Петруша
Автор: Даша Васильева
Не многого же мы стоим, если даже не умеем признавать свои ошибки и поражения, не можем сделать искреннее выражение лица, когда нас уже тошнит от успехов других людей, не можем ничего изменить в среде сложившихся вещей.
Но гораздо хуже, когда нас отталкивают. А ведь мы знаем свою цену, потому что не раз ее называли, знаем свои желания, не самые тайные и, возможно, не все, но что-то знаем. Но когда нас отталкивает человек, которого мы не день и не два хотим всем своим еством, о котором мечтаем, который даже не столь успешный и не столь красив, как мы любимые, но которого мы просто хотим отыметь на глазах у толпы за столь долгое презрительное отношение – это жуткое и страшное состояние опустошения. Поверьте мне, я знаю.
Когда я училась в десятом классе, к нам перевели Петрушу. Он никогда не был красавчиком. Но что-то в нем притягало. Возможно, это были его темные-темные глаза, которые явно не по-возрасту излучали мудрость и глубокую вековую печаль.
Мне жутко хотелось узнать, откуда все это взялось в нем. Через что прошел этот паренек в жуткой порванной клетчатой рубахе, что теперь сидел на задней парте и, казалось, вообще не замечал всего того, что происходило вокруг.
Петруша был странным парнем. Не таким, как все. Он был гораздо умнее большинства преподавателей, никогда не выполнял домашних заданий, никогда не оправдывался, когда его ругали, никогда не дрался и никогда не спорил. Он почти ни с кем не общался, всегда опаздывал на занятия и сразу же после последнего звонка исчезал за дверью, тем самым убивая последнюю надежду привлечь его внимание хоть на долю секунды.
Я часами могла наблюдать за мимикой его лица, которая, собственно, практически никогда особо и не менялась. Казалось, он меня не замечал. Хотя, так оно и было. Я промаялась с этим чувством до конца учебного года и… и так и не придумала, что мне с ним делать и как дальше жить.
И вот наступил последний учебный день. Мы стояли в ажурных чулочках и налакированных туфлях, с галстуками и белыми рубашечками, черными брючками и юбчонками. А я все думала над тем, как сказать ему о том, что я … что я… что я так долго держала в себе.
Прозвенел последний звонок. Народ потянулся к выходу. Мои одноклассники решили отпраздновать такой знаменательный день и пойти гулять в парк. Ведь отныне можно было целое лето гулять, не парясь о невыполненных домашних заданиях, не сданных контрольных и придирок учителей. И это было действительно здорово! Мы всегда ценили свободу! Мы всегда бунтовали! Нас все достало и мы хотели все бросить и податься жить в лес, к водоемам. Подальше от назойливости общества и чрезмерной опеки родителей.
И вот все двинулись к парку… хотя нет, не все. Один Петруша остался стоять на месте. Петруша и я. Через долю секунды он развернулся и двинулся в противоположную сторону. Я не выдержала и побежала за ним.
- Стой. – я легонько дернула его за рукав, потянув на себя.
Петруша удивленно обернулся. Теперь он молча смотрел на меня. Немного рассеянно, ожидая объяснений.
Я засмущалась.
- Ну, - нужно было что-то ему сказать. Срочно, пока он не передумал и не ушел. – Ты разве не пойдешь с классом в парк?
Он улыбнулся. Я впервые видела, чтобы он улыбался.
- Нет. Не пойду.
- Почему? – не отставала я.
- Не хочу. Мне это не нужно. Прости, но я спешу. – он замолчал. Посмотрел на меня своими черными, как смола, глазами, аккуратно снял мою руку со своего рукава и двинулся дальше.
Я замерла на месте. Казалось, меня заклинило и нельзя было ничего с этим поделать. Мы впервые говорили. Впервые за весь год.
«он уходит, уходит…» - билась ласточкой мысль в голове.
Я снова понеслась за ним. Схватила его за плечи и одним махом повернула к себе.
- Можно мне с тобой??
Я выжидающе смотрела ему в глаза.
Он отстраненно покачал головой и ушел. Тем летом я его больше не видела.
Впрочем, как не видела его и последующим летом, и когда-либо вообще на протяжении трех лет.
И вот я уже студентка факультета экономики и права. Мне всегда все давалось легко, но вот в любви никогда не везло. Ведь после Петруши я полюбить никого больше не смогла. Весь город готовился к празднованию Нового года. Вокруг маячили гирлянды, усатые дядьки с елками в руках… жизнь бурлила.
- Бери эту, красавица! Она хоть и маленького роста, но какая красавица! Бери, не стесняйся! – отвлек меня голос мужчины, у которого я собралась покупать елку.
- Да, да. – я рассеянно начала доставать деньги, не отрывая взгляда от паренька в синей курточке, что уже вот минут пять спорил с какой-то девушкой у соседней лавки. Вот его позвали какие-то парни, он направился к ним. Девушка увязалась следом.
Не знаю почему, но я забыла о несчастном продавце елок, который жутко намерзся за день, раздавая свих зеленых красавиц, и о том, где я нахожусь. Мое внимание было полностью сконцентрировано на синей курточке, что уверенно удалялась. Я подалась следом.
- Девушка, куда же вы? – послышался удивленный голос торговца елками.
Я нетерпеливо отмахнулась и продолжила свой путь, боясь упустить из виду паренька с куртке.
Мне пришлось почти бежать, чтобы догнать его. В этот самый момент девушка, спорившая несколько минут назад у соседнего прилавка, схватила хрустальную вазу с первого попавшегося прилавка и с криками «лови!» бросила добычу парню в курточке. Он немного растерялся, но вазу поймал. В этот самый момент девушка начала кричать «Грабитель!». Сбежались люди. Началась суматоха. Девушка продолжала орать. Я не выдержала и, преодолев в два шага отделяющие нас пространство, отвесила ей пощечину. Девчонка схватилась за щеку.
- Плутовка! Не ври людям! – прошипела я.
- Сообщница! Держите ее. Они вместе воруют! – разоралась девка.
На глаза навернулись слезы. Стало правда обидно. Я смотрела на лицо этого парня в синей курточке, и не могла понять, откуда могу знать эту улыбку. Улыбку из далекого прошлого, но так много значившую для меня…
И тут до моего сознания наконец-то достучалось одно имя:
- Петр. – прошептала одними губами.
Он не видел этого. Не слышал. Да и не мог слышать.
Петруша отчаянно барахтался в руках хозяина прилавка, откуда стянули вазу, пытался вырваться.
Когда мне наконец удалось убедить всех, что произошла ошибка, Петруша вырвался и бросился бежать. Через минуту его переехала возница с игрушками.
Слезы душили. С горла вырывались рыдания. Мне больше незачем было жить. Я не смогла бы жить после такого.
Когда плутовка засмеялась, увидев бездыханное тело Петруши, я не выдержала и ударила ее. Этой самой злополучной вазой. На смерть.
Я знала, что это конец. Видела труп и рыдала. Меня держали, ожидая полицию, чтобы я не сбежала. Они не знали, что бежать мне было некуда. И тюрьма, и казнь не могут быть страшнее одиночества, с которым я всю свою жизнь воевала сам-на-сам.
30 октября 2009 год
|
