Два планшета
ЗАМЕТКИ ИЗ СЕРИИ «КУРСАНТЫ»
Поздняя осень. Но вовсе не холодно. Курсанты выехали в поле на тактические занятия. Над высотой «номер 152.0» чуть дремлет белесое небо. Два крытых новенькими тентами «КРАЗа» стоят неподалеку в ряд. Водители, присев рядом у теплых скатов, неторопливо курят. Солнце. Слабая дымка в чистых открытых далях нежно тяготеет к горизонту. Рощицы на пологих скатах невысоких холмов теряют пеструю листву. Сквозь прозрачный как родниковая вода, воздух в этих рощах можно различить стволы отдельных деревьев. Мягкие очертания неглубоких балок ласкают взгляд своим невыдуманным совершенством. Думается: и какая же это «высота»? Где крутая вертикаль? Где обрывистые склоны, подъемы и спуски? Сплошная равнина. Впрочем, чем больше занятий, тем реже так думается. Привыкаешь к тому, что всякая незаметная возвышенность - на карте пронумерована особым способом, и есть - высота. Надо вырабатывать «оперативное мышление», как говорят на кафедре тактики. Если простой грибник окинет взглядом этот пейзаж, он будет думать о вполне естественных вещах: полянках, усеянных боровиками, об усталости, о предстоящем еще сегодня пути; будет что-нибудь вспоминать непритязательное. Сказать, что в его голове возникнут еще какие-то непредсказуемые образы, значит слукавить. Не будет у него никаких особых образов, связанных с этой местностью! А курсанты, выступающие на разных отрезках занятия в роли командира батальона или полка, начальника штаба дивизии или же, к примеру, начальника разведки (смотря, кому и что определил, как режиссер, преподаватель тактики), обязаны видеть все по-другому, иначе! Надо не просто «войти в роль» эмоционально. Надо заставить себя мысленно наполнить окружающее пространство военным действом: войсками и техникой – своей и чужой - на сотни километров, в соответствии с учебной обстановкой, нанесенной на карты. Ясно представлять себе логику и динамику сложных перемещений своих и чужих войск, осуществляемых в соответствии с учебной тактической задачей. Если не будешь напрягать то самое непривычное «мышление», потеряешь нить, связующую с «игрой» - сразу превратишься в того самого грибника «без образов». И, отвечая на вопрос преподавателя, легко сказать какую-нибудь глупость, уподобившись шахматисту, смешавшись, взявшему собственную фигуру. Тогда не избежать раздумчивой иронии подполковника и досадных подковырок товарищей, даже если они и недалеко ушли от тебя в своих умозаключениях. Таково одно из свойств молодости – готовность легко развеселиться по всякому поводу, если у тебя прекрасное настроение.
А ещё над этими дивными местами селевым потоком прокатилась война. Трудно даже представить, что здесь тогда творилось - как не напрягай свое «оперативное мышление». Прошло совсем немного лет. Про войну молодые говорят и думают, как о чем-то легендарном, но минувшем так давно, что как бы и не бывшем вовсе. Однако, в лесу полно окопов и траншей, не совсем еще осыпавшихся, и заросших бурьяном за эти годы. Траншеи набиты ржавой трухой осколков, пуль, обрывков сгнивших пулеметных лент. Чернеют и глухо звякают под ногами вороха разнокалиберных гильз. А мирная чарующая осень обволакивает западную равнину, впавшую в сладкую солнечную дрему перед зимой. Мысли о том, что тут лилась человеческая кровь, не вяжутся с невесомым потоком живого солнечного света, щедро льющегося на землю. Что надо было убивать и - самому умирать в страданиях; встречать последний миг жизни, прощаться с миром окружающим и тем неповторимым миром, который существует в каждом живущем. Думалось, это – нереально, абсурдно. Только в кинофильмах разворачиваются сражения и грохочут бои, только на экране металл жестоко впивается в человеческую плоть, кромсает и вспарывает ее, уничтожает все живое. Уничтожает безжалостно, навсегда …
В конце занятия высокий, немного сутулый подполковник присел на одно колено и осторожно развернул старый штабной планшет с картой.
- Подойдите ближе!
Курсанты, нарушив строй, собрались возле преподавателя.
