я тащил его, волок,
Бросив в плечи поперёк.
Он хрипел и не просил,
Жёг свинец и свет застил.
Таял красным белый мрак.
Злобным било - Всё не так.
Тридцать вечных - бремя часа.
По сугробам мимо Спаса,
Что затеян на крови.
Боже Праведный, прости.
Ты моих ему отдай.
Друг мой, брат,не умирай.
Вою небу и молчу,
Череп в обруч – «отомщу».
Я его не хоронил.
Вены пульсом в сердце вбил.
РАЗВОД
Мне скучно с богами,
Надломлен Вами...
Пальцы тряс мороз нервный,
Чопорное рук движенье –
Летит обрывок чёрно-белый.
Стригу наше мгновенье.
Всего ничего уплачено.
Фотограф! У Вас птица - глупая.
Было. ”Зенитом” за горло схвачена,
Она(любовь)тогда умирала, мудрая.
Нас там двое стыло.
Смяты покорно. Такая новь.
Помнишь? Землю пульсом шило.
Любовь! Мать Вашу! Там убивали любовь...
Пике осколков ножами в Неву.
Рядом как флот, по течению.
Я фотографию вечно рву,
Вслед Вашему унижению.
БЫЛО,БЫЛО
Было в жизни всякое,
Босиком примятое,
Тратилось небрежно,
Черпалось до дна.
А она, горбатая,
Церквями проклятая.
Лапала промежно,
Плакала да жгла.
Лесть-судьба копеечка,
Не сирени веточка -
Ржавая, колючая,
Грязная метла.
Ах, моя нимфеточка,
Девочка не целочка.
Плюнула вонючая,
И навек ушла.
САМОУБИЙЦА
Жёваный шифер крыш,
Тупостью на бока. Так мало.
Куда в рвань мельчишь
Пальцев кожа - плёнка? Стало
Холодно сердцу. Не надо,
Не хочу, но сорвался.
Лечу. Эй стадо...
Разум взорвался
Ты, который остался,
Смотри.
Он не метался,
В его груди,
Билось сердце,
Такое ненужное.
Плавает марш Моцарта в терце,
Моргом остуженное,
Тело самоубийцы,
На стол цинковой пропасти.
Кремлёвские кровопийцы!
Он на Вашей совести.
Он выжил Афганом проклятый.
Он выжил Чечнёй меченый,
Он умер после, сломаный,
Брошенный, не залеченный.
Не замеченный...
Не очеловеченный...
ЗНОЙ
Зной - павлинья кожура,
Расползается, зевая,
Через марево утра.
Где таился, остывая?
Кто тебя в ночи берёг,
Для ленивого похода.
Навалился пеклом впрок,
Искуситель недорода.
Телом - камнем, в глубь реки.
Бьёт, упругая, с мотива.
Дети марева легки
Складки пены в край залива.
МАЛЬЧИК В ГОЛУБОМ
Суки - рук сплетение мужских.
Покорён. Томлюсь латунным телом.
Пытка-бархат запахов? мотив
Сладкой юности в порочестве не зрелом.
Горький плод влекомых кутежей,
Мимы взгляды, парии страданий.
Воля страсти - вечный апогей.
Плоти неестественность желаний.
Горстью льда на пламя нежных слов,
Брачность уз – свиданье увяданий.
Я другой, другой и сердца зов,
И другое таинство касаний.
Вальс любви запретов на живом,
Вожделенье однополого оргазма,
Тайна ложа-“Мальчик в голубом”,
В мир плюёт улыбкою сарказма.
ПРОШЛОМУ
Закурю, на жизнь нельзя сердиться.
Я держу за прошлое ответ.
Душно здесь. Который год не спиться.
За окном асфальтовый рассвет.
Отманили кудри рощи - стервы.
Часто мне тоскливо в кабаке.
И мои совсем седые нервы,
Тишина зажала, в кулаке
Ничего от счастья не осталось.
Освежить, отведать не пришлось.
Видно шла в судьбе со мной усталость,
Да тебя обидеть довелось.
Только ты забудь меня, отрада.
Как могу свет мой, я не любить?
Забрела домой ко мне утрата.
И не как не хочет уходить.
Дом в конце бульвара, у Амура.
Зелени, счастливые глаза.
Заменила с факелом фигура,
На кольцо тернового венца.
ПРОТОКОЛ ЭМИГРАНТСКОГО ТЕЛА
Рвал и выл из части суши.
Тело вёл мостом плоти.
Кровоточу жизнью, прочь руки,
Я умер тогда,...в полёте.
Скажите, слюной микрофон шпаря,
Вы за Америку умирать приехали?
Кайтесь, словами пинг-понг играя.
Бейтесь, в сердце своём шаря.
Ой, да у Вас совесть с прорехами.
Кто России мозги вправит?
В навозе том и вашего дерьма кучка.
Да вами милый живот правит.
Эй ты, многодетная ссучка.
Когда последними детьми затыкала,
Российская мать глотку нацизма,
Помните!? Сейчас настала
Пора такая же. Правда, склизка.
На ней поскользнуться просто.
Бац и лапы тараканьи кверху.
Не стройте из себя войско,
Стадо бараньего меху.
Продано прошлое, дальше мутно.
Я тоже. Устал. Строить новую.
Но так внутри пусто (грустно),
Видеть Родину, голую.
Помните? Вначале. Я тогда умер.
Одиннадцать часов - полёта логика.
Труп совести режет зуммер,
Родного Чужим берега.
ПЕРЕПОЙ
Хрипы - сплошное харканье.
Рук полёт, на похмельной простыни.
Ног босых ссаное шарканье.
Ох, и пили вчера, господи.
Горла тягучие слюни.
Вулкан желудка в ковёр.
Вони липкой морду в руки.
Дети слышат, блять,позор.
Спать, комок белья в угол.
Жена с дивана - «Сволочь».
Проваливаюсь к кошмару мёртвых кукол.
Часы лупят полночь.
У ОКНА
Капли с ветром мешают дворники,
Шкряб - царап по асфальту метла.
Спят, не спят, притаились дворики.
Утро - бабочка, кукла - мгла.
Блюдо - часики, стенку тюкает,
Трень - побрень на окне горшок.
По дороге автобус стукает,
Шиной в лужу, другой в песок.
Косит бабка людскую травушку,
Окропив росой на прощание.
Вслед за батюшкой скосит матушку,
Загадаю я ей желание.
Чтобы снова взросли скошенные,
Чтобы жили бы и не маялись.
Чтобы были они хорошие,
И не маялись, и не старились.
БРАТКА СОЛНЦЕ
С рассветом в обнимку,
Приятель мой - Солнце,
Завалит в окно, игнорируя дверь.
Речами-лучами разбудит Иринку,
Проглотит злой сон,
Заберётся в постель.
Оттуда по комнатам, брызгами, всюду.
Полез под диван и устал, тяжело.
Лизнул на последок на кухне посуду
И маслом по стенам, ему озорно.
К обеду он с жаром втолковывал что-то.
Не слушают, плюнул, пошёл за водой.
И в речку, с разбегу. Зевота, зевота,
Его одолела. Исчез с глаз долой.
АНГЕЛ
Небо крыльями накрою...
Что-то сгорбилось, сломилось...
Люди - боли, Вам любовью,
Всё дарю...
Зашевелилось...
Псом на горло! Ангел рвётся...
Режьте крылья! Не даётся...
И отмаялась душа.
Закружилась не спеша,
Завлеклась поганым в дали,
Где пытали и сжигали.
Где блевали и рожали,
Человеческие твари...
ГУЛАГ
Псом, блаженным, возле Храма,
На копейку упаду.
Эй, подонки, сколько срама,
Видеть павшую звезду.
Кремневые и железные человечки,
Льдом покрываясь от самых пальцев,
Сизые ноги у лагерной печки
Плавит в ГУЛагах племя страдальцев.
Испитосыроломающая сущность.
Заточку у сердца грею.
Воткнуть бы её в глупость,
Которой я так верю.
Из банок консервных, вскрытых,
Пальцем лопнувшей кожи,
Вождей ковыряю сытых,
Тухлятиной с кашей похожих.
Хроника жёстких пастелей.
Господи, как жрать хочется.
Связка барачных творений-
Слаб человек, крошится.
МИМОЗНАЯ
Мимозное чувство души - состраданье.
Болезни, несчастья и ветер не в путь.
Оккультных наук пустота в ожиданье.
Упасть и поспать, я хочу отдохнуть.
Мерцанье орлов и совы завыванье,
Так всё непохоже на дно улеглось.
И милое сердце сверчка стрекотанье.
С утра, молоко на крыльце пролилось.
Сбежало, закисло, запахло и ссохлось.
Кусок, проползя отгрызёт муравей.
За осенью прётся, несчастная морось.
Курю папиросу, стою у дверей.
Дым падает в небо, коптя и вздыхая.
Кусает язык, прилетевший табак.
Из дивного запаха прошлого рая,
Швырнуло меня как обжившийся брак.
Зачем я пишу? Не задумался даже.
Так, скучно и все. Одиноко как плен.
К другим отношение буднично, гаже.
Как пусто у жизни разрушенных стен.
УКРАИНА
Тёплым золотом степи
Неба нежность растворю.
Край израненной любви
Украиной обвяжу.
Белокрылыми садами,
Очарованный Днепром.
Режу сердце журавлями,
Жжет Чернобыля разлом.
Ты восстань из тьмы Родная.
Величава и сильна.
Краше я тебя не знаю.
Помни Ненько имена
Кто, закрыв собой уставших,
Душу вложит в твой Алтарь.
Слава вечным, Слава павшим.
Я твой преданный кобзарь.
КАБАК
И листая страницы придуманных стран,
Мы проходим по странам своим как по ранам.
В бубен бьёт ошалевший в экстазе шалман.
Очаровывай девка меня срамным станом.
В кабаке на четвертой, что угол восьмой,
Жуть. Не улицы-цифры, имен не хватило,
Мы лакаем по третей, по пятой, шестой.
Каждой рюмкой, тревожа расплаты горнило.
Стриты и Авеню в полночь брошены.
Мчатся стрелы стекла в высотах.
Бродим словно в тюрьме, припорошены
И потерян я в этих красотах.
ЖЕНИЛСЯ
Граммы разбавят граммы.
Граммом правды граммом совести.
Травят дурманом травы
Жизнь неприличной повести.
Зуб бордюров шершавым улицам.
Части серого, рамят серое.
Подмигну тем кто встрече хмурится.
Рядом тело желанноспелое.
Броши ставни размшистым кружевом,
Пыльным слоем фонтан ломаный.
Щеголяя гражданским мужеством,
Я из ЗАГСа лечу окольцованный.
БРАЙТОН
Старость плакала вместе с дождичком
Всё вчера, ах морщины канавочки.
Пудрой пыльной её припорошило,
Иона как присохла к лавочке.
Помнит все. От грязи колеечной,
До асфальта - звеняще треснутого.
От фаты, до пенсии месячной
От России, до Брайтона местного.
Там и тут под ногами семечки,
Тут и там о внуках страдания.
Горем чёрные в рамках ленточки.
Муж тогда не пришёл с задания.
А была ведь третьим беременна.
Как по темечку похороночка.
Дети вот привезли. Америка.
Тут и встретила ты милёночка.
Щёлочь - плачь, мы чужие - разные.
Закипит резня, под присягою.
Агентурные судьбы грязные,
Застрелил он её старую.
ЖОПА
Жопа-тема табуретная,
Стыдноплотская, запретная.
Тугорешная, ядрёная,
Царедворная, холёная.
По мужицки недоступная,
Цердцетрепетная женская.
По противности распутная.
Матерински нежно детская.
То вонючая, то сладкая.
До скандальности желанная.
Мускулистая и мягкая.
Всё равно по центру срамная.
ЖЕНЩИНА ЛЮБВИ
Я хочу тебя женщина Рубенса.
Вечнонежность любви поэта.
Ты идешь, смеешься иль хмуришься,
Нега осени, запах лета.
Волны стонущей нежности,
Желанное тел безумство.
Аромат женской зрелости.
Страдать тобой - искусство.
Лепестком языка пью,
Материнских форм колыхание.
Хочешь, жизнь свою подарю?
Забери у меня дыхание.
Сама улыбка, истина,
Сочный персик перинного рая.
Сердца первая трещина.
У картин млею, тая.
Чудо, небес творение
Ваших изгибов мягкость.
Счастье - тобой влечение,
О снов моих сладость.
Воспеть стихом линии,
Влиться в твои потоки.
Ты прости мне идиллии.
Почему Вы одиноки?
ЗАРИСОВКА
Остатки склёвывая булки,
Ворона - чёрный уголёк,
Тянула корку пыльной мути,
На позаброшенный станок.
Холодно было очень.
Крючило рыжим сапог.
Плыла Луна в книгу-осень,
Прячась за тучами строк.
ПИАР
Клон коленей ужимкам общества.
Выжил вдрызг унижением личным.
Оправдаюсь дёрганьем творчества,
Да богемным стилем столичным.
Занеся язык жала поверженным,
Прячу смело его в задницу.
Потерпите. Таким отверженным,
Мажу лист обличеньем, во здравицу.
Мыслей щёки пощёчин звонницей.
Расторгуюсь, нутром подержанный.
Борзописность войны с мельницей.
Оправдаюсь, куском повержаный.
ЗОЛОТОЙ РЫБКЕ
Прижав глупейшие глаза,
Фальшивым золотом зениц,
Смотрела скользко пустота,
Сквозь зелень водрослей - ресниц.
Бедой условностей и стен,
В останках личных испражнений.
Без зависти, забот, проблем,
Эмоций, страхов, сожалений.
Без нежности и теплоты,
Капризам внешним потакая.
Родившись в браках простоты,
И без рожденья умирая.
ДОРОГА
Распахнула мне дорога,
Свежесть стираного неба.
Красно-жёлтая тревога,
Тишь слабеющего лета.
Осень ряби вороной,
Стелет месяц подо мной.
Расплещу огонь речной,
Над расхристанной травой.
Плачет чёрная вода,
Через пальцы в никуда.
Ночь - тревожная сестра,
Прячет тело в облака.
Ветер стынет сквозь ладонь,
Нежность холода стеля.
Сыпет листья рыжий конь,
На молитвы сентября.
МОЛИТВА
Помилуй Господь павших,
Наших и не наших.
Не ведали, что творили,
По своему Мир любили.
Помилуй Господь живых,
Плюющих в заботах своих.
Прощённых и не прощённых,
Открытых и потаённых.
Помилуй Господь грешных,
От праведных до псов бешенных.
Помилуй по тюрьмам мающихся,
Помилуй по храмам кающихся.
Помилуй Господь будущих,
Беспомощью детской сморщенных,
В генных цепях виснущих,
Ужасом дел порченых.
Сильных помилуй и слабых,
Малых помилуй и старых.
Бедных, богатых, бездушных,
Отчаявшихся и лучших.
Помилуй Господь нас в Вечности,
Да дай нам всем человечности.
МУСУЛЬМАНИН
Аллах Велик, я воин неба,
Я барс, карающий неверный свет.
Расшиты горы жемчугами снега,
Стекает ночь в искрящийся рассвет,
Я воздающий меч, за прегрешенья
Сжинающий свинцом для очищенья
Людскую жатву грязных душ,
Ушедших в опаганеную глушь,
Не внявшую величию Корана.
Жизнь скрыть от жизненного срама
Не сможет, не внимавший Магомету.
Пророк смотрел сквозь небо на людей,
Даря нам истину-“Себя не пожалей,
Внимавший моему завету,
Во имя торжества Ислама”.
Голодный ветер лижет ствол,
Бросая дождь на блокпосты,
Сколоченный из досок стол,
В тиши уснувшей черноты,
Рождает скучные виденья
Спят часовые, стынут языки,
Набатных касок, их без сожаленья
Укутает в слой смерти и забвенья
Моя рука, движения легки.
Кинжала сталь - честь горца, сквозь столетья
Несёт отмщенье гордого народа
За оккупацию и лихолетья.
Ценою крови забрана свобода
Из лап всегодержавного орла.
Трёхцветный флаг цинк гроба покрывает
И федеральные солдатские стада
Уходят гнить в Российские просторы.
Камень, согретый солнцем, остывает,
Утихнут обескровленные споры,
Месть не остынет никогда.
Она как ночь на Ваши города
Опустится неотвратимо,
Осядет пылью взорванных домов.
С подмосток театрального стыда
Чиновник жирный, скользко и уныло
Представит ряд осиротевших ртов.
И лиственная, жёлтая звезда
Ему наградой и напоминаньем
О бренности, скользнет на грудь,
Когда спеша, освобожденный поминаньем,
По липовым аллеям в Мерседес
Закинет тело жирное и в путь.
Да что ему до таинства небес.
Он властелин войны и геноцида.
Остановись, лысеющая гнида.
Своей не знаешь веры, пред чужой
Склони немедленно вельможные колени.
Аллаха не закрыть и всей страной,
Пред Ним и сильные слабы как тени.
Он властен, управлять Землёй...
Бесшумный холод гложет тело,
Вдыхаю запахи земли,
Уставший сын Ичкерии уснул.
Людскою кровью время озверело,
Растреляные мать с отцом в груди
На сердце шрамами под гул
Российской артиллерии рыдают.
Родятся дети, жить мечтают,
Отец и братья, мать и сёстры,
Я пепел Ваш ношу с собой
Читатели готовят мне укоры?
А мне шестнадцать, я немой.
Язык мне, выродок солдат
Потехи ради, вырезал, смеясь.
Ведь я чеченец, тем и виноват,
“...А город падал, рушась в грязь,
Горели танки, площади и люди,
Горел мой мир, горел мой дом.
Враги и жертвы, обвиненные и судьи
Ложились рядом, я дитём,
Ребёнком малым, полз средь трупов
И пепел, смешанный с дождём
Ложился коркой средь испугов,
Средь бойни, средь живых и мёртвых
Средь пота, Сапогов, истёртых,
Средь пулемётов и погон,
У станции горел вагон
С сиротами и детский вой
Встречаясь, с воем самолётов
Под мат и ругань злых пилотов,
Не получивших вовремя зарплату,
Гнал с улицы. Куда? Домой?
Огонь жрал стены, жил войной.
Могильной сырости прохладу,
Нес ветер скорбною волной…
ПРОДОЛЖЕНИЕ ПИШЕТСЯ…
ГОЛОД СОВЕСТИ (СОЛДАТ), ЗАПИСКИ ВОЙНЫ
Небо крыльями накрою ...
Что-то сгорбилось, сломилось ...
Люди-боли, Вам любовью,
Всё дарю ...
Зашевелилось ...
Псом на горло! Ангел рвётся ...
Режьте крылья! Не даётся ...
И отмаялась душа.
Закружилась не спеша,
Завлеклась поганым в дали,
Где пытали и сжигали .
Где блевали и рожали ,
Где рождаясь, умирали
И себя осознавали ,
И себя обожествляли
Человеческие твари ...
-Голод- При чём здесь голод? Вздрагивающие, прокуренные, неровно обстриженные пальцы, дергано сунули серую от карманной трухи сигарету в щетинистую щель обветренного рта.
Мешковатые щёки шевельнулись, перекашивая обветренное лицо, укрытое тенью съежившейся от времени заводской трубы.
-Вы видите эту обглоданную дымом кирпичную кость. Это напоминание. Такие толстые пальцы будут у дьявола, когда он коснётся наших душ. Мы все продали единственного доставшегося нам защитника. Вы думаете, Его распяли две тысячи лет назад? Его распинают до сих пор. Я, Вы, прохожие. Все распинают. Нет, это метафора, мы продаём его, оптом и в розницу, простите, опять метафора.
Я расскажу Вам кусочки одной жизни жалкого прохожего истории. Я расстреляю словами мозаику, сложенную из дней этого человека. Проживите его совесть, она когда-то была на этой земле. Ей стало плохо, и совесть спряталась за наши дела и спины, превратилась в нашу тень. Безголосую, пугающую, беззащитную, исчезающую в ярком свете, прямом и палящем, как тогда, на Голгофе.
Что Вы смеётесь? Вы считаете, что сейчас я попрошу у Вас денег, мне не нужны деньги. Мне нужен я! Две тысячи лет назад я потерял себя! Успокойтесь, смотрите, я достаю из кармана нож. У вас глупые глаза, Вам надо умереть. Вы тоже предатель. Все мы предатели совести.
Кружащийся диск одинокого солнца, стоящий в зените сжигающего летнего полдня освещал заброшенный и от того не менее одинокий завод. Труба не давала больше тени. Глазницами выбитых временем кирпичей, она бессмысленно смотрела на два комка человеческой плоти, один из которых ловя вытекающую из живота кровь опускался на колени перед другим, сжимавшим в руках кухонную глупость стали.
-Вот ты и умер.
Тебе хотелось услышать историю голода. Она здесь, она в тебе, посмотри в угол, читатель. Слышишь скрип раскачивающегося стула - это скрип твоей виселицы. Ноющий, протяжный, ржавый и безысходный стон, вытягивающий из тебя остатки человека.
Я сижу на стуле. Я смотрю на тебя и говорю тебе. Я - твой Искариот.
