Это дно колодца. Он почти высох, колодец, лишь в темных, укромных ямках притаились крохотные лужицы воды. Словно глаза колодца – ясные, сияющие глаза, глядящие на всё и всех со дна. Из темноты. Снизу вверх. И никак иначе. Именно в этих лужицах по ночам отражаются звезды. Днем тоже можно видеть звезды, для этого нужно всего лишь поглубже заглянуть в колодец. В колодец, где на стенах старый сухой мох, и где в трещинах, даже в самых тоненьких, едва заметных трещинках-паутинках застыли тысячи голосов. Десятки тысяч. Тысячи тысяч голосов. Ночами голоса возникают вновь и вновь. Ночь - пристанище душ. Колодец – этот мудрый, темный колодец - пристанище голосов. Хранитель вечности. Воспоминаний. Желаний. Тайн. Молитв… Надежд и покаяний.
Тысячи лет люди приходили к колодцу и просили. Изливали душу. Исповедовались. Вымаливали спасение. Загадывали желания. Требовали отмщения…
Колодец слушал. Колодец собирал эти голоса, пряча их в своих трещинках. Укрывая мягким мхом и теплой пылью. Колодец смотрел своими водянистыми, полными отражаемого света глазами на людей, что заглядывали в него, пытаясь разглядеть что там, на дне, у колодца в душе, смотрел и слушал, и ждал. И люди ждали. Ждали своего времени голоса. Тысячи голосов. Десятки тысяч. Тысячи тысяч. Голосов…
- Это я, помнишь меня? Я приходил к тебе неделю назад. В пыльную бурю. Здесь так часты эти бури. Песок в волосах, в ушах, в глазах… в сердцах… И от него не спрятаться. Только дома, закрывшись. Заперевшись. Я бы заперся в доме и не выходил бы никогда. Ни в пыль, ни в дождь, ни в солнце… Я боюсь. Это чужое место. Не моё. Это не Родина. Не моя Родина. Я был вынужден приехать сюда. Как каторга. И никому не нужен. И мне не нужен никто. В мире людей всегда так: никто никому не нужен. Мы все одни. Все одиноки. Все чужие. Родины нет. Потеряли. Времени нет. Времени нет ни на кого, даже на себя нет времени. Вроде вчера была весна – теперь оглянись: поздняя осень. Сухие листья гоняет ветер. А мне ещё не исполнилось тридцати. Да и надо ли?! Ничего не интересно, не нужно. Возраст – так, пометка. В 45 менять фотографию в паспорте. На днях рождения только ты и твой возраст. С каждым днем всё ближе к концу. К покою. Вся жизнь – проводы в последний путь. Дорожка из обломанных еловых веток и вялых гвоздик. Красные гвоздики, кровавые кляксы – штрих-пунктир твоей дороги на тот свет. Карта дорог у всех одна. Разметка тоже. И некому выговориться. Мы забыли, что такое общение. Забыли человеческую речь. Всё – монологи. На диалог никто не выйдет. Боязно. Страшно. Чуждо. Монологи взяли верх над живым общением. Над речью. Монолог-это смерть. Разговор со смертью. Да, да и да! Жизнь – это монолог со смертью! Думаешь, что разговариваешь с собой, дудки, ты говоришь с пустотой, которая есть смерть. А есть ли язык у смерти? На каком языке говорят мертвые? Если молчание - это будущее слов, то к черту такую жизнь. Для меня в тишине – погибель. В молчании – Конец Света. Армагеддон не придет с грохотом и ревом, наш Конец прокрадется как тать в ночи. Как вор, убийца - без звука. Не слышно. Ни слова. Тс-с-с-с… И конец. Всё. Всё. Что я делаю сейчас? Как это назвать? Назвать это проще простого. Всё, что я сейчас из себя изрыгаю, это мой монолог со смертью. С чем боролись, на то и… Понятно, что во всем виновата наши отчужденность, лень, бессилие… Я не открыл колесо, не собрал велосипед… я приблизился к смерти. Поговорил с ней. Один. Никому не нужный. На чужбине. Среди пыли и одиночества. Посреди деприсняковых сумерек, которые проникают в самую душу и шепчут. Шепчут. Не видать тебе Родины, не говорить ни с кем по душам, не жить полной грудью… Лишь приходить в серый квадрат серых стен, выковыривать из волос песок, смывать песок, превратившийся в грязь, с лица, с рук, шеи, плеч… сердца…
