Без кляпа
Собственно, не важно, что я напишу. Будь то рассказ или повесть, или миниатюра, да даже роман – все имеет одинаковую первооснову. И первооснова эта – мысль. Вот она возникла, и я уже калякаю буквы. Они тянутся вереницей, пока я не закончу мыслить и писать. А потом я уже буду думать, но не буду писать. Так тоже бывает.
А если я подумаю: «Есть хочу!», я же не обязан об этом оповещать всех. Захотел есть – пошел и поел. А что я ел – тоже не так важно. Я могу придумать трагедию, а могу просто сочинить новое слово. Но вам это будет безразлично, вы прочитаете либо то, либо другое, а можете вообще не читать. Потому что читают не все и не всё.
Собака сидела-сидела, а потом залаяла. Что это? На роман не похоже. А может, все-таки роман написать?
Вы что любите больше – хлеб или помидоры?
Гелькин: Я люблю хрен с маслом
Люлькин: А я борщ. Он такой красный и без рыбы..
А может лучше повесть? Ну, например,….
Пушкин: Я памятник себе воздвиг…
Бациллов: А я е го разрушу…
Нет, ограничимся только миниатюрой. Она короче и мозгам полегче. И писать меньше. Только подумал – уже все готово!
Хармс, он хоть и не бегемот, а тоже был.
2006 г. 07. 01.
История 11-я
Вот стоят тапочки. Обыкновенные черные тапочки. И в них я хожу по комнате. Хожу, хожу, хожу, хожу, хожу, хожу. А мог бы выскочить на улицу и там… Огни, люди, машины, снег. Я мог бы встретиться с ней… Мы бы бродили по звездам, а потом бы сели на край одной из них и взглядом бы провожали хвостатые кометы, снующие без дела по космосу. Туда-сюда, туда-сюда. Мы схватили бы их за хвостами, привязали бы друг к другу и отпустили. Пусть летают вместе. Вместе веселее. Она болтала бы ногами, а ее улыбка отражалась бы в свете луны. Она так мила и наивна! В ее волосах затерялось солнце.
А снег… Мы бы играли в снежки. Ловили бы снежинки на ладошки и смотрели бы, как они медленно превращаются в воду. Мы бы рассматривали их и удивлялись тому, какими их создал Бог.
Я мог бы вращаться луной или превратиться в Марс и замолчать лет на 300, а потом улететь в пещеру летучей мышью и обрушить на всех ультразвук.
Я мог бы залезть в люк и по трубам добраться до Нила, а там пирамиды, египтяне, крокодилы и верблюды. Я бы путешествовал и кричал: «Хехо!»
Я раскинулся бы равниной или горным пейзажем и беззаботно бы лежал на поверхности земли, ощущая свою необходимость и необычайную красоту.
Я бы в конце концов просто бы гулял по городу, подошел бы к милиционеру, заглянул бы ему в глаза и сказал:» День-то сегодня какой!», а он бы смутился и отвернулся.
Но я снимаю и надеваю тапочки. Снимаю и надеваю, снимаю и надеваю и шлепаю в ванную…
2006 г. 07. 01.
Из позвоночника
Крылья сами по себе, люди тоже. У крыльев есть птицы, птицы есть у людей. У людей нет крыльев, крылья есть у ангелов. Ангелы не люди, они умеют летать. Ангелы чище, и поэтому у них есть крылья, люди склонны грешить и ангелами стать не могут. Но могут летать. Без крыльев. Когда захотят или во сне…
Смысли не сковорода. Сковороду можно нагревать и мыть. Из нее можно есть. Ею можно встречать запоздавших мужей или играть в настольный теннис. ЕЕ можно подкидывать вверх и ловить или не ловить. Ее можно нацепить на голову и ходить вперед и назад или сесть и никуда не идти. Можно сесть на нее и скатиться с горки. Или можно в ней пожарить кукурузу, а потом по всему дому бегать попкорн собирать.
А мысли… Либо они есть, либо их нет… И все. Их не потрогать, не подбросить. Можно только подкинуть пару штук кому-нибудь, но не у всех они появляются, а сковороды есть у всех. Но в сковородах тоже не полетаешь, потому что сковороды – это не крылья, которые есть у птиц и ангелов. И у самолетов…
2006 г. 07. 01.
Усадьбы…
Валентин Сергеев (плотник): - Мыла!
Ольга Александровна Кабо: Щетку!
Лисичкин (граф): И валенки!
Демон Нехлюдин: Мамонты!