- Это – боевая карта моего отца, он воевал командиром разведроты как раз в этих местах, -негромко пояснил он. – Сержант, покажите вашу карту, - обратился он к командиру отделения. Курсант сноровисто развернул свою карту, невольно сверяя взглядом обстановку на старенькой карте военного времени и - своей. Можно было понять озадаченное выражение его лица: сложно с ходу вникнуть в реальную боевую обстановку на истертой карте, сплошь испещренной условными знаками. Здесь красным и синим цветом выгибались, соприкасались и перемещались сложным узором линии переднего края, помеченные датами «на…», пестрели многочисленные границы секторов обстрела, рубежи танковых атак, опорные и командные пункты, подходящие резервы и т.п. А на новенькой карте сержанта виднелся кусок надписи, старательно выполненной тушью, - «Решение командира 5 МСП на ведение боевых действий в обороне». Обстановка, которую каждый курсант за цикл занятий изучил наизусть, была аккуратно и красиво нанесена в уютном классе тактики накануне, во время самоподготовки. Такая же карта, отработанная лично, у каждого курсанта находилась в полевой сумке. По занятию почти все было понятно, т.к. динамика боевых действий развивалась в строгом соответствии с этапами учебной тактической задачи и требованиями современных боевых уставов. Вот - здесь противник вклинился танковым батальоном, но «увяз» в эшелонированной обороне «красных» (естественно полностью осведомленных о намерениях «синих»). А здесь сосредотачиваются резервы для нанесения контрудара… Вот - направления ударов авиации «красных». Оборонительные действия по тактической задаче (как правило) перерастали в подготовленный контрудар. В итоге получалось, что у «синих» - нет никаких шансов! На учебной карте, далеко западнее отметки «152.0», красным пунктиром уже был обозначен рубеж, на который должен выйти мотострелковый полк. Практически каждому этапу соответствовало очередное реальное перемещение - на «Кразах», с одной учебной точки на другую - все в сторону родного училища, все ближе и ближе к нему. А дальний рубеж означал, если не полный разгром «супостата», то, по крайней мере, выполнение полком задачи дня и долгожданное окончание занятия для курсантов. Чистка оружия, умывание, ужин в уютной столовой и возврат к обычному распорядку дня… Курсанты всех времен всегда с нетерпением ждут окончания полевых занятий и возвращения на зимние квартиры…
- А вот и наша высота, – коснулся остро заточенным карандашом надписи «152.0» на старой боевой карте преподаватель. Обратите внимание на левый фланг: противник -наступающий танковый батальон дивизии СС. Характер местности сопутствовал наступающим, позволяя танковым колоннам скрытно подходить к рубежам развертывания в боевые порядки, наносить мощные сосредоточенные удары, а господство его авиации в воздухе и отсутствие на этом участке достаточного противотанкового резерва - сводило на нет усилия обороняющихся войск. Практически, наша наспех организованная оборона, была обречена. К сожалению такова была неумолимая логика начального периода войны. Существующие боевые уставы не «работали». Новые уставы создавались кровью наших солдат и офицеров.
- Смотрите! И в самом деле – «152.0», наша высота. Товарищ подполковник! Но здесь без пояснений сложно что-либо понять…
Кто-то иронически за спинами бурчал: - и какое же «решение» должны были принимать командиры?! Уставы, видите ли, «не работают»! Погибаю, но не сдаюсь?! Вот всегда мы так: создать трудности, чтобы героически их преодолевать…
- Я вам принес эту карту с единственной целью, чтобы вы просто уяснили себе некоторые важные истины. Решение принимается командиром всегда. Без решения - хаос, паника, или же - полный ступор. Только оно может быть правильным или неправильным, своевременным или запоздавшим. Казалось бы – прописные истины! Чем полнее оцениваешь окружающую реальность, тем правильнее решение. Кстати, это может быть правилом и в обычной гражданской жизни. От наших взводных и ротных командиров требовалось тщательно изучать обстановку и, насколько позволяла боевая обстановка, наносить ее на свои рабочие карты. Командиры тоже были люди разные, и подготовка их была различной…
- «Грибники» ! – подумал сержант, развернувший свою карту.
- Особенно в начале войны, когда потери были наибольшие. Думающие командиры, подчеркиваю - думающие ! – иронично посмотрел преподаватель на курсантов, - стремились получить и нанести максимально возможные сведения о противнике. Это как раз помогало принимать правильное, единственно возможное в данной ситуации решение. Решение командира оформлялось в приказ. А что такое приказ - вы уже хорошо понимаете…
- Умри, но выполни ! – прокомментировал кто-то со скрытым сарказмом, упирая на слово «умри».
- Совершенно верно, - в тон ему невозмутимо отвечал подполковник. Это нечто схожее с аксиомами из суворовской науки побеждать. У него там много замечательных афоризмов, курсант. Не забыли, что Суворов не проиграл ни одного сражения?
- Так точно, товарищ подполковник! Также я помню, что сегодня пятница и должна быть баня после ужина. А что говорил Суворов ? После бани - хоть портки продай, а – выпей! – не удержался кто-то.
Раздался дружный смех. На первом или втором курсе эта игривая сентенция грозила курсантам назидательным марш - броском вслед за «КРАЗами», что тоже вполне могло быть незначительной, но органичной составляющей «науки побеждать».
Однажды второкурсники с нашего же факультета, вернувшись с полевых занятий, просто молча, вываливались через задний борт «КРАЗов» на плац перед казармой в - полной тишине, как мешки с картошкой. На них страшно было смотреть. Грязные, со впавшими глазами. Некоторые с сапогами - у кого в руках –у кого болтающимися на шее и с истертыми в кровь ногами… Обычно, когда машины подкатывали к казарме, перед тем как молодцевато спрыгивать из машин, по сложившейся традиции, надо было трижды прокричать: «Ура, ура, ура!» - так, чтобы все высунулись из окон всех четырех этажей казармы…
Однако подполковник лишь слегка усмехнулся. Это был уже третий курс! И все курсанты с торжеством отметили это про себя. Каждый мечтал о выпуске, мысленно приближал его, как мог. Сразу же после сдачи последнего экзамена в летнюю сессию моментально пришивалась очередная горизонтальная нашивка на рукав ! Сейчас их было три! Нашивки четко свидетельствовали о статусе курсанта. Вот этот - с одной нашивкой – еще совсем «зелен» и может вызывать лишь снисходительное отношение к себе старших товарищей, должен их почитать и завидовать им (и завидовали - еще как!). А вот этот – с несколькими желтыми полосками – без пяти минут офицер, снимайте, салаги, шляпы, то бишь фуражки!
