Юрий Буковский
НЕЧИСТАЯ СИЛА
Виртуальная выдумка
1.
Отдыхаем мы как-то в саду с соседом. Микро-фавном его в садоводстве в нашем величают. Вообще-то, по пенсионному своему, по воинскому , он Митрофан - Митрофан Савельевич. Микро-фавн, это, естественно, прозвище. Это его общественность наша садоводческая в эдакое чудо-юдо преобразовала.
Причём, постепенно, издалека, народец-то наш смешливый позывной-то Савельичу начал перекраивать. Вначале Митро в Микро подкорректировал. И нахлобучилась эта подправленная коллективом частичка на молодого ещё, покуда, хрыча, как влитая – будто китель с иголочки. Маленький потому что, соседик-то, щуплого такого размерчика – дециметр с бейсболкой. И на заре своего переименования, Савельич по садоводству Микро-фаном разгуливал. Однако, ясно было, что не точка это ещё в корпоративно-фольклорных, так сказать, изысканиях, а временная, лишь, запятая. Потому что вторая, родная половинка его исконного, гербами в ксивах проштампованного обозначения, в содружестве с перекроенной , стала, вдруг, не подходить Савельичу. И даже топорщиться в его псевдониме, если по-военному рапортовать, так, считай, как на корове френч. Как-то несподручно, всё же, было пенсионера, пусть даже и пехотного, пусть даже и в линялых тренировочных, желторотым-то фаном обругивать. И если б и дальше совокупная фантазия садоводческая своим чередом профонтанировала, соседа бы, как пить дать, ещё бы разок перекрестили. В Микро-фантики-то, конечно, вряд ли бы перевели, но вот в Микрофона стопудово бы переделали. Микрофон Савельич! Звучало бы и торжественно для отставника, и справедливо - дюже Савельич горласт.
Однако, в естественное движение событий, к добру, а может и нет, это нам, простым садоводам, неведомо, неожиданно, вдруг, грязные предвыборные технологии местной незрелой демократии вклинились. Вместе с его молодухой женой. И повернули они судьбу отставного воина, и название его резко наперекосяк.
А вот тут-то, самое время напрашивается поведать, так сказать, пару ласковых об его разлюбезной - об Омоновке , как женский пол наш садоводческий её промеж собой непочтительно критикует. Так вот, врут дамы, что Савельич язву свою на помойке, на колымской невзначай откопал. И была она у истоков замужества худосочна, низкоросла и бледна с синюшным оттенком. И он побирушечку, чтобы откормить, якобы, и отдраить, к себе в офицерское общежитие затащил. А она из тазика-то помывочного – вау! – чертовочкой-то голенькой-то выпрыгнула , платьице-то с рюшечками в военторге с вешалочки подтибрила, и под ручку, под ручку, по инерции, в загс-то избранника своего благодетельного и завела. А чиновница пьяная их и окольцевала.
Что в этой истории истина, а что креативный, так сказать, вымысел, доподлинно угадать невозможно. Одно ясно - не знал, Савельич, не ведал, в каких лоснящихся часть исхудалых, и не только со свалки вовсе, после аккордов Мендельсона оборачивается. Он всю службу-то свою, из-за вражеских происков непрекращающихся, и посягательств, под грохот боевых барабанов, в ратных подвигах, с оружием упражнялся. А там, на бранных-то полигонах, где он пальбу свою до совершенства подымал, из женского-то полу только половинка его командира в берете собольем с супругом собачилась , да моржихи усатые в ластах по кромке льдов мирового океана переваливались.
В общем, клевещут на молодую, что она в медовый месяц ещё, до гвардии омоновца по тучности успела насытиться, и вверх подросла. А молодящийся наоборот, именно тогда-то до габарита кепки и иссох.
Как бы то ни было, но заметим между строк один нюанс – матроны наши садоводческие каждый день по секрету наперебой друг дружке ябедничают, как у Омоновки её личный сладкий месяц до сих пор всё ещё тянется. Но уже без Савельича. Однако, это уже отдельный увлекательный роман.
Так вот. Вышел срок и дембельнули нашего защитничка из промёрзлых пределов прямо к нам в среднюю полосу. И так совпало, что именно в тот же самый момент, председателя товарищества нашего садоводческого, наоборот - к ним, туда, к бесу на кулички упекли. А родичи этого вынужденного мигранта в тайгу, мигом ярмарку скарба горемыки обтяпали. И выходец наш из стужи, апартаменты каторжника, с молотка, в имущество себе и провернул.