Мамонты: Мы – вымерли!
Жека (пенсионер): Ленин – жив!!!
Светлана Леонидовна падает в обморок
Лиза (горничная): Воды, воды!
Лисичкин (граф): И валенки!
Сергей Галльский (капитан в отставке): Ша-гом арш!!!
Кот Семен: Тазик, тазик!
Светлана Леонидовна поднимается и снова падает
Лисичкин (граф): И валенки!
По небу проплывают облака и распадаются на молекулы
Жабелька фениз (неизвестный): Гуха ныл, нал ухыг!!!
Стимул Андрей (безработный): Шампунь!!!
Уверенность растет, словно шахматы, переворачивается набок и спит.
Бергер Ганс: Я к вам с поклоном!
Лисичкин (граф): И валенки! ВА – ЛЕН – КИ!!!
Дудкин крадет у пионеров галстуки и прячеи под подушкой…
2006 г. 05. 01.
10 секунд
Остапенко крякнул, почесал переносицу, вздохнул и принял грамм 70. Он сожалел, что не родился мухой. Мухи жалели, что не пьют водку…
2006 г. 05. 01.
Рождество
Печально смотрела принцесса вперед. Она сидела в башне на самом верху и ждала. Принцы ей были не нужны. Она нанизывала их на свое ожерелье, которое носила по выходным дням. Собака кус лаяла где-то внизу. Смотрела на луну и гавкала. Днем она охотилась на кота, который никак не мог поймать мышь, которая воровала зерно из амбара, которое вырастил крестьянин Хек и принес его в амбар, который построил крестьянин Хед.
Глаза смотрели друг на друга. Левый на правый, правый на левый, левый на правый. Один в одну сторону, другой в другую. Первый туда, второй сюда.
Валенки стояли на печи и пахли.
Майор Лейтенантов сидел на дежурстве один. И поэтому смело разговаривал по телефону. Он обсуждал курс валют и стихийное бедствие в Ливане со своей Мамой.
Плотинов не любил Бобровского. Бобровский Плотинова обожал.
Я закрыл книгу и посмотрел на небо. Так красовалась звезда. Пост был закончен…
2006 г. 06. 01.
Может быть?..
Каждый вечер он приходил к морю и смотрел на его прозрачную розоватую от заката гладь. Он садился, обнимал себя за колени, наклонял слегка голову и тихо-тихо читал Гумилева. «Капитаны», затем «Беатриче», «Жираф» - всегда в одинаковой последовательности, в одно и то же время, на одном и том же месте.
А дети рождались уродливыми, они были некрасивы и печальны. Они не умели улыбаться, а вместо этого оскверняли воздух дурными звуками. Они были жалки, но они не были виновны в этом. Их хотелось задушить и бросить мертвые тела в море –бороздить морские просторы.
Беспомощно они шевелили руками и взывали к Господу, но он не слышал их. Он сам их сотворил и снял с себя всю ответственность, предоставив им самим право решать свою судьбу. Будущее зависело только от них. В их беспомощных руках таились сила и мудрость многолетних законов космоса. Люди, смотрящие на них, думали о том, как могущественны мельницы и как ужасны выхухоли.
По его щеке медленно катилась слеза. Жена умерла при родах, оставив вместо себя однорукого горбатого младенца.
Жена была прекрасна – лучшая девушка города, но теперь ее больше не было. Он не знал, почему все случилось так. Он читал Гумилева, на мгновение взор его замирал на закате, а после он шел домой, где его ждал однорукий ребенок…
2006 г. 03. 011.
Ниже, дальше…
Один уважаемый пожилой человек приглашал к себе гостей и устраивал вечера. Угощал не богато, но обильно. Выпивка брала не качеством, а количеством, закуска тоже была не ахти какая, но человек был уважаемый, а потому отказаться от приглашения было крайне неудобно.
И все приходили. Дамы делились тяготами семейной жизни, обсуждали подруг и обменивались рецептами счастливой жизни. Кавалеры говорили все больше о политике, о любовных приключениях и новых заболеваниях.
Пожилой человек был некрасив, лыс и уважение он заслужил лишь благодаря своей покойной супруге, обладавшей волевым характером и значительным капиталом. Детей у них не было, а состояние он быстро спустил, играя темными вечерами в клубе.
В 8 происходило то, ради чего и устраивался вечер. Уважаемый человек брал в руки балалайку и наигрывал мелодии русских народных песен. Играл скверно, неумело, просто отвратительно, но все слушали и даже одобрительно улыбались и подмигивали ему. Затем он покидал гостей, а еще через четверть часа расходились и они.