- Вот на ваших картах все нанесено замечательно, за штабную культуру можно ставить отличную оценку. Но это - в классе, из методичек. И решение вам уже предложено. А попробуйте выяснить силы и средства, а также намерения наступающего противника и попробуйте безошибочно наносить изменяющуюся обстановку на карту под его беспрерывным обстрелом - в окопах или даже на открытой местности. При этом постоянно поступают донесения о потерях, напрашивается паника! А теперь представьте себе, что у вас практически нет сведений о противнике! Вам только кажется, что он везде, особенно ночью, товарищи курсанты. И какое же вы примите решение и примите ли его вообще ?! – негромко вопрошал подполковник, вглядываясь в загорелые лица молодых людей в серых шинелях. А Суворов, кстати, говорил: «Испуган – наполовину побежден» !
- Товарищ подполковник! А что с вашим отцом? Он жив? Как сложилась его судьба?
Подполковник задумчиво постучал карандашом по планшету.
- Он, слава богу, выжил в этой мясорубке. Дошел до Берлина! Был командиром разведывательного батальона, начальником штаба полка. Воевал с японцами, там был очень тяжело ранен... Уволился с должности заместителя начальника оперативного отдела армии… Но его уже нет. Он умер 11 лет тому назад… Раны, ребята, да и сердце видимо выработало отпущенный ресурс. Мне вот остался от него планшет с картой, который отец хранил как память о войне, где ему приходилось, как и многим, принимать невероятно трудные решения.
Офицер промолчал о том, как он сам в свое время с профессиональным изумлением размышлял над этой истертой графикой реального противоборства. Правда, тогда казалось, что до прошедшей войны – только оглянись – рукой подать! Вспомнилось, как с тайным восторгом втягивали в себя пацаны терпкий запах отцовских гимнастерок. И был этот горький запах – сладким, несказанно желанным! Наряду с запахом хлеба это был самый любимый запах детей послевоенного времени, ярко, до галлюцинаций свидетельствовавший о сбывшейся мечте: живом отце, вернувшемся с войны. Запах круто и навсегда причащал к великой общей беде и к великой общей Победе…
- Вот отмечены позиции его роты. Обратите внимание, как нанесен наступающий противник: проставлены номера батальона и некоторых рот. Точно обозначены позиции артиллерии, маршруты выдвижения колонн. Данные о численности и вооружении. Ведь это рабочая карта командира разведроты!
- Пацаны, посмотрите, кодировка - почти как у нас и менялась много раз ! – отметил кто-то удивленно…
- Вы и во второй раз поленитесь нанести, - сказал подполковник. Во время боевых действий приходилось менять кодировку иногда в сутки несколько раз…
Разведчики приобретали боевое мастерство в тяжелых арьергардных боях. Часто ценой сведений о противнике могла быть только жизнь. И решение это надо было принимать. Чтобы не отдать еще больше жизней! Однако, обладая боевым умением, можно было увеличить шансы на жизнь.
- Вот эту самую высоту отцу вместе с соседней ротой пришлось брать и сдавать несколько раз… Вот и пометки остались на карте! Роты - по 15-20 человек… А потом, как известно, еще долго пришлось пятиться на брюхе – до Москвы. Оставляя кровавый след. А решение всегда принималось простое, тяжелое, но правильное – выполнять приказ старшего командира. Посмотрите, какую важную роль играла данная высота в системе обороны. В дальнейшем, пришлось ее оставить. Только - по приказу, вместе с другими частями дивизии…
Подполковник закурил, сворачивая аккуратно карту. – Перерыв, разрешаю курить, - сказал он.
Курсанты начали доставать сигареты. Как правило, в поле на курсантов наваливается здоровый молодой голод. У многих в полевых сумках лежат сухари, предусмотрительно прихваченные в курсантской столовой, специально на случай полевого выезда. И они в коротком перерыве с упоением грызут эти твердые, чуть подгоревшие солдатские сухари, наполняя грохотом свою голову. Думают, не дай бог, принимать эти жуткие командирские решения: умирать, да так, чтобы не умереть! И при этом наносить решения на эту чертову карту. Как же удавалось это делать молодому командиру разведроты? Через что же пришлось пройти отцам? Восприятие прошлого сильно притуплено личным неучастием и ватой времени. Даже будущее - кажется более реальным, чем прошлое! Выпуск, блестящая офицерская карьера - в сильнейшей армии. Трудная, но почетная служба! И, главное - никакой войны и всяких там «умираний»! Вот только дермантин планшета, изрядно потрескавшийся от боевого лихолетья, притягивал взгляд, настойчиво и беззвучно внушал:
- И слава и смерть, сынки - всё было…, и всё - правда! И все может быть…
О том, что «может быть» - курсантам думалось неохотно, как о старческих болезнях.
