1.
В общем… Ты говорила, что позвонишь. Я ждал звонка. Ты говорила, что позвонишь вечером, и я ждал вечером. Просидел перед телефоном часа четыре, а эта зараза молчала. Один раз он зазвонил, я схватил трубку, а оказалось, что ошиблись номером… Можешь себе представить, что я чувствовал… Когда перевалило за одиннадцать, я психанул и бросил телефон на пол. Мне хотелось… Не знаю… Я был злой. Реально злой.
Но потом я успокоил себя мыслью, что произойти могло что угодно. Верно? Ты могла попасть в ситуацию, когда тебе было не до звонка… Ты могла просто забыть… Нет, пожалуй, забыть не могла. Ты не такая. Ты всегда помнишь. По-моему, ты помнишь лучше всех… То есть, я хочу сказать, что у тебя отличная память. Великолепная. Ты была бы хорошим игроком в преферанс, но никогда не тратила на игры времени.
Короче… Я психовал. И подумал, что, в конце концов, ты сама сказала, что позвонишь. Это я тебе нужен. Не ты мне. Верно?
Но заснуть я не смог. Мне не давали заснуть много вещей… И то, что ты не позвонила… Это было как стержень. А вокруг него, словно ниточки, намотаны были другие вещи – то, что я думал о тебе как раз перед тем, как ты снова появилась, то, что я как будто ждал твоего появления… И то, что я боялся. Я боялся, потому что знал, что ты не просто так не позвонила. Ты не позвонила по какой-то причине…
И я думал, что мне теперь делать, потому что… Потому что теперь, когда ты снова появилась, я не мог заниматься тем, чем обычно занимался. Снова. Снова превратился в желеобразную массу, с ручками, ножками и тупой головой, до отказа набитой тобой…
Я не мог заснуть.
Я не спал.
Лежал в кровати и смотрел в потолок… Он был красным, потому что за окном моим красная вывеска одной фирмы, и свет от нее падает прямо в мое окно. Жалюзи аккуратными дольками режут свет на полоски и раскладывают по потолку – сначала потоньше, а потом все толще и толще. Я считаю число полос, когда не могу заснуть… Кто-то считает слоников или овечек, а я вот полосы…
Я знаю их точное число. И все равно каждый раз считаю заново. Их тридцать шесть. Ровно тридцать шесть… Вот и все, что вмещает мой потолок. Тридцать шесть красных полос.
Не знаю, зачем говорю тебе это… Всегда чувствую себя ужасно глупо, когда говорю с тобой. Но мне нравится, что ты слушаешь. Никто больше не способен выслушивать мои бредни… Только ты…
И я боялся. Боялся за тебя… И еще больше за то, что молчание телефонной трубки в тот вечер могло значить, что больше я тебя не увижу. Никогда не увижу…
2.
Бармен, толстая скотина с бейджем, на котором было написано черным маркером «Кирилл», сказал мне, что никогда не видел тебя, хотя мы просидели с тобой за стойкой в тот вечер целых два часа, и он был рядом. Он наливал тебе и мне мартини. Я не пью мартини, но его пьешь ты, и в тот вечер его пил я. Он смотрел на тебя. Он смотрел на твою грудь, и я это видел! А сегодня этот «Кирилл» сказал мне, что не видел тебя! Представляешь?
Я не знаю, сколько людей читают имена, написанные на бейджиках. Мне кажется, что многие носят бейджики просто для того, чтоб внушить доверие. Дескать, смотри, я не скрываю своего имени, можешь верить мне. Но я не верю тебе, «Кирилл». Я даже не уверен, что ты на самом деле Кирилл. С какой стати я должен в это верить?
Я спрашивал Кирилла и о том парне, о котором ты мне говорила… Том… Высоком, худом ублюдке, который тебя преследует. Ты детально описала мне его портрет, и в моем воображение его лицо сформировалось, как фоторобот… И когда я описывал его «Кириллу», то описывал фоторобот из своей головы. Я видел, что выражение его лица изменилось, но он сказал, что не видел и этого человека тоже. Конечно, он соврал. Конечно.
Толку с ним разговаривать не было.
Я и зашел туда просто, чтоб узнать, возможно, ты там бывала… Ну, потом, после того, как я виделся там с тобой… Я обычно не хожу по таким местам… Ну, ты знаешь…
Я отчаялся. Потому что не знал, что делать. На самом деле, я ведь не собирался вытрясать из толстого ублюдка правду… Я не герой боевика… Но я чувствовал в тот момент, когда закрывал за собой двери, что теперь что-то пойдет иначе, потому что я во что-то ввязался. Ты меня во что-то ввязала! И это тоже читалось в глазах толстяка!
Может, у меня уже мания преследования? Может, я страдаю шизофренией? Мне кажется, что что-то надо мной как будто нависло.
Ты не позвонила и три дня спустя, и четыре. Уже целая неделя прошла. А ты мне сказала: «Ты мне нужен… Я должна тебе кое-что сказать. Я позвоню тебе сегодня, ладно?». И я сказал «Ладно». Черт возьми! Мне никогда не хватало духу тебе отказать! Я должен был сказать: «Нет, не нужно. Все давно кончено.». И тогда бы все было иначе. Но я сказал «Ладно»…
Ладно…
3.
Я только что курил, и делал это впервые…
Сначала, с непривычки, закашлялся… Не сразу… Как только попробовал вдохнуть больше, чем до этого. Сначала я запускал дым только в рот. Держал его там и выпускал… А потом тот человек сказал, чтоб я вдохнул дым… И я сделал это и начал кашлять. Кашлять дымом…
Я чувствовал себя ужасно глупо. Ты ведь пыталась меня подсадить на сигареты, помнишь? Я тогда отнекивался и рассказал тебе, почему никогда не стану курить. А этому человеку я отказать не смог.
Почему?
Он сказал, что знает кое-что о тебе.
С этого все и началось. Я вернулся домой, мокрый до нитки (как только меня угораздило попасть под этот жуткий ливень?), а он стоял в тени и курил. Он мне сразу не понравился… Я хотел поскорее зайти в квартиру и захлопнуть за собой дверь, а он стоял и смотрел, как я не могу попасть ключом в замочную скважину… Он ждал, и мне казалось, что его глаза в этот момент внимательно за мной следили. Я чувствовал, как он смеется надо мной, стоя в тени. Смеется над моим страхом перед ним. Я сейчас действительно чувствую себя трусливым зайцем, когда вспоминаю об этом. Когда он вышел из тени, оказалось, что рост у него – метр с кепкой. Действительно невысокий парень. Абсолютно лысый. Очки в толстой черной оправе. Серьга в ухе, сигарета в зубах и довольная улыбочка вместо зонтика в коктейле…
Он назвал меня по имени и спросил, будет ли у меня пара минут. Я спросил, зачем.
«Это нужно тебе. Не мне».
«Что нужно?»
