Сколько можно ныть, что всё плохо?! Это же просто невозможные нытики все те, кто вечно плачется, что вокруг них заговор, что жить невыносимо, что к ним все не справедливы, а они при этом ни в чём не виноваты. Вот же, уже чёрным по белому написали, чуть ли не на каждом рекламном щите, что всё хорошо - бери и пользуйся! А этим нытикам всё непонятно: плачут, жалуются, скулят!
Егор тоже был примерно таким, когда не понимал что к чему в этой жизни, и он тоже считал, что судьба к нему чаще несправедлива, чем благосклонна. И у него тоже, как и у большинства в нашей стране частенько в личных бедах и неудачах было виновато или правительство, или масоны, или, на худой конец, олигархи с соседями по подъезду. В жизни Егора был Вечный Виновник, а сам он, разумеется, был безвинной жертвой Большой Несправедливости.
Так продолжалось лет до тридцати, а потом он понял! Не сразу, конечно, постепенно и при помощи умных книг и тренеров по техникам продаж, что плохо бывает только в голове манагера, а снаружи, в реальном мире не хорошо и ни плохо, а всегда объективно: есть спрос - есть предложение. И всё! Остальное не нужные переживания!
Эта установка значительно C упрощала и облегчала жизнь. А Егор искренне пытался усвоить, что, по большому счёту, понятие вины - это вообще не «наша» категория. Необходимо принять это, и большинство проблем будет снято. Надо просто жить и радоваться!
Вот Егор просто жил и радовался. Научился. Например, сегодня - отличный день! Важный, долгожданный и радостный. И Егор ждал этого дня несколько лет, и, естественно, не просто ждал, а делал всё для того, чтобы он наступил. Сегодня блестящий финал долгой работы и старт новой жизни, мысли и мечты о которой захватывают дух и, заметьте, это всё «спрос-предложение» и никаких переживаний!
Отличный день! Солнечный. Люди на улицах все поголовно приятные и милые сердцу горожане. Одногорожане! Даже вот эта бомжичка во дворе у мусорного бака не так уж и безнадёжна. Ну, а что не бывает в жизни чудес?! Уж кто-кто, а Егор точно знал - бывают! Правда, очень хорошо подготовленные чудеса. Вот и в жизни этой тётки всё может наладиться. Попадёт в какую-нибудь хорошую социальную благотворительную контору, ну приют, что ли. Бросит пить, подлечится и встретит там дедушку, такого же «бывшего» и, будут они вместе встречать глубокую старость, ненарадуясь друг на друга и плача по почти загубленной жизни. Надо только первый шаг сделать, шажочек; вот для этой тётки, может быть, дойти до этого чудо-приюта, а не ныть, что государство её на улицу выкинуло, после стольких лет ударного труда! Государство-то причём? Государство не причём!
«Да... каламбур!..
...А, в общем, всё равно все молодцы! У всех есть шанс! Жизнь прекрасна и удивительна! Э-эх, щас спою!»
«А почему бы и не спеть?! Я на своём "красавце" еду в свой офис, сегодня придут очень важные люди, принесут важный, писаный - переписанный юристами договор, по которому важные люди будут платить мне хорошие... нет - очень хорошие деньги. А я буду чуть-чуть работать и не париться!»
Егору деньги нужны были. Естественно, не в качестве разноцветных бумажек перевязанных в толстенькие пачки, пусть даже регулярно поставляемые. Нельзя сказать, что купюры возбуждали его сами по себе. Вид денег, конечно приятен, если они твои, но, всё же, самое главное - это Егор знал наверняка, что деньги - это свобода. Не свобода воли личности, или, как ещё можно понаукообразнее завернуть... а самая обычная и, оттого особенно желанная свобода выбора материальных благ. И свобода передвижения. Ну, и ещё различная приятная хрень, доступная жизни обеспеченного человека в обществе - в любом обществе, нашем или, ещё лучше, не нашем!
«Первым делом - отдыхать» - приятно и неспешно размышлял Егор: «Ни чего не делать на протяжении полугода! Потом можно приехать - посмотреть, проконтролировать, и, опять на полгодика, если, конечно, получиться такими полугодичными интервалами времени жить.
А раз в полгода - месячный напряг трудового набега. Хотелось бы именно так...
А «приеду - проконтролирую» означает, что лучший отдых для измождённого трудом русского представителя средне-капиталистического класса это однозначный свал с Родины. Вояж, так сказать!»
«Да - это кайф! И обязательно улетать в дождь. Чтобы здесь пасмурно, а на душе спокойно и в мыслях порядок, а там - солнце! События! Люди! И не думать, а созерцать. Жить приятными рефлексами!
Можно в Америку, а там, на машине от Аляски до Чили. Чили - это, кажется, не самая южная южноамериканская, страна, но после Чили уже никуда южнее ехать не захочется. Ну, так кажется. Название Чили... Круто: пончо, скалы, Атлантика, куда ещё дальше! Ха-ха!..
Или в Индию. Найти там Сашку Царёва, спросить его: «Как, Сашка, жизнь? Давай показывай свою Индию! Бабки есть, я тебе квартиру подарю в центре Дели! Не обижайся, не пижоню, просто возможность есть такая, Сашка! Нормально всё, мы с тобой знакомы тысячу лет, ты мой боевой товарищ юности мятежной и мне приятно тебе квартиру подарить в Индии твоей...»