Вьются синие табачные дымки меж шинелей, приятно щекоча ноздри. Хочется думать о чем-нибудь совершенно мирном, уже присутствующем в личном опыте, и поэтому в тысячу раз более осязаемом. О событиях, уже случившихся в жизни и превратившихся в приятные воспоминания…
Кто-то с оглядкой на подполковника начинает очень смешно рассказывать грубоватый армейский анекдот, после чего курсанты громко и до слез смеются, хватаясь за животы, показывая белые молодые зубы. Земля успевает прогреться за день. В шинелях можно даже присесть и прилечь на этот мягкий песчаный грунт с увядшей травой. Но уже зарождается прохладный ветерок, начинают еле слышно шелестеть высохшие стебли. Солнце клонится к западу, от земли начинает тянуть сыростью. Курсанты задумчиво посматривают: то на подполковника, то на видавший виды планшет его отца. В юных головах невольно зарождаются тревожные взрослые мысли, незнакомые и суровые…
***
«Вторая» чеченская кампания по бодрым сообщениям СМИ близилась к завершению. Чечня была «пройдена» федеральными войсками вдоль и поперек. Крупные бандформирования, бывшие на слуху последние несколько месяцев, частично уничтожены, частично рассеяны. В реальности конца нападениям боевиков из засад, «минной войне» – видно еще не было. Практически любое передвижение федеральных войск оканчивалось боестолкновением с противником – хорошо вооруженным и фанатичным, приобретшим опыт партизанской войны. Продолжала литься кровь. В Россию по-прежнему регулярно отправлялся «груз 200», а местные кладбища продолжали быстро прирастать свежими могилами. Слишком много скопилось непонимания и взаимной ненависти на этой земле, стучала в сердца пролитая кровь… И мстили - за погибших товарищей, за оплеванную державу. В ответ тоже мстили - за убитых родственников, разрушенные селения и разоренные очаги. Порочный круг. Чтобы круг этот не разрывался, враги нашей страны радостно и щедро вкачивали сюда миллионы долларов. На «большой земле» основная масса людей - на всём протяжении войны - плохо понимала, что все-таки происходит, в чем подоплека событий, почему военные так долго возятся с какими-то полуграмотными бандами, с этими вооруженными «уголовниками». Почему неприлично часто происходят резонансные военные трагедии с участием то элитных подразделений, то гибелью высших офицеров. Почему так бездарно воюют? Что делят? За что умирают?! Как и, главное, почему это началось? Почему удел одних – беспросветность и смерть, а удел других - куражиться над своим народом, над основами самого бытия; официально грабить собственную страну, совершать неслыханные по масштабам преступления и оставаться безнаказанными? В то время, как армия поливала кровью своих солдат Чечню, Москву ушатывало от масштабных - с фейерверками, круче, чем салют в День Победы, – непомерных торжеств, приуроченных к непонятным юбилеям и сомнительным датам. С экранов не сползали тошнотворные «звезды» отечественного шоу-бизнеса. Не прекращался пир среди чумы, этот разнузданный и скандальный шабаш «новых русских», чиновников, бандитов, новоявленных политиков - всей этой своры, ошалевшей от свалившейся на них власти денег и вседозволенности…
В обществе возникло много острых неприятных вопросов, на которые не было (и пока не могло быть!) внятных ответов - ни от СМИ, ни от власть предержащих. Да и общество всё больше напоминало получившего «передоз» наркомана .,., которого пинают пьяные менты. Государство деградировало, продажные журналисты нагло оплевывали прошлое великой страны (в которой их научили читать и писать слово «мама»), игнорируя очевидные исторические факты и элементарную логику, вовсе откинув понятие «совесть»…
***
Это была настоящая «высота». Гора! Высота, господствующая над местностью, с крутыми обрывистыми склонами, частично поросшими густым, почти непроходимым кустарником, который издали казался нежным зеленым бархатом. Бархат этот был напичкан противопехотными минами. Дорога наверх – серпантином. Под прицелом вражеских снайперов и гранатометчиков… И все же после короткой массированной обработки «градом» и смертоносной карусели, затеянной вертолетами огневой поддержки над вершиной, десантники взяли высоту. Бой был непродолжительный , но яростный и тяжелый. Связано это было с тем, что на пологой вершине горы располагалось заброшенное чеченское селение, умело превращенное боевиками в крепость. И обработка артиллерийским огнем здесь имела больше морально-психологический эффект, чем военный. Однако, несмотря на трудности, потери десантников были минимальными! Всё определили грамотные действия молодого командира десантников. В то время, как первая рота имитировала сорвавшуюся лобовую атаку с марша, сразу после подъема к вершине, вторая рота десантников почти по отвесным склонам зашла в тыл противнику. Третья рота, выступая в боевом охранении, «очищала» склоны по маршруту движения от кочующих засад.