И вот что Омоновке в её отъевшуюся черепушку взбрендило? Может, карамельками натощак облопалась? А может, и ядовитой атмосферой в логове лишенца колымского нанюхалась – инструктивными и руководящими парами, хоть топор вешай, ионизированной. Но решила она супруга своего председателем нашего населённого пункта назначить. Харизматическим. И грязные выборные технологии на помощь в борьбе привлекла.
Однако, доложу я вам, мы ведь тоже не совсем уж плесень какая-нибудь из безмолвия отмороженная. Мы гнусные козни, этих крыс деспотических с их ресурсами, за версту, своими потрохами, не хуже локаторов зондируем. И на перевыборах вышеупомянутых, электорат-то наш, самый вдаль, куда макар телят не гонял, продвинутый, инсинуации в итогах голосования авансом, заранее запеленговал. Поэтому и экзитпул в гастрономе, для контроля подтасовок толерантной прозрачности свободного волеизлияния огородников придумал.
Результат очередь исповедавшуюся ошеломил - протестное в садоводстве свершилось голосование! Весь хвост-то, в затылок у прилавка сплотившийся, в едином порыве, оказывается, бумажку-то против всех в урну пихал!
Ну и зашкалили, короче, эмоции у личностей-то страждущих катастрофически. В публичную акцию неповиновения оглашение прогнозов с комментариями вылилось! В бунт, стихийно на лавочке у лабаза вспыхнувший! В сидячий, если можно так выразиться, марш несогласных с повальной коррупцией и расхищением садоводческих взносов в коридорах, эшелонах и вертикалях власти!
Но всё прахом пошло. Поздно теперь волосы, у кого они ещё имеются, около лысин рвать. Ведь я тогда ещё, под берёзкой, во всеуслышание каждый тост алаверды перекрикивал, да и теперь не перестаю заявлять – противопоказано оппозиции в поворотные моменты посиделки совсем уж в дымину-то на травке развёртывать. Прошляпили правозащитнички доморощенные – за укрепление обнадёживающих тенденций чересчур увлечённо чокались. А обстоятельства требовали колонной, пусть даже с пивом, пусть с воблой, пусть если, кому карман дозволил, даже с беленькой, пусть медленно, как сытые воши, но к бюллетеням двигаться.
Короче, не дело теперь, задним умом крайних, словно тёщи, козлов своих отпущения, на части пилить. Всем наутро, постфактум, так сказать, муторно было. Само собой колесо фортуны так заклинилось, что через день только отходняк поутих, и подлечившиеся протестующие духом воспрянули.
И тут же оппозиция к правлению выдвинулась – лабуду этой парочки павианов в итоговых протоколах активно пикетировать. Но поздно! К шапочному разбору восставшие ватагой с апелляциями в правление нагрянули. Печать – у Омоновки в лапах. Ключи от сейфа, где до изъятий дверца из-за пачек купюрных боком топорщилась, в её халате бренчат. Пятьдесят восьмого, не забудьте, размера стройности! И самое непоправимое – посланник от избиркома Савельича сверху вниз в плешку глянцевую чмокает, и дланьку его микроскопическую трясёт .
Эта дура дурой, оказывается, пока мы экзитпул справляли, двадцать пять избирателей двое суток безвылазно на калькуляторе столбиком в итоговый баланс сводила. И вспорхнул наш Савельич, по результатам её беспробудного пыхтения, потения и чавканья на небывалую для него высоту – в слуги садоводов и огородников, единогласно подавляющим всех других овощеводов большинством.
Вот тогда-то протестный электорат потихонечку и взвыл. Вот тогда-то народ про фавна-то, по углам помаленечку и загундосил. Был, говорят, у прогнивших римских патрициев, и разлагавшихся плебеев, такой полубог - покровитель садов и огородов. С рогами и с копытами – козёл, короче, вертикально общающийся. Вот тогда-то к размеру Микро, Савельича, общественность его новый пост покровителя и решилась присовокупить. Однако зазвучал отставник Микро-фавном не гордо, а настораживающее - из-за грубого нрава Омоновки.
