Николай СЕМЧЕНКО
ЛЕС ДЕДУШКИ МОЛОДИЛО
Глава I,
в которой с пугала исчезает соломенная шляпа
С огородного пугала пропала шляпа.
Раньше ее носила мама: весёлая такая соломенная шляпа, по-
лоска - розовая, полоска - желтая, и две голубые ленты! Мама, как
по грибы идти или по ягоды, всегда её надевала. "Сразу видно: отдыхаю!" - говорила мама. И весело взглядывала на отца.
Он привез шляпку из Владивостока. Отдыхал там на курорте. Вообще-то, папа не хотел туда ехать. Потому что и в Светлогорье солнце загорючее. Но он любил разгадывать кроссворды, и в одной газете разгадал самый мудреный кроссворд. И сделал это быстрее и лучше всех. Кроссворд был конкурсным, награда – путевка на курорт. От наград отказываться не принято. Вот папа и поехал на море.
Хороша была та соломенная шляпка, пока мама не оставила
ее на заборе. Пришла с земляникой из леса, повесила шляпку на жердинку,
принялась ягоду перебирать, то да се, глядь - стоит коза
Манька, трясёт бородой, а во рту у нее - шляпка!
Мама к Маньке, Манька – от мамы. Вскачь! Шляпа под бородой мотается: туда-сюда, туда-сюда, а ленты Манька - жует, жует, торопится!
Мама кричит:
-Выплюнь, выплюнь!
А коза молчит, боится шляпу уронить. Так и добежала до щели в заборе. С разбега сунулась в неё и - бац! - застряла. Ни туда, ни сюда! Забыла Манька про «непролазку». Это три жердочки, сбитые треугольником. Светлогорским козам их специально вешали на шею, чтобы в чужие огороды не лазали.
Хитрая Манька попятилась назад, но «непролазка» за жердину зацепилась – крепко держит. Тут и мама подбегает. Коза глаза закрыла и – хрум, хрум! – шляпкой захрустела.
- Вредина ты, вредина! – сказала мама. – Зеленой травы ешь – не хочу, и листья на кустарнике - аппетитные. Ну, чем плох вон тот орешник, а? Будь я козой, ни за что не стала бы крашеную солому есть.
- Ме-е-е, - мотнула бородой Манька и посмотрела на маму желтыми нахальными глазами.
А мама покрутила шляпку, покрутила: как теперь наденешь ее – без лент, всю жеваную? И нахлобучила ее на чучело. Без шляпы оно несолидное было. Воробьи чирикали на его плечах без всякого зазрения совести. Хоть бы понарошку попугались! А одна сорока, жившая на соседнем тополе, не боялась садиться чучелу даже на голову.
Голову чучела изображала кастрюля. Или это его голова изображала кастрюлю? А, впрочем, какая разница! Главное, что Андрей нарисовал ей почти взаправдашние вампирские глаза: черные, с красными зрачками. Губы – две изогнутые подковы, между ними широкие, как у лошади, зубы. Стра-а-а-шная такая образина! Но весь вид портил нос – обыкновенная морковка. Андрей ее в дырку – как раз над губами – втиснул. Несолидный, прямо скажем, нос – длинный, острый. Как у Буратино! А кто ж его боится?
А чучела в шляпе и воробьи пугались, и сорока, и даже скворцы. Некоторые думают: они садам – защитники. Что правда, то правда. Они разных вредных букашек-жукашек собирают. Но только закраснеет вишня – напрочь скворцы забывают, что они – птицы полезные. Клюют ягодки, и очень она им вкусная – от восторга крякают. Протяжно так, совсем как мужики на сенокосе. Поднесет Андрейка отцу бидон с квасом, и тот пьёт долго, крупными глотками – кадык туда-сюда прыгает.
Оторвется папа от бидона, переведёт дыханье и выдохнет:
- Ах-х-х, хорошо!
Утрет пот со лба, смахнёт с усов капельки кваса и снова за косу – вжик, вжик! Ну, ладно, папу солнце припекает, и вообще – попробуй-ка, помаши косой. А скворцы? Перетрудились, что ли? Вон на черемухе ветви будто серой вуалью затянуты – в этой паутине копошатся гусеницы. Похожи на состриженные ноготки с накопившейся под ними чернотой. Но скворцы на них ноль внимания. Им больше нравится сочную вишню уничтожать. Ну, не то чтобы уничтожать, а портить: ягодку не всю склюют, а только сбоку. И при этом громко восторгаются: « Ах-х-ха, хря!»
Так вот. Нацелится, бывает, скворец на вишенку, а тут пугало как замашет рукавами! Ветерок нахлобучит ему шляпу на глаза – только злодейская ухмылка и видна. То-то птицы пугаются! И аппетит на вишню сразу пропадает.
А без шляпы у пугала никакой солидности! Так, кастрюля на шесте, рубаха да штаны рваные. Может, для просушки вывешены, а не для острастки. Всё равно что белье на веревке: простыни надуваются парусом, полотенца извиваются, наволочки громко хлопают. Но никому не страшно.
Особенно жалко Андрею голубых лент. Он их у Таньки Звягинцевой на целых десять стикерсов выменял. Первоклассные стикерсы: Бэтмен, черепашки-ниндзя, Король Лев и даже семейка Аддамсов. Эх, зря старался!
Куда подевалась шляпа, Андрей понять не мог. Обыскал сад, на грядке с капустой полазил – вдруг ветром шляпу под широкие листья забило? Но нет нигде шляпы, и всё тут!
Может, он бы и в соседский огород через забор перелез: не занесло ли шляпу туда? Но тут как раз тявкнул Звонок.
В Светлогорье электрических звонков нет. Вместо них собак держат. Придёшь к кому-нибудь в гости, сначала у калитки постой, пока на барбосов лай хозяин не выйдет. Некоторые собачки так заливисто тявкают, что через три улицы на четвертой слышно. Знатные звонки!
Андрей издали увидел: тётя Катя-почтальон пришла, дожидается. Знать, не только газету принесла. Её она бы в ящик сунула и дальше побежала.
- Здрасьте, теть Кать!
- Добрый день, детка, - важно ответствовала тетя Катя.
На «детку» Андрей не обижался: почтальонка так величала всех, кому пятнадцати не исполнилось. А старшим ребятам она говорила: «молодой человек».
- Родители дома? – спросила тётя Катя, и когда Андрей отрицательно мотнул головой, протянула свернутый пополам белый листок. – Вам телеграмма! Распишитесь, детка…
При исполнении служебных обязанностей тётя Катя была очень серьёзна и всех, даже кому не было пятнадцати, называла на «вы».
Андрей старательно вывел свою фамилию: «МЕЗЕНЦЕВ». И поскольку подпись получилась не очень серьезной – буквы то вбок заваливались, то друг на друга наезжали, он пририсовал в конце завитушку и сделал росчерк. Совсем по-взрослому, вот!
- Не забудь передать телеграмму родителям, - тетя Катя наставительно подняла указательный палец и три раза повертела им туда-сюда, после чего кивнула и пошла дальше. Тяжёлая сумка не мешала ей держать спину прямо – шла, будто спицу проглотила. Ясное дело, к дому Виталия Жукова подходит, думает, что у него сегодня выходной.
Виталий весной из армии вернулся – высокий, подтянутый. Тётя Катя, как его увидела, так сразу и покраснела, хоть бумагу зажигай. И с того дня мимо дома Виталия ходила только с прямой спиной и глядела прямо перед собой, будто вокруг её ничто не интересовало.
Андрей развернул листок и прочитал:
«ВСТРЕЧАЙТЕ ТЧК ЕДУ ВОЛОДЕЙ ГОСТИ ТЧК КАПИТОЛИНА».
Капитолина – мамина сестра, стало быть, родная тётка. А Володя – её сын, двоюродный брат Андрея.
С тетей Андрей знаком. Гостил у неё четыре раза: каждое лето, перед школой, мама возила сына в город – купить ему новые брюки и рубашки, тетради и акварельные краски, и всё такое прочее, что почему-то в их сельском магазинчике не продавалось. И каждый раз Вовки дома не оказывалось: то он с отцом отдыхал в санатории, то в оздоровительном лагере, то вообще ходил по другому краю земли – на Сахалине, где жила его бабка. А другая бабка – Мария Николаевна – была у них общая. Но Вова у неё почему-то ни разу не гостил. Зато Андрей – тысячу раз. Ну, не тысячу, а меньше, но всё равно – не сосчитать. Баба Маша жила с дедом Иваном километрах в десяти от Светлогорья на лесном кордоне. Дед – лесник, а уж бабушка – при деде.
Тетя Капа каждый раз, как видела Андрея, ахала, поднимала руки к пышной прическе и закатывала глаза:
- Какой загорелый! И крепкий! Кровь с молоком! А наш – доходяга, бледное дитя города.
И горестно вздыхала.
- Привози его к нам, - говорила мама. – Свежий воздух, огородная овощь, лесная ягода и твоему на пользу будут…
Хотя, если честно, ничего необычного Андрей в морковке или редиске не видел. Да и лесную жимолость разве сравнишь, допустим, с янтарно-желтыми персиками, на боку у каждого будто нарисованный румянец.
Бывая в городе, мама покупала их у чернявых усатых дядек. «Два штука пять рубэл!» - кивали они на персики. И весело глядели из-под огромных кепок-аэродромов.
Андрей никак не мог понять, почему эти здоровенные мужики подпоясываются белыми фартучками и день-деньской жарятся на рынке со своими фруктами. Разве это серьезно? Гораздо серьезнее строить, например, дома или пахать поля. Как папа. Но в городе, видно, положено по-другому.
Мама покупала два персика, а тетя Капа решительно говорила:
- Восэмнадцать за кило!
И усачи её почему-то слушались. Они отвешивали сказочно красивые плоды в прозрачные пакетики и восхищенно цокали языками:
- Вах! Какая жэнчина!
Тетя Капа варила из персиков компоты для Вовки. Вот, наверное, вкуснятина!
- Ах, Валентина, консервированное у меня дитё, - вздыхала тетя Капа. – Соки – в бутылках, ягоды – в банках, витамины – из аптеки.
- Так привози его, привози в деревню, - повторяла мама. – У нас там все своё, натуральное!
- А что? – тетя Капа упирала руки в боки. – И привезу!
И вот они едут.
Андрей положил телеграмму в карман рубашки, цыкнул на Звонка, чтоб зря не лаял, и побежал к дому. На крыльце сидела Мурка и наяривала себя по мордочке то одной лапкой, то другой – умывалась. Кошка моется – жди гостей, верная примета.
- А я и без тебя, Мурка, всё знаю, - засмеялся Андрей. – Поздно спохватилась гостей замывать. Твой кошачий телеграф медленно работает.
Мурка отняла лапку от носа, обиженно моргнула и больше умываться не стала – разлеглась на солнце и глаза прищурила. Очень надо зря стараться!
Глава 2,
в которой тётя Капитолина катается на Хавронье
В Светлогорье не то что самолетом не летают – сюда даже поезда не ходят. Село спряталось среди густых лесов, и вовсе бы не примечательным было, если бы не три сопки. Шапками великанов возвышаются они над самыми высокими кедрами, и ещё издали, подъезжая к селу, видишь вроде бы игрушечные веселые домики – желтые, красные, коричневые. Вокруг каждого домика как бы спички натыканы одна к одной – это заборы, за ними – темная зелень огородов и садов. А вдоль заборов вьется серая лента – тротуар. Настоящий деревянный тротуар! Не какой-нибудь асфальт, по которому на солнце не очень-то босиком побегаешь. Андрей в городе как-то попробовал снять сандалии – жали ноги. Сделал шаг, другой и быстренько обулся: пятки не вытерпели жара горячего асфальта.
А вот по деревянному тротуару, пожалуйста, шлёпай, сколько хочешь. Тёплый он и ласковый. По нему можно добежать до мостика, что над Березовым ручьем на подпорках стоит.
Прямо под мостиком плавают утки с утятами, иногда здесь бултыхаются злющие гуси. Какой-нибудь гусак заприметит голые пятки, распластает крылья по воде, вытянет шею, зашипит – щипаться хочет. Да не дотянуться ему до тебя – высоко! Но не конфузится гусь, напротив – гордо выпрямится, крыльями по бокам хлопнет и ну горделиво гагакать. А глупые гусыни ему поддакивают: «Гейть-гейть!»
По деревянному тротуару все село можно за полчаса обежать: вверх-вниз, с сопки на сопку. Красота!
И не важно, что в Светлогорье не ходят поезда и не летают самолеты. Зато ходит замечательный автобус. «Пазик» называется. Весь красный, только окошки обведены белыми полосами. Прыгучий такой автобус! Едешь, едешь и вдруг как подбросит тебя, чуть не до потолка. Потому что дорога особенная – вся в ухабах и ямах, гравием посыпанная. И все пассажиры тоже подпрыгивают, и корзины с курами, и сумки с консервными банками, и пузатые чемоданы подпрыгивают, и долго еще потом вещи скачут в проходе, остановиться не могут – вот весело-то!
Вот и в тот день допрыгал автобус до остановки и затормозил, только пыль из-под колес вжикнула струйками. И тут же посыпались из дверей пассажиры. Они смеялись и говорили шоферу дяде Косте:
- С благополучным допрыгиванием!
А дядя Костя тоже смеялся и отвечал:
- Куда там австралийским кенгуру до нас, верно?
Но как только к выходу подобралась одна сердитая дама, дядя Костя перестал смеяться. И нахмурился. Одной рукой та дама держалась за поясницу, другой – за поручень, и как нашла дверь – не понять, потому что её лицо скрывалось под шляпкой. И чтобы она совсем не упала, дама запрокинула голову. Так и шла.
- Безобразие! – возмущалась она. – Жалобу напишу! Насилу уцелела! Всю меня растрясли! Не дрова везёте – людей!
- Капа, - сказала мама. – Здравствуй, Капа! Забыла, что ли, какая к нам дорога? Ямка на ямке дырками заплатана…
Если бы не мама, Андрей ни за что не узнал бы тетю Капу.
- Павел, где ты? – вопросила она. – Держи меня! Прыгать буду из этой душегубки!
Тетя Капа оттолкнулась от ступенек и прыгнула. Хорошо, что папа её поймал, а то бы она угодила прямо в лужу.
- Ой! – сказала тетя Капа, становясь на землю. – Ой, укачалась. Прямо как на теплоходе. Неужели кончились мои мучения?
И сдвинула шляпу на затылок. И увидела лужу.
- Боже, - прошептала тетя Капа. – Никакойк культуры обслуживания. Надо же, измученных пассажиров высаживают прямо в лужу!
- Да не прямо, а чуть в сторонке, - подал голос дядя Костя. – И вообще: смотреть под ноги нужно, мадам!
Ах, вы еще и разговариваете! – изумилась тетя Капа и расставила руки по бокам кренделем. – Ах, еще и «мадам»! Что за разговоры?
- А язык на что даден? Чтобы разговаривать, - буркнул дядя Костя. – И вообще, освободите салон от багажа и ребенка. Я из графика выбиваюсь…
- Вовулечка, - встрепенулась тетя Капа. – Ты жив, моя деточка?
В автобусе кто-то завозился, затопал и, наконец, в дверях появился мальчишка. Вообще-то, Андрей сначала подумал: девчонка. Потому что голова мальчика была обвязана цветным платком, концы которого просунуты под мышки и завязаны узлом на спине. Так зимой одевают малышей, чтоб не простывали.
- Не продуло, деточка? – зачастила тетя Капитолина. – Окна пораскрывали – сквозняк в автобусе – ужас – как бы не заболеть – кошмар – у нас хронический ларингит – слов нет – никакого комфорта – намучались…
- Ну, Капа, ну, даёшь, - сказал папа. – В такую жарынь, тридцать градусов, парня кутаешь. Никакой ему закалки! Неженкой вырастет…
- Что ты, Павел, понимаешь, - цыкнула тетя Капитолина на папу.
Она проворно влезла в автобус, вытащила большой чемодан и еще один поменьше. Поставив их на землю, тетя Капитолина снова забегала вокруг пацана.
- А носик дышит? – спрашивала она. – Глазки не болят? У-у-у, мой сладенький! – звучный поцелуй. – А в ушках не колет? А в горлышке не першит? У-у-у, мой хороший! – звучный поцелуй. – И головка не болит?
- Ничего у меня не болит, - подал голос Володя и с интересом поглядел на Андрея. – А это мой кузен?
- Кузен, кузен! – закивала тетя Капитолина. – Знакомься, Вовчик!
Так Андрей узнал, что кузен и двоюродный брат – это одно и то же. И что у Володи есть настоящий водяной пистолет, и книга про трех мушкетеров, и куча компакт-дисков с разными компьютерными играми, и что он вообще-то не только отдыхать приехал: должен выучить триста английских слов, потому что учится в спецшколе, где даже биологию преподают на иностранном языке. И еще ему, кстати, нужно собрать гербарий для кабинета ботаники. И, наверное, ещё много чего узнал бы Андрей, потому что его двоюродный братишка говорил не переставая. Но тут к луже подошла Хавронья. Она жила в первом от автобусной остановке дворе и привыкла каждый вечер принимать грязевые ванны.
Похрюкивая, свинья остановилась у лужи. Предвкушая грядущее наслаждение, она блаженно закрыла махонькие глазки и плюхнулась в черную жижу. Грязь так и брызнула во все стороны. Андрей с родителями, хорошо, успел отскочить, а вот на розовую шляпку тети Капитолины украсили крупные черные горошины.
- Аааах! – сказала она. – Вовочка, твои джинсы! А рубашка? На что они похожи! Ааах!
По клетчатой рубашке и небесно-голубым джинсам кузена растекались серые струйки грязи.
- Противное животное! Кыш-кыш!
Но Хавронья и ухом не вела. Потому что кто же гонит уважающую себя свинью как курицу?
И тогда Володя поднял с земли камушек и запустил им в Хавронью. Та от неожиданности взвизгнула, резво подпрыгнула и, не разбирая дороги, помчалась прямо на людей. Может, еще и потому, что глаз не успела раскрыть. Папа, мама, Андрей и даже Володя успели посторониться. Хавронья метнулась под ноги тете Капитолине и та непостижимым образом оказалась на хрюшкином загривке. Да еще задом наперед!
Ухватиться тете Капитолине было не за что, разве что за хвостик-закорючку. Что она и сделала. Сей момент Хавронья включила сирену:
- И-и-и-и-и!
И с оглушительным визгом кинулась к придорожным кустам. Всадницу бросало из стороны в сторону, и она тоже вопила во весь голос:
- А-а-а-а,а-а-а, ай!
Как тетя Капитолина не соскользнула с хавроньиной хребтины – эту загадку в Светлогорье до сих пор не могут отгадать. Ну-ка, попробуйте удержаться без седла на измазанной грязью гладкой коже свиньи! Тотчас ведь свалишься.
Но тетя Капитолина, вцепившись в хвост свиньи, крепко сжимала ногами её бока и орала благим матом. На шум-гам тут же откликнулись дворовые собаки, и пошло по эстафете: гав да гав!
И сколько бы это продолжалось, неизвестно. Но тут Хавронья добежала до кустов лещины. Тетя Капитолина зацепилась за длинную ветку и рухнула на землю.
