Тысяча девятьсот сорок первый год. Фашисты рвутся к Москве. Далёкое сибирское село. Все трудоспособные мужики ушли на фронт. В селе кажется, всё по-прежнему, так же разноголосо по утрам поют петухи, мычит и блеет, пыля улицу деревенское стадо, тоже небо и озеро, деревья и дома. Только редко слышатся смачные мужские возгласы. Не укладывается в голове, что где-то там, далеко под этим же небом рвутся снаряды и бомбы, свистят пули и почти каждую минуту обрывается чья – та жизнь. В июле первая похоронка: погиб смертью храбрых боец-пехотинец Дмитрий Хохлов. Всем околотком ревели бабы, оплакивая гибель солдата, разделяя горе семьи Дмитрия. С этого дня вся деревня стала жить с мыслью, что вот принесут эту страшную весть в дом. Когда привозили почту, все с тревогой ждали почтальонку. Бабы определяли: если почтальонка идёт быстрым шагом, с поднятой головой, значит, кому-то в деревню пришла хорошая весть, живой солдат. Если она шла медленно и с опущенной головой ждали беды, к чьей же избе свернёт она и выполнит эту не простую миссию? Провожали её ненавистными взглядами, хотя понимали, что она здесь не причём.
Никитины – Толька семи лет и четырёхлетний Витька играли с ребятишками недалеко от своего дома.
К ним подошла почтальонка, позвала Тольку, не поднимая глаз, протянула казённый конверт. «Толя, вот передай маме»- всхлипывая, промокая глаза кончиками платка, пошла. Толька какое-то время держал бумагу двумя руками, молчал и глядел на неё. Ребятня присмирев, смотрели на Тольку. Он близоруко поднёс конверт к лицу, через какое-то мгновение вскрикнул и побежал домой, Витька- младший, следом за ним. Ребятишки тоскливо смотрели им в след. Кто постарше понимали: в семью Никитиных пришла беда.
Толька бежал домой, конверт держал на вытянутых руках, обливаясь слезами, падал на пыльную дорогу, вскакивал и бежал к своему дому, где он родился, где его подбрасывал вверх на руках весёлый и сильный отец.
Матери дома не было, она работала в поле на сенокосе. Дома была бабушка Наталья. Мудрая старушка встретила детей: «Толенька, что с тобой, милый ты мой, ты весь в пыли, успокойся родной мой!» Толька плакал, Витька начал вторить ему, ничего не понимая в свои четыре года. Успокоив детей, положив маленькую Нину в зыбку, баба Наталья взяла эту страшную стандартную бумагу и положила на стол в горнице, зажгла свечку. Тольку с Витькой напоила водой настоянной на шафране, умыла водичкой с угольками, взятыми из печи.
Бабе Наталье ещё предстояло встретить дочку свою, с этой горькой вестью. Фрося приехала с поля, когда на дворе были сумерки. Зайдя в дом, увидев свечку, сразу всё поняла. «Но кто?», - пролетел в голове вопрос? - « Федя или Иван, брат или муж?» Иван! Фрося упала грудью на конверт, лежащий на столе, как будь - то это был её, белокурый, кудрявый Ваня и завыла. «Пореви, пореви, родна моя, легче станет»,- говорит баба Наталья, поглаживая по голове Фросю.
Ещё десятки таких извещений похожих друг на друга, как издалека похожи солдаты в шинелях, принесёт почтальонка в дома и избы села. Сколько горя и людских страданий разнесли эти стандартные бумаги. Представьте себе, что пережили баба Наталья и Фрося, получив это извещение. Ведь на руках у них осталось трое детей, четвёртый вынашивался под сердцем Фроси. Все планы, надежды, мечты, любовь, разом рухнуло. Только одно в то тяжёлое время помогало людям пережить свои несчастья – осознание всенародности горя. Слишком много было его кругом - в каждом доме, в каждой семье. Только чувство общности не давало впасть в отчаяние от своей личной беды. Сдюжили бабы. Дожили до дня Победы. Для тех семей, у кого погибли в боях, или умерли, близкие люди, сделавшие Победу, но не дожили до государственной заботы, этот день и праздничный и горестный. Рядом с радостным чувством победы, возникает мысль, что счастье и радость были бы полным, если рядом были бы родные люди, которых нет, и не будет никогда.
|