- Если с моей стороны это любовь, как быть? Неужели одной сильной, большой любви мало на двоих? Не верю. Так не должно быть. Я не могу есть, не могу спать. Меня тянет к нему. Говорю, пошла в библиотеку, сама часами напролет караулю его. Только увижу его силуэт в окне за шторами, и солнце становится ближе. Хочется дарить, сделать приятное. Подарить кому-нибудь что-нибудь. Вот какая эта моя любовь. Мне хочется совершать поступки. Добрые, хорошие поступки. Разве это плохо? Разве ни для этого мы любим. А он… А мне… Мне никто не хочет помочь. И подруга Нина туда же. Не пара, говорит, он мне. Шибко задается, и семейка его не из простых. Мать алкоголичка, отец директор продовольственного магазина. Сыночек у них такой, что «туши свет, бросай гранату». С десяти лет курит, и не только сигареты. Таскается по всяким «точкам», «плешкам», «конторам»... То с одной его видят девкой, то с другой, теперь вот с мороженщицей заигрывает… Разбалованный. Не для тебя. Мамка твоя, говорит подруга, если узнает, дубу даст – как-никак заведующая в школе… Не понимают они, что я жить без него не могу. Сил никаких нет, чтобы бороться за свою любовь. Думала письмо написать – отговорили. Нинка сказала, что он и прочесть его не сможет – так, знакомые буквы поищет и выбросит. Позвонила на днях, трубку взяла его мама. Спрашиваю Александра. «Саша в больнице», - слышу в ответ. Что с ним? «Алкогольная интоксикация», – просто и как-то певуче отвечает голос. Говорила ему, что похмеляться тоже надо уметь, а не только пить. Весь день проплакала, в школу не пошла, ближе к вечеру пошла к нему в больницу. Увидела его спящего с трубками в руках с капельницей и не выдержала… Он всё слышал, что я кричала; я знаю, до того как меня вытащили из палаты, я видела, как за веками у него бегали глаза. Он всё слышит. Теперь он всё знает. И я прошу помощи – пусть у нас всё будет хорошо. Я и монеток насобирала целый кулак. Ведь для исполнения достаточно монетки, а их у меня много. Я верю, что мое желание исполнится, верю, и как мы только поженимся, я приду и брошу ещё больше монет, я обещаю, клянусь!
- Митя! Митя! Митя, сынок! Это я, твоя мама, зову тебя! Митя! Я не тихо говорю? Может, нужно громче? Я готова кричать твое имя всю ночь и весь день. Сутки. День за днем звать тебя, только бы ты поправился. Я буду приходить сюда, к колодцу, пока есть силы и звать тебя. Митя! Митя! Митя! Есть такое поверье, что можно спасти человека, если долго и упорно выкрикивать его имя в колодец. Колодец - как проводник между этим миром и тем, так говорила мне моя мама, а ей её мама… Однажды так спасли твою прабабку, когда она упала с лошади и повредила позвоночник. Её мамка собрала всех теток в деревне, и они пошли к старому колодцу. Они всю ночь звали её, слаженно выкрикивая имя в темный колодец. К утру больная пошла на поправку. У бабы Дуни заиграл на щеках румянец, и к вечеру она смогла самостоятельно вставать. Опухоль со спины чудесным образом исчезла. И ты поправишься, мой хороший. Не нужны нам ни уколы, ни химиотерапия, всё равно не помогают. Я вызволю тебя из болезни. Я буду кричать тебя так долго и так громко, что не выдержат стены колодца. Я вырву из цепких лап смерти тебя. Мой Митя! Митя! Митя! Митя! И слово «рак» больше не будет произноситься в нашем доме. Я буду звать тебя, и ничто не заставит меня замолчать. Никто. Ничто. И Бог сжалится. А если нет, я и Бога перекричу. Потому что я мать. Ты мой сын! Мой Митя! Буду звать тебя по имени. Пускай Богу станет стыдно. Я отзову тебя. Я голос отдам, себя отдам за тебя! Только бы ты был. Только бы улыбался, улыбался, как пять лет назад, до этого диагноза, до этих переливаний, терапии… Я зажгу твое тело здоровым светом, у тебя снова вырастут волосы и заживут болячки. Твои глаза будут сиять от счастья. Ты будешь, как и раньше, шутить над нашим котом, будешь собирать марки и модели паровозов. Мы наймем репетиторов, и ты наверстаешь пропущенные года. Хотя нет, ничего не пропущено! Всё только впереди, всё еще будет, вот увидишь! Всё еще только начинается, сынок! Митя! Митя! МИТЯ!..