Сашка Царёв - это сокурсник Егора, только Егор учился на очном отделении, а Сашка заочно. В лихие девяностые Сашка ушёл в Индию пешком с кришнаитами через Таджикистан, Афганистан, Пакистан. Егор уже в это время жил в другом городе, не там, где учился, и ему эту легенду «Пешком в Индию» рассказал кто-то из знакомых по телефону. А, потом, Егор узнал, что Сашка, прожив, лет десять в Индии, приехал в гости в Россию и тут же прямо из аэропорта отправился в СИЗО, а потом и далее - на зону. При себе имел «траву» - вот и получил срок!
«Эх, Сашка, «кто не врубается в траву, тот не врубается в цветы» - это теперь не наш метод, и не наш лозунг! Видимо ты там, в Индии настолько просветлел, что наша реальность для тебя, как странное кино - чудесна и не понятна! А, в общем, жаль, конечно, что такой облом вышел с человеком, на пару-тройку лет» - так размышлял Егор.
Фантазируя на тему меценатства, филантропии и Сашки Царёва Егор запарковался у бизнес-центра, в котором размещался офис его фирмы.
Фирма занималась консалтингом в области рекламы. А по-простому была рекламным жучком, но с громким названием и правильно прописанным позиционированием. Штата было пять человек, включая офис-менеджера и по совместительству бухгалтера Ольгу. Остальные четверо - проект менеджеры и менеджеры продаж - два в одном. По мере необходимости Егор привлекал различных спецов на каждый конкретный проект, так было дешевле и не геморройно в плане управления. Вот под эту схему Егор снял три небольшие комнаты на третьем этаже в бизнес-центре на Фрунзе. И из трёх комнат одну отвёл под переговорную, вторую под менеджерскую, а третью под кабинет директора, т.е. сел сам в уютное чёрное кресло. В общем, расположились правильно, бюджетообразующих клиентов получили в первые полгода, а дальше было, конечно, по-разному, но в целом все, же двигались вверх по всем показателям. Короче, на хлеб хватало, а теперь ещё должно было быть и на во-о-от такой кусок масла!..
С год тому назад Егор придумал одну штуку, которую ему удалось запатентовать, оформив «полезную модель». Это было что-то вроде ноу-хау в области доставки рекламы её потенциальному потребителю, такая новая коммуникация. Через полгода Егор начал переговоры с крупным оператором связи по продаже своего изобретения. И вот на днях всё было согласовано. Теперь, Егор и этот оператор связи должны подписать окончательный договор, который и откроет перед ним эти «новые горизонты свободы, дарующие плоды сладкой жизни мало работающей буржуазии» - это, если по-простому, не выпендриваясь. А подписание состоится сегодня в 14.30 в офисе «богатого дядюшки» - оператора связи на Красном проспекте.
- Ольга, будь добра, убери из переговорной остатки вчерашнего «штурма». И созвонись по сегодняшней встрече, пожалуйста, получи подтверждение.
- Хорошо, Егор Саныч.
Егор открыл инет. Новости: «Икея» запустила новую кампанию, комментарии специалистов, вот его - Егора отзыв - вода, «Икея» не его клиент, нужно обойтись политкорректной водой... прогноз погоды на сегодня... «Спартак» опять продул, это уже ответный матч...
В дверях появилась Ольга:
- Егор Саныч, вам сейчас позвонит сам их генерал, по-моему, какие-то изменения на сегодня. Всё переносится.
- Как переноситься, что за хрень?!
- Я не знаю, сказали вам позвонят на сотовый.
«Твою...» - чуть было не выругался Егор, он дал себе обещание не ругаться матом два дня назад. Он помотал головой из стороны в сторону с напряжением мышц шеи и, поджав при этом губы, что означало: «это неожиданная и не самая приятная новость».
Ольга исчезла из дверного проёма.
Конечно, нельзя сказать, что это известие его крайне расстроило, мало ли, что может быть. Тем более что и быть ничего не может, сегодня хоть и важный, но во многом просто ритуальный, так сказать, официальный день договороподписания. Всё уже решено и посчитано и, частично, между прочим, получено (это как обычно бывает, что ещё до подписания кое-кто уже получает кое-что). И всё же чих-пых! не приятны все эти проволочки.
Сотовый завибрировал.
- Да, я слушаю, доброе утро, Иван Исаевич!.. Да... да... Хорошо. Я понял. До завтра. Выздоравливайте!
Он оторвал трубку от уха. В открытую дверь на Егора внимательно смотрели пять физиономий его сотрудников.
- Иван Исаевич прихворали, су...,- он проглотил второй слог, - бывает, оказывается и такое! Всем вольно. Завтра оне меня ждут с утра. Оля, прикрой, пожалуйста, дверь.
Вот теперь Егор был расстроен. Повертел в руках карандаш. Встал, перекинул через плечо сумочку с документами: «Исаич решил взять паузу? Это, т.е. типа прикидывается?! Да ну, ерунда! Кто я для него такой, чтоб арию больного передо мной петь?! Бред! Просто, действительно сплохел, а то, что так прямо и сказал, так это, наоборот, показывает его уровень доверия! Приглашает на короткую ногу. За приятеля считает. Вот же... детский сад начинающего абсурда!», - вышел в манагерскую:
- Камрады, завтра нас всех ждёт новая, интересная веха в истории развития «Глобал Реклама», не расслабляйтесь... Ольга Олеговна, я в «Дайнер» - позавтракать, если что - на сотовый.
