По большому счёту, друзья, неосторожно вы поступили, предложив вам рассказать что-нибудь интересное. Ведь каждому всегда кажется, что уж в его-то жизни было такое, что ах! И не рассказать словами.
Былo то, о чём речь, или нет, всё так было или что-то додумано, со мной произошло или с кем ещё - сами решайте. Итак, слушайте...
День тогда не задался с самого начала. Хотя, казалось, солнышко апрельское с самого утра про улыбку напевает и как-то так хорошо после вчерашнего. А должно было бы «в трясунец кидать». Но в том и весь смак, что смену отпашешь двенадцать часов, а то и боле, с «черного нала» «чирик отслюнявишь» сменщику в багажник, в укромное место, ближе к запаске, где грязи побольше (какой чудак туда полезет!?), план в кассу сдашь, и гуляй – не хочу! Ты уже не «водила», не «командир», а вполне белый человек – пей, гуляй, живи, братва! Только забываться не надо, особенно, когда красивая дама, твоя вчерашняя пассажирка тебе свидание назначила. Конечно, изысканные и утонченные женщины могли иногда себе позволить с тобой за жизнь в дороге потравить. На этом всё и заканчивалось. Ну, а ты уж рядом с ней соловьем разливался. Ну, вот же она рядом. Бери-не хочу: «Ни-и-и-зя!», прям как у Ассисяя. Да и она беседовала не из интереса к тебе – какой может быть интерес у Дамы к таксисту. Интерес один – не дай бог приставать начнёт. Даже если дама не всегда с большой буквы, а «командир» за рулём с самой пребольшой. Но она пахнет «Шанелью номер пять», а ты – разве что шинелью не пахнешь! Прямо как у Высоцкого: «У неё всё своё: и бельё и жильё, ну а я ангажирую угол у тёти...» Но некоторые «старички», у кого было и смекалки и жизненного опыта поболе, шустрили как ушлые, хотя и неопытные молодые. Хотя, шустрили уже скорее по инерции, чем по необходимости.
Но это как-то так, вскользь промелькнуло, а Люська в окошке диспетчерской, которая уже с 8 утра переполнялась галдящими «водилами», была вполне реальна и противна как всегда. Даже - ещё больше.
- Вы, чегой-то смурной такой сегодня Терентьев! Никак перебравши были намедни! Ну, давайте, давайте на «дутьё»! Там вас быстренько вылечат – красную полосочку нарисуют через всю путёвочку. Ну, а не нарисуют, давай ко мне: я тебе заказик хороший дам.
Люська, стерва, знала, что говорит: полоса эта – значит, премия опять накрылась, из смены тебя переведут в однодневку, а это совсем не по кайфу. Конечно, она совсем не Люська была, а Людмила Ивановна, но меж собой мы её для краткости так называли. А фельдшерицы на медпункте, будут тебя с красной полосой на путёвке ещё дотошнее сверлить взглядом каждый день, а то и нюхать, кроме прибора, едва ты появишься в проёме двери. Таких «разрисованных» путёвок по всему парку было не сказать, чтобы не сосчитать, но встречались изрядно. Правда, самые умные - «мастера» никогда не попадались. Во-первых, знали, сколько и чего можно пить, во- вторых, той же Людмиле Ивановне всегда перепадало с избытком и тех же «чириков» и «катюх», а если учесть, что в парке работало машин восемьсот, то масштабы становились сразу понятны. И у одной Люськи мордочка точно треснула бы. Но там была система распределения, о которой говорить не полагалось. Так сказать, «западло» это было, как говорили «мастера» и те, кто был знаком в зонах с нарами и «шконками» не понаслышке. Но брали все, хотя не всегда и не у всех.
Нет таких корпоративных правил нигде в другом месте: ни среди военных, которых мы называли – «Сапогами», иногда «шнурками» (если молодые младшие офицеры были), ни среди профессоров и вообще людей из научного мира (те были «шляпами). «Катать шляп от бордюра» было самое неблагодарное занятие.
Впрочем, «шляпами» и сквалыгами звались все, кто не мог, не хотел дать водителю магарыч сверх счётчика. А иногда и профессора или академики, или вообще заслуженные люди, хоть артисты, хоть поэты - рупь, а кто и «чирик» сверху отстёгивали. Даже среди ментуры, которая не была для нас «своя стая» (те ещё волчары попадались!), не было такой жёсткой «отрепетированной» десятилетиями системы. Впрочем, и среди них нормальные ребята попадались. А друг детства тот вообще беспредельщиков и «громил» мочил в МУРе, как бабка яблоки и даже удостоился «засветиться» в «Огоньке» как один из главных ликвидаторов банды, давно не дававшей спокойно жить и дышать спокойно законопослушным согражданам.
Но «дутьё» я тогда проскочил успешно. Не зря дома и тонометр держал, чтобы самому давление контролировать и «свисток», наподобие милицейского, только посложнее и не для свиста, а для контроля, в который иногда на трассе или в городе заставляли дуть стражи порядка.