Быстро смяв незначительный (не ожидали с этой стороны!) заслон, вторая рота ворвалась в неказистые улицы селения и неожиданно обрушила на противника плотный, сметающий огонь. Пока десантники, напрягаясь физически, форсировали крутой скальный подъем, по позициям боевиков, не давая им поднять головы, с закрытых позиций непрерывно работала усиленная минометная батарея. Огонь удачно корректировали с барражирующего неподалеку вертолета…Всё происходившее было достойно учебника – настолько методично и слаженно действовали подразделения…
Бой был завершен. Над селением и вершиной горы в отблесках огненного, тягучего заката медленно стелился черно-сизый дым, что-то смрадно догорало в развалинах. Остро пахло гарью и потом, который основательно пропитал камуфляж десантников. От обилия отработанных порохов во рту ощущался металлический привкус. Жирная земля, безобразно развороченная взрывами, тускло поблескивала в местах, отполированных гусеницами на развороте... Десантники первой роты не глушили двигатели боевых машин, и ко всему еще примешивался характерный едкий запах синих выхлопных газов от работающих на холостых оборотах дизелей. Около полусотни боевиков, взятых в плен, со связанными руками, понуро и кучно сидели на земле под дулами автоматов. Еще дальше, укладываемые в ряды, чернели трупы погибших боевиков. Их было много. Неподалеку десантники курили и деловито сортировали трофейное оружие и боеприпасы. С открытым задним бортом к ним подавал дизельный «Урал» с тентом. Барражировавший вертолет начал медленно снижаться, готовясь к посадке. Могучий грохот его двигателей перекрыл все другие звуки. При этом вихрь поднял из кустарника в воздух дохлых воробьев и тучу всякого другого мусора. Зависнув и стремительно рассекая лопастями воздух, вертолет, будто ощупывая грунт на прочность, осторожно приземлился и слегка просел брюхом.
- Совсем как беременная женщина, - невольно подумал командир батальона десантников, который только что руководил боем своих подчиненных.
Вертолет доставил командира десантного полка Юрия Петрова - крепкого сложения офицера в камуфляже. Командир батальона, приложив руку к головному убору, кратко доложил о результатах боя.
Вижу! Молодцы… Рад, что твое решение оказалось верным и единственно правильным, - сказал командир полка, - послушай мы этих умников «сверху» - до сих пор ползали бы по склонам этой горы, поливая их своей кровью. Мы выиграли время и сохранили людей. И это - благодаря твоей сообразительности и решимости!
Действительно, представитель вышестоящего штаба предлагал сутками «месить» высоту огнем, пока там оставался хотя бы один живой боевик. Ссылался на американские методики выигрывать бой на расстоянии – надо, мол, людей беречь! Ему казалось, что артиллерия, вертолеты и к ним пара эшелонов боеприпасов, которых хватило бы для взятия Берлина, превратят бой в увлекательное шоу, а там хватит и взвода пехоты, чтобы собрать трофеи. Никак не мог взять в толк, что времени – нет! Что боевики – в хорошо оборудованных укрытиях. Что им только и требуется выигрыш времени! А вот потом -придется положить немало людей в противоборстве с уцелевшими основными силами противника, упустив возможность ударить по их скоплению, дав возможность вырваться на оперативный простор.
- Ты в курсе, комбат, что командующий поставил задачу не дать уйти большой, организованной группе бандитов в Грузию. Уничтожить до того, как они, рассеявшись на мелкие группы, скроются в труднодоступных складках Главного хребта. Чтобы их оттуда выкурить, понадобится третья кампания! До сих пор было очень проблематично перехватить их на подходах. Весь наш полк, да и не только мы, - застряли возле этой высоты. Она господствует и является ключом к перевалу. Теперь основные их заслоны прикрытия сбиты, маршруты свободны, и нам сейчас ничто не препятствует встать на пути боевиков. Они сползлись со всей Чечни и думают, что удастся прорваться. Утром будут по воздуху переброшены наши соседи, займут господствующие высоты, мы с техникой тоже выдвигаемся завтра. По освободившемуся теперь маршруту вполне успеваем их запереть. Саперы уже плотно работают на дороге.
Командир батальона – смуглый, невысокого роста, пожал плечами:
- Товарищ полковник, решение принимал не просто так. Мы многому научились!
Полковник знал: разведчики, выполняя задачу, скрытно прошли по этому склону еще позавчера и, когда капитан докладывал свое решение, у них уже была точная информация о противнике. Решение родилось из полученных сведений о противнике. Но они не стали это афишировать перед офицером из вышестоящего штаба. Потому что хорошо знали его. Проведенная разведка сразу получила бы статус «безответственной самодеятельности». Результаты ее подвергли бы обструкции. Принятие решения было бы приостановлено до «разбора полетов», после того, как «наверх» прошел бы тенденциозный доклад. Таков был этот представитель. Объективная реальность. Представителя надо было воспринимать, как воспринимают непогоду – укрывшись под навесом…Так и поступили. Сказали, что будут утюжить высоту снарядами до тех пор, пока в живых там никого не останется. Потом пойдут собирать трупы и оружие боевиков…
- А еще, товарищ полковник, если бы вы не настояли на минометной батарее, все было бы «50 на 50», как и в первую кампанию…
- Да, было бы по Черномырдину - «хотели как лучше, а получилось как всегда…», - ладно, комбат! Готовься к завтрашнему дню. Раненых – в вертолет. Труп главаря тоже. Там уже ждут журналисты, не верят нашей информации. Считай, что представление на звание и орден уже в пути! Полк внизу заканчивает подготовку к маршу. Тыловики ждут вас.
