CIRCULUS VITIOSUS*
1.
Конрад спешился и, закинув поводья на луку седла, нежно похлопал храпящую и нервно переступающую копытами лошадь по шее.
– Спокойно, Ромашка. Мне и самому здесь не нравится, но ты же знаешь: работа есть работа и никто, кроме нас, ее не сделает.
Лошадь мотнула головой, словно соглашаясь, и замерла, хотя ее все еще сотрясала легкая дрожь возбуждения. Конрад и сам ощущал нечто похожее, и его чувства, напряженные до предела, буквально требовали, чтобы он садился обратно в седло и бежал прочь из этого места со всей возможной скоростью. Но он не двигался, по опыту зная, что так бывает всегда, когда он выходил на Охоту, и все пройдет, как только он начнет действовать. Однако Конрад не торопился, внимательно изучая место этого действия, а в таком деле обостренное восприятие только играло ему на руку.
А место, надо сказать, было препаршивое. Давно ему не приходи-лось охотиться в столь неблагоприятных обстоятельствах, и нехорошее предчувствие давило ему на сердце, мешая сосредоточиться. Однако ни один охотник никогда не разрывал Контракт, доводя работу до того или иного конца, и Конрад не собирался нарушать эту традицию. Особенно после всех тех усилий, которые он приложил для получения этого кон-кретного Контракта.
Разозлившись на себя за свое малодушие, Конрад что было сил хле-стнул себя ладонью по лицу, словно пытался болью заглушить голос ра-зума, и это, как ни странно, ему удалось. Встряхнув головой, прогоняя непрошеные слезы, Конрад еще раз окинул округу внимательным взглядом и еще раз недовольно поморщился.
Да, первое впечатление его не обмануло. Место действительно пре-паршивое. Просто хуже и быть не может.
Руины.
Древние, как само Время, и столь ветхие, что было решительно не-понятно, какая сила все еще удерживает их от полного разрушения. Во всяком случае, честного слова давно канувших в Лету строителей для это-го было явно недостаточно. Как и крепости раствора, уже столетия назад обратившегося даже не в песок, а в пыль. Однако, несмотря на это, камни сооружения – замка? монастыря? – упорно продолжали цепляться друг за друга, наплевав не только на стихию, но и на здравый смысл.
*Circulus vitiosus (лат.) – порочный круг
Впрочем, устойчивость здания волновала Конрада сейчас меньше все-го и, неопределенно хмыкнув, он сосредоточился совсем на другом. А конкретно на кладбище, чьи покосившиеся, успевшие уйти в землю чуть ли не на половину кресты выглядывали из-за левого угла старинной по-стройки, словно в свою очередь разглядывая – и изучая – непрошеного гос-тя. Вот без этого соседства Конрад мог бы легко обойтись, и эта-то бли-зость места упокоения от места предстоящей работы и служила источни-ком его раздражения и тревоги, если не сказать страха.
И Конрад, никогда не боявшийся признаваться самому себе в своих слабостях, сказал это, сразу испытав необычное облегчение. Да, он дейст-вительно боялся, и на это у него были весьма веские и серьезные основа-ния, не имевшие ничего общего с суеверным страхом перед мертвыми простого обывателя. Ибо Конрад доподлинно знал, на что способны эти мертвые, когда над ними брал контроль кто-нибудь действительно сведу-щий в этом деле.
А учитывая, КЕМ являлся объект его Охоты, Конрад ни секунды не сомневался в его исключительном мастерстве на данном поприще.
Пытаясь отвлечься от мрачных мыслей, Конрад оглянулся и бросил взгляд на медленно, но верно опускающееся солнце, успевшее уже кос-нуться неровной полосы дальнего леса. Еще час – и станет совсем темно, только свет бесконечно далеких звезд будет прорезать непроглядный мрак.
Тогда-то, через час, и начнется сама Охота.
Вздохнув, Конрад вновь повернулся к Ромашке и принялся развязы-вать ремни седельных сумок.
– Бог в помощь, – совсем не вовремя раздался за его спиной голос, который Конрад хотел сейчас слышать меньше всего на свете, и, мыслен-но чертыхнувшись, охотник опустил сумки на землю и медленно повер-нулся.
– Что тебе надо, Преподобный? – глядя на остановившегося в не-скольких шагах от него человека снизу вверх, процедил Конрад. – Мы, вроде, все уже обсудили в магистрате.
– О, насчет этого не волнуйся, – непринужденно рассмеялся пришелец и легко спрыгнул со спины своего пегого мерина. – Я приехал вовсе не за тем, чтобы отговаривать тебя от этого Контракта или перехватывать его у тебя.
– Тогда зачем ты здесь? – не пытаясь скрыть неприязни, но все же с легким налетом интереса посмотрел на него Конрад. Тот, кого он назвал «Преподобным», неторопливо прошелся взад-вперед, разминая ноги. Не-смотря на данное ему охотником прозвище, он не был священником, хотя и носил коричневую, до пят, сутану, подпоясанную веревкой, за которую были засунуты янтарные четки, украшенные янтарным же крестом. Высо-кий – едва ли не на голову выше Конрада, который и сам не был коро-тышкой, – широкоплечий, он скорее производил впечатление бывшего сол-дата, не утратившего своей физической формы, чем духовника. Выгляды-вавшие из широких рукавов сутаны большие костистые руки также каза-лись больше привычными к мечу, нежели к книге, а глаза – светло-серые, отливавшие бледной осенней голубизной, – были так пронзительно холод-ны, что при одном лишь взгляде на них становилось окончательно ясно, что перед вами – профессиональный убийца.
