Кнут со свистом ударил по левому предплечью и спине. Костя легко мог увернуться от удара, отскочить в сторону, не стал. Ошеломленный, он глухо твердил: «Вы…Вы…Вы…»
Они глядели друг другу в лицо, два цыгана, отец и сын.
- Дылыно, - скрипя зубами, выругался старый цыган, а молодой, как будто заклинание повторил: «Вы…вы…вы…Бейте еще, я не брошу ее!»
Старый цыган повернулся и ушел, а Косте уже некуда было идти. Вернее, наоборот, мог идти на все четыре стороны и он побрел куда-то в темноту, подальше от досужих глаз, насмешек, мимо деревянных изб и сараев, мимо речушки, мимо колодца. Он остановился возле какого-то сада, лег в траву, перемалывая минувшее.
Костя говорил про себя, я цыган современный, не кочевал с табором, не воровал лошадей, даже не играю на гитаре и не умею плясать. Ей это, кажется, нравилось. Он умел считать и писать, окончил восьмилетку, отслужил в армии, а когда вернулся с погранзаставы, то гонял на «жигуленке» по селу со своими многочисленными сестренками. Все шло как в песне до тех пор пока его отец, оседлый цыганский барон, не приглядел ему невесту, тоже цыганку, в каком-то дальнем селе.
- Костя, ты у меня единственный сын, - сказал старый цыган, - я тебе подарю красивый дом, модную машину, деньги будут, зачем ты позоришь меня? По нашим обычаям тебе надо жениться на Карине, а не на этой русской шлюхе!
Костя комкал в руках какой-то толи лоскут, толи клочок бумаги: «Вы не знаете ее, вы…» Старый цыган не мог сдержать гнева, он видел эту русскую красавицу, худющую, крашенную - перекрашенную, с маленькой дочкой. «Вся деревня знает, - свирепел старый цыган, - она нагуляла в девках и родила, даже сама не знает от кого. Она не женщина, она не человек, она огрызок и ты, если не послушаешь меня, подавишься им».
Костя комкал что-то в руках и молчал. Он влюбился впервые и, наверное, по настоящему. По этому он не мог принять оскорблений и проклятий знакомых цыган, отца, матери, сестер, насмешек русских соседей и односельчан.
В чем она виновата? Его любовь, его боль и позор? Да, она не цыганка, а русская, ну и что? Да, она не девушка, а женщина. Да, у нее маленькая кроха Светланка. Галя не раз рассказывала ему о своей беде. Обожглась когда-то, еще в той жизни, ну и что? После школы она с сестрой работала продавцом, помогала ей, набиралась ума. Старшая сестра закрутила любовь с одним заезжим горожанином, на все лето, а осенью одумалась , да уже поздно. Укатил «строитель» во свояси, да еще кругленькую сумму денег с собой прихватил. Сестрица разыграла тогда в магазине ограбление. Побила ночью стекла Не удачно разыграла. И ей и Гале светил срок. Тогда то и появился за них заступничек , опер, уже в годах. Он то и сманил Галю в город, жили гражданским браком, а когда появилась дочка, то что-то у них не заладилось. Так с позором вернулась она в родное село. «Каждый имеет право на одну ошибку, - думал Костя – цыган, - только на одну. Она ошиблась когда-то, ну и пусть».
- Знаешь Костя, - сказал старый цыган, - самое главное в жизни – верность, ты уверен, что она не будет гулять от тебя на право и налево? Русские бабы такие.
Костя молчал, он теребил какой-то клочок бумаги и молчал.
- Я убью тебя, - сказал старый цыган, - если еще раз увижу с русской стервой , убью.
Костя встал и вышел из комнаты, а на столе остался лежать скомканный клочок бумаги. Старый цыган не умел читать. Он разгладил листочек, на котором аккуратным подчерком было выведено: «Костя, я не верю тебе, но люблю».
Молодой цыган ушел из дома и жил на окраине леса. Об этом знали, наверное, только я и мой друг Толик. Почти каждый день мы навещали Костю, приносили ему хлеб, огурцы и помидоры, а иногда и молоко в банке. Костя вырыл землянку, соорудил что-то в виде стола и лежанки. « Зимой где будешь жить?» - интересовались мы у цыгана.
- Здесь, – отвечал Костя.
-А чем питаться?
- Подснежниками, – шутил цыган.