***
Мы ждали и Это пришло. Небо падало на землю. Свертывалось и падало, проносясь мимо угольного солнца, продолжавшего освещать страх, мечущийся под ним. Кровавая луна, оскалившаяся пиявочными кратерами, бывшая мать оккультизма и развращённая лампада влюблённых, катилась разделяющей немощью между нами и бездной Сидящего на престоле, видом похожего камню япису и сардису, протягивающего Агнцу книгу Жизни.
Окружавшая престол радуга, сияющая смарагдом, накладывала лёгкие сотканные блики на двадцать четыре престола.
Данное Богом забиралось Богом.
***
Пришло время собирать камни .
Апокалипсис .
Меня нет и я жив .
Я под бомбами и пулями в городах Чечни , я в сгоревших автобусах Израиля , в разрушенных домах Вефлиема , я теку в пылающих небоскрёбах Нью-Йорка .
Я не жертва , я рядом , я СОЛДАТ.
Я солдат всех армий, религий , национальностей , потому что у солдата нет армий , нет религий , нет национальности.
У Солдата есть приказ
Я смотрю на истекающую светом пасть могущественного раскалённого шара , грозящего останками чёрных лучей всадникам , проносящимся между чопорных и дряхлых скал , собирающих жатву человеческого мяса и мне смешно .
Лопнуло сумрачно-жёлтое облако включённых ламп , обволакивая меня тоской и болезненной грустью .
АФГАНИСТАН .
Руки , я мою Вас , смывая прошлую кровь и она не уходит .
Что-то умерло во мне ещё не рождённое , зачатое и нужное , до боли нужное , до той самой боли , что смотрит на меня глазами полевого морга , где лежат привезённые из Джелалобада солдаты и мне смешно, но я стараюсь сделать печаль формой своей .
И я курю , и зарываю окурок в песок , как учили меня , и я запомню их тела на всю жизнь, но во мне нет сожаления и нет ничего .
Мне равнодушно .
Мне хочется артистически крикнуть и обратить внимание текущих мимо меня вместе со временем , но я молчу и молчу .
Вчера , нет , неделю назад , нет , я не помню , я вру Вам , всем вру , что я помню , но я с ним ел или не ел , но он был хороший парень , и я знал его , долго знал , он летел .
Есть такие люди, они летят, они песня , и их убивают , и его убили , и он просил курить , и дыры переливались в руках и ногах его .
Песней и флейтой , и он был флейтой , нашей флейтой , мы бинтовали руки и ноги , мы бинтовали дыры , мы пеленали своего Господа , слышите Вы !
Своего Господа!
И он пел , мелодией выплёскивая кровь на наши тела .
Я плакал , меня боялись там , в другой жизни , за дверью комнаты , меня было много , и я сильный , и я плакал .
Я не хотел умирать , я не хотел быть флейтой , я не хотел быть барабаном , ни горном , никем , я просто хотел быть человеком , обычным человеком , и не хотел идти в горы , я не хотел умирать, и я знал, что пойду , мне нельзя было не идти .
Страх .
Он уходит , он крадётся по раздавленным глиняным кишлакам и возвращается , и уходит , и снова возвращается , и он спираль.
Он та спираль , что похожа на время .
СОЛДАТЫ измеряют время страхом .
И когда страх уходит и время ложится в пулемётную ленту - чик - патрон , чик - пуля , тогда приходит сон , тело выключается , и я сплю , и мне снится курица, жареная курица , и кусочек торта , и я ем их , ем ...
Я ем еду человека.
Я ем её в мыслях, солдату не положено есть еду человека по настоящему , у солдата есть рацион и трофеи ,трофеи и рацион ...
Я ем её сутками , мне нельзя её не есть , мне станет тогда страшно и горы сломают меня , и не будет сил идти , и спать по три часа в сутки ...
Я ненавижу Вас люди, я ненавижу всех , я любил Вас , я все - таки любил Вас , и я помню это .
Мне было легко и страшно потерять любовь , она предала меня и ушла .
Крадутся .
Их много , они крадутся , они пахнут оружием , они с любовью и они все ползут ко мне , ползут по мне , обтирая о камни любовь к своему Богу и ненависть к моему Богу .
Я сплю , просто сплю .
И я не сплю , не сплю , я пост , я лежу в яме с водой , дождевой водой и рядом тела ..., тела ..., тела ..., взвод , рота , полк , дивизия , армия , и мы дышим , мы Солдаты .
Где-то внутри гуляет грань , уставшая как и я , вымотанная , измученная грань между явью и сном .
Я вижу , всё вижу , теперь бегут крысы , и их много , и они текут серым ковром , надо плеснуть водой в лицо ,
Вот я иду по Вашим городам , и Вы спите тоже , и я теку серым ковром , и вместе со мной течёт Война .
Я впускаю её в Ваши дома , я вхожу вместе с ней в улицы , и Вы не видите войны , вы видите меня , я пришёл с ней за плечами, я принёс Вам в подарок смерть.
Я прихожу на кладбище и разговариваю с мёртвыми , я стою солдатским пеплом подле человеческого пепла, и нас разделяют несколько шагов , и я один из них , я хочу быть одним из них , я хочу стать хоть кусочком человека , пусть даже обгоревшим .
Я грань , я та грань , что ломаясь и клубясь хватает живых людей и переносит их по другую , свою солдатскую сторону , и я остался в ней , и я не перенесён , я иду в её тумане , и хватаю вас руками , и втягиваю в себя , и вышвыриваю обратно , оставляя на Вас частицы солдата и выпрашивая у вас взамен молекулы человека .
Лента каравана взрывается , плешивые
верблюды , глупые , клочковатые куски мяса падают , падают , и кричит раненый сержант , и я бегу , меня качает , я тоже верблюд , и я везу на себе судьбу сержанта , и он материт меня ,
и ему больно , и он не хочет плакать , и он плачет .
Снимите с меня кожу , поменяйте мне кожу , поменяйте мне плоть , глаза , я не тот , кто я был , верните мне меня , верните .
И я вижу сон .
Я вижу последний день последней Войны , и танки , и они не должны пройти , и у меня мина , в моих руках последняя мина , и я иду к мосту по которому должны пройти танки , большие серые и зелёные танки , и я понимаю , что у меня всего одна мина и много , много танков , и я уже ползу , я уже ранен , и я всё же ползу , и я я взрываю этот проклятый мост , и взрываю себя , и взрываю танки , все танки к чёртовой матери , у меня приказ , и что-то ещё , я не понимаю что , но я пойму потом - это я устал от войны , и не хотел Войны , даже ценой своей жизни не хотел , но это всё потом .
И госпиталь .
Нет , госпиталь был долго , он был целых двадцать лет в моей жизни , он был после моста , после взрыва , а я не помнил его , я был без памяти , двадцать лет без памяти , и доктор дал мне зеркало , и я смотрел на бородатого себя , и на бородатого доктора , и понимал , что я потерял двадцать лет , и я плакал , и я плакал наяву , и во сне я плакал , и я просил отдать мне мои двадцать лет . Они были мои , и я не хотел дарить их ни Войне , ни приказу , ни доктору , никому , я очень хотел мои двадцать лет назад .
И подушка была мокрая .
Я проснулся , и подушка была мокрая , и я понял , что сон - это не сон .
И был другой сон .
Была крепость , и поле , и мой взвод лежал на поле , лежал перед этой крепостью , и поле было вспахано железом и свинцом , свинцом и железом , и мой взвод , он тоже был вспахан , и я полз , и кричал , и лил дождь , и я знал . что я доползу , и убью всех , я убью крепость , и всех кто в крепости , потому что я сильнее , и я очень жалел мой взвод .
И я не дополз .
Они применили кислотные снаряды , и я не дополз , а потом они выпустили псов , и смотрели как псы рвали то , что осталось от моего тела , моего разъеденного кислотой тела , а я сжимал гранату , и полз к крепости сквозь псов , и сквозь мой взвод , и шептал , что я доползу .
И было очень больно .
Я проснулся и было больно , сон ушёл , а боль осталась .
И я понял , что это тоже не сон .
Падают маленькие осенние кругляшки листьев , кругом большое дерево , и кругом дом , и кругом мама , и кругом рояль , и кругом музыка , и кругом сестра .
Сестра красивая и она невеста .
Рояль катится , катится , на своих маленьких как листья колёсах и давит , дом , и маму , и сестру , и большое дерево , и превращается в танк , и он стреляет , и рвёт мои перепонки , и я кричу , я кричу в этот момент , я кричу , что я не хочу Войны !
Дайте мне большой нож, дайте , я буду резать Вас и искать в Вас правду .
Я прошу , дайте мне нож сами .
Это должен быть Ваш человеческий нож .
Правду превращения солдата в человека .
Вы знаете её , Вы тоже были солдатами или будете солдатами и Вы будете болезнью , и Вы будете искать в себе человека , а может быть Вы уже нашли .
Отдайте мне тайну превращения .
Вам страшно , Вы не верите в солдат , Вы не верите солдатам , Вы не верите Войне .
Мы не проходим так просто , как болезнь и поэтому Вам страшно и я пишу Вас с большой буквы не потому , что вношу в Вас своё унижение , нет , я презираю Вас- не прошедших Войну ,у шедших от Войны , но так надо и это надо .
И качаются , качаются зелёные каски , чёрные каски , жёлтые каски , белые каски , красные от крови каски и ржавые каски .
Мы не бросим Вас , мы умираем за Вас , за Ваших детей , и мы больны , и она заразила нас эта Война , другая Война , любая Война , и её тлен он на нас , как проказа , и мы не излечимы , и мы нужны ...
Дайте мне руку , Вашу руку , я протяну её в своё сердце и оно напоёт Вам , оно тихонько качается и поёт , и я не такой каким Вы меня видите , я тоже слаб , и тоже переживаю , и плачу над глупым и сентиментальным фильмом .
Так не положено , но я плачу , и плачет мать того сержанта , она смотрит на безногого сына и жалеет его .
Мне не жалко .
Мне не ЖАЛКО !
Почему ! ?
Почему меня убила Война ! ?
И качаются медали на груди моей , и качаются ранцы за спинами идущих после меня, моей дорогой .
Стойте , да постойте же , мне надо сказать Вам самое главное .
Не ходите .
И дети , качаются мёртвые дети , и женщины , и старики , и это надо , и это война , и это просто щепки , и нет там ничего за нами , и за ними , и не ищите в нас грязи - мы грязь , и нам нужна грязь , она помогает спастись от пули и вшей .
И мня ведут вдоль моря .
Какое большое и глупое море .
Я иду по хрустящему песку , и каждая песчинка это жизнь , и давлю её , и не могу раздавить .
Не могу или не хочу ?
Глас трубный , голос трубный , взываю , взрываю , взираю .
Тщетно !
Я шёл по своим и чужим откровениям в извечной борьбе за существование , шёл и не находил .
Себя искал , потерянного в книжных полках приключенческих книг и военных книг , добрых книг и злых книг , теплых книг и холодных книг и книг , выпивающих меня по глоткам , дням , годам , моим вечностям .
Выжиравшим человека во мне и меняющим ребёнка на СОЛДАТА .
Орган , там , за стеной .
Звук загоняет меня в угол , сжимает .
Я кокон , я беззащитный кокон , я засыпаю и я вижу начало ...
Я снова ЧЕЛОВЕК ...
...И качаются, качаются зелёные каски, черные каски, желтые каски, белые каски, красные от крови каски и ржавые каски. И мне жалко Вас каски.
По человечески жалко...
Кто из вас знает, Что такое ВОЙНА?
Скажите, где Вы видели ВОЙНУ?
Я просыпаюсь ночью и трогаю руками погоны…
Погоны, вросшие в кожу…
…Я ушёл туда капитаном. Я шёл через неровные порезы судьбы, пропастями расплывающиеся в кровавые раны совести и жил. Я просто жил одной из многих жизней нашей «Великой» Родины.
Кавычки умеют закрывать и раскрывать. Кавычки умеют покрывать.
Они покрывают вагоны замороженного солдатского мяса. Они покрывают совесть.
Раскрываются и закрываются почки наших организаций. Мы не умеем торговать и зарабатывать деньги, мы умеем ходить.
Ходить на ногах, костылях и протезах.
Мы ходим в атаки и ходим по коврам, на которые нас вызывают, и там мы умираем чаще.
Ковры убивают нас.
Нас убивают большие и малые ковры, нас убивают владельцы этих ковров, и мы барахтаемся в нищете, мы кладем, срезанные стебли цветов на сгнившие кости шагавших рядом с нами по грязи Войны и мы учимся плакать.
Непривычно смотрю на бронепоезд, застрявший среди рельсовых полос Чечни.
Зелень усыпанная розными пятнами камуфляжа, матерясь сплёвывает мне в след, и в след вопросу, моему вопросу: «Что там?».
Война, там ВОЙНА.
Защитный рефлекс ответившего на вопрос боится меня больше чем войны, я из мира прошлого. Из мира, куда ушедшие на Войну не возвращаются.
Он ещё в будущем тот мир и он уже в прошлом.
У нас нет будущего, мы доживаем послевоенный перерыв.
Война, на гармошке сыграйте это слово, с надрывом сыграйте.
Она не сожрала меня, я ещё считаю, ордена на своей и чужой парадной ткани и я ещё по ту сторону это сволочи Войны, и я ещё могу трогать её руками. Потом не смогу…
Потом я буду блевать дешёвой и дорогой водкой на свои чужие ступени мирного времени, потом я буду сидеть и решать.
Я буду решать большую и чужую задачу, втискиваясь в попытки объединения всех ветеранов.
Господи, зачем ты принес на землю это слово – ветеран.
Пыльное, уставшее слово, там плавает осколок ветра и заунывных речей стекающих со всех губ на свете. Губы неслышно жуют это слово и носят его по новеньким креслам Управления Внутренних Дел.
Я смотрю на сменяющийся ряд лиц, проплывающих по сценам праздником, оживляясь и стуча по ладошам.
Глина, она врезалась в ладоши и что-то острое так мешало через каплю пота смотреть на сволочь не приславшую вертолёт, сволочь, доставшую меня в мирной суете, на совсем другой земле, на земле, в которую я вернулся.
Я должен был стать полковником, я не получил свои ордена и медали, но Вы, все те, которые мне не дали мне этого, вы не отняли у меня другого, вы не отняли у меня мук.
Вы жрёте взятки и вам не подавиться, вам никак не подавиться, но вы никогда не купите моих мук. У меня оборванные стены и тараканы по утрам падают в мой стакан, вам не дано и этого. Вы смеётесь надо мной, я смешён, но и это не дано вам.
Я равен с тем, несущим крест на Голгофу, а вы рядом. Вы просто рядом, вы в толпе.
Бок бронепоезда, какой ты тёплый. На пуговице нитка, влажная мерзость шапки, стекло смотрящее серой зеленью в небо.
Запомните меня, все Вы большие и малые предметы, запомните меня. Запомни меня Чечня. Запомни меня сволочь, ибо никогда более не смогу я равнодушно купить в грязных павильонах местного рынка моего города, у лиц кавказкой национальности и на рубль продуктов.
На тот самый рубль, который я выдираю у своей семьи и оплачиваю чужим мне, впрочем, каким чужим, более чем родным, потому-то они НАШИ…
Я плачу стипендию школьникам и дежурю ночами в детских домах, я ем чёрствый хлеб и суп, только суп, в течение четырёх дней, но я ложу цветы на могилы.
Посмотрите на мой дешёвый пиджак и галстук за пятьдесят рублей. Посмотрите на них, Вы обладатели Мерседесов.
Я не умею торговать.
Я не умею торговать людскими судьбами и Родиной.
Не надо говорить мне о честных заработках и больших мозгах.
Я не смог научиться торговать.
Эпитафия:
На этом месте должна была быть статья.
Статья о формировании нового поколения и взаимодействии с Советами и Органами.
Я похоронил её.
Я зубами буду сжимать память о всех убитых на моей Чеченской Войне.
И это единственное что я умею после боя.
Но я не умею торговать
ЧЕЛОВЕК-БОГ
Шёл Человек.
Крест, болью накренясь,
Ровнял следы Его Тяжёлой тенью.
Густая пыль - бесшумный летний снег,
Сплеталась с потом, смешивая грязь,
И ослепительное солнце жаркой сенью,
Палящими лучами обжигало,
Бичуя тех, кто бичевал Его.
Кидаясь в ноги, жадно целовало
Ступни Того, чье грустное чело,
Терновника шипы сжимали.
Солёной крови красное вино,
Взрастило капли. Коркой застывали
Они на муках. Как легко,
Кидали камни люди и плевали.
А Он - прощал. Всех. И молил Отца,
Простить грехи их, иглами венца,
Венцов лавровых, нимбовых святых,
Став выше, в вечность уходил,
Под звуки нот, разбитых и босых.
И пели ангелы под эти ноты-ноги.
Ступая в прах, из праха выводил.
Кому под силу те любви дороги?
Он преданный, продавшихся простил.
Иудины серебряные крохи.
Предвидел казнь и... не остановил.
Людских невежеств алчные блохи,
Распятию взалкавшие вопрос,
Нас, очаровано крадущихся из грёз,
Голгофных правил дьявольский искус
Перешагнуть заставил за порог.
Шёл человек по имени Христос.
Шёл Иисус.
Шёл Бог.
ИИСУС (ЗАВЕТ)
Исполнили ли Вы Мои Заветы?
Поклав к ногам Вселенского Отца
Себя и душу, возлюбив Его?
Всё разумение, все сердце? Где ответы?
Спадает краска с Вашего лица.
А ближнего взлюбили своего?
Как самого себя? На этих двух
Заповедях, твердится весь Закон и все Пророки.
Скорблю и вижу, слаб ещё Ваш дух.
Не уводи глаза! Святые строки
Совета Моего, впитай в себя.
Утопчет бисер в грязи лишь свинья.
Бог есть живых, не мёртвых.
А дела? Твои? Живы? Или мертвы?
Свежо в Моих домах? Иль вонью спёртых,
Кружится дань деяньям сатаны?
В хлеву рожденный, запахом яслей
Пропитан был не Дух Святой, а тело.
Помазавшие лоб своя елей,
Чем пропитались Вы творя на дело?,
Творя на благо. В благо? И кому?
Да и творили Вы? Иль бились на полу?
Сшибая лоб и пачкая колени.
Не фарисействуйте ибо погрязли в лени,
В разврате и сраму. Не Вы, так подле Вас.
А Я скажу, что не пройдёт и час,
Как свяжитесь сомненьем по рукам.
Не камни Мне - Нерукотворный Храм,
Построенный на Вере Вашей важен.
Да тот ли свят, кто серебром украшен?
И в золотой ль купели Иоанн,
Крестил Меня. Или в простой воде?
И ниспускался голубь, не обман.
А много лести в Вефлиемовой звезде?
Раздали?! Вырвали?! Впитали?! Отсекали?!
Не с миром к вам! С мечом! Я судия!
Когда б Вы верили в Меня как обещали.
Стяжающие, духом обнищали.
Иль вместо рыб давалась Вам змея?
Иль камень Я протягивал, не хлеб?
Не всякий сотворящий Мне Осанну,
Небесных Врат коснётся в Моём Царстве!
Исполни волю Моего Отца
Небесного. Не то хлебнёшься сраму,
Когда к Петру в Воротах подойдёшь,
Да исхлебав несолоно, уйдешь.
И развратившись на грехах коварстве,
В ад отлетишь с нутриной гордеца.
Я Вам ли звуки мёртвые давал?
Не притчей окрылял живое слово?
И волосы на головах считал,
Отец Небесный вам, чего боитесь?
Не бойся доброго, остерегайся злого.
Подать в протянутую руку не стыдитесь.
Кто исповедает Меня перед людьми,
Того и Я перед Отцом Моим Небесным,
Возьму в Свои речивые стихи
И исповедаю с участием чудесным.
Лепи себя нестанно. День и ночь.
На благо не пожадничай немногим.
Призрей Пророков, не гони их прочь.
Дай хлеб свой и ночлег подай убогим.
Твори Меня в ДЕЯНИЯХ своих.
Дней праведных немного, но превесит
Монета медная пудов сороковых,
Коль для голодных на хлеба замесит
Муку последнюю, дарующих ступа.
Блажен поднявший с грязи старика,
Презрев парчой расшитую одежду.
Я уходя оставил Вам Надежду.
Что Вы оставите в могилу, уходя?
Что Вы предъявите на Нашей встрече?
(Близко грядёт святое вече)
Представ передо Мною на Суде.
Крещёные толпой в воде,
К Вам приходила часть Моя, прося,
Пожертвовать во стать Святого слова.
Так загляните, сытые в себя?
Сомненьем точится в вас щедрая основа.
Запомните! Я буду Вам Судья!
И Истину скажу Вам. Свяжут в Небе,
То, что Вы свяжете сегодня на Земле.
И в Пасху кровь МОЯ на Вашем хлебе,
Напоминанием о муках на Кресте.
Взвалите на себя тех мук хоть кроху.
Взойдите каждый на свою Голгофу.
Кто ради Слова Моего посеет душу,
Тот обретёт её навеки в Небесах.
Не бойтесь пасть пред Богом в грязь и лужу,
Из праха выйдя, все вернётесь в прах.
Скребётесь в мытари, любя любящих.
Усохло Слово на себя стяжащих.
