Эта история произошла со мной в один из осенних вечеров, когда я скучал на вокзале, ожидая поезда в первопрестольную….
Я, было, развернул уже газетку, запасливо привезенную из России, как взгляду моему открылась странная картина. Зал ожидания стремительно пересекла одна юная особа. Глаза ее пылали, она словно поток неслась мимо, и - вдруг совершенно обессилив оперлась о столб и с тихим удушливым рыданием сползла вниз. В ней сразу было видно русскую. Она вся была одно большое чувство, одно сердце, один нерв. За ней следовал юноша, явно из местных. Он сосредоточенно нес ее большой чемодан и только васильковые глаза выдавали растерянность. Он шел ровным шагом, и пока он преодолевал пространство до нее, вдруг выяснилось, что большая колонна одно из излюбленных мест местных… Э? ну во Франции их называют клошары, у нас же – бомжами на новый лад. Я не сразу сообразил, но юноша ринулся и одним движением поднял ее с пола, защитив от невольного соседства полиции и бомжей. Она вся обессиленная словно перекинутое полотенце свисала с его руки. Вдруг подняла глаза и расхохоталась. Он радостно улыбнулся, готовый с большим энтузиазмом принять это ее настроение… Но из глаз ее слезы все так же крупными каплями падали на пол.
Он принес ей воды. И пока она стояла у окна, совсем не далеко от меня, я смог разглядеть ее. Большие черные глаза. Белая фарфоровая кожа с нежными розово-сиреневыми прожилками. Крепкое здоровое тело и удивительно тонкие аристократичные запястья. Она была юна. Он несколько старше, хоть и принадлежал к тому моложавому типу людей, долгое время остающимся мальчиками.
Он принес ей воды. Растерянный, чуть смущенный вытер ей лицо, чмокнул по детски в губки и спросил с прищуром
- Are you really love me so?
Она резко глянула на него и тот час разразилась новым рыданием.
Он обнимал ее, вытирал слезы, беспрерывно что то шептал, жаль, но слов было не разобрать, лишь порой доносилось: «Are you really love me so?»
Стоит ли говорить, что сердце мое разрывалось, только я – единственный русский- видел что с ней творилось. За потоком слез была какая то очень печальная, непоправимая тоска, ощущение глухой безысходности и полнейшего непонимания. Он же был смущен и лишь порой повторял : «Are you really love me so?»…
Объявили мой поезд. Я поспешил к своему вагону. Вся эта история сотворила со мной странное неспокойствие души, и мне хотелось скорее расположиться в своем купе, снять знаете ли официальный вид, надеть домашние тапочки, и уже в пути почувствовать себя на Родине.
Какого же было мое удивление, когда именно в мое купе заходит молодой человек и ровным спокойным голосом с дежурной улыбкой произносит что – то на подобии добрый вечер!
За ним следует она, по коридору словно эшафоту. Склонив голову, послушным ведомым шагом. Он вносит ее багаж, просит позаботится о нем. Они мнутся и чуть выйдя за порог купе начинают целоваться со всей страстью. Знаете, так как целуют в последний раз, когда в поцелуе все – память, отстранение от обид, лишь одно большое желание надышаться перед смертью….
Поезд тронулся, она долго прижимала к сердцу его воздушный поцелуй. Развернулась с совершенно пустым лицом, и вдруг с отчаяньем кинулась на спальную полку. Ее сотрясали рыдания. Я говорил ей будет, будет… Она лишь отрывала лицо от подушки и пытаясь сфокусировать взгляд беспомощно хмурила брови. Казалось, смысл моих слов оставался ей не доступным.
Когда рыдания прекратились и она обессиленная лежала на кровати, свернувшись зябким калачом я присел к ней. Заварил ей крепкого чаю, помог выпить, накрыл одеялом. И она провалилась в сон. Руки ее вздымались, лицо морщилось, гримасничало. Потом наступали мгновения глубокого сна. Она начинала ровно и глубоко дышать, лишь изредка вырывался сдавленный стон.
Я положил ее ладонь на свою. Меня поразила изящность ее руки. Длинные тонкие музыкальные пальцы, аристократически тонкое запястье. Я провел по ее ладони, по шелковой алебастровой коже. Она согревалась в моих руках. Я поднес их к губам, ощутил давно забытый аромат - и сладкая дрожь пробежала по телу. …..
Я ощущал ее всю – маленькую теплую птичку под одеялом, девочку из детсва, пахнущую мамой и старшей сестрой… Я спасал ее отогревая своим дыханием, оберегая от грустных снов….
И мне не хотелось чтоб поезд останавливался, мне хотелось чтоб это длилось вечно…
Но с рассветом она растаяла, навсегда….
|