Она лежала в траве с закрытыми глазами. И когда папа потрогал ее за локоток, еще крепче зажмурилась, даже нос побелел.
- Ты в порядке? – спросил папа.
- Где это я? – тетя Капитолина осторожно приоткрыла левый глаз. – Что это было?
- Да была тут одна невоспитанная свинья, - сказал папа. – Извини, что так получилось…
- А с Володей она ничего не сделала? – спросила тетя Капитолина, открыла правый глаз и огляделась по сторонам.
- Сделала, - ответил Вова. – Фирменные джинсы испоганила.
- Как ты? Не ушиблась? – мама заботливо осмотрела незадачливую наездницу. – Не перепугалась? А, Кап?
- Ай! – тетя Капа схватилась за голову. – Куда мы попали? Мой ребенок нуждается в психологически комфортной обстановке…
- Обстановке какой? – не понял папа. – Обстановка есть. Будет в Андрюшкиной комнате спать.
Но тетя Капитолина так яростно махнула на него рукой, что папе расхотелось говорить дальше. Он поднял чемодан и, согнувшись от тяжести, потопал домой.
- Его катить надо, - заметил Вова. – Кейс на колесиках. Ферменный, между прочим.
- Фирма, кейс, - забормотал папа, опуская чемодан. - Слова в простоте не скажут!
Следом за папой тронулись все остальные. Тетя Капитолина держала Вовочку за руку и поминутно озиралась – нет ли где поблизости этой зловредной Хавроньи?
И тут затрещали кусты лещины, взвилось над ними облачко пыли и на тротуар выскочила… Нет-нет, не Хавронья! Баба Маша Перепелкина. Размахивая граблями, она кинулась к маме:
- Где? Что? Кто?
Мама молча взирала на нее.
- Что горит, спрашиваю, - наступала баба Маша Перепелкина. – Где горит? Насилу грабли отыскала. Мне ить грабельки положено предоставить…
- Ништяк! – заметил Вова. – На пожар с граблями!
- Куды бежать-то? – суетилась баба Маша. – Аль сгорело уже? И дыма нету! Ой, бяда!
- Никакого пожара не было, - деликатно потупилась мама. – Хавронья немножко подурила. Только и всего.
Баба Маша Перепелкина застенчиво вздохнула:
- Ить кака стара стала! Слышу звон, не знаю, где он…
И она шагнула в кусты лещины – всё к дому ближе, чем обходить вокруг по тротуару. На доме бабы Маши Перепелкиной прибито сразу две черных дощечки. «Улица Лесная» - написано белыми буквами на одной. На другой, почти квадратной, обозначена цифра 12, а под ней нарисованы грабли. Зачем? А случись где пожар, хозяйка обязана прибыть на него с граблями. Чтобы разбрасывать, к примеру, горящие угли. Другие хозяева тоже знают, с чем бежать на загорание. На номерах каждого дома нарисованы ведра, багры, лестницы и даже огнетушители. Это что-то вроде памятки.
Последний пожар в Светлогорье случился лет пять назад, и то не дом загорелся, а рощица у дороги. Кто-то бросил окурок в сухую траву, она загорелась и вскоре красное языкастое пламя принялось пожирать кустарник, деревья, столбы с проводами. Пожар гасили всем селом. И все об этом случае помнят до сих пор – всегда начеку. А чтобы лесной пожар не спалил жильё, трактористы сделали вокруг села минерализованную полосу. Для этого сняли верхний слой почвы вместе с травой – получилась широкая такая лента, на которой ничего не растет. Попробуй-ка, огонь, перепрыгни через неё!
Глава 3,
в которой происходят разные странности
Утром Андрей проснулся первым. Вова спал в его комнате. Он разметал по дивану простыни, одеяло укутывало его стан римской тогой, подушка валялась на полу.
Андрей выбрался с кресел. Их составили один напротив другого, посередине – табурет. Сверху мама положила ватное одеяло. Чем не постель?
Вова зачмокал губами, шепнул: «Хавронья» - и перевернулся со спины на живот.
Андрей осторожно подошел к двоюродному братцу, подсунул ему подушку под голову, хотел поправить одеяло, но передумал: и так жарко – не замерзнет Вова!
На крыльце Андрей немного задержался. В щели между ступенек зеленела розетка зубчатых листьев одуванчика, из середины которой выпирал длинный стебель с узкой шишечкой. Когда, наконец, она раскроется? Тогда Андрей позвал бы Таньку Звягинцеву и сказал: «Вот, смотри!» Всё-таки не у каждого одуванчики расцветают на крыльце. А то эта Танька хвалилась, что у неё на клумбе роза посажена. Подумаешь, роза! Да она у Андрея в горшке растёт, и что характерно, перед Новым годом всегда цветёт.
По двору взад-вперед бегал Звонок. Андрей удивился: пёсик не кинулся к нему с ласковым повизгиванием. Наоборот, как-то виновато взглянул и снова сосредоточено забегал туда-сюда. И нюхал, нюхал землю! Будто кусок мяса под ней разыскивал. Но, конечно, ничего не нашел. Виновато поджав хвост, он подбежал к Андрею и робко тявкнул.
- Ты чего?
Звонок вильнул хвостом и перевел взгляд с Андрея на бельевую веревку. Мальчик тоже посмотрел туда и обомлел: на веревке болтались серые, в ярких заплатах брюки. Вместо вовочкиных джинсов!
Их мама вчера вечером постирала. Тетя Капитолина была в шоке, и сама не могла состирнуть заляпанные грязью вещи. Она полулежала в кресле, обмахивалась носовым платком и ела вишни.
- Когда шок, надо что-нибудь жевать, чтобы не нервничать, - объясняла она. – Пища снимает стрессы…
Тетя Капа – хоп, хоп! – бросала ягодку за ягодкой в рот, и – шмяк, шмяк! – выплевывала косточки в голубое блюдечко. Самое, между прочим, Андреево любимое. А мама в это время стирала вовочкины джинсы. И когда она их на веревку повесила, тетя Капа сообщила, что шок у неё прошел. Да и вишен в кружке всё равно уже не оставалось.
Андрей представил, как Вова наденет вот эти рваные штаны и как тётя Капа опять будет в шоке.
- Надо набрать вишен, - сказал он Звонку. – Или красной смородины. Ягоды от нервов помогают. А ты, Звонок, бери след, бери!
Звонок тявкнул, покрутился вокруг самого себя и уткнулся носом в землю. Пока Андрей обирал ягоду, песик исколесил двор во всех направлениях. И что-то обнаружил – залаял весело и громко. Вот они, чёткие отпечатки обуви. Ничего особенного, если бы не одна странность: носки развёрнуты в разные стороны. Похититель неправильно обулся: левый ботинок – на правой ноге, правый – на левой.
Цепочка следов тянулась к забору и терялась за ним в короткой, но густой траве.
- А где мои штаны?
Вова стоял на крыльце в одних плавках. Руки под мышками зажаты, с ноги на ногу переступает – озноб, что ли?
Вова похлопал себя по белой груди и повторил вопрос:
- А где мои…
И осекся. Потому что увидел то, что болталось на веревке.
- Что это? – обомлел он.
- Брюки, - сказал Андрей. – Разве не видишь?
- А-а-а-а! – разинул Вова рот. – Ма-а-ма! Я нервничаю! А-а-а-а!
Распахнулась дверь, и на крыльцо вылетела тётя Капитолина в синем халате, усыпанном букетами красных роз.
- У меня стресс, - сообщил Вова. – Невроз! Психоз! Вот!
- Аах! – кудахтнула тетя Капитолина. – Бедный мой мальчик!
Она незамедлительно впихнула Вову в складки своего необъятного халата, и он в нем совсем исчез, только голова торчала наружу. Совсем как цыпленок под крылышком наседки.
Тётя Капа гладила сына по голове и приговаривала:
- Всё хорошо, всё прекрасно – эта травка, эти цветы, этот милый черный песик, эта бельевая веревка, эти брю…
Тётя Капа запнулась, ее глаза округлились:
- Что это такое? Где Вовочкины джинсы? Ах, они исчезли! У моего ребёнка слабая нервная система. Нельзя над ним так жестоко шутить…
Мама с папой тоже вышли на крыльцо, и, как могли, успокаивали тетю Капитолину. Да и сам Вова тоже ее успокоил:
- Не переживай, мама! Джинсы – дело наживное. В деревне можно и без них обойтись. Я шорты надену!
- Нет! – топнула ногой тётя Капитолина. – У них тут воровство процветает. Кто-то похитил твои самые лучшие джинсы. Безобразие! Вор должен сидеть в тюрьме! А ну-ка сыщика сюда, и немедленно! С собакой!
Но сыщиков в Светлогорье отродясь не водилось. А собак – сколько хочешь. И все они разом откликнулись на тетин призыв. Больше всех Звонок старался – лаял так, что хотелось уши крепко-прекрепко зажать ладошками. Тетя Капа, однако, не удостоила его даже взгляда.
- Фи, - презрительно сощурилась она. – И для чего только держать собаку, если она не способна нести караульную службу? Пустолайка ваш Звонок!
- Да-да, конечно, - папа виновато склонил голову и укоризнено посмотрел на Звонка. – Ай-яй, что ж ты подкачал, а?
Песик поджал хвост и потрусил к своей будке. И уже оттуда чуть слышно тявнул. Тоненько так, будто извинялся.
А тётя Капитолина, выставив перед собой руки, подошла к бельевой веревке и самыми кончиками пальцев сняла брюки. С ее губ сорвался тихий стон:
- О-о-о! Старье какое! А заплаты-то какие – умереть, не встать: красные, желтые, зеленые, в горошек и полоску. И пришиты белыми нитками. Супер-мода для огородного чучела.
И тут кто-то громко хихикнул.
- Что такое? – сурово насупилась тетя Капитолина. И в боевую стойку встала: руки в боки, ноги – на ширину плеч.
Папа посмотрел на маму, мама посмотрела на Андрея: не он ли? Андрей посмотрел на будку, где сидел Звонок. Но песик, ясное дело, хихикать не умел.
- Хо-хо-хо! Уху- ху! – снова засмеялся кто-то рядом. Раскатисто, звучно и немножечко страшно.
- Фу ты, леший! – вздрогнула мама. – Филин, должно быть, куражится.
- Филин? – переспросила тетя Капитолина. – Он умеет хохотать?
- Брось ты, Капа, - мама махнула рукой. – Можно подумать: ты не в Светлогорье родилась, в лесу отродясь не бывала, филинов да сов только на картинках видела… Шибко городской стала!
- И стала! – тетя Капиолина подбоченилась. – Я на парфюмерной фабрике не последний человек. Между прочим, новый дезодорант придумала. «Тайга» называется. Вот!
Она проворно вынула из кармана блестящий баллончик, нажала на черную головку и – пшшш! - побрызгала в разные стороны. Сразу же густо запахло ёлкой, розами и еще чем-то нестерпимо крепким, вроде как иван-чаем. Он так пахнет в жаркий июльский полдень. Андрей чуть не чихнул.
- Так что помню лес, - тетя Капитолина подняла голову и величественно двинулась к крыльцу. Следом – Вова.
- Как я без джинсов ходить буду? – спрашивал он тетю Капитолину. – Их украли или кто-то пошутил? Здесь всегда над приезжими так шутят, а? Ну, как же я ходить буду?
- Как – как? – сердито отозвалась тетя Капитолина. – Ногами ходить будешь!
И тут кто-то громко-прегромко чихнул.
ГЛАВА 4
про сорняки и «картофельные» брюки
Сколько ни искали вовочкины джинсы, но так их и не нашли. Пришлось выдать ему новенькие вельветовые брюки – черные, с кнопками, на «молнии» - там, где положено, и еще внизу на каждой брючине по «молнии»: расстегнешь – клеш получится.
Эти замечательные брюки папа купил Андрею в райцентре. Стоят всего-ничего: два мешка картошки.
В районном универмаге есть специальная комнатка. «Закупочная» - написано на ее дверях. Войдешь и ахнешь: кроссовки – голубые, белые красные, разные! Спортивные майки с эмблемами! Бинокли! Куртки-аляски! В общем, разная разность. Всё это, конечно, можно и просто так купить – в соседних отделах. Но это если деньги есть. А если их в кошельке нет, то в «Закупочной» все вещи продадут в обмен на картошку, или какую-нибудь ягоду, грибы, папоротник-орляк, орехи, лимонник. Такую форму торговли придумали предприниматели, которые заготавливают дары огорода и леса для овощеконсервных заводов.
Многие жители Светлогорья почти все покупали именно в «Закупочной». Для чего приходилось вскапывать не только огород у дома, но и брать участок, как здесь говорили, «в поле». Это и в самом деле была бывшая колхозная пашня, которая последние годы пустовала. И чтобы она не пропадала даром, ее сдавали в аренду всем желающим.
Андрей вместе с родителями трудился все лето: вскапывал огород и участок «в поле», садил картошку, полол-окучивал ее, от вредных букашек карбофосом поливал, удобренья подсыпал. Потом надо было урожай выкопать, обсушить и сдать в заготовительную контору. Тетя Шура-приемщица выписывала особую бумажку, подпись-закорючку ставила и печатью ее прихлопывала. С квитанцией идешь в магазин и покупаешь особенный товар. «Картофельный».
- Вот это да! – восхитился Вова. – Картофельные штанцы! В городе ребятам скажу – умрут.
Не понятно отчего – от зависти или еще чего? Но Андрей уточнить не успел потому что Володя вдруг как закричит:
- Во! Я придумал! Заработаю новые джинсы сам! Где тут у вас картошка или овощи какие-нибудь? Хочу за ними ухаживать! Я клумбу возле лицея пропалывал – так что знаю что к чему…
И, не долго думая, он подскочил к грядке с морковкой – и ну её за зелёные косички дергать! Чуть не целый рядок вытаскал – так быстро мелькали его руки. Андрей, наконец, опомнился:
- Стой! Не сорняк – полезную овощ дёргаешь!
- Да? – удивился Володя. – Я думал: это – полезное, - он тронул стебель лебеды. – Этого – мало, а этого – много, - показал на морковь. – А чего много, то и сорняк. Логично?
- Нет же, это – морковка! Никогда не видел, что ли?
- Ну да! Она у нас в магазинах во-о-от такущая! И толстая! А это что? – Володя пренебрежительно ткнул пальцем в крошечный оранжевый корешок. – Морковка для лилипутиков!
- Тю, - присвистнул Андрей. – Скажи мне, почему ты не взрослый?
- Успею еще, - надулся Володя. – Мне и в пацанах неплохо…
- То-то! И морковка не сразу вырастает. У нее сейчас пацанячий возраст. Понял?
За разговорами незаметно и пропололи полгрядки. Под руководством Андрея Володя научился отличать сорняки от овощей.
В начале прополки было ничего, даже интересно. Вот если бы не пырей! То тут, то там почву пропалывали его острые зеленые шилья.
- У-у, собачий зуб! – запыхтел Андрей. – Давно ли полол, а глянь-ко: опять пырник лезет, вот нахалюга!
Звонок, услышав про собачий зуб, обиженно тявкнул из своей будки.
- Извини, - махнул рукой Андрей. – Не про тебя речь, - и объяснил Володе. – Пырей – злой сорняк. Корневище что-те паутина: во все стороны расползается. Если даже малюсенький кусочек оставишь в земле, то он прорастет зелеными шильями. На собачий зуб они похожи. Что хочешь пыряют, даже щепки насквозь протыкают. Вот потому и название такое: пырей.
- И железо проколют?
- Не, железо – слабо, всё остальное – пожалуйста.
Андрей запускал пальцы в землю, ухватывал корешки и осторожно, чтобы не повредить морковке, выдирал их и бросал в жестяную банку из-под селёдки. Злодейский сорняк ждала расправа – чтоб сгорел и следа не оставил.
Володе дергать пырей не понравилось: жесткие корешки резали пальцы, под ногти забивалась земля, да и солнышко стало припекать. Не очень-то и хочется сидеть на жаре.
- Ладно, - сказал Андрей, - пойдём-ка посмотрим, как растёт картошка. Заодно и на обед её накопаем.
А росла она красиво – густыми темно-зелёными кустиками, мерцали среди листьев белые и фиолетовые цветки – на звездочки похожи. На них пикировали пчёлы и торопливо копошились в желтых тычинках. Пыльца налипала им на лапки. И казалось: пчёлы носят шаровары одуванчикового цвета.
Картофельные кусты кое-где переплетал горох. По традиции, заведенной в Светлогорье, особой грядки для него не отводили: весной, когда сажали картофель, в каждую лунку бросали по две-три горошины. Так и место на огороде экономилось, и на удобрения меньше тратить приходилось: горох вырабатывал в почве особые соединения – картошке на пользу.
Кое-где из ботвы высовывались наружу тоненькие плиточки стручков гороха. Еще не спелые, но все равно их можно сорвать и пожевать – вкусно!
Неподалеку от картофеля зеленела капуста. Володя никогда такой не видел: листья как бы пожомканные, в пупырышках.
- Особый сорт, - объяснил Андрей и проскандировал: Разве в огроде пусто, если там растет… Ну, Вов, подхватывай!
- Чего? – не понял Володя. – Чего подхватывать?
- У нас игра такая есть. Один говорит начало загадки, другой – окончание. Последнее слово и будет отгадкой. Ну же!
- Капуста, - догадался Володя.
- Захотелось плакать вдруг – слёзы лить заставил …
- Лук!
Загадки были на каждой грядке.
Андрей вытащил за длинные листья большую красную редиску с белым носиком. Ее специально сеяли в середине июня, чтобы, когда пойдут помидоры, крошить в салаты.
- Собирай скорее в миску краснощекую…
- Редиску!
Андрей пошарил рукой под ажурными огуречными листьями и с торжеством показал огурчик:
- Отыскался, наконец, и зеленый…
- Огурец!
Нет, Вова был положительно компанейским и сообразительным парнем. Плохо, конечно, что немножечко капризный и плохо, что все болячки так и липнут к нему. Но ничего, решил про себя Андрей, поживет в деревне – может, здоровее станет.
А насчет того, что светлогорские ребята любят играть в «огородные» загадки - это Андрей выдумал. Просто ему хотелось хоть чем-нибудь похвастаться перед своим родственником. Их, городских, как он решил, трудно чем-нибудь удивить. У них компьютеры дома стоят, всякие электронные игровые приставки к телевизорам имеются, и они, наверное, и думать забыли, что на свете существуют всякие затейливые загадки да ребусы, которыми учителя Светлогорской школы непременно наполняли утренники, вечера и праздничные концерты. Их приходилось специально учить наизусть, что не всем мальчишкам нравилось: они считали это девчачьей забавой. Но однажды выученное запоминалось надолго. Да и не такие уж они, загадки, и глупые были!
Через борозду с соседней грядки тянулся узловатый, в колючках, толстый зеленый канат – плеть тыквы. Ее широкие, разлапистые листья оберегали от солнца оранжевые абажурчики цветов.
Андрей поднял плеть и завернул обратно на грядку:
- Ишь ты! Чужую территорию захватываешь, воительница! Глянь-ка, Вова, каков поросенок лежит, - и раздвинул листья. Из-под них матово заблестело что-то продолговатое, серое, в зеленую полоску.