Любите Ваших злобствущих врагов.
Благотворите и молитесь за гонящих.
Благословляйте проклинающих скотов.
За обижающих молитесь. От просящих,
Не отвращайтесь, дайте и хотящим,
Занять. И не противьтесь злому.
Подставший щёку - обретёт Мой Дар.
ДА, ДА -НЕТ, НЕТ-то будет настоящим,
Когда к Небесному придёте Дому.
Горящему не страшен и пожар,
И от лукавого всё то, что сверх,
И не труби, глядя от чванства вверх.
Творивший милостыню, да не лицемерь.
Не бойся раздавающий потерь.
Поклонами не всякий соберёт.
Раденья книжников - подобные гробам.
Святого Духа благость обретёт,
Отмеченный по истинным делам,
Не по длине молитв. Просящий беден.
Богат дающий. В суе не тревожь.
Смотри того кто истину несёт.
Не всякий хлеб полезен, коли съеден.
Ты кесарево Кесарю полож.
И Боговым, в себе отдайся Богу.
Тесны Врата, Путь узок и Дорогу,
Немногие находят. Путь пространен -
Лишь ложный. Многие идут
Соблазными, широкими вратами.
Шагающий в погибель -опоганен.
На репьях смоквы не растут.
Важны деревья с добрыми плодами,
А коли без плодов - в огонь кладут.
Дарящие плодами, не скопите!
Давайте добрые плоды, да не скопите.
Свет ярок важен иле не понять,
Кто Моего Небесного Отца,
Любую волю будет исполнять,
Тот станет Мне -сестра, и брат, и мать.
Не бойся спать, а бойся не проспать.
Разбивши лоб у самого крыльца,
Не дом ломай, гляди себе под ноги.
Чужие брёвна через свой сучок,
Вытаскивай. Озри не только строки,
Смотри меж ними. Маленький стручок
Большой даст урожай, коли польёшь
Его в земле. Увлажь же каждый грош,
Подаренный тебе в Моих щедротах,
Не вдовьими слезами - потом!
Неси Мой Крест в себе, своих заботах.
Неверие-столп соляной за Лотом.
Уверовав, укрепитесь в делах.
Важны, творящие не на словах.
Когда бы Вас не жадности влекли,
Когда б со Мной за Истиной текли.
В Одесной Бога Вы Меня нашли.
Но так ли дадено Вам правды, как хотелось.
Кривлянье Ваше Мне не притерпелось.
Иль Мне! Не больно было! На Кресте!
Прощенья жаждете за Верой во Христе?!
Словами за слова Я Вам воздам.
Делами за Дела! Постройте храм
Делами Мне, Заветами Моими.
И возлюбите, коль не возлюбили.
ИИСУС (НА КРЕСТ)
Как больно. Мой Отец, как больно.
Мне больно за людей! Прости их Отче.
Кровь по глазам, на слёзы.
Я не звал их. Они сошли невольно.
И солнца пламень, по крестовой роще.
Распяли всё же, завершив угрозы...
Стекает раскалённый луч,
Сжигая кожу. Сонмы туч,
Дайте прохлады нежный шёлк.
Собрали на Него весь полк,
Взявши в преторию. Кого коснулись? Звери!
Его раздевши, багряницу на Него надели.
Где совесть? Глас её умолк.
И алчность с невежеством вопила.
В телах плясала дьявольская сила,
Выкручивая руки для ударов,
В плевки лепила губы, выл шабаш,
Смеялись бесы плоти из хоралов,
Построенных в сердцах живых людей.
Наш! Взяли! Торжествуем! Наш!
Сплетши венец из тёрна...
НЕ УБЕЙ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Не трож Его! Читая строки, плачу...
Я жизнь свою, ничтожную потрачу,
Чтобы восстать частицей того дёрна,
Где семена Его Ученья прорастут.
Они на голову Ему венец кладут.
Трость в руку правую подали
И насмехались, на колени становясь.
Царь Иудейский?! Радуйся! Плюют!
О воины, себя вы обокрали!
Прощались с вечностью, неверием озлясь.
По голове Его! Вы били, взявши трость,
А насмеявшись, сняли багряницу.
Одев в одежды, повели распять.
Легионеров жгла бессилья злость.
ОН! Пленник! Строил им! Темницу!?
Он не желал их силу признавать.
Они унизили себя, Его унизив.
Плевками над невежеством возвысив.
Где с Вами нам такую Волю взять?
Где нам урвать хоть край той боли?
Мышцею Божьей давшей воли.
Удары звоном, ноет голова.
Неверия солдатская толпа,
НЕ СМЕТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
О, руки, превративший в плеть,
Алеющей Священной кровью.
Всевозвышающей Любовью
Тебя не одарила мать.
Вы вечность тронулись страдать
Расканьем ужаса, солдаты.
И не настигнуть вам расплаты!
Вот здесь. Впивается. Терплю, Отец, терплю.
Всё рвется. Кожа рвется. Звуки.
Скорпионами плевки. Туман. Скорблю.
Жгут рези прутья, раскалённой, мозг.
Гримасы лиц кругом и злые руки.
Ладоней занесённых пальцы розг.
Убийцы, Я и Вас ЛЮБЛЮ...
Открытых ртов языковые жала.
Зрит мерзость, мнит хозяином себя.
Над Ним. Как справедливость пала.
Земля, испугом съежившись, дрожала.
Швыряло солнце, светом Мир слепя.
Отцу Небесному, достаточно лишь Слова,
Чтоб всё обрушилось кругом в секундный миг.
Исчезнет многогрязная основа.
И мгла...И нет нас...,даже блик,
Не скажет прошлому, что унеслось мгновеньем.
Нет дня, нет ночи, вечера, утра.
Исчезло Всё, изьято Сотвореньем.
Нет Времени. Безвременья пора.
Христу достаточно лишь было попросить,
Чтобы ушло. Исус решил ЛЮБИТЬ!
Туманной яви крошатся куски.
Шатаюсь Я, сплетаются шаги.
Движения грызут. Идти. Бежит
Кровь. По Пророчеству, по Телу. Коркой,
Ложится в пыль, капелью горькой.
В глазах дорога. Боль. Круги.
Терновник игл внутрь. Избит.
Дышу и выдох Мой, хрипит.
Киринеянин с выходом был встречен.
Симон. Сего заставили нести
Крест Иешуа. Так был изувечен
Христос, что люди не могли
Взвалить Распятие Ему на плечи,
В предверьи смерти скорой встречи.
Во славу Божью, давший десятину!
Вглядись в рубцов кровавых спину!
Смотри! Запоминай! Скорби...
Не в гневе умирал. В ЛЮБВИ.
Пришли на место лобное. Голгофа.
Смешали уксус с желчью, дали пить.
Он пить не стал. Отведав, не хотел.
Не казнь вершилась, гряла Катастрофа!
И бросив жребий, начали делить,
Распявшие Его, Его одежды.
И стерегли Его, смеясь, кто как умел.
Питавший во Спасение надежды,
Христос за них перед Отцом скорбел.
«Прости им, Отче, что творят, не знают,
Не ведают. Молю Тебя, прости».
Народ стоял, смотрел...
Ты за Себя расканьем попроси!
Злословья проходящие метают,
Лгут, Чад смятения швыряют.
Спаси Себя! Сойди с Креста, коль Царь!
Других сберег, Себя хранить не можешь.
Сойдёшь?! Уверует тот час любая тварь.
В Тебя молящих, сразу преумножишь!
Как больно, Господи. Секунды хороводом,
В минуты пеленою жажды лезут.
Железо в плоть вонзилось. Не оставь.
В шестой час тьма слетелась пред заходом,
Густые тучи мраком понесли.
Горит всё тело. Иглы лоб мне режут.
К Кресту...гвоздями...пеленает явь...
Одежды траура Природу облекли.
Как осязаемо. Направь, Отец. Направь.
Мое избитое, изорванное тело,
На руки смерти. Сколько же принять
Мне муки надо. Сколь собой объять
Народа Моего, взвалив в себя грехи.
Девятый час. Все болью онемело.
ИЛИ, ИЛИ! ЛАМА САВАХВАНИ?
Завеса в храме разодралась сверх, до низу!
Земля тряслась и камни расселись.
Гробы отверзлись. Не читаю! Вижу!
Тела Святых, усопших Воскреслись!
И всякий, кто Вам скажет:
- Да, я Христос. Не верьте, он не Я.
Душою опознаете, что свяжет.
Не молвлю Я, промолвите Меня.
Коснётся сердца Вашего, обняв,
Прижав к груди за плачущие плечи.
Не токмо лишь глазами зри, узнав.
В тепло Любви Моей войди при встрече,
И растворись в Ней, Счастие впитав.
Не Я скажу. Ты скажешь : -ВОТ ХРИСТОС
И свят тот будет, кто во Мне возрос.
Вкуси стихи. Их мёд в устах
Необычайно сладок. Горек в чреве.
Ибо кричат о Муках и грехах.
Семь книг, семь криков зреют в древе.
Воздастся каждому по Вере.
ИИСУС (завет)
Тем ли живёте.
Тем ли движет.
Тот ли правит.
Хожу средь Вас, ищу, не нахожу.
Лепнины вьёте?
Ваше Мною лижет.
На Иордане солнце воду красит.
Что не моё в Вас-то сужу.
Смотрю в стеклянные глаза,
Униженные маской света,
Всевозвещающего дня.
Играя роковым слеза,
Усталостью, как злая мета,
Смотря в распятого Меня,
Смеется, дьявольским искрясь.
На милосердии, казнясь,
Пред собранными в общей воле.
Отдайте дань пречистой доле.
Омойте ноги рядом воссидящим.
Умерьте плоть. Одержит Дух Святой.
Промолвите языками, алкащим.
Скитающийся, Верою устой.
Мертва вода стоит не в родниках.
Сует мятущаяся в мути.
Чиста вода покоем и живая.
Сличите Истину в руках.
Они -дарующие в сути,
В мирском -гребущие, стяжая.
Тень радует и солнце потребят.
Не зарься, не завидуй, не трави.
Серьёзность лика -не глаголет свят.
Улыбок пламень -божие огни.
Не для себя, для Вас взошел, распят.
Пророк Голгофный с пользой потреби.
По утрене небесных огляди.
Что радугой сошло, не отгони.
Прими Меня. Люби и возлюби.
НОЧЬ ПРЕД ОДЕСНОЙ
Ночь скорбная окрашивает звёзды,
Цикадным лепетом и мятою травы.
Вот Он -последний дом Мой.
Пилат согласием не осквернил когорты.
Первосвященники в предгробные сады,
Направили, страшась, Святой покой
Вязать с печатью, осквернённых стражу.
Аримафеи -будь благословенны,
Иосифом обвившем плащаницей
И плат ложившем. Плоть Мою не в сажу,
Но пелены одевшия нетленны.
Алоем и смирною пред гробницей,
Представил благовонья Никодим.
С моленьями и горестью скорбим,
Ради ложив пятницы Иудейской.
И гроб был близок новый во скале,
Иосифа,им камень привалим,
К дверям пещеры для Царя Вселенской,
Воздавшего прощением Земле,
В любви взошедшего.Великим и простым.
Я вижу вас, уставшие прискорбьем,
Склонённые собою в маяте.
Я истин свет над адовым безмолвьем,
Простир вам, Вефлиемовой Звезде,
Доверив Сына Божьего представить.
Святого Духа истину творя,
Люблю вас, приказав грехам оставить
Род человеческий, Распятием даря
Прощение Меня принявшим.
Круженьем ангелов лечу поднять
Расшитое рубцами крови тело.
Святого Духа появлён зачавшим,
Готовлюсь Власть Господнюю принять,
На Небе и Земле. Дабы грядело,
Ученье и Крещение народов,
С Земли восходов, до Земли заходов.
Да будет Вера ваша вам твердыня.
Освобождением грехов - Голгофы мука.
Коли крещенье примете во Имя
Отца и Сына и Святого Духа!
Псалом Давида 149
( выполненный в стихотворной форме )
(Скорее это выполненный на заказ стихотворный перевод оригинального текста Библии)
Пойте Господу песнь новую,
Хвала Ему в собрании святых.
Я в дорогу гляжусь крестовую,
Вострашася за вас иных.
Веселится Израиль о Создателе
И сыны Сиона возрадуются
О Царе .Спойте Вы о Страдателе,
Вспойте тех, что истино каются.
Да хвалят Его имя с ликами,
На тимпане и гуслях поют Ему,
Не скупись одареньем молитвами,
Ни в взалкании ,ни в сраму.
Благоволит Господь к народу,
Своему, я хвалю тебя Господи.
Иордана даруешь воду
И отар тонкорунных россыпи.
Прославляет смиренных спасением,
Торжествуют святые во славе.
Я Давид пред Тобой восхвалением,
Озаряясь в Твоей оправе.
Да на ложах своих радуются
Славословия Богу в устах их
Обоюдоострый востанется
Меч в руке для побед благих .
Совершать над народами мщение,
Племена наказаньем в скрежете.
Меч вздымается, во прощение,
Со святыми победой в трепете.
Заключают царей их в узы
И вельмож их в оковы железные.
О Господь ,восхвалят тебя музы,
О Господь, мы тобою повержаные.
Производят святые суд писаный,
Честь сея- всем святым Его, слава!
Аллилуия , Господи зижденый!
Алилуйя Тебе и осанна!
СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА
Златокосая, щедрость нежная,
На серебряный миг колец,
Одарила, усыпала листьями,
Закружив, увела под венец.
Таня, Танечка, юность хрупкая,
Твой ли день? Ты ещё молода.
Это осень, смешная глупая,
Не умеет считать года.
Шлёт поклон тебе девичий, рыжая,
С белым, кружевным, шёлком берёз.
Сотню лет подарит, бесстыжая,
На жизнь долгую, щедростью грёз.
Знать, подружка, моя бесценная,
Ангел Божий всегда с тобой.
Сердце жаркое, самоцветное,
Бережет он любой порой.
Радость вольная, станом стройная,
Колокольцами милый смех.
То весёлая, то задорная,
То скромнее и тише всех.
Лебединой душою – загадкой,
Окунувшись с рассветом в зарю,
Ты прижмись тихо к мужу, украдкой,
И он шёпотом скажет: «Люблю».
РУСЬ
Умерла моя нежная Русь.
Отошла моя кроткая Родина.
Я платком её, чёрным, заткнусь,
Ах, лебёдушка, что ж ты устроила.
На санях, по дорогам родным,
Вдоль берёзок кудрявых, да саванных,
Всем коням, буйным, нищим, слепым,
Навяжу бубенцов, окровавленных.
Колокольчики, братцы мои,
Белой, красной и радостной сволочи.
Объявите, что в тихой любви,
К ним скотам всё стучалась, без помощи.
Люди, божьи, что Вам в суете,
До молитв, до стихов и до радости.
Так и рвёте гармошки во мгле,
И живёте в навозной гадости.
Я в обнимку с трупом проснусь,
Водку горем мешая сиротским.
Умерла моя чудная Русь,
Враз оставив меня одиноким.
ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ИУДЫ ИСКАРИОТА
Как больно. Мой Отец, как больно.
Мне больно за людей! Прости их Отче.
Кровь по глазам, на слёзы.
Я не звал их. Они сошли невольно.
И солнца пламень, по крестовой роще.
Распяли всё же, завершив угрозы...
Стекает раскалённый луч.
Сжигая кожу. Сонмы туч,
Дайте прохлады нежный шёлк.
Собрали на Него весь полк,
Взявши в преторию. Присягою радели.
Его, раздевши, багряницу на Него надели.
Где совесть? Глас её умолк.
И алчность с невежеством взвопила.
В телах плясала дьявольская сила,
Выкручивая руки для ударов,
В плевки лепила губы, выл шабаш,
Смеялись бесы плоти из хоралов,
Построенных в сердцах живых людей.
Наш! Взяли! Торжествуем! Наш!
Сплетши венец из тёрна...
НЕ УБЕЙ...
На голову Ему! Венец кладут.
Трость в руку правую подали
И насмехались, на колени становясь.
Царь Иудейский?! Радуйся! Плюют!
О воины, себя вы обокрали!
Прощались с вечностью, неверием озлясь.
По голове Его! Вы били, взявши трость,
А насмеявшись, сняли багряницу.
Одев в одежды, повели распять.
Легионеров жгла бессилья злость.
ОН! Пленник! Строил им! Темницу!?
Он не желал их силу признавать.
Они унизили себя, Его унизив.
Плевками над невежеством возвысив.
Где с Вами нам такую Волю взять?
Где нам урвать хоть край той боли?
Мышцею Божьей давшей воли.
Удары звоном, ноет голова.
Неверия солдатская толпа,
Спешит расправою успеть.
Рок, руки превративший в плеть,
Алеющей мятежной кровью.
Всевозвышающей Любовью
Тебя не одарила мать.
Вы в вечность тронулись страдать
Расканьем ужаса, солдаты.
И не настигнуть вам расплаты!
Вот здесь. Впивается. Терплю, Отец, терплю.
Всё рвётся. Кожа рвётся. Звуки.
Скорпионами плевки. Туман. Скорблю.
Жгут рези прутья, раскалённой мозг.
Гримасы лиц кругом и злые руки.
Ладоней занесённых пальцы розг.
Убийцы, Я и Вас ЛЮБЛЮ...
Открытых ртов языковые жала.
Зрит мерзость, мнит хозяином себя.
Над Ним. Как справедливость пала.
Земля, испугом съежившись, дрожала.
Швыряло солнце, светом Мир слепя.
Отцу Небесному достаточно лишь Слова,
Чтоб всё обрушилось кругом в секундный миг.
Исчезнет многогрязная основа.
И мгла...И нет нас...,даже блик
Не скажет прошлому, что унеслось мгновеньем.
Нет дня, нет ночи, вечера, утра.
Исчезло Всё, изъято Сотвореньем.
Нет Времени. Безвременья пора.
Бог ты- не Бог. Рискнуть и попросить ,
Чтоб Всё ушло. Исус решил ЛЮБИТЬ!
Намека, знака небу не послал,
Средь омута сердечных скал.
Туманной яви крошатся куски.
Шатаюсь Я, сплетаются шаги.
Движения грызут. Идти. Бежит
Кровь. По Пророчеству, по Телу. Коркой,
Ложится в пыль, капелью горькой.
В глазах дорога. Боль. Круги.
Терновник игл внутрь. Избит.
Дышу и выдох Мой хрипит.
Киринеянин с выходом был встречен.
Симон. Сего заставили нести
Крест Иешуа. Так был изувечен
Христос, что люди не могли
Взвалить Распятие Ему на плечи,
В предверьи смерти скорой встречи.
Пришли на место лобное. Голгофа.
Смешали уксус с желчью, дали пить.
Он пить не стал. Отведав, не хотел.
Не казнь вершилась, гряла Катастрофа!
И бросив жребий, начали делить,
Распявшие Его-Его одежды.
И стерегли Его, смеясь кто как умел.
Питавший во Спасение надежды,
Христос за них перед Отцом скорбел.
«Прости им, Отче, что творят, не знают,
Не ведают. Молю Тебя, прости».
Народ стоял, смотрел...
Ты за Себя расканьем попроси!
Злословья проходящие метают.
Лгут, Чад смятения швыряют.
Спаси Себя! Сойди с Креста, Коль Царь!
Других сберег, Себя хранить не можешь.
Сойдёшь?! Уверует тот час любая тварь.
В Тебя молящих сразу преумножишь!
Как больно, Господи. Секунды хороводом
В минуты… пеленою жажды лезут.
Железо в плоть вонзилось. Не оставь.
В шестой час тьма слетелась пред заходом,
Густые тучи мраком понесли.
Горит всё тело. Иглы лоб мне режут.
К Кресту...гвоздями...раздирает явь...
Одежды траура Природу облекли.
Как осязаемо. Направь, Отец. Направь.
Мое избитое, изорванное тело. На руки смерти.
Сколько же принять
Мне муки надо. Сколь собой объять
Народа Моего, взвалив в себя грехи.
Девятый час. Все болью онемело…
ИЛИ,ИЛИ!ЛАМА САВАХВАНИ?
Завеса в храме разодралась сверх до низу!
Земля тряслась и камни расселись.
Гробы отверзлись. Не читаю! Вижу!
Тела Святых, усопших Воскреслись!
На мир деления неслись.
Действующие лица:
-Иуда Искариот
-Прокуратор Иудеи Понтий Пилат
-Гай Кассиус (по прозвищу Аграгот)-легионер, вонзивший копьё в Иисуса Христа
-Первый легионер
-Третий легионер
-Корчмарь
-Нищий
-Народ -толпа(много),книжники, фарисеи, мытари ...
-Распятели (зрители казни Иисуса)
-Массовка (войска, слуги, стража)
-Зрители
-Крыса
-Автор
АВТОР
Рожала нищенка волхва.
Деля скорбеющие звуки,
Рассадник Пятикнижной скуки,
Кидал молитвы мимо рта.
Очарованье мудрой мысли
Рядил в одежды скучной пыли.
То ль наказанием отмечен?
Усердьем лишним не замечен.
То ль явно видя нищету,
Не предвкушая доли мзду…
И не старался отбывая
Муж с книгой, души урожая
Забыв сжинать, чужой давно.
