Лариса Бурцева
Авторская книга
«Ласточкино гнездо»
Мальчик
Чем старше мы становимся, тем чаще вспоминаем свое детство, будто там осталось самое светлое, самое доброе, согревающее своей нежностью всю нашу дальнейшую жизнь.
...У входа в школьный сад - большой сарай. Из-за широкой дощатой двери, закрытой большим засовом с черным амбарным замком, печально вздыхал, недовольно фыркал, переступая с ноги на ногу, старый школьный мерин. Ранним утром, в темноте, идти мимо сарая было страшно. Другое дело, когда лошадь запрягали, и тетя Нюра привозила из шахтерской столовой горячие душистые пончики в огромных металлических термосах. Старшеклассники помогали ей доставать их из телеги, а зимой - из саней, и Мальчик стоял смирно. Даже когда ребята подходили и хлопали его по холке, он только косился огромным черным глазом и вздрагивал белыми боками. Желающих покататься вокруг школы было предостаточно, но не всегда это удавалось. Мальчишки носили из дома для Мальчика кусочки сахара и хлеба. Он аккуратно снимал их с протянутой ладони теплыми мягкими губами и доверчиво смотрел на ребят. Некоторым из них завхоз дядя Саша разрешал отвести Мальчика искупать на речку, а заодно и прокатиться верхом.
Весной и осенью сельские учителя запрягали его в соху, сажали или распахивали картошку, отвозили урожай домой. В сильную метель Мальчик развозил школьников по дальним деревням.
Однажды зимой он спас жизнь одному старшекласснику. Под Новый год в школе устроили бал-маскарад. Все были в костюмах, шутили, танцевали. И ничто не предвещало беды, когда в зал вбежал семиклассник и крикнул:
- ”Соловья” порезали! Он в раздевалке лежит, весь в крови.
Учителя старались удержать ребят, а директор школы и физрук спустились на первый этаж. Они сразу поняли, что парню необходима медицинская помощь, иначе он может умереть. Но, как назло, с утра разыгралась сильная метель, и дорогу в город, скорее всего, уже занесло, так что ни одна “скорая” не добралась бы до школы.
Вот тогда кому-то пришло неожиданно простое и верное решение: только Мальчик сможет там проехать!
И не ошиблись. Дорогу действительно замело, и даже на санях они еле пробились через заносы. Когда парень попал к врачам, они сказали родителям, что их сын родился “в рубашке”: еще чуть-чуть и они не смогли бы его спасти.
После этого случая Мальчика все называли героем, а Колька-Соловей - своим спасителем.
Ночью Мальчик стоял один в большом сарае, где вторая половина была доверху набита душистым сеном, которое заготавливал завхоз. Дядя Саша, седой и спокойный, тихо разговаривал с конем, и тот, казалось, все понимал.
Летом у Мальчика не было работы - каникулы. Ему спутывали передние ноги, и он гулял рядом со школой на зеленом лугу. А однажды конь до смерти перепугал маленьких девчонок. Они шли мимо, когда он, огромный, со спутанными ногами и развевающейся гривой, неожиданно понесся в их сторону. Девчонки сначала оторопели, но, почувствовав опасность, кинулись на забор, окружавший старые деревенские сады, и в одну секунду оказались на самом верху. А Мальчик остановился и стал мирно щипать траву. Возможно, его укусил овод, а может, просто бежал к детям, ожидая получить лакомый кусочек сахара. Смирный он был и ласковый.
А через какое-то время деревню потрясло страшное известие: Мальчик пропал. Его искали все: милиция, деревенские ребята, учителя. Нашли в пяти километрах от деревни, в овраге. Видимо, чужие ребята украли его покататься, загнали и бросили. От напавшей своры собак он уже не смог отбиться. Закопали его там же, среди цветущих ромашек и колокольчиков.
Прошло время, взрослые забыли о Мальчике. Но не забыли дети.
...В избе, где жил один из них, среди ночи раздался громкий плач. Испуганная мать вскочила, включила свет и увидела плачущего сына. Он что-то кричал, кого-то звал. Мать подумала, что ее, и подошла к нему.
- Что с тобой, Вовочка? Я тут, рядом.
Но сын продолжал кричать:
- Мальчик! Мальчик!
И только тогда она поняла, кого он зовет. Увидев мать, Вова сказал:
- Мама, я видел во сне Мальчика. Где он?
- Он заболел, и его сейчас лечат. Поправится и опять придет к вам.
- Придет?