«Ты ищешь ее. Я могу тебе кое-что рассказать»
Я застыл и посмотрел ему прямо в глаза. Лицо спокойное, а глаза улыбаются.
«Я могу рассказать, что делать дальше. Но ты должен кое-что сделать для меня. Вот, покури»
«И все?»
«И все. И я расскажу, что тебе делать, чтоб ее найти».
Он протянул мне открытую пачку сигарет. Я взял одну… Не помню марки. Иностранные… Я взял одну, и он протянул мне зажигалку. Я подпалил кончик сигареты, а он принялся смотреть на меня. На то, как я курю… Я чувствовал себя отвратительно. Все равно, что душу продать, не торгуясь.
«Ты не затягиваешься. Затянись».
Это он сказал. Я и сейчас его слова в голове слышу. Голос неприятный. Не знаю, как описать. Как у гномов в фильмах… Не знаю…
В общем. Я вдохнул дым в легкие, и тут же закашлялся. Дурацкие ощущения. Я кашляю, а он стоит и смеется. Он заставил меня скурить сигарету до конца.
Я только потом задумался, почему именно сигарета? Он, наверное, знал, что я не курю. Что я дал слово никогда не курить. И он знал, что я держал слово всегда. И ему хотелось, чтоб я его нарушил. И он смотрел за мной, за тем, как я это делаю, что чувствую…
А я, правда, не задумывался. Ни о чем… Сейчас-то я чувствую себя мерзко… Потому что нарушил слово. Потому что курил, хотя и обещал, что никогда не буду этого делать… Черт! Это было чуть ли не единственное слово, которое мне удавалось держать. Когда нарушаешь обет, который хранил столько лет, чувствуешь, словно вообще не способен держать слово. Раз уж такое пустяковое обещание нарушил… Это ведь совсем не сложно…
Когда я учился в Институте, я пробовал курить… Но там… Там было другое. Я брал у кого-то сигарету, - чужую сигарету, - и делал максимум одну-две затяжки. Чтоб попробовать… И сказать «нет». А тут – я выкурил целую сигарету. Дурное словосочетание, но… Свою сигарету.
Но этот карлик в очках, кем бы он ни был, он сдержал слово. Он сказал мне, как тебя найти. Точнее, не как найти… А как искать.
4.
Семь лет. Вот сколько мы с тобой не виделись до той встречи.
Когда ты мне позвонила, то я, конечно, сразу узнал твой голос. Но все равно спросил «Кто это?».
Я ведь поверить не мог, что снова услышу твой голос. Но спутать его с чьим-то другим? Нет, никогда… Я спросил потому, что не мог поверить, что действительно его слышу. Я ведь не мог, а все равно слышал. И ты рассмеялась. Так, как когда-то давно. И этот смех я тоже узнал.
Многие смеются отвратительно. Громко, хрипло, низко, сипло. А ты смеешься как-то… Правильно. Так, как и должны смеяться. Но словно никто кроме тебя этого делать не умеет…
И тебе имени называть не надо было. Только рассмеяться в трубку.
Я не знаю, сколько мы говорили. Ты не спрашивала, «как дела?» и все такое… Ты никогда не задавала этих стандартных контрольных вопросиков на случай, если нечего больше спросить. Ты всегда говорила по существу. И тогда сказала – «Давай встретимся сегодня».
Вот так запросто. Семь лет молчания, а потом – бах! «Давай встретимся сегодня».
И я, конечно, сказал «Давай».
Что вытворяло в тот момент мое сердце – не передать. Оно прыгало в груди, как бешеное, у меня даже в ушах начало закладывать. А потом ты спросила меня, есть ли мне чем записать, и продиктовала адрес.
5.
Когда я увидел тебя тогда в баре… Это было словно шок. Я, еще идя сюда, убеждал себя, что все это не на самом деле. Я не думал, что встречу тебя еще когда-нибудь. Я был уверен, что не встречу. Но ты сидела за стойкой, и посмотрела прямо на меня, стоило мне войти. Спокойный взгляд, как всегда, полуулыбка на тонких губах…
Семь лет не состарили тебя… Ты расцвела, как цветок… И я не смог сдержать восхищения. Застыл в неподвижности, и простоял так, как идиот, незнамо сколько времени…
А ты улыбалась. Тебе нравилось, какой эффект ты на меня производишь. Ты могла помыкать мной, как хотела. Я был готов на все для тебя…
А потом мы говорили… И я помню каждое слово из этого разговора. Я до сих пор слышу твой голос…
Я улыбнулся за тот вечер только раз, хотя был так рад видеть тебя… Слышать, вдыхать… Я улыбнулся, когда после моего рассказа о семи годах без тебя, ты сказала: «Я так и думала». Это были холодные слова. Потому что то были чертовски неудачные годы в моей жизни. Как будто я задавил черную кошку, проезжая под лестницей, и разбил сотню зеркал, неудачно затормозив… Когда тебя не стало рядом, я всерьез задумался о самоубийстве. Правда. Ты ведь не представляешь, что я пережил!.. Ты и представить не можешь! Это чувство пустоты! Чувство, словно все хорошее, что ждало тебя в жизни, разом исчезло. Почило в небытие… А я это испытал. И размышлял, что больше ждать уже нечего. Я читал о способах самоубийства и думал, сначала в шутку, а затем всерьез, какой бы выбрал сам… Не думаю, что люди ищут заметки, статьи и даже книги о самоубийстве из праздного интереса. Наверное, над перспективой скоропостижной кончины задумывался каждый… Но я струсил. В последний момент. Я не стану говорить тебе, как именно хотел сделать это. Это не важно, ведь я струсил… Я мог бы сказать, что я смирился, что решил искать смысл в остатке дней, но я просто струсил. Самоубийцы, должно быть, люди не только отчаявшиеся, но и решительные… А я оказался просто отчаявшимся мальцом… Потом были шесть с половиной лет жизни, в которой я приспосабливался жить без тебя. Я пытался завязывать с кем-то отношения, но каждый раз, когда я оказывался с новой девушкой, меня посещала мысль – я с ней, потому что не с тобой… И когда я говорил тебе об этом тогда, ты улыбалась. А потом сказала – «Я так и думала». Без эмоций. Констатация факта. Но мне стало лучше. Знаешь почему? Потому что я понял – вот ты, передо мной. Настоящая, живая ты. Не галлюцинация, не сон. Ты.
Я спросил тебя о твоих семи годах, но ты отказалась отвечать. Ты сказала только одну вещь – «Я сделала большую ошибку, о которой очень жалею». И все. Конечно, мой взгляд тут же опустился тогда на твою руку. Не знаю, заметила ты или нет… Да, на правую руку, на безымянный палец. Там не было кольца. Я спросил тогда, как же могу тебе помочь? И ты улыбнулась. Снова улыбнулась.
«Ты можешь себе представить мир, в котором у нас бы с тобой все сложилось? - спросила ты. – Вот, мы бы стали мужем и женой. Завели бы семью… Я бы родила тебе детей?»