Что ему роженица в тряпках,
Он не пророк, не видит в красках.
Кидал молитвы человек,
Рожал другой. Обычный век…
Касаясь ночи поцелуем,
Луна лысела среди туч,
Шатался в ветре розгой луч,
Я был несчастлив и тоскуем.
Я в прошлом разумом восстал,
Я жаждал истину и ждал.
Меня трясло. Вставал Ислам,
Передо мной чужой стеною
И Магомет святой рукою,
Ключом к воротам, клал Коран...
Кто многое оставил Там,
Тому не жутко в слове Здесь.
Стряхните с лика волчью спесь,
Чад кипарисов и олив,
Подливкой к утренней толпе.
Людское море не в себе.
Кто жарит мясо к зимней стуже,
Тот понимает толк в еде.
С Крестом сошёлся Полумесяц,
Дорога -человечий прах.
На Шариатовых кострах,
Куски потомков Торквемады.
Я, закланный в январский месяц,
В честь мусульманской Антифады,
Отдам Иуду. Будьте рады,
Его трибуны осквернить.
Но не спешите веселиться,
За ним пойдут другие Лица.
Шахидов следует любить!?
Иль Мы успели позабыть,
Слова Христа? Иль Нам судить?
Так много надо позабыть,
Чтоб разумом холодным стыть.
Или не надо? Как простить?
Как не остыв не осудить?
Как нам убийцу полюбить?
Мы тихо будем говорить
О том, что надо, так и быть,
А что не надо ночь подскажет.
Закон мне утром руки свяжет.
И я елейную улыбку,
Приклеив на свои уста,
Похожим стану на улику,
Змею гремучего хвоста,
Пригрев на стынущей груди.
Уныло множество пути,
Когда нет выбора в дороге.
Когда придуманные боги,
Пригнут, растлив до сатаны.
И зов вечерней тишины,
Набатом вывернет наружу
Твою отверженную душу.
Вас привела сюда забота?
Тоска-интеллигентность нарциссизма.
Чарует власть судьба Искариота.
Слова не кисть от импрессионизма.
Я Вам сплету свой стих.Не удавитесь.
Нет чёрно-белых красок за луной.
Садитесь же, садитесь, не толпитесь!
Смеяться на свидании со мной
Не стоит, вставлю следом в пьесу.
Мы начинаем по Иуде мессу.
Третий, предпьесный прозвучал свисток.
Присаживайтесь мыслящие в прок.
Пред Вами не начало -здесь Исток...
Когда придёт великий гнева день,
Как власяница солнце мрачно станет.
Под лунной кровью небо свившись в свиток,
Сокроется и сняв печатей сень,
Благословенье Агнец принимает.
Кто имя ваше впишет в список?
Сидящего десница Жизнь сжимает.
Парится кровь пурпурностью пролитой.
Иди смотри, вот всадники пред битвой.
Конь Белый, Рыжий, Вороной
И Бледный в четверти Земной.
Ад следует за ним. Встречайте.
Христа продали раз, так не продайте
Живого Бога, вслушайтесь в закат!
Он бьёт Голгофой, чёрный саван ночи
Натягивая на слепые очи.
Вторично не продайте! Был распят
Исус над нами! Встаньте на колени...
Пред именем Его -мы просто тени...
СЦЕНА ПЕРВАЯ
Дворец, наместник Рима -прокуратор,
Уснувший на мгновенье на скамье,
Шатается, вскочивший не в себе.
Понтий Пилат. Солдат, центурион.
Он в Иудее власть и император.
Он через веки видеть наделён.
ПИЛАТ
Забылся на мгновенье. Сколько сна
Раскрылось веером в сознаньи воспалённом.
Я был солдатом, снилась мне война.
Нелепостью впивалась в мозг она,
Изнеможенных жаля в искривлённом.
Что видел я? Какие времена?
Мы строились тяжёлыми рядами.
Последний Назаретский легион
Шагал весь день зелёными полями.
С Афула двигались угрюмые когорты.
Ждал нас не бой. Терзал Армагеддон.
Кипели кровью жаркие аорты.
С Евангельской горы Преображений
Кричали обнажённые рабы,
В сплетеньи тысяч нервных откровений,
Вчерашние мятежные сыны
Меджиддо с нами сёдня окружали.
Мы были вместе перед пастью зла.
Земля качала армию добра.
Не славы и не золота стяжали,
Готовились с победой умереть.
Сам Иешуа шёл центурионом.
Глухое небо начало темнеть,
Шершавый дождь, стекая по телам,
Нашёптывал молитвы легионам.
Туманом рваным, ветер по холмам,
Понёсся к ровной словно стол горе,
Щетинившейся чёрными лесами.
Клубилось небо варевом во мгле,
Подшлёмник серой вязки набухал,
В перчатках руки стыли за щитами,
Плясали молнии в сияющей игре.
Не лёгкий ветер бил уже нас -шквал!
Свистки копейщиков направили к горе,
За ними мы пошли, мечи сжимая.
Я оглянулся… Касками блистая
Закрыли горизонт легионеры.
Семь тысяч гладиаторов на штурм
Бежали первыми под адову вершину.
Вонзаясь в воздух завизжали стрелы,
Молчаньем конница, разбрызгивая шум,
Рождающая гулкую лавину,
Дыханье задних обжигало спину,
Как вдруг...С небес...Посыпались кресты...
Вонзился в сердце мне один и там остался.
И чёрный ангел мерзкой красоты,
Разбросив крылья надо мной склонялся.
Глаза его безмолвны и пусты,
Скрививши рот, он хрипло рассмеялся.
Тут я очнулся… Жутко… Перст судьбы
Крюком под ребра, что за маета
Морфеем строится на призрачном фарфоре.
Что толку будет в сёдняшнём фаворе,
Коль завтра не наступит никогда.
За рамки разума восходит сон.
Немилосерден, ненормален, неотступен.
Подавлен таинством капризных предсказаний.
Задушен буду? Кознями смещён?
След в путь диктатора неотвратимо труден.
Завидуйте, погибну от страданий.
Погрешности раскаянья цените.
Идиллий клятву ломит индекс власти.
Всё кончено.Сегодня уходите.
Непривлекательное завтра Вас вернёт.
Непринуждённо сунет Риму в пасти
И новый Иисус на крест взойдёт.
Я оплатил величие и славу!
Я на Голгофе умную отраву,
Раскину Вефлиемовой звезде,
Лучи её гвоздями приковав.
Царём желаешь?! Царствуй на кресте?
Твой ученик Иуда, им продав,
Тебя...мне ставил западню...
Первосвященниками празднуют судью.
Правителю предавшимся создав
Присяги захлестнувшую петлю.
Кто выпнет умудрённому скамью?
Мы сели дружно в общую ладью
И кто руля коснётся -тот и правит.
Но почему тревога не оставит?
Я Прокуратор! Мне не утонуть...
Уснуть, как я боюсь уснуть...
СЦЕНА ВТОРАЯ
АВТОР
Иуда, шаркая по каменной тропе,
Бормочет в нос. Лоб влажен. Не в себе.
ИУДА
Да предал. Продал. Я коснулся денег.
Не взять-обидеть, подозренья лягут.
Я знал свой берег. Слова камни тянут,
Меня на дно. Он нагрузил с лихвой
Законом голову, а я искал покой
И истину искал, сомненьями окутан.
Я верил. Так хотелось дотянуться,
Туда -где равен с Ним я стал.
Всю жизнь обид терновником опутан,
Пусть игл часть в чело Ему вопьются.
Творивший душу мне Себя прощал,
Прощением воздав… Как я искал,
В глазах Его святых частицу страха.
Раденьем пот, мозоли как у всех.
Легко сказать возьму себе Ваш Грех.
Труднее взять. Он смог, а я упал.
Рождённый прахом, вышедший из праха,
Ты мог иметь воистину успех,
Когда бы Богом жить не помышлял.
Теперь ты Бог, а я Тебя предал,
Так, что же? Выше Бога я поднялся?
Иудой жил, иудою остался.
Воздавши, отступившим искривлялся.
И если мстил Ты или проклинал,
Небесный свод в свидетели взывал,
Молил, рыдал, кричал. Ты улыбался…
Ты знал меня и всё в любви прощал.
Я хлеб, змеёй макавши, преломлял.
Я ждал ты спросишь и ответ искал.
И не было ответа, и смешался,
Мой червь, в Тебе Величье распознав.
Я кинул в смерть Тебя, дорогой растолкав,
Тех, кто по ней давно истосковался.
Да если б Ты в лицо ей рассмеялся,
Да если б Ты просил и унижался.
Ты не заметил смерть, она ничто,
Перед сиянием Твоим и я прозрел!
Прозрел в тот миг -когда никто
Ещё Тобой не жил, не восхищался.
Когда камней презрительный обстрел
С плевками рядом, к телу прорывался,.
Хватала чернь слюней бразды.
Когда на муки крест тащил Ты,
Оставляя, в пыли, кровавый след,
Ногами босыми в Голгофу уходя.
Несчастный день, слепящий знойный бред.
И камень мой, запущенный в Тебя,
Разбил висок Великой Доброты,
Сверкнув мировоззреньем слепоты
И от затылка, точкою звеня,
Сползает боль на бьющие виски,
Спиралью скручивая голову в тиски...
Но всё ж сильнее нравственная боль.
И даже мавр -чернеющий как смоль,
Белее во сто крат меня -подонка.
Я колыбелью Божьего ребёнка
Костёр для Ада в Иудее распалил,
А Он прощал, а Он меня любил!
АВТОР
Давно устав растаяла толпа,
Шалеющая зрелищным соблазном.
Свершилась казнь, окончена война,
Меж палачом и жертвою. До дна,
В стремлении животностью прекрасном,
Вся битва неоправданно срамна.
Воров распнув убили и...Смутьяна.
Горгоны труб под нимфы барабана
Сыграли музыку на бис легионерам.
Расправа сильным кажется примером,
А слабый умирает до суда.
Пролаял дождь и грязная вода,
Мешаясь с кровью Бога, по канавам,
Вдоль мокрых улиц весело текла.
И тело хрупкое Великого Христа,
Крестом увитое над вечностью пылало.
Дитя Всечеловечного Отца
Сквозь слёзы улыбаясь умирало.
Простив нас всех. За всё и до конца.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ
АВТОР
Скакали кости, перепрыгивая щели,
Протухшего и чёрного стола.
Скользя в разводах жира и вина
Три игрока для драки пьяной спели.
Давился нищий песней у угла.
Скрипучие, затасканные трели
Ворон пугали с самого утра.
Щипали зелень по бокам холма
В задумчивом тупеньи козы.
Жара текла, маслины в окна зрели.
Застывшая и душная пора.
Страдания амфорные обозы
Покинули причастные дома,
Скитаясь по обители Давида.
На ране Бога истина обмыта.
ПЕРВЫЙ ЛЕГИОНЕР
Кого казнили сёдня, Аграгот?
Сменившись с ночи, обнимал подушку
Сильнее чем обжора свой живот,
Иль деревенский увалень подружку.
Зевая ,близким сладкий чуял сон.
И вдруг: тревоги, лязги, перезвон.
Зовут свистки, мы мчимся на дорогу.
Та, что из города к дворцу ведёт,
Часа четыре мнёмся где-то сбоку,
Потом отбой. К чему весь перемёт?
Кому расставлены такие сети?
Ведь даже малые, едва родятся дети,
Им с молоком боязнь к нам вольют.
И разве, что мошенник или плут,
Рискнёт дерзить перед могучим Римом.
Да и того в момент оставим мимом,
Отрезав оскверняющий язык.
-Ещё вина хозяин! Я привык
Конечно и не спать и потрудиться,
Но знать хочу, какая это птица
К тебе попала грудью под копьё?
Чьё сердце жаркое скользнув на остриё,
Хвалу богам воздаст, побулькав звуки,
Кровавых пузырей. Какие руки
В любви доделали отец твои и мать.
Умеешь в срок мученья обрывать.
Метни же кости, пусть твои заслуги
Монетный блеск заставят выпадать.
АГРАГОТ
(метнувши кости, нехотя цедит
Сквозь зубы. Спесью знаменит)
Воров казнили. Все их согрехи
За жадностью к деньгам не угнались.
Варавву выпустили. Глянь как петухи
Опять за бочкой старой подрались.
Монету ставлю победит рябой.
Иль нет, поставлю даже золотой.
ТРЕТИЙ ЛЕГИОНЕР
Ну всё. Разняли. Да, а кто смущал?
Я слышал третьим-то пророк страдал?
АГРАГОТ
Повис в Кресте Он. Умирал сурово.
Всё пить хотел. В нём столько было сил.
Я взгляд Его читал, Он не просил.
Печально, с жалостью смотрел. Его за слово
Пилат отправил к мукам на Кресте.
Да и народ на фарисействущей узде,
Сам выдал нам то ль Бога, то ль Царя.
Да и казнили, впрочем Его зря.
Он видимо юродивый немного.
Ну все, не нам судить, чего лихого
Он сделал в жизни. Сколько бедолаг
Отправил я к Харону, мне пора
Уже на пенсию, вкусить житейских благ.
Эка погоду нынче зарядило.
Палило солнце с самого утра
И вдруг как море на землю пролило.
Там из толпы один ко мне пробился.
Винившись пылью растелился.
Иуда некто, он Его предал.
Ногтями в щеки, деньги предлагал,
Чтоб смерть Исусу лёгкую купить.
Я деньги взял, к чему жестоким слыть.
ПЕРВЫЙ ЛЕГИОНЕР
Суровый? Сильный? С жалостью смотрел?
На крест не всходят, тащат. Там конец.
АГРАГОТ
Так не себя Он. Он меня жалел!
А крест принял как праведный венец!
Предатели, цари, кого судить?
Кто прав, кто виноватым истощался?
Раз деньги дадены -их надобно пропить!
А Тот, с Креста, все с болью улыбался.
Улыбку эту...не могу забыть...
Так мать моя...однажды...улыбалась...
Когда меня… рождённого… к груди
Впервые прислонила...Ты прости
Меня Христос...какая жалость...
Как поздно я прозрел...
АВТОР
Ломая лавку на пол повалился.
Ему бы жить, а он вот...искупился...
ТРЕТИЙ ЛЕГИОНЕР
Эй Аграгот, ты что, ты верно пьян?
А как красиво на пол полетел.
Да он не дышит? Вот и дослужился.
Эх сердце, сердце, палача изъян.
Работал вол, плясал и веселился,
Как были мясом, мясом и помрём.
А что скопил? Мешочек с серебром.
Возьму себе, тебе уже не нужен.
Был путь солдатский чёрствый и натружен,
Спит Кассиус, он смертию остужен
Зови могильщиков, корчмарь, а мы пойдём.
Пропьём монеты, что судьба-стена.
Мы -дыры. В нас нальют вина
И рухнут грязью кирпичи,
Накрыв покоем Арлекина,
В миг человеческая глина
Засохнет в пламени свечи
У поминального погоста.
Все мы для вечности -короста,
Сочащаяся грязным гноем.
Живём ли, пляшем, мрём ли, воем.
Вино, расплавленный рубин,
Я раб тебе и господин...
Тошнит, я право перепил
И плащ, заляпал и залил…
ПЕРВЫЙ ЛЕГИОНЕР
Кинь нищему серебряник, ей богу.
Эй ты, зануда, хватит волком выть,
Пока тебя мечом не ткнули сбоку.
Бери фонарь, показывай дорогу.
Куда ты рвань? Помчался во всю прыть.
А от монеты кинулся к порогу
Как от проказы.
ТРЕТИЙ ЛЕГИОНЕР
Плюнуть и забыть.
Коль от монет бегут как от заразы,
Так их проблемы, нам то что скулить.
НИЩИЙ
О Боже! Дай мне силы, я найду,
Я накажу предателя Иуду.
Я этот день вовеки не забуду,
Я боль Христа сквозь страны пронесу.
Один сегодня, завтра сотней буду.
Мир на колени пред Тобой склоню.
Исус, мой Царь, живу Тобой. Молю.
Прости, что ранами смердю.
Теперь Тебе я песню воспою.
Дома Твоей любовью озарю.
Иуду, мне б найти Иуду.
Найду его и тот час же убью!
КОРЧМАРЬ
(Столы, солонки, чашки, мухи
И разум в ежедневной муке)
Молчать, не вмешиваться смело.
Кольцо в колечко, цепь не жгут.
Скуют, повяжут, чье бы пело?
Железа умные не рвут.
Ржа сталь любую разъедает.
Был Рим и нет его, растает,
А лавка - вот она, цела.
Я знал Исуса, за слова
Ему ещё спасибо скажут.
Всех нас когда-нибудь повяжут.
Вина моя, что иудей.
Камнями ляжем в мавзолей.
Когда бы псы боялись мышь?
Распяли? Ждёте вот-вот тишь
Вернётся к зелени фонтанов?
Тошнит от ваших балаганов.
Иль мне не знать как драка зреет.
Народ страдальцами живёт!
Вы не Христу, себе живот
На той горе вспороли, тлеет
Фитиль, быть страшному огню.
Я видел жизнь, я говорю:
Приврете всё, себя хваля.
Обид засеяны поля.
Молчать, молчать и торговать.
Потребность съеденным устлать,
Нет большего у нас движенья.
А все великие стремленья,
Приманка для продажной девки.
Убитый создан для издевки,
А убиенный -для костра,
В котором все сгорим до тла.
АВТОР
Лежала ночь в канаве придорожной.
Склонила голову на плечи ей луна.
Стыл ветер в жилах -пепел без огня.
Нет ничего печальней пепелища.
Походкою строптиво-осторожной,
Хвостом скользя, из кучного дерьма,
Проваливаясь в грязь и семеня,
Спешила крыса. Запахом кровища,
Из ран растекшаяся, тошностью звала.
Нет ничего тоскливей пепелища.
У скриплого, засохшего ствола
Уснули вечным сном легионеры.
Два горла ранами кривлялись небу.
От уха к уху жуткие пробелы.
Руками голову схватив сидел Иуда.
Кто знает вкус предательскому хлебу,
Тому его во век не позабыть.
Роятся люди по земле в надеждах чуда,
А чуда просто может и не быть.
ИУДА
(Истиной не платят дважды.
Она появится однажды,
Блеснёт, исчезнет, унеся покой,
И хоть с петлёй в обнимку вой)
Большое жёлтое ночное солнце камень-
Луна, оскалившись висит и давит
На совесть. Не смотри, что можешь знать ты.
Никто не посвящён.Лишь Он как пламень
Спалил меня. И вправду не расставит
Никто фигуры у Небесной Свадьбы
Без ведома Его. Но Он Себя избрал
Мной, хлеба протянув в вине.
Так я оправдан Им? Пророчеством?
Там сказано:”И умер и восстал”.
И Каиафа Богово в Тебе
Признал, Коль Лазаря над одиночеством
Смердящим поднял Ты живым.
Не человеческой прознал, святейшей сутью.
Но жить с распахнутою грудью?...
Я не застыл пред бездною иным.
Я -вор. Мой ящик -вот вина.
Как жалок хлеб крадущий нищих
И подл… Я и не избран был, отмечен.
Бесстыжей, мерзкой мерой уличён.
Взвалила ношу тяжкую спина
На корысти условиях обычных.
За блеском денег сущим не замечен
Мной Бога Лик. Сиянием смещён
Монетным взгляд на смрад, не суть.
Тщась Освящённого распнуть
Кружила жадным алчность сознанье.
Я выкуплен Тобою на Кресте
Как вор, ценою в покаянье,
Но нету выкупа предавшему Отца.
Я не Христом готовлен на закланье.
Мертвец перед осиною венца
Желанным смрадом выдался на злобу
И выйдя на тоскливую дорогу,
Забился тленьем, истанцовываясь в пыль.
Прости меня народ и Израиль.
ПИЛАТ
(Дворец, статуи, мрамор в ряд.
Тут строгость -роскошью щадят)
Ведь я предупреждал Его, просил.
Оставь смущать довольство преклонённых.
Да ладно праведником, Богом возомнил
Себя, ославив дурней просвещённых.
И я хорош. Готов поверить был!
Прибавкою к семье умалишённых.
Мне Кесарь бы вовеки не простил.
Да! Я убил Его! Убил? Убил.
Нельзя святым слыть в стане развращённых.
Страшнее нет скитания смущённых.
Я рот Ему терновником зашил.
Но почему так тошно мглой застыл
Палящий свет полуденного солнца.
Словно по крови пролитой скорбил.
Как тучи тяжелы. Клубится, зреет
Душный воздух, нет проворства
И свежести. Гремит гроза, не сеет.
Дождя, о боги, дайте же дождя!
Ты мог лечить. Однажды, уходя
Сказал, что боль свою отныне я хозяин
Казнить иль миловать. Потом среди развалин
Мне крест приснился. Всё не позабыть!
Сомненья -страх, их надо полюбить.
Не так легко на этом свете быть,
Но хуже всех, страшась никем не слыть.
В философе солдат. Кто будет кем раздавлен?
Годами юности сражений не простить.
Казнить немедленно, пусть будет обезглавлен,
Тот кто Христа посмеет полюбить.
Я всё прощу, но Ты меня заставил,
Стать человеком, что и возразить.