- Ну, и свиней у вас в деревне – под каждым кустом! – сказал Володя и на всякий случай в сторонку отодвинулся.
- Да это тыква! – рассмеялся Андрей. – Она к осени килограммов двадцать веса наберет! Мы из нее кашу сварим, а семена поджарим, и тебе пошлем - щелкай на здоровье!
На тыквенном листе ползала пятнистая божья коровка. Вовка наклонился, чтобы рассмотреть ее, и жучок сразу замер.
- Смотри, что сейчас будет, - улыбнулся Андрей и проскандировал:
- Божья коровка, чёрная головка, улети на небо, принеси нам хлеба, чёрного и белого, только не горелого!
И правда, божья коровка выпустила из-под крылышек желтоватые хвостики подкрылий, расправила их, встрепенулась и взлетела. Но Володя не видел, как она, превратившись в чёрную точку, растаяла в прозрачном воздухе. Потому что его внимание привлекли разбросанные по земле желтые мячи – небольшие, вроде хоккейных. Он даже нагнулся, чтобы один поднять. Не тут-то было! Мячик крепился к длинному тонкому стеблю.
Невзрачные темно-зеленые листья почти не прикрывали желтые шарики от солнца, и один, не выдержав жары, лопнул. На изломе сахарно белела мякоть, сочился мутный сок. Пёстрая бабочка плавно опустилась к этому источнику и, обмахиваясь крыльями, погрузила хоботок внутрь. Как в чашку! На Вову она не обратила никакого внимания. Как будто его и не было рядом.
Володя сложил ладошки домиком и медленно, стараясь не дышать, попытался поймать бабочку. «Сделаю из тебя экспонат, - думал он. – Для биологички! Она будет тебя, красавицу, на уроках демонстрировать…»
- Э, Настю ловить не надо! – одернул его Андрей. – Она – ручная, сама к человеку летит. Смотри!
Он поднял руку вверх и выставил указательный палец. Бабочка моментом снялась с желтого шарика, перелетела к Андрею и уселась на кончик пальца.
- Мы с Настей дружим, - сообщил Андрей. – Смотри, какие у неё нарядные крылышки – пёстрыми полосками, на концах – извилистые линии, вроде оборок сарафана. Просто Настенька из сказки!
Володя не верил своим глазам. И не знал, что сказать. Ну, ладно, бывают дрессированные львы, верблюды и даже крокодилы. Но чтобы – бабочка?! Нет, такого просто быть не может, потому что такого не бывает никогда. Если, конечно, ты не в сказке и не под гипнозом.
- Напилась ли ты, Настенька, дынного сока? – ласково спросил Андрей, и бабочка согласно махнула крылышками.
Вот и ладно. И мы с Вовой дыней угостимся. Они в этом году рано пошли. Недаром семена еще в апреле в ящик посеял, а в июне рассада уже цвела. Да ты, Настенька, об этом и сама помнишь, так?
Володя понял: вот эти желтые шарики и есть дыни. Ни за что бы сам этого не угадал! В город дыни привозят в сентябре – большие, с футбольный мяч, продолговатые, в размывах зеленых и жёлтых полос. Принесешь домой, разрежешь – и поплывёт по квартире душистый, сладкий аромат. А вкусная какая – мякоть сладкая, сочная, истекает тягучим, как мёд, соком. А эта, с андреевой грядки, так себе – невзрачная, маленькая, совсем несолидная: и сахара мало, и не сочная, крахмалистая какая-то.
- Магазинные вкуснее! – буркнул Вова.
- Зато у нас дыни свои! Сами выращиваем. А Настенька помогает – опыляет цветы. Хорошая она работница!
Бабочка замахала крылышками и перелетела с руки Андрея на его плечо.
Володе тоже захотелось подружиться с бабочкой. И он поднял руку и растопырил пятерню. Но Настя и не подумала к нему лететь.
- Знать, не привыкла к тебе, - объяснил Андрей. – Или не верит. Кто тебя, городского, знает? Вздумаешь еще для коллекции засушить.
- Очень надо с бабочкой дружить, - из вредности хмыкнул Володя. – От твоей Насти, может, аллергия бывает!
- Что?
- Аллергия, - с выражением повторил Володя. – Не знаешь, что ли? Это болезнь такая. От пыли, растений всяких, пыльцы. Аллергия даже на человека бывает. Я вот как увижу нашу математичку – сразу красными пятнами покрываюсь.
- Вот это да! – почесал в затылке Андрей. – У меня, выходит, тоже аллергия. Только на уроках русского языка. Когда задание не выучу.
- Подумаешь! У меня, кроме аллергии, ещё сто разных болезней. Если не веришь, у мамы спроси.
- А чего это ты своими болячками задаешься? Нашел чем гордиться!
- А ты чего своей бабочкой хвастаешь?
- Ничего я не хвастаюсь, - насупился Андрей. – Я вас познакомить хотел…
- Очень надо! – сказал Володя. – С букашками я не знакомлюсь. И вообще, пойдем домой. Я с собой книжек набрал. Надо почитать…
Чтобы случайно не наступить на какой-нибудь плод светлогорской земли, Володя внимательно смотрел под ноги. Вон сколько разных жучков, муравьев, других козявок в листьях копошится. Кто их знает – вдруг кусачие?
Пробираясь между грядок по борозде, Володя увидел отпечаток странных следов. Рассеянный, видно, человек прошел – оба ботинка с левой ноги!
Но самым примечательным было не это. Следы выделялись четко, и в них густо, один к одному, сидели крохотные кочанчики капусты. Вова потянул один и удивился ещё больше: кочанчик тонким, прочным стебельком крепился к соседнему кочанчику, тот – к другому. Поистине: одной верёвочкой повязаны! И у каждого между толстыми листочками сидит еще по одному крошечному кочанчику, вот таконечкому, со спичечную головку.
- Андрей, ты выращиваешь капусту для Дюймовочки, что ли? – спросил Володя.
Андрей подошёл посмотреть следы, даже потрогал отпечатки, повертел один кочанчик и пожал плечами:
- Может, кто и выращивает что-то для Дюймовочки, только не я. Даже не знаю, что это такое.
Глава 5
про то, как мальчишки понесли обед на покос
А вечером пришла бабушка Мария. Нанесла гостинцев со своего лесного кордона – ягод, грибов и, конечно, пирожков – мягких, пышных. Надавишь на золотистую корочку, она и прогнётся дугой. Отпустишь палец – пирожок тут же прежним станет, эдаким толстячком-одно пузо. И каждый наособицу: этот с янтарной морошкой, тот – с красной смородиной, а ещё – с малиной! Капустой! Картошкой! Морковкой! Пальчики оближешь…
Тётя Капитолина бабушкины пирожки ела да нахваливала:
- Ой, мама, вкуснотища! Ох, и про диету я забыла! Во мне ведь лишний вес, мама. Ах, перебор калорий.
Бабушка не знала, что такое калории. Потому что обиделась:
- Никаких калориев не применяла. А соли в самый раз.
Вова хихикнул и свою образованность показал:
- Калория – это единица измерения количества теплоты. А калорийность пирожков – это количество энергии, получаемое мамой за счёт их потребления.
- Ить, какой смышленый! – умилилась бабушка Маша. – По-учёному говорит. Знать, толковый внучек-то!
И каждая её морщинка Вове улыбнулась.
- Да, - вздохнула тётя Капитолина. – Интеллектуально развит, а физически – увы! – она развела руками. – Болячки к нему так и липнут, так и липнут…
Бабушка «интеллектуально» переиначила по-своему:
- Ин, и тело – актуально, - кивнула она. – Только и слышишь по радио: закалять организм надоть, физкультуру применять, тело укреплять…
- Ничего, - сказал папа. – Поживёт в Светлогорье, свежим воздухом подышит, в чистой речке поплавает, на солнце прокалится – крепче станет!
Володя фыркнул. И смысл его фырка сводился к одному: вот еще! Тоже мне, нашли курорт – какая-то деревня, то ли дело дышать, к примеру, ароматом жасмина где-нибудь на Желтом море.
Но бабушка вроде как и не заметила его иронии, поддакнула папе:
- Вот-вот, воздух у нас целебный – на травах настоянный, хоть в бутылки его запечатывай да в городах и продавай. А что? Воду из ключей и родников уже вовсю разливают в бутылки…
- Ах, мама, и выдумшица же вы, - тётя Капитолина в избытке восторга заломила руки. – Да вашу идею любой толковый менедженер непременно оценил бы.
- А чего оценивать-то? – изумилась бабушка. – У нас воздух – на все сто! Может, ты, Капа, к нам на кордон с Вовкой придёте? Вот уж где надышитесь лесного воздуха, пока его весь по бутылочкам не расфасовали…
- Как не придти? Придем, - ответила тетя Капа. Правда, в её голосе особого энтузиазма не ощущалось. Как-то очень уж скучно она все это сказала.
На ночь глядя бабушка на кордон не пошла и осталась ночевать. Взрослые уложили мальчишек, а сами пошли чаёвничать на кухню. Через стенку были слышны звяканье ложечек в чашках, разбойничий посвист чайника и, конечно, все разговоры. Андрей ждал, когда бабушка начнёт говорить о чём-нибудь страшном.
Баба Маша была особенной. Андрей, допустим, ни разу, как ни старался, никаких домовых не видел. Или, к примеру, лешего с кикиморой. А бабушка – сколько хочешь, и даже разговоры с ними разговаривала!
И вот, наконец, она, понизив голос, сказала:
- Что деется-то, робяты! Совсем притеснение природе пришло: лес рубим, реги поганим, болота сушим, скоро всех леших разгоним…
- Не скажите, мама, - перебила тетя Капитолина. – Что же, как на картинку, на природу любоваться? Надо брать её дары, пользоваться ими. Рационально, естественно.
- Брать-то брать, да с умом, - согласилась бабушка. – А то давеча думаю: «Дай-ко по голубицу сбегаю». И побежала. Болотце-то от кордона близехонько. Прибегаю к месту. Батюшки-светы! Всё кругом перепахано, земля пластушинами вывернута, кусты, само собой, попереломаны. Чё такое? Гляжу: бульдозер, два парня около сидят, курят. «По ягодку, мамаша?» - Ну да, - говорю. «Вышла ягодка вся, - лыбятся. – Поле тута будет. Проводим меварацию..»
- Мелиорацию, - поправила тетя Капитолина.
- Во-во! Её самую! « Сынки, - говорю, - голубику, клюкву где теперя искать?» - Э, - скалятся, - на базаре, мамаша, по десять рублей стакашек!» Меж собой перемигнулись: «Верно, Митроха?» - «Угу, Санёк!» Ладно, побрела обратно. Иду и думу думаю: поле – это хорошо, неудобья тоже надоть использовать. Но болотце-то можнои оставить, дорожку к нему проложить – пусть бы ягодкой баловало нас. Толку для пахоты от него мало: на торфу урожай выгорит. Опять-таки, лишнюю влагу болотце собирало бы, а в засуху полю её отдавало. Но, маракую, может, я стара совсем стала, ничего не понимаю, нынче все грамотные, наукам обучены – знают, как природе не навредить. В обчем, и сама не знаю, как с тропки сошла да на бузину напоролась. Стала её обходить, глядь: из-за веток-то тарашшится кто-то. Глаза по плошке, нос – крючком. Ровно филин? Пригляделась. Ба-а-а-тюшки! Страхолюдина косматая сидит, зубы скалит.
- Ой, да ну вас, мама! – сказала тетя Капитолина. – Выдумаете тоже: страхолюдина сидит! Вы, как привыкли нам в детстве сказки рассказывать, так и продолжаете их сочинять…
- Ничего я не сочиняю, - обиделась бабушка. – Всё, как есть, рассказываю. Ты в своём городе, знать, забыла, что близ Светлогорья всегда водилась всякая нежить.
Это уж точно! Деревенские бабушки, все как одна, хоть раз в жизни – послушай их только! – видели леших, кикимор, водяных или хозяев-домовых. Эти бывальщины ребята слушали, затаив дыхание. И сами пересказывалм их вечерами на лавочке. Цепенея от страха, поёживаясь и озираясь по сторонам, они садились потеснее, так, чтобы ощущать локти друг друга. И говорили не в полный голос, в шепотом, с придыханием. От этих рассказов мурашки бегали по коже и в груди разливался быстрый, лёгкий жар. В этих бывальщинах и «случаях» была какая-то сладкая, загадочная тайна. В нее и верилось, и не верилось, и казалось: всё это может случиться и с тобой.
- Ну так вот, - продолжала бабушка Мария. – Эта страхолюдина и говорит мне: «Возьми меня с собой!» - Да на чё ты мне? – отвечаю. – У нас на кордоне своих леших хватает». «Ох, - стонет чудо-юдо в ответ, - места я лишился. Квартеру новую ищу. Вишь, моё болотце-то разрушено…» И длюнн-ю-ю-ш-ш-щие-то рукища ко мне тянет…
Андрей решил, что и Володя тоже любит слушать про «случаи». И специально его разбудил, когда бабушка о походе за голубикой принялась рассказывать. Володя спросонья ничего понять не мог, но как услышал о «длинню-ю-ю-шш-щих» ручищахю одеялом с головой накрылся и закричал:
- Мамочка!
Тут же прибежала тетя Капитолина, включила свет, подхватила Володю, как маленького, на руки:
- Сынулечка-роднулечка, что случилось?
Володя сказал, что его бабушкина «страшилка» напугала.
- Да сказки это всё! – успокоила его тетя Капитолина. – Не верь им!
Адрей пожалел, что Вовку разбудил. Ну, как теперь узнать, чем дело кончилось? Бабушка-то раным-ранешенько, как первые птицы проснутся, на кордон уйдет. Ей корову Кланьку доить, гусей-уток да рябух кормить. Эх, Вовка, Вовка!
Утром мама сказала:
- Андрюша, папин обед в кастрюле. Чаю вскипятишь, в термос нальешь. Папа на покосе. Обед ему отнесешь.
- А Вовку можно с собой взять?
- У тети Капы спроси.
Тетка сидела у зеркала. На столике – разные стеклянные бутылочки, баночки, разноцветные коробочки, красивые тюбики.
Тетя Капа сама на себя не была похожа. Лицо бледное, губы слабо розовые, ресницы – короткие, а брови – рыжие.
- Тетя Капа-а-а, - протянул удивленный Андрей.
- Аиньки, мой заинька, - отозвалась тетка и, заметив смущение племянника, рассмеялась:
- Не признаешь, да? Ничего, я сейчас быстренько сделаю лицо…
Она выдавила из тюбика коричневую гусеницу крема и размазала по лицу – оно стало темно-коричневым, загорелым. Потом темно-красным карандашом тетка нарисовала вокруг губ кокетливый бантик и густо, старательно закрасила его помадой. Вот и губы прежние – пухленькие, цвета спелой красной сливы.
Потом тетка принялась рисовать длинные черные брови. Когда они были готовы, она взяла щеточку, вроде как зубную, но очень маленькую, выпучила левый глаз и принялась чем-то мазать ресницы. Они удлинились, из рыжих превратились в черные!
- Интересно, да? Мама разве не делает макияж?
Андрей молчал. Он не знал, что такое «макияж».
- Лицо, спрашиваю, мама себе не делает по утрам?
- Нет, - повертел головой Андрей. – Зачем? У нее свое лицо есть…
Тетка рассмеялась, побрызгала себя из пульверизатора. В комнате запахло розами. Она повертелась перед зеркалом, приложила пальчик к губам, чмокнула его и послала сама себе воздушный поцелуй:
- Хороша, пупсик!
Андрей всё ещё топтался у двери. Честно говоря, он впервые видел такое чудесное превращение обычной женщины в другую – яркую и праздничную. Его мама таких опытов не производила. Правда, если шла к кому-то в гости, то проводила торопливо помадой по губам и разик-другой хлопала себя пуховкой из пудреницы.
- Ну вот, и на люди можно показаться, - удовлетворенно хмыкнула тётя Капитолина. – Пойду погуляю по Светлогорью, сто лет его не видела!
Это же надо, подумал Андрей, и не скажешь, что ей сто лет. Вот что значит уметь рисовать лицо. Какое хочешь нарисуешь. А вслух спросил:
- Можно Володю с собой взять? Я на покос к отцу пойду, обед понесу. Пусть Вовка по пути нашей природой полюбуется…
- Вроде как экскурсия ему? – улыбнулась тётя Капитолина. При этом она гляделась в зеркало, делая всякие гримасы. – Ладно, пусть идет с тобой. Но, - она выразительно подняла растопыренную ладонь и потрясла ею, - но чтоб никаких цветов не нюхали – у Володечки аллергия. И ягод не ешьте – еще отравитесь! И воду из ручьев не пейте – животы заболят!
Она перечислила еще много разных «НЕ». Андрей их даже запоминать не стал, потому что вовремя понял: Володе абсолютно противопоказано всё самое интересное.
А потом, когда тетка ушла гулять по селу, Андрей вскипятил самовар и заварил чай прямо в термосе – отец любит именно такой, крепкий и душистый. Ещё он собрал с грядки зеленых огурчиков с пупырышками и два больших оранжевых помидора.
На грядке торчал шест, увитый ипомеей. С утра на вьюнках красовались голубые цветы-граммофончики, к полудню они обычно скручивались мятыми жгутиками. Андрей посмотрел на них и определил: пора идти в поле!
Звонок тоже хотел увязаться за мальчиками, но Андрей сурово прикрикнул:
- На место! Останешься за хозяина!
И Звонок, недовольно нахмурившись, лёг у своей будки.
Сначала мальчики шли по улице Лесной, и ничего особенного по пути не видели. Зато на следующей улице к ним пристал гусак. Он, наверное, думал, что прохожие во что бы то ни стало хотят похить его гусынь. Потому он растопырил крылья, вытянул шею и бросился на ребят. И так расшипелся, точно десять сковородок со скворчащим салом! А гусыни перестали щипать траву, подняли головы и поощрительно загоготали. Ободренный гусак, не разбирая дороги, помчался прямо на Володю.
- Ай-яй! – испугался Володя.
Андрей не испугался. Узелок с папиным обедом на землю поставил, поднял хворостину и пошёл гусаку навстречу. Тот, не ожидая такого поворота событий, резко затормозил и, не удержавшись, кувыркнулся через голову. Гусыни тревожно загалдели, а гусак отбежал на почтительное расстояние, расправил крылья и победно затрубил:
- Гайть, гайть!
- Га-га-га! – громогласно отозвались гусыни и в восторге захлопали крыльями.
- Гайть-гайть! – хвалился гусак. Всем своим видом он показывал: вовсе, мол, Андрея не испугался и даже, можно сказать, его победил.
- Хвастун! – сказал Андрей. – Перед гусками выхваляется…
Но мальчишек уже поджидал неприятель посерьёзнее. Он выскочил из-за угла и остановился посередине дороги. Правый глаз неприятеля закрывала чёрная повязка.
- Пират, ну чего ты, Пират? – спросил Андрей. – Ты меня всегда пропускал. А это – Вова. Он мой двоюродный брат.