И это чувство ничуть не умаляло то обстоятельство, что при нем не было никакого – по крайней мере, видимого – оружия.
– Я уже говорил тебе, – негромко произнес он, останавливаясь напро-тив Конрада, – что то, с чем тебе предстоит иметь здесь дело, не обычный упырь или волкодлак, а нечто гораздо более серьезное. К нему нельзя подходить с обычными мерками охотника за нечистью, это заблуждение может стоить тебе твоей жизни.
– Да. Но это моя жизнь, и мне решать, когда, как и за что ее отда-вать, – угрюмо ответил Конрад. Его собеседник спокойно кивнул.
– Вот в этом ты прав. И я хочу всего лишь посмотреть на то, как ты будешь это делать, чтобы, когда придет моя очередь, не допустить твоих ошибок и – в отличие от тебя – остаться в живых.
Конрад равнодушно пожал плечами.
– Поступай как знаешь, только не путайся у меня под ногами, когда я примусь за дело.
– Как скажешь, – примиряюще поднял ладонь Преподобный. – Вмеши-ваться в твою работу у меня нет никакого желания. Я просто посижу в сторонке и понаблюдаю за тобой, если, конечно, ты не против этого.
Конрад был не против. Кодекс охотников не запрещал им вершить свое ремесло при свидетелях, как то было принято у колдунов и друидов, ревностно охранявших свои секреты от посторонних. В работе же охотни-ков никаких секретов не было, а значит, и скрывать им было нечего. Ну, или почти нечего, однако непосвященным все равно не дано было этого понять, только лишь наблюдая за действиями охотника.
Развязав клапаны седельных сумок, Конрад начал спокойно доставать из них множество флаконов всевозможных форм и размеров и расставлять их в определенном, ясном только ему одному, порядке на плоском камне, составлявшем когда-то часть привратной арки, а теперь мирно белевшем в придорожной траве рядом с десятком своих собратьев. В последнюю оче-редь Конрад извлек небольшую деревянную шкатулку и с заметной осто-рожностью поставил ее не на камень, а рядом, предварительно убедив-шись, что поверхность земли в этом месте лишена каких-либо неровно-стей. Закончив на этом приготовления, охотник опустился перед камнем на колени и на некоторое время застыл, прикрыв глаза и беззвучно шепча про себя необходимые для активации снадобий формулы, которые некото-рые неучи предпочитали называть заклятиями.
Преподобный, как и обещал, не мешал ему, действительно усевшись на кочку неподалеку и вперив в охотника любопытный взгляд, буравящий его спину и отслеживающий все его движения. Под этим взглядом Конрад непроизвольно подтянулся, а все его жесты приобрели плавность и разме-ренность, словно он вершил не давно ставшую рутинной работу, а некий таинственный ритуал, немного вычурный, но от этого делавшийся только более значительным.
Протянув руку, охотник взял первый флакон и, с некоторым трудом выдернув тщательно притертую крышку, приблизил его к губам. В нос ударил резкий кисловатый запах, от которого перехватывало дыхание, од-нако Конрад, ни секунды не колеблясь, запрокинул голову и залпом вы-пил содержимое флакона, все до последней капли. На минуту он замер, прислушиваясь к происходящим внутри него изменениям, после чего по-ставил порожнюю емкость на место и взял следующую.
– Декокт мандрагоры? – тоном знатока поинтересовался Преподобный, и Конрад вновь застыл, на этот раз от неожиданности: считалось, что со-став снадобий, используемых охотниками, не способен разгадать никто из смертных, не прошедших соответствующую подготовку. А Преподобный продолжал, как ни в чем не бывало:
– Сильное средство. А что теперь? Настойка корня календулы?
– Откуда ты?.. – начал было Конрад и замолчал, не узнав свой голос, ставший вдруг неприятно скрипучим, словно по пути от голосовых связок к губам ему пришлось продираться сквозь неимоверно густые заросли терновника, усеянного крепкими шипами размером с ладонь. Однако Пре-подобный досказал за него.
– Откуда я знаю тайну ваших составов? Это просто, ведь я когда-то сам был охотником.
Конрад резко оглянулся, недоверчиво уставившись на своего собесед-ника.
– А разве можно покинуть орден?
– Как видишь, можно, – развел руками Преподобный. – В любом дого-воре всегда существует какое-нибудь упущение, лазейка, способная стать твоим пропуском на свободу. Я такую лазейку нашел.
– А я – нет, – угаснув, подытожил Конрад и, отвернувшись, вернулся к прерванному занятию.
Содержимое второго флакона оказалось маслянистой жидкостью ко-ричневого цвета, от горечи которой сводило скулы и все лицо немело, словно становилось деревянным. Однако Конрад даже не поморщился, по-зволяя горечи проникать все глубже и глубже в его организм, за годы ученичества и практики успев привыкнуть к отвратительному вкусу охот-ничьих снадобий, призванных мобилизовать скрытые резервы его тела и высвободить их, когда придет время. Это было залогом выживания, а ради этого стоило потерпеть любой дискомфорт.
Третий флакон, четвертый… седьмой. После восьмого Конрад уже перестал замечать хоть какой-нибудь вкус, его дыхание и сердцебиение замедлились, а зрачки расширились, заполнив не только радужку, но и бе-лок. Теперь он был способен различить даже иголку в стоге сена, распо-ложенном в паре сотен шагов от него, и услышать скрежет коготков мы-ши, крадущейся по подвалу находящихся перед ним развалин.