Капитан хотел что-то возразить, но Петров остановил его жестом, - знаю, не отдохнули, тяжело. Но, если организованно совершите марш в лагерь, у вас еще будет время немного передохнуть. И не забудь про боевое охранение ! Вертолетчики вас тоже подстрахуют на марше. Обеспечу. Береги себя и людей. Война заканчивается, комбат…
- Спасибо, товарищ полковник! Подождите, у меня кое-что для вас имеется, – капитан оглянулся, кого-то подозвал. Я думаю, вас это заинтересует. Здесь документы, карты и прочее, что смогли собрать по горячим следам.… И он передал командиру полка объемистую сумку полевого командира, убитого в бою.
***
Подполковник Черемисин, командир артиллерийской бригады, в усталой позе сидел за столом в кузове своей штабной машины, курил и, приложив трубку к уху, по засовскому телефону привычно и нехотя слушал чьи-то указания, вставляя изредка:
- Есть, так точно. На рассвете…Получил. Выдал. Проверил. Да…Укомплектовались. Встречу… Да, в курсе…
Положив трубку, Черемисин раздраженно подумал: - какого черта ? Все уже готово к маршу, сами все проверяли несколько раз, даже умудрились строевой смотр провести. Неужели штабным больше нечем заняться?
Алексей Черемисин привык свою тяжелую командирскую работу всегда делать добросовестно и без оглядки на начальство. Он не выносил вмешательства в свои действия, показного контроля своего старшего артиллерийского начальника. К нему относился командир крайне неприязненно. За всю кампанию бригада практически не имел потерь в людях и технике. Лишь попали однажды под снайперский огонь боевиков при обустройстве лагеря, когда мотострелки, приданные бригаде в охранение, проявили беспечность, полагая, что боевиков здесь не должно быть. Не «прочесали» прилегающую местность, не оборудовали сигнальными минами. Под пулями погибли четверо солдат, тяжело ранило командира дивизиона…
У командира бригады (в который уже раз) начинало глухо и тяжело биться сердце и вскипать кровь, когда он вспоминал трагедию, произошедшую пять месяцев назад. Он проклинал войну, себя и тех, кто готовил в училищах таких вот офицеров, как этот старший лейтенант – командир мотострелков.
- «Грибник», твою мать ! – в сердцах подумал Черемисин.
Среди погибших солдат оказался Миша Тарутин, сын его старого товарища, с которым когда-то служили в Германии. Тарутин был командиром артиллерийского дивизиона, а Черемисин у него - начальником штаба. Жили в одном подъезде «командирского» дома. Дружили семьями. Служилось хорошо и легко (насколько службу можно назвать лёгким занятием). Дети тоже дружили. Потом армейская судьба развела в разные стороны. Тарутины заменились в Белоруссию, где и завершили службу, потом уехали в Подмосковье, на свою родину. Начальник штаба дивизиона Черемисин поступил в академию, окончил её, командовал артиллерийской бригадой. Вечный рок, тяготеющий над Россией, привел его вместе с бригадой в Чечню, на эту чертову войну. Для офицера был очевидным ответ на вопрос – что делать и что здесь главное? Сразу и твердо решил для себя, что надо просто профессионально делать свое военное дело и беречь изо всех сил людей. Однако судьба приготовила ему неожиданное испытание. Как в старых романах, он получил письмо от Тарутина (с ним изредка переписывались) о том, что скоро к нему прибудет Миша, которого призвали на службу после окончания кулинарного техникума и направили в Чечню. Тарутин смог устроить так, чтобы Миша попал в бригаду и оказался под надзором своего старого товарища. «Прошу тебя, - писал в письме Тарутин своему бывшему сослуживцу, - …по старой дружбе, побереги Мишку, ты же знаешь, он у нас - единственный, другого нет. Да и не может с ним ничего случиться, т.к. он окончил школу поваров. Будет тебе классную кашу варить! Он это умеет. Конечно, по службе – спуску не давай ему, хотя ты же помнишь его, он у нас не избалованный. Наверное, вспомнил Хазанова – «кулинарный техникум»? Не смейся, ну сам захотел он так! В техникуме – одни девки, и он - среди них. Попал в малинник. Мечтает стать шеф-поваром в каком-нибудь крутом ресторане. Я, конечно, отговаривал, но мать вступилась за него, говорит, мол сейчас это - даже очень. А с бабами сражаться – гиблое дело. Ну и махнул я рукой. Сейчас трудно понять, что у молодых в голове… От службы и от Чечни «отжать» его не смог, старый я дурак. Сказали, что нужны большие бабки (обнаглели суки, полный беспредел !). Я как услышал про деньги, сначала хотел морду набить, а потом подумал, что себе дороже выйдет – сунут в такое место, что не вернется. Зажал всю эту гордость в задницу и поил их три дня, лишь бы хоть что-то решили, в чем-то помогли…».