- Харашо, нашальника, не грусти...
Егор спустился на лифте в холл первого этажа, снял с банкомата наличные - в «Дайнере» не было терминала безналичной оплаты, а у него налички, вышел на парковку, сел за руль, завёл мотор, открыл окно, вдохнул весенний воздух немытого, но цветущего из последних сил пыльной растительностью города пополам с выхлопом соседнего «Форестера». Всё же мысленно выругался от души на непредвиденные обстоятельства, персонифицируя их в лице больного Ивана Исаевича, снял с ручника машину, и покатил по кольцу на разворот в центр.
«Да-а-а. Это называется «Здравствуй, жопа - новый год!» Так всегда бывает по закону подлости... Ещё раз повторяем для тупых - это формальность! Всё завтра будет. Темнит Исаич?.. Приболел?...глупопень хренова!»...
Такие или примерно такие диалоги вёл с собой Егор, сворачивая с центрального проспекта на Фабричку, и, направляясь в противоположную сторону от «Дайнера». Через пятнадцать минут Егор был на окраине, не вглядываясь созерцая деревянные бараки середины прошлого века и, с утра развесёлых, местных маргиналов вперемешку с разночинной публикой, тоже местной, но уже одной ногой выбравшейся из этого района в более-менее спальный. Егор, от расстройства, а точнее, за не имением более осмысленного занятия, просто автоматически, проворачивал в голове заранее придуманный торжественный монолог по поводу «очень выгодного партнёрства», который он, разумеется, приготовил на сегодня и который, по известным обстоятельствам, перенесён на завтра: «... отдельное «спасибо» и особую благодарность хочется выразить Вам, Иван Исаевич, за то, что вы...»
Егор притормозил. Он заехал чёрт знает куда: «Я выключился...», - и, уже хотел было тронуться на разворот, но вид за окном машины привлёк его внимание. Он находился почти на самом выезде из города.
Егор не сразу понял, в чём дело, а потом вдруг просиял: «Опа, кино и немцы... водокачка такая же, как у нас в Моряковке! И дом - двухэтажный деревянный барак, ну копия. Бывает же...»
Егор вышел из машины и огляделся.
Говорят, что у каждого жителя нашей планеты есть человек-двойник. Вот живёт такой как Егор где-нибудь в Западной Сибири: «уши, ноги, хвост», а где-нибудь в чилийском Сантьяго живёт такой же: «уши, ноги, хвост», только зовут его Хуан «... или Себастьян Перейро!» - растянулся в улыбке Егор: «Себастьян Перейро - торговец чёрным деревом».
Ну да... бывают люди-двойники, а бывают виды - двойники, в этом убеждался Егор, обалдело разглядывая окрестности. Пейзаж перед ним был точь-в-точь как его родной дворик в посёлке, где он вырос. Водонапорная башня (водокачка) с изогнутой трубой для спуска воды на самом верху железного бака. С противоположной стороны, уже с другой трубы, как хобот огромного слона свисал толстенный шланг, для заправки цистерн разного водовозного транспорта. Огромная ручка-кольцо, как будто вколоченная в кирпичную стену водокачки, предназначалась для пуска воды.
Егор вспомнил, что пацаном ему приходилось несколько раз дёргать за эту ручку, чтобы пошла вода из хобота. Потом так же несколько раз с силой вдавливать её в стену, а ладонью прикрывать отверстие шланга, чтобы можно было попить воды, которая бежала по инерции. А потом, напившись, можно было нестись дальше, играть в «войнушку» или футбол, по дороге прижимая язык к сведенным холодом зубам.
Егор вспомнил, как однажды он сильно вытянул ручку, и вода хлынула потоком вниз, Егор засуетился и никак не мог впихнуть обратно, это чёртово пусковое кольцо. А наипротивнейшая соседка, увидев всё это, побежала жаловаться Егоровой матери: «Там ваш Егор весь мокрый, а вода так и хлыщет, так и хлыщет!» Егор получил нагоняй от матери, но не за то, что вода «хлыстала», превратив всю площадку вокруг водокачки в маленькое озеро, а за то, что он, устроив наводнение, сам искупался по уши в ледяной воде и мог, поэтому заболеть.
Перед водокачкой, ближе к Егору стояли три деревянных двухэтажных дома - «восьмиквартирники», и, т. к. в посёлке были дома преимущественно частные или, как говорили, «свои», то эти «восьмиквартирники» называли «казёнными». Четвёртый «казённый» дом сгорел, и на его месте виднелась лишь растаскиваемая жильцами на разные бытовые нужды кирпичная кладка фундамента и нижний обгоревший венец бруса. На останках дома жизнеутверждающе проросли молодые деревца и кусты.
Асфальта во внутреннем дворике не было, а была проплешина из жёлтого песка, обрамлённая зарослями травы и репейника вдоль домов. У каждого дома был свой не большой палисадник, где жильцы, кто попредприимчивей, устраивали грядки с огурцами или даже теплицы обтянутые полиэтиленовой плёнкой. А от дома к дому прямо по земле тянулись трубы отопительной системы. Трубы были спрятаны в деревянные сооружения из досок, которые походили на длинные, идущие от дома к дому ящики. Местные называли это гениальной сооружение поселковых строителей просто - БАМ.