Опорожнив последний флакон, Конрад поставил его рядом с осталь-ными и медленно, будто нехотя, протянул руку к шкатулке. К этому вре-мени стало почти совсем темно, однако сейчас отсутствие света не имело для Конрада никакого значения. Уверенно нажав на скрытые пружины, замыкавшие хитроумный замок, он с невольным трепетом поднял крышку и, помедлив краткое, едва уловимое мгновение, извлек из шкатулки ее со-держимое. Последний ингредиент, завершающий трансформацию и делаю-щий охотника почти неуязвимым, однако обладающий столь страшными и непредсказуемыми побочными эффектами, что его применение было раз-решено Уставом ордена только в самых крайних случаях.
В таких, например, как этот.
Осторожно развернув зажатую в ладони тряпицу, Конрад, затаив ды-хание, уставился на крошечный, с ноготь мизинца, кусочек серого вещест-ва, скрывавшийся в ней. Элагабал, или Философский камень, которым гре-зили все без исключения алхимики от Лондона до самого Шираза, даже не представляя себе, чем он является на самом деле. Сглотнув, Конрад свернул тряпицу обратно и медленно, до крайности аккуратно, раздавил Элагабал между пальцами, превращая его в мелкий порошок.
– Ты уверен, что тебе это нужно? – тихо произнес Преподобный.
– Ты сам сказал, что меня ждет встреча не с обычной нечистью, а с чем-то несравненно большим, – также тихо ответил охотник. – Так что для победы мне потребуется все, что есть у меня в арсенале, включая и это.
Больше не отвлекаясь, он вновь развернул тряпицу и, поднеся ее к лицу на раскрытой ладони, коснулся лежащей в ее складках горсточки се-рого порошка кончиком языка. Несмотря на пытку снадобьями, Конрад все же сумел распознать вкус Элагабала, напоминавший смесь сажи с корицей. А потом ему стало не до вкуса этого самого дорогого, хотя и не самого изысканного кушанья на свете, ибо свет этот, и без того едва различимый, померк для него окончательно.
Пронзенный невероятной, немыслимой болью, охотник выгнулся ду-гой, едва не достав затылком собственных пят – и рухнул, сотрясаясь в диких неконтролируемых конвульсиях. Он чувствовал, как ломается, распа-дается на части все его тело, как рвутся и перемешиваются все его преж-ние связи и как само мясо отделяется от костей, уступая место чему-то новому, неведомому ему доселе. И это новое повергало его в такие пучи-ны ужаса и страданий, что перед ними сам ад казался не более чем вос-кресным отдыхом на природе.
А уж что такое ад, Конрад знал не понаслышке.
А потом внезапно все закончилось, и Конрад затих, наслаждаясь не-реальной легкостью и силой, окутавшими его теплым и нежным, как руки любимой, коконом, прочнее которого не существовало ничего на всей Земле.
– Ну, и как? Стоило оно того? – поинтересовался Преподобный, за все время трансформации не проронивший ни звука.
– О, да! – восторженно выдохнул Конрад, постепенно осваиваясь со своими новыми ощущениями и возможностями, сделавшими его, пусть и на время, равным самому Богу. И это не было самообманом. Он действи-тельно был теперь почти всемогущим и мог, если бы захотел, взлететь подобно птице в недостижимую высь – или нырнуть на дно самой глубо-кой океанской впадины, смести с лица Земли горную цепь – или воздвиг-нуть башню, по сравнению с которой Вавилонская казалась бы жалким пигмеем. Вся грандиозная, пугающая своей бесконечностью вселенная рас-пахнулась перед ним в этот момент во всю ее необъятную, неизмеримую, непознаваемую ширь, покорная и томная, как женщина, жаждущая любви. И он был сейчас единственным владыкой ее, затмив на этот миг сам Не-бесный Престол.
Громко расхохотавшись, Конрад сгруппировался – и одним прыжком встал на ноги, почувствовав, как под ним вздрогнула и тяжко закачалась земная твердь. Вдохнул полной грудью – и резко выдохнул, породив на-стоящий вихрь, с корнем вырвавший дуб, что вот уже двести лет непоко-лебимо стоял на поле в полумиле от дороги. Поднял каменный обломок – и раздавил его в пыль, без малейшего напряжения сжав удерживавшие его пальцы в кулак.
Глядя на все им содеянное, Конрад задумчиво вытер испачканную ладонь о штаны и неопределенно хмыкнул. Теперь он знал, что почувст-вовал Люцифер, когда ему приказали преклонить колени перед таким ни-чтожным созданием, как человек. Ибо теперь Конрад сам перестал быть человеком, став демоном.
«Idem per idem» – любил говаривать в таких случаях его наставник, професс четвертого обета отец-иезуит Доминик. «Подобное – подобным». И это была истинная правда, поскольку демона мог победить только другой демон, а нынешним противником Конрада и являлось одно из этих су-ществ, порожденных Бездной для устрашения всего рода человеческого.
А конкретно сам Князь Тьмы Вельзевул.
«Повелитель мух».
Конрад перевел взгляд на лежащие перед ним руины и недобро ус-мехнулся. Время Охоты пришло.
2.