- Придет, обязательно придет! Спи спокойно, дорогой мой. - И она нежно поцеловала сына.
Вова улыбнулся и закрыл глаза. Вскоре послышалось его ровное дыхание. А мать со слезами на глазах долго еще смотрела на умиротворенное лицо сына. Она и радовалась, и переживала: доброта и жалость теперь уже навсегда поселились в его маленьком отзывчивом сердечке.
Прощай, детство!
Сложить печь - дело мудреное. Не у каждого печника получится, чтобы грела хорошо, не чадила и не подвывала.
Очень долго искали мастера, когда решили сломать большую русскую печь в бабушкином доме, чтобы придать жилищу современный вид, сложив “обогревку” без лежанки. Спрашивали у соседей, кто кого приглашал, как новая печка топится. Наконец-то нашли умельца из дальней деревни. Петровича все хвалили, и дедушка ездил к нему на лошади договориться о цене и питании.
На следующий день он пришел рано утром со своим инструментом. Помолившись, печник принялся за работу. Разбирать печь помогали все. Дедушка и папа аккуратно вытаскивали кирпичи и сортировали: которые снова в дело пойдут - оставляли дома, а битые выносили в сад и складывали за амбаром. Бабушка и мама убирали мелкий мусор, готовили обед. А мы с сестрой крутились рядом, пока нас не прогоняли взрослые, если докучали им своими многочисленными вопросами.
Обычно печник работал до обеда, а потом, хорошо покушав, ложился на часок отдохнуть. На это время все выходили из дома и занимались другими делами или, если было очень жарко, сидели в тенечке на бревнышке.
И вот в один из таких дней шел по деревне нищий. Подошел к нам, попросил водички, хлебушка и присел рядом на травку. Мама ушла в дом за хлебом, а он, увидев кирпичи в саже от старой печки, вздохнул и сказал:
- До войны все церкви порушили, святых из дома вынесли, а в мирное время и до печей русских добрались. Весь дух народный уничтожили, всю память о прошлом. И что, легче жить стало?
Бабушка растерялась и стала оправдываться:
- Раньше в печи хлеб пекли, пироги к большим праздникам, зимой под хорами ягняток маленьких в морозы трескучие выхаживали, а теперь хлеб в магазин каждый день привозят, по праздникам все работают, овечек перевели - вот вроде нужда в печи и отпала. А что до церквей и святых, - она посмотрела на нас и добавила, - это время такое. А храм у каждого в душе свой был, есть и будет. Дух русский уничтожить нельзя. Вот они, внуки наши, вырастут и поймут, чем земля русская сильна. Может, наши церкви из руин поднимут, может, свои построят.
- Тебя как звать-то? - спросила вдруг бабушка у нищего.
- Алешей нарекли родители, - ответил он, перекрестившись.
- Вот тебе хлебушек в дорогу и ступай себе с Богом, Алеша. Живи с верой и любовью к людям и не злобствуй. В любые времена простому человеку нелегко было.
Алеша поднялся, поклонился бабушке и пошел вдоль деревни, бормоча что-то себе под нос.
А бабушка, посмотрев на нас, отряхнула фартук от невидимого сора и позвала:
- Хватит прохлаждаться, пошли строить, а то Петрович один уж поди работает.
Действительно, мужчины приступили к работе. Когда печь разобрали до основания, в кухне стало пусто и гулко. Не торопясь, печник принялся за новую: заложил фундамент, выложил поддувало, установил колосники и духовку, вмазал плиту с четырьмя “блинцами” в каждом гнезде. Затем сложил щиток с замысловатыми ходами внутри и вывел один, главный, на чердак. Там заново переложил “боров” и поставил новую трубу. Печке дали просохнуть три дня.
Затопили новую печь под вечер, когда солнце село и дневная жара спала. Дым прозрачной струйкой поднялся в небо и растворился. Мы с сестрой закричали: “Пошел! Пошел!” - и забежали в дом. В топке весело трещали сухие вишневые сучья и серым пеплом осыпались в поддувало. Петрович, в белой рубахе по такому случаю, подложил еще веток, нарубленных чуть покрупнее. Огонь мгновенно накинулся на них, с хрустом пожирая новую охапку.
Печь ожила: внутри что-то довольно загудело, из трубы вырвался на свободу клубок белого густого дыма и, вытягиваясь, стал подниматься все выше и выше в вечереющее небо.
- Молодец, родимая, не подвела, - сказал, улыбаясь, печник, довольный своей работой.