Но и здесь народу-то нашему простоватому, как в сказке Иванушке-дурачку, хоть на каплю, да повезло. Любит удача недоумков!
А теперь приостановимся. И чтобы тезис сей, дискуссионно теоретический, неопровержимыми эмпирическими силлогизмами проиллюстрировать, попробуем чуток от козла-покровителя отвлечься, и с учётом репрезентативных факторов шариками-роликами побойчее пошурупить. Так вот. Если к умозрительным инсинуациям в качестве сентенции для диспута априори догмат на тему, что власть над подобным изначально порочна, издалече слегка подпустить, то и многолетние интроспекции, к вышенакарябанной доктрине, для аргументированности, так сказать, верификации, тоже не грех в качестве аксиомы гипотетичной, концептуально на чистую воду обнародовать. А именно - во все тяжкие даже дважды, даже трижды двужильные бюрократы, резко зачастую не в силах пускаться. А начинающим чинодралам в администрациях, и вообще, на старте, случается, лишь один какой-нибудь пустячный порок по плечу. Максимум – два, не больше.
Вот и Омоновка наша, на радость садоводам , не во всём одновременно решила зарваться. И для начала только некоторые мифические микро признаки нашего уважаемого председателя, непомерно макро торчащими сделала. Это я не насчёт бородёнки козлиной намекаю. И не насчёт копыт. А насчёт кое-чего ещё, что у фавнов тоже произрастает.
Ну, а с другой-то стороны – дело, как выражался популярный киногерой - молодое! Она ж на полтора поколения, считай, за сатиром своим сладострастным из роддома в мокреньких подгузничках напрокат припозднилась - неравный брак, конфликт поколений, столкновение отцов и детей! Спонсоров, и непомерно ими обнадёженных - так эту баталию точнее всего будет даже сформулировать.
-Я её не виню. Я простил, - Савельич мне говорит. – У неё ж травма родовая. Головы. Она ж прямо на отходы пищевые обледенелые на помойке из мамаши вывалилась. И то, что она сейчас от электрика к бомжу перекинулась тоже объяснимо – всё тютелька в тютельку по Фрейду вытанцовывается. Был такой сексолог знаменитый еврейский. Ты время-то найди, почитай его, - Савельич мне советует. – Он ещё при царе Горохе астрологический прогноз такой придумал, что всех нас обратно в утробу матери затягивать будет. Вот моя, через бомжика своего с помойки, постепенно туда и подбирается. Психологически, конечно, образно, так сказать.
-Интересное кино, - я ему возражаю. – Но общественность наша решила, что она вовсе не образно, а совершенно конкретно у тебя от рук у тебя отбилась. И, от кое чего ещё.
-Пусть народ не переживает. Я её вот так держу! - тут Савельич свой сжатый кулачок мне в нос продемонстрировал. – Но женская гульба, для меня – вопрос принципиальный, – вздумал вдруг огородник наш главный пофилософствовать. – Это моя борьба - май капф, так сказать. За справедливость. Хочешь, я тебе один личный секрет выдам? Если бы я, вдруг, свой пол переменил, я бы сразу в феминистки заделался. Ты вот мне, как на духу, признайся – отчего это вы сами себе разрешаете ходки налево организовывать, а им запрещено? И с кем это вы, Дон Жуаны хреновы, вашим благоверным изменять будете, если они вдруг все поголовно верность решат вам хранить?.. А?.. Так вы и до извращений очень скоро, невзначай, можете докатиться. Вот то-то и оно! И если уж я тебя уму разуму поучать начал, ещё одну тонкость о дамских неверностях от меня выслушай – ни одна из них в блудливости своей не виновна. Объясняю. Мозги у них куриные - так? Поэтому звёздам с панталыку их сбить – вообще раз плюнуть. Ты рыло-то в небо не задирай, я тебе про другие светила путеводные толкую. Которые в ящиках мелькают. И у них-то, у светилок-то этих, у некоторых, сам знаешь, что ни день – то новая неоперившаяся звезда. И на другой день – другая неоперившаяся звезда. Ничего не попишешь – шоу, так сказать, бизнес! Звезда, как говорится, с звездою говорит, и звездою, если приглядеться погоняет. А для зрительниц – соблазн, искушение. И некоторым – не устоять. Вот, где корень вместе с собакой зарыт! Вот почему Омоновка моя вначале электрика пьяницу оперила, а теперь на бомжика перекинулась. Но меня, я тебе скажу, во всех её метаниях, так сказать, амурных, только взносы ваши садоводческие волнуют. Вот, где они у меня сидят – в печёнках, в селезёнках, и в мочеточниках! Спать не дают! Понимаешь – бомжу больше, чем электрику, для оперения требуется. У него ж только коробка пустая картонная из-под стиральной машины из имущества - и всё. А я, - тут Савельич от умиления слезу пустил, - даже расстреливать зэков на службе просился. Даже рапорт вверх по начальству два раза кропал. Когда прапора в караулке мечтали, что мораторий на казнь коммунисты всей фракцией своей из Совета Европы отзовут. Не оправдали чаяний прапорских, красножопые! А мы-то всю зону голосовать за них строем водили, за доппаёк, сволочи!.. А вот воровать у огородников – рука не подымается. Даже тебя, - говорит, - если Родина скомандует, к стенки мордой поставлю, и, глазом не моргнув, хоть сто обойм, хоть двести, в затылок пуля за пулей разряжу! Да ещё и контрольным, когда завалишься, на всякий случай в морду добью! И то, что ты сейчас проставился, от смерти тебя не спасёт. А взносы у садоводов - не могу! С пионеров - не приучен!