– Тихо, Ромашка, не бойся. Хоть в это и трудно поверить, но все же это еще я, – тщательно контролируя свой новый голос, так и норовивший сорваться на львиный рык, сказал Конрад. Лошадь, кося на него бешеным взглядом, ему явно не верила, но и убегать не спешила, смущенная ласко-вым тоном, столь обычным для ее хозяина, каким она его знала прежде. Старательно улыбаясь и не забывая молоть всякую чушь, Конрад сделал еще один крохотный шаг вперед – и, внезапно рванувшись, крепко схватил кобылу за удила, в корне пресеча ее попытку встать на дыбы.
– Умница, девочка, – ободряюще похлопав Ромашку по шее, облег-ченно выдохнул охотник и двинулся вдоль ее тела к седлу. Ромашка не шелохнулась, то ли признав его, наконец, то ли смирившись со своей уча-стью, какой бы она ни была. А Конрад, мгновенно выбросив эту пробле-му из головы, уже отстегивал подпругу, освобождая прикрепленный под седлом длинный и узкий сверток из грубой дерюги. Достав его, охотник закрепил подпругу обратно и принялся нетерпеливо развертывать этот сверток, словно то был долгожданный подарок на Рождество.
– Хороший меч, – оценил результат его стараний Преподобный.
– Лучший в своем роде, – с нескрываемой гордостью, причем вполне заслуженной, поправил его Конрад, любуясь прямым, полированным до зеркального блеска клинком, на котором ближе к эфесу был выгравирован всем известный девиз иезуитов.
Ad maiorem Dei gloriam.
К вящей славе Господней.
А чуть дальше и шрифтом помельче значилось: In hoc signo vincea – сим победишь.
– Постараюсь, – чуть слышно произнес в ответ на сей призыв Конрад. И украдкой вздохнул, сам не до конца веря в это.
– Теперь ты готов, – с какой-то непонятной обреченностью в голосе сказал Преподобный, констатируя очевидный факт. Конрад, не оборачива-ясь, кивнул.
– И не передумаешь?
– Рубикон перейден, и мосты сожжены, – с горькой усмешкой про-декламировал охотник. – Так что теперь отступать мне просто некуда… да и незачем.
– Что ж… – вздохнул Преподобный, смиряясь с неизбежным. – Удачи тебе.
– Удача здесь не при чем, – покачал головой Конрад. – Хотя и она лишней не будет. Ну, не поминай лихом, если что.
– Не буду, – пообещал ему Преподобный. Конрад наконец-то оглянул-ся, удостоив своего незваного спутника долгим взглядом, в котором сме-шивались нескрываемый интерес – и искренняя благодарность за участие.
– А знаешь, я в тебе все-таки ошибался. И я рад признаться в этом, поскольку нечасто встретишь человека, способного стать хорошим другом.
– Ты меня просто еще не знаешь, – чуть смущенно хмыкнул Препо-добный.
– Надеюсь, у меня еще будет время исправить это, – открыто улыб-нулся ему Конрад, забыв, что оскал демона мало подходит для выражения дружбы.
– Сомневаюсь, – пожал плечами Преподобный, и его глаза внезапно вспыхнули яростным желтым огнем, а сутана на спине распалась, высво-бодив пару огромных кожистых, как у летучей мыши, крыльев.
– Вельзевул?! – не веря своим глазам, выдохнул Конрад, невольно по-пятившись. Тот, кого он совсем недавно называл – в шутку – Преподобным, вернул ему его улыбку, больше похожую на хищный оскал волка, и с достоинством произнес:
– Баал-Зебуб, если позволишь. В конце концов, надо знать истинное имя того, с кем ты собираешься сражаться. Хотя, видит Небо, я пытался избежать этого. Контракт же был практически у меня в руках, когда поя-вился ты и все испортил. А ведь я почти уже убедил лорда-мэра в том, что здесь легко можно обойтись без охотников.
– О, да! – саркастически фыркнул Конрад, успевший за это время прийти в себя. – В магистрате ты действительно был чертовски убедите-лен, даже меня тебе почти удалось склонить на свою сторону.
– Жаль, что не до конца, – совершенно искренне вздохнул Баал-Зебуб. – Тогда бы нам не пришлось меряться сейчас силами, пытаясь отправить друг друга в Преисподнюю.
– Я тебе не друг, – сказал, словно выплюнул, Конрад и, воздев перед собой свой меч рукояткой вверх, раскатисто произнес: – Te, Deum, laudamus…
– Распятие? – удивленно и одновременно насмешливо хмыкнул демон. – Ты что, всерьез полагал сразить меня этой дешевкой?
– Нет, – обрывая чтение молитвы, честно признался Конрад. – Однако попробовать все же стоило.
Баал-Зебуб снял с пояса свои четки и, подняв их повыше, показал свисающий с них крест.
– Распятие, что бы там про него не говорили, только символ веры, но не сама вера. И, как символ, оно лишено какой бы то ни было силы, а соответственно, и власти надо мной, оставаясь всего лишь кусочком об-работанного дерева, металла или, – он демонстративно подбросил в руке свои янтарные четки, – камня. Кому, как не охотнику, знать это?
– А я и знаю, – пожал плечами Конрад, ничуть не смутившись. – Мне было просто интересно, знаешь ли это ты?
Ответить на этот вопрос, граничащий с оскорблением, Баал-Зебуб не успел: не дожидаясь слов демона, Конрад устремился в атаку, обрушив на врага град сокрушительных ударов, каждый из которых, достигни он цели, стал бы для демона последним.