2006 г. 04. 01.
А вы как думаете?
Она: А земля круглая с какого бока?
Он: С переднего или с заднего. Надо залезть на крышу, подпрыгнуть высоко и посмотреть. Главное об небо не удариться, а то будет больно, искры полетят, и мозг с печенью сравняется.
Она: Да, курица – это не осел.
Он: А еще можно на лифте кататься и по телефону звонить. Только нельзя басом говорить – молния может ударить.
Она: Наверно, все-таки с переднего, потому что с заднего – все несимпатично.
Он: А потом я увидел крокодила, он был оранжевый, улыбался, курил папиросы и крутил хвостом. Он пел Шарля Азнавура и ковырял в носу китайскими палочками.
Она: А может и с заднего. Надо проверить…
2006 г. 04. 01.
Круговорот
Кап, кап, кап, кап, кап – текут слезы,
Кап… кап… кап.. – протекает кран.
Кап-кап, кап-кап –бьет дождь по окнам.
Кап. Кап. Кап. Кап. – тают сосульки.
А ветер уносит все эти брызги в пустыню, где сидит старый полосатый кот, который их и съест…
2006 г. 04. 01.
Нет пульса
Иван Федорович Тютькин был вполне замечательный человек. Образован, умен, со всеми обходителен. Не философ, но любящий мыслить, соблюдающий все правила этикета и имеющий на все свою точку зрения.
Он ходил в театры, кино, читал Ремарка и Гете. По вечерам прогуливался по городу, смотрел на падающие листья, снежинки или звезды. С женой он развелся – не сошлись характерами, хорошо, что хоть детей не было.
В общем, во всех отношениях отличный человек, но есть одно но. Храпит, собака. И так добротно это делает, впрочем, как и все остальное, за что берется. Прямо-таки высвистывает. Аж противно – хоть уши затыкай. Вот так посмотришь на него – не человек, а ангел, а как глаза-то он закрывает, так и начинается. Храп, храп, хр, хр, храп. Вот, ты его разбуди, спроси, в каком году умер Пушкин – он ответит, попросишь гопак станцевать – он и гопака даст. А вот не храпеть – не может. И хоть бей его, хот не бей – все равно будет храпеть и все тут…
2006 г. 05. 01.
Так-то оно так
Захочу вот, и встану на голову, перевернусь и пойду летать по городу. А в городе холодно – душа его остыла. Залезла в холодильник и остыла. Люди все куда-то несутся, будто курицы и не хрюкают. А, казалось бы, чего проще, возьми и хрюкай. Хочешь так, а хочешь эдак. Вот и хрюкаю и лечу дальше.
Машины едут по асфальту, сигналят блестят в свете солнца, а в них все те же люди, которые не хрюкают, не летают и бреются. Они надевают тапочки, садятся в кресла и начинают чувствовать себя настоящими людьми. Они копят деньги, чтобы…, чтобы у них были деньги, которые они потратят на какие-нибудь вещи, которые принесут им удовлетворение и уважение среди других сотен таких же накопителей.
А я прилечу куда мне надо, залезу с головой в песок и буду загорать. А захочу – напишу книгу и съем ее всю. Или вот еще – найду кульдык и закульдычу. И пальцы мне не нужны, оторвать их и раскрошить по ветру. Муравьям нужнее. Они не люди – им работа не в тягость.
И загорается мне весело. Пальцы-то не мешают. Только в карты играть неудобно, но можно научиться ушами. Хочу, учусь. Не получается, не получается, есть! Научился! Хрюкаю с удвоенной силой. Подвязываю к ноге печень и подкидываю плечи. Подкидываю и ловлю. Выжимаю из себя лимонные соки, смешиваю звезды в коктейле и, перекрестившись трижды, встаю с головы на ноги и рисую портрет Малевича.
2006 г. 05. 01.
Краем глаза
Я изучал свои треугольники. Многие утверждают, что люди созданы из квадратов, но я точно знаю, что из треугольников. Чем больше треугольников – тем сложнее и разнообразнее человек. У меня было из 12 – 8 синих, 3 черных и один вишневый. Вишневый все портил – из-за него я не спал ночами, из-за него я утратил стойкость и смысл. Он причина меланхолии.