Верните юность! Он мог возвратить.
Где ты, Исус? Тебе не убедить.
Я от тебя собой избавлен.
Философ Цезарем разбавлен.
Я Прокуратор! Мне ли не судить!
Какие боли, им не пережить
Сегодняшней грозы. О кто б избавил
Меня от боли и...себя! Но как забыть
Твои глаза? Как Ты посмел простить?
Кто я? Солдат или философ?
Полюбить...
АВТОР
Стихает голос, удаляется Пилат.
Философ, Прокуратор и солдат.
НАРОД
(Какая масса полушёпотом гудит!
Да только с полушёпота тошнит)
Вы слышали? Вы видели? Свершилось!
Да тише вы, услышат. Вслед за Ним
На Крест погонят. Небо изменилось.
Но камни-то кидал не я один.
Цари -блаженны. Он блаженным не был.
Цари -слепы. Он видел слишком много.
Царь Иудейский, лучших насмешил.
Взлететь рожденный, ползать не забыл?
И не смущал, быть праведным -убого.
Вы слышали? Он нас за всё простил!
Усеяна крестами вся Голгофа!
Он Божий Сын? Да кто бы говорил.
Но взгляд Его! Глаза!? Не кончить плохо
С глазами этими не мог Он. Возлюбил!?
Да кто Его просил нас возлюбить.
Уж коли вы хотите говорить,
То так, чтоб «понимали» ваше слово.
Вороне белой в чёрной стае стыть.
Там белый цвет карается сурово.
Свечу плевками можно затушить.
Зачем себя за Истину казнить?
Не может обвинённый обвинить.
Глаза Его плевками мы гасили.
Но тот огонь? Его не загасить!
Когда б с таким огнём все люди жили,
Покоя не было. Проклясть Его, забыть!
Ты возлюбил? А мы не возлюбили.
Ты всё простил? Не сможем мы простить.
ИУДА
(Сидит, зарезав двух легионеров.
Качаясь, голову руками обхватил.
Смешались вкруг развалины уделов.
Он мыслями развалины скрепил,
Вцепившись явью в корку подсознанья.
Из дня продолжив в ночь свои скитанья).
Серебряники вновь ко мне вернулись.
Я в покаяньи клялся их забыть.
Оковы тянут.Океан не переплыть.
Лохмотья разума изверившись столкнулись...
Извилинами, вылепив силки.
Умны вчерашним только дураки.
Кошель вдруг выпал из мозолистой руки
И умирающие губы прошептали:
-Возьми. Я ждал. Как долго мы плутали...
Где вы плутали перед смертью, псы?
Я за Христа вас буду убивать.
Иль за себя? Уйди, уйди мой стыд.
А мои мысли? Грязные? Чисты?
Смеяться мне или скулив стонать?
Что землю орошать грызясь навзрыд
Вернулись деньги с третьим, кто убит.
Труп третий. Счетное тоскливо
Во мне отсчётливо звенит.
Всё на круги своя придёт неторопливо.
Врасплох застигнет в неурочный час.
Кто совратил меня? Чья чёрная тетива
Стрелою запустила? И в Кого!
Нет мне прощенья! Жалкий свинопас,
Счастливей часа мести моего,
В час похоти свиного вожделенья.
Нет ничего печальней пепелища.
Я душу, сердце, самого себя,
Все жалкие в сравнении владенья
Покой, жену, детей, свои жилища,
Спалил в костре предательства и зла.
Всё смыла ядовитая струя.
Да борода блудливого козла
Дороже стоит, чем Иуды имя.
О Иисус, скажи какое вымя,
Какую грязь я в люльке воссосал?
За что меня Христос Ты оправдал?
Ты надо мной хохочешь?! Я смешон?!
Смотри и ужасайся! Я! Взбешён!
АВТОР
Иуда пальцем тычет в труп солдата.
Сошёл с ума. Несчастная расплата.
ИУДА
О Господи, кому я угрожаю?
Дай мне губами ног Твоих и ран
Коснуться. Видишь? Тоже умираю,
Но Ты уходишь в вечность, я в проклятье.
Я проклянул себя, свой ум, свой стан.
Я так любил...себя. Твое распятье,
Меня четвертовало навсегда.
Что годы? Годы -талая вода.
Пришли, взбурлили, смылись без следа,
Оставив мусор, хлам, гнилые щепки.
Я вольно жил, а умираю в клетке.
Надежные запоры из стыда
Мне не открыть и не кого винить.
Я так завидовал тебе неотделенный.
Атлет, силён, умён, красив, богат.
Я за тобою нёсся, окрылённый.
Хотел затмить восходом свой закат.
Орёл собой закрыть не может солнце,
А я своё убогое оконце
Решил перед тобою распахнуть.
Ты не откинул, не обрезал путь.
Моё стекло изломанного света
До Своего Сияния вознёс!
А я на Крест возвёл Тебя за это!
Первосвященникам продав донос.
Серебреников тридцать. Я б не взял.
Нельзя не брать, тщеславья не поймут.
Я не Тебя, себя тогда продал!
Твои глаза...покоя не дают.
Я видел их! Я понял! Люди врут!
Ты Бог! Тебя! На казнь !Ведут!
И эту плаху ученик Тебе построил.
На рабской сущности амбиции утроил.
Но я-то выше быть хотел не Бога! Человека!
Я человека продал! Или Бога?
Хотев возвыситься исчадьем века,
Возлёг дерьмом у Царского порога.
Но я же на коленях...я блажил!
Я ноги целовал легионеру!
Проси он жизнь и ту бы положил!
Скоты не тело распинали! Веру!
Я вижу всех троих Вас на кресте:
Тебя Иисус -ребёнка Вефлиема.
Волхвы Мессию указали по звезде.
Тебя мой Бог, Всемирное начало
И Дух Святой. Проста как теорема.
Доказанность -свершившееся зло.
Сегодня Землю стоном укачало
Осиротели все, а Мир не проняло.
Какое же вокруг тебя различье.
Я, только я, познал Твоё величье.
Тебя продав -себя расторговал.
Ты врёшь! Ты жив! Тебя бы я узнал.
Там на кресте висит Твоё обличье.
А Ты бежал! Надув меня бежал!
КРЫСА
Эй! Что орешь, кошерное дерьмо.
Клянусь своим удавленным помётом,
Твоё слепое скорбью помело
Недугом совести от грешности свело.
Ты не желаешь быть Искариотом?
Я день и ночь грызу чужие кости.
Взгляни на мир с обратной стороны.
Скажи, кто видел задницу луны?
Не набухать же кичившись от злости.
Открыл смрад зла грядущему лазейку.
Палач повешенному выбивший скамейку,
Отец зарезавший любимую семейку,
Да кто угодно гордо кинет взгляд,
Сравнив себя с тобой и будет рад,
Что хоть немного выше оказался.
Ты ж от мучений чуть не исстрадался.
Предубежденья ниспровергнут Веру.
Новоприбывший образ твой обрёк
Нас всех открыть немыслимую эру.
Одним варить. Твой скрабезный горшок,
Ерусалимом отведённый для отходов,
Курится славой серости народов.
Ну я пошла, хочу нажраться впрок.
ИСКАРИОТ
Я был Иудою, теперь крысиный бог.
К подножью моему прибавят ветра.
Нет просто я с ума схожу. Не может крыса,
Мне пантеоны строить и чертог.
О сколько в каждом человеке спектра!
Когда же разведут его до смысла,
Осадок процедят, нальют по склянкам,
Смешают краски на живой воде...
Права границ в картинах дарят рамкам.
Отрубят руки, если не в себе,
Творя в экстазе, вылезешь за холст.
Коль выше уши иль длиннее хвост,
То не беда. Ослов способных хвалят.
Но рубят голову, раз высится душа.
Распнут их сильные, слой серости смеша,
А я? Моя какая роль?
Я чей-то смех иль чья-то боль?
Сползти в себя, списать пророк в учёт.
Я эпизод иль эпилог? Их швы фиктивны.
Коварный страх наружу так и прёт.
Мне сшили платье, тканные престижны.
Дичится колесо абстрактных кочек.
Родник ученья, вытекший из почек,
Мочой и мерзостью спирая отдаёт.
Кто жаждет умереть -тот не умрёт.
Вернись ко мне, былой Искариот!
Верните мне меня, я одинок!
Я от себя так близок и далёк.
АВТОР
С ума Иуда сходит и ревёт.
Шаги...Вы слышите? То нищета ползёт…
Стучится фанатизм, ломая двери.
Есть в каждом обретении потери.
Смирением затянут пояса.
Хребты ломая пискнут в небеса
И писк объявят новым откровеньем.
Ох страшно испытание смиреньем.
Христос вас всех простил. Поторопитесь.
Покаявшись, грехом опять снеситесь.
Вам ограничил дальность на полёт,
В полотнах жизни, сам Искариот!
НИЩИЙ
Хорош, здоров. такие нам нужны.
Убив, смеется, экий ужас ночи.
Приветствую тебя, великий воин.
Смеёшься над убогостью казны.
Двум римским воинам закрыть до срока очи!
Мал кошелек. Ты большего достоин.
Оставь, не множь деянья сатаны.
Та горсть монет, что прячется в руке,
Она не от добра, от грабежа.
Тебя я именем Христовым призываю
Поднять со мной знамёна мятежа!
Я миру век Исуса открываю.
Наместником войду в Великий Рим.
Святого Бога Верой нерушим.
Огнём любую ересь и мечом,
Царя Царей в молитвах возлюбив,
Искореним. Вершить суд буду я!
Отцом народов, судьбоносным палачом,
Венцом творения оденете меня,
Христовой кровью верных напоив.
Религия искусная грызня.
Ты мне поможешь силою своей
Заткнуть Исусом недовольных глотки.
Бывает плеть нужнее чем елей.
Тебе всё будет. Деньги-весла лодки.
Чем больше, тем она быстрей.
Держись меня, мой парус веселей.
По морю жизни на ладье своей,
Не уплывёшь на мелочном легке.
Построим храмы в каждом уголке.
Искусным резчикам и даже ювелирам
Крестов закажем. Пусть они везде:
Венцом терновым, кровью и гвоздями,
Любым великим : королям, кумирам,
Напомнят, что они лишь прах пред нами.
Три сотни человек, всего за вечер,
Насобирал Я. Все идут за мной.
Стучится в каждом Иисуса ветер.
Суть люди разные, но всё народ лихой.
Ещё неделя, две и будет больше.
Нас будут тысячи, пойдет резня везде.
Чужим богам пощады не видать!
Пойдем. Нас ждут у башни, в старой роще.
Мы будем клясться кровью на кресте,
Зарыть живьём в земле родную мать,
Коль я скажу или прикажет Вера.
ИУДА
Заткнись! Вонючая бродяжная химера!
Я их убил за боль мою -Христа.
Мне эти деньги кинуты как кость
Собаке, лаем указавшей Льва.
А ты, проросшая на Святости ботва.
Терпение предателя иль злость
Испытывать решила мерзким спичем?
Развалины украсив трёпным кличем.
Ведь я Иуда! Или не узнал?!
НИЩИЙ
Христопродавец!? Ты Его продал!
И я! Перед тобою распинался?!
Продал Исуса! Дьяволу продался!
Смерть! Смерть тебе! Не тронь меня! Пусти,
Отбрось свой нож... прости...
АВТОР
Летела сталь, монетами звеня.
Иуда перерезал ему горло.
Засунул деньги внутрь...
ИУДА
Пересохло?
От нищеты, старик, в твоей утробе.
Поторговать решил ты именем Пророка.
Я покупаю речь твою о Боге.
Платя монетами проклятого оброка.
Как оба мы с тобой дервиш убоги.
Пойду к распятелям, они умны.
Нас всех одна объединила кровь.
Куда же вы глядели о волхвы?
Исус! Как мне нужна твоя любовь.
АВТОР
Богатый дом. Центр города.
Распятели сидят. Предатель стоя.
Уткнули в пол седые с чернью бороды.
Распухла совесть в милосердье голода.
Ученьем язвы правды вспороты.
Речь сбитых слов Иудиного воя,
Смущает покаянием изгоя.
РАСПЯТЕЛИ
Твоя история, твоя печать.
Мы принимаем это покаянье.
Сумел дождаться всходов, надо жать.
Ушедшим в вечность, давит расстоянье.
У них иная ширь, иная стать.
Они любить умеют и прощать.
Дела их переправят на примеры.
Тебе ль не знать как делают святых?
Подгоним в человеческие меры.
Считаешь Бога продал? Да иных
Богов продать сама земля велела.
На них стезя субботняя сомлела.
Ушли в могилу все кто тайну знал.
Теперь Пилатова черёд настал.
И вновь предстанешь перед мненьем чист
И тише ной, ты слишком голосист.
Кричишь как вошь, что охромела.
Возглавишь нищих, все для пользы дела.
Под именем Христа ославим бой.
Спор жаркий будет с Римом.
Пилата уберешь, само собой.
Язык обрезать мало, станет мимом.
Вот нищий рок с протянутой рукой.
Чуть всю обедню нам не перепортил.
Ложись под нас. Ну что ты рожу сморщил.
Любая Вера будет хороша.
Себя объявим мы святым народом.
Ты будешь факелом -благим Искариотом.
Забудь про душу, подлая душа
Она покладиста, с ней ввысь легко и просто.
Что ты уставился? Поверил в Чудака,
Что на кресте повис, разбив бока?
Пошёл на смерть с любовью и беззлостно?
Бесплатно Он пошел, а значит глуп.
И глупостью Его мы будем править.
Пред иудеем всякий туп.
Прозревшим тупость дадено отладить
Еврей умен, а прочим нужен пряник.
Не каждый праведный по сути есть посланник
А заупорствуешь, тебя навек ославим.
Печать не Каина, Иуды заклеймят.
Пилат вверху, а нижний бал мы правим.
В костре Ерусалимовом не спят.
Мы пьесы роду человеческому ставим.
Торговые подходят небылицы.
Коль к солнцу близко подлетают птицы
И падают поджаренные вниз,
Их не закапывать, их надобно продать.
В колокола звенеть и мясо славить,
И уловить меж рыночный каприз.
К столу не всем, лишь избранным подать.
Есть Тора. Есть евреи. Есть товар.
Политика, религии, народы,
Всё на прилавке. Поиметь навар
Важней всего. Не создавай заботы.
Прислушайся и делай, что велели.
Забудь весь бред, что нам наговорил.
ИУДА
Пришла весна, затявкали капели.
Великий Боже! Что я натворил?!
Мне б удавиться в детстве, в колыбели.
Я иудей. Вы иудеи.
Не нация, а сонмище идеи.
Нет. Я -Иуда. Вы -мои аллеи.
Я -червь, вкруг копошатся змеи.
Ерусалимом познаны евреи.
Они, не мы от крови Иудеи.
Мы -свою песню протянувший сброд,
Народа не затмит брехливый рот.
Откройте окна. Там Израиль, не здесь.
Устал я ваши уговоры несть.
Первопричина преступленья -спесь.
Первопосылка возвышенья -лесть.
В вас голос зависти рожает месть.
АВТОР
Из дома как из омута -вперёд.
Бежит, шатается, болит Искариот.
ИУДА
Дома, заборы, нищий, иудеи.
Несётся хороводом пляска лиц.
Вот та канава, вот легионеры.
Живые и убитые раздели
Мой разум. Бренные халдеи
Кишат кругом, сужаясь до глазниц,
Оправдано взывая затаиться,
Дыханьем дьявола неся миазмы серы.
Отречься? Измениться? Искупиться?
Я видел рану на груди Христа.
Рос из неё росток блаженной веры.
Она была наивна и чиста.
А вы к ней тянетесь смердящими руками.
Предав Исуса, я себя убил.
Стоптавшись в грязь, умою саван вами.
Я вас предам, расчётливые псы.
К Пилату, во дворец, хватило б сил,
Мне одолеть рассветные версты.
Пилат не тряпка, рухнете висеть.
Вокруг Христа, забвеньем на Голгофе.
А я прощу себя и буду петь!
На выдохе. И волком выть на вздохе.
АВТОР
Дворец. Макая пальцы в чашу,
Трет виски наместник Рима.
Чёрные круги солдатских глаз,
Бессонницей больны. Приблизив стражу,
При факелах обугленного дыма,
Он слушает прерывистый рассказ
Иуды о Христе и мятежах.
Легионеры, путаясь в словах
Рассказа длинного, с отрыжкою зевают.
Иуда бледен, волосы спадают
Кусками грязными на скулы подлеца,
Продавшего Великого Творца.
Вот он умолк.
Ушли на ловлю стражи.
Одним аресты, кровь пускать другим.
Встаёт рассвет, сквозь хлопья чёрной сажи.
Стал за ночь мир ослепшим и глухим.
ПОНТИЙ ПИЛАТ
Ты дважды предал. Знаешь ли Кого?
А впрочем, вижу знаешь. Только двое
На целом свете, только ты и я,
Скрываем тайну истинного дела.
Друг Иисуса продал мне Всего.
Был на Кресте один, а стало Трое.
Отец ,и Сын ,и Дух Святой-Семья.
Моя присяга выполнить успела
Всё до конца, философа заткнув.
Учителя ты продал не моргнув.
Народ предал? Тут тоже принимаю.
Предал и нищих. Надо мне платить.
Твои серебряники с утренним обходом,
Нашли у трупа в горле. Раскрываю...
Кошель! Все тридцать. Думал получить
Вторым предательством прощенье перед Богом?
Тридцать серебряников -вот твоя дорога.
Круговорот затеяла природа.
Я ими за второй донос плачу.
Тревога предстояние залога.
Ты предоплату внёс судьбой народа.
Иные деньги ровня палачу.
А знаешь в чём секрет твоих страданий?
Ты трус, Иуда. В этом вся и суть.
Жизнь сохранить -венец твоих скитаний.
Пошёл же прочь, крестом на мне твой путь.
АВТОР
Базарной площади умытые ряды.
Белеет утро, поощряя сделки.
Иуда у позорного столба издевки.
Стоит уставший, дрожь на дробь в виски.
Верёвку держит. Хочет удавиться.
ЗРИТЕЛИ
Скорей давись Исусов кровопийца.
ИСКАРИОТ
Гоним...Он прав...Я просто трус.
Эй вы, базарные ленивцы...
Я открываю свой торговый ряд!
Вот кошелёк, он полон, он не пуст.
Возьмите камни в подлые десницы.
Слюны скопите желовачный яд.
Кто поразит меня плевком и камнем,
Тот может взять серебряник себе.
Вещающие, жертвенник на мне.
Ну...Кто начнет? Хочу быть окровавлен.
Откройте мне себя за вашим ставнем.
Я обесчещен, но не обезглавлен
Зову в свидетели любого, убивайте.
Я вам прощаю смерть свою, клянусь!
Согнули так не мучайте, ломайте.
Последнее.. я больше не проснусь...
Плевавшие в Исуса на кресте,
Зажравшиеся в Боговой измене,
Уйти, уйти от вас,дорогою к звезде,
Зажегшейся когда-то в Вефлиеме...
Так бейте же меня и распинайте.
Я вижу путь.. я ухожу к себе.
Прощайте люди...навсегда прощайте.
ШЁПОТОМ: Как умирать мне страшно, я боюсь.
Но надо умереть мне, очень надо.
Не деньги, смерть за смерть моя награда.
Казнил других и сам теперь казнюсь.
В петлю как в омут, головою окунусь,
В петле мои спасенье и отрада.
Самоубийцей самоискуплюсь.
Прости меня обманутая вечность.
Я ухожу прикончив человечность...
АВТОР
Толпа кидала камни. Шум стоял.
Плевки стекали, таяли монеты.
Когда последнюю монету кто-то взял,
Иуда рухнул. Кончились ответы
На все вопросы, что он задавал.
Схлестнула шею серая верёвка.
Предатель умер, замерла издёвка.
ЭПИЛОГ
Смешал я вымысел и правду.
Не кляните…. Хотелось осознания вины.
Теперь домой скорее уходите.
Простите за испорченную жажду.
Серебряники из своей казны
Достаньте, бросьте. Странники приют
На них последний свой найдут, усните
Гонимые спокойно, вас тут ждут.
Горшечник земляной уют
Продал. Цена -на покаянье.
Путь отразился в расстоянье.
Иным и сотни лет не жмут.
Еврей во мне не плачет, он поёт.
Прощай мой брат и боль, Искариот…
Растущей бездны сытость дня
В себя тянула, изначальных выбирая.
Прошломинутного меня
Всенепрощающая стая
Расстила, годы расставляя
Как вехи на подходах рая.
Для судного храня огня.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Ночь скорбная окрашивает звёзды,
Цикадным лепетом и мятою травы.
Вот Он -последний дом Мой.
Пилат согласием не осквернил когорты.
Первосвященники в предгробные сады,
Направили, страшась, Святой покой
Вязать с печатью, оскверненных стражу.
Аримафеи -будь благословенны,
Иосифом обвившем плащаницей
И плат ложившем. Плоть Мою не в сажу,
Но пелены одевшия нетленны.
Алоем и смирною пред гробницей,
Представил благовонья Никодим.
С моленьями и горестью скорбим,
Ради ложив пятницы Иудейской.