В детстве Егор дал название этому пейзажу - Палестина. Наверное, ассоциации были вызваны жёлтым песком. Да и вообще, какая-то яркая, солнечно-жёлтая картинка была. А из-за того что деревянные дома во время не редких пожаров вспыхивали как спички, создавалось ощущение тревожности, как в Палестине - там тоже не шоколадно всё, судя по новостям. Но об этом прозвище, присвоенном двору, он никому никогда не рассказывал, и не от того, что в этом была какая-то потаённость, а просто не считал заслуживающим внимания, не до поэзии было! И так было чем заняться: футбол, «войнушка», драчки, а потом и девахи, да мало ли важных и интересных занятий!.. Сейчас он вспомнил «свою Палестину» и это показалось ему таким... классным, короче!..
Ну, а что до поразительно похожего вида, то если уж быть совсем точным, картинка всё же не была буквальной копией.
Во-первых, в детстве дома были всё же ухоженнее: наличники на окнах покрашены - каждая семья красила в свой цвет (так и стояли дома с разноцветными глазами - окна на глаза были похожи).
Во- вторых, во дворе было несколько железных коробушек-гаражей, двери которых почти всегда летом были открыты. В гаражах сидели местные мужики, собиравшиеся «обсудить дела». Мужики далеко не всегда были пьяные, по крайней мере, с утра.
Здесь, в современном аналоге, гаражей не было, а утренние пьяные были - на крыльце одного из домов о чём-то громко вскрикивали и матерились, время от времени.
Ну, и, в-третьих, там, в детстве на «БАМе» сидели бабы, а во дворе было полно ребятни - здесь ни баб, ни ребятни не было видно. Да и вообще, там было всё радостное и яркое, а здесь пошарпанное, серое и не очень гостеприимное. И всё же сходство кварталов-двойников было поразительным.
«Вот это фокус-покусы! Если бы не моя здоровая, крепкая психика можно было бы предположить, что свершилось чудо и я провалился в какую-нибудь времено-пространственную дыру - до того неправдоподобное совпадение ландшафтов! Нет ну вы видели когда-нибудь такое, дорогой мой, Иван Исаевич» - мысленно обратился Егор почему-то к своему будущему «почти-компаньону», ныне бывшему на одре чёрной лихорадки. «Никогда, мой друг, никогда» - ответил Егор себе от лица больного! «Во-о-от!.. а если это чудо, и я всё же «провалился», значит и они - маленькие зелённые человечки существуют!» - Егор загоготал от удовольствия, полученного от придуманной остроты и просто от какого-то всеобщего удовольствия. «Как будто домой приехал» - пронеслось в голове...
- Земеля, извини, конечно, у тя не будет рублей двадцати?
Егор обернулся и увидел мужика, местного «алконавта» без возраста, так «от сорока и выше». В руках мужик держал эмалированное ведро и смотрел на Егора с подозрением и любопытством одновременно.
- Это не в моих правилах... сам можешь попасть в такую ситуацию, - продолжил алкаш.
- Это вряд ли, - усмехнулся Егор довольный жизнью, собой и этим странным событием, в которое он попадал.
- Да ладно ты не гордись уж очень-то. - Процедил мужик.
Егор разглядывал алконавта с интересом. Не видел он таких экземпляров лет десять последних - по разным орбитам с ними вращался.
А мужичок был любопытный. Правда, сразу не поймёшь чем, вроде бы, всё стандартно: штаны - типа джинсы, спортивный свитер - типа «олимпийка» синяя с тремя, типа, белыми, полосками и надписью «abibas» на груди. В резиновых шлёпанцах для бассейна напяленных на чёрные носки... Но было в нём что-то такое, что Егору... импонировало, что-ли. Какой-то братан из девяностых, и обращение это его доверительное «земеля». И ещё что-то было, и это «что-то» зацепило сразу. В первую секунду Егору показалось даже, что мужичок ему очень хорошо знаком, но, после попытки вспомнить, он пришёл к выводу, что ему действительно просто показалось. И, доставая деньги и отгибая полтинник, Егор ответил:
- На, полечись, болезный. Ты уже второй больной за сегодня.
- Спасибо, братан. А чё первому тоже полтишок дал? - заулыбался алконавт и добавил, - да я так, для поддержания беседы...
- Да нет. Он сам кому хочешь, сколько хочешь, может дать, если захочет, конечно, а болезнь у него другая, он не с похмелья мается у него...
Егор хотел пошутить про чёрную оспу, но передумал.
- Чего у него?
- Да так... денег море у него...
- А-а-а крутой дядька...
- Это да.
- Ну, ладно. Я пошёл, - закончил беседу алконавт, повернулся и пошёл.
- Слышь, мужик, постой - неожиданно для себя сказал Егор, - тут, в общем, такое дело... Дворик ваш похож на мой в детстве...
- Ну а чё удивительного-то, - охотно подхватил алконавт:
- ты ж рождённый в СССР, а там всё примерно такое было.
- Ты прям как рок-пророк.
- А чё я по-твоему, говно на блюде?
- Да, не обижайся, я так...
- И я пока так...
Егор понял первую причину, почему мужик его заинтересовал - они были ровесники. У него, конечно, опухшее лицо, прореженные зубы, застарелый уже жёлтый бланш на левой челюсти, перегарное дыхание, ну, вообще, выглядит лет на 10-20 старше, но если проявить творческий подход и приглядеться получше, можно рассмотреть одинаковость. Но дело в том, что одинаковость эта касается только возраста...
