Он сидел молча, зная, что денег не получит. Конечно, злость и отчаяние трубили внутри души, просто-таки царапали внутренности, но он этого не показывал. Смирился с ролью неудачника.
Она смотрела ему в глаза, стараясь понять его мысли. Уловить хоть капельки здравости. Но видела лишь камень. Холодный, выглаженный ветром, ничего не показывающий. Обычная пустота. В глазах, в мимике.
Он смирился со своей участью. Она это поняла.
Есть не хотелось. Мужчина цедил остатки молока в стакане, взглядом буравя потертую скатерть. Женщина ломала в голове представления о счастье. Неужели есть счастье в аду?
Человек в шляпе стерег его у входа в подъезд, чтобы передать видеопленку. Черные очки, густые черные усы, острый подбородок и ехидная улыбка на лице. Он походил на крысу, единственную сбежавшую с корабля. С черным кейсом, и в платиновых перчатках, словно клеймо приклеивающие внимание проходящих мимо людей. Черный плащ, черные брюки, и туфли на высокой подошве - моментально портрет впечатывался в память. Не давая шанса на выбор.
Увидеть и умереть! Забавно, но так не происходило. Он не был убийцей. Обычный почтальон. Неизвестно зачем набросивший на себя наряд киллера из бульварных детективчиков. Ему не хватало сигары во рту и мощной фигуры. Субтильность - его главная черта.
Телефон проснулся от мелодии. Алексей нехотя приложил раскладушку к уху. Но не успел он разобрать первые слова из трубки, как печать сна слетела с лица, волосы зашевелились как змеи, руки затряслись, а изо рта заструилась слюна. Он умер с открытыми глазами. Почти... умер... мысли еще копошились у него в голове, трубка разбилась о бетонный пол, непокрытый линолеумом... Язык вывалился наружу, и повис, как самоубийца на батарее.
- просыпайся. ты внутри ада. ад внутри тебя. все закольцовано в единую точку. рай внутри рая, который есть ад, завернутый в рулон из другого слоя рая, просоленного адскими специями, рожденными на экваторе между раем и раем, в адской обители бога. Ты житель империи.
Мужчина осмотрелся широко закрытыми глазами. Внутри была пустота, мерцал тусклый розовый свет. В голове возникали образы мира с распахнутыми веками, и падающими старухами из окон. Асфальт, кипящий словно суп, и деревья, с поникшими ветвями скорбели о потерянной девственности листьев.
Она больше не желает давать ему деньги. Пусть сам выпутывается. Как привязался, так и отвяжется. Не велика беда, не увидит очередную битву между душами умерщвленных им детей.
Хотя обидно, такой приятный, такой очаровательный миниатюрный театр внутри кирпичной конструкции комнаты... Он порождение таланта создателя, его устремленности к идеалу, его трепетной любви к искусству. Маленький Колизей. Почти...
Так и не дождавшись решения от сожительницы, Алексей молча вышел из-за стола, накинул потертый временем плащ и ушел. Бегом, перепрыгивая через каждую вторую ступеньку, он домчался до верхнего этажа, вскрыл дверь на чердак, и выплыл под огромное, вялое месиво оранжевого цвета. Раскаленный круг уже почти скрылся за монолитами домов, но еще дарил то чувство прекрасного, что рождается от созерцания неба. Не голубого, а разного. Сейчас оранжевого. Вчера кроваво-красного. Завтра иного.
Алексей опустил взор на стоящего у подъезда человека, набрал его номер телефона и заговорил:
- У меня нет денег сейчас. Но они будут. скоро. обязательно. еще чуть-чуть. пожалуйста.
На том телефоне томно слушала тишина.
- Еще один шанс. а?
- Хорошо. Один.
Алексей выпрыгнул из оболочки своего тела и...
Ева прессовала взглядом недопитое молоко. Мечтала о спокойствии. Пересчитывала в уме деньги, которые лежали в комоде. Их должно хватить, чтобы прожить еще несколько дней. Но их и не так много, чтобы эти дни растянулись на недели. Нужно что-то делать, что-то предпринимать. Где-то брать.