И вот после занудливых напутствий дежурного механика по колонне, после, того как очереди на доливку масла уходящего из старых «двадцатьчетвёрок» как манка через сито после намотанных за смену км, были позади, можно было бы спокойно вздохнуть и спокойно нацелиться на борьбу.
Кто проездил на «тачке» не пассажиром хотя бы сотню тысяч км, если, конечно, не пальцем деланный, спокойно, как боксёр на ринге перед боем, относился к этой борьбе.
Знаешь, что своё получишь, так умей и удар держать. А не умеешь, да если кроме руля больше ничего не знаешь, мест – навалом, хоть на самосвал, хоть на персоналку. А если повезет, то и в ЦК или УПДК, ближе к иностранщине. Но это было уже из области сказок о Золушке, ставшей принцессой. Да и не каждому это было по душе. Как не каждого дальнобойщика или персональщика притягивала «таксистская доля», так и не каждому таксисту по душе были эти, уже полные по всей программе руководящие шляпы, золотопогонники-генералы или занудливые перегоны типа Москва- Воронеж, далее везде. Вот «жмурика» куда-нибудь «недалече» доставить. Ну, скажем, в Ригу в салоне, то завсегда, пожалуйста. Святое дело. Особенно, если за сутки вырисовывалась двухмесячная, а то и квартальная зарплата – то и вообще с нашим почтением! «Замоченный» он или срок ему подошёл по жизни – наше дело сторона, крути баранку! Пусть клиент объясняется, если что. Но это было редко.
И тут вот – нет бы куда-нибудь в Загорск к батюшкам с бородами лопатой.
А батюшки молодые девочек тоже любят, а тут вот «хохлушка» с «плешки» от Интуриста должна была с Хохляндии вернуться. Так нет – выполняй заказ, который Люська всучила.
Да ещё что-то там о «хорошем» повествовала. Тут она своего тоже не упускала: с таксиста деньги слупит, а с клиента, возможно, будущее знакомство, а дальше как жизнь распорядится. То же та ещё хапуга была, своего не упустит. А внешне: не дать не взять директор «Новоарбатского» гастронома (ну, в крайнем случае, пивбара) в центре Москвы.
Ну, что может быть хорошего у бабушки, даже если она бабушка заслуженного артиста России. Ну, может, скинет рупь сверху, но это вряд ли!
В общем, пропало хорошее утро, здравствуй светлый день!
Но нет, есть справедливость. По дороге в Строгино, на улице дядьки Максима
проголосовал мужичок. Подсаживать к бабульке было не положено. Вообще запрещался такой ход конём, а на заказе - тем более: ведь бабушка своё тебе заплатит – без вопросов, а дядька, если права качать начнёт, мол: «два счётчика- не положено» - монтировка всегда внизу слева у сиденья. Но монтировка – это скорее так было, по привычке, для самоуспокоения: какой чудак из-за какой-то шляпы захочет срок тянуть!? А таксист и срока очень часто рядышком ходят.
А уж, если бы Люська увидела, что я к заслуженному человеку подсадку делаю, - её бы точно «кондратий схватил». И тогда бы не только премии не видать, а, того гляди, вообще с метлой на пару месяцев близко сойдёшься. Вот точно было бы – «шило на мыло поменял».
Всё же интуиция для таксиста, что родная мама. Чувствовал – день не тот, не такой. Так и случилось. Мужичок был не старый, не молодой, лет под сорок или чуть за сорок. Явно был не из братвы, и не из своих, но и не лох, не шляпа. Злой он какой-то был внутри себя, хотя и пытался из себя этакого рубаху-парня корёжить. И слегка поддатый был. Хотя одиннадцать ещё не прозвенело и ханку надо было дома держать, чтобы рано поутру уже если и не в зюзю быть, то слегка утомленным алкоголем. Значит, не алкаш, но запасливый. Предусмотрительный. И про себя, наверное, думает, что на сто ходов вперёд видит. Мне, несмотря на солнечный веселый день, уже становилось всё тоскливее.
Я ещё не всё знал, но чувствовал: что-то сегодня не заладилось.
Бабулька оказалась на редкость общительной весёлой и остроумной старушкой, я бы даже сказал дамой с большой буквы. А мужчина сел сзади неё, долго её слушал и вдруг неожиданно посмурнел, как - то покачал головой и ни с того ни с сего схватил её сзади за шляпу с вуалью. Я мигом затормозил, остановился и повернулся к мужику. Тот слегка откинулся на заднюю спинку, отпустив старушку.
-Ты, смотри мастер, как старая распелась - мужик как-то злорадно ухмыльнулся.
Блин, про себя подумал я: вот повезло-так повезло: не иначе «шиза», да ещё и пьяная шиза. Ну, а не шиза, так - наркот долбанный! Совсем расподарок!
Я уже приготовился к самому худшему, но пока ещё пытался всё решить миром. Старушка поправила шляпку, покраснела, и чувствовалось, что ей не хватает воздуха. Она и готова была разразиться интеллигентной бранью, но ещё не знала, как среагировать. Она была ошеломлена. Левой я взял монтировку за спину, а сам подошёл к бабушкиной двери и приоткрыл её.
-Извините, бога ради, глупо так всё получилось. Вы уж простите великодушно, я его сейчас попрошу, и открыл дверь пассажира.