Однако Баал-Зебуб не был захвачен врасплох. Мгновенно закрывшись одним из крыльев, оказавшихся на поверку крепче стали, демон крутанул-ся всем корпусом, уходя с линии этой атаки, и тут же атаковал сам. За-быв о нападении, Конрад был вынужден уйти в глухую защиту, едва ус-певая отражать стремительные выпады своего противника, бывшего, каза-лось, везде – и нигде. Неуловимый и смертоносно быстрый, он возникал в самых неожиданных местах, и только подхлестнутая снадобьями и Элага-балом реакция спасала еще охотника от мгновенной гибели. А учитывая крепость и величину когтей Баал-Зебуба, высекавших из меча Конрада яр-кие искры при каждом их столкновении, гибель эта была бы совсем не безболезненной.
– Зря ты это затеял, – не прекращая наносить удары и ни на йоту не замедлившись, произнес Баал-Зебуб. – Разве твой професс не учил тебя вы-бирать врагов твоей весовой категории?
– А кто сказал, что я слабее тебя? – стараясь не сбить дыхание, спросил Конрад.
– Наш бой, – умудрился пожать плечами демон, не прерывая атаки. – Если бы это было не так, то я бы уже давно провалился в Тартар.
– Я… просто… разогреваюсь! – с расстановкой сказал Конрад и, вне-запно и совершенно неестественно извернувшись, сумел-таки достать сво-его врага. Баал-Зебуб зашипел и отпрянул, недоверчиво глядя на рассечен-ную у него на груди сутану, начавшую быстро пропитываться чем-то ядо-вито-зеленым, слабо светившимся в окутывавшем их сумраке, словно гни-лая деревяшка.
Не давая ему времени опомниться, Конрад рванулся вперед и с си-лой вжал острие своего меча в ямку между его ключиц, едва не пронзив ему горло насквозь. Только после этого охотник позволил себе немного расслабиться и полюбоваться на дело рук своих.
– Кровь демона? – склонив голову на бок, заинтересованно изрек он. – Мне рассказывали об этом, но, честно говоря, воочию я ее вижу впервые.
– У тебя сейчас точно такая же, сынок, – огрызнулся Баал-Зебуб, за-стывший как соляной столб и даже не пытавшийся унять кровотечение, становившееся все обильнее.
– Возможно, – равнодушно пожал плечами охотник. – Вот только вскрывать себе вены, чтобы убедиться в этом, мне что-то не хочется. К тому же, как только закончится действие Элагабала, я вновь стану челове-ком, и моя кровь вновь станет такой же, как прежде – красной.
– А вот на это я бы на твоем месте не рассчитывал, – криво усмех-нулся Баал-Зебуб.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Конрад.
– Ты, правда, не знаешь? – с сочувствием, выглядевшим странным для того, чья жизнь висела в буквальном смысле на волоске, посмотрел на не-го демон. И тут же ответил сам себе, осторожно, чтобы не порезаться, покачав головой: – Впрочем, чему я удивляюсь. Ведь в этом мире меняется все, кроме человеческой подлости и глупости.
– О чем ты говоришь? – настойчивее повторил Конрад.
– Разве тебя никогда это не удивляло? – вопросом на вопрос ответил Баал-Зебуб. – Тысячу лет с так называемой нечистью боролась Святая Ин-квизиция. Потом, когда она исчерпала все свои возможности, полностью дискредитировав себя пытками и массовыми аутодафе, знамя этой борьбы перенял орден иезуитов, наводнивший всю Европу своими коадъюторами – охотниками. А нечисти, несмотря на столь тотальное ее преследование и уничтожение, меньше почему-то не стало. Тебя действительно это никогда не удивляло? А, охотник?
– Пытаешься заговорить мне зубы? – не слишком уверенно усмехнул-ся Конрад. Баал-Зебуб отрицательно взмахнул рукой, тут же побледнев от боли, рожденной этим неосторожным движением, и прикусив клыком нижнюю губу.
– Я просто пытаюсь восполнить пробелы в твоем образовании и от-крыть тебе глаза на истинное положение дел.
– И в чем же оно состоит, по-твоему?
– Idem per idem, – отозвался Баал-Зебуб, заставив Конрада вздрогнуть от неожиданности. Заметив его реакцию, демон с некоторым усилием улыбнулся. – Знакомый принцип, не так ли? Наверняка твой професс не раз повторял его, натаскивая тебя в твоем ремесле. Когда-то, чуть более ста лет назад, я сам проповедовал его со всем пылом и горячностью, на которые способна только молодость, пока судьба не столкнула меня – тако-го пылкого и такого горячего охотника… вроде тебя – лицом к лицу с тем, кого европейцы привыкли называть Вельзевулом. И пока я сам не занял его место.
– Но… как?! – только и сумел вымолвить потрясенный Конрад.
– Я убил его, – просто, как о чем-то само собой разумевшемся, ска-зал Баал-Зебуб. – Ведь это была моя работа, и я прекрасно выполнил ее. Однако в результате я стал Вельзевулом – демоном, чью кровь мне дове-лось увидеть.
– Я… не… верю, – выдохнул побледневший, как полотно, охотник.
– Я тоже не сразу поверил в это, – кивнул Баал-Зебуб. – Я даже от-правился к своему профессу в надежде, что он сумеет снять с меня это проклятье.
– И что? – затаив дыхание, спросил Конрад.
– И ничего, – развел руками Баал-Зебуб. – Он ничуть не удивился, увидев меня в моем новом обличье, и даже предложил мне чаю, словно мы остались учеником и учителем. Тогда-то, за чаем, он и покаялся в том, что «забыл» предупредить меня об этом аспекте применения Элагаба-ла.
– Каком аспекте?