Миша готовил для офицеров и действительно классно варил кашу. Вообще его стряпня пришлась по душе офицерам бригады. Командир радовался, что Миша оказался хорошим солдатом. Служил он старательно. Пуля попала долговязому и худому Мише сзади в голову, снеся пол - черепа, когда он в солдатском термосе нес еду для группы офицеров и солдат, занятых срочным ремонтом боевой машины. Потом под огонь попали остальные…
Командир закрыл глаза и бессильно сжал голову руками. Что-то начинало стучать в висках, когда голову начинали сдавливать эти воспоминания. Поездка в Подмосковье…Командир полетел сам с «грузом 200». Старший артиллерийский начальник запретил ему в резкой форме поездку, т.к. начиналась интенсивная подготовка к крупным боевым действиям.
- Это - твоя бригада, ты - командир! Ты - отвечаешь за людей, ты - должен руководить подготовкой! - кричал в ярости старший начальник, - что я доложу командующему?!
- Знаешь, что? Я всё знаю, что я должен – перейдя на «ты», командир тяжело посмотрел на полковника, который в крайнем возбуждении бегал по дощатому настилу палатки, в которой кроме них никого больше не было, - а ты, товарищ полковник, шёл бы на …, - и он сочно конкретизировал полковнику своё душевное состояние.
- Что, под трибунал меня? Уволишь? Давай! Иди сам и командуй бригадой, умник, а то что-то много ты мне советов даешь, да всё тупых и бессмысленных. А, главное, таких, что твоя персона, чуть что случись - всегда в стороне. Командующий просто не в курсе твоих «стратегических» указаний. Я же знаю, всю твою карьеру насквозь, засранец! Тебе и батарею бы не доверил… За меня остаётся заместитель. Справится! Когда вернусь, напишу рапорт. Хватит! Я все решил…
Он принял решение нарушить этот неправедный приказ и полетел. По-другому поступить он не мог.
Беда не приходит одна. В этой истине Черемисин убедился быстро. Во время тяжелых похорон у Тарутина, казавшегося еще крепким мужиком - не выдержало сердце. Его прямо с кладбища увезла машина «скорой помощи» - с сердечным приступом. Через день он, почерневший от горя, умер в слезах, которые не останавливаясь стекали по его небритым, багрового цвета щекам…На лице его осталась гримаса глубокого страдания…
Командир никак не мог забыть жуткого мгновения, когда они в подмосковном аэропорту встретились с Тарутиным взглядами в этой тягостной обстановке сырого бесприютного зимнего вечера. Взгляд сослуживца был даже не укоряющим – кричащим, бьющим наотмашь и одновременно таким беспомощным, безнадежным, что Черемисин, бывалый командир, на время лишился дара речи – горло сжало, сердце стало падать. Офицер, стоявший рядом, хотел его поддержать, но командир отвел его руку. Они с Тарутиным крепко и надолго обнялись: командир почувствовал, как тело отца сотрясают редкие и тяжелые рыдания, сдерживаемые и захлебывающиеся.
- Лёша, хочу умереть, - только и услышал от Тарутина командир.
Сзади молча, опустив голову, стояла Татьяна –жена Тарутина. От сжигавшего её горя она была, как говорится, никакая. Высокая, крупная, статная женщина сникла совершенно. Черемисин помнил ее блестящие темные волосы, которые кудрями всегда эффектно ниспадали на ее плечи. Теперь волосы эти, неопрятно выбивались из под сбившегося черного платка - совершенно седые. Руки с набухшими венами висели безвольными плетьми… Татьяна очень тяжело, прерывисто, дышала. От нее пахло лекарствами.
А однажды на фугасе подорвалась боевая установка во время марша. Взрыв был такой силы, что весь расчет погиб мгновенно, машину просто разорвало на части... Только вот решение на марш без инженерной разведки принимал не он, а его молодой заместитель, необстрелянный, только прибывший из академии «дикорастущий» (как называли быстро «щемящихся» по службе офицеров) майор. Хотел упредить замысел старшего начальника, нанести удар по боевикам из засады. Погубил и себя, и других … Но от этих вроде оправдывающих обстоятельств - ничуть не легче… Ведь в принципе можно было предвидеть. Упредить негативные последствия - сразу после беседы со своим новым замом, ведь чувствовалось в нём какое-то мальчишество, совершенно здесь неуместное... Или, только мельком взглянув на девственно пустую рабочую карту безалаберного старшего лейтенанта – командира мотострелков…
От неприятных мыслей отвлек стук - часовой снаружи стучал по открытой двери КУНГа и, заглянув, доложил о прибытии офицеров.
- Уже здесь?! – подумал артиллерист с волнением. Он уже знал, что командир десантного полка – его однокашник, с которым они не виделись много лет.
- Я встречу! - сказал командир часовому.
Артиллерийская бригада стояла у подножия высоты, где сегодня шел бой на вершине. Черемисин недавно принял доклад у командира минометной батареи о том, что задачу тот выполнил и возвращается вниз вместе с десантниками. Бригаде была поставлена задача: завтра совместно с десантным полком совершить марш и занять боевые позиции в готовности прикрыть огнем действия десантников при уничтожении остатков бандгрупп, не дать им прорваться и уйти дальше в горы.