Пират сморщился, чихнул, почесал задней лапой у себя за ухом и только при этом лениво выдохнул:
- Р-р-нгав!
Вова остановился как вкопанный и с ужасом разглядывал белого пса. Черная полоса шерсти, идущая наискосок от правого уха через всю морду, придавала Пирату совершенно разбойничий вид.
- Нгав- нгав! – повторил Пират и облизнулся.
- Ага, дани требуешь! – презрительно сощурился Андрей. – Разбойник с большой дороги. Как не стыдно?
Пират не отрывал любопытного взгляда от узелка.
- Еще чего! – сказал Андрей. – Это папин обед!
И поскольку Вова ни в какую не хотел идти мимо Пирата, пришлось свернуть в проулок, оттуда по узкой тропке спуститься в овраг.
- Ме-е-е!
В овраге стояла бородатая коза Манька. Она, наклонив рогатую голову, исподлобья уставилась на мальчишек.
- Ай! Ох! Ой!
Это Володя сказал.
- Ммеее!
Это коза проблеяла. И копытцем о землю ударила. Володю будто ветром сдуло. Мелькая руками и ногами, как ветряная мельница, он лупил сломя голову по кустам.
- Стой, стой! Это ж Манька! Она корочку хлеба с солью просит.
Это Андрей закричал. И Вова остановился. Всё равно бежать дальше не было смысла: на лугу паслись три важные коровы, предводительствуемые мощным быком. Володя повернул назад.
- Манька страсть как боится волков, - сообщил ему Андрей. – Стоит завыть: у-у-у-у! – и увидишь, что будет.
Вова тотчас и увидел. Коза прислушалась к Андрееву «у-у-у-у!», развернулась, взбрыкнула задними ногами и, не разбирая дороги, пулей ломанулась в кусты.
Ребята выбрались из оврага и пошли дальше.
- Смотри, - сказал Володя. - Опять эти кочанчики, и как много!
Точно, вдоль тропки ровной цепочкой тянулись странные следы, в них-то и росли кочанчики.
Мальчики решили пойти по следу.
Вокруг – море травы. И волны – зеленые, синие, красные, желтые. Это ветер цветы колышет. Золотые лютики – по колено, нежно-розовые пики иван-чая – выше плеч, а в белой кипени борщевиков и вовсе можно утонуть.
Прогретое солнцем разнотравье обдаёт теплыми запахами, мажет пыльцой и осыпает лепестками цветов. И гладят мальчишечьи спины красные кисточки репейника, свесились над тропинкой белые абажурчики хлопушек, и мелькают там и сям желтые солнышки ромашек. Красота!
А следы всё дальше и дальше ведут – за овсяное поле, овраг, на сопочку, с сопочки – в лес. И кочанчики-лилипутики в тех следах все так же преспокойно сидят.
Далеко ушли мальчишки, и, наверное, надо бы обратно поворачивать, да как уйдёшь, если под каждым деревом грибы растут? Крепкие, тугие обабки, красноголовые подосиновики, лисички – целыми семейками, а рядом всем грибам гриб – боровик! Толстый, важный, в велюровой шляпе.
Андрей майку снял, концы завязал – получилась сумочка. В нее и стали складывать грибы.
Поклон – подберёзовику, поклон – сыроежке, и сухарю бы поклонились. Да очень уж он грязный, мхом зарос: попробуй-ка отмой! То ли дело аккуратные маслята, один к одному, чистенькие, без червоточин.
Мальчишки чуть не полную майку грибов насобирали. А солнце припекает, комары-оводы донимают – хорошо бы на ветерке в теньке посидеть, водицы холодной испить. Тут, глянь, выбивается из-под сосны ручеёк, и танцуют в нём песчинки. Вверх-вниз, и – по кругу, и - вверх-вниз. Настоящая ручейковая пурга! Опустил Володя ладонь в воду и враз отдёрнул: пальцы обожгло холодом.
Это родничок- бодрячок, - засмеялся Андрей. – В нём вода всегда холодная. И лучше всего пить её вот так…
Он лег в траву, опустил голову к ручейку и – оп! – хлебнул водицы. Вова последовал его примеру. Зубы тотчас заломило от холода. Будто лёд к ним приложили. Володя погрел воду во рту и проглотил её, ещё хлебнул – губы так и обожгло холодком. Ох, хорошо!
- А ты не боишься, что мать ругать тебя за это будет? – спросил Андрей. – Она наказывала воду в лесу не пить…
- Не боюсь, - ответил Володя. – Ты ж меня не выдашь, так? Просто моей маме нравится, чтобы я был послушным, и ещё ей нравится, когда я без нее обойтись не могу – будто я всё еще маленький. Ну, и приходится притворяться.
- А я подумал, что ты на самом деле неженка, - засмеялся Андрей. – Хорошо ты эту роль играешь!
- Приходится, - вздохнул Володя. – Маме нравится обо мне заботиться. Не могу же я лишать ее этой радости.
Андрей хотел сказать, что поступать так – плохо, но передумал, вспомнив бабушкину поговорку «Нечего в чужой монастырь со своим уставом лезть». Пусть Володя и тетя Капитолина сами разбираются, как им жить!
А Володя снова припал к холодной струе родника, и пока пил, краем глаза заметил: краснеет на соседнем кусту какая-то ягодка. Протянул руку, сорвал – малина, да такая запашистая и сладкая!
Чудно как-то, - заметил Андрей. – Малина-то, вроде, отошла уже. Никак эта особая какая-то? А вон там, по вырубке, глянь, ещё растёт!
Володя раздвинул кусты иван-чая и – правда – увидел невысокие кустики, ягоды на них видимо-невидимо! Хоть малина и мелкая, вполовину меньше садовой, но зато слаще, солнышком пахнет.
Кустик за кустиком – так и дошли до края вырубки, а там – другая ягода. Синяя и будто бы инеем покрыта. Голубика!
А солнышко припекает, жара донимает. Вернулись ребята снова к малиннику, забрались под зеленые кусты и прилегли на мягкую травку. Долго ли, коротко ли дремали, но стала их донимать мошкара. Открыл Володя глаза, сорвал висевшую перед ним красную ягодку и толкнул Андрея:
Всё, хватит отдыхать! А то твой отец без обеда останется…
Андрей открыл глаза, вокруг огляделся. Странно, куда это они попали? Вроде бы, как поспали – переменилось всё: гудят на ветру высокие сосны, деревья увиты диким виноградом и кишмишем. Совсем незнакомый лес!
ГЛАВА 6,
в которой появляется Страхотуля Страхотулистая.
- Сядь, пожалуйста, - сказал Андрей Володе. – И не волнуйся.
Вова осмотрелся, выбрал корягу и сел, закинув нога на ногу.
- Что ты хочешь мне сообщить?
- Кажется, мы заблудились, - вздохнул Андрей. – Сам не пойму, как.
- Ещё чего! – не поверил Володя. – Ты меня разыгрываешь…
- Нет, правду говорю.
- Ты думаешь, что говоришь? – сказал Володя. – Маман с ума сойдёт! И как она нас теперь найдёт?
- Мы и сами можем найтись. Не маленькие! Посидим, подумаем, что делать…
- Не хочу думать! И сидеть не хочу! Ничего не хочу!
Володя дёрнулся с коряжины, зацепился за сук и – трресь! – порвал замечательные «картофельные» брюки.
- Ну вот, - вздохнул Андрей. – Сказал: сиди! А ты – нервничать!
- Завел туда, не знаю куда, - расстроился Володя. – У меня – стресс! Тут, может, волки кругом рыщут, - он испуганно огляделся по сторонам. – Гляди, какая чаща!
- Ладно тебе. Вот мой папня без останется, пока мы тут шарашиться будем, - это похуже. Человек работает, ему подкрепиться нужно. Эти… как их?… калории нужны!
И только тут Андрей заметил: узелка-то нет! Оставили его на вырубке, наверное. Или в голубичнике? И майки с грибами нет. Тоже где-то забыли. Вот растеряхи!
Володя как услышал про потерянный узелок, совсем расстроился:
- Мало того, что потерялись, так еще и голодные будем. Я кушать хочу. У меня режим!
- Режим будешь соблюдать, когда из этого леса выберемся, - отрезал Андрей.
В чаще хрустнула ветка, затрещали кусты. Мальчишки прижались друг к другу. Что там такое?
Над ними пролетала черная ворона, повернула к ребятам голову и насмешливо каркнула:
- Карр! Как? Ка-а-ак?
Как вы, мол, тут очутились?
Из-за деревьев ей отозвался скрипучий, тонкий голосок, передразнил:
- Как-как? А никак!
- Ой! – шепнул Володя. – Там кто-то разговаривает…
- Может, это грибники, - предположил Андрей. – Пойдём посмотрим?
А в чаще леса снова ветки затрещали – хрум-тресь, и кто-то вздохнул громко и протяжно:
- Охо-хо-хо…
Из-за соседних деревьев тут же отозвался недовольный голосок:
- Хо-хо да хо-хо! И сказать больше ничего не умеет, фи!
Андрей почувствовал, как быстро-быстро забилось сердце. Про Володю и говорить нечего – весь побелел. И Андрея за руку взял.
- Старушка, наверное, какая-то, - шепнул Андрей. – Сама с собой разговаривает, филина передразнивает…
Мальчишки набрались смелости и осторожно подошли к высоким деревьям, выглянули из-за стволов. А там, в болотистой низине, среди зарослей рогоза на лохматой кочке сидела тощая старушонка. Седые, зеленой тиной перевитые волосы топорщились клочками, из-под них торчали большие – как рупоры! – уши. Из-под верхней губы выпирал синий зуб. Длинным, крючковатым носом старушка уткнулась в какое-то рукоделие. Спицы так и мелькали в ее руках. Наконец, она отложила их в сторону и растянула пряжу. Это была сеть!
- Иё-ех! Все лягушки теперя – мои! – осклабилась старушка, и зуб высунулся из рта ещё больше. – Ох, и хороша свеженькая лягушатина!
- Фу, - сказал Володя. И так громко, что старушонка встрепенулась и – шмяк! - сиганула в болотную жижу.
- Во даёт! – удивился Володя. – Была и нету! Фоку! Цирк!
Но иссиня-чёрная грязь заколыхалась, пошла кругами. Старушонка высунула голову и уставилась на ребят горящими немигающими глазами – один жёлтый, другой зелёный. Мимо пролетала стрекоза и села бабусе на макушку. Она высунула костлявую лапку из тины и, не отводя глаз от мальчишек, щелчком сбросила стрекозу в воду:
- Брррысь!
Андрей был смелее Володи, и потому решился спросить:
- Бабушка, не подскажете, как выйти к Светлогорью?
Но та ничего не ответила, по-прежнему таращась на ребят.
- Глухая, наверное, - заметил Володя. – Тетеря тетерей. И чего в воде сидит? Нас боится, что ли?
Старушонка обиженно скривилась, моргнула жёлтым глазом, но ничего не сказала.
- Бабушка, а что вы там в болоте сидите? – спросил Андрей. – Вымокнете, простынете. Нас боитесь? Но мы не разбойники-грабители. Заблудились мы…
И тут старушка раскрыла рот, в горле у неё что-то забулькало и зашипело – это она засмеялась так. Мигнула зелёным глазом и прошамкала:
- Чего сижу, чего сижу? Живу на болоте по своей охоте… Аль не признали меня?
Мальчишки переглянулись, пожали плечами.
- Ну вот, - старушонка обидчиво насупилась. – Правду лешие говорят, что нынче дети мало книг читают, и ведать не ведают про нас, кикимор.
Она чихнула и, жеманясь, подмигнула мальчишкам зеленым глазом:
- На правду чихнула! Вы ведь точно меня не признали?
- Просто не ожидали вас тут увидеть, - ответил Андрей. – Да и сказки всё это – лешие, кикиморы, русалки…
- Как это сказки? – обиделась старушонка. – А я кто, по-вашему? Ух, и люблю я шутковать над вашим братом мальчишками. Заплачу, бывало, младенцем навзрыд. Какой-нибудь храбрец и бежит на крик – ребёнка выручать. Помаленьку-полегоньку и заманю его в болото. Попробуй-ка, выберись потом оттуда. Уж и смеялась я, хихикала – от души.
- А зачем? – спросил осмелевший Володя. – Смеяться над чужим горем нехорошо. Это уж точно во всех книжках написано.
- Как это зачем? – опешила кикимора. – Так испокон веку кикиморам полагалось делать. И людям, опять-таки, наука. А то и вовсе в сказки перестанут верить.
- Лягушек есть – это вам тоже полагается? – спросил Андрей. – Вон какую сеть связали!
- Фи, надоели мне эти квакушки! По горло ими сыта. Я своих приятельниц цапель решила обедом угостить. Большие они любительницы лягушатины..
Старушонка выбралась из ила, встряхнулась и двинулась бочком-бочком к высокой кочке, забралась на неё и свесила кривые ножки.
Мальчишки глядели на её во все глаза. Надо же, взаправдашняя кикимора! Но ее почему-то совсем-совсем не боязно.
- Заблудились, значит, - булькнула кикимора. – Однако я тут ни при чём. Может, Офонька вас за нос водил?
- Какой Офонька? – удивился Андрей. – Никого мы не видели!
- А, - махнула кикимора рукой, - есть в нашем лесу такой балбес. Всё бы ему шутки шутковать, несерьёзный, право, парень.
Говорит кикимора с мальчишками, а сама сеть потихоньку из воды вытягивает, и вдруг как крикнет:
- Ой! А что это у вас за спиной?
Ребята разом обернулись, а кикимора – фьють! – сеть на них набросила. Мальчишки в ней запутались. Ни руками, ни ногами пошевелить не могут.
- Ну что? – хихикнула кикимора. – Не ловка ли я, не бойка ли я?
- Бабулечка, не шутите! – завопил Володя. – Дорогулечка, отпустите нас!
- Не-а, ни за что! Ты и обращаться-то с кикиморами вежливо не умеешь. Какая я тебе бабулечка-дорогулечка? Я бабы Ягищи родная сестрища – Страхотуля Страхотулистая!
И захихикала. Громко, с подвизгиванием.
- А зачем вы нас поймали, Страхотуля Страхотулистая? – решился спросить Андрей.
Кикимора сеть к себе подтянула, концы к пеньку привязала.
- А затем, - ответила, - что пойду сейчас к своему предводителю Водяному. Он последнее время только и знает, что меня бранит: совсем, мол, обленилась, никакого от меня проку нет. А я ещё вполне зловредная! Приведу Водяного сюда и вас в доказательство представлю. А с Водяным русалки придут, засмеют вас, защекотят. На дно речное унесут…
- Не хочу на дно речное, - заупирался Володя. – Я домой хочу!
- Чё пугаешься-то? – хихикнула кикимора. – Думаешь, наш предводитель – злодей? Он бережёт пловца в плохую погоду, даёт рыбаку счастливый улов, смотрит за его удочками, рыбные стада пасёт. О, немало у него забот!
- Ага, - усомнился Володя, - в сказках рассказывается: и беды от него бывают…
- А как же, - отозвалась словооохотливая кикимора, и зубом блеснула. – К злым проказам он тоже склонен. Бывает, что заманит пловца в опасный водоворот, лодку перевернет, рыболовную снасть испортит. Как жа без этого? С чего ему добрячком быть? Негодники многие речушки да озерки попортили – вот и гневается на них водяной дедушко. Он только обрадуется, что я двух человеческих детёнышей для него изловила…
Володя изо всех сил сдерживался, чтобы не разреветься. Очень его напугала речь Страхотули Страхотулистой. Но все-таки он сдержался, пересилил себя и мстительно сощурился:
- Вот вам моя мама покажет, где раки зимуют! Она вас на чистую воду выведет…
- Раки, знаю, под водой зимуют в своих норках, - спокойно ответила кикимора. И тут же плечиками передернула:
- А выводить меня на чистую воду не надо! Брр! Русалки её любят, а я уж как-нибудь и в болотце проживу. Премного благодарна твоей маме!
И с кочки своей в болото прыгнула, высунула голову, крикнула:
- До скорого свиданья с Водяным! Хи-хи-хи!
И не стало её. Только круги по чёрной жиже разошлись. А через минуту-другую послышалось звучное хлопанье – будто кто-то по воде ладонью бил, и в середине болотца заклубилась-запенилась жижа, выскочило из неё что-то белое и в тот же миг скрылось. И уже в другом месте запенилась черная вода, и выставилась из неё белая фигура. Уж не Водяной ли?
ГЛАВА 7
О разных встречах в лесу, приятных и не очень
Мальчишки попытались выбраться из сети, но это им не удалось. Они примолкли и, опечаленные, лежали тихо.
Сияло солнце, сладко пахло клевером, высоко в небе белыми лебедями плыли облака. Неожиданно в зарослях ивы быстро и звонко прощебетала какая-то птаха, пустила короткую трель и замолкла, будто усовестилась, что нарушила благостную тишину.
Песенка этой птицы напомнила Володе трели кенаря, который жил в квартире его одноклассницы Оксаны. Он даже специально покупал в зоомагазине пакетики с кормом, чтобы принести кенарю угощение и послушать его песенки. А может, Володе просто хотелось увидеть Оксану? Но в ответ на подобные вопросы он обычно презрительно кривился: «А чего мне на нее смотреть? Девчонка как девчонка! А вот кенарь у нее знатный!»
Он решил, что его знакомый кенарь сбежал от Оксаны и каким-то образом очутился в этом лесу. И тут увидел на ветке ивы красновато-бурую крошечную птичку со вздернутым вверх коротким хвостиком. Она снова пустила короткую трель, но вдруг чего-то испугалась и юркнула в гущу листвы. Через секунду птичка высунула из нее голову, осмотрелась по сторонам и возбужденно затрещала:
- Тик-трик, тик-тик, трик-тик!
При этом эта невеличка кивала головой и забавно топорщила хвостик. Она трещала так громко, что даже не верилось, что такая кроха способна наделать столько шума.
- Это крапивник, - сказал Андрей. – Между прочим, очень полезная птичка: уничтожает энцефалитных клещей. Это его любимая еда!
- А чего он так раскричался?
- Да кто его знает? Может, недоволен, что мы на его территории находимся…
Крапивник коротко пискнул и снова примолк, юркнув в густую листву. А на мальчишек упала легкая тень, и кто-то осторожно кашлянул.
Андрей повернул голову и увидел двух мужчин. Оба в энцефалитках, болотных сапогах и одинаковых голубых кепочках. Дочерна загорелые. Белозубые. Молодые. Они с удивлением смотрели на ребят.
- Здорово, хлопцы! – сказал, наконец, тот, что повыше. – И кто это вас так спеленал? Будто младенцев!
- Кикимора болотная! – брякнул Володя. – Для Водяного нас приготовила…
- Водяной – это кто? – спросил мужчина и оборотился к своему спутнику: Кажется, у здешнего лесника фамилия не такая.
- Не, не такая, - кивнул напарник. – Пацаны что-то путают.
- Они не только фамилии путают, но и в сетях запутываются, - засмеялся высокий. – Не умеют с ними обращаться. Сразу видно – новички!
- Не наши это сети, - объяснил Андрей. - Долго объяснять, как мы в них попали. Лучше помогите нам из них выбраться.
- Пожалуйста, - поддержал его Володя.