– Равновесие. Философский камень всегда и во всем сохраняет рав-новесие, не давая силам Тьмы и силам Света превозмочь друг друга в их извечной борьбе и уничтожить тем самым весь этот мир. В этом и состо-ит главная задача Элагабала – и главная его тайна, которую орден иезуитов хранит пуще зеницы ока.
– Не вижу в ней ничего особенного, – пренебрежительно фыркнул Конрад.
– Неужели? – испытующе посмотрел на него Баал-Зебуб. – А ты при-нял бы Элагабал, зная заранее, чем это для тебя обернется? Ты согласился бы поменяться со мной местами и стать из охотника жертвой, из пресле-дователя – преследуемой добычей?
– Нет, – опустив глаза, признался Конрад.
– В этом-то все и дело. Но ордену нужно, чтобы это происходило, а потому профессы и не говорят своим подопечным охотникам правды, пока не станет слишком поздно.
– Но зачем это ордену?
– Все просто. Убивая демона и замещая его, охотник перенимает его функции и имя, но не личность. Со временем, чем больше таких замеще-ний происходит, тем больше сущность этого демона «очеловечивается», а значит, и победить его становится все легче. И рано или поздно демони-ческая природа окончательно сойдет на «нет», бесследно растворившись в последнем перенявшем ее охотнике.
– Это... бесчеловечно, – с трудом разомкнув помертвевшие вдруг губы, вымолвил Конрад. Баал-Зебуб невесело усмехнулся.
– Ошибаешься. Это как раз очень даже человечно. «Цель оправдыва-ет средства», «ложь во спасение», «убивайте всех подряд, Бог разберется, где свои, а где чужие»… Это необходимая жертва, сказал тогда мой про-фесс, и я должен гордиться, что стал ею, столь блестяще выполнив свой долг.
– И что же, нет никакого выхода? – чувствуя странную пустоту в груди, словно из нее вырвали сердце, потерянно спросил Конрад.
– Ну, почему же нет, – печально улыбнулся Баал-Зебуб. – Свой выход из этого порочного круга, – он скосил глаза на упирающийся ему в горло меч, – я уже нашел.
– Ты мог бы просто уйти, оставив меня бродить по этим руинам в поисках несуществующего врага.
– Мог бы, – легко согласился демон. – А зачем? Еще сто лет прятать-ся от мира по заброшенным кладбищам и сточным канавам, словно за-гнанная крыса? По-твоему, это жизнь?
– Ну, ты же жил ею целый век.
– Тогда я еще на что-то надеялся. А теперь – нет.
– Что же изменилось?
– Я был сегодня в Лондоне и видел, что там происходит. И это все-го лишь из-за моего присутствия здесь. За сто лет я посетил немало стран в тщетной попытке затеряться и всегда удивлялся, как профессы ордена умудрялись всякий раз отыскивать меня там, чтобы натравить на меня за-тем своего очередного верного пса – охотника вроде тебя. Теперь я знаю это. И знаю, сколько жизней унесло мое пребывание в тех странах – и унесет тут, если я сегодня же не умру.
– Оставив меня продолжать твое дело?
– Не сразу. На полную трансмутацию тебе потребуется две недели, за это время ты успеешь уехать далеко от города. И, кто знает, может быть, сумеешь найти другой выход, нежели я.
Внезапно он резко подался вперед и буквально нанизался на остро отточенную сталь охотничьего меча.
– Удачи тебе... коллега, – успел еще прохрипеть демон, захлебываясь своей нечеловеческой кровью, и рухнул на землю, достигнув ее уже без-дыханным.
– Удача здесь ни при чем, – еле слышно повторил Конрад свои не-давние слова и выпустил из ослабевших вдруг пальцев ненужный уже меч. В его голове не было сейчас ни одной мысли, и на начавший уже коченеть труп у своих ног он взирал, не испытывая ровным счетом ниче-го: ни торжества, ни скорби. Нечто подобное Конрад чувствовал всегда после завершения очередной охоты, однако столь полного, абсолютного опустошения он не ощущал еще никогда. Как будто в его душе пронесся ураган – и вымел оттуда все эмоции, чувства и желания, принеся взамен лютую, неземную стужу.
И Мрак, черной волной поднимающийся все выше и выше, грозя за-топить его с головой.
– Ну, нет, – сипло прошептал он, сгибаясь под непомерной тяжестью, опустившейся вдруг ему на плечи. – Меня ты не получишь.
Конрад напряг всю свою волю, пытаясь выпрямиться, но это было все равно, что удерживать голыми руками рушащийся собор святого Пет-ра, и, не выдержав, охотник упал на колени, склонив голову перед неве-домой ему доселе мощью. И эта мощь, не знающая жалости и сострада-ния, набросилась на него со всей яростью и неистовством голодного хищ-ника, получившего, наконец, вожделенную добычу.
– Ни...ког...да! – с трудом выдавил Конрад, корчась и скрипя зубами от немыслимой, ослепляющей боли, словно его тело – и душа – оказались в самом аду и сгорали теперь в его вечном пламени. Однако куда страшнее этой боли оказалось Знание, открывавшее ему такие тайны Мироздания, о которых он даже не мог прежде помыслить. Оно широким, неудержимым потоком вливалось в разум охотника – и перекраивало его под себя, под-чиняя своим, пока еще непонятным Конраду целям.