-Вот за эту харизму, - говорю, - электорат тебя, Савельич, и чтит. Глубоко. Но чтя, вместе с тем, фантазии твои зверские оправдывать не собирается. Ты лучше взятку прими. А людей понапрасну негуманно расстреливать. Это ж не животные тебе. Если звонкой монетой для начала тяжело мздоимствовать, мы тебе натурой поднесём. Пока ты с купюрами по чуть-чуть свыкаешься. Ты, Савельич в любой дом, ночь-заполночь по чину своему, в самом непотребном виде, полное право имеешь заваливаться - тебе нальют. И поговорят с тобой, и в душу заглянут. Понимают садоводы – паскудно тебе в перспективе лямку-то жизни тянуть сделалось. А к сугреву на грудь, мы ж кишкой чуем, ты ещё в период дыхания Полюса Северного приобщился.
2.
Так вот, отдыхаем мы как-то в саду. В общем, мирно так с ним, по-суседски, в беседке с этим животным, редким – Микро-фавном - беседуем. Он насчёт взносов ко мне явился. А я его плодово-ягодным отвлёк. Однако, чувствуем мы оба, что скоро не хватать чуток будет. И решили мы дальше не беспредметно, так сказать, под плющиком маскировочным разговаривать, а креативно, можно сказать, трендеть. И будто продвинутые далеко вперёд садоводы-фермеры невиданный доселе сорт яблок с винным ароматом и достаточной крепостью изобретать принялись. Точнее даже не просто креативный, а рас-креативный, и даже двас-креативный фрукт будущего по инновационным, так сказать, нанатехнологиям выращивать решили. Он у нас на развесистых сучочках, в голубеньких бутылочках, в мечтах наших розовеньких на солнышке на жёлтеньком наливался. И, что самое нана вперёд продвинутое – сразу же в виде янтарненького напиточка, с душистеньким плодово-ягодненьким запашком.
И вот тут, как раз, наступил момент ввернуть в гладкое моё повествование резкую защитительную отповедь. И обрушиться непримиримой репликой, пусть даже и в форме виртуального рукоприкладства, по точкам зрения отставших от локомотива истории оппонентов-скептиков. На псевдо, можно сказать, эстетов, безвозвратно отброшенных на обочину, стремительно летящего семимильными шагами в будущее дизель-электровоза прогресса. Однако продолжающих упрямо уязвлять из сточного своего кювета плодово-ягодное ехидным оскорблением бормотуха.
Так вот, для вас, синюшные дегустаторы ядовитого зелья из коричнево мутных склянок фармацевтического розлива . Для вас, трясущиеся сомелье отравы под упоительной, для отутюженных ваших извилин, эпитафией «ректификат». Зарубите себе на сливовых шнобелях: в цивильной Европе эликсир сей живительный весьма уважительно сидром именуется. Его на курортах, под пальмами, с дамочками через трубочку цедят! А про выдержанное яблочное, мне и дискутировать с вами позорно. Х-м – сивушка?! Этот сказ - не про вас! Мечта романтика - бренди кальвадос!