- Я пришел посмотреть на звезды. Папа говорит, что утром звезды прячутся на дне колодца. Я верю папе. Я верю всем историям, которые он рассказывает нам с сестрой на ночь. Я люблю папины истории, пускай они и невзаправдашнии, хотя папа говорит, что всё это правда. Мама не разрешает рассказывать ему очень страшные истории, а то мы не уснем. Он бы сам пришел, папа, только его уже несколько дней дома нет. Мама сказала, что папа уехал надолго, по работе. Сестра сказала, что папа уехал навсегда. Я не верю сестре, она меня часто надувала. Папа сказал, что когда я буду смотреть в колодец, был осторожен, крепко держался за края, не перевешивался вниз. Звезды видно, стоит только заглянуть в колодец - и увидишь. А ещё папа сказал, что на звезды можно загадывать самое заветное желание, и оно сбудется. Я хочу, чтобы поскорей вернулся домой папа. Он не рассказал, чем закончилась история про желтых человечков, которые жили на чердаке детского сада. Сестра сказала, что папа собрал все вещи и ушел поздно ночью. Мама не хочет со мной разговаривать на эту тему. Папа, по её словам, сам сделал свой выбор. Теперь я делаю свой выбор, и он правильный. Главное, разглядеть звезды. Днем при свете солнца они должны быть ещё красивей, чем ночью…
- Пожелаю ему смерти. Долгой мучительной смерти. Не сомневаюсь, что он мне пожелает того же. Придет и пожелает. Что ж. Пусть. Посмотрим, чьё желание победит. Мы всегда боролись. Жизнь - это борьба. Отбор. И мы с ним боролись. Мы и любили друг друга только для того, чтобы начать битву на более близком расстоянии. И покупали вещи, обставляли квартиру самым модным самым дорогим только для того, чтобы посмотреть, кому всё это потом достанется. Кто победит и сорвет банк. У кого будет домашний кинотеатр, а у кого толчок с дистанционным управлением. Кому достанется Версачи, а кому драный халат из будки покойного Барона. Это он так назвал своего пса, я своего питона назвала Миньон. И не моя вина, что Барон странным образом оказался в террариуме с Миньоном, нет моей вины и в том, что я забыла Миньона покормить на выходные. Бедный Барон, от него только ошейник остался. Потом, зачем ему понадобилось покупать пса, когда у меня дикая аллергия на собачью шерсть… Я ему и приготовила как-то коктейль из слабительного, хорошо, «скорая» успела приехать, зато он теперь понимает смысл шутки: пурген - весь мир в одной точке. Сейчас разберемся с дележкой, и… пожелай мне смерти, любимый, а то мне как-то не по себе делается от мысли, что всё у нас этим и закончится. Так просто, заурядно… Одними желаниями и судебными исками. А может, ты убьешь меня? Или я тебя?.. Неплохо придумала?..
- Они не должны разменять квартиру, Господи Боже. Накажи. Покарай. Если они поменяют квартиру… Всё, конец. Мне прямая дорога в богадельню. Дети ещё называются, ни стыда, ни совести. Мать, родную мать, из дому гонят. Плохая мама стала. Старая. Ненужная. Пенсию не отдает. Денег не занимает. Как будто я уже не живу. Уже умерла. Живой в гроб загонят, детишки. Нарожала себе на смерть. Вот теперь плакать пришла к тебе, дедушка. Мудрый, всёвидящий и всёзнающий батька. Справедливый. Давеча спрашивала у тебя совет, так во сне ты мне ответ подсказал. Низкий поклон тебе. Всё как во сне увидела, так и сделала. С крестной помирилась, сходила до церкви, поставила свечку за здравие ей и племяшу. Так он всё равно пьет и пьет беспробудно. Угря посоветовали ему в питье запустить, пусть потом угревую выпьет, больше сроду в рот не возьмет. А то ведь замучил всех. Из дому все тащит, руки распускает, на меня нынче руку поднял, так я его так отчихвостила – неделю не пил. Теперь вот размен детки мои придумали. Неуж правда избавиться от меня хотят. Не верится. Только жизнь такая. Подскажи, как поступить. А я всё в точности сделаю. Больно уж богадельни боюсь. Одной остаться тоже не хочу. Один когда - это хуже смерти. Подскажи, дедушка. Подскажи, батюшка. Я тебе хлебушка с яичком принесу помянуть всех своих покойничков. Что бы во имя отца и сына и святого духа. Аминь.