Помолчали, мужичок уже никуда не спешил. Егор подумал: «Наверное, ещё взять хочет с лоха залётного! Ха! Ну-ну, браток!»
- Да, ладно, ты не очень-то гордись - опять начал издалека алконавт своё жевание, - а то, мы парни здесь простые, местные...
«Ага, точно!» - улыбнулся Егор и ответил:
- Да притормози, я ж, вроде, извинился.
- Ну, так и дыши, чё ты там про двор? Похожий? А ты откуда?
«Прощупывает» - подумал Егор: «ну пусть щупает, щупальцами своими, щупальщик! Туда же, «куда конский питон, туда и лягуша с лапой!» Хмарёк, ща по-твоему глазами суровость сыграю, погоди...», и ответил:
- Да, из другого города.
- А из какого?
- Да, не важно. Из деревни даже, вернее из посёлка. У нас там такой посёлок флотский был...
- Да? А у нас тут тоже река рядом, а там станция лодочная.
- Где рядом? Километров пять?
- Ты чё несёшь-то, да вон за башней, тоже блин деловой...
«Пора! Вот такая суровость в глазах! Хорошо! По-о-ошли - лёхонький наезд, как будто на «делового» обиделся:
- Ты тоже особо-то не за..пайся, проще будь... «деловой»... молотишь!.. Я-то откуда знаю чё тут где!
Мужик ответ оценил. Решил перейти от тёмных замыслов к дружескому общению:
- Хошь покажу?
- Ну покажи.
«Интересный чувак, да и беседа забавная получается - приключение!»
- Щас, тока к Нинке зайдём, спирту возьмём.
И он зашагал к ближайшему подъезду, поставил у входа своё ведро и вошёл. Егор постоял и двинулся за ним.
Всё, конечно, было крайне необычно. И беседа эта с алконашей. «Земеля, блин! Дружбан!» - усмехнулся Егор. И место это, и то, что он поехал в «Дайнер», а сам сейчас стоит в этом подъезде, в котором пахнет мокрой извёсткой и воняет нечистотами и ждёт своего нового знакомца. И то, что сотовый его не звонит с тех пор, как он вышел из офиса. Ну и то, что у него завтра важная сделка, а он занимается, хрен знает чем. Но Егор успокоил себя мыслью о том, что это просто приключение, а место, действительно не обычное. В общем, сейчас посмотрит на станцию, на речку и поедет дальше заниматься взрослыми делами.
«Решено - сделано! Час не беспокоиться - развлекаться. Тем более что и торопиться сегодня уже некуда».
Егор осмотрелся. В этом подъезде было всё почти так, как в подъезде дома Егорова детства. Синие и чёрные почтовые ящики на дверях квартир, крашеные зелёной краской панели, деревянный пол и скрипящая деревянная лестница. Только вот вонь и грязь... Егор вышел на воздух.
- Порядок, - догнал его знакомец-алконавт. В его пустом эмалированном ведре болталась литровая пластиковая бутылка, по этикетке было понятно, что из под кваса, - тебя как звать-то?
- Егор.
- Опаньки, а я тоже Егор. Только меня Горей все зовут.
- Приятно познакомиться, Егор-Горя.
******************************************
Егор с Горей расположились на лавочке у края высокого обрыва, под которым внизу у воды было видно нагромождение моторных лодок, боксов, катерков, каких-то шлюпок и целые россыпи различного хлама. Часть лодок была свежеокрашенна, часть - облупленные и облезлые судна. «Ранжир владельцев по уровню доходов» - подумал Егор.
Но главное, это горизонт - даль поймы реки. Егор увидел и ощутил пространство - от горизонта до горизонта: «Да, хорошо - вольно, в городе такое не видишь»
Горя достал из кармана завёрнутый в бумажку надкусанный пирожок. Из-за ножки лавочки извлёк пластиковый стаканчик. Набулькал себе вонючего спирта. Не спеша выпил, поморщился, понюхал пирожок, откусил кусочек, прожевал:
- Ну как?
- Нет, не так, - ответил Егор, - не было у нас никакой станции лодочной, да и затон в другой стороне был и значительно дальше.
- Ну, извини, возможны... расхождения.
Горя захмелел. Повторил ритуал пития спирта в точности. Помолчали.
- Слушай, а ты чем занимаешься? - спросил Горя, закуривая пахитоску.
- У меня агентство своё небольшое.
- М-м, нормально, а у меня только геморрой свой небольшой...
Егор вспомнил сегодняшнее утро. «Отличный день... жизнь прекрасна и удивительна...»
- Отличный день, - просипел Горя, - будешь?
Он протянул Егору стакан. Егор отказался:
- Не, спасибо, давай сам.
- Ну, упрашивать не буду. За твоё здоровье.
- Странно всё это,- сказал Егор.
- Чего тебе «странно»?
- Да всё. И место это и, вот сейчас я подумал, вернее, вспомнил, как утром думал: «Отличный день», а ты вдруг вслух говоришь: «Отличный день»...
- А тебе сколько лет?
- И на эту тему я думал. Мне - 38.
- И мне 38. Твоё здоровье.