Мужчины, посмеиваясь над незадачливыми мальчишками, осторожно распутали сеть и вытряхнули из нее «улов».
Не умеете, хлопцы, с сетями обращаться – нечего за них и браться, - наставительно поднял палец вверх тот, что повыше. – И вообще, школьники должны природу охранять, а не разорять.
- Ну да, - поддакнул ему спутник и засмеялся. – Дары природы берут умелыми руками, так-то!
Мальчишки попробовали объяснить: и в мыслях, мол, ничего такого не было, заблудились, на кикимору наткнулись, зловредную такую старуху, - вот она-то во всём и виновата.
- Э, - махнул рукой высокий. – Не до сказок нам! Рыбная речка тут недалеко. Так? Так. Шли вы к ней, шли, притомились, привал устроили, снасть рядом с собой положили. Так? Не отпирайтесь! Именно так и было: покемарили малость, да со сна в свою же сеть и поймались…
И снова мальчишки про кикимору стали рассказывать, но мужчины табачок покуривали да посмеивались: малолетки и есть малолетки, сон приснился – за явь принимают.
- И вообще, дети и сети – это безнравственно, - изрек, наконец, крепыш. – А потому мы вашу сеть конфискуем. Возражений нет?
- Ой, да пожалуйста! – согласился Володя. – Только скажите, пожалуйста, в какой стороне Светлогорье. Нам домой надо.
Мужчины переглянулись, перемигнулись, и высокий показал рукой в самую гущу лесную:
- Вон туда идите, никуда не сворачивайте – всё прямо и прямо.
И быстренько сеть смотали, в рюкзак уложили, бодрым шагом вперёд двинулись. Скоро сомкнулись за их спинами высокие стебли шеломайника. А мальчишки в указанном направлении побежали без оглядки. Хрустел под ногами хворост, побеги дикого винограда хватали за щиколотки, колючий элеутерококк пребольно царапал коленки, а лианы лимонника скручивались наподобии петель: угодишь в них носком – и рухнешь в траву…
Только на солнечной, жёлтой от лютиков полянке, отдышались ребята. И вспомнили: даже не спросили, как зовут их спасителей. Но сошлись на том, что это, может быть, рыбинспекторы, для конспирации переодетые, - вон как за сеть стыдили, за браконьеров приняли!
Веселую полянку со всех сторон окружали берёзы, а за ними высилась тёмная, густая стена елей. Мальчишки шли по ковру – землю устилал толстый слой рыжих хвоинок, и лишь кое-где сквозь него пробивалась бледная трава. Унылость этого леса скрашивали высокие стройные кусты, сплошь покрытые сочными красными ягодами.
- Что-то я проголодался, - сказал Володя и протянул к ним руку.
- Не тронь! – крикнул Андрей. – Это волчье лыко, несъедобная ягода.
Летела мимо серенькая птичка-невеличка, села на куст волчьего лыка, клюнула ягодку-другую.
- А она ест, и ничего! – заметил Володя. – Не травится!
- Тю! Фома неверующий! Многие птицы и звери едят то, что людям нельзя. Лоси, например, с удовольствием уплетают мухоморы. Так-то!
Хотел Володя что-то ответить, даже рот открыл, но тут с соседней ёлки раздалось тихое то ли воркованье, то ли кудахтанье. Глядь, сидит в ветвях большая серая птица. Вроде как курица, но чуть поменьше, и гребня нет, и не такая голенастая – скорее, на рябчика смахивает.
Встрепенулась птица, в воздух поднялась и скрылась с глаз. А вслед за ней вынырнула откуда-то из-под листвы другая птица, и тоже серая, но крылья – будто разноцветный веер.
- Это сойка, - сказал Андрей. – Я много раз её видел на огороде. Она нашу кошку пересмешничает. Тоже умеет «мяу-мяу» говорить.
- Ну да!
- Эт что! Вот скворец, тот, пожалуйста, и киской промяукает, и будильником прозвенит, и совой побубнит. Универсал!
- И все-то ты знаешь, даже неинтересно!
- А как не знать? Я на этой земле живу, по ней хожу, всё вижу и слышу…
Ребята прошли хмурый, угрюмый ельник, а сразу за ним всё вдруг изменилось: белые стволы берёз, зеленые шары вязов, синее небо, голубые колокольчики, красные звездочки саранок.А на самой крайней ели у опушки сидела та самая большая грустная птица, похожая то ли на курицу, то ли на рябчика. Вот куда, значит, перелетела!
Птица сидела молча. Ребята совсем близко к ней подошли: можно руку протянуть и погладить по перышкам. А птица не боится, только, любопытствуя, шею вытягивает, голову набок склоняет, чтоб мальчишек лучше разглядеть.
- Ой, какая! – восторженно шепнул Володя. – Совсем ручная. Из цирка, что ли, улетела?
Птица молчала.
- Какая глупая! Тебя волки схавают, - пожалел ее Володя. – Разве можно быть такой смирной? – и махнул рукой. – Кыш-кыш!
Но птица никуда не улетала, только голову в перья втянула.
- Не знаю, что за птица, - растерялся Андрей. – Я таких еще не видел. Давай её с собой возьмем. А то, и правда, как бы её, дуреху, волки не схоромчили.
И пошли они дальше. Птицу несли поочередно, и она не вырывалась, и не клевалась. Ручная, как есть ручная!
А вокруг стрекотали кузнечики, жужжали пчелы и жуки, куковала кукушка, к ней другая подстала. Одна «ку-ку!», а другая в два раза больше: «ку-ку, ку-ку!» Соревнование у них началось: кто дольше протянет – не устанет.
И вдруг сквозь птичье пенье пробился звон косы: вжик-вжик!
- Там кто-то сено косит! – обрадовался Андрей. – Косарь наверняка из Светлогорья и подскажет, как нам домой вернуться. Бежим!
Ребята двинулись на звук косы.
Деревья вскоре расступились, и открылся луг. На нем лежали аккуратные ленточки скошенной травы.
Мальчишки косаря сразу не увидели. В высокой траве маячила лишь его шляпа – соломенная, полоска розовая, полоска жёлтая, и две голубые ленты. Ба! Да не та ли это шляпа, что с пугала пропала?
Коса вжикала, шляпа мелькала, кукушка куковала, разливался над лугом ни с чем не сравнимый аромат свежескошенной травы. Хорошо-то как! От избытка чувств Володя крикнул:
- Эге-гей!
Окликнуть косаря хотел.
- Эй, эй, эй! – из лесу эхо отозвалось. А шляпа нырнула в густую траву и ни гу-гу. Будто бы и не было косаря на лугу.
Тогда Володя применил другую тактику.
- Ау! – крикнул.
Никакого ответа.
- Ау! – Володя даже ногой топнул. – Ну, ау же!
Нет, не показывался косарь. А на том месте, где он стоял, лишь трава чуть-чуть примята. Исчез, испарился. Вместе с косой!
- Ну и дела, - недоумённо протянул Андрей и в затылке поскрёб. – То кикимора нам встретится, то какие-то подозрительные рыбаки, то косарь-невидимка. И чего он испугался?
- А может, он в прятки играет? – предположил Володя. – Такой вот весельчак?
- Ак-ак-ак, - откликнулось эхо. А может, и не эхо? Потому что ребята услышали чьё-то явственное хихиканье.
- Кто тут? – спросил Андрей.
- Ут-ут, - отозвалось эхо. И снова: Хи-хи!
- Хватит в прятки играть! – рассердился Володя. – Нам сказали, отсюда к Светлогорью можно выйти. Это так?
- Не можно, - тоненько кто-то пропищал. И зловредно хихикнул.
Птица недовольно завозилась в руках Андрея, крепче к его ладоням прижалась. Испугалась чего-то.
- Будьте человеком, выйдите нам, - попросил Володя. – Заблудились мы!
- Ы-ы-ы-их-хи-хи! – отозвалось из-за березок, и мелькнула за ними полоска розовая, полоска жёлтая. Шляпа! И как она в лесу оказалась? И на чьей, интересно, голове?
- Поплутайте, поблукайте, в руки лешим попадайте!
Насмешливый голос слышался теперь из-за рябины.
- Стану вас теперь пугать – надо будет удирать!
Не из-за рябины, а с огромного, в три обхвата дуба приговорку эту кто-то произнёс, и тут же:
- У-у-у-у, хо-хо-хо!
Да так громко, чуть не оглушило!
Володя ни жив, ни мёртв стоит. Птица в андреевых руках съёжилась как курица под дождём, даже глаза закрыла. Андрей тоже испугался, но виду не подал.
- Этот незнакомец сам трусливый, - шепнул Андрей Володе. – Если бы не боялся, то давно бы показался. Пойдём отсюда. Да не бегом, не торопись, не надо. А то совсем нас осмеёт, освищет, страху нагонит…
И спокойно к лесу повернулся, помахал рукой:
- Пока! Обойдёмся без подсказки, твоей указки.
Враз хохот и вопли смолкли.
- Эй, куда это вы? – спросил голос из леса. – Неужель не забоялись, меня не испугались?
- Не-а, - отозвался Андрей. На самом-то деле он, конечно, еще как перепугался, но виду не показывал.
- Совсем-совсем не испугались?
- Пусть бабки старые тебя боятся!
- У-у-у-у, - захныкало в лесу. – Обижаешь!
Мальчишки, как и договорились, невозмутимо шли вперёд. Очень им хотелось бежать без оглядки, но они себя сдерживали.
Вскоре они вышли к реке. Над водой – ширь, простор, под ногами – разноцветные мелкие камушки – галька.
И только тут, у реки, птица успокоилась.
И только тут Володя спросил, наконец, шепотом:
- Ты знаешь, кто это был там, в лесу?
- Известно кто, - степенно отозвался Андрей. – Шишига!
- Кто?
- Шишига – это маленький леший, ребёнок.
- Ну да! Их не бывает. Сказки всё это…
- И кикимора – сказки? А кто ж тогда тебя в сеть увязал, а? Как кулему…
И примолк Володя, по сторонам заозирался. Но спокойна была гладь реки, только вдалеке вдоль бережка бродили длинноногие цапли. Они отражались в воде вверх ногами. Впрочем, весь мир тоже опрокинулся в воду. В небесах цвёл кипрей, развесистая ива укрывалась шапкой белых облаков. Откуда ни возьмись вылетел куличок и плюхнулся прямо в центр солнечного диска. Светило тут же раскололось на тысячи сверкающих осколков, жёлтыми кругами разбежалось по всколыхнувшейся глади заливчика.
- Что-то жарковато стало, - сказал Андрей. – Вскупнёмся?
Птицу посадили под кустом у одежды. Пусть сидит, сторожит. А сами в тихую заводь сиганули. Поверх воды среди больших зеленых листьев торчали странные розовые цветы, чуть-чуть полураспустившиеся, густо усаженные шипами. Острые шипы покрывали и листья этих растений.
- Какое страшное! – изумился Володя. – Прямо водяной ёжик!
- Это растение называется эвриала устрашающая, - со знанием дела сказал Андрей. – Нам биологичка рассказывала, что оно - древний реликтовый вид, не переносит малейшего загрязнения и живет только в чистой воде. Так что тут нам можно смело купаться!
Не успел Андрей от берега отплыть, как – цап! – кто-то схватил его за ногу. И Володя тоже забил, замахал по воде руками.
- А-а, попались!
Из воды высунулась Страхотуля Страхотулистая, забулькала противным смешком, в ладоши захлопала:
- Держите, сомы, мальчишек! Сетью их обмотайте, во дворец к Водяному потащим…
Встревожено вскрикнула на берегу птица, на куст лещины перелетела, с него – на другой. И скрылась.
ГЛАВА УШ,
Очень-очень страшная, про Водяного
Под голубым потолком плавали рыбы. Вертлявые уклейки, злые щуки, косатки с острыми гребнями, неторопливые налимы – плавали, играли, гонялись друг за другом, пускали прозрачные пузыри.
Колыхались мохнатые бурые и зеленые водоросли, сновали в них серебристые стайки мальков. Подводный мир мельтешил, искрил и светился. И стояла оглушительная тишина.
Мальчишки, завернутые в сеть, не знали, то ли они уже утонули, то ли ещё живые. А сомы знай себе хвостами крутят, ребят вперёд подталкивают. И дотащили Андрея с Володей, наконец, до коряжины, покрытой какой-то зеленой слизью. Под ней – дыра. В ту дыру мальчишек и спихнули. Упали они на пол. Тут их подхватили два огромных налима, из сети вытащили и за резную, ракушками изукрашенную дверь засунули.
А там – огромный зал, в таинственном полумраке стоит трон – высокий, длинный: десять мальчишек спокойно в ряд рассядутся и ещё место останется. На троне лежала гора разных подушек – большие, маленькие, совсем крохотные.
Ребята не сразу разглядели в подушках сухонького востроносого старичка. Сам с локоток, вокруг щёк – платок, и борода до полу свисает. Как мочало.
Из-за трона кикимора вывернулась, умильно старичку поклонилась, на мальчишек рукой показала:
- Вот моя добыча!
Старичок скривился, будто лимона откусил, схватился за платок:
- Ой-ей-ёй!
- Всё зубоньки болят, - осклабилась кикимора. – Ух, они, негодники!
И помахала сморщенными кулачками кому-то наверху.
- Да-а-а, - простонал старичок. – Обитаюсь в воде холоной, солнышка не вижу, на камнях не греюсь. Ой-ей-ёй!
Говорил он быстро. Слова слипались как конфеты-подушечки. Когда их несколько штук в рот положишь, попробуй-ка поговори. Выйдет: бу-бу-бу да бу-бу-бу. И если бы мальчишки время от времени сами не практиковались в таком разговорно-конфетном языке, то наверняка речи Водяного не поняли.
- У-у-у, - взвыла кикимора. – Этих бы негодников в темницы подводные заманить, на веки вечные заполонить!
Мальчишки ничего не понимали, только переглядывались. Что за негодники? Откуда? И неужели они сильнее зловредной Страхотули Страхотулистой и хозяина воды?
Старичок с локток, насупив лохматые брови, ткнул в ребят тощим пальцем:
- Вот и брось этих в карцер! А то вырастут – разбойничать станут, жить спокойно не дадут…
- И то верно, - залебезила кикимора. – Зло надо в корне пресекать. У-у, негодники, шныряют-гуляют по лесу, реки-озёра грязнят, костры не гасят – пожары от них потом. У-у-у, защекочу-у-у!
И ручки свои длиннющие к ребятам потянула, пальцами крючковатыми запоигрывала.
- Постой, Страхотуля! – остановил ее старичок. – Они, поди, и не знают, кто я. Ишь, как зеньками-то лупают!
- Всё они понимают, - твёрдо сказала кикимора. – Не дураки, чай!
- Что-то воплей не слышу, страху не вижу, - потряс бородой старичок. – Придётся им объяснить, кто я такой…
- Как не понять? Поняли! – храбро отозвался Андрей. – Вы кикиморин начальник. Водяной, значит. Только в сказках говорится: водяной должен быть большим, а вы росточком не вышли…
- У-у-у! – Взвыла кикимора. – Нахальник! Да как ты смеешь?
- Накажу! – взревел Водяной. – Ох, накажу! Всем другим негодникам наука будет!
Кикимора закивала, хихикнула и, довольная, ручки потёрла:
- Ох, как я старалась, мучилася, пацанчиков добываючи! В сети заманивала, лукавила. Молодым кикиморам пример показывала. И думаю я, батюшко Водяной, начальничок дорогой, раненько я в отставку ушла, есть ещё порох в пороховницах, есть!
- Ладно стонать-то! – насупился Водяной. – Вижу: не по нутру тебе на пенсии сидеть. А что делать? Всё меньше озёр да болот остаётся – осушают их люди. И того не понимают: где кикиморам, русалкам да озерным жить? И молодым, н то что тебе, старой, работы днём с огнём не найти.
- Хи-хи-хи, Люди-то себе ох как вредят! – зачастила Страхотуля Страхотулистая. – Болот не станет – где клюкве, морошке расти? В болотах, как в ларчике, влага хранится. На озёрах птицы водоплавающие гнездятся. А неразумные людишки лишают их дома родного…
- Не стрекочи, частуха! – поморщился водяной и за щеку схватился: видно, снова больные зубы дали о себе знать. – Слова твои скучны, как надписи на плакатах «Береги природу!» Все знают, что нужно ее хранить, но ничего не делают для этого. Может, потому, что трудно найти верное слово, способное душу перевернуть?
- Ой, трудно, батюшко! – потупилась Страхотуля Страхотулистая. – Пока не срубишь сук, на котором сидишь, ничего не поймёшь…
- Да уймись ты со своими проповедями! – отмахнулся Водяной. – Придумай что-нибудь пооригинальнее! От твоих слов зубы еще пуще болеть стали…Ох-хо-хо!
Кикимора обиделась. Вы когда-нибудь видели выражение морды кошки, попавшей под дождь? Вот в точности такую же мину и Страхотуля Страхотулистая состроила, от Водяного отвернулась.
- Не дуйся, Страхотулечка-дорогулечка, не гневайся, и рад бы тебе с работой помочь, да сам, вишь, скукожился-съёжился, с напёрсток скоро стану. Таким ли прежде был?
- Ой, не таким, - злорадно ухмыльнулась кикимора и клык изо рта высунула, зеленым глазом мигнула. – Росту сажень пять, плечи – аршином не измерить. Богатырь!
- Во-во, теперя-то и поглядеть не на что. Сокращаются мои владения – и я уменьшаюсь, скро в эту самую…как её?… в микроскопу как инфузорию разглядывать станете.
И зло на мальчишек взглянул:
- У-у, отродье негодников!
- Хватит с ними чикаться, - закричала кикимора. – Наказать их, наказать!
- Да что мы вам сделали? – осмелился спросить Андрей. А Володя добавил:
- А я вообще в городе живу. И никакую природу не гублю!
- Возмутительно! – рассердился Водяной. – Они ещё спрашивают, чем провинились. Вы – детёныши людей. Среди них есть негодники: леса у рек выкорчевывают, рыбу глушат, сетями её ловят, браконьерничают, воду без очистки в реки по канализации спускают…Подводное царство уменьшается в границах, и виной тому люди.
- Но не все мы плохие, - возразил Андрей.
- Ой-ей-ёй! – скривился Водяной. – Не спорь, отрок! Отколь мне знать, не вырастешь ли и ты негодником?
И он хлопнул в ладоши. Открылась массивная, скрипучая дверь и в зал вплыли два стражника-сома.
- На туманодельню их! – приказал Водяной. – Научите туман раздувать, волны напускать. Чтоб лодки браконьерские переворачивались, суда – сталкивались, сети – рвались!
Сомы приволокли мальчишек в тихий омут. Вода в нём чёрная, гнилая, ни рыбёшки – ни малька. Мрачный, словом, угол.
- Буль-буль-буль, дуй-дуй-дуй! – забулькали сомы.
Смотрят мальчишки – стоит труба прозрачная, а в ней клубится что-то серое, клочковатое.
- А ну, дуй в отверстие! – приказал один из сомов Володе и подпихнул его к трубе.
Володя дунул в отверстие – всё забурлило в трубе, запенилось и через край полезло. Как манная каша из кастрюли!