Однажды утром мы с Толико видели как к дому старого барона подъезжали лекговушки, из них выходили какие-то крепкие смуглые парни, потом они катались по селу, у речки. Ночью за лесом гулко звучали выстрелы. С того самого дня Костя пропал, куда-то исчезла Галя со Светланкой, а потом уже по весне продал свой дом и уехал старый цыганский барон с семьей..
По деревне ходили разные слухи. Одни говорили, что Галя с дочкой уехала к старому мужу в город, Костю поймали в лесу и увезли какие-то бандиты, а старый барон перебрался в соседнюю область. Один только пастух Митрофаныч, судя по таинственному виду и многозначительным намекам, знал истину. Обычно он приходил к какой нибудь хозяйке опохмелиться, снимал с плеча длинный кнут и басил: « Цыганский! За лесом нашел, в том месте, где Костю с Галей»…
- Да будет тебе болтать-то, - встревала догадливая хозяйка, - вон пей и ступай.
- Цыганский, - не унимался пастух, - гляди! Он показывал гладкую рукоятку кнута, на которой еле-еле просматривались две буквы: «К+Г».
- Обычно ночью выступают имена, будто кровью кто пишет, - сообщал захмелевший Миторофаныч, - это не сказка, а жизнь. Костя, Галя и Светланка шли тогда на железнодорожную станцию, уехать видимо хотели, а тут эти, на машинах. Подскочили, Костю в сторону отвели, о чем-то говорили – не знаю, но выстрел слышал . Галя кричит: « Не трогайте его, лучше меня убейте». Они поговорили – поговорили и еще раз пальнули . Потом вышел барон с кнутом стеганул раненых пару раз сел в машину и уехал.
- А девочку-то куда дели?
- Забрал с собой, - таинственно говорил пастух, - Светку забрали, а вот кнут оставили. Костю и Галю сожгли на том самом месте, где сейчас овражек, я его называю цыганская плеть.
Мы с Толиком не раз ходили к этому месту, но так ничего и не нашли, небо как небо, ручей как ручей, овраг как овраг. Правда, вода в том родничке немного солоноватая.
Вот так мы с Толиком и стали свидетелями еще одной грустной деревенской легенды. Однако, если я в этом месте, поставил бы точку, то, наверное слукавил. Потому что у этой истории есть продолжение. В цыганском овраге мы с другом как-то раз загадали желание, изложили свои мысли, мечты на клочке бумаге, опустили нашу реликвию в стеклянную поллитровку и закопали. С тех пор прошло много лет. Я успел не раз влюбиться, женился на красивой девушке, она родила мне двух сыновей, поездил по белому свету. Толик успел жениться на младшей сестре моей жены, она родила ему сына, успел развестись, потом опять вернуться в семью. Короче, все как у людей.
Как то раз вечером сидели мы с другом в летнем кафе, пиво пили и увидели, толи ведение, толи мираж. Мимо нас шли Костя –цыган и Галя. Они конечно изменились, годы взяли свое, но глаза, жесты. С ними рядом стройная, смуглая девушка. Мы вскочили с мест, будто в театре после премьеры.
- Костя!!! – чуть ли не дуэтом закричали мы. Они остановились, повернулись, кажется узнали, видимо и нас время чуть-чуть потерло.
-А мы глядим и глазам не верим, - радостно заголосил Анатолий, - ведь про вас такие жуткие истории ходили.
- Подобный случай был в Одессе, - грохочет Костя, - мы слышали, что нас похоронили, а мы вот живы – здоровы. Это наша младшая дочка Валентина. У нее скоро свадьба, ходили в салон новобрачных.
- По цыганским обычаям? – интересуется Толик.
- Русско-цыганским, - улыбается Костя, - вы же знаете, я цыган современный.
- И кнут у тебя есть?- подмигивая Гале спрашивает Анатолий.
- А как же, - смеется Костя, - женщин надо держать вот где, - он показывает свой крепкий смуглый кулак, - иначе толку не будет, у меня ведь четыре дочки, настоящее бабье царство. Думал у Светы внук будет, нет внучка. Я богатый!
- А у нас с Толиков сыновья!
Мы долго сидели в кафе вспоминая деревню, Костиного отца, мать, сестер, Галиных родителей, односельчан. Цыганскую плеть, где хранятся наши с Толиком реликвии и лишь Валентина смотрела на нас чуть – чуть удивленно, наверное, многое не понимая.
|