Горя заметно отяжелел. Помолчали. Егор размышлял о том, что испытывает сейчас какое-то странное состояние, будто его на паузу нажали. От весёлости предвкушения приключения почти ничего не осталось. Горя этот не так уж и интересен, просто обычный тип из обычной жизни. Обычный. Да и хрен с ним... Егору, почему то захотелось подумать о себе. О своей жизни. Вот, например, о том, что отец умер - похоронили полтора года назад, а он так и не пережил этого, на ногах перебегал...
- Ну, давай, рассказывай,- деланно прищурился Горя на Егора.
Егор поморщился - нагловатый дружбанчик.
Опять повисла пауза.
А потом вдруг Егор начал рассказывать. И, постепенно разгоняясь, говорил всё эмоциональней, стал размашисто жестикулировать, иногда вскакивал с лавочки, для того, чтобы показать, проиллюстрировать наиболее интересные моменты. Горя слушал его сначала внимательно, потом вполуха. Но невнимание Горино не смущало Егора, скорее он даже был доволен тем, что его собеседник время от времени впадал в алкоголическую полудрему. И, когда Горя разлеплял веки и таращил свои уже попустевшие глаза, бессмысленные в первые секунды, прыгающие затяжными прыжками в поисках стакана в следующие, и, сладко затуманивающиеся после того, как он стакан «замахивал» , это тоже не смущало Егора. На него снизошло вдохновение. Он говорил о себе и, наверное, больше для себя. Вот так - вдруг. Он не мог остановиться - его прорвало, что называется «впервые за несколько лет».
Рассказ был вне жизненной хронологии. Егор рассказывал про детство, про то, как учился в институте. Рассказывал про то, что когда у него поднимается высокая температура во время простуды, ему мерещится один и тот же кошмар, как, будто на него летят огромные, с двухэтажный дом, каменные шары, подвешенные как какие-то сатанинские маятники на огромные железные цепи. Эти шары раскачивают знакомые или родственники Егора, или какие-то не известные ему люди, или, вообще не понятно кто, может быть и не люди вовсе. А Егор кричит, чтобы перестали, что ему очень страшно, что его сейчас раздавит. И он падает, и очередной качающийся зловещий маятник пролетает над ним, обдавая спину ледяным воздушным шлейфом.
Ещё Егор рассказывал про то, как несколько раз в жизни чувствовал, что такое счастье. Как в первый раз это было, когда Егор однажды вечером сидел в кресле перед выключенным телевизором, закинув ногу на подлокотник, а на него накатилась волна умиротворения и спокойствия и, именно, тогда Егор подумал, что это должно быть и есть счастье. «Бог по голове погладил». И, что счастье - это не состояние человека протяжённое во времени, а это и есть само время пронизывающее человека: «Время, точнее - секунды, которые проходят через тебя и, которые ты чувствуешь физиологически, всем телом, всеми внутренними органами, каждой мышцей» - говорил Егор.
Горя слушал или не слушал Егора. Но иногда он, долго и молча, смотрел ему в лицо, куда-то на переносицу, как казалось Егору. Иногда он мотал головой в знак того, что он согласен с тем, что говорит Егор.
Пару раз к Горе подходили местные, здоровались, спрашивали закурить или просто коротко говорили с ним, Егор на это время замолкал, а потом когда они отваливали как бы по своим делам, но на самом деле «чтобы не мешать - у Гори гость», Егор продолжал. Он рассказывал про то, как после седьмого класса работал у отца мотористом на катере:
- ... там была такая небольшая баржа, в которую закачивалось топливо для всех теплоходов, комбайнов, тракторов и для самого плавучего завода, который мы таскали по Оби в низовье и, который перерабатывал, скошенную комбайнами траву в гранулы и в травяную муку. Так вот, эту баржонку все называли «наливнушка», собственно, это и входило в наши обязанности - водить эту «наливнушку» от завода к заводу, которых всего четыре было. Ну, так вот... А приписаны мы были к Первому заводу и, когда рейсов не было, стояли учалившись у этого «Первого». Вот так, - Егор показал, приставляя, друг к другу ладони: завод, наливнушка, вот так «бранда», т.е. брандвахта, ну, это такая баржа на которой располагались жилые корпуса для команды, где был камбуз, т.е. кухня...
- Да знаю я, что такое камбуз - мотнул головой Горя.
- Красный уголок. Красным уголком называли такую большую кают-компанию; а вот так, - Егор опять перекинул в воздухе ладони, - борт в борт с заводом и носом в корму с «брандой» ставили «наливнушку», а уже к ней в борт чалился наш катер. Четыреста тридцать первый...
- Ну, я понял, это типа флотские колхозники, - промычал Горя, - это я знаю. Я так свою трудовую деятельность и начинал, трави дальше...
- У отца был день рожденья и вся команда с катера, и кто-то ещё из мужиков механизаторов, у кого свободная вахта, отправились «на природу» отмечать. А меня оставили нести вахту. А чего там «нести», когда корабль причален и не в рейсе; ну, палубу помыть - подраить, в машинное отделение меня запускали только за тем, чтобы опять же подраить что-нибудь, и то под присмотром отца; ну, рыбу половить, но это не обязанность, а так - развлечение... Короче, никого нет - и делать нечего. Полежал - книжку почитал в кубрике, сбегал бычок припрятанный дёрнул на корме и всё. Посидел, помаялся «вахтой» в рубке и побрёл на «бранду» обедать.