«Я постоянно об этом думаю. Я ведь, правда, верил, что это должно произойти».
Ты опустила тогда взгляд, помнишь? Я думал, думал, думал… Зачем ты пригласила меня сюда сегодня? Чего ты от меня хочешь? Почему я здесь, а ты рядом? Но ты так и не сказала… Этот вопрос мучил меня… Ведь ты так и не позвонила, хоть и пообещала сделать это вечером…
Ни тогда, ни через день… Я думал, дело во мне. Я опять сделал что-то не так. Я думал, все дело в моем последнем ответе. «Я постоянно думаю об этом…» Но ведь я так и не понял, чего ты хотела, понимаешь?
6.
«Ты веришь в потустороннее?» - спросил меня тот неприятный тип в очках.
Верю ли я в потустороннее? Ведь мы говорили с тобой об этом… Я не знаю, как сказать верно. Этот вопрос для меня так же неоднозначен, как «Верите ли вы в Бога?». Я верю, что в мире действуют многие законы, неподвластные логике человека. Они просто есть, хоть и неосязаемы.
Я не ответил ему ничего. Потому что незнакомцу на такие вопросы отвечать как-то странно… Но он знал тебя. Мне так показалось. И поэтому я продолжал разговор. Вернее, я-то молчал, а говорил как раз он:
«С сигаретой – это был тест. Ты прошел его».
«И что?»
Я хотел, чтоб голос мой звучал уверенно. Чтоб казалось, будто я контролирую себя. Но когда я сказал это, то почувствовал, как к «что» голос резко сел…
«Ты готов пойти дальше?»
Куда пойти, спросил я. А потом еще спросил его – кто он? И откуда тебя знает?
«Я не сказал, что знаком с ней. Я только сказал, что знаю, как ты сможешь ее найти. Ты ведь этого хочешь?».
Глупо было отрицать. Я кивнул.
«Твоя знакомая ввязалась в одну… Неприятную авантюру. Я сразу скажу, что это… Хм… Как бы это сказать? Стремление ее найти - очень серьезный повод для размышлений».
«Не очень понимаю, о чем это вы?»
«Скажем… Для тебя – пойти дальше или оставить ее – серьезный повод для размышлений. По крайней мере, я бы не спешил с ответом, пока…»
«Она попала в неприятности?»
«О да»
«Серьезные?»
«Я бы сказал, да»
«Тогда в чем вопрос?»
«В том, действительно ли ты хочешь ввязываться в эту историю. Она не из приятных, уверяю тебя. А геройство… Оно, возможно, могло бы быть направлено в более конструктивное русло. Понимаешь, я пришел сюда даже не как друг. Я бы сказал, как рефери. Перед боем. Чтобы предупредить, что за дальнейшие последствия для тебя ты ответственность будешь нести сами. Чтобы ты был предупрежден. Иначе нельзя. Я вижу, что ты готов пойти на это. А я просто еще раз скажу, ты не знаешь, на что собираешься пойти. Вот и все».
Я не уверен, что точно передал его слова. Он примерно так сказал. А потом он рассказал мне, что от меня потребуется, если я захочу тебя найти. Он рассказал мне, как тебя искать.
7.
Я редко брожу по городу по ночам. Я ведь домосед… А за последние годы, так совсем «осел». Посмотреть телик до двенадцати, закусывая зрелище бутербродами и запивая кефиром, и все. Можно ложиться. Смотреть тупые сны, в которых, - раз на раз не приходится, - появлялась иногда и ты.
А последнюю неделю – ничего подобного. Я почти не сплю, только и думаю, что о тебе. Он ведь не сказал ничего толком. Ни что с тобой стряслось, ни как с тобой связаться. Только как тебя искать. И еще, я знал, что ты в беде. Ты была в беде, когда позвонила мне в тот день. Уже тогда. Ты попала в какую-то передрягу, и именно об этом говорила… Тебе нужна была помощь от меня. Та, о которой говорил тот тип в очках? Или другая? Я не знал, но думать о чем-то другом был просто не способен.
Когда он рассказывал о том, как тебя искать… Я думал, я поседею, пока он закончит. Он производил впечатление ходячего мертвеца. От него прямо-таки веяло могилой. Как мило смотрелись бы на его лысой макушке рога – чудо! Словно под них и полировалась. Даже с очками гармонично сочетались бы. А когда он уходил от меня, мне даже показалось, что на лестничной клетке цокают копыта… Вот уж игра больного воображения.
Ему удалось меня напугать…
А впрочем, не так уж много мне для этого нужно. Мне стоило в свое время чаще драться. Походить в спортивную секцию по боксу или каратэ. Но время утекло. Все. Такой, как есть.
Но в ту ночь я пошел. Пошел туда, куда он сказал…
8.
Я никогда не знал, что ты ко мне чувствуешь, и чувствуешь ли ты что-то, похожее на мое чувство. Иногда, когда мы с тобой коротали вечера, мне казалось, что что-то есть. Я был для тебя чем-то вроде человека-катализатора. Ты могла рассказывать мне о чем угодно, и, наверное, именно тогда я полюбил тебя. Ты только со мной не боялась быть самой собой. Настоящей. И мне очень нравилось, какая ты. Я мог тебя часами слушать молча. И ты меня. Мы были нужны друг другу. Чтобы говорить и слушать… И было еще что-то неуловимое между нами. По крайней мере, мне так казалось…
Я не знаю, правильно ли поступил, что… Ну… Ты знаешь…
А потом все прекратилось. Разом. Ты как будто испарилась. Ты не звонила мне, а я тебе. А когда я позвонил, то мне сказали, что ты переехала. Как и где тебя искать, мне не сказали… Ты, наверное, избегала меня. А может, ты действительно исчезла. Просто исчезла на семь лет.
Это были худшие годы в моей жизни. Клянусь. Меньше всего в жизни мне бы хотелось снова их пережить.
У меня ведь не осталось фотографий с тобой. Ни единой, представляешь? На память от тебя был только тот подарок на день рождения. Ты только раз меня с ним поздравила… Но подарок сломался и где-то затерялся в этой дурацкой семилетке. В итоге от тебя остались только воспоминания. Самые дорогие, самые сокровенные.
Я постоянно задавался вопросом – что я сделал не так? Что я должен был сделать иначе?
Задавал себе и слышал кучу глупых ответов… Один глупее другого. Это ты должна была ответить мне на этот вопрос. Но тебе его задать я не мог.
Я хотел с тобой поговорить после того, как мы договорились встретиться после семи лет. Так, как раньше. Откровенно. Честно. Я хотел услышать ответ, но в тот момент, когда увидел тебя… Когда ты снова была рядом, я больше не мог ни о чем думать, кроме одной-единственной мысли – ты здесь, рядом со мной, снова…
Я сразу почувствовал, что… Ну… Что это как будто снова на мгновение. Что ты утечешь, как песок сквозь пальцы… Что растаешь, как туман, стоит мне только отойти в сторону. Но ты сказала, что позвонишь, и я поверил. А стоило мне отойти, ты тут же исполнила то, чего я так опасался – снова исчезла. Но в этот раз я точно знал – я нужен тебе.
