Она хочет от меня ребенка. Одной рукою она схватила меня за волосы, другой – пытается схватить меня за яйца. Она подносит свои губы к моему уху и, даже ухом, я слышу кислый запах вина и сигарет.
- Я хочу (икает)… от тебя ре-бе-нка. Слышишь? Я… хочу… от такого козла, как ты… ре-бе-нка.
Я ныряю правой рукой в карман ее пальто и извлекаю оттуда маленький ключик с пластмассовым брелком на кольце. Смотрю ей через плечо на свою ладонь, в которой держу ключ от отельного номера, там мой глаз ищет цифру – номер моего подарка. 28. Чертовщина? Совпадение? Смотрю налево, взглядом движусь по противоположной стене туда, где мигает слабая электролампа. По коридору налево, последние двери справа.
Я беру ее за загривок и отрываю от себя, она прижала меня к стене – время возвращать инициативу. Иначе меня изнасилуют? Я отталкиваюсь от стены и шагаю в конец коридора, прихватив за воротник, тащу ее за собой. Она пятится следом, широко раскинув руки и скользя пальцами по крашеным стенам, пытаясь не упасть. Подхожу к нужным дверям и целюсь ключом в замковую скважину, одновременно с этим другой рукой, что держит ее за воротник, тяну ее в угол. Она, быстро перебирая ногами, движется по кругу сзади меня, врезается спиной в стену, вскрикивает от боли, но стоит в углу молча.
Двери скрипят на петлях, и я вхожу в номер: в окно заглядывает луна, она бросает синеватые полоски света на две односпальные кровати, на деревянный журнальный столик посреди комнаты, на металлическую пепельницу на нем. Справа при входе санузел. Обычный двухместный номер, в которых выключатель всегда слева от двери.
- Не включай свет, - она стоит в открытых дверях сзади меня, уткнувшись головой в дверную коробку,- не хочу видеть твоего лица…
Она проходит в номер, на ходу сбрасывая пальто. Под пальто коротенькая черная маечка на голое тело и, такие же, короткие шорты.
- У тебя хотя бы нож есть? – она садится на пол к низенькому столику, склоняет на него голову и рукой подбирает волосы.
Я подхожу к ней сзади и касаюсь пальцами маленького теплого шрама у нее на шее.
- Я хочу от тебя ребенка.
Мне не по себе от того, что я знаю что это. Я извлекаю из кармана шприц и небольшую ампулу. Меня мороз пронзает по коже, когда я вижу эти шрамы на шее. Кубик кетамина ныряет ей плечо. Позже он вынырнет с сильным всплеском видений и нечувствительности в океане ее мозга. Задержка дыхания. Ждем минут десять. Кубика на первый раз хватит. Первый раз… У нее все сегодня в первый раз: впервые напилась, впервые курила, впервые пробует наркотики. Она считает, что разрушает себя. Но разве оно так? На самом деле она себя слишком любит. Так сильно, что любуется собой даже в моменты наихудших падений, именно так, как любовались ею ее родили. Наша доченька… мы не хотели, что бы она страдала… мы не знали что делать… ей же всего тринадцать… она такая худенькая… ее болезненные менструации… мы не знали, к кому обратится… пошли к знакомому гинекологу… пошли к незнакомому эндокринологу… нам прописали противозачаточные… они унимают боль, они унимают кровотечения… мы хотели как лучше для нашей доченьки…
Она протягивает ноги далеко вперед под стол и прислоняется лбом к прохладной лакированной столешнице. Напевает какую-то дурацкую песенку – кетамин всплыл, ее погребло. Я достаю с кармана кожаной куртки нож. Лезвие целует ее гладкую и горячую кожу. Задержка дыхания – второе погружение. Струйка крови бежит вниз по шее, я разрезаю сзади ее майку, что бы кровь могла свободно стекать по спине.
Перекур.