Артиллеристы еще в первой половине дня выполнили все необходимое: сформировали походные колонны, дозаправили технику, пополнили боезапас до установленного, организовали боевое охранение… После обеда Черемисин собрал свой штаб и командиров подразделений в штабную палатку, которую решили свернуть в последнюю очередь, и подробно остановился на предстоящих действиях, на марше, особо упирая на организацию связи и взаимодействия с десантниками…
Подполковник быстро спустился по лесенке из машины. Поодаль монотонно стрекотал бензиновый агрегат, обеспечивая освещение и питание дежуривших в сетях радиостанций. Выбравшись через проем из маскировочного шатра, скрывавшего машину, вгляделся в темноту и …тут же попал в крепкие объятия своего товарища.
***
Через некоторое время, отдав все необходимые распоряжения, и отпустив группу прибывших офицеров, они уже сидели в штабной машине. За окнами уже стемнело, дверь закрыли, маскирующие шторки на окнах КУНГа опустили. На столе была разложена нехитрая полевая закуска; извлечена из сейфа и откупорена бутылка качественной водки…С интересом разглядывая друг - друга, с удовлетворением выяснили, что на завтрашний день нерешенных вопросов в организации взаимодействия – нет, похвалили свои штабы, выпили. Начался неторопливый разговор двух офицеров. Слегка захмелев от усталости и выпитой водки, они вспоминали былые дни, товарищей, рассказали друг – другу о пройденном пути, о встречах с однокашниками. О планах. Если в молодости они говорили бы до утра, перебивая один другого от переполняющих впечатлений, то сейчас были немногословны. Многое им было и так ясно – жизнь научила «читать между строк». Спорить тоже было не о чем. Они были полные единомышленники. Больше размышляли вслух. О себе, о своих детях. О судьбах страны и армии. Сошлись во мнении, что ситуация крайне удручающая, но конечно же - не безнадежная. Бывало в стране и хуже…
- А ты знаешь,- сказал вдруг Петров, - я тебе одну вещь хочу показать!
Он подтянул к себе большую добротную сумку, камуфлированную, сделанную из грубого материала. Недолго покопавшись там, извлек старый от времени планшет. Такой планшет Алексей Черемисин видел только один раз в своей жизни.
- Узнаешь?! – с неким торжеством спросил Петров.
- Это же…Нет, не может быть!- воскликнул Черемисин.
- Конечно, не может быть. Это, пожалуй, точно такой же, но совсем другой планшет. И содержимое его другое. Но ты, Лёша, обрати внимание на эти две карты !
Перед тем, как прибыть в КУНГ к однокашнику, Петров успел в штабной палатке артиллеристов посмотреть на содержимое сумки боевика. Все было как обычно. Видеть такое ему приходилось. Но вот этот планшет!
Десантник извлек из планшета две карты. Одна была старая, военная. Красным и синим цветом выгибались, соприкасались и перемещались сложным узором линии переднего края, помеченные датами «на…», границы секторов обстрела упирались в ориентиры, рубежи развертывания, опорные и командные пункты … Врезавшаяся когда-то в память курсантам своей тщательностью и реальностью, боевая обстановка, дышавшая через годы далекой войной. Только рабочая карта принадлежала не командиру разведывательной роты, а командиру стрелковой роты ст. л-ту Тарамову Т.Х. , как можно было понять из сохранившейся блеклой надписи внизу. И ландшафт был другой - горный, Северного Кавказа. Вторая карта - современная - принадлежала погибшему боевику.
- Ты присмотрись, присмотрись повнимательнее, Лёша! – говорил Петров.
- Да здесь же наши войска! Все наши позиции нанесены, как в классе тактики, - удивился артиллерист. – Вот моя бригада, а вот твой полк! И номера правильно указаны. Даже фамилии некоторых командиров подразделений, сукин сын, нанес. Посмотри – даже наши минные поля нанесены и маршруты нашего вероятного движения. А вот – вертолетчики, вот наши тылы…
- Теперь ты понимаешь, Лёша, что этот полевой командир, кстати, его фамилия тоже Тарамов, окончил наше военное училище, помнит науку преподавателей тактики, совсем не дурак и, что его отец – фронтовик и защищал Кавказ от немцев?
- Да, Юра, - наливая водку в кружки,- говорил Черемисин, - разведка действительно поставлена хорошо. У них слишком много информации о нас. Время сложное и дурное, -вздохнул Черемисин.
Сын старого, наверняка уважаемого фронтовика, окончивший наше училище, носит с собой по горам как память об отце его боевую карту. Воюет против нас! Убивает наших солдат и офицеров. Сам погибает от нашей пули. Отец, судя по его карте, был толковым командиром. Жив ли он ? Или тоже умер от старых ран. Или же мы сами где-нибудь накрыли его в собственном доме снарядом. Может, погиб в Грозном под завалами… А, может быть, жив еще и тогда ему придется хоронить своего сына…О чём он будет думать над его могилой?
- Да, чекисты разберутся,- задумчиво сказал командир десантного полка. – Пожалуй, эту карту фронтовика я заберу себе. Покажу нашим ребятам. Кстати, ты не забыл, что в следующем году – юбилей нашего училища?! Решили собраться. Как ты?
- Сделаю всё возможное! Ну, давай еще по одной накатим…И пойдем отдыхать. Осталось всего три часа до начала марша…
|