Те семь лет я терзал себя многими вопросами. И среди прочих был один – что ты чувствуешь ко мне? Думаешь ли обо мне? Вспоминаешь ли меня?
Я долго учился не думать об этом. Правда, долго. Эти вопросы… Ты… Вы стали частью меня. Жили внутри меня, не оставляя ни на секунду. Но я научился их не слышать. Как будто слил в бутылку и заткнул пробкой. Носишь с собой, выдерживаешь как вино… А потом снова появляешься ты… И вот он – момент, когда пробка сама собой вылетает и все снова наизнанку.
А знаешь… Я ведь знал, что однажды ты придешь. Точнее сказать, не знал – верил. В глубине души все равно верил, что ты вернешься. Потому что немыслимым было представить, что этого не будет. Мир тесен, и уж мы-то с тобой обязаны были где-то в нем столкнуться. Ведь не даром мы встретили друг друга, верно?
9.
Мне тогда показалось, что город просто вымер. Что ночью в городе вообще никого нет. Я шел по улице туда, куда он мне сказал идти, и по дороге не встретил ни души. Даже собак бродячих не было. Думаю, это просто потому, что он маршрут такой для меня выбрал. Чтоб я никого не встретил. Но это и не важно…
Я смотрел на ночной город и понимал, что очень давно его таким не видел. Это ведь мы с тобой любили ходить по ночному городу, помнишь? По таким же улицам. Ночным, тихим, безлюдным. Когда идешь вот так ночью, то кажется, что город принадлежит тебе. Потому что если тут больше никого нет, то кто еще может им владеть кроме тебя, верно?
Я шел, и все время мне в голову лезли воспоминания о наших ночных прогулках… Шел, стараясь не думать о том, куда иду. Мне очень доступно объяснили маршрут и детально описали дом, где я должен в итоге оказаться. Это, конечно, было очень странно. Но я чувствовал, что… Что тот человек… Карлик в очках… Что он мне не соврал. Что место, куда я иду, как-то связано с тобой. А раз так, то и сомневаться не стоило, идти или нет.
Но вот что не давало мне покоя, так это вопрос - как он был с тобой связан? Как ты была связана с ним?
Вскоре я пришел к месту, куда направлялся…
10.
Я поверить не могу в то, что побывал там, где побывал. Это что, был дурной сон, да? Кто эти люди? Откуда они знают тебя? Знаешь ли ты их? Боже… Я бы мечтал никогда больше их не встретить. Они стоят рядом с тобой и просто молчат, но впечатление такое, словно ты голый, и тебя то осматривают, то облапывают. Они способны видеть человека насквозь, и это то, что я ощутил там. Когда через тебя проходят рентгеновские лучи, ты их не чувствуешь. Но когда по тебе скользят их взгляды, тебя всего как будто сминает… Отвратительно. Чувствую себя отвратительно.
Что я сделал? Скажи мне, что все это значило? Ты ведь знаешь, наверняка знаешь…
Я мечтаю их больше не увидеть. Но знаю, что это непременно произойдет…
Боже… Боже… Что это все значило? Что я сделал? Что я сделал??
11.
Я видел жуткие сны. И ты была в этих снах. В каждом из них…
Но знаешь, лучше бы тебя там не было.
Я чувствую, что теряю ощущение реальности. То… Ну… То, что было ночью... Это действительно было, или это тоже сон? Боже, пусть только это будет сон. Пусть ничего этого не будет. Хотя, как, если рассуждать логически, это вообще может быть? Этого быть просто не может. Ни за что! Просто не может! Точно, мне это приснилось! Ничего этого на самом деле не было.
Что делать теперь? А ничего… Жить, как жил. Ведь ночью ничего не произошло! На самом деле я ничего не делал, никуда не ходил, ни под чем не подписывался. Это все – просто дурной сон.
А может… Может, твой звонок мне тоже приснился? Люди ведь часто выдают желаемое за действительное, верно? Я так давно и так сильно хотел, чтоб это случилось… А, когда это произошло во сне, я просто заставил себя поверить, что это было на самом деле. Вот и все. А тебя и не было никогда со мной рядом. Может… Может, я вообще тебя выдумал?.. Ха… Боже, какой бред я несу… Прости, прости, прости… Не слушай меня. Все дело в тех снах. В том, что я чувствовал, видя их.
Мне действительно очень хотелось бы верить, что это были просто сны. Что я не делал того, что видел в них. Пусть было бы так…
12.
На следующий день… На следующий день уже все было иначе.
Я это понял, едва только взошло солнце… Солнечный свет заставил их выделяться, потому что во тьме они едва различимы… Я о тенях. Ты знала об их существовании? Они повсюду вокруг. И когда их видишь, чувство такое… Такое, словно ты сошел с ума. Они ходят в твоей квартире, они стоят за твоей дверью, они ездят в транспорте… Они, правда, повсюду – силуэты, образы, сгустки темноты… Не знаю, как это толком называть. Я ехал на работу и весь обливался холодным потом. Люди смотрели на меня как на ненормального, смотрели сквозь них, не замечая их присутствия. А я видел их! Видел! Но теням, кажется, было все равно, потому что… Знаешь, я думаю, они всегда были рядом с нами. Просто мы их не видим, и все…
Я пришел на работу, сел за свой компьютер и только там мне удалось ненадолго уйти от окружающего мира в тот проект, о котором я тебе рассказывал… Ну, ты помнишь, программа по системе электронной безопасности для банка. Программирование иногда может заменять окружающую действительность. Тут любая задача, вернее, любое ее решение сводится к набору алгоритмов, циклов, проверок… На столе лежала набросанная мной на скорую руку блок-схема и я погрузился в работу… Не знаю, сколько я просидел так за компьютером. Я ведь довольно серьезно задержал сдачу работы, обещал закончить ее давным-давно… К вечеру я бы закончил очередной блок, но где-то около пяти мимо меня проходила Нина. Увидев меня, она вдруг выронила чашку с кофе и вскрикнула.
Я поднял на нее глаза и увидел, что она очень напугана.
«Что не так?» - спросил я.
«Ты… С тобой все в порядке? Я проходила мимо и… Мне показалось…»
«Все в порядке, Нина».