- Выход здесь, базара не будет, гражданин. А с базаром, - домчу быстро, здесь пост пикет за углом. Сам уже был готов, что тот может и нож достать. Да и без ножа мужичок не заморыш был. Но хуже, если достанет волына. Тогда могу и
не успеть (пуля-то быстрее летит), хотя реакция была как у стрелка на стенде. Да и по челюсти мог врезать, и сам получал ещё в глубокой молодости, мама не горюй! И на ринге и так по глупости и горячности. Или по пьянке или в поисках правды. Или ещё почему-то. Да бог его знает!
- Извините, я уже приехала - бабуля уже пришла в себя и, достав чёрную в бисере сумочку, которые в старину называли ридикюлем, и, рассчитавшись по счётчику, добавила ещё десять рублей. Я был готов катать её хоть целый день за свой счёт. Сверлила только дурацкую башку мысль: «А ведь настучит, старая Люське! Настучит интеллигенция на пролетария! Здравствуй, долгожданная метла в ремзоне!»
Не знаю, откуда, как чёртик из коробочки появился ещё один парень. Вроде меня - чуть за тридцать, весёлый задорный такой малый, не огромный, но плотненький такой, в отличие от меня, собранный. А глаза холодные и губы еле улыбаются.
- Командир! Ты высаживаешь, свободен?
- Да не, братишка, мне ещё долдона этого скинуть надо на Таллиннской.
Тот мужик в салоне не слышал нашей беседы. А бабушка уже растворилась как сон о нелепой и неприятной несуразице, которая может случиться с каждым.
-Так давай скинь его и за мной. Жену надо в роддом отвезти, а тут коллеги твои из пятнадцатого позвонили, говорят, машина сломалась, а другие все в разгоне и раньше, чем через пару часов заменить не смогут. А тут вот такое дело, понимаешь...
- Слушай, садись. Только просьба: сходим вместе, мужик говорит деньги дома, в квартире, а мне чегой-то жуть одному не хочется идти. Не то, чтобы поджилки затряслись. А стрёмно как-то.
Парень пристально, как-то коротко и серьезно посмотрел мне в глаза. - Да нет вопросов, браток! Хочешь к братану заскочим по пути, - он подмигнул - втроём веселее.
- Да, не! Пустые хлопоты, нас и двоих-то много будет, если что. Но мало чего – всё же свидетель в стрёмных делах не лишнее.
- А что: стрёмно, думаешь, - парень заулыбался и по свойски хлопнул меня по плечу.
Я только пожал плечами и мы поехали.
То, что мужик и парень не понравились друг другу сразу и окончательно, можно было к бабке не ходить.
И что тому мужику вздумалось что-то в лифте вавакнуть о чем - то, что парню не понравилось ещё больше. То ли тот его с ментом сравнил, то ли с козлом. Ну, в общем, что-то весомо неприятное для нормального мужика сказал.
Двери лифта ещё только открылись, а мужик ростом под сто девяносто уже летел башкой в стену, второй удар был не то, чтобы жёсток. Он был нещадно жесток – сзади и сбоку в печень, мгновенно и резко. Парень чуть потер ушибленный кулак, подул на него и, глядя в упор на лежащего и полудышащего мужика, сказал зло и коротко: Ну что, сука, договорился. Теперь быстро бабки командиру, слюни в охапку и ни-ни. Вздумаешь ещё выступить - искалечу вмёртвую!
Мужик, ещё едва только пришедший в себя, мигом достал ключи, открыл квартиру, где господствовал хаос, валялись тут и там вещи, деньги, и всё пополам с пылью, бутылками, ампулами и шприцами, и стал протягивать парню трясущимися руками всю в пыли скомканную десятку (проехал то втрое меньше).
- Да не, дядь, это ты командиру денюжку-то вытри. А мне за потраченные нервы стольник напрягись, выложи! А то я на жене злобу свою из-за тебя, урода, вдруг вымещу, а ей рожать вот-вот. Нельзя ей нервничать! Можешь даже пыльный дать, я не брезгливый!
Уже в машине Пашка мне рассказал, что год только как оттуда, от хозяина. Что честно, от звонка до звонка отдал что положено для исправления. Я молчал и только кивал головой, сосредоточенно вертя баранку.
Прошёл, наверное, месяц. Ту сотню, что Пашка мне на прощание засунул в карман, твёрдо отведя мою руку, я долго хранил как знак судьбы, но знаки часто не сохраняются. Бабушка так и не настучала Люське. И я бы может и забыл бы всю эту историю. Если бы спустя ещё полгода случайно не услышал по радио, что Пашки не стало, вознесся он быстро и безоговорочно вместе с килограммом тротила в его же «Мерседесе», который он зачем-то припарковал неподалёку от того места, где я когда-то подсаживал к интеллигентной бабушке-старушке, Даме с большой буквы, случайного пассажира. Больше я пассажиров уже не подсаживал никогда. Да и работу в таксопарке поменял на другую, более спокойную. Приближалась пора второго советского НЭПа и интуиция молчала о том, с чем мне ещё предстояло столкнуться.
|