- Дуй-дуй, буль-буль! – разевают сомы рты и топориками мальчиков в спины подпихивают.
Потянулась над омутом жидкая серая плёнка, и с каждой минутой она всё гуще и гуще становилась, над водой расползалась, прибрежные кусты опутывала, клочьями на ветках повисала. Сыростью и холодом потянуло от омута, и тягучее хмурое месиво по реке лениво двинулось, заклубилось над протоками, в низины-впадины потекло, молочной стеной пути-дороги закрыло.
- Ни зги не видно, - бормотнул кто-то там, наверху. И послышался тихий всплеск весел.
- Может, попробуем удачи тут? – отозвался другой голос. – Терять нам нечего.
- А давай! – согласился первый.
В лодке повозились, постучали-пошуршали и сбросили что-то в омут. Сомы забулькали громче, заволновались, бросили мальчишек и пустились наутёк.
- Чего это они? – удивился Володя.
Но тут что-то оглушительно зарокотало, ударило ребят и, онемевших от страха, подбросило вверх.
Глава 9,
Которой лучше бы не было, потому что в ней кое-кто кое в чём сильно разочаровывается
Ребята очумело качались на воде. Распластались лягушками – и качались. Туман холодил лица. На расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Где берег – не понять.
- Нормально сработало! – раздался голос.
- Отлично!
- Карасей тоже глушить будем? Или сети закинем?
- Карасей-то? Ради них в воде мокнуть? Да ну! Лучше в озерко динамиту фуганём.
- Точно. А сетями протоку перегородим. Глядишь, калугу поймаем. Охота копчененькой калужатинки-то! С пивом она ох хороша…
Мужчины говорили где-то совсем рядом.
- Пора лодку спускать. А то рыбка-то очухается…
- Туман, ни черта не видно.
Раздался тихий всплеск – столкнули, видно, резиновую лодку. Шлёп, шлёп – весла в ход пошли.
Мальчишки сориентировались по этим звукам и вскоре подплыли к берегу. Осока скрывала их с головой. Двойное получилось укрытие – туман и высокая трава.
- Ыпь! Ыпь! – мощно взревел рядом то ли бык, то ли лось. Володя от испуга так и сел, схватил Андрея за руку.
- Это птица, - шепнул Андрей. – Называется выпь. Не бойся!
Таинственные рыбаки голосов больше не подавали, даже плеска весёл не слышалось.
- Ыпь! Ыпь! – повторила выпь.
- Упу-уп! – откликнулась ей какая-то другая тица.
Из разнотравья, от солнышка остывающего, выскочила какая-то птица, на крохотную курочку похожая. Молча взглянула на ребят и снова в траву шлмыгнула. Это была перепелка.
Над омутом вспыхнуло желтое пятно, заскользило по воде - светили фонариком.
- Ишь, раскричались! – пробурчал один из мужчин. – На мушку бы вас, пернатых бестий! Пугаете людей средь ночи!
- Свети – не свети, рыбы нет, - вздохнул другой. – Эх, госпожа удача, для кого ты бедная, для кого – иначе…
Жёлтое пятно заскользило к берегу. Мужчины спрыгнули в мокрую от росы траву, вытащили лодку и уселись у кустов, где как раз и таились мальчишки.
- Костерок бы развести, - мечтательно сказал один. – Чайку бы испить!
- Ага, рыбинспекторы, как бабочки, на огонёк тут же слетятся, - съязвил другой. – Нет уж, сначала сеть поставим. Потом замаскируемся: закидушки бросим, над костром чайник повесим – культурно отдыхаем, граждане инспекторы, и знать ничего не знаем, и ведать не ведаем, кто это там сети поставил…
- А сеть, согласись, хороша. Ячея мелкая, крепкая, и что за нитки! Прочные. Должно, старинные. Таких теперь не делают.
- И где её только эти пацаны нашли? Лопухи! Поверили нам, ха-ха-ха!
- Сообразиловка у ребят не сработала: солнце заходит на западе – значит, напротив восток, вот и ориентируйтесь, где Светлогорье.
- К лешему на задворки отправились, хи-хи! С перепугу. За охранителей природы нас приняли, ой, не могу!
Мальчишки догадались: столкнулись с браконьерами. Ими были как раз те строгие мужчины, что случайно вызволили их из кикимориной сети и благополучно ее конфисковали.
- Эх, растяпы мы, растяпы! – прошептал Андрей и по лбу себя стукнул.
- Ещё и издеваются, - ответил Вова. – Вот бы к Водяному попали. Он научил бы их уму-разуму!
- Ыпь! Ыпь! – согласно отозвалась из темноты выпь.
Глава 10
Про то, как мальчишки проучили браконьеров
Ночь была беспокойной. Браконьеры ставили сеть – ребята за ними следили. Браконьеры уплетали бутерброды с красной икрой, чай пили – у мальчишек под ложечкой сосало, в животах бурчало. Да так громко, что браконьеры испугались:
- Гром, что ли, гремит?
И скорей-скорей палатку ставить! Но сидели они в ней недолго, выглянули: ни грома, ни молнии, ни дождинки – сплошная темень.
- Ну что, брат Митроха, - сказал тот, что повыше. – Побалуемся ружьишком?
- А чё? Зря брали, что ли? Айда в лес, Санёк!
Поозирались, пооглядывались да и сложили в краснотал резиновую лодку, тяжелые рюкзаки и свёрнутую палатку. Костёр водой залили, травой забросали – будто бы и не горел тут огонь.
- Порядок!
- Отлично, Митроха!
Вскинули братья-браконьеры ружья на плечи, в лещину шагнули, сомкнулись за ними ветви, будто бы и не было никого, всё тихо и спокойно.
- Пойдём, навредим браконьерам, - предложил Андрей Володе.
Он терпеть не мог людей, разоряющих природу, и ещё – ворон.
В Светлогорье возле школы растет огромный дуб. Ему, может, лет сто, а может, и больше. Так вот, каждую весну на него слетаются вороны со всей округи – их так много, что крона дерева шевелится как живая, и вороний грай забивает все остальные звуки – голоса людей, концерт из репродуктора, шум машин.
Перед закатом вороньё, словно по команде, умолкало и совершенно бесшумно, не проронив ни единого звука, разлеталось в разные стороны. На следующий день их конференция снова собиралась на том же дубе, и опять вороны надрывались от крика, обсуждая что-то очень важное.
Но не только за эти наглые крики не любил Андрей ворон. Они зорят чужие гнёзда, прямо со двора могут похитить цыплят. Прошлым летом одна нахальная ворона прямо на глазах Андрея схватила сразу двух цыплят! После этого случая, как только вспомнит их писк, так и видеть спокойно ворон не может. А чем браконьеры лучше? То же воронье, только не двулапое, а двуногое!
- Не-е, я боюсь вредить им, - поёжился Володя. – У них ружья. Поймают – плохо нам будет.
- Эх ты! – сказал Андрей, раздвинул ветви и в темноте исчез.
А Володе ещё страшнее стало. Возмущённо зашумел ветер в вершинах деревьев. Заскрипели сердитые старые ветлы. Ухнула и раз, и два сова, и какая-то птица забубнила: «Бу-бу-бу!» В траве что-то шуршало, попискивало, фыркало. Обернулся Володя назад, а там – вот жуть! – горят два зеленых глаза. Волк?!
- Ай! – шепнул Володя. Он, может, и громко, во весь голос заорал бы, да очень уж испугался – сразу осип. Упал Володя в траву и скорей, скорей – в кусты. Там Андрей шебаршился.
- У-у, волк там! – сказал Володя.
- Ой!
Вообще-то, Андрей редко говорил «ой!» и «ах!». Несолидными для мальчишки считал эти междометия. Но Володя появился так неожиданно и с таким жаром произнёс своё «у-у-у!», что Андрей от растерянности на землю хлопнулся.
- Фу, напугал! Где волк? Какой волк?
- Вон, смотри!
И правда, в темноте жутко мерцали два зелёных глаза. И чуть подальше – ещё, и ещё светились глаза.
- Стая, - охнул Володя. – Их тут целая стая!
- Тихо ты! – оборвал его Андрей. – С чего ты взял, что это волки?
Он поднял с земли палку и бросил ее. Она с глухим стуком врезалась во что-то плотное – и тут же один глаз разлетелся на десятки искорок, другой светился по-прежнему.
- Гнилушки, - пренебрежительно сообщил Андрей. – Разве ты не знаешь, что старые пни могут светиться?
Володя молчал. Ему было неловко оттого, что испугался каких-то обыкновенных гнилушек. Андрей это почувствовал и переменил тему разговора:
- Докладываю, - сказал он. – Лодку я гвоздём проколол, насос в реку бросил. Что с рюкзаками делать, не знаю. В одном что-то тяжёлое, как кирпичи. Другой – с провиантом.
- И ты не знаешь, что с ним делать?
- Нет, - резко перебил Андрей. – Оттуда мы ничего не возьмём. Это всё равно что своровать. Нельзя! Мы – не воры…
- А пропадать с голодухи лучше?
- Не пропадём, - успокоил Андрей. – В лесу голодает только глупый человек, неумеха.
Мальчики бросили в воду и палатку. Даже камень к ней привязали, чтоб сразу ко дну пошла. И «съедобный» рюкзак – туда же. А тот, в котором лежали едко пахнувшие кирпичи, с собой понесли. Андрей определил: это наверняка взрывчатые вещества, может быть, тол или динамит. В воду кидать нельзя – вдруг взорвется! И оставлять не нужно – браконьерам пригодится. Лучше где-нибудь запрятать.
Только отошли ребята от стоянки, как в лесу – бабах! бабах! – выстрелы зазвучали. И ещё! И ещё! Взраз все шорохи стихли, и даже выпь примолкла. Только загудел в кронах встревоженный ветер, да сильнее застонали-заскрипели ветлы.
- Браконьеры шалят, - вздохнул Андрей. – В это время года охота запрещена: и звери, и птицы детенышей на ноги поднимают.
Сквозь ветви деревьев просвечивали редкие звёзды, в траве искрились светлячки, перемигивались на пнях гнилушки – не так уж и темно было в лесу. Кое-где на кустах ещё болтались клочья тумана, и ноги холодила ночная роса. Мальчишки старались не забираться в густую траву, чтобы не вымокнуть.
Но вот ярче засияла луна, веселее захороводили звёзды и в переменчивом, бледном свете ребята увидели ствол старой липы.
- Вот это то, что нам надо, - сказал Андрей. – Смотри: дупло. Большое какое! В него не только рюкзак, но и мы сами поместимся.
Только залезли ребята на дерево, как на полянку вышли браконьеры. У Митрохи на поясе болтался заяц, а Санек нес на плечах олененка.
- Хорошо отдохнули, эх, всласть постреляли! – радовался Митроха.
- Шороху, хе-хе, навели, - вторил Санёк. – Рыбку ещё бабахнем и – по домам!
- Эге, добыча-то у тебя, вишь, брыкается!
- Ничё, пущай. – отмахнулся Санёк. – Специально оленёнка не добиваю, нехай живёт, всё мясцо свежее будет. Соображаешь?
Митроха захохотал, свого зайца за лапу дёрнул:
- А мой-то готов! Как бы на жаре не протух. Пока-то до дому доберёмся…
Тихо переговариваясь, Митроха с Саньком скрылись в зарослях молодых осин.
Глава 10,
в которой медведь лезет в дупло и что из этого получается
Андрей предложил Володе спасти оленёнка. Но тот вдруг заупрямился. В общем-то, Володя и не против был, но боялся Митроху с Саньком. Ух, какие они сейчас, наверное, злые! Кому же понравится разоренье табора? Главное, что без резиновой лодки остались, и динамита нет. А ведь рыбку собрались глушить.
- Попадешь им под горячую руку – прибьют ещё, - сказал Володя. – Ну их!
- Тогда ты тут останешься, а я на разведку схожу, - решил Андрей.
Но и оставаться один Володя тоже не хотел. Чего доброго, опять кикимора явится или тот, в шляпе с ленточками, пугать будет. Ну и лес! Заповедник сказок, а не лес. Вот и дупло какое-то подозрительное – чистенькое, соломка подстелена, сушеные грибы в углу валяются. Вдруг это домик какого-то лесного зверя? Хорошо, если белки безобидной. А вдруг живёт тут крупный и нахальный зверь, а?
И точно, засопел- запыхтел кто-то, по стволу полез – липа так и задрожала. Выглянул Володя из дупла и обмер: медведь! Чёрный такой, с белым платочком на шее.
- Ой, - только и сумел Володя вымолвить. Но Андрей не растерялся – закричал, палкой застучал.
- Ры-ик! – икнул от испуга медведь.
Он кубарем скатился на землю, встал на задние лапы и на дупло уставился. Андрей палку в него метнул – ошарашенный медведь взревел и был таков. Еще долго было слышно, как он ломился сквозь чащу.
- Гималайский медведь, - определил Андрей. – Бурый мишка здоровей и сильней его. Но и тот, и другой трусят, когда человек шум поднимает. Об этом в Светлогорье даже малыши знают: встретишь медведя – ори, стучи в ведро, свисти, и он сам тебя испугается…
Однако Володе не хотелось в одиночку демонстрировать силу своих лёгких, и – была, не была! – он согласился идти выручать оленёнка от браконьеров.
Это оказалось делом нехитрым, можно сказать, даже простым. Митроха с Саньком, как разор увидели, так головы и потеряли. Туда-сюда по берегу запметались, по кустам зашныряли. Туда-сюда, фырк-фырк! Будто стометровку на физкультуре сдавали. И при этом блажили:
- Грабители!
- Похитители!
- Раз-зорители!
И другие слова, самые чёрные, так и носились за ними. Как мантия за разгневанным королем.
Вдруг Митроха встал как столб и, взгляд от земли не отрывая, медленно опустился на четвереньки.
- След, - прошептал он. – След!
И точно, в призрачном свете луны чётко выделялись отпечатки обуви: левый ботинок – справа, правый – слева.
- Беру след, - сказал Митроха и, как был на четвереньках, так и пошел вперед. На физкультуре это «гусиной ходьбой» называется. Санёк тронулся за ним.
Ничего этого ребята не видели. Пришли позднее. И очень удивились, нигде браконьеров не обнаружив. Зато связанный олененок лежал в траве.
Ребята распутали веревки, и оленёнок встал на ножки, шагнул разок, другой – это у него получалось плохо. Передняя левая нога совсем не слушалась – наступать нельзя: больно! Из раны сочилась сукровица.
Оленёнок попробовал скакать на трех ногах, но тут же опрокинулся в траву. Он тяжело вздохнул, закрыл глаза и опустил голову в росистую траву.
Мальчишки, не сговариваясь, бережно подхватили его и понесли прочь от опасного места. Вскоре они вышли на едва-едва приметную тропинку. Если существует тропинка, значит, она куда-то ведёт. Уж не к Светлогорью ли?
Сначала тропинка проходила через заросли шиповника. Его шипы царапали кожу, хватали за одежду. Сердитый какой! А ведь красивое растение, особенно его плоды, похожие на бусинки: сами жёлтые, с боков – румянец, который был заметен даже в сером предутреннем свете. К сентябрю ягодки совсем покраснеют, станут мягкими и сладкими.
А потом тропинка нырнула в овраг, а там – густой малинник! Тут даже оленёнок не удержался – к ягоде потянулся.
Из оврага тропинка едва приметной ниточкой на сопочку потянулась. Рядом – ручей. С камешка на камешек поскакивает, то перьями папоротника укроется, то под чубушник нырнет – веселый ручей, говорливый!
Забрались ребята на сопку, тут и кончилась тропинка. Под высоким кедром примостился старый шалаш. Он почернел от дождей, полуразвалился. Жил в нём когда-то грибник, а может, корневщик.
Грибник, ясное дело, собирает боровики, обабки, маслята-опята. А корневщик – коренья, и не какие попало – целебного женьшеня. Это растение нынче большая редкость. Найти его в лесу так же трудно, как золотой самородок в степи. Но у некоторых таёжников есть заветные, втайне от всех хранимые урочища, где женьшень еще сохранился. Корневщик о них даже своим самым закадычным друзьям ни за что не проболтается. Тайна передается от отца к сыну. И это понятно, ведь корень дикорастущего женьшеня - настоящая драгоценность: он возвращает больным хдоровье, слабым – силу, старым – молодость.
На вершине шалаша сидела белка, умывала лапками рыжую мордашку. Увидела ребят – хвост распушила и на кедр юркнула. Она забралась почти на самую верхушку, и разглядеть ее в кроне дерева было невозможно.
С соседней калинки вспорхнул воробей, да не простой – красный.
- Чечевица, чечевица! – зачастил он на весь лес.
Эту птицу так и зовут – чечевица. А у подножия кедра в предрассветной сини рябила вода – это бил из-под земли родник. Отсюда и бежал вниз по склону говорливый серебристый ручеёк.
Оленёнка положили у родника, и он сразу потянулся к воде, припал к ней мордочкой, даже глаза от блаженства закрыл. Вкусна лесная водица!
Высоко в небе пролетали две белые птицы. Вдруг в мгновение ока они вспыхнули ярким пламенем. Что за чудо?
- Солнце восходит, - сказал Андрей.
И точно, из-за горизонта показался краешек оранжевого диска солнца.
Обрадовавшись началу нового дня, грянул птичий хор. Мухоловки, славки, камышовки, овсянки старались изо всех сил. Их песню умело поддерживал ударник-дятел: стук-стук, стук, стук-стук! Лишь незадачливая кукушка никак не могла вписаться в хор. Как заладила своё «ку-ку-ку», так на одной ноте и держалась.
Ветви пушистого рябинолистника осторожно раздвинулись, и на полянку вышла оленуха. Осмотревшись, она увидела своего детеныша и бросилась к нему. Оленёнок встрепенулся, потянулся к матери, а та припала на передние ноги и принялась его вылизывать, шёрстку приглаживать. Она не боялась мальчишек. Наверняка знала, что они спасли ее сына.
Оленёнок попытался подняться с земли, но мать не разрешила, наоборот – копытцем подтолкнула к роднику, заставила раненую ногу опустить в воду.
- Ну вот и всё, - сказал Андрей. - Мы свободны. Олениха лучше нас знает, как ей оленёнка выходить…
Глава 11
о таинственной лесной избушке и её хозяине
Ребята спустились с сопки и почти сразу же натолкнулись на озерцо, заросшее рогозом. Над его мечевидными листьями торчали на длинных стеблях тёмно-коричневые бархатные шишки.
- Напоминают эскимо на палочке, - вздохнул Володя. – Эх, сейчас бы хоть капельку «кока-колы» и хоть капельку эскимо. Или просто кусочек хлеба с маслом…
Андрей окинул взглядом заросли рогоза и загадочно улыбнулся:
- Эскимо не обещаю, а жаркое – пожалуйста!
- Да ну тебя! – Володя состроил страдальческую мину. – Всё бы тебе шутки шутить!
- Ан, нет! – весело ответил Андрей. – Всё сам увидишь. Хорошо, что я у браконьеров спички взял. Пригодятся сейчас…
Он умело и быстро развел костер, выдернул из воды несколько толстых корневищ рогоза, обмыл их и положил у огня.