Поварятами в эту навигацию взяли молодых парней с кулинарного техникума, раньше брали девок, но поняли, что поварихи в мужском коллективе - это источник напряжения в команде. А такое «напряжение» идёт в разрез с трудовыми буднями и выполнением плана. И от идеи брать женщин отказались.
Парни были молодые, чуть старше меня и я с ними по-приятельски общался: брал у них кассеты с музыкой, сигаретки, однажды, даже бражку попробовал, на день рождения одного из них. Короче, был на короткой ноге, остальные-то в команде дядьки взрослые, безынтересные, старые пердуны с кем, и поговорить-то не о чем.
«Привет, Егорка - где махорка!» - говорит один из поварят: «Чё твои гуляют, а тебя не взяли»!
А я отвечаю, что не очень-то и хотелось, да и должен же кто-то службу править. В общем, получил свою порцию макарон с тушенкой (по-флотски), сижу - уплетаю.
Вдруг, забегает пентух один, механизатор. Тоже парень молодой, даже имя его помню - Игорь. Игорёк - хреном в кулёк! Терпеть его не мог. Ну и он меня тоже. Рамсили, а почему не помню. Помню только что гад он был порядочный. Забегает и орёт, что пока я тут сижу обжираюсь, у меня там катер с последней чалки срывает. «Щас - говорит - оторвёт, и, поплывёт ваш крейсер, прямо к папиному сроку».
Отец, в это время исполнял обязанности кэпа, пока настоящий в больнице лежал, поэтому если бы катер оторвался, может и правда отец бы срок получил. В общем, я подорвался и прыжками на «наливнуху». Смотрю, а кормовую чалку оборвало и наш доблестный 431 на одной носовой болтается. Его, то откинет от «наливнухи», то немного прижмёт ветром и течением. Делать нечего - надо прыгать...
- Ну а чё, я и прыгнул - членораздельно подытожил Горя Егоров рассказ.
Егор посмотрел на Горю, тот уставился на Егора, прямо между глаз ему - в переносицу, и продолжил:
- ты знаешь, братело, я думаю, тогда детство-то и кончилось. А я ещё ору мужикам - мужики же собрались посмотреть что к чему будет... я им кричу, типа чтобы помогли, а они только ухмыляются, стоят. Ну, я разбежался и прыгнул. Завёл машину, подработал корму, выскочил, учалил...
- Горя... ты...,- с паузами выговорил Егор, - ты чего...
Он почувствовал, как у него как будто от испуга в груди засосало холодком, а потом этот холодок из груди спустился в живот. Горя смотрел на Егора «в разбег».
- Горя, ты чего несёшь-то... ты откуда знаешь? - удивляясь своему неожиданному и неоправданному испугу, выдавил Егор
А Горя продолжал:
- Да... я думаю, что тогда и повзрослел. Первую ступеньку к этой взрослости перепрыгнул. А последней ступенькой стала болезнь матери, помнишь, это в восьмом классе было....
- Да, - изумлённо проговорил Егор, - ей операцию сделали и детство кончилось.
- Да... налить тебе сейчас?...
Позднее когда вся эта история с осмотром затона кончилась, уже даже на следующий день, да и позже, через год и ещё позднее - через десять лет Егор пытался вспомнить, что же было на самом деле. Но не мог. Какие-то отрывки, как будто из бредового сна. Был какой-то странный разговор, только кто с кем говорил он вспомнить не мог. Да и не хотел вспоминать, если честно...
- Ну и как мне тебя называть?
- Да какая тебе разница!
- Один пыхтит, другой дразнится! Я тронулся?
- Куда ты тронулся? Ты лучше скажи - ты взял ту гитару?
- Нет, я не брал. Она так соблазнительно лежала, а замок такой хлипкий - пальцем ткни - отвалится, а мне дружбан Войцех говорит, что её за тыщу, или какие тогда деньги были, не помню, загнать можно...
- Ты мне эту всю лирику не рассказывая - это ж я, это ж со мной было..
- А, ну да, извини, короче, я её не взял..
- Ну, ясно. А я взял. А потом меня взяли.
- Да ну!
- Ну, а чего «да ну». Взяли - трёшку за это барахло дали. Потом вышел, какой там нахрен институт, ну и всё...
- Да-а... а я закончил. Потом работа, потом - дело своё, короче - нормально.
- А помнишь, какой день был классный?
- Какой?
- Да этот, с гитарой.
- А-а-а... да. Сессию закрыли. Отличный был день. Солнца столько!..
- Да. Отличный от других...Тогда-то наши дороги и разошлись...
- Это как?...
Потом кто-то, Горя или Егор пел песни и братался с какими-то чуваками, потом все орали «Спартак - чемпион». Потом пили дрянь на какой-то квартире с засиженными мухами серыми стенами и одинокой лампочкой на проводе под потолком. Потом его тошнило. Потом его долго и молча пинали. Потом он спал, ему было хорошо и свежо, только ветка больно упиралась в бок. Потом он опять спал, но уже на кровати, укрываясь вместо одеяла половиком. Ему было холодно, и голова раскалывалась. Потом ничего не было...
- Горя, сука! Открывай, паскуда!
В дверь тарабанили.
- Открывай, Горя!
Начали пинать ногами. Потом показалось, что всё стихло. Он задремал, ему пригрезился берег речки, с тонкой песчаной полоской у самой воды. Что он бредёт по щиколотку в этой воде и смотрит на небо. Вода холодная. А небо голубое -голубое аж глазам больно. И солнце у горизонта. Толи утро, толи вечер? Вдруг, он услышал раскаты грома, обернулся и увидел огромную переношенную тучу, которая выползала на небо из-за холма...