Она не плачет и не стонет, и больше не поет, лишь дрожит в мелкой судороге. Я кладу в ее ладонь маленькую капсулку, она сидела в ней 5 лет, сидела и сидела. Такая же была у моей матери, она и убила ее… мою маму.
Перекур, теперь уже основательный.
Она блюет прямо на столешницу, не поднимая головы. Я достаю с кармана платок и вытираю ей лицо. Наша доченька… Тебя отдали в странное общество – общество любителей контрацепции, поверь, ты не одна, 120 миллионов женщин глотают таблетки, пьют микстуры и вшивают вот такие капсулы, как у тебя. Черт побери, 120 миллионов! Это только те, кто сходил на прием к врачу, те, кто получил рецепт, кто сходил в аптеку. Сколько же таких, которые, купив в бабули на базаре какой-то корешок или траву, варят на плитке эту дрянь, и пьют 3 раза в день натощак? Есть огромное количество трав, семян, кактусов и проч. с того, что лишает нас возможности плодится, и две-три сотни нам известно. Еще один вопрос, а сколько мужчин входит в это общество? Кто-то считал этих людей? Так сколько вас в вашем гребаном клубе? Дельфины молчат. Такая капсула была у моей мамы. Если тебе за тридцать и ты куришь, молись Богу – твое сердце свернется в маленький кукиш твоим мечтам и планам, тебе конец. Будучи мертвой в качестве женщины, ты скоро станешь просто мертвой женщиной.
Курево, выпивка, наркота. Каждый имеет право бросить в тебя камень, если ты вошел в этот «порочный круг». Каждый может харкнуть тебе в глаза, и ему будут аплодировать, общество это одобрит, поддержит, скажет «так держать!». С экрана, с трибуны, со скамейки под парадным, отовсюду раздается осуждение. «Вы убиваете свое тело! Вы убиваете свой разум! Вы убиваете свое общество!». Лицемерная чушь. Общество само роздало больше 120 миллионов виселиц, и я уже вижу ноги, что заходятся в воздушном танце. Глупо отговаривать дельфинов не выкидываться на берег, когда они по уши в песке.
Мы разрушаем свое тело. А вы убиваете своих детей. Кронос, что пожирает свое потомство… Убить своего ребенка, как принять таблетку от мигрени – таков стандарт нашего общества. Если кто-то может мыслить так, то разум наш еще не разрушен. А общество… оно когда-то примет таблетку, от которой уже никогда не проснется. Дельфины вернутся в океан.
Я смотрю на ее бледное лицо, на свои руки в крови и думаю о Кроносе, о времени, что съело своих детей, свое семя, и если это путешествие во времени, я только что спас свою мать.
- Надежды… что я смогу забеременеть… теперь…или когда-нибудь… почти нет, - говорит она, прейдя в себя. Грусть чувствуется в ее голосе, видна в ее взгляде, обращенном на маленькую окровавленную капсулку в ее ладони. Она переводит взгляд на меня и лунный луч выхватывает на ее лице ласковую улыбку, - Но, если я люблю тебя, все обязательно получится?
Я целую ее улыбку. Она хочет от меня ребенка, а я только что спас свою мать. Я так хочу родится. А ты?
Дельфины набрали песка в рот.
Она отвечает на мой поцелуй, немного отстраняется и опять смотрит на меня.
- Сколько тебе лет?
- 28. Сегодня мой День рождения.
- Подарки отдашь мне?
Она смеется и тянет меня к себе. Три кубика на двоих и мы окунаемся в холодную воду. Множество дельфиньих трупов, животом кверху, лоснятся при лунном свете. Мы под водой, двое горячих, двое изнывающих от желания, ищем друг друга, отталкивая прочь дельфиньи туши. Они следят своими мертвыми глазами, за нашим соитием, и не могут сказать ни слова. Я хочу утонуть в этой воде, в ее девственной красоте и ласках и в этом мертвом молчании.
|