Короче, вывели мы с Микро-фавном сорт наш продвинутый. Виртуально, конечно, пока. А дальше что? А дальше всё, как всегда у нас получается – начальство, в лице председателя, совместное наше изобретение в свои топ-управленческие лапы узурпировало. Для продвижения отечественных инноваций на закордонный рынок – так отставник превышение должностного своего самоуправства глумливо обосновал.
-Неважно, - начал он свой доклад, - выпала гражданину отсидка на Колыме, или ещё предстоит. Да, бесспорно, случались у органов пустячные упущения. И за частью некоторой публики руководящие круги пристально и не поспевали доглядывать. – Тут он свой взор, осуждающий, на меня обратил. – Аппаратчики, всё ж таки, как-никак, к светлому будущему для народа, считай, вплотную авангардом своим, исхитрились в те годы суровые подобраться. Поэтому, каждого встречного поперечного закрывать, времени у верхов в обрез оставалось. Однако, что-что, а долги, и главное - интернациональный долг, - тут Митрофан палец свой мозолистый строго наверх приподнял, - государство из граждан худо-бедно наловчилось выколачивать. Как завещал отец с горы. С кавказской. Папа, так сказать, всех времён и народов. В законе, можно сказать. И вот, начиняя с той самой бурной эпохи яростных преобразований и кипучих перемен…
А я смотрю на этот перст, до потолка беседки, к счастью, не дотягивающийся, и сильно тревожусь. Прям оторопь меня берёт, поджилки колотятся, и кошки на сердце свербят и мяучат. А всё потому, что слух по садоводству прошёлся , что надолбы-то у Савельича на указательном – это не бородавки. Мозоли это от курка револьверного. А потёртости на пятернях и вообще – от лопаты припухлости, от штыковой, которой он людишек шеренгами в мерзлоту навечно упрятывал. Да и на всю приподнятую правую десницу его, с трепетом обратил я внимание - хоть и микро она, но особенно как-то рельефно накачана. То ли мордовать узников ему с левого замаха несподручно было, то ли честь начальству не в меру рьяно отставник отдавал. Да так, видно, всю её, бедняжку, по мелочам и отдал.
-Па-авторяю, с тех самых судьбоносных годин переустройства, - аки диктор на вокзале Микро-фавн дальше вещает. А дрожь в коленках моих всё укрупняется, и убыстряется, потому что фитюлькой своей мозолистой он уже не в хмель маскировочный над лысиной своей тычет, а прямо мне в лоб. - Оставленное властями пожить население, самое дорогое, что у него есть, недоразвитым народам полюбило раздаривать. По велению сердца. А также по зову почек, печёнок, мочевых пузырей и других, отбитых внутренними органами, внутренних также, органов и потрохов. А вовсе не с перепугу, как злопыхатели на разные голоса над нами хохочут. Ввиду на самом верху изложенного, - тут вдруг Микро-фавн мослы свои заскорузлые с испугом резко в карманы пихнул, - сорт с бутылками на сучках называем идеологически гламурно: «Портвейн толерантный, 777».
И вот что вы скажете, в момент эдакий переломный, любой бы на моём месте нафантазировал?.. Правильно – перст натруженный, председательский в кармане шевелится. А что там у него ещё кроме пальца в штанине лежит?.. И я так решил – а вдруг, револьвер!
Короче, опять всё кувырком под откос рухнуло – надираться выстраданным с муками «777» стало небезопасно. Даже виртуально. В общем, понесло интернационалиста хренова. Правильно сдвиг такой, иной раз случающийся, народ припечатал - «недопил». Пришлось наступить на хвост собственной, так сказать, песне – в смысле, на трубы, на горящие пришлось, так сказать, надавить. И присоединиться к решению наболевших международных геморройных проблем.
И вот изображаем мы с этим пламенным приверженцем разбазаривания народных богатств дуэт «Ой, мороз, мороз» с притопами, да прихлопами, где-то на севере Южной Америки. Виртуально, конечно, пока. И нанасаженец наш инновационный в суглинок заграничный засовываем .