- Еще лопухи нужны, - сказал Андрей. – Поможешь накопать их корней?
Володя приспособил для копки крепкий сосновый сучок. Корни, крепко сидящие в земле, приходилось выдирать, они ломались, но все-таки он собрал небольшую их кучку.
- Давай хорошо промоем корни, - предложил Андрей. – Нам их придется есть.
- Вот это? – скривился Володя. – Даже первобытные люди навряд ли их ели…
- Ну, то первобытные! – пожал плечами Андрей. – А вот японцы, к примеру, лопух даже специально выращивают на огородах, Я сам об этом читал в книжках…
Пока мальчишки возились с корнями, костёр прогорел, и Андрей разгреб красноватые головёшки, положил в седой пепел добычу. Сверху он присыпал корни едва тлеющими угольками.
Володя никак не мог поверить, что это можно есть. Но когда Андрей наконец-то вынул их из пепла и угостил его ими, он с удивлением обнаружил: корни хорошо пропеклись и были вполне съедобны, даже вкусны!
А десертом для ребят стали ягоды красной смородины. Они растекались во рту кисло-сладким соком и смешно пощипывали язык.
- Хорошо-то как! Заморили червячка! – сказал довольный Володя, утирая губы. – И совсем неплохи печеные коренья… Но знала бы моя мама, чем я тут питался!
И тяжело вздохнул, представив, как мама, тетка и дядя наверняка всю ночь тревожились, искали его с Андреем в окрестностях Светлогорья, переживали и, может, даже навзрыд слёзы лили.
- Попадёт нам, когда мы домой вернемся, - вздохнул Андрей. – Отец точно решит, чтоб я отныне ни шагу в лес!
- А моя мама скажет, что я у неё забрал года три жизни, - расстроился Володя. – Она всегда так говорит, когда из-за меня переживает.
Переговариваясь, мальчишки вышли на полянку, усыпанную звёздочками красных саранок. Андрей сразу к ним побежал.
- Чего ты цветы нюхаешь? – удивился Володя. – Прямо как девчонка!
- Иди сюда, - позвал Андрей. – Вкуснятина!
Саранки он не нюхал - дергал за стебель, который выходил из земли вместе с мясистой луковицей. Андрей очищал её от земли и ел!
- На, попробуй…
Володя с опаской откусил сладковатую мякоть. Правда, вкусно!
- Вот и сладкое было у нас на обед, - сказал довольный Андрей. – Но хватит уничтожать этот деликатес! Пусть несколько луковиц в земле останутся. На развод…
Володя утер губы и прислушался: в лесной чаще, вроде, раздался хруст веток, кто-то кашлянул и послышался лёгкий, ехидный смешок.
- Начинается, - шепнул Володя и на всякий случай ближе к Андрею придвинулся. – Чертовщина какая-то…
- Не бойся, - спокойно ответил Андрей. – Это опять шишига шутит.
- Нет, ничего не понимаю, - рассердился Володя. – Куда я попал? У вас тут полно кикимор, водяных, леших, а ты – хоть бы что, не боишься. Будто так и надо. Как да опять под воду упрут, а?
- А чего бояться? Бабушка учила: не делай зла, и тебе никто его не сделает. И ещё: все сказки, даже самые жуткие, хорошо заканчиваются.
- А всё равно – страшно! И откуда только лешие тут взялись?
- Бабушка рассказывала: они давным-давно в лесу поселились. Чтобы деревья, зверей охранять. Еще бабушкина бабка с одним лешим познакомилась. Он её в трёх соснах заблукал, представляешь?
- Ничего себе – познакомилась!
- А за дело пугал. Прабабка любопытная была. Нашла тетеревиное гнездо, в нём – птенцы. Она и решила одного себе взять, тетерева дома вырастить. Но тетеревенок загрустил, заболел и погиб. Вот и провинилась бабка перед лесом. Не надо брать из него то, что на пользу не пойдет…
Снова хрустнула ветка, и кто-то громко захлопал в ладоши.
Володя за Андрея ухватился, зашептал:
- Пойдём отсюда скорее!
- Куда? Кругом – лес!
Володе было чего бояться. Он из рогатки воробьёв пугал, и однажды подбил сороке крыло камнем. Вдруг она лешему пожаловалась? Сказки сказками, но чего только на свете не бывает!
- Хо-хо-хо! – загремело в чаще. – Ух, ух, ух!
Тут и Андрею стало не по себе. Взялись мальчишки за руки и помчались напролом – через кусты, высокую траву – куда глаза глядят. Уханье между тем всё тише становилось.
Насилу переведя дух, ребята остановились на красном пригорке – так много тут росло саранок! Посередине стояла маленькая избушка. Вся от мха зелёная, а на крыше – желтые цветы чистотела вперемешку с лебедой.
- Избушка, как в сказке, - на одной ножке. Окошечко – крохотулистое, дверца – малюсенькая. Чтобы внутрь попасть, нужно по лесенке забираться.
- Ай! – сказал Володя.
- О, - сказал Андрей. – Балаган!
- Чего? – не понял Володя.
- Балаган, - говорю. Его охотники построили. Да ты сам гляди!
Одна ножка – это пень, оказывается. На нем избушка и держалась. Ни росомаха, ни медведь в неё не залезут, да и волки не похитят спрятанную внутри добычу.
- Пойдём посмотрим, что ли? – предложил Андрей.
- Пойдем.
- Айда!
Сделали шаг-другой, остановились.
- Ну, чё ты не идешь?
- А ты чего?
И ещё шагнули. Володя совсем бы никуда не пошёл, да перед Андреем неудобно: еще подумает, что он трусит. А какой же мальчишка хочет таковым прослыть? Да и оставаться одному на полянке – еще страшнее. Нет, уж лучше вместе!
Заскрипела-засердилась под мальчишками лестница, дверка сама собой шире распахнулась, и там, в глубине домика, что-то засветилось. От неожиданности ребята чуть кубарем не скатились.
- Ну-ну, - послышался добрый, чуть хрипловатый голос. – Зачем пугаетесь? Проходите – гостями будете!
Глава 12,
в которой читатель тоже знакомится с лесовиком и узнаёт, куда улетела дикуша
На лавке у мутного окошка сидел белый как лунь старичок. Его лицо, напоминавшее тёмный морёный дуб, было испещрено морщинами, и светились на нем васильковые глаза. Белая льняная рубашка, ворот – узорами расшит. Брюки в широкую, как на матрацах, полоску. И в лапти заправлены. А обуты-то они неправильно: на правой ноге – левый, а правый – на левой, носки в разные стороны смотрят. Пригляделись мальчишки, и вовсе удивились: одежда-то на деде шиворот-навыворот надета! Что за ряженый такой?
- Здравствуйте, здравствуйте, - хитровато посмеиваясь, ласково закивал старичок. – Молодилом меня величают. Знакомы будем! А вы, гляжу, моей одёжке удивляетесь? Ну-ну! Обычай у нас такой, не нами заведенный. Соблюдаем его. Да не стойте вы в дверях, парнёчки, в ногах-то правды нет. Сядьте, отдохните, в себя придите…
А домик-то внутри чудной! Стен как бы и нет, вместо них – высокий частокол разлапистых борщевиков, белых кашек и синих колокольчиков. Вверху лохматились вперемешку ветви кедра, берёз, осин, и в них играли солнечные лучи, плясали на блескучих листьях, жёлтыми пятнами выделялись на короткой, густой травке – она вместо ковра под ногами лежала. А в глубине этой полянки стояла большая печь.
- Гости на печь глядят – видно, каши хотят, - заулыбался дедок. – Аль не слышишь, совушка-сова?
- На печи сидела мохноногая сова, хлопала желтыми глазищами.
Мохноногая сова, как убогая вдова, - в лес по дрова, по валежник, - сказал старичок присказку, и птица тряхнула крыльями, вон полетела.
- Знаю, знаю: давно уж не едали, чайку не пивали, - приговаривал Молодило. – Чуть-чуть покусовничали. Асанна мне обо всём доложила.
Откуда-то сверху выпорхнула крупная птица, уселась деду Молодилу на колено и согласно, по-кошачьи фыркнула. Это была старая знакомая мальчишек – молчаливая, непугливая птица, та, которую Андрей в руках носил.
- Встречай гостей, Асаннушка, - ворковал дед. – Шибко ты за них переживала, волновалась, матушка. Выручить хлопцев просила. А они сам-герой!
Птица спокойно смотрела на ребят и по-прежнему молчала.
- Асанна, - задумчиво произнёс Андрей. – Что-то не слышал я о такой птице…
- Эхе-хе, - вздохнул старичок. – Асанной её нанайцы называют, но больше она известна под именем дикуши. Некогда по всей тайге селилась, сейчас лишь в моей глуши и сохранилась. Доверчива шибко. Никогда от человека не улетает. Смирная, в руки ему даётся. Вот и переловили дикуш жадные люди…
- Надо научить её людей бояться, - встрял в разговор Володя. – Пусть немножечко трусихой будет…
Дед засопел, недовольно запыхтел, но сказать ничего не сказал. А дикуша удивлённо на Володю воззрилась, что-то тихонечко себе под клюв фыркнула.
- Правильно, - ответил ей дед. – Я им всё покажу. Не сейчас – потом.
Мальчишки переглянулись. Странный, право, дед. В сказочной избушке жив1т, с птицами разговаривает. Уж не старичок-лесовичок ли он?
- Ага, - кивнул дед. – Он самый. Шибко страшный?
- Не-а, - мотнул головой Андрей. – Мы думали: страшней!
- Хе-хе, для кого как, - ухмыльнулся дед, и морщинки на его лбу собрались веером. – А вот и сова прилетела!
В когтистых лапах сова принесла охапку хвороста.
- Молодец, совушка-сова, большая голова, - похвалил её лесовичок. – Полюбится сова – лучше ясного сокола! Уж она работница, до мышей охотница.
Сова села на печь, вытаращила круглые глаза и что-то недовольно ухнула лесовичку в ответ.
- Ладно, ладно, хвалить не буду. Печь топи, кашку вари. Когда дрова горят, тогда и кашу варят. Щи да каша – кормильцы наши.
Под стариковские присказки сова шустро затопила печь, поставила горшок, забубнила над ним, заплясаоа. И заструился от печи сытный, ароматный дух.
- Мать наша – гречневая каша: не перцу чета, не прорвёт живота! – зачастил лесовик, поводив носом. – Асанна, готова каша – где ложка наша?
Дикуша встрепенулась, подлетела к шкафчику в углу, да что-то замешкалась там.
- Э, - повеселел дед, - она не знает, хлопцы, какую ложку вам подать. Может, межеумок?
- Чего-чего? – не понял Володя.
- Хе-хе, - махнул рукой лесовичок, из рукава его рубашки вылетела жёлтая бабочка и закружила над столом. – Вы, чай, железными ложками едите, а старинного заведения и не знаете. Межеумок – простая широкая ложка. Из дерева, вестимо. Есть у нас и бутырка – такая же, но толще, грубее. Боская – долговатая, тупоносая, а полубоская – покруглее, есть и носатая. Какой хлебать будете?
- Нам всё равно, - растерялся Володя. – Правда, Андрей?
- Красна ложка едоком, лошадь – ездоком, - заприговаривал лесовик. – Наш Мирошка поест и без ложки…
Но дикуша принесла ребятам кленовые ложки, расписанные яркими узорами. Долговатые, туповатые – значит, боские. Сова горшок на стол поставила.
- Не хлебать, так и ложки не держать! – буркнул лесовик и первым зачерпнул густой рассыпчатой каши. Ребята последовали его примеру. Ели да похваливали: вкуснятина!
- Точно ли вкусная? – спросил вдруг лесовичок. – Угодил вам лесной дедушко?
Володя большой палец вверх поднял: во! Сказать-то не мог ни слова: полный рот каши, не успел проглотить. Он совсем освоился в избушке, и старичка-лесовичка не боялся. Чего его пугаться-то? У него глаза добрые, не злые, сразу видно – не вредный. И потом, вообще-то, Володя подумал: может, всё это ему снится, и скоро он откроет глаза, сладко потянется и пожалеет, что сон кончился. Потому что, по правде, не бывает ни кикимор, ни водяных, ни шишиг – их можно придумать и даже поверить, будто они есть. Всё это сказки! Но в них так хочется верить.
Правда, Володе почему-то никогда не снились никакие лешие или дива болотные. Ему всё больше снилось про всякие космические путешествия, необитаемые острова, пирата Билли-Бонса, мушкетеров, компьютерного Паркана, и еще снилось – будто бы он умеет летать: поднимается высоко-высоко, под самые облака, и сердце радостно замирает, и глаза зажмуриваются от синевы неба, и кожу освежает прохладный встречный ветерок, и вся земля внизу кажется такой маленькой и невсамделишной, будто бы нарисованной.
Иногда Володя летал сам по себе – как птица, а иногда кровать оборачивалась ковром-самолётом и мчала его за тридевять земель, и однажды упал на одеяло красный кленовый лист. Его Вовка под подушку спрятал – очень уж красивый! А утром обнаружил его в постели. Вот и пойми после этого: где сон, где явь?
Наверное, только во сне к тебе может явиться заяц, побарабанить лапками в дверь и пискляво спросить:
- Скатерть-самобранку не угодно ли?
Володя открыл глаза и увидел настоящего серого зайца. Он стоял на задних лапах, спешно топорщил усы, быстро-быстро нюхая воздух, и косил на ребят зеленым глазом.
- Скатерть-самобранка расстелена, - повторил заяц и поклонился Володе. – Говорю это специально для вас, молодой человек. Да-да. Десерт подан.
- Хе-хе, - сказал лесовичок. – Старается косой, исправно службу несёт. Пойдёмте-ка, парнёчки, на свежий воздух, в тенёчек. Посидим рядком, поговорим ладком.
И, правда, под бузиновым кустом расстелена скатерть-самобранка: сизая ежевика, красная малина, алая брусника, синяя голубика, зелёный, с просвечивающей косточкой, кишмиш – каких только ягод нет!
Володя, однако, немножко расстроился: самобранкой оказалась обычная полянка, вот и трава-мурава стелется, да и ягоды – не на блюдце, а на кустах!
- Не сумневайся, - хохотнул Молодило. – Всё равно – волшебная! Где ты видел, чтобы враз поспели, к слову, брусника и земляника?
- И правда, - поддакнул Андрей, - земляника – первая ягода, а брусника, считай, последняя: ее срок осенью подходит.
- То-то! – довольно улыбнулся Молодило. – Знаешь календарь лесных даров!
Тут кусты затрещали, сороки шум-гам подняли, и вывалился из зарослей чёрный косматый ком, рявкнул, встрепенулся – медведем оборотился. Мальчишки тут же вскочили, но лесовик их успокоил:
- Это старый ваш знакомец – гималайский медведь, - и укоризненно на мишку посмотрел. – Здороваться, Потапыч, надоть, а не пугать людей.
Медведь осторожно положил в траву зелёный рюкзак (его мальчишки сразу признали: тот самый, браконьерский!), поднял правую лапу вверх и приветственно ею помахал. Будто комаров от уха отгонял. И так это у него уморительно получилось, что ребята чуть не прыснули от смеха.
Мишка подошёл к лесовику и принялся часто и сердито рявкать.
- Знаю, знаю, - кивал Молодило. – Ах, негодники! Ах, злодеи!
Медведь, ободрённый, ещё сильнее зарявкал, лапами замахал.
- Ну-ну, - успокоил его лесовик. – Самому расправу чинить не надоть. Замани-ка их на Воспитательную полянку. Поучим уму-разуму.
Медведь радостно рявкнул, упал на четвереньки и стремглав кинулся в лес, только сучья затрещали. А рюкзак остался лежать в траве. Цвиркнул на ёлке бурундук, любопытная белочка с кедра зацокала и смолистую шишку в рюкзак метнула.
- Но-но! – строго насупился лесовик. – Не балуйте, звери! Взрывчатка нам еще пригодится…
Володя хотел спросить, но онемел: посередине скатерти-самобранки сам собою вырос пень, покрытый бугристой корой. Из стороны в сторону закачался, взвыл дурным голосом:
- У-у-у!
- Охо-хо-хохонюшки, - усмехнулся лесовик, - нет дома Офонюшки, а Офонюшка-то тут да распорядочек-то крут, - сердито прикрикнул:
- Не балуй, озорник!
Пень съёжился, рассыпался серой гнилью, и на его месте появился рыжий конопатый мальчишка. На голове – шляпа, та самая! Полоска розовая, полоска жёлтая, и две ленточки голубые развеваются. Андреевой мамы шляпа! Надет на мальчишке старинный красный кафтан, полы направо запахнуты. И джинсы – с замочками, карманчиками, кнопочками, форсистые такие джинсы. Вовкины!
Глава 13
про того, кто снял с пугала соломенную шляпу
- Сымай-ка, Офоня, одежонку! – распорядился Молодило. – Ишь, бесстыдник, в чужое вырядился!
- Да-а, - шмыгнул носом Офоня, - уж сразу и бесстыдник! Я только поносить взял, не насовсем. Всё кафтан да кафтан, надоело! Ты, дедушка Молодило, от моды отстал. И меня по стариковскому наряжаешь…
- Цыц! – насупился лесовик. – Ить я в гости к Огороднику ходил, всё разузнал. Шибко он обижается: пока, мол, спал, ты шляпу с него стибрил. Ни одной вороны ему теперича не испугать. У-у, бесстыдник!
Ребята во все глаза глядели на Офоню. Мальчишка как мальчишка, до черноты загорелый, и руки в мелких светлых царапках – сразу видно: не любит на месте сидеть, всё ему куда-то лезть надо.
- Ить шишига ты! – продолжал ворчать Молодило. – Какие джинсы! К чему? Звание должен помнить. И одеваться по форме!
- И помню, - огрызнулся Офоня. – Сейчас как взвою – не обрадуетесь.
- Молчи! – прикрикнул Молодило. – А то вицу возьму…
- Сразу и вицу!
- Разговорчив шибко! Леший молчуном должен быть, иль забыл? Уханье да гиканье – твоя, конечно, привилегия, но гикать-то с умом надо, не на всех подряд. К чему шляпа тебе? Шапок лешие никаких не носят, волосы налево расчёсывают, и всё поговорку повторяют: « Шёл, нашёл, потерял». А как с человеком сойдешься, так и молчи, будто немой. Почувствуешь, что негодник перед тобой – вот и обойди его, закрути в трёх соснах, пугай – страху нагоняй.
И тут Офоня на мальчишек оглянулся, скорчил страдальческую минуту и заканючил:
- У всех ребят – каникулы, никакого учения, а у меня каникулы – сплошное мучение. Да вызубрю я, дедушко, все правила, от зубов отскакивать будут! Отдыхаю я, сил набираюсь. Перед учёбой-то…
И снова к мальчишкам обернулся, подмигнул им весело. Глаза у Офони – тёмные, будто дыры чёрные, и в них, глубоко-глубоко, искорки горят. Большие, в пол-лица глаза. И без ресниц, и бровей нет. Птичьи какие-то глаза! Из-за них Офоня и показался мальчишкам необычным, а так – пацан как пацан.