Лазурного цвета душа Алексея парила над мирно спящим сиротой в глубине парка среди вечнозеленых елей, на теплой земле под кустом с метр вышиной. Его маленькие ноздри раздувались так сильно, словно кричали от боли. С другой стороны куста была привязанная к дереву малышка лет 4 с рыжими кудряшками, в малиновом платье и желтых босоножках. Она тоже спала. Ее руки были исполосованы, а на левой щеке виднелась синюшная отметина, левый глаз был приоткрыт, но зрачок спрятан под веком.
Алексей приблизился к земле, приложил ухо к пульсирующему животику девочки, словно подслушивая слова человечка живущего внутри ее тела. Слов не было, только короткие вдохи и выдохи... Ей не суждено больше открыть глаз. Они навечно будут скованы цепями сна. А империя вонзит свои окровавленные руки в плоть ребенка, вырвет стонущее детское сердце и разорвет его на части, окропив пространство театра алой, еще такой юной, жидкостью.
Запустив руку в карман рубашки паренька, Алексей выудил оттуда денежные купюры, скомканные маленькими детскими кулачками и уложенные поближе к сердцу, где еще осталась привязанность, и даже любовь к женщине, что родила его и сестру. Но сколько еще времени эта безответная любовь будет храниться в их сердцах? Она забыла об их существовании уже давно. А они нет. Каждую минуту, каждую секунду в их душах теплится надежда о возвращении домой, к маме, к той единственной женщине на земле породившей их... Даже во сне, когда разум, словно отдельный организм, любя одаривает их прелестными картинками, чудесными пейзажами, они мыслят, мечтают, ждут того часа, когда мама...
Обрадовавшись находке Алексей с гордостью возвратился на промокшую от неожиданно прошедшего дождя крышу. Набрал знакомый номер человека у подъезда. Произнес знаковую фразу "У меня есть деньги". И сиганул вниз.
Человек с пунцовой меткой над губой возвысился над распростертым на асфальте телом. Глаза его блестели синим огнем, щеки пульсировали, словно во рту что-то булькало, волосы растекались вместе с кровью по изящным трещинам.
Женщина включила видеомагнитофон, вставила кассету и нажала play. На экране телевизора замельтешили люди. На их лицах просматривалась скорбь и уныние. В их движениях рисовался ужас и отчаяние. Они бегали из стороны в сторону по замкнутому пространству здания, выкрашенному изнутри в коричневый цвет.
На полу, посреди суетящейся толпы лежала девушка, молоденькая, с ямочками на щеках, с круглым личиком, с крупными веками, с синеватыми губами и мокрыми, взъерошенными волосами. Люди словно не замечали ее, кто-то наступал, кто-то перепрыгивал ее. Но ни один не остановился, не отвлекся от бега, не присел, не потрогал, не узнал. Она не дышала. Живот, сферой простирался над телом, мирно не двигался.
В правом углу экрана запульсировала бежевая точка, растущая до размеров круга в пару сантиметров диаметром. И снова в точку. Круг. Точка. круг. точка... Девушка открывает левый глаз, а он пуст... Нет... из него вываливается наружу червяк, толстый, словно недовольный жизнью боров, ползет по шее и ныряет под аккуратно лежащее тело. В черной пустоте глазницы показывается листок бумаги, который держат два пальца.
Женщина приближается к экрану в попытке рассмотреть листок поближе... и она видит слова, она их читает, она их понимает, она шокирована... Она хватается за левую грудь, мнет ее, словно подушку, цепляется руками за воздух и падает на пол, ударившись виском о край стола.
- ад внутри ада внутри рая где яблоки растут и змеи ползают шипят в аду внутри рая посреди адской кухни алыми буквами прошитые слова на груди райской жизни. Империя Бога.
Субтильный человек в черном пересчитывает скомканные купюры. Получив достойную плату за работу, удаляется от злачного подъезда.
Окруженные мглой, Алексей и Ева, читают закрытыми глазами слова на листке, написанные кровью. Их кровью.
"Я - Алексей и Я - Ева: умертвили двенадцать девочек и одиннадцать мальчиков, а также трех женщин, и пять мужчин. Среди них двое - наши сыновья и одна - наша дочь"
Ад внутри рая внутри ада внутри ада внутри рая... |