И гроб был близок новый во скале
Иосифа,им камень привалим,
К дверям пещеры для Царя Вселенской,
Воздавшего прощением Земле,
В любви взошедшего.Великим и простым.
Вам ли дано познать Его иным ...
Шагает Жизнь и Радость
Всё не в тягость.
Я рядом шёл. Уже другим…
О ИСТИНЕ ( трактат )
1.Слаб ещё, укрепи Иисус.
2.Вдохни Духа Святого в ягнёнка, рождённого чудом агнца Господнего, на Земле Твоей, стоящего.
3.Лапы свои питавшего дрожью перед величием Твоим, гневом Твоим и сиянием Твоим.
4.Умиротворённым Тобой на познание истины имени Божьего, пред ликом в ангелах кружённого и внимающего слову Божьему.
5.Грядёши не восславишь, восславивши не грядёшь.
6.Истину стлавший, жесткой постелью мающийся и истина твоя жестка.
7.Метующийся, мечами скряжащий, метой мятущий мятущихся, мета твоя в тебе, на поражении твоём и есть она печать дьявола, обречена на изгнание.
8.Духа Святого истиной не маята, но благодать снисходит. покоем пребывания и благополепия.9.Мягко плотное и плотское плотнее по сознанию вашему.
10.Расчитывая не соберёшь, а собирая рассчитывай.
11.Сидящие в совершенстве, единожды взалкавшие, смиренны в седалищах, горды в чреве, убоги разумом, сыты разумением.
12.Себя спирающие, глупостью поправ Небеса, есть они.
13.Покой,знак радости и в покое горе наше пребудет.
14.Нет покоя неверием и Верой покой сердцам дарящийся.
15.Горе не вкусившим Истину Слова Божьего и Духа Святого, Горе в очах наших, на них взирающих, но мир в душах и сердцах наших к горестникам со словом Истины приходящих и зовущих к хвалению Славы Господней.
16.Радость бежит созиданием.
17.Созидание-ступени к алтарю понимания Мира и смысла меры человеческой.
18.Мера нам Господом Богом отпущена, Сыном Божьим подтверждена, Духом Святым пребывающая в нас и радущая, а остальное от лукавого и соблазнов гордыни выше Господнего поставить себя.
19.Нет ничего выше. Так Господом начатое, Господом и оконча-то будет, им увенчано, все в Господе и Господь во всем, и всё пред Величием Господа, и это тоже Истина.
20.Господь есть Истина для нас, но есть истина, что выше понимания Людского.
21.Кто вкусит, есть смерть сущности его и
вкусивший Вельзевулу брат.
22.Cоздан человек, дано человеку и не спеши человек.
23.Взомнивший видение края Истины, знай нет края у ней и не дано знать его никому.
24.Тщящийся поднять одежды Истины, погибель объял, так нет у Истины Одежд, она есть Часть Облачения Господа Бога, светла и непорочна.
25.Созидание Истины Господом Богом начато и истина Господня колыбель сына его и детей его.
26.Слово первое созиданием было, о созидании сказано, Истиной звучало, входящей нам.
27.И есть разрушение, но есть и исправление и есть Кара Господня, но нет Ближе Господа Бога нашего, ибо Он есть созидающий и созидатель созидательности.
28.Покой сотворением следует, созидание покоем окончено, созидание мир и покой.
29.Не множьтесь собой в ошибках ваших, не упорствуйте в заблуждениях.
30.Склонитесь перед правдой и правотой Истины Господа Бога нашего.
31.То лишь истина, что Дух Святой промолвит и снизойдёт в благодати.
32.Блудолюбящий,не с блуда падете, но с семени его.
33.Так семя то есть грех множащийся, с вас сбирающий, слабостью вашей питающийся.
34.Нет с ним терпения и жалости.
35.Злобство стократ множится, добро в двое, но тысячью тысяч добро сильнее.
36.Мудрость дающий, оставил ли в посев.
36.Себе строящий, гроб лишь в землю возьмёшь уходящим, да и то тлен.
37.Землёй болевший, дом она твой станет, но более надо ли, чем прах прикрыть.
38.Что есть большее рана Господа, чем сердце человеческое, болящее с каждой малости.
39.Более ран телесных, рана людская, денно и нощно себя кровоточащая в погоне за истиной ложной, проходящая мимо истины Духа Святого.
40.Что ценнее ценных, чем душа человеческая, ибо она награда первая и плата последняя.
41.В ней мерило трудов Господних и во имя Господних.
42.Есть ли весы более точные, чем совесть и стыд.
43.По ним сверяйся, они падут на чашу юдоли и Одесной.
44.Весов тех забывший, человек ли.
45.Чище раскаявшегося помнящего, только безгрешные, но кто без греха есть.
46.Что более сильнее чем слово Господне.
47.Им побеждающий, молящих прибавляет и грядение сблизит.
48.Не так близок Иисус наш Христос, как ждёте вы, но так близок, чем хочется вам.
49.Смирение не оставит послушных ожиданием, а послушные не оставят ни смирения ни ожидания.
50.Раскрывающий уста свои, реши впредь важность сказанного.
51.Вглядывающий в рот твой, оставляет дела свои во славу Иисуса Христа.
52.Так ли скормлено будет ему, что преумножит дары к ногам Господа Бога нашего.
53.Сказаное отходящим на пищу прибывшим и сказанное прибывшим в дорогу отходящим убудет.
54.Что страшно в пророчестве, то не сказано и знать про то не стоит, так стихом слово начатое, стихом окончено и истина истинного в понимании одного Господа Бога нашего, а наша истина есть Иисус Христос.
55.Та ли земля под вами, что взращивает или в песке уходят вкруг вас слова мои.
56.Мало в книжности, раскрывайте из буквы горизонт и не ограничивайтесь им.
57.Питающийся соком слова Божьего, не обездолил ли засохнуть вкруг тебя стяжающих.
58.Край прихода не оставлен для погребения, но покаяния.
59.Тронутый птенец погибает, отвергнутый матерью, не в силах прокормиться.
60.Тронув птенцов ваших, не оставите их, ибо мать их окружения развращенного, враг им отныне.
61.Истина движет созиданием и созидание движет истину.
62.Истиной мерим, истину в основу кладем, за истиной гонимся, с истиной уходим и только рождением истины не разумеем, что она есть Господь Бог наш и Иисус Христос и Дух Святой, Аминь.
ПОЭМА « ПРАВДА»
АВТОР
Тень Красных стен, на лоб ночной,
Росу - холодный пот природы,
Кладет, тревожа злой покой,
Властей, сжимающих народы.
Булыжный запах мостовой,
Смешался с лобным тленом крови,
Затих уснувший часовой,
Молчат с небес слепые боги,
Туман, в карман, курантный бой,
Запрятал, приглушив тревоги.
Бойниц, кремлёвских, щучья пасть,
Оскалилась стрелецким плачем,
Церквей, поклонных, древних платьем,
Блаженных мук иконостась-
Кресты озлаченным распятьем,
Какая боль, какая страсть,
В миру, кладбищенски прекрасном.
Здесь сердце нации и грязь,
Сплелись, бессилием грозя,
Плюя в колодцы и дразня,
Рабов, бесчисленные орды,
Свобод, внебрачные аборты,
Им в умиленья подаря.
Вооружив стрельцов когорты,
Дрожит чиновничья змея,
Пригревшись на груди отца,
Их породившего - НАРОДА,
Щёк жирных части холодца,
Жуют остатки недорода,
Мякиной быдло одаря.
Тупеет ветхая страна,
Бежит рогатая луна,
Поётся золоту хвала,
Ликует, кто ещё не порот,
Сливая пот в мундирный ворот.
Бьёт лихорадка грязный город.
Гранитный, струйный, сизый холод,
Из Мавзолея витым сплохом,
Между камней, за влажным мохом,
На Президентское окно,
Прижался. Зябко и темно.
В преддверии словесной битвы.
Дух мудрых глаз, пожара искры,
Забросив в комнату, пытался,
Вписать в Историю страницы.
Меняя Президента речь.
Я постарался всё сберечь...
ПРЕЗИДЕНТ
Не страшно пасть, но страшно видеть.
Собою пропасть не закрыть.
Я всех Вас вынужден любить.
Всех рассудить и не обидеть.
Россия-Родина моя
Да если б можно было с болью
Умыв поля своею кровью,
Сберечь и залечить Тебя.
Всего себя отдать Земле.
Полвека Мать мою во мгле
Нёс на руках, терзаясь к свету.
Врагам её неся расплаты.
Мундир не метка человеку,
Нёс к выходу, презря награды.
Чины? Да мне и их не надо.
Чин дал возможность стать сильнеё,
А значит вынести быстрее
Страну на воздух перемен.
Я видел множество измен.
Я видел множество предавших.
Менялись люди, города,
Взлетевшие сменяли павших
Сплетались сроки и года
И изменившие России, в изменявших
Её тянулись обрядиться.
Менялись мысли, власти, лица.
Менялась образом столица.
Меняли совесть, честь, закон.
Лишь Правда не могла смениться,
Ни перекраситься, не покориться,
Её и взял с собою в трон.
По Ней и Русью управляю,
По Ней сужу и измеряю.
Нет мер полнеё и верней.
С Ней, как и с верою в людей,
Жить больно, да нельзя иначе.
И я в Гордеевой задаче
Не меч, а разумом с душой
Злой узел, спутанный людской
Прижму, распутывая к сердцу,
АВТОР
Хозяин мраморной гробницы
Менял у смысла слов границы.
Шёл к Императору Петру,
Блуждавшему над свитой духов
Средь сплетен и Московских слухов,
Совсем другой усладник звуков
Есть у Марксистских институтов
Искусство белое чернить,
А чёрное белесым вставить.
Порою легче обвинить,
Чем мысли собственные вправить.
Вшам гнидой человека мерить.
Так нам испортили мозги,
Что людям перестали верить.
Во всём находим смысл тайный.
Пустив убогие ростки
Умов, пытаемся уверить,
Что нам известен план детальный
Всего и вся, во всём и всюду.
Я вынужден напомнить буду,
И трезвый слон, в посудной лавке,
Громит роскошную посуду,
Что обыватель в перепалке.
Ломают Ложью Правду всюду,
Из своры, жаждущих Корону
Один напомнит нам ворону:
И сыр стащили и орёт,
Сзывая стаю жрать народ.
Другой изобразит шакала,
Кон лакомный, ворья немало.
Стегают мудрецов глупцами.
Не страшна Тупость рядом с нами,
Жутка уверенность невежд,
Манящих призраком надежд.
Есть две лишь мудрости у Нас :
Одна - Божественная мудрость
Да только избранных сей глас,
Она сияющая сущность.
Другая мудрость от ума,
Ей образованость нужна.
От интеллекта , книг, ученья,
От опыта, познать стремленья,
Труда ,таланта, институтов,
На умиленье абсолютов
Есть псевдомудрые метанья :
Когда хамеющая серость,
Переходя порогов зрелость
Возводит возраст в ранг сознанья.
Но как признать себя глупцом,
А не творения венцом ?
Послушаем как речь Святую
Кромсают мерзостью вчистую.
Напомним, Святость от души,
А прочим лучше бы в тиши
За печкой в тихих схорониться,
Чем желчью да ослом срамиться.
ИЗМЕНЁННАЯ РЕЧЬ ПРЕЗИДЕНТА
Опять тлетворным воздух дышит,
Москва... Хвалёные погосты.
Болот Петровские компосты,
Милее мне. Когда ж услышит
Тщеславье думных дураков
Невы дыхание веков.
Решится ль перенос Столицы
И белоночные зарницы,
Как отпущение грехов,
Прольют бальзам на Петергоф,
(А заодно и в мой альков).
Указов злые колесницы,
Раздавят толпы стариков,
Им всё бы жрать, а не трудится.
Пуста казённая мошна,
Ждёт денег жадная божница,
Амбиции мои дразня.
Милей мне сердцу сторона,
Тевтонов, вставших на колени,
Где так густы пивные реки.
Ах были, были времена,
Ремёсл, заплечных мастера,
Скуратова лихие дети,
Держали крепко злые плети,
Загнав страну в ГУЛагов клети
И не гнушались топора.
Полмира затащили в сети,
А рот, открывший в этом свете,
На том закрылся б навсегда.
Доверен руль мне править бал,
Пусть худощав и ростом мал,
Мне руки держат люди-глыбы.
Верёвок, тонкий матерьял,
Не виден. Копятся обиды,
Глядишь, обидчик мой пропал.
Пристойны тайные дела,
Невыделяющая мгла,
Окутав проволки шипами,
Расправится и с чудаками,
Взомнившими себя богами,
Что Олигархова семья?
Мы царской крови не боялись,
Князей Великих в шахту скинув.
И в вечность канула, как сгинув,
Родня Романова царя.
Три властных буквы-КГБ,
Незримо встанут на гербе,
Страны похмельного народа,
Сменив двухглавного урода,
А я при деле, при деньге.
Звенят монеты у гробов.
Для новых, взорванных домов,
Лубянкой взращены убийцы.
Псевдо чеченские страницы,
Продлят нелепую войну,
Сынов, отправив на чужбину,
Сдыхать под нашу воркотню
И за солдат, уставших спину,
Запрячут в банки всю мошну,
Что нажил я на этой бойне,
А политической придворне,
Заткнётся рот через казну.
ПЁТР ПЕРВЫЙ
О том ль радеешь, первородный!
Взлетевший фейерверк стекла,
Стальною палкой, раскроённый,
Сопровождал каскад оскольный,
В окно, шагнувшего ПЕТРА.
Скупая темень мертвеца,
Закрыла комнату собою,
Призвав Российского творца
К себе червивою рукою.
Глазами страшного Отца,
Смотрел взбешённый император,
На президента-Человека.
Ну, как живётся, прокуратор
На рубеже лихого века ?
Тебе доверена была,
Держава, взращенная мной.
Она же вся разорена,
Взятковорующей толпой.
Стада народов, властью черни,
Жрут Родину, как мясо псы.
Потёмкин, князь, свои деревни,
Не свёл до большей стыдобы.
Чем ретушь ветхой нищеты.
У Вас и ретушь лишь мечты
Стыдно за Русь перед Европой.
Мы рядом с ней как гордость с торбой.
Я Вам Земли оставил в прок.
Людишек, каюсь не берёг.
Так и себя не пожалел,
Не за кошель, не за надел,
Я словно батюшка родной,
Рвал сердце каждою судьбой,
За что сгорел и в мир иной,
Ушёл до срока, но святым,
Остался в памяти народной
Злой силы частью инородной
И не желал я быть иным.
Какой оставишь ты удел?
Чеченской бойне где предел?
И я войною жил когда-то,
Громил лихого супостата,
Своею шпагой и рукой
Полки ведя за Русь, на бой.
Ах Сашка Меньшиков, Орел!
Когда б в опалу не ушёл,
Дела мои навек поставил.
Тогда б не Дума - правнук правил
Да черти, плачут над котлами,
Глядя на бисер лихоимства,
Швыряющийся в бизнес свинства.
Кругом ворьё, кругом мздоимство.
В карманы, лапами и ртами.
Ответь за что мои дела,
Втоптали в грязь, под Русский вой?
Клянусь могильною плитой,
Таких от сотворенья Мира,
Владык с Иудиной судьбой,
Земля на шкуре не носила.
Тот Бога продал, тут Народ.
В продажный ставят хоровод.
Тревожен видно был то год,
Когда стяжателей родила,
Любя, ликующая Мать.
Какая тварь им накроила,
Судьбу, Россией управлять,
И что за дьявольская сила,
Князьями в Троны усадила,
За нитки, дёргая в тени,
Всосались, словно упыри,
В страны измученное тело,
И до каких ещё пределов,
В своих грехах не превзошли.
Поведай, что за кукловоды,
Тон хитрой задают работы,
Чиновных, главствущих мужей,
Средь государственных межей.
Для них, моральных рубежей,
Границ и нравственных скитаний,
Нет. Да и нет страданий,
В их чёрствых, алчных сердцах.
И суки ходят в мудрецах,
Когда щенков своих рожают,
Но суками и умирают,
А здесь матёрые волки,
Движеньем властвущей руки,
Руководят, поддёрнув нитки.
Для гордых сей позор, как пытки.
Ты же, счастливые улыбки,
Шлёшь, поседевшим матерям,
Награды, кинув сыновьям,
За искалеченные души.
Трясёшь селенья, словно груши,
Для дани молоху войны,
Монеты льются из крови,
Течёт пурпурная река,
Контроль, владельцы сундука,
Где плещутся моря из злата,
Через тебя осуществляют.
Плевать на русского солдата,
Плевать, что дети умирают
И помогает Вам сполна,
Дрянь наркотического сна.
Отраву ввозите возами.
Да черти,плачут над котлами,
Глядя на Ваше лихоимство.
Кругом ворьё, кругом мздоимство.
Где Флот, который я взрастил,
Я всё отдал Ему, Я жил,
Россией, поднятой в величье.
Ты, витязь, в царственном обличье,
Болот Балтийских алчешь дух?
Что ж, не пропел ещё петух,
Отправив догнивать под склеп,
Мои простуженные мощи.
Молись же, БогоЧеловек!
Пришли к тебе иные гости!
Пришли иные времена!
Пусть рухнет вечная стена,
Делящая живых с Богами!
Я Смерть зову судьёй над нами!
Забвенья вод хлебнёшь до дна!
Не осчастливят и скитаньем!
ТВОИ,ЗАБУДУТ ИМЕНА!
И это будет наказаньем!
АВТОР
Кто между нами и Богами?
Не теми, что под образами,
В алмазных шастают венках.
А Теми, кто на образах.
Чей суд, в делах живых, заботных,
Расставит точки в поворотных
И судьбоносных колеях.
Кто не решает в второпях.
Да, что мы о живых стезях,
Тут, после жизни, когда кости,
Под глиной, в праховом погосте,
Гниют до Страшного Суда
И плачет талая вода,
Гробы весною обмывая,
Когда в цвету пора живая,
Иное Время на Коне
А в Люцеферовом огне,
За серой, искрами танцуя,
Копыта бьют, хвостом бичуя,
Тех, кости чьи не спят в земле,
Цыганской поступью кочуя,
К горам, шабашным,на метле.
Кто выползает, при луне
Из Ада склепов и могил.
Кому свет солнечный не мил
И кто до первых петухов,
Прощенья просит у Богов,
За жизни, полные грехов.
Так вот, меж ними и Богами,
Та, что незримо рядом с нами.
Та, от которой стынут жилы.
Та, что ведёт нас до могилы,
Держа, костлявою рукой
И отправляет на покой.
Она, дарит миротворенье.
Лишь появлением одним,
Ввергая в ужас всё живое.
Как счастьем, лезвием покоя,
Бесовское столпотворенье,
Разит движением своим.
Сменяя день, роняет ночь,
Тяжёлых перьев, злые крылья
На веки, чёрные груза,
Ложатся, утомив глаза.
Ветра, швыряют облака,
Грохочет, тянется гроза,
Соединяя небеса,
С землёю, яркими стрелами.
Года, рождаются годами,
Собака не визжит свиньёй,
Когда её ножами взрежут,
Но человеческий покой,
По шкуре, скальпелем почешут-
Визжит и лает человек,
Коль пожелает облегченья.
Козлом, заблеет от смятенья,
В руках метаясь обличенья,
Лизать подошвы будет век.
Отдайте слово хоть кому,
Глядящим в рай или Сатану
Язык к гортани прилипает,
Когда пред ним обрыв Судьбы,
Виденьем Смерти возникает.
Тень политической борьбы
Прощаясь с сильными зевает.
Но для иных ещё бывает,
Путь, где Душа, гниёт в телах,
Никак не обратившись в прах.
Скрипят за мерзкие грехи
Смердят, страданьями полны.
И так до страшного суда.
Скажу я, право ерунда,
Вся участь, что тут Вам представил.
Простите, что дрожать заставил.
Я Вас заставлю ЗАМЕТАТЬСЯ,
Животным, в бойне, у петли,
Мечтавшим, спрятаться в щели,
Скользя копытами в крови.
Когда представлю третий путь.
Вы будете молить и драться.
Просить хоть в Дантово столкнуть.
Избегнуть третьего, свернуть!
Вот будет цель. Как ни стараться,
Вам эту участь не забыть.
Ну не томитесь, так и быть,
Имеет имя то творенье,
Ужасное в живых и мёртвых,
Для Ада, Раем, окрылённых
И имя зазвучит!
ЗАБВЕНЬЕ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
Клеймённый им уж не кричит,
Не воет и не промолчит.
Архангелов златые трубы,
Вас не поднимут, не взовут.
Нет в списках имени. Инкубы
И те пред Вами не споют.
Душа, распалась, нет души.
А труп сгниёт в земной глуши.
СМЕРТЬ;
Панегирик - чужие сани.
Кто здесь позвал Меня с весами.
Я не Фемида, Я -Коса.
К тому ж свинцовым небеса,
Раскинули сырые руки,
Так низко, что цеплялись муки,
За них, ушедших в мир иной.
Да ты, царь грозный на покой,
Гляжу, собрался не покаян.
Остановись пред ближним краем.
Нашёл того, кого земле,
Носить, отныне нету мочи…
Ценю находку и тебе,
За то блаженно избавленье,
Преподнесут пустые очи,
Моих изъеденных глазниц.