«Прости…»
Осколки чашки лежали на полу… У нас в офисе на полу расстелен такой… Сероватый ковролин, ну и, естественно, рядом с моим рабочим местом уже образовалось черное кофейное пятно. Вечером придет Клара Захаровна и начнет возмущаться, что мы не умеем поддерживать порядок, но чего возмущаться? Ей ведь платят за то, чтоб она убирала. Она приходит в шесть и убирает до восьми, хотя офис совсем небольшой. Можно даже сказать, маленький. А она обычно только и делает, что протирает пыль да пылесосит. Ну, и пятна выводит иногда с ковролина… Мы часто на работе задерживаемся. В принципе, день рабочий у нас до шести, но приходится оставаться, пока не допишешь свой блок до конца. Так что, не раз приходилось выслушивать ее жалобы. А под звук пылесоса работать вообще невозможно…
В общем, Нина старалась на меня не смотреть. Уж не знаю, что не так… На меня в офисе в тот день вообще все смотрели как-то странно. Как будто я свитер натянул наизнанку и ширинку забыл застегнуть одновременно. Только, если такое происходит, то взгляды у людей веселые… А у моих сотрудников у всех взгляды были совершенно другие. Испуганные. Взволнованные.
Когда я сел снова за работу, то понял, что больше не могу сосредоточиться… Я думал о тебе, а когда я начинаю думать о тебе, то больше ничего делать не могу. Ты для меня как наркотик. А я как наркоман… И мне нужно было с тобой увидеться… И все, когда эта мысль появилась в моей голове, разом рухнули все схемы, которые я построил для своей программы…
Они сказали, что мне не нужно тебя искать. Что теперь я непременно с тобой встречусь. Я верил им. И я знал, что больше ни о чем не могу думать. Только о том, что я снова с тобой встречусь…
13.
Место, куда я тогда пришел… Ну, в ту ночь, ты понимаешь…
Оно… Оно было как будто из другого измерения занесено. Я никогда раньше не замечал здесь этого дома, я и не думал, что такие еще есть в нашем городе. Старый двухэтажный домишко, затесавшийся между двумя новыми тычками… Тычками у нас теперь называют многоэтажки, которых за последние годы в городе развелось, как грибов.
А этот дом… Он был очень-очень старый… И такой… Ну, потрепанный, что ли? Дверь единственного подъезда была приоткрыта, оттуда на улицу лился блеклый свет единственной на весь коридор работающей лампы, тихо жужжавшей… Ее жужжание я услышал еще до того, как увидел сам дом. Оно очень напоминало жужжание насекомого, потому что не было монотонным, как обычно. А таким… Как будто это муха какая или жук. Сам коридор, в котором висела эта лампа, был длинным и узким. Я не знаю, был ли это жилой дом, или тут сдавались помещения под офисы… Тут не было почтовых ящиков там, где они обычно находятся… И вообще признаков жизни. Стены коридора были темно-зеленого цвета, потолок блекло-желтым, краска и штукатурка потрескались и местами осыпались… Пол тут был деревянный и ужасно скрипел, когда я по нему шел.
Коридор заканчивался окном, а возле него, слева, располагались деревянные ступеньки. Тот тип так все и описывал. Он сказал, что я должен буду подняться на второй этаж и найти комнату 210…
14.
«Вам раньше приходилось подписывать подобного рода документы?» - спросил тогда тот тип.
Лысого парня в очках в комнате не оказалось, но меня ждали. Ждали другие… Странно, конечно, но я совершенно не помню их лиц… Хотя, ты ведь знаешь, что у меня всегда была плохая память на лица. Но… Но все равно… Такое ощущение, что их лиц я не помню не потому, что не запомнил их, а потому, что меня заставили их забыть.
«Я… Подписывал контракты раньше… Когда на работу устраивался… Ну… Там не контракт… Там договор был. Но это ведь почти то же самое, верно?»
Мне ничего не ответили.
«Вы прочитали документ?»
Я смотрел в глаза человеку, спросившему это, смотрел, не в силах отвести взгляд. Я кивнул.
Я прочитал документ, конечно… Но я до сих пор не могу поверить, что это не была просто какая-то шутка, потому что… Ведь таких контрактов в жизни просто не бывает. Никому и в голову не взбредет составлять такой контракт. И уж тем более, подписывать его.
Но я ничего такого не говорил. И никто не смог бы такое сказать человеку, сидевшему передо мной, потому что из всех живущих на Земле, он на шутника был похож меньше всего.
От места, где я находился, мурашки по коже… Его невозможно описать, как ты ни старайся. Как будто я вошел не в комнату, а в саму темноту. Там стоял стол. И несколько человек. Один сидел за столом, и именно он со мной и разговаривал. Стол был большой… Ну, то есть, правильно сказать – широкий… Широкий стол из темного дерева. На нем стояла небольшая настольная лампа черного цвета. Свет от нее был очень блеклый. Его хватало только на небольшой клочок стола, на котором и лежал документ, о котором мы говорили. А больше ничего рассмотреть тут было нельзя. Просто физически невозможно. Окно, если и было когда-то в этой комнате, то давным-давно исчезло. Я поверить никогда не мог, что мрак может быть таким густым… Словно это не просто пространство, лишенное света, а какая-то жуткая, непонятная материя, которая дышит и следит за тобой… Такое складывалось там ощущение.
И еще, казалось, что мрак тоже как будто касается меня… Стремится мною поживиться… А эти трое… Не знаю… Они были похожи на манекены. Почти не двигались. Не видно было даже, дышат они или нет…
И еще там было неимоверно тихо. Никакого шума.
«Вам все объяснили?» - спросил мужчина, сидевший за столом.
Сейчас только я начинаю вспоминать, что у него был отвратительный голос… И толком не сумею объяснить, что именно с его голосом было не так, но когда он обращался ко мне, то возникало такое чувство, словно кто-то проводит гвоздем по поверхности стекла…
«В общих чертах» - Выдавил я.
Я понимал – я здесь из-за тебя. И ничто больше меня не волнует. Пусть мне придется выслушивать этого человека сколько угодно, но я выдержу… Хотя, по правде сказать, я там был не в своей тарелке! Мне было жутко противно! Ужасно!
«Вы хотите найти ее. Подпишитесь под документом, и это произойдет»
И еще, он говорил безучастно. Совершенно безучастно. Словно ему наплевать было, подпишусь я или нет, хотя я прекрасно понимал, что это не так. Просто он не мог, не умел передавать эмоций. Вот в чем дело.
«Вы хотите, чтобы я подписался под этим документом?»
«Совершенно верно»
Я в этот момент смотрел на бумагу, лежавшую на столе… Она была старой. Очень старой. Как будто составили ее черт знает когда. Может пять, может десять, а может даже пятьдесят лет назад. Но в документе было мое имя. Мои имя, отчество и фамилия.
«Я не вижу связи… В документе ни слова не говорится…»
Он поднял руку, и я замолчал. И снова до меня донесся этот ужасный, отвратительный голос. Каждое его слово давило на меня точно огромной тяжести груз. Выдержать его было почти невозможно. Хотелось заткнуть уши… Хотелось, чтобы он замолчал. Но я собрал волю в кулак. Я слушал его, вжавшись в кресло…
«Это – вопрос доверия. Мы говорим, что вы сможете ее найти, подписав этот документ. И не важно, каково его содержание, важно – верите ли вы нам. Если верите и хотите найти ее – подпишите документ. Если не верите – тогда поднимайтесь, уходите, возвращайтесь домой и ложитесь спать, и все мы сделаем вид, что никакого разговора не было, а контракта в руках вы не держали. Есть, конечно, возможность, что вы просто не захотите подписывать контракт, испугавшись, и это ваше право. Никто не говорит, что это простое решение. Но принять его нужно сейчас или никогда.»
