Вместо предисловия.
- Скажи, Муза, почему люди пишут, когда им плохо?
- Вот ты глупый! Люди же эгоистичны целиком и полностью:
когда им хорошо, они предпочитают это скрывать
и наслаждаться наедине, но стоит чем-нибудь случиться,
они изливают свои страдания на бумаге и пытаются
заставить прочесть это максимальное число людей.
- А как же гениальные произведения,
написанные в душевном порыве?
- Все ваши взлеты – это мои взлеты,
а все ваши фиаско – это моя прихоть.
***
- Привет, Гоблин! – Муза радостно поздоровалась и влетела в комнату, усевшись на письменный стол рядом с компьютером. На ней был странный розовый балахон, который больше походил на тюль из домика Барби.
- Ага, давно не виделись, - ответил молодой парень, методично стучащий по клавишам и набирающий какой-то текст.
- Да, с сентября. Неужели ты не рад? Ах, да, забыла, ты же возомнил себя мистером «Где-же-мой-Нобель», а тут такая незадача – влюбился. – Муза явно решила пройтись по болевым точкам жертвы.
- Тебе то что, красивая? Хвала Создателю, ты к чувствам не имеешь никакого отношения. Хочешь порадоваться, что мне плохо? Вперед, вот те бубен, вот те ноты – и вали откуда пришла.
Муза недолюбливала писателей и поэтов. Она исправно выполняла свою повинность, но эти категории людей искусства были ей в тягость. Конечно, ведь для идеи много ума не надо – выйди на улицу, поговори с людьми, постучи в соседнюю квартиру. Там найдешь и детектив, и мелодраму, и психологический триллер. А вот чтоб написать достойное произведения, Музе приходилось вести «творца» от начала до конца, как ребенка, который только учится писать, держит ручку, а ты водишь по бумаге его собственной и рукой и вроде это он пишет. Другое дело люди науки – математики, физики, химики. За ними можно было наблюдать неделями, как они бьются над уравнением, задачей, переводят зря реактивы, бьют в сердцах лабораторную посуду. А потом между делом залететь на пять минут, подсказать элемент решения или новые условия реакции – и они уже довольны, как дети – пишут полотна выкладок, синтезируют килограммы какой-то дряни и пишут, пишут, пишут…. Статьи, заметки, монографии. Им уже не нужно вдохновения – дальше уже дело техники и расчетов.
- Полегче, Гоблин, я к кому хочу, к тому и прихожу. – Муза явно обиделась на такое к ней обращение.
- Перестань называть меня гоблином, я Перворожденный и ты это знаешь.
- Перворожденные не заставляют страдать обычных людей. Вот Хелен – она перворожденная, настоящая. Ночами пишет романы, днем отдыхает, вечером занимается ребенком, мужем, домом и снова за перо. Слышал ли ты от неё, чтоб она играла чужими чувствами? Анри, ты подлец, неужели ты сам это не видишь?
- Замолчи, я не хотел! – Анри начал терять над собой контроль. Он не мог уже сосредоточиться на рассказе и прекратил печатать.
Это история случилась два месяца назад. Анри вел размеренную жизнь, впервые за долгие годы ему удалось её упорядочить и подчинить некой высшей идее. Всё по графику, всё по расписанию. Это то, чего не хватало в его жизни – стабильности. Но где-то там наверху это устраивало не всех. И, видимо, настолько не устраивало, что методы к Анри применили самые жесткие - он познакомился с девушкой. Полтора года он ни с кем не встречался, вел только ему понятную уединенную жизнь и, когда его спрашивали, говорил, что счастлив. Но тоска по эмоциям и чувствам взяли верх, и завязался роман. В нем было много прекрасного и светлого, были некоторые «но», и всё же кое что-то исподволь разъедало душу парня – он понимал, что теряет самого себя. Он жертвовал своим распорядком, своими занятиями, пустил побоку науку… Но тут Анри испугался. Ему стало и страшно, и больно, и он ощутил свою беспомощность. Безвыходных ситуаций не бывает, но именно в такую он и попал, оказавшись перед выбором – пожертвовать своим будущим и быть вместе с любимой девушкой или разбить её сердце, но быть вместе с той, которую он любит всеми фибрами – вместе с Наукой. И он решил…
- Моему мальчику правда глаза режет? А зачем было флиртовать с ней, когда вы только познакомились? Ты мог ограничиться просто общением, не давая повода думать, что возможно что-то большее.
- Ты тоже могла не нашёптывать «Молот Ведьм», гадина.
- Ой, да ладно! Ты ещё эпос о Гильгамеше вспомни. Речь сейчас о тебе, не обо мне. «Ты почто боярыню обидел, смерд»? Ты что, правда думал, что можешь вот так взять, построить отношения, быть счастливым и всё?
- Ну…
- Не нукай, Анри, ты сам мне только что напоминал, что ты Перворожденный. Вот и ищи из своего рода. Не обижай людей.
- Так я же не собирался, я правда любил!
- Твоя любовь вылезла ей боком. Она тоже любила, сейчас страдает. А ты не можешь быть с ней, потому что ты нужен тут, с учебниками, с чертежами, с исследованиями. Я и так столько сил на тебя потратила, чтоб направить тебя по стезе науки, ты ж не собираешься с него сворачивать? Хотя, глупый вопрос, кто ж тебе даст это сделать.
- Не понимаю, так у меня что, даже выбора не было? Ты изначально знала, что этим всё закончится?
- Обижаешь, конечно, знала!
- Тогда скажи, - у Анри ком в горле стал, - кто играет так нашими жизнями, зачем я стал причиной страданий ни в чем неповинного создания?
- Тебе известно, что в каждом из нас живет множество сущностей. И когда ты стремишься стать самим собой, остальных сущностей приходится убивать.
- Сегодня во мне очередной раз умер человек.
|