Падёт Коса как откровенье,
Твои тревоги колесниц,
Растают в дымке арфных грёз.
Гремя ключами, старый тёзка,
В круженье ангелов и роз,
Врата Райские отворит
И вслед тебя перекрестит.
Никак ты плачешь Пётр? Кошка,
Шерсти вороньего крыла,
Тебе в ногах судьбу смутила?
Или иная, злая сила,
Слёз влагу тащит из лица?
Так я страшнее всякой кошки.
Заслуг находки не занижу
Тебя обманом не обижу.
А президента, молодца,
Прослушаю все оправданья
Ещё в Германские года,
За бесконечные скитанья,
Меж совестью и чувством долга
Понять разумно не могла.
И как принять боль Патриота?
Присягой сердце рвёт работа.
Ну да уже совсем недолго,
Осталось жить ему. Прощай,
Великий, гордый Император.
Слезами, бабку не смущай.
Веков седую старину,
Ты кровью круто посолил,
Во славу, в прихоть, по суду,
Да Бог тебя сейчас простил.
А ты Российский реформатор,
Оскал мой, черепный встречай!
Будь вечен Пётр, не скучай.
ПЁТР;
Смерть, Матушка!Не прогони!
Народ меня давно простил.
Да у Богов свои суды.
Свят тот, кто их судами жил.
Смешно рыдают короли.
Умеют плакать, веселясь,
Когда придворные, теснясь,
Словно ослепшие кроты,
Сгрызают сердце, чрез грудину.
Стране здесь, зубы прямо в спину,
Вонзает свора подлецов,
Под маской радушных отцов.
Их вешать надо, не снимать.
Очнись, приемник, топором,
Шпицрутами, четвертовать.
К чему бандитам справедливость?
Петля и пуля – вот их милость.
Так ладно, был бы чудаком,
Взвалив лихую в плечи ношу.
О том ль все дурни не мечтают,
Таращась день деньской в окно.
Ворон считая сквозь порошу.
Он не глупец. Умнее многих,
Диктаторов лихих и строгих.
Не пьяница, не говорилка,
Не гнёт хребта, стальная жилка,
Вдоль нервов вьётся, в жёстком теле,
Трудиться может на пределе,
Заметней знатных и в тени,
Не выдувает пузыри.
С плеча не рубит, смел, хитёр,
Как бритвой режет разговор.
В интригах -щука в карасях,
Не в яхонтах и не в долгах.
Он, Мать, Российский кардинал :
Меж теми, кто уже устал
И теми, кто всем хороводит.
Он -кто смычком по скрипке водит,
Но есть ещё и дирижер.
И каб сей славный виртуоз
Свои труды в алтарь, на благо,
Да дирижерский -то надзор
Мечтал порушить и в серьёз
Встать пастырем на счастье стада.
Ты думаешь, им правит власть?
Иль золота лихая страсть?
Влеченье к феям непорочным?
Он тайнописьем междустрочным
Как камень с сердцем ледяным..
Сам Торквемада перед ним
Ребёнок малый. Так казним,
Пока не спели петухи
Приемника за все грехи.
Я придушу его рукой,
А Ты забвения рекой
Обмоешь тело и отпустишь
Меня в заждавшийся покой.
ПРЕЗИДЕНТ
Да, отыгран, спектакль талантливой рукой.
Помои льют ,забыв приличья,
Такие лепятся отличья,
Что просто в петлю головой.
Я в кости властью не разыгран,
Не вылеплен народом- выбран.
Смещён опять, не Вами буду.
Под мразь ,апостола Иуду
Меня решили очернить?
Словес искуснейших запруду
Ты ,Пётр мастер городить
Все правде обнажил бока,
А я её Вам на попа
Поставлю, завернув подол.
Раздвину ноги, вот он -ствол,
Откуда истины взлетают.
Срамно, мохнато и темно.
Здесь, сзади, копится дерьмо,
Здесь пуповину обрезают.
Когда Вам Правду обнажают
Иные ноздри зажимают.
Что, от зловония спирает?
А, царь? До трона пробрало?
Цыплят по осени считают.
Сейчас весна в Отчизне,
Тают, помойки жутко по весне.
Не только здесь, по всей Земле
Зубов идёт кровавый скрежет
И не барану горло режет
Чеченец с русским на войне.
Тебе ль не знать, Ты Веру рушил
Во имя истины живой.
Да дети жертвуют собой.
Давай отправим их домой.
Давай всю землю раздадим.
Кольцами армий окружим
Москву и Невскую столицу.
А в Вологду как в заграницу.
Засядем словно зимогоры
За подмосковные заборы.
Пусть иноземных полчищ своры
Иль мелкокняжные прожоры
Проглотят землю, реки, горы.
Пусть лебедою поростёт
Нагороженный огород.
И года не пройдёт, поборы,
Загонят в гроб окрест людской,
Иль виден Пётр путь иной?
Когда властей удельных воры
Склонятся слову моему.
Слезу прольют ,поймут вину
И встав всем миром на колени
Уйдут навозы разгребать.
Что ждать от сытых? Хитрой лени
Подошвы лижущим поверить?
Умом Россию не понять,
Аршином иноземным не обмерить.
За плечи в пьянке не обнять.
Она не с каждым в брудершафте
Клейма не носит на ландшафте.
Я Президент, не прокуратор.
Я не властитель душ людских.
Я не палач, не зверь, не псих.
Стрелять и вешать, император?
Судьба Страны она не Трон.
Велик бесценный опыт твой.
Державой поднятой Родной-
Горжусь. Удачного не счесть,
Но и рассудка горе есть.
Нам надо многое исправить.
В Кремле не плаху надо ладить,
А Справедливость, долг и честь
В главу угла Иконой ставить.
Стыдна во имя блага месть.
Тьму затаившихся не сместь,
Вот ты сгорел и злые тени
Повылезавши из углов
Твоё разбили до основ.
Всё, хватит ныне разговоров.
Дорогой мудрых от позоров
Уйдём достойно и красиво,
Без грязи, суеты и снов.
У Правды нет красивых слов.
Она от роду молчалива.
Не любит Правда болтунов.
А что касается грехов
За них ответить я готов,
Судили лишь бы справедливо.
АВТОР
Сил нету ,спать хочу,
Закрыла ,блокнот уставшая рука.
Дивана мягкие бока
Сгребают дрёму. По плечу
Елозит бес свинячим рылом.
Свет сумашедьших фонарей
Из жёлтых окон на дорогу
Льёт полуночную тревогу.
По неё как тень немая ,с миром
Уедет Правда по утру,
Поэту крест прижав к виску
Ведёт телегу под узду
Смерть ,взмахами счищая путь.
Пётр успокоился во веки,
Грешён и свят, эх человеки,
Не Вам искать в Великих суть.
Бежал с окна под Мавзолей
Тот, чей запутанный елей
Коректы ставил. Почему?
Поймёте сами, но ему
Нужнее смысл слов иной.
Имел про то расчёт он свой,
Ну да не выгорело дело,
Хотя и подрожал умело.
Ногами битое стекло поправ,
Сжимая трость Петрову,
Стоял тот- кто остался прав.
Рождалась Русь не веря слову,
Сверкала Правда на делах.
Подарок гневного Царя
Ещё не раз падёт на спины.
Когда б на совесть, не за страх
Трудились русские детины.
Лепила новый день заря.
Шёл коридорами Кремля
На власти лобный постамент,
Великий Русский Президент
Земли Российской Реформатор
Дай Бог Ему нас не оставить.
Когда б таким Страною править…
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Покрылись камни утра влажным светом,
Затих пугая сонных скрип телеги.
Вы верно маетесь где Правда?
Что с ней? За ответом
Шли на Олимп ещё преданий дети -
Греки.
Молчит богов звезда,
Сухая истин жажда
Не утолится видно никогда.
А ты наивный, сытый зритель
Решил меня ,писаку расспросить.
Уж боги плюнули на всю твою обитель,
Но я секрет открою так и быть :
В словах моих звук Правды
И Она ,за каждой буквой и живёт и дышит.
Развести уши, словно фраков фалды,
Господа.
Хотевший слышать ,он Её услышит.
Смерть Правду для России привезла.
Нужна Она? Спешите, догоните.
Да только вот дорога больно зла.
Ну мне ли Вас учить,
В двух стульях задом усидите.
И просто так, ну чтоб не позабыть :
Догоните -себя не прокляните.
Не можно с Правдой рядом Жить.
Вам ли за Истину губить?
Вам ли под сильных жизнь творить?
Вам ли страдать? Вам ли судить?
Вам ли да с Правдой…
ПРОТОКОЛЫ СИОНСКИХ МУДРЕЦОВ
Трагическая пьеса
Жестокость -особое чуда виденье,
Особая радость, земная печать.
Подарено каждому от проведенья,
Одним лунный свет, по другим благодать.
Померкнувшим разумом выжить пытаясь,
За честь пологая особую месть.
Сойдёмся народами с края до края,
Отдав птицам гарпиям грозную весть.
Влекомы бессильем, отжившей надеждой,
Кружением стали, визгом свинца.
Полотна соткем, назовем их одеждой
Священного века.. Началом конца.
АВТОР
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславиться крошить угрюмый Север
Сырую кашу снега, обозлясь,
Возле бойниц сопит голодным стража,
Чернеет скользких брёвен коновязь.
Норбонн в осаде, Франки возле стен.
За литургией жалобных колёс
Плетётся сделка выгодных измен.
Псы съедены, у конницы овёс
Пропал как не было, урча в пустых желудках.
Сожрало солнце ночь в предзимних сутках.
Ленивые пригоршни влажных стрел,
Пронзают холод воздуха, кидаясь
На тех, что силятся дышать осадной вонью.
Гниют во рву, кто вылезть не успел,
Червями белыми на прах перерождаясь.
Буреет сталь: то ль ржавчиной, то ль кровью
Крестом торчавшего над падалью меча.
Природа да и люди сгоряча
Спешили в чёрно-рыжий цвет
Весь мир окрасить.
Угрюмой осени полуночный сонет-
Война. Как в ней себя обезопасить?
Как смерть нависшую свести на нет?
Как оседлать заутреней рассвет?
Как не скатиться в суета-сует?
Давя прокисшую похлёбку прелых листьев
Рвёт воздух глотками пехота
Отчаявшихся на последний штурм.
Два фланга жертвы, воронью работа,
Взмах двух простуженных, безликих крыльев
Истерзанного Ангела войны.
Дыхания прерывистого шум
Железа звонным фоном украшают.
Рабы наживы, Марса шатуны,
Мечты трёхдневья смелостью швыряют
Вас на клыки победной наковальни.
Разгулов торжества дадут забыть
И павших и желания завыть.
Трясутся камышовым пухом плавни,
Скользя в останках тел и испражненьях
Ложатся лестницы на камни грязных стен.
Что ворота, в Аду открылись ставни.
Убийства узаконены в сраженьях,
А “Не Убей”отброшено на плен.
Родятся подвиги героев не в сомненьях
Победа достигается не в преньях.
Натягивай железо Сапогов
Собою укорачивая жизни,
В безумстве схваток гаснет место мысли,
Инстинкт владелец битвенных умов.
Обузость намораленных оков
С цепями жалости и негою прощенья,
Отправлены в обоз без сожаленья.
Кружится пир, круша плоть в мясо,
Льётся со стен горящая смола
И раскалённое оливковое масло
Сдирает кожу с мёртвых и живых.
Над ужасом предбашенного рва
Набатный гул щитов, мечей, ножей.
С разбитым черепом, разрезанные в дых
Летели вниз с осадных рубежей
В объятьях смерти Франки, Мавританцы.
Агонии закрученные танцы
Под музыку и боль мужского воя,
Обедным карканьем вытягивая шеи,
Закончат вороны, подруг сзывая.
Норбонн непобеждённый словно Троя
Стоял маня. Кровавые аллеи
Себя пресытившая стая,
Оставила на поле брани, строя
Основу для великой лжи.
Но ты читатель не спеши,
Успеешь грустью насладиться.
Заросшие щетиной злые лица,
Вернувшихся с под стен тянули руки,
Увитые сплетеньем мускул ,жил и вен
К огню, чья рыжая зарница
Лизала дрожь их нервной муки,
Швыряя искры из полен.
ПИПИН
(швырнув перчатки в грязь,
Плюёт сквозь зубы скалясь, злясь.)
Чрез месяц все пожрут друг друга,
Но тридцать дней сожрут и нас.
Во рву отряды Де Артуга,
Погиб исполнив мой приказ.
Храни их трупы Божья вьюга
От сытых падалью волков
И от утробных вражьих ртов.
Валяются как псы у стен.
Что пишут Иудеи, Брен?
Они согласны изнутри
Открыть ворота, перебив
Остатки Мавританской стражи.
Иль жаждут утонуть в крови,
Собой голодных накормив.
Съедят без соуса и спаржи,
Как съели жителей в Тироне.
Нарбоннский камушек в короне
Нам очень нужен. Не тяни.
БРЕН
(протягивая манускрипт,
Пришедший с утренней стрелой,
Не сомневается в победе.
Кусок пергамента, реликт,
Как снежный ком растёт бедой,
Чтоб погрести всех на рассвете
Христовой мудрости живой.)
Они готовы ,Сир. Внутри
Приложен договор под подпись.
Нужна лишь только Ваша роспись
И утром город наш, Синьор.
ПИПИН
(Раздражённо молчалив?
А раньше был-то говорлив.)
Что хочет этот договор?
БРЕН
(Непонятливость Пипина
В вассале бесит властелина.)
Земли для Княжества, Царя.
Перечисляют как дразня.
ПИПИН
(Не так и туп сей воин
Как кажется, он удостоен
Был бы премудростных похвал,
Когда б мёд крови не алкал
И власти, но он так устроен.)
Земля...им всем нужна земля...
Царя?! Пусть царь, но Я Синьор!
Подпишем хитростью сей вздор.
АВТОР
Печатями скреплён пергамент
Сплетался властвующий орнамент.
Затягивались крепко узелки
На горле правды, изнутри.
Предательство рождает ложь.
Как прах Гийома не тревожь,
Воспетый в песнях Де.Геллон,
Любимец дам и менестрелей,
Легенда битв “Орлиный нос”
И Принц Оранский тоже он,
Среди войны, забав и трелей
Шаббата службу рьяно нёс.
Блюдил Суккот, язык еврейский
Как и арабский знал свободно.
Герцог Норбонна и Тулузы-
Вийом, поборник иудейский,
Открыто, строго и охотно,
Не ударяясь во конфузы,
Чтил верно заповедь субботы.
Король Людовик целиком
Давал ему свою поддержку.
Еврейским праздникам дорогу
Французский властвующий закон
Всерьёз, надежно, не в насмешку
Открыл ,внеся свою заботу,
Везде отчётливо и всюду.
Откуда столь любви к Талмуду?
Что сам Роланд, Герой и Воин
На смертном ложе удостоен
Между крестом и филактериями быть.
Распятие Давидовым взлюбить!
Тфелин и Рыцарь? Вот судьба.
То ль сладка правда, то ль горька.
Рвались к воротам бешенные кони,
Топча кривые сабли Мавритан.
Норбонн склонён, грядели перемены,
Рождались на арене трупной вони,
Текла история ,не кровь из ран
Седлают ложь старания измены.
Признан евреями Пипин, синьор формальный,
Но это мелочь, всплеск хоральный,
Подтверждены претензии его!
Все! От всего и для всего!
Преемственность Библейская! Вот сила!
Она к Христу Пипина возносила!
Был выполнен по пунктам договор
И в Септомании создалось и взросло
Вассалом бывшее лишь номинально,
Ласкавшее еврейский слух и взор,
Не город, не деревня, не село,
А Княжество! Где правил феодально?
Нет не Пипин,а Иудейский Царь!
Рыцарь Аймери,так он звался встарь.
Чтоб полнокровным стать аристократом,
Торжественно, в свечах и пред закатом
Он принял имя Тьерри,Теодорик.
И был отцом Гийома Де Гиллона,
И признан семенем Давида Царский род.
Пипин признал, без всяческих риторик,
Калиф Багдада дал согласье трона,
Ликует Иудействущий народ!
Дана гонимым передышка.
Что в остальном ?, оставьте суть.
Молчите громко, чтоб не слышно.
Дайте Народу отдохнуть.
“Святая кровь, Святой Грааль”
Не книга -историческая весть:
Монархом подлинным, священным может сесть
Только потомок Иисуса, да и Царь
Святой Земли чрез род Давидов
Должен быть, таков закон
Не Тамплиеров и не Сионитов.
Земли Ерусалимской грял канон!
Гора Сион, Давидова обитель,
Ключи Ерусалима и Святыня,
Великий Иудейский Царь укрыл себя
Землёй твоей. Мудрец и Повелитель
Ты передал Исусу корня имя,
Он в Крест взошел, мученьем возлюбя.
Всё возвращается в круги и всё уходит.
Что для одних рассвет, другим закат.
Всеодержимый таинства проводит
Всесотворящим,тем и виноват.
О манихейцы, род зороастризма,
Слоится Ариман с Ормундом ,в бозе
Почило зло с добром, иная суть
Тщится поджечь стезю Иудаизма.
Закрыта веяниями истина в обозе,
Час самоистязания вдохнуть
Пророчества жестокого Мани :
Добро духовно, матерьально Зло,
Рождение дитя-купель крови.
Коль похотью в разврате проросло,
Руби до корня, умовырождая.
Не стоит размножаться отдавая
Души величье на поживу Ариману.
Нет место испытующему сраму.
Рожденьем Иешуа был смещён!
В декабрь из марта! Тащится обман
В угоду тем, кто Митрой восхищён
И соляного божества дурман
Закрыл для душ сиянье Вефлиема.
Доказанностью пьётся теорема
Допущенность -основа для легенд.
Откуда кровь святая в Королях?
Запутались? Я дам ингредиент
Для праха вышедших и для ушедших в прах.
Брожение раствора выжмет ум,
Всех доведя до скудных сум.
Прачеловек увековенчан
Ребром единождной жены.
Легендой Иешуа венчан,
Женат, с детьми. Осуждены
Слова и тут же поощримы
Легенды -пьесы пантомимы.
История верна без звука,
Звук документов чтит наука,
А человек желает сказки,
В них сны обманов ждут подсказки.
Кому реалии нужны?
Они правдивы и страшны.
Любая верная жена
В глазах безумных манихейцев-
Блудница, брат ей сатана.
Часть тайны -Орден Розенкрейцев,
Другая-“Наша Госпожа
В Сионе”.И осуждена
Молвой Мария Магдалина.
Бывает сладкой солонина,
Но истина всегда горька.
Рожаешь? Любишь? Так грешна!
Похлёбка речи дурака
Наваристей бульона книг.
Кто мудрость высшую постиг
Скажи о Кане Галилейской.
Не гость ответствен для вина.
А кто? Хозяин? Иль жених?
Очнись, читатель, что затих?
Я вижу таинство Распятья.
Помилосердствуйте, проклятья!
Свершилась казнь, меняя города
Бежит Мария, уводя детей
От мстительной расправы и суда.
Жена Ишуа знает,”Не Убей”
Забыта боле в Иерусалиме
И первокнижники не Торой в мерах ныне.
Пилат кривляет власть в Великом Риме
Она в закланье следущая жертва.
МАРИЯ
(Ах легендная стезя,
Из пешки скрепят сказками ферзя)
О Саваоф,к Тебе я распростерта!
Во имя мужа сохрани детей!
АВТОР
Род Мервингов -французских королей
Проложен чрез Исусово потомство.
Преданьем было признано отцовство.
Пипин из рода Мервингов! Склубилось!
Срослось! Сошлось! Заколосилось
Подразвелось наследников. Прибилось
К кипящей крови много пузырей,
Гласящих от Давидовых корней.
Свистит пружина времени звеня,
Спираль развёртывает хрупкий хронос,
История повторами соря,
Каретный скрип колёс кладёт на голос.
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложиться сажа.
Тщеславится крошить угрюмый Север
Сырую кашу снега, обозлясь,
Чернеет скользких брёвен коновязь,
Граница Франции. Кряхтя считает стража
Брюсселя контрабандные тюки.
Морис Жюли, юрист и литератор,
Свет факела прикрыв, из под руки
Струю холодного осеннего дождя
Уводит с глаз Парижский конспиратор,
Везущий политический памфлет.
Шлёт интеллект тирану свой привет,
Направленный клеймить самодержавье.
Любая власть играется в бесправье.
ОФИЦЕР ЖАНДАРМЕРИИ
(Прост, ласков, честен, неподкупен,
Гордится службой и собой.
А жил бы взятками распутен,
Глядишь и в Мире был покой.)
Старались Вы изрядно, только зря.
Труды и деньги сгинули на нет.
Судить страной в себе себя?
Задумались б, на кой коптящим свет?
Прежде чем разумом искрить.
Так Императора чернить.
Арест представит время Вам для размышлений.
Советую, забудьте про протест,
Наполеон не терпит измышлений,.
Патриотичность -вот примерный жест.
Ну написали, ну издали, что?
Не оправдал продажами Брюссель?
Диктатор Император? Эко зло.
Да цензоры раскусят Ваш кисель
Как минимум на год тюремной крыши.