15.
Спустя много-много времени после нашей последней встречи… Три года… Четыре… Пять… Шесть… У меня создавалось порой ощущение… Странное, бредовое, необъяснимое чувство, будто мы никогда с тобой и не расставались. Будто все эти семь лет ты была где-то рядом, а твое исчезновение – это просто фикция. Мне казалось, что мне нужно сделать что-то очень простое – вроде взять телефонную трубку и набрать номер, - и я смогу с тобой увидеться… На деле же все было еще проще. Мне нужно было просто закрыть глаза, и память сама тут же рисовала передо мной картины прошлого. Я начинал чувствовать тебя в своих объятиях, как это когда-то было. Я ощущал вкус твоих губ, который забыть просто невозможно…
Представляешь? Семь лет… Конечно, с каждым годом чувства эти слегка притуплялись… В картинах пропадала четкость, они становились слегка размытыми, пропадали какие-то элементы, но… Ты оставалась.
Эти ощущения сводили меня с ума. Сначала мне хотелось волком выть, потому что… Ну, потому что я ведь тогда уже понимал, что такого больше может и не быть. А ничего лучше тебя у меня никогда не было и не будет.
Мне хотелось поговорить с тобой. Снова поговорить с тобой. Как мне этого хотелось! Передать тебе не могу.
Думаешь, я не искал тебя? Думаешь, я ограничился одним звонком? Сначала… Ну, сначала мне правда показалось, что ты специально попросила родственников, чтоб они так мне сказали. Тебе хотелось порвать со мной, и это было бы логично. Но потом… Спустя некоторое время… Мы ведь могли, наверное, оставаться просто друзьями… То есть, я понятия не имею, как это могло быть возможно, но неужели мы должны были вообще перестать общаться? Я позвонил спустя несколько месяцев, и когда я попросил тебя к телефону, то мне сказали, что я не туда попал. Представляешь? Я позвонил снова, и мне снова сказали, что я ошибся номером.
Я спросил – Инна Олеговна, это вы?
«Да» - сказала твоя мать.
Тогда я спросил, могу ли я поговорить с тобой.
И она сказала мне «Вы что, издеваетесь? Не звоните больше по этому номеру!».
И я не звонил. Ни разу больше не позвонил.
Потом я искал тебя через общих знакомых, но тоже неудачно…
Я думал, это то, чего ты хотела. Чтоб мы больше никогда не увиделись. Я же больше всего на свете хотел еще одной встречи. Хотя бы одной, чтобы просто поговорить с тобой, объясниться…
И вот в хороводе этих мыслей и переживаний было одно странное, непонятное чувство, будто мы никогда с тобой не расставались. Я не могу этого объяснить…
16.
Я не думаю, что дьявол когда-либо у кого-либо покупал душу. Это глупо, согласись. Продавать душу станет только грешник, а этим путь в ад обеспечен, их душу он и так и эдак получит. Люди живут недолго, и дьяволу, существующему, надо полагать, с мгновения сотворения мира, не так уж тяжело дождаться, когда очередная блудная душа войдет в его владения.
Я не видел дьявола.
Но знаешь, те люди… Люди ли они? Они не многим лучше чертей. Они черны, как ночь. Как сама чернота. И я знаю, что ты их знаешь. Тот человек, который пришел ко мне, был невысок. Но меня начинают одолевать сомнения… А что, если он был низким, только потому, что я опасался высокого человека? Может, это был маскарад? Я знаю, это звучит глупо… Просто, мне кажется, что эти… Существа… Они очень хитры. Они знают, что творится в твоей голове, когда они рядом с тобой. Пока тот парень стоял в тени, куря свою сигарету, он вполне мог прочесть мои мысли и принять какой угодно образ…
Я знаю, что несу околесицу. Знаю…
Но у меня, правда, такое дикое состояние… Сейчас уже стемнело… И я усиленно стараюсь заставить думать себя, что все, что я видел днем… Все это было просто… Видением, галлюцинацией, сном… Не знаю. Главное – на самом деле этого не было. Свет везде потушен, я сижу в темноте и чувствую, что так мне легче.
Ты снова не объявилась… Но я верил тем существам… Я боялся их до невозможности и верил им. Не знаю, почему… Просто верил…
А может… Может, желание, чтобы ты снова оказалась рядом, было таким сильным, что я уцепился бы за любую возможность сделать это реальностью. Поэтому я считал, что подписав те бумаги, я… Ну… Получил возможность…
Я не могу тебя снова потерять. После того, как потерял так надолго, я должен сделать все, чтобы не упустить тебя снова! Я готов на все! И если бы они заставили меня подписать десять таких бумаг, я бы подписал десять. Сто так сто! Только бы знать, что ты снова будешь рядом. Я должен с тобой поговорить! Мы должны поговорить!
17.
Мне всегда казалось, что ты сияешь ярче солнца… Ты из тех девушек, на которых обращаешь внимание даже в толпе из сотни прохожих. А я всегда был блеклым человеком. Неудачник, чего уж ловить более мягкие определения… Я не знал, почему нам было так легко общаться. Мне ведь сначала казалось, что ты совсем другая. Ну… Люди вообще грешат тем, что судят о других по тем образам, которые рисуют в голове. Не знаю, сколько нужно времени, чтобы понять человека… А многих вообще никогда нельзя понять, потому что они не слишком стремятся к пониманию. Многим хочется казаться не теми, кем они на самом деле являются…
Но ты… Боже… Мне кажется, что я знаю тебя, как себя… Ты была закрыта для всех. Ты показала себя настоящую только мне. Я потом думал… Что это и стало всему виной. Ты испугалась меня, потому что я знал тебя настоящую. Ну… Я не говорю, что так и было. Я говорю, что думал, что так могло быть… Ах, чего я только не передумал за семь лет… Я был зациклен на тебе… Ты стала моей болезнью…
Я всегда был замкнутым человеком. Мне тяжело было найти общий язык с другими людьми… А с тобой говорить было легко. Это было похоже на исповедь. Мне казалось, что тебе я могу рассказать все! Вообще все, ничего не утаивая. Потом я не встретил никого, с кем мог бы говорить так же открыто.
И еще…
Понимаешь, я должен был это услышать от тебя, потому что ты об этом никогда ничего мне не говорила. Я должен был услышать эти слова, чтоб остыть, – я тебя не люблю. Четыре слова, которые бы облегчили мою жизнь. Но я их не услышал. Ты так никогда ничего подобного мне и не сказала… А мне казалось, что между нами есть какая-то связь… Я ведь кроме тебя больше никогда никого не любил. И я никак не мог понять… Как ты могла не любить меня? Ведь сердце мне говорило, что ты чувствуешь ко мне что-то очень похожее.
