…Сердце было детским, но темнота, красивая и строгая, млечного небесного пути его не пугала: оно уже умело любить. И было грустно ему от того, что оно такое теплое и бьющееся, а вокруг всё одинаково мутно, и эта неясность пугала его своей пошлостью, лишь видимостью бытия.
И однажды увидело сердце издалека, ещё с высоты, точку, не похожую на другие. И родилось что-то новое в Сердце, оно не осознавало, вначале не замечало, но потом уже не могло оторваться от этой близкой и далёкой точки. Уже знало Сердце, что та точка – Звезда, знало, что глубоко в него вошёл этот свет; пугалось, когда этот свет вдруг чем-то заслонялся, но…была вера. Да, ещё такое маленькое, но верное и мудрое.
И думало Сердце «А ведь узор этой Звезды будет прекрасен, и я уже близко к этому свету, сиянию, что пробивается, находя силы, ко мне». Неожиданно ответила и Звезда: «Ты увидело мою форму во всеобщей бесформенности, я могла бы светить – и свечу, и многие видят меня, но их сердца ближе к их телу, но дальше от космоса, и свет мой не озаряет их, а я способна менять форму – и пугаются они меня, ибя за формой бегут. Но ты…»
И село Сердце на Звезду, и улыбнулось, и застучало. О, оно было заполнено светом и дружбой, такой животворительной, что незаметен стал холод и непонимание других. «Ты давало мне силы светить, помни, что я говорю тебе, Сердце моё, во мне мудрость этого мира. И когда тебе станет казаться, что ничего не было, то знай – свет в тебе не даст тебе ошибиться».
И росло Сердце, становясь крепче, и всё теснее становилась связь его со Звездой. Загораживали ли её тучи, заволакивала ли её мгла, когда оно только чувствовало, но не видело, надежда и вера, неумение предать побеждали. Бьющийся комочек стал понимать, что мудрее и старше становится его чувство, нельзя уже вернуться к тому Сердцу, которое смогло различить прелесть и чистоту Звезды в туманном собрании колец.
… А Звезда была зависима. Она ходила за Солнцем, за Луной. Страх пронзал Сердце: ведь оно привыкло к другу, к силе мысли, к правде, связавшей их. Испугалось оно, что это всё было – но лишь в его мысли. А вдруг Звезда молчала?! Происходило ли всё это или было лишь игрой воображения, такого тонкого и нежного с рождения? Как разобраться?
И вспомнило оно красоту души Звезды; и жгла, и холодила, и колола, и излечивала его Звезда. И кровь Сердца всё-таки падала на Звезду. Знала ли она, что Сердцу больно, что и холодно было, и жарко? Но само Сердце ответило: «Да, туманным комочком (тобой, Звезда, пока не распознало тебя) я наслаждалось неосознанно, но Звездой… - дружба не может быть нейтральной; чувство – вот что дано тебе, и ты бьешься, пока оно в тебе живо. А иначе ты не Сердце…».
Бури были в Сердце: знало оно, что Звезде нужна свобода, что тяжело Светить, Освещать, много сил, много усилий, а вокруг – целый Млечный Путь.
Что дали они друг другу, были ли равноценны их стремления – не сразу ответит Сердце. Какой путь у Звезды? Знает Сердце, что и без него засветит она, отразив Солнце и Луну, но другим светом. Лишь отразив… Не взглянет Сердце на тот безжизненный, отражённый свет внешними глазами, но глаза души всегда будут обращены к свету той, прежней Звезды.
И будет тихо молиться Сердце, чтобы не забыла Звезда о том, что зародила в себе: чистый свет.
|