Там с удовольствием послушают Вас мыши
И “Диалог в аду меж Монтескье и Макиавелли”
Опишете на камерной пыли.
Прощайте ,неудачливый Жюли.
Сожжем к чертям все, что Вы привезли.
Нет, рукописи право не горят.
Передаёт Жюли в наследство сыну Шарлю
Не книгу ,копию памфлета.
Сгоняют гуси чары лета
И Императоры недолгий век коптят,
Наполеона гроб укрыт как шалью
Французским флагом. Осень, Господа .
Бежит с небес усталая вода,
Приходит ночь, предверие рассвета,
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславится крошить угрюмый Север
Сырую кашу снега, обозлясь,
Чернеет скользких брёвен коновязь,
Строчится плагиат и кража.
С огнём играет Головин Матвей-
Корреспондент газеты “Фигаро”.
Ему в подарок отдал Шарль Жюли
Памфлет отца. Немало общих дней
В редакции коллеги провели.
За дружбу выпито дешевое вино,
Мчит Шарля в Петербург карета.
Памфлет кроится в гнусное дерьмо,
Цена б ему копейка, да совета
Не пожалел Матвею новый персонаж.
О нём отдельно, тут Российский стаж.
Бродили революции в умах,
Европа русскими кудрявилась кружками.
Департментом полиции России
Был создан надзирающий отдел,
За теми кто с законом не в ладах.
Немало их бубновыми тузами
Украсили собой снега Сибири.
Ловила политических в прицел
Сеть агентурная Рачковского Петра.
Вот кто грел руки у костра!
Непревзойдённый мастер провокаций,
Интриг, фальсификаций, фабрикаций,
Почти лет двадцать лично возглавлял
Средь зарубежья отделение охранки.
Плехановские письма сочинял.
Иные просто тихо подменял:
“Дерзай шесток в свои садиться санки”
Раздоры сеял, смуты поднимал,
Внимал, смущал, давил, уничтожал.
Инакомыслию приличие огранки
Вставлял чрез филерские рамки.
Матвей Pочковским двигался как пешка,
Готовая перерасти ферзя
И в “Протокол Сионских Мудрецов”
Памфлет перерождался, гнала спешка
Дух умудрённых подлецов.
Тень революций корабля,
Политизирующих “гоев”,грозила в сторону Царя!
Что у Жюли сказал Макиавелли,
Было приписано “Сионским мудрецам”.
Один в один, сто шестьдесят отрывков,
Откочевавши бред собой согрели.
Струился плагиатствущий бедлам
И открывался счёт иных убытков.
Узрев мечом взнесённым синагогу
Была приписана еврейскому народу
Претензия на мировой бардак.
Мол короли уже с еврейской кровью,
Глядишь и Папу Христианского с любовью
Из крови иудейской вознесут,
Себе в кущах осанну воспоют,
А прочих с смертию обнявшися дожнут.
Бред выдавался за великий план.
Два идиота сунулись в чулан
И ну расписывать весь Дом -как ящик пыли.
Хотя и света толком не включили.
На ощупь сотворив помойных муть
Из “Диалогов” “Протоколы” вырвав суть,
Раскрасили её в цвета такие,
Что мёртвым позавидуют живые,
Когда под торжествующую жуть
Погонит в бойню миллионов, словно скот.
Урод нацизма человечий род.
Жнут “Протоколы” первый урожай :
По Кишиневу гонит пьяный ветер
Безумную, звериную толпу.
Погром, кровищи через край,
Хлебнул еврейский тихий вечер,
Удары словно цепы в молотьбу
Проломленные головы считают.
Дымы пожарищ в тучах тают,
Младенцы за ноги мозжатся об забор.
У черносотенцев особый разговор,
Особый счёт к еврейскому народу.
Заливши водкой сытую утробу
Ревет, беснуется шабашнущий разгром.
“Шаббат шалом”,а мы ему -погром!
Юстина Глинка, фрейлина царицы
Российского Престола и Двора,
Дочь воспитателя детей Великокняжных
К Сергею Нилусу приносит “Протоколы”.
Ему б молясь испить святой водицы,
Глядишь и бездуховная дыра
Антисемитских убеждений страстных,
Не вызвала б дворцовые расколы.
Претендование на роль духовника
Царской четы расщедрило успех.
В Царском Селе печатается книга,
Рачковским выпестанного сорняка.
“Красным Крестом” издательский взят грех.
Под нос евреям вырастает фига
И Император с виденьем крота
Благословляет подлинность фальшивки.
Читатель, это ли не красота?
Да только мёртвым тянет от улыбки.
Монаршеские милые ошибки
Отхаркиваем кровью всей роднёй,
Убитых отпевая скорбный строй.
Премьер Министр правду раскопал.
Единственный с умом и здравым смыслом,
Столыпин, ознакомившись с враньём,
Провёл расследование, где и доказал
Полнейшую бредятину и фальшь
И с полной ложью, грузным коромыслом,
На плечи Нилуса, перед Царём,
Лёг “Протокол”.Читатель ждёт финал?
Так пред тобой пытливый только фарш.
Готово блюдо будет много позже.
Узнаете его по трупной роже.
Да, справедливости заметим ради,
Что Николай Второй-опора юдофобов,
Распорядился “Протоколы” запретить.
“Для чистых дел себя чернить
Не стоит”,но в словесной глади
Не гряло порицание погромов
И мчалась черносотенная прыть
Убийств, поджогов, грабежей,
А Нилус протянул до наших дней,
Скончавшись при Советской Власти.
Уродов черти от напасти ,
Не забывают охранять,
Но в Ад уводят, а не в Рай
И как не кайся, не прощай,
Как не старайся забывать,
Спугнут нечистых петухи,
Ответят все, за все грехи,
Пред Вечным и Великим Богом,
За злодеянья пред народом,
Чья кровь в Пророках и Христе,
В Апостолах, Святой Земле.
Ну нам ли руку подымать
На тех, кого Господь избрал.
Читатель, Библию листать
Не надо, надо познавать.
Еврей за Вас всех отстрадал,
Не стоит мудрость забывать.
Заветов Божьих признавать,
Тебя никто не заставляет,
Но коли Иудеев хает
Поборников Христовых рать?
Тут только рты пораскрывать
И больше нечего сказать.
Звездой Давида -награждать
Народы следует, не метить.
Креста на шее благодать
Носящий, тщится не заметить
Того, Кому нельзя соврать.
Войной почивших созидать,
Родящим родами приветить
И ветры сеющим ответить
Придется. Бурю им сжинать.
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславится крошить угрюмый Север
Сырую кашу снега, обозлясь.
Чернеет скользких брёвен коновязь,
В уборе неопрятном такелажа,
Под рёв свинцовых волн уходит
Из Мурманска уставший пароход.
Средь грязных сундуков и чемоданов,
Цепляя всех, кто мимо не проходит,
Торчит оббитый парусиною комод,
Убежище клопов и тараканов,
Набитый до краёв литературой.
“Близ есть при дверех” -Нилуса наследье.
Они же “Протоколы”.Партитурой,
(Обложкой чуя “Близкое преддверье”)
К контрационному концерту лагерей
И гетто, домой,в Европу едет “Диалог”,
Уставший от разгромов, революций,
Погромов мятежей и контрибуций,
Пожнавший иудейский род,
Открыв ГУЛАГовый итог,
Сплясав предгробный хоровод,
Под массовый синхронный топот,
Несущихся в свинцовый ропот
Английских “Марковских” сапог.
Под скрежет сабельных ударов,
Под вопли вдов и матерей,
Под обольщенье прохиндеев,
Под шрамы розговых батог,
Сомненья пьяных комиссаров,
Стук вышибаемых дверей,
Хрип русофобных фарисеев,
Сивушный выдох перегаров,
Под плачь младенцев и сирот,
Под всхлипы виселиц и гарь,
Под вспоротые животы
Беременных и треск костров
Домов Суккота и Суббот.
Под жар горячечных мозгов
Секла Раввинов шашек сталь,
Рвали язык для немоты,
Пылали люди, Синагоги.
Свинцом тачаночные боги
Шаббат крестили и Суккот
И милосердный недород
Не восполнялся, а сжигался
В жестоком пламени войны
И рядом с матерью валялся
Младенец в ком и нет вины
Иной, чем та, что он еврей.
Смотрели детские глаза
Распятой болью в небеса
И в заповеди “не убей”
Тряслась покорность на закланье.
Господь, прими их за страданье
В Свои Святейшие чертоги.
Так коммунизмом подведя итоги,
Нажравшийся плоти и душ,
Российскую покинув глушь,
Пропахший мертвечиной плыл
“Протокол” за новой жатвой,
Говея в трюме перед схваткой,
Лелея свой упырный пыл,
Что б он забытым не остыл.
Как много по свету людей
С повышенной температурой мозга,
Пьянея от больных идей,
Становятся мягчее воска
И Зверя принимая форму,
Натягивают униформу
Серосуконного лица.
Знаки Библейского Отца
Чеканя на ременных пряжках.
Ну. вспоминай скорей, читатель,
Где “Гот мит унс” писал предатель
Заветов Божьего Письма?
Мюнхен, Германия, тюрьма.
“Пивного путча скромный фюрер
Такой же скромной партии идей
Национал -Социализма. Сколь смешна
Была попытка опереточного бунта.
Ещё не флот и не корабль, скутер,
Визгливый истеричный соловей
Диктует машинистке у окна,
Глядя как день уходит прочь.
Хлыстом в стекло осенний дождь,
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславится крошить угрюмый Север
Сырую кашу снега, обозлясь,
Чернеет скользких брёвен коновязь,
Плетётся оболваненная пряжа,
“Майн Кампф” рождается скандальный.
Фашизма грозный дух сакральный,
Грамматику и лексику блюдя
“Великого Немецкого народа.
Литобработчики, задумчиво шутя,
Из мрака тащат страшного урода
На сцену изнурительной борьбы.
Исчадьё Ада, лапой Сатаны
Интерпретирует страницы “Протоколов”,
Вставляя лозунги обоссаных заборов.
Морис Жюли, ты не виновен, нет.
“Памфлеты”окрылила злая тупость,
Готовая затмить собой весь Свет.
Оскалив жадный рот людская глупость,
В претензиях на Мировой совет,
На истину повесит свой портрет...
И три “иконы”встали на “киот”,
Придавши стаду умственный налёт,
Склонив гурьбой колени миллионам :
“Майн Кампф”,”Близ есть...” и “Протокол...”
Презрев истории уроков мудрость ,
Адреналин неся гормонам ,
На человечество направлен ствол,
Угроз ума не осязает скудность
И в очередь становятся народы
В желании пощупать сталь курка .
(Стирая шеи об колоды.)
Самоубийцы, пуля-то слепа.
(Несутся к плахам вихри топора.)
Она давно меж Вас кружится
И грех великий не простится,
А Вы, прильнув к прицелу, жмете,
Осанну отходя поёте,
Сами не ведая кому,
Благословляя Сатану,
Собою Молоха убийства
Ведя по собственным костям.
Он ненасытный кровопийца,
Его безжалостным кострам,
Сжирающим людские души,
Гореть века, а Вы всё туши
Кидаете ему свои,
Чаровано глядя в огни
Антисемитского пожара
И всё Вам мало прогорало.
Весь Мир желаете поджечь,
Как уж себя тут уберечь.
И “Протокольного”кошмара
Метёт метла по всей Земле,
Сгребая Смерти под косу
Земли Израильской красу.
Кружат стервятники в седле,
Гробами перья на крыле.
Всем раздаётся по петле,
Для обличенья во грехе.
За бездуховностью соборов
Триумфна эра “Протоколов”.
Тиражным вальсом покорив,
(Дав сто очков блохи галопу),
Америку и всю Европу,
Яд шельмования разлив,
Разбив тщеславные мечты,
Споткнулись срамные листы
Съев юридических лимонов,
Об свод Швейцарии законов,
Собой изрядно насмешив
Третейских правую когорту,
Чей пыл оправдывал заботу
Не запятнавших чистоты.
Ах если б гимн, а то мотив,
Как взять от умных простоты?.
Судьёй назначен Вальтер Мейер.
Доброчестивый христьенин
Судил по сути не фальшивку,
Судил коричневый туман.
Фашизм распахивал свой веер
Арийскопробных палестин,
“Майн Кампф”кидая на наживку.
Легенда, дымчатый обман,
О сколько зла ты сотворила,
Себе от сотворенья Мира
Место в истории найдя,
Давидом Мервингов клеймя.
Еврейская община в гневе.
Швейцарское её правленье,
Нацистский митинг в местном казино,
(Раж оголтелой юдофобной пропаганды),
Формальным поводом вчинив идее,
На суд подало не за униженье.
(Нацисткой розни колесо,
В телеге узаконенной Кассандры
Даже не значилось).Подали за обман
Прав потребителя, приклеив “Протоколы”
К подножию позорного столба.
Два года шёл процесс, клеймя дурман
И колокольные свидетельские сборы
Раскрыли перед Миром тайну зла.
(О умиленье простодушием осла)
Судья признал фальшь смехотворным вздором,
На типографиях кипящая работа,
И миф о сговоре Еврейского народа,
Со всех страниц газет вопил позором
Доказывавшим с пеною у рта
О взгляде “Протокольного”крота.
На скуке мается зевота,
Закат -преддверие восхода.
В лжи, возведенной на Евреев,
Рос геноцид Ерусалимских стонов.
Месилась глина будущих растворов,
Кладущихся в надгробья Иудеев
Для осушенья Шикельгруберского брода.
Язык тиражного подхода
Звучал набатом, призывая бдить.
О человек, устроенный забыть
Улыбки торжествующие правды,
Что Гитлеру до той бравады.
Грязь отмывается с трудом,
А чистое меняется на серость модно.
Войны всеюдофобствущий погром
Сожрал в урчанье, жадно и голодно,
Презревши Бернское решение суда,
На ниве автоматного труда,
ШЕСТЬ МИЛЛИОНОВ!!!
Иудейских душ,
Распотрошённых не на поле брани.
Цивильных граждан убивали!
На хоре геттовых заслонов,
Концлагерей метался тушь.
Нот оркестранты не жалели :
Гряли расстрельные метели,
Скрипели виселиц качели,
Впивалась сталь штыков в тела,
Кровь озверяла и плыла
Дымящим запахом убийства,
Дразня нациствущие лица.
Нет, лица -это у людей,
У этих морды от чертей.
Крадутся сонмы юдофобов,
Вписалась свастикой страница
Ученья жития народов.
Шесть миллионов! Трупы, трупы,
Очеловеченный конвейер. Что читатель?
Сказать тебе как взвоют трубы
В дни очищенья Страшного Суда?
Когда Великий Бог наш и Ваятель
Воздаст по мере полной за дела.
Я проведу перед тобой
Весь многомиллионный строй :
Как лоб испариной вспотел
Вокруг тебя пустыня тел.
Не жмурься саваны снимая,
Нет горизонта, погребен он под костями
Отдавшихся в страданье мертвецов.
Старухи, старики звезду сжимая
Давида, сединою словно мел,
Из моря ненависти маяками,
Святыми ликами церковных изразцов,
Воспринимая свой удел,
Шепча разбитыми беззубыми губами,
Беззвучно спросят нас-“За что?”.
Мужчины с продырявленными лбами
Склоняются в любви пред матерями
И матери в ночнушках и пальто
Возле бараков дистрофичных штабелями,
Детей пытаются собою заслонить.
Детей сожженных и разрезанных, безглазых,
Растреляных, распятых и Святых.
Вот миллион разорванных и старых,
Вот миллион зарытыми живых.
Они хотят не просто обвинить,
Они вопрос хотят задать-“За чтооо?!?!?!”.
За чей-то бред, использущий “Памфлеты”?
Созрело взращенное зло
Двенадцать миллионов рук воздеты:
Вот миллион желающих родить,
Вот миллион желающих любить.
Вот миллиону страшно и темно...
Благословение на геноцид- сошло,
Медь позолоченной монеты-
Макиавелльные наивные куплеты-
-Ужа шипенье, гидрой проросло.
Вот в печь лежаться нумерованные дети,
Их керосином обливают, жгут.
А этим годовалым карапузам,
Выдавливают пальцами глаза,
Рвут кожу освинцованные плети.
От страха плача жалостно орут
Всем странам, лигам, нациям, союзам
Те, чья беспомощная слабая слеза
Стекает на гноящиеся раны.
Безногие культями мальчуганы
Цепляются за сожженных сестёр.
Орут младенцы, лагерный костёр
Поджарит кожу, волосы и душу.
Клубится чёрный человечий смрад-
Горелой и палёной кожи
Вот кто-то вырвался наружу,
Смеющийся, хохочущий солдат
В слепой нациствущей заботе,
Вскрыть таинства масонской ложи,
Пример показывая роте,
Подняв за ножку снова кинет в печь,
Дитя, что мать хотела уберечь.
Нет сил писать, прости читатель.
Я всё ж поэт, а не каратель.
В уставшей бойне Холокоста
Война Вторая Мировая
К скорби еврейского погоста
Добавила не забывая
И СОРОК МИЛЛИОНОВ!!! душ
Других вероисповеданий.
Сорвали “Протоколы” куш
Слёз, крови, ужасов, страданий.
Лес рубят щепками летят
Те, чьих страданий не щадят.
Метается, шкворчит зараза.
По сковородке мировой, играет
Двадцать первый век. Проказа
“Близ есть при дверех” оживает.
Снова ползут на сцену “Протоколы”.
Благословения дождалися крамолы.
Архиепископ Пермский Соликамский,
Сам Афанасий православный иерарх,
Раденьем искушения участный,
Дал их на титульных листах.
Владивостокский и Приморский епископ
Вениамин, сторонник монархизма,
Благословил, забывши про урок
Кроваво-оголтелого нацизма
Антисемитский “Протокольный” дух.
Смердит, воняет ведь , протух,
А им всё не пропел петух,
Не клюнул лично в жирный зад,
Или милее терроризма чад ?
Рвётся покой в Ерусалиме,
Летят куски шахидов и болтов,
На антифадной занавеси кровью
Рисует ненависть к Еврейскому народу,
Неся собой погибель Палестине,
Дань юдофобствущих пороков и грехов.
Оплачивая смертью, страхом, болью
Долг прарождения Дающему Свободу.
Конец поэмы в осень сносит ветер.
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславится крошить угрюмый север,
Сырую кашу снега, обозлясь,
Чернеет скользких брёвен коновязь,
В голубизне небесного коллажа,
Из простоты Европных холодов,
Даря Сиону запахи снегов,
Дыша оливковой прохладой,
Несутся на Ерусалим
Храмовники стальной армадой,
Свободой мёртвых одаряя.
Отряды хмурых сарацин
Окружат их, собой сжимая,
Кривые сабли встретят меч,
Визгливо стрелы грянут речь
И смотрит сквозь раскрытую страну
Поправ века и старину
На движущуюся бойню,
Своей расплачиваясь кровью,
Первонарод Первоземли
И повторяет “Всё проходит,
Всё было ,будет и уйдёт”.
Евреи мудрость принесли,
Она встречает и проводит,
Она и к Богу вознесёт.
Гордый народ гордыне не подвержен.
Тысячелетьями традициям привержен,
Оставь Израиль в покое человек,
Он есть собой один Святой Ковчег
И нам величие Его не осудить,
Стоял, стоит и вечность Ему быть.
Открыты двери приходящим с миром,
Убогие противятся кумирам,
Великодушие основа доброты,
Сжирает ночь уснувшие мечты,
Стекают тучи ливнем в вечер,
Копыта всхлипом вышибают грязь,
На спины мокрых лошадей ложится сажа,
Тщеславится крошить угрюмый север
Сырую кашу снега, обозлясь,
Чернеет скользких брёвен коновязь,
Осипшим ветром лиственная каша
Швыряется на стены Нотер -Дама.
Подвальный скрип увядьшей чистоты,
Среди пергаментного хлама,
Рассеют лапы вездесущих крыс,
Грызущих жёлтые листы,
В углу осиротела рамы,
Рассохшая на каменной плите.
Под ней ,в глуши слепой пещеры,
Дремотою под суетность столетий,
На отчервлёном временем кресте,
Познавшем кровь Христовой Веры,
Стоит Святой Грааль Тысячелетий,.
Ковчег сияет золотом венца.
Задумчивые херувимы, Завет храня,
Вверх крылья распростерев,
Друг к другу обратив овал лица,
Чеканными глазами в крышку зрят.
Железа крепче, не истлев,
Обложенные золотом шесты
Застыли в кольцах по обеим сторонам.
На левом- две стекают борозды,
Крестом, делящим пополам,
Напоминанием о бренности земной,
Когда кружа оливковые рощи,
Сходил закат, стекая в чашу ночи,
Пригубленную свежею зарёй,
На ожидании рассвета возлежащей.
День, знойный раб сжигающего солнца
Сжимался пред клубящей тьмой.
Ерусалим с обьятий выпуская.
В животном страхе пред судьбой апофеозца.
Голгофный крест собою ослепляя.
Бежал от ужаса распятья.
Взносили в вечность брата братья
И кровь Давидовых корней.
Вливал народам Иудей.
Прощеньем и любовью раскрывая
Скребущихся в пороги рая...
|