Я боялся. Еще тогда боялся, что если что-то сделаю не так, то потеряю тебя. И я был уверен, что сделал это что-то тогда... Но мне казалось, что у меня еще будет шанс. Что мы станем взрослее, умнее, опытнее. Что сумеем понять себя и друг друга. И что, в конце концов, мы все-таки будем вместе. Потому что я не мог поверить, что этого не будет… Пойми, мы ведь были созданы друг для друга! Ты это знала! Еще тогда знала!..
18.
Это было странно, потому что у меня не было талона, а они, эти три хмурых бритоголовых парня, - контролеры, - в мою сторону даже не посмотрели, а ведь я для таких всегда был объектом привлекательным. Как клейкая лента для мух. Да и в троллейбусе людей почти не было. А я стоял, спрятав руки в карманах, и у меня не было ни проездного, ни талона. Я был зайцем! А они даже не посмотрели в мою сторону. Они подходили к каждому, а я знаю, что уж если на таких нарваться, то непременно придется платить штраф. Потому что от трех быков, которые просят тебя показать закомпостированный талон, тяжело отвязаться, когда талона у тебя нет.
Но они прошли мимо меня, и никого это не удивило. Это не вызвало никакой реакции – ни возмущения, ни хотя бы вопроса. У парня, стоявшего прямо за мной, тоже не было закомпостированного талона, и на него они насели, а ко мне и не подумали подойти.
В любой иной ситуации я был бы рад этому обстоятельству. Но не сегодня! Только не в этот день! После ночи, когда просто не смог сомкнуть глаз! Тени снова вылезли наружу, впрочем, они, конечно, никуда и не исчезали. Они всегда рядом… Хотелось бы мне снова научиться их не видеть… Эти… Создания пугают меня.
И меня пугает, что контролеры меня не заметили. Не знаю, почему. Мне это просто показалось необычным. Уж лучше б они меня оштрафовали. Ведь это было бы нормально. Парень ехал без талона в троллейбусе, его попросили предъявить талон, он сказал, что талона нет, тогда его попросили оплатить штраф. Он заплатил штраф. Обычная ситуация. Неприятная, но такое случается.
Но они проигнорировали меня.
Мне хотелось подбежать к ним и крикнуть – «Эй, вы, разуйте глаза! У меня нет талона! Оштрафуйте меня!»
Но это было бы, пожалуй, совсем тупо. Поэтому я так и остался стоять, спрятав руки в карманы…
19.
Ты всегда говорила, что я смешно хожу. Ну… Что у меня походка смешная, так что ли? Я вообще умел тебя смешить. И тебе нравилось, что я тебя часто смешу. Что я рассказываю какие-нибудь истории из жизни, которые, может, и не были на самом деле смешными, но я их так рассказывал, чтоб ты смеялась. Потому что мне безумно нравилось, как ты смеешься.
Тогда бы я все это рассказывал иначе… Но мне правда не хочется смеяться теперь…
Прости, что сейчас я рассказываю иначе. Мне кажется, за семь лет я почти разучился улыбаться. Мне некому было рассказывать смешные истории, и я утратил чувство юмора. Я ведь неплохо умел шутить раньше, правда?
20.
Я не могу передать тебе, что ощутил, когда Валик, наш охранник, толкнул меня и спросил, как меня сюда пропустили. Ну, для начала, меня вообще никто не замечал… Я пришел к своему компу, на полу было вчерашнее пятно от кофе, а за моим столом сидел какой-то прыщавый юноша и слушал нелюбимую мной «Арию». Я попросил объяснить его, что он здесь делает. Он молчал. Я спросил громче – кто ты? Он снова промолчал. Ну, тут я, конечно, психанул, схватил его за ворот рубахи и поднял из моего кресла.
Он так посмотрел на меня, как будто до этого вообще не видел… Я задаю ему вопросы, а он так брови хмурит, как будто не понимает, о чем речь. Я ему объясняю, что он без разрешения сел на мое место, что не дай боже он повредил то, что я там вчера сохранял… Трясу его, спрашиваю, кто он и все такое… И тут подходит Валик, хватает меня, тащит к проходной…
Я пытался въехать, что происходит, но это было выше моего понимания. Мир с ума сошел. С катушек съехал. Сдвинулся с места.
Я спрашиваю Валика – в чем дело? Что делает за моим компом тот сопляк? А он выдает мне такой ответ, что упасть не встать. Говорит – да кто ты вообще такой? Представляешь? Он спрашивает меня, кто я такой? Это при том, что я на эту фирму уже без малого пять лет работаю! А Валик – два неполных года! И он меня спрашивает – кто я такой? Я ему пытаюсь втолковать: «Валик, я тут работаю»…
Он зачем-то опустил взгляд на свой бейдж, потом смотрит на меня, как бык на красную тряпку, и говорит: «Что ты мелешь?». В следующую минуту я оказываюсь за пределами офиса, и провожает меня сообщение, что мне здесь больше появляться не стоит. Дурдом!
21.
Веришь или нет, но я трижды бесплатно сходил в кино!
Я был уверен, что у меня не получится, но все три раза срабатывало. Я просто проходил в двери кинозала, и ни разу меня не остановили. Даже не попробовали. Я посмотрел два триллера и романтическую комедию, ужасно глупую, как большинство американских фильмов… Пожалуй, я просто был не в настроении… Может, если б мы пошли на нее с тобой, то и впечатления у меня от нее остались бы другие. Но я смотрел ее один, бесплатно.
Это было чертовски странно!
Один мой приятель… Ну… Ты его не знаешь, я с ним познакомился уже после того, как мы с тобой тогда расстались, его Вова зовут… Он бы сказал, что я дурак и что никогда не умел радоваться таким вещам. На шару сходить в кино – это ж дар! Ну, это он бы так сказал. А я чувствовал, как у меня по телу пробегает озноб.
Я ведь не потому трижды пошел в кино, что давно там не был и хотел познакомиться с новинками проката. Я просто хотел, чтоб во второй раз или уж хотя бы в третий контролер меня остановила и спросила бы – где ваш билет, молодой человек? Но она останавливала кого угодно, кроме меня. Понимаешь? Кого угодно! Но не меня!
Я не мог вникнуть в суть ни единого фильма… Я старался понять, что происходит… Но, боюсь, мне это не слишком удалось… Я ни черта не понимал… И был напуган так, как никогда еще не был напуган.
Что происходит??
22.
Чтобы обратить на себя внимание людей, мне приходилось прикасаться к ним. Иначе они меня игнорировали. А когда они видели меня, то лица их тут же менялись, а глаза так и говорили – боже, что с ним стряслось? Я понял, что со вчерашнего утра ни разу не смотрел в зеркало, и мне очень хотелось это сделать. Что было со мной не так? Что так пугало всех этих людей? Почему они вздрагивали и пятились, завидев меня?