Ха. Хех. Хны. Блянц, блянц. И я отрываю этот треугольник и легким движением руки закидываю на крышу местной библиотеки. Теперь геометрия мною не властвует. Радуюсь. Смотрю в суп, там варится курица, отламываю ножку и засовываю в подушку.
29. 12. 2005 г.
Не кашляй
Надоело быть свободным. Хочется физической и душевной зависимости. Нужно кому-нибудь принадлежать, служить кому-нибудь, отдавая себя всего, без остатка. Зависимость необходима нам, как воздух, как сон, как принятие пищи.
Вилки салютировали и впивались в потолок, они карябали известку и танцевали канкан. Канкан выходил мило, но неумело.
Выбираю себе объект почета и уважения. Дед Мороз? Неет – банально и глупо. Апельсины? Слишком оранжевые и быстро поедаются. Можно служить закату, но он лишен дыма и овалов. Петр Коробников – слишком нелогичен и жесток. Я в тупике.
Сорока-воровка кашку варила, кашку варила, в гости ходила, детишек учила, сапоги носила, басом говорила – самогоном отравилась.
Я не Валентин Селезнев. Не люблю рыбные консервы. Выбор мой тяжел. Думай, дума, думай, ду-май. Есть!!! Отныне и вовеки веков буду служить дверной ручке!!! Самой гуманной, доброй и воспитанной!
2006 г. 02. 01.
Бывает же
А зонтик возьми да и побежи. Да так быстро, что просто ух. И не съешь его и не догонишь. Бежит себе и бежит, не зная устали. Может, он заболел? А может ему просто нравится. Бежит, да еще и вприпрыжку. Скок-скок, скок-скок. Добро бы – будь сломанный или фиолетовый, а он – новый, зеленый и бежит.
Ветер дует на него, звезды пшикают, а он и слышать ничего не хочет- бежит и бежит, бежит и бежит и даже не останавливается. Крабы-то они хитрые – хрустят хрустяшками, но он и тут равнодушен. И зебры скачут, но в другую сторону.
Милиционер ему говорит:
- Не бежите так, а то лопните, и я вас оштрафую.
А он только подмигивает, ушами шевелит и дальше скок-скок, скок-скок.
И лыжи его не интересуют, мелькают перед ним, ножки выставляют, а он небо смотрит. А там звезды и тоже ему шепчут:»Остановись», но он молчит и не останавливается.
Мотоцикл мимо проезжает;»Давай, - говорит, - подвезу», а он головой машет, нет, дескать, не надо.
А Прасковья Арбатовна глядит в окно и ухмыляется: «Опять, - говорит, - воздух сперли»
И бежит себе зонтик, пока вдруг гром не ударяет, молнии не начинают сверкать, тогда он складывается и прыг хозяину в руки…
2006 г. 03. 01.
Вот вам фокус
Я надеваю колпак и выскакиваю на проспект. Вчера был в капюшоне, завтра, может, одену цилиндр.
Проспект встречает меня холодом и затхлостью воздуха. Он задохнулся от недостатка себя и начал смердеть. Повсюду бродят кошки, бесконечными полосатыми тропами.
- Мяу! Мяу! Мя- у!!! – верещат они и лезут в подвалы. В подвалах нет света и крысы. А крысы любят мясо, особенно конину. Кони едят сено, а мне все равно, ведь я надел колпак и иду по улице, гордо изучая трещинный и морщины асфальта. На ноге галстук- бабочка, а в голове параллелепипед.
А козы увидели мой колпак, заблеяли, да рогами-то в песок и зарылись. Машут головами машут и не видят меня, как будто я скалка какая-нибудь.
Навстречу мне пионеры. Остановились, призадумались, да как закричат: «А мы в галстуках!» И дальше отрядом шлепают. Тум-тур-дум, тум-тур-дум.
А Аглая мыло в них сверху кидает и палками салютует. Старая она, а бородавки все равно
Повылезали. С мужем не живет и кофе варит из лягушек.
Дальше проспект заканчивается, а мне идти все равно надо. Я тростью-то машу, да и взлетаю метров на 8. Без колпака взлетел бы всего на 2, а так в 4 раза выше! Лечу себе, воздух рассекаю.
А верблюды, хоть и пьяные, а за мной гонятся. Догоняют и перья мне свои дарят. А где берут – Бог их знает. Лечу вас час, второй, третий, потом начинаю таблицу умножения повторять и понимаю, что пора. Опускаюсь на землю, снимаю колпак и прыгаю по окнам.
А люди восхищаются – у них колпаков нет, только комплексы…
2006 г. 03. 01.
|