«Воистину, теперь я – демон*», – отрешенно подумал Конрад, не сдержав стона, и ничком рухнул лицом вниз, прямо на труп Баал-Зебуба. Сквозь пелену морока, туманящего его сознание, он ощутил под своими
*Демон (греч.) – Знающий
пальцами рукоять своего меча, и это подействовало, как ушат ледяной во-ды, вырвав охотника из пучин разверзающейся под ним бездны. Чуть приподняв голову, Конрад на долгий миг замер, всматриваясь в такой до боли знакомый клинок и начертанные на нем слова, отсвечивавшие при-зрачно-голубым в неверном свете звезд.
«In hoc signo vinces».
«Сим победишь».
– Другого выхода нет, – прохрипел Конрад, обратив взор на лицо мертвого демона, выглядевшее сейчас удивительно умиротворенно. – Ты ведь с самого начала знал это, правда?
Баал-Зебуб не ответил, да охотник и не ждал этого. С невероятным усилием оторвавшись от земли, Конрад вновь сел на колени и подтянул к себе меч, едва не задохнувшись от напряжения. Тревожно, словно почув-ствовав недоброе, заржала Ромашка, но охотник даже не повернул в ее сторону головы, опасаясь потерять последние капли решимости, что еще у него оставались – и сознание, едва теплившееся в нем.
Уперев рукоять меча в землю, а его острие – себе в грудь, Конрад глубоко вдохнул, надолго задержав воздух внутри, как будто хотел запом-нить напоследок его вкус, и, протяжно выдохнув, снова посмотрел на Ба-ал-Зебуба, безучастного к его страданиям.
– Absolvo te*, – ровным голосом произнес он и, слабо улыбнувшись, добавил: – И свои тоже.
Словно поняв, что его добыча ускользает, Мрак внутри него вдруг забурлил – и ринулся вперед, сметая последние оставшиеся у него на пути препоны, спеша из всех своих немыслимых, нечеловеческих сил успеть – и
остановить безумца.
Не успел.
Конрад даже не вскрикнул, резко склонившись в своем последнем поклоне и почувствовав, как холодная, безразличная ко всему сталь тихо и почти нежно вошла в его тело, пронзив его насквозь. Мрак взвыл в яро-сти и бессилии – и рассыпался снопом черных искр, канувших без следа в породившем его безграничном Хаосе. Умирающий Конрад, видевший это каким-то внутренним, отличным от обычного зрением, легко, от души, за-хохотал – и повернулся к агонизирующему Мраку спиной, навстречу все ярче и ярче разгорающемуся перед ним Свету, обещавшему покой – и прощение.
– Ты вовремя, – сказал ему тот, кого он знал под именами Преподоб-ного и Баал-Зебуба.
– Охотник всегда все делает вовремя, – пожал плечами Конрад, ни-чуть не удивившись этой встрече.
– Надеюсь, ты не слишком обижен на меня за все случившееся? – смущенно потупившись, спросил бывший демон.
*Absolvo te (лат.) – Отпускаю грехи твои
– Нет, – ничуть не кривя душой, ответил Конрад. – Ведь мы в конце
концов нашли выход из порочного круга, а это куда важнее любых обид.
– Так, значит, друзья? – все еще не очень веря, посмотрел на него Преподобный. Конрад повернулся к нему и серьезно, без тени насмешки, кивнул.
– Друзья.
И, обняв просиявшего Преподобного за плечи, он повлек его к Све-ту, заслонившему собой уже все небеса.
А там, возле заброшенных руин, голубые, почти невидимые язычки пламени взвились над двумя мертвецами – и принялись жадно пожирать их, буквально растворяя одежду, плоть и кости и оставляя взамен лишь продолговатое, по размерам исчезающих в огне тел, пятно обугленной, прокаленной на многие дюймы вглубь земли.
3.
Сэр Джон Гилеад, лорд-мэр Лондона, сунул руку под глянцевый черный парик с падающими на плечи локонами и с наслаждением почесал бритую макушку.
– Какая ужасная погода, сэр Купер. В воздухе уже пахнет смертью, а скоро станет еще хуже. И этот проклятый ветер никак не желает прекра-щаться, затмив черной пылью все небо.
– Об этом я и хотел с вами поговорить, сэр Гилеад, – с легким по-лупоклоном ответил Энтони Эшли Купер, граф Шафтсбери, исполнявший обязанности канцлера казначейства. – Его величество крайне обеспокоен этим моровым поветрием, пришедшим всего лишь на шестой год его правления, когда его позиции еще столь непрочны.
– Я уже принял меры, – вздохнул лорд-мэр, – хотя и не уверен в их действенности.
– Меры? – вскинув брови, недоверчиво посмотрел на него граф. – Ка-кие меры?
– Сегодня ко мне обратился некий иезуит, весьма напористый моло-дой человек, с предложением избавить Лондон от нависшей над ним угро-зы. Он был очень убедителен, и я принял его условия.
– И-е-зу-ит? – с расстановкой, словно речь шла о чем-то крайне не-приятном, повторил Шафтсбери. – Уж не один ли из их охотников?
– Они называют себя коадъюторами, – робко заметил сэр Гилеад.
– Мне все равно, как они себя называют, – холодно отрезал граф. – Важно другое: кто будет платить этому… коадъютору… за его «услуги». И, кстати, сколько он потребовал с вас за них?
– О, сущие пустяки, – со всей непринужденностью, на какую он был способен, ответил сэр Гилеад. – Всего каких-то десять тысяч гиней.