Не знаю, как я добрался домой.
Мне было плохо, ужасно плохо…
Еще и погода испортилась. Небо нещадно полосовали молнии, лил жуткий дождь, очень холодный и неприятный. Мокрая одежда липла к телу и стесняла движения. От холодного ветра, казалось, невозможно укрыться…
Я сторонился людей… Я шел по безлюдным улицам, поливаемым дождем, и видел тени… Они, похоже, вели себя точно так же – сторонились людей, прячась там, где народу было поменьше… Я шел, глядя под ноги…
Человек боится того, чего не понимает. Я не понимал ни черта!
Я шел и шел. Я чувствовал, что уже вымок насквозь. Что на мне сухого места просто не осталось. Но все равно продолжал идти под ливнем. Молнии то и дело вспыхивали в хмуром небе над головой, освещая мертвенно-белым светом все вокруг. Я стал путать тени с реальными вещами – деревьями, предметами, людьми… Во тьме тени путаются…
Я ускорял шаг, никогда еще дорога домой не была для меня такой долгой…
А когда наконец добрался… Когда открыл дверь… Произошло… Ну… Уж не знаю, как это описать. Произошло то, чего в завершение этого ужасного дня я никак не мог ожидать – я услышал твой голос…
23.
Твой голос… Это лучший в мире звук! Ты знаешь, я часто слышал его, вспоминая о нас с тобой. Именно голос. Мне казалось, что невозможно представить себе звука лучше! Просто невозможно! И ни у кого не было такого голоса, как у тебя! Потому что голос… Это тоже своего рода зеркало души… Озорной, веселый, высокий или хриплый, низкий и тихий… Ты никогда об этом не задумывалась? Голос – отражение души… Почему никто так о нем не говорит? У тебя замечательный голос. Просто знай это. Самый лучший голос на свете. Когда я слышал его по телефону или рядом с собой… Мне казалось, я слышу музыку.
А главное, твой голос – это всегда ты…
Голос передает радость, волнение или обиду. О… как много сокрыто в голосе.
Странно, что собственный голос, когда слышишь его со стороны, звучит иначе, не правда ли? Потому что… Если действительно голос – зеркало души, - то почему собственный голос нам кажется не таким, какой он есть на самом деле?
Ни я, ни ты никогда не умели понять себя до конца. Но, - ты мне сама об этом говорила, - мы всегда были рады слышать голоса друг друга.
24.
Мне всегда было тяжело переносить твои слезы. Всегда.
И теперь, когда ты снова плакала, мне было так ужасно! Я чувствовал, словно сердце мое сжимается в мелкий комок и постепенно застывает, наливаясь горечью. Твоя голова лежала на моем плече, ты плакала и просила простить тебя.
«Я не хотела, чтоб так произошло»…
«Я понимаю», - говорил я.
Я услышал твой голос, едва я переступил порог. Он прозвучал тихо-тихо, и я еле расслышал его за барабанной дробью дождя за окном. Ты звала меня, и я не сомневался, что это происходит на самом деле. Я напряг слух, и ты снова позвала. Я шел, ориентируясь по голосу… И нашел тебя в спальне. Ты попросила не зажигать свет, и я сел на свою кровать. И, - боже, - я почувствовал твое прикосновение. Ты обняла меня. Ты действительно обняла меня. Я чувствовал тебя. И положил свои руки поверх твоих.
Ты не замолкала. Ты говорила и говорила. Я не мог поверить в происходящее… Но это было на самом деле. Ты действительно была рядом!
«Я просто думала… Что смогу это контролировать. Идиотка несчастная! Я думала, что этого не произойдет… А потом было поздно. Слишком поздно… Сначала ничего и не происходит. Живешь, как жил. А потом, постепенно, начинаешь чувствовать, что таешь. Исчезаешь из реальности…»
«Это произошло семь лет назад?»
«Да… Когда такое происходит… То ты просто исчезаешь. И все. И тебя словно не было никогда. Никто о тебе не помнит. Ни родные, ни близкие, ни друзья, ни знакомые… Вообще никто. Тебя нет. И не было никогда.»
«Но я помнил!»
«Да… Ты помнил. Я только поэтому не растаяла до конца. Ты не дал мне этого сделать. Боже! Какая же я дура…»
«Послушай…»
«Нет, не говори ничего! У нас мало времени… Слишком мало времени… Я хочу… Я хочу, чтобы ты знал – мне очень-очень жаль, что все это происходит… Я хотела, чтоб ты был счастлив. И без меня даже. А без меня – даже лучше. Потому что я бы непременно тебя во что-то такое впутала. Как сейчас… - и ты, только-только успокоившись, снова начинаешь плакать, то и дело всхлипывая. - Что же я наделала?..»
Я чувствую, как твои слезы просачиваются сквозь мою рубашку и касаются моего тела. Как ты не понимаешь? Я счастлив, что держу тебя сейчас. Как никогда счастлив…
«Теперь это происходит и с тобой тоже! Посмотри! Посмотри на себя!»
Я открываю глаза и смотрю на свою руку… К удивлению своему, я обнаруживаю, что она как будто… Прозрачная? Через мою руку видно шерстяное одеяло на кровати. Я смотрю на место, где должна находиться ты, но там… Там… Не знаю, как описать… Там как будто слабый-слабый дымок. И я слышу твой голос.
«Закрой глаза».
Я закрываю и крепче прижимаю тебя к себе. Я теперь ни за что тебя не отпущу. Ни за что!
«Я хотела… Я хотела, чтоб ты забыл обо мне…» - шепчешь ты мне на ухо.
«Я так хотела, чтоб тебе было хорошо».
«Только с тобой. Только так мне может быть хорошо».
«Я знаю…»
«Ты позвонила мне… Как у тебя это получилось?»
«Они дали мне позвонить. Я так соскучилась по тебе… Я так хотела поговорить с тобой… И вела себя как дура… Как всегда. Они не дали мне второй раз позвонить… Я хотела попрощаться… Хотела, чтоб ты был счастлив без меня… Но они не позволили мне позвонить тебе еще раз.»
«Они… Помогли мне тебя найти… Как и обещали… Кто они?»
«Я не знаю… Не знаю… Не спрашивай меня. Не спрашивай, как они заполучили меня. Я сделала ужасную ошибку…»
Ты снова заплакала.
«Это все из-за меня… Из-за меня…»
Ш-ш-ш-ш-ш… Не плачь, ну… Ну пожалуйста… Не плачь, ладно?
Ты прижимаешься ко мне крепче.
«Я люблю тебя»… - говоришь ты тихо. Почти шепотом.
И я чувствую… Впервые за долгое время, я чувствую, что живу не напрасно…
Я ведь никогда не говорил тебе этого сам.
Никогда.
«Я люблю тебя» - шепчу я… |