Мы с Иринкой снова забежали в дом, зашли с обратной стороны печки, чтобы потрогать ее высокую белую стенку. Прижав к ней ладони, ощутили заметное тепло. Посмотрев обрадованно друг на друга, мы вдруг почувствовали и нестерпимую боль, будто только что предали своего лучшего друга. На том самом месте, где мы сейчас стояли, высилась многие годы теплая печь, заменявшая в свое время нам детский сад.
Мы вспомнили ее теплые, отшлифованные нашими предками кирпичи, длинные зимние вечера, бабушкины рассказы про доброго домового, оставляющего нам гостинцы, наши наивные детские просьбы: “Домовой, домовой, на тебе молочный зуб, дай нам костяной”, свои первые девичьи секреты и черных усатых тараканов, шуршащих в дальних углах этой сказочной обители, пахнущей душистыми пирогами и праздниками.
Теперь здесь стало пусто, пахло сырым кирпичом и едким дымом. Больше нам никогда не вернуться туда, где жила все эти годы сказка. В эту минуту мы распрощались с детством.
Ласточкино гнездо
- Давным-давно, когда я только вышла замуж и приехала сюда жить, - вспоминала бабушка, - у нас под стрехой стали ласточки гнездо строить. Сначала муж, ваш дедушка, хотел его разорить.
- Вот еще, нашли себе место! - возмущался он, отыскивая длинную палку. - Сейчас нагадят возле дома, потом птенцов высидят, те пищать начнут - покоя не будет!
- А я воспротивилась. Ласточки мне нравились. У них верткое тельце, длинные узкие крылышки, хвостик с разведенными стрелочками - все создано для стремительного полета. И грудка беленькая, как опознавательный знак. Глазки умненькие, живенькие.
- Смотри, какая красивая птичка, - говорила мужу. - А что гадить будут, так уж это природой устроено. Люди тоже грязь за собой оставляют. Да еще какую. Вчера Катя с Петькой так сцепились - думала, поубивают друг друга. Полдеревни сбежалось, чтобы разнять. А из-за чего? Похлебку баба пересолила. Ан, нет. Надо всем показать, кто в доме хозяин. Он к этим щам столько грязи на ее бедную голову “вылил”, стыдно вспомнить. Людям на смех, себе в убыток. Сор-то из избы негоже выносить.
- Да, я согласен с этим, - ответил дедушка.
- А что детки пищать будут, - увещевала я дедушку дальше, - тут радоваться надо. Смотри, какое потомство вырастет. Начнут летать, сколько комаров и вредных мошек переловят - одна польза от них. Будешь вечером уставший на лавочке отдыхать - тебя ни один кровопивец не укусит. А пока маленькие - пусть попищат чуть-чуть. Они дети. У нас с тобой тоже малыши будут, сколько еще ору наслушаешься, пока они вырастут. А как же без детей? У нас хозяйство, сыновья, дочки помощниками будут. Постареем - они за нами ухаживать станут, кружку воды и кусок хлеба подадут, помрем - глаза закроют, по-христиански похоронят.
Дедушка тогда и успокоился. Стали наши ласточки гнездышко спокойно строить. Хозяин комочек земельки в клювике несет, она - соломинку или травинку. Прилепят все к краешку гнезда, поворкуют по-своему и опять за работу. Долго трудились, целую неделю. С любовью гнездышко слепили. Потом тишина настала на какое-то время, а когда птенчики запищали - мы обрадовались: “Слава Богу! Теперь у них семья настоящая”. Уж сколько их там было - не знаю, но, наверное, много, потому что родители так и сновали за мошками. Когда малыши подросли, стали вылетать самостоятельно за кормом. Сидим мы с дедушкой на лавочке и любуемся на них.
- Глянь, Маш, - говорит он мне, показывая пальцем в небо, - вон наши ласточки полетели, - и улыбается довольный.
- Помню, не одно поколение из этого гнезда вылетело. А во время войны они куда-то сгинули и так больше не прилетели.
- Вот так и в жизни, голубки мои, - говорила бабушка, обнимая меня и сестру, - как совьете свое гнездышко с любовью, так и жить будете. Только не забывайте, что вокруг вас людей много. К кому с уважением относитесь, к кому с любовью, кого пожалеть не забудьте, кому помогите. Сердцем людей чувствуйте, душой.
“Век протянется - всего достанется”, - говорила бабушка, когда мы были еще маленькими и не все понимали, но все запоминали. Много лет прошло с тех пор, а бабушкина история помнится. Не забыть бы рассказать её своим дочкам.
|