– Которые ему, разумеется, должно будет выплатить мое казначейст-во? – проскрипел донельзя неприятным голосом Шафтсбери. Лорд-мэр, от-метив про себя это «мое», но не подав и виду – в его планы совсем не входило ссориться с таким влиятельным и опасным человеком, – заиски-вающе улыбнулся.
– Ну, вы же понимаете, что дело это сугубо государственное, и вряд ли его величество будет возражать…
– Казна пуста! – резко оборвал его оправдания граф. – Уж вы-то знае-те, что Кромвель позаботился об этом. И хотя я прилагаю все усилия для исправления подобного положения, десять тысяч все же является непомер-ной…
Он не договорил, поскольку здесь его прервали самого. И сделал это пронзительный женский крик, полный такого неудержимого, всеподавляю-щего ужаса, что оба собеседника, не сговариваясь, вскочили на ноги и в полном недоумении уставились на запертые двери кабинета.
– Эй, кто-нибудь! – опомнившись первым, возвысил голос граф Шаф-тсбери. – Что там происходит?
Дверь неуверенно приоткрылась, и в щель просунулось бледное, словно покрытое слишком толстым слоем пудры, лицо Каннингема, граф-ского дворецкого.
– В чем дело, Каннингем? – сурово посмотрел на него Шафтсбери. – Что это за вопли посреди ночи?
– Крысы, милорд, – дрожа, как осиновый лист в преддверии бури, пролепетал дворецкий. – Они выползли из подвала и до смерти напугали служанку вашей супруги Китти.
– Нашла, из-за чего поднимать шум, глупая девка, – презрительно, но и с явным облегчением оттого, что все объяснялось столь просто, буркнул граф. – Неужели она никогда не видела этих тварей прежде?
– Таких – никогда, – судорожно сглотнув, помотал головой Каннингем.
– Каких «таких»? – с подозрением уставился на него Шафтсбери.
– Они горят, сэр, – чуть слышно выдохнул дворецкий. – Горят живьем.
– Ты что, пьян?! – вскинув брови так, что они исчезли под его пари-ком, диким зверем взревел Шафтсбери.
Ответом ему стал тонкий, сверлящий уши писк, раздавшийся вдруг в самом кабинете.
– Господи Иисусе, спаси и сохрани, – воскликнул потрясенный Гиле-ад, попятившись. Его глаза были прикованы к выползшей из-за стенной портьеры крысе, охваченной ярким пламенем, словно она по неосторожно-сти свалилась в горящий камин. Проползя пару ярдов, не переставая кри-чать от невыносимой боли, она вытянулась на начавшем тлеть ковре и издохла, сотрясаясь в ужасающих конвульсиях до последней секунды.
– Вот, дьявол, – ошеломленно произнес Шафтсбери, успевший за это время позабыть о своем гневе. Каннингем лишь молча кивнул, полностью согласный со своим господином. Внезапно он исчез, дернутый за шиворот чьей-то могучей рукой, и в кабинет ворвался капитан дворцовой охраны, забывший о всякой субординации.
– На псарне пожар, милорд, – запыхавшись от быстрого бега, отра-портовал он. Шафтсбери обратил к нему взгляд человека, уже ничему не способному удивляться.
– Что, тоже крысы?
– Нет, милорд. Собаки. Псари говорят, что они словно взбесились, а потом вспыхнули, причем одновременно все. Кроме того, с постов докла-дывают, что то же самое происходит и в городе: по улицам носятся го-рящие животные, и их много. Очень много.
– Они же спалят мне весь Лондон! – схватился за голову Гилеад.
– Уже, сэр, – словно только что его заметив, посмотрел на лорда-мэра капитан. – Со стены видно зарево, которое становится все шире. И, похо-же, это только начало.
В этот момент волосков на запястье Шафтсбери что-то щекотно кос-нулось. Опустив глаза, граф недоуменно уставился на черную блоху, пы-тавшуюся как можно быстрее нырнуть под его рукав. Передернувшись от омерзения, он хотел уже стряхнуть ее на пол, когда блоха внезапно взду-лась, словно накачиваемая невидимым насосом – и лопнула, извергнув кро-хотный султан огня, тем не менее, чувствительно обжегший его руку.
– Так сколько, вы говорите, потребовал этот ваш иезуит? – спросил Шафтсбери, задумчиво глядя на опаленную кожу и содрогаясь от одной только мысли о том, разносчиком ЧЕГО была эта блоха и какой опасно-сти подвергалась только что его жизнь. – Десять тысяч гиней? Можете больше не беспокоиться на этот счет. Казна ему заплатит, и даже больше, чем десять тысяч.
– Вы передумали? – забыв на миг о пылающем Лондоне, удивленно посмотрел на него Гилеад. – Но почему?
– А вы этого еще не поняли? – натянуто улыбнулся Шафтсбери. – Ведь он, похоже, нашел-таки способ избавить нас от чумы. И десять ты-сяч гиней, а также сожженный город небольшая плата за это.
Лорд-мэр и капитан охраны смотрели на него, ничего не понимая, а граф смотрел в окно, за которым ночь постепенно блекла, уступая место дрожащим кровавым отблескам набиравшего силу пожара – Великого лон-донского пожара 1666 года, ставшего концом начавшейся там было чум-ной эпидемии.
С тех пор бубонная чума, этот бич средневековья, беспощадно ко-сивший население целых стран, больше никогда и нигде не приобретала своих прежних устрашающих масштабов, а вскоре и вовсе канула в Лету вслед за своим породителем – Вельзевулом.
«Повелителем мух».
Порочный круг действительно оказался разорван.
Окончательно.
И бесповоротно?
|