- Некому исповедоваться. И случайные попутчики неразговорчивые. Уже и в поезде не с кем поговорить. Все смотрят на тебя исподлобья, аж жутко становится. Нет былого романтизма железнодорожных путешествий. Ожесточились люди, что ли. Не верится, но факт налицо. Исподлобья. Вот и хожу, исповедуюсь тебе. Не знаю, правильно, нет? Язычеством попахивает. И тыкать тебе стыдно. Ты здесь был, когда не то что меня в помине не было, ничего не было. В тебе столько всех человеческих жизней. Столько излитых душ. Наверно, поэтому вода ушла. Оставив всю боль слов, все просьбы и чаянья в тебе. Ты как сосуд, хранилище. А что потом? Куда всё это девается? Рано или поздно, а желания исполняются?.. Я бы, если бы попросила, попросила не за себя. За друга. Вот, пожалуй. Он у меня один настоящий. Друзей много не бывает, настоящих. Твоих. Друг – это когда его беда твоя. Когда за него болит сердце, и готов совершить поступок чтобы помочь. Спасти. Все мы нуждаемся в спасении. Нам всем нужна помощь. За друга попрошу. Он далеко от меня. Ни весточки уже сколько лет. Скупая smsка пришла сто лет тому назад, и всё. По слухам, он тяжело болен, и уже, должно быть, умер в какой-то азиатской стране. Только я не верю слухам. От них все войны. От людской пустой болтовни все проблемы и беды. От слухов – пустых, беспочвенных, бесчеловечных. Я верю, что скоро мы найдемся. Я жду. Его телефон не отвечает. Мой всегда в сети. Я жду звонка и днем, и ночью. Я верю. Я знаю, что все у него хорошо. У моего друга, самого-самого. За кого я попрошу, так это за него. За его здоровье. Что бы он жил и был счастлив, и чтобы рано или поздно мы встретились.
- Колодец… Колодец. Эй. Где твое эхо, ты же пустой? Наверное, правда, что ты похищаешь голоса. И души. Эдакий колодец-вампир. В тебе, рассказывают, куча людей утонула. Теперь эти невинные души ждут не дождутся, пока хоть кто-то не заглянет сюда. Но я не лох, извиняй, я не хочу оказаться на дне с перебитыми ногами. Хе-хе… Здесь ни души поблизости. Ори, заорись – толку-то. Пока не сдохнешь, не найдут. Если вообще найдут хоть когда-нибудь. У тебя там, на дне, скорей всего и сейчас пара трупиков валяется. Плюнуть в тебя, что ли, и пойти отсюда. Пахнешь ты как черте что. Тьфу…
- Помоги мне найти себя.
- Верни мне моего Тольку.
- Хочу много денег. Прибавки к зарплате. Премию…
- Пусть корова у Михайловых скопытится или хотя бы перестанет давать молоко.
- Прости, что приходится это делать, но если в поселке узнают, кто украл этот наждак, мне не поздоровится…
- Заставь её полюбить меня. Приворожи. Пускай сохнет по мне. А когда её поимею, брошу, пусть страдает и мучается. Чтобы не выпендривалась в следующий раз.
- Дай мне силы не возвращаться…
- Чтоб он сдох и не воскрес.
- Если меня хоть кто-то полюбит, я наполню тебя водой, даю слово. Только помоги. Я так устал быть один…
- Найди. Подскажи, где он прячет заначки, подскажи, умоляю.
- Извини, что приходится это делать. Закапывать тебя. Мама рассказывала, царство ей небесное, что ты не простой колодец, чтодвадцатьлет назад она выпросила меня у тебя. Что я тебе обязан своей жизнью. Так прости миллион раз. Я исполняю приказ начальства. Я простой рабочий. Правда, мне платят больше всех, так как я бригадир. И, наверное, тебе будет приятней, что это сделает спасенный тобою человек, я прав? Рука любимого как отповедь, что-то в этом духе. Маму мою ты спасти не смог, её зарезал пьяный сосед. Он до сих пор отбывает наказание, а я жду не дождусь когда отправлю этого хмыря на тот свет. Маме я обязан жизнью. Я никогда не забуду все, что она сделала для меня. Сколько ночей она простояла у тебя, сколько тысяч раз повторяла мое имя… и небо услышало. Спасибо тебе, конечно, если всё так и есть. Я не шибко верю во всё непонятное, в себя верю, да в маму верил. Знаю, она бы не одобрила, но нам придется тебя закопать. В тебе воды уже ни капли. Да и после того случая с девушкой, которая упала или сама бросилась в тебя… сам понимаешь… Здесь должно быть какое-то здание. Может, жилой дом, не знаю. Одним словом, тебя необходимо засыпать. Извини и… и если ты и правда необыкновенный, исполни мою просьбу. Пожалуйста. Одну маленькую просьбу. Сделай так, чтобы тебя не засыпали. Мама бы этого очень хотела…
|