И всё-то могло бы в стандартную колею в конце-то концов исподволь потихоньку въехать. И к обеденному перекуру, а затем и к «777» своим чередом постепенно перескочить. Я нанадеревце, модифицированное, за стволик любовно удерживаю. Савельич, как спец в таких делах безоговорочный, заступом круг грунтовый с козявками и червячками заморскими борзо взрыхляет. Да только индеец местный, мерзавец, мешает нам яму посадочную рыть. И не дозволяет всякую хренотень с помойки для мульчевания в почву пихать. Национализмом ярым нам, за нашу плюралистическую политкорректность, видите ли, мстит! Он, видите ли, на своих отбросах клумбу горкой жаждет разбить! И коку на ней культивировать. А в огороде - коноплю. Ему, видите ли, наркобарон его, разлюбезный, так велел. У них , видите ли, свои наркокрутишки по джунглям в картелях окопались. И они нашей хунте монополистов не очень-то мечтают подчиняться.
Ну не выдержал председатель кооператива нашего садоводческого дискуссии с туземцем мировоззренческой. Раззуделось у начальника плечико его накачанное, возжелал он вмазать бабуину лопатой по морде. В штыковую, даже можно сказать, со штыковой лопатой наперевес защитник братства народов собрался отправиться. На счастье, я с ним рядом оказался. Не позволил разгореться межнациональному конфликту на почве патриотической, так сказать, ненависти и вражды. Вовремя оружие огородника - заступ с лезвиями заточенными, из клешни интернационалиста посконного выхватил. А потом и угомонить его пришлось – повязали мы вместе с аборигеном забияку на всякий який лианой. И пасть кокосом закупорили.
Ну, а дальше ни в чём дурном даже и не пытайтесь меня изобличить. Причина моих действий не хитрость. И уж, тем более, не коварные замыслы с целью продолжения, так сказать, банкета. Дружеская солидарность и осознанная целесообразность – вот истинный тандем квинтэссенций пацифистско-миротворческих дальнейших моих инициатив.
Короче, придумал я дать папуасу пригубить нашей наноромантики «777». Причём, не как-нибудь, кое-как, предложил басурманину нанасорт продегустировать, а по-нашенски – на троих, по чуть-чуть.
И вот тут-то каннибал с самой глумливой стороны себя и раскрыл. Собутыльника, во-первых, общего нашего освобождать отказался. И мне воспрепятствовал. И долю его, стакан цельный, чуть я замешкался, хлопнул. Под общий наш с ним банан. А, во-вторых, бонусы, мерзавец, за продвижение саженцев в почву Латинской Америки в карман свой личный затребовал.
-На душу мне ваш сорт нанамодифицированный, - складно поёт, - сходу превосходно лёг!
Ну, лёг, так лёг. Превосходно, так превосходно. Продолжили, короче, мы блиц тестирование с людоедом с этим. Но недолго - развезло его после пятого гранёного с непривычки. И он Соединённые Штаты Мексики, а затем и Америки, к наглым своим притязаниям начал спьяну приплетать. А потом в экстазе стакан в помойку выкинул, и острова свободы – Кубу и Сейшелы - к контракту своему потребовал присовокупить.
-Здесь, - орёт, и жестами непотребными фаллическими перед связанным Микро-фавном болтает, - на земле обеих Америк, никакой ни Обама бледнолицый, а я коренной абориген! Чистокровный инк!
Топ-дилера решил, удав ползучий, из себя корчить!
И вот тут-то, вовремя мне подмога пришла - интернационалист наш, втихаря, из лианы выпутался. Только кокос у него в зубном протезе торчать остался.
Ну уж тут и я, этому гиббону латиноамериканскому уже ничем не сумел поспособствовать. Вмазал отставник лапой своей мозолистой анаконде нетрезвой пару бонусов по ядовитым зубам – за шовинизм, за элиту местную коррумпированную, и за разбитый стакан.
3.
И здесь, на самом интересном месте, кончилась сказка.
Глядь поглядь - вовсе не виртуально, а совершенно конкретно, и под руку, как всегда, старуха моя через грядки к беседке прыжками порхает. Аки австралийская кенгуру! Поди ж ты нюх какой острый на алкоголь у женского полу нынче развился! В результате неестественного отбора. Как у ГиБэДэДэ! Даже виртуальный запах на дистанции улавливают!
Одно капелюшку успокоило - не с кочергой старуха по огороду скакала, а с телефоном.
-Тебя, - лопастями с мобилой машет, - Москва вызывает! Нанаразработками твоими виртуальными министерство интересуется!
4.
И отсюда начинается серая, скучная быль…
|