- Горя, сука, ещё раз придёшь со своими погаными предложениями к моей Нинке - я тебе своими руками башку отрублю!
- Чё не открывает? - донёсся из-за двери второй голос.
- Я ему не открою! Ещё по ночам же ходит гадёныш. На косяк двери нассал! Открывай ушлёпок!
«Это ко мне пришли» - подумал Егор: «Сосед. Дочка его Нинка нравится мне. По пъянке». И опять провалился.
Опять вода. Тёплая, приятная, а он хоть и свинья, говорят, что свиньи не могут смотреть на небо, лежит в этой воде - маленькой, уютной лужице на спине, закинув копытцо на копытце и смотрит в звёздное небо. А звёзд видимо-не видимо. Мерцают. «Нас - кабанов много, просто некоторые стесняются об этом говорить, прячутся по ночам, пялят на копыта гольфики... А как, блин, приятно вот так лежать и греть спинку и смотреть на звёзды.. Дауны - нет ничего важнее свободы!»
Стук в дверь стих.
С неба сорвалась звезда и полетела прямо на него.
Егор смотрел на неё и думал: «Странно, вот она подлетает ко мне, а больше не становиться. Это против законов физики...»
Звезда быстро приближалась к Егору, потом, совершив замысловатый пируэт, скрылась из глаз, но было понятно, что она заходит со стороны темечка и её поэтому не видно. Егор чувствовал, что она уже очень близко, потом - хлоп! Звезда вошла через темечко прямо между двух полушарий мозга Егора и там - ба-бах! Взорвалась. Егор ослеп, вернее глаза ему залил настолько яркий свет, что ему показалось, что он ослеп. Голова как будто треснула всеми швами. Острая боль побежала по позвоночнику.
Только боль начала спадать - Егор увидел, что с неба срывается вторая звезда.
«Это вода из крана капает, - проворочалось в отравленном похмельем мозгу Егора, - капли падают в раковину и разрывают мне мозг. Надо вставать».
Егор сел. Пошарил рукой под кроватью - поискал похмельный стакан - не нашёл.
Встал, побрёл на кухню, там у него в холодильнике, в морозилке лежит, приготовленный для таких случаев лёд. Налил в стакан воды, бросил пару кубиков льда. Ещё пару положил на ладонь и начал растирать виски.
Он вспомнил, что вчера познакомился с каким-то буржуйчиком - тёзкой. С ним и надрался, как свинья, а куда тот делся, не помнил.
- Да и хэ с ним, - сплюнул сухостью Егор, - надо за водой сходить, а то эта из крана вонючая.
Бормоча и матюгаясь себе под нос, Егор отыскал под кроватью эмалированное ведро. Сунул ноги в шлёпанцы, открыл дверь и вывалился в подъезд.
- Здорово, Горя, - в подъезде сидя на корточках, курил соседский пацан Вовка.
- Здорово.
- Тебя Архипыч утром приходил убивать, ты всю ночь Нинке в дверь долбил, а потом ей порог обоссал, - и заржал гадёныш.
Егор вышел на улицу. Вдруг он вспомнил, что сегодня нужно было что-то очень важное сделать. От этой внезапной мысли он даже остановился. Куда-то нужно было поехать. И кто-то «темнит». Точно! И ехать нужно обязательно! Только... куда? и зачем?
«Блин, нехренасе заклинило! Надоело это всё - сил нет!»
Егор постоял. Ему вдруг так стало жаль себя: и то, что он что-то важное вспомнить не может и то, что живёт вот так - пропадает. И то, что похмелье скотское!
«Надо бы полтинник или хотя бы двадцатку раздобыть... - подумал Егор, - а к Нинке за спиртом Вовку зашлю, сам не пойду. Вдруг Архипыч там. Где только взять её эту двадцатку?!»
Вдруг, Егор увидел метрах в двадцати от себя залётного пижончика, который стоял и пялился куда-то вдаль. Егор остановился, помялся, поглядывая на незнакомца. «Да похренам, пойду, спрошу. В лоб не даст». И он двинулся к хорошо одетому, явно не здешнему молодому мужчине, который задрав голову, разглядывал, по всей видимости, их водокачку. Егор глянул в ту сторону, куда смотрел мужчина. «Чего он там увидел? Наверное, снесёт водокачку - магазин построит».
Егор ещё издалека начал изображать приветливость на лице, насколько это возможно, хотя какая тут приветливость без двадцатки...
Вдруг, у него в трико завибрировал мобильник. Он запихнул руку в карман, пошарил и неловко, чуть не выронив, вытащил жужжащий телефон. Поднёс обнаруженное чудо к самому носу.
«Это, что за хрень ещё? Откуда сотовый-то? Крутой такой...» - он завертел в руках мобильником, а его лицо отобразило искреннее удивление и радость (можно загнать неплохо!). Егор поднял глаза - поймал на себе взгляд пижончика, вздрогнул, перехватил телефон другой рукой, сделал серьёзное лицо, что означало: «Я его не тырил», нажал на кнопку, поднёс трубку к уху и услышал:
- Аллё, Егор Саныч, ну вы где? Всё утро звоню - вы не доступны. Звонили от Ивана Исаевича - подтвердили встречу. Вас ждут...
|