Офоня подошёл к Володе, опустил глаза и тихонечко шепнул:
- Не брани меня, пожалуйста. Я тебе всё равно джинсы вернул бы. Без дедушкина нагоняя. Понимаешь, Паучиха-швея долго мерку снимала, фасон изучала…
- Джинсы, что ли, сшить хочешь?
- Тсс! – Офоня приложил палец к губам. – Как бы дедушко не услыхал, он придерживается старых порядков, - и кивнул. – Ну да, попросил тётку Паучиху обновку сшить. То-то все лешачата обзавидуются!
Из кустов чубушника выпорхнула синичка-гаечка, потрепыхала крылышками и опустилась Офоне на плечо.
- Что, уже выучила урок? – улыбнулся ей Офоня. – Ну, давай!
И синичка защебетала – звонко, голосисто, второпях захлёбываясь свистом.
- Ладно поёшь, да с похлёбкой, - пренебрежительно молвил Офоня и спихнул птичку с плеча. – Вот так надо…
И защебетал, завыделывал коленца!
Синица восторженно носилась вокруг него, всё пыталась Офоне пдпеть, подхватить его посвист. Так они и упражнялись вдвоём, пока зяблик не явился. Он уселся на сухую ветку, шейку вытянул и начал подтягивать:
- Цви-цви-цви!
- Эк распелись! – разулыбался Молодило. – Что-те в консерваториях! Без птиц лес не лес, а скопление деревьев. От них выгодная выгода – древесина, а от птиц – фантазия и красота.
Где-то далеко грянул гром, птицы вмиг смокли, и внезапный порвы ветра усилил громовые раскаты.
- Знать, пора на Воспитательную полянку, - заметил Молодило. – Первый звонок дан. Слышь, Офоня?
А тот уже завертелся волчком на месте – всё быстрее и быстрее, уменьшаясь на глазах. И скоро не стало Офони вовсе! На том месте, где он стоял, покачивался белый шар одуванчика.
- И нам придётся одуванчиковые рубахи надеть, - заторопился Молодило. – На своих двоих не успеть. А так-то, одуванчиками, ветер к месту моментом доставит. Поворачивайтесь, ребятки, поживее вкруг себя!
Мальчишки и раз повернулись, и другой, и завертел их ветерок, закружил, и вот уже ноги от земли оторвались, и Володя с Андреем легко и свободно заскользили над кашками-ромашками, таволгой и чубушником, всё выше и выше - в небо, к солнцу, облакам, налившимся густой синевой.
С непривычки лететь было трудно: то сук зацепит, то ветка по лицу хлестнёт, то запутаешься в воздушных струях и через голову перекувыркнёшься. Но не зря мальчишки летают во сне, не зря! Очень скоро они приноровились увёртываться от преград, легко лавировали между деревьями, а когда поднялись над лесом, то понеслись так быстро, что всё вокруг завертелось цветным калейдоскопом, засверкало и запело. Но вскоре ветер, увы, ослабел, ребята спускались всё ниже и ниже, и вот их ноги коснулись прохладной травы.
Глава 14,
описывающая суд на Воспитательной площадке
Мироха и Санёк разорителей своего табора не сыскали. По таинственному следу забрели в глухую, непроходимую чащу. Ноги оплетали лианы кишмиша, колючий элеутерококк бил ветвями по лицам, аралия вонзала шипы в руки.
Со всех сторон, куда ни сунься, браконьеров окружала плотная зелёная стена, под ногами прогибалась мягкая как поролон болотистая почва. На чёрном, высохшем тополе сидело вороньё. Птицы злобно каркали, а некоторые в ярости ломали клювами ветви, но напасть на мужчин не решались.
Куда они забрались, Митроха и Санёк не знали. Место дикое, сумрачное, хоть бы какой цветочек глаз порадовал – нет, кругом лишь жёсткая осока да кое-где торчит сухой чернобыльник.
Делать нечего, сели Митроха с Саньком у поваленного бурей ильма, привалились к его серому, бугристому стволу и стали гадать, как обратно выйти. Тут-то и зашумело-затрещало в кустах лещины. Что за притча?
- Неужто медведь? – испугался Митроха.
Но нет, раздвинулись кусты лещины – и выскочил на поляну красавец-олень. Встал перед мужиками как вкопанный, боками задрожал: то ли сердится, то ли пугается – не поймёшь. А рога-то как ветви! Красивый!
- Эх, знатное жаркое! – восторженно простонал Санёк.
А Митроха уже за ружьё схватился, прицелился, да какая-то неведомая сила руку ему назад повела: выстрелил, но промахнулся.
Вскинул олень голову, рога к спине прижал и в лес неторопливо удалился. Мужики – за ним. Только Митроха ружьё поднимет, прицелится – зверь на другую сторону переметнётся. Умный!
- Мазила! – закричал Санёк. – Дай-ка мне стрельнуть, - и ружьё у напарника вырвал.
Но и его обхитрил олень: шибко бежал, а как прозвучал выстрел – он и встал: пуля мимо пролетела, даже по рогам не чиркнула.
Олень насмешливо, вразвалочку дальше побежал, только нет-нет да и обернёт голову к погоне, махнёт рогами и в сторону вильнёт. Браконьеры – за ним, а вслед им птицы кричат, вороньё пуще прежнего каркает, валежник трещит, зайцы из-под ног врассыпную порскают. Да такие большущие, и не сказать, чтоб пугливые: отбежит косой, встанет столбиком и ни с места – изучает охотников.
Митроху такое непочтение обидело. Что это за зверь, который человека не боится? Не зверь – недоразумение. Развернулся Митроха и, не долго думая, бах-бах по ушастым. А те как стояли, так и стоят, не шелохнутся. Пригляделся Митроха и оторопь его взяла: березовые пеньки вместо косых. Да что ж это за наваждение?
Но дивиться недосуг, оленя надо догонять. А тот бежит спокойно, плавно – будто плывёт над травами. И вывел мужиков на сухую, сумрачную полянку. Тут и настигла его пуля. Упал олень, перевернулся через голову и рявкнул медвежьим голосом. Митроха так и присел, а Санёк от испуга на ясень полез. Вот это да! Оборотился олень медведем!
Мишка встал на задние лапы, разинул пасть – огромный, косматый, он без боязни двинулся к Митрохе, вырвал ружьё и огрел им браконьера пониже спины.
- Ох! – только и смог вымолвить Митроха.
Почувствовав зуд в ногах, он в мгновение ока взлетел к Саньку на ясень.
Постоял медведь внизу, попереминался с лапы на лапу, переломил ружьишко пополам и, не оглядываясь, прочь пошёл. И новое диво: только что он был огромным, чуть не с копну сена, а тут, глядь, росточком невелик, солидности никакой. В общем, вместо бурого медведя оказался гималайский. Что за фокус?
Смекнули браконьеры: дело нечистое, уж не леший ли водит? От деревенских стариков слыхали: кто лес обижает, тому леший не прощает. Не верили, только посмеивались: «Эх, вы, тёмные, необразованные!»
Ушел медведь, сомкнулись за ним ветви боярышника. Огляделись Митроха с Саньком: куда попали? До чего странная полянка! В лесу трава зеленая, сочная, цветами пестрит, а тут будто выжжена – серая, остистая, там-сям чёрные проплешины, и стоят лишь хилые осины да обугленные дубы. Кругом, куда ни глянь, высятся завалы гнилых пней, обгоревшие комли рябин и берез. И даже ясень, на котором от медведя спасались, ненормальный какой-то: весь искореженный, пожелтевший.
Вокруг стояла оглушительная тишина. Ни стрекотания кузнечиков, ни крика пустомели-сойки не слыхать.
- Двигаем отсюда, - предложил Митроха. – Не по нутру мне это прелестное местечко.
Он слез с дерева первым, а Санёк что-то замешкался. Митроха на него оглянулся, чтобы поторопить, и вскрикнул: напарник, растопырившись лягушкой, болтался на сучковатой ветке. Ясень, казалось, ухватил его и встряхивал - будто хозяйка нашкодившего котёнка. Ствол дерева качнулся, посыпались листья, с тихим стоном ясень выдернул из земли корни и побрёл, переваливаясь из стороны в сторону, к другому концу полянки. Санек по-прежнему болтался на сучке.
- Санёк, ты чего? Да как же это так?
Митроха следом кинулся, хотел ударить дерево, уже и кулаком замахнулся да и опустил руку – увидел на стволе надпись: «Здесь был Саня». Буквы шли вкривь и вкось, но, врезанные глубоко в кору, не заплыли натёками, не заросли – наоборот, рельефнее стали. А ведь Санёк, помнится, резал надпись лет пятнадцать назад, когда ещё пацаном был.
Буквы загорелись тусклым огнём, ослепили глаза, и Митроха, прикрываясь ладонями, не заметил, как дерево наклонилось к нему разлапистую ветку и схватило за шиворот.
- Неси их, ясень, к нам, - послышался тонкий голосок с куста бузины. Там длиннохвостый фазан сидел.
- Нет, к нам, нет, к нам! –зачастили на разные голоса рябчики из травы. – Мы их кипятком ошпарим как они наших деток ошпаривали…
- А мы потом зажарим, - откликнулись тетерева. – Как дичь!
Митроха почувствовал: волосы на его голове зашевелились, даже кепка на землю свалилась. Он изо всех сил дёрнулся, пытаясь освободиться от цепкой хватки дерева. И Санёк тоже попробовал вырваться. Но куда там! Еще крепче сжал их ясень в своих объятиях.
- Где Водяной? Где Страхотуля Страхотулистая? – завопили зайцы. – Сеть на них набросить, сеть!
- Знатный улов будет, ха-ха-ха! – не сдержался медведь.
- Ух-ух-ух! – покатились со смеху совы. А куропатки да фазаны закудахтали.
- Хи-хи-хи! – смеялись в кустах маленькие пеночки.
- Хо-хо-хо! – затрубил олень.
И тут Санёк закричал от страха:
- Не трогайте нас! Мы больше не будем!
Ясень в раздумье остановился, устало вздохнул и тряхнул ветвями – пленники шмякнулись в сухую траву. И пуще прежнего заголосили! Потому что напоролись на ржавые консервные банки и битые бутылки. Толстым слоем они устилали землю, и только одно спасение было – встать на пустую картонную коробку, что Митроха с Саньком и попытались сделать.
- Ишшо ч-чево-о? – зашипела коробка. Из нее высунулась чёрная голова змеи. Извиваясь, гадюка выбралась наружу и свилась кольцом.
Ясень оставил своих пленников и побрёл к осинкам. Митроха и Санёк стояли теперь в центре полянки одни-одинёшеньки под палящими лучами немилосердного солнца.
- Деревьям для вас тени жалко, - сказал ясень. – Не заслужили вы прохлады. У вас собственная тень есть, вот и стойте под ней.
Насмехалась, ясное дело, над браконьерами.
С Митрохи и Санька пот катил градом, и даже внезапный ветерок не принёс облегчения. Воздушные струи обтекали их стороной, поднимая с земли клочья бумаги, прошлогодние листья и сухую траву. Мужчины и не заметили, что ветерок опустил на полянку вначале один шарик-одуванчик, за ним – ещё три. И враз примолкли все звери и птицы. Тяжелая, гнетущая тишина повисла над лесом.
- Кто обидел лес, тот обидел себя, - послышался громкий голос.
Митроха и Санёк испуганно заозирались, но никого рядом не увидели. Голос, казалось, звучал со всех сторон.
- Посмотрите на себя, негодники!
И перед ними застроился то ли туман, то ли пар. Клубясь, он сбивался в плотный, мерцающий изнутри шар. Какие-то тени носились в нём, возникали тёмные силуэты и постепенно обретали ясность. Вот две фигуры идут по зелёному полю, приминают сапожищами стебли овса. Он вымахал только на возвышенных местах, в пояс человека – густой, изумрудно-зелёный, отягощенный султанами злаков. Но зато даже какого-нибудь сорняка не выросло на глыбах красной глины, и только лебеда колыхалась над черными, водой поблескивающими проплешинами.
И крутанулся шар вокруг оси, и, как на рентгеновском снимке, поле стало видно изнутри: оно покоилось на тысячах красных керамических труб и трубочек, уложенных сикось-накось. Это был закрытый дренаж. Рукотворное, стало быть, поле, - мелиорированное.
И еще раз повернулся шар, и новая картинка засветилась: зеленые болотники, сплошь заросшие брусникой да голубикой, кое-где вспыхивает солнечно-жёлтыми мазками морошка, белеют кисти водолюба, а хрупкая сушеница переплетается с багульником. За болотниками живописно темнели красные рябиновые да калиновые перелески, и грибов в них видимо-невидимо: сыроежки, волнушки, моховики да грузди. Стало быть, такой вот была эта земля, пока её не перепахали неумехи.
- Негодники одной рукой ладят, другой гадят! – прокомментировал всё тот же суровый голос.
- Мы не виноваты, это наше начальство виновато! – заголосил Митроха. – Нам – что? Сказано – сделано!
- В деревне, чай, росли, - отрезал голос. – Знаете: на торфяных тарелках урожая не собрать. Ума не хватило объехать болотце? Оно ягодой вас кормило, целебные травы давало…
- Начальство! – выкрикнул Санёк. - Велело!
- А душа ничего не велела? – спросил голос.
И снова закрутился шар, и новое возникло видение. Идёт Санёк, согнувшись под тяжестью туши оленя, за ним топает Митроха, увешанный гирляндами глухарей и фазанов. О чём-то переговаривают, смеются, и вдруг глаза Митрохи заблестели, он остановился как вкопанный и приложил пятерню к губам:
- Тсс! – и кивнул Саньку. – Смотри: добыча-то какая знатная!
Четыре птицы безмолвно сидели на ветках ели. Это дикуши. Одна из них – видимо, петушок – распустила хвост, что-то чуфыркнула и покосилась на пришельцев.
- Ха! Какие смирные рябчики! – гоготнул Митроха и руки потёр. – Сами на жаркое росятся!
А птицы – как сидели, так и сидят, шейки вытянули, любопытничают. Парни быстренько петли изладили – хоп, хоп! – переловили всех дикуш.
- От жадности вы их извели! – громыхнул суровый голос. – Лес дарит асанн слабым, терпящим бедствие и голод. Зачем они вам, здоровым и сильным?
- Попробовать захотелось, - промямлил Митроха. – Всё в жизни попробовать надо…
- И это тоже?
Шар крутанулся – и новая картина. Санёк рубит кедр, чтобы шишки с него собрать. Митроха выдирает с корнями лианы лимонника, ломает ветки лещины с орехами. Остаются после дружков ободранные деревья, изуродованные кусты, вытоптанные грибницы, и зверь, и птица в страхе снимаются с насиженных мест, рыба из воды выпрыгивает – как из кипятка, и мусор засыпает цветущие поляны, и огненные языки не затушенных костров слизывают перелески и целые рощи.
Всё быстрее и быстрее крутится шар, и всё чаще и чаще Митроха с Саньком закрывают глаза ладонями – боязно им смотреть на свои делишки. А ещё страшно от того, что не могут понять? Что это за шар такой, и откуда слышится им гневный голос? Неужели с небес? А если с небес, то получается…
- Ох! Я неверующим был, - прошептал Митроха Саньку. – Кара небесная нас постигла..
- Придётся идти креститься в церкву, - шепнул в ответ Санёк. – Замаливать будем грехи…
И невдомёк им, что небеса тут ни при чём. Сам лес разговаривал с браконьерами, и сам лес наказывал их за все обиды.
- А наказаньем вам будет отлучение от леса! – провозгласил голос.
И возникла в глубине шара новая картина: рушилась и таяла на глазах мебель в домах Санька и Митрохи, растворялись книги, тетради, и даже телевизор сбросил свою лакированную одежду. В конце концов, и сами дома, разобравшись по брёвнышку, раскатались в разные стороны. Растаяли на парнях хлопчатобумажные рубашки и сползли с них вискозные брюки, и резиновые сапоги темными струйками стекли в траву. Митроха и Санек оказались раздетыми!
- А теперь ступайте домой, - насмешливо молвил лес. – И помните: река вас тоже наказала – воды из неё не испьёте теперь. Придётся покупать минералку в магазине. Разрешается вам пока что дышать кислородом, который вырабатывают растения. Но ещё одна провинность – и будете лишены этой милости…
Стыдливо прикрывая наготу, Санёк и Митроха торопливо побежали прочь, но натолкнулись на угрюмую стену осинника.
- Свою взрывчатку забыли взять, - напомнил лес. – Без нее ни за что вас не выпустят деревья! А встретите людей, не забудьте объяснить, почему разгуливаете в костюме Адама и зачем вам взрывчатка понадобилась…
И расступились осинки перед браконьерами, и ни одна ветка их не коснулась – тут же брезгливо отдёргивалась. И даже трава убегала из-под их ног – не хотела, чтобы они её топтали.
Глава 15,
очень назидательная, но автор всё-таки не советует её пропускать
На полянке в хилой траве белели невесть откуда взявшиеся одуванчики. Зеркальный шар по-прежнему кружил вокруг оси. И лес, тяжело прошуршав кронами деревьев, произнес:
Кто сороку подстрелил из рогатки? Кто воробьев пугал? Кто черёмуху обламывал? И на тополе качался – все ветки обломал? Кто?
Один одуванчик шевельнулся и ответил голосом Володи:
- Я.
Рядом другой одуванчик покачнулся:
- Я черемуху ломал.
Это Андрей признался.
- Что с ними делать будем? – спросил лес.
- Наказать, - шепнули травы.
- Повременить, - прошелестели осинки. – Не велики их грехи.
- Ишш-шо чи-во-о? – недовольно зашипела гадюка. – Они как змею увидят, так и давай в неё каменьями бросаться! Как будто мы, змеи, только и мечтаем укусить человека. Да мы сами боимся людей как огня!
- Не надо их наказывать! – послышался с ивины глухой голос. – Они меня не тронули!
Это Асанна откуда-то взялась, за мальчишек заступилась.
- А еще они спасли ребёнка-оленёнка, - напомнила, высунувшись из таволги олениха.
Тут шар сильнее завертелся, аж в глазах зарябило. Пахнуло болотной сыростью, и шар внезапно остановился. Из его молочно-белого нутра высунула голову Страхотуля Страхотулистая, мигнула жёлтым глазом и недовольно прошамкала:
- Окружило головушку, ох! Шибко верткий шарик-то, ох!
Кряхтя и охая, кикимора выбралась наружу и встала, руки в боки:
- Ну? – скривилась. – Не ждали?
И хихикнула.
- Не ждали-и-и-и, - зашелестели листьями березки.
Кикимора ухмыльнулась, кивнула в сторону одуванчиков:
- Чегой-то этих робяток распекаете? Нельзя робёнку, что ли, веточку-другую сорвать? У, жадины! Не убудет от вас…
- Сначала веточку сорвут, потом – дерево сгубят, - заволновались осинки.
- Да ладно! – пренебрежительно махнула рукой кикимора. – Поучили мальчонок уму- разуму, и будя стращать-то! Они цельную водяную губернию защитили, так-то! На любой речушке, в любом озерке теперя – гости желанные, вот!
Подул лёгкий, свежий ветерок, и шар, из которого вылезла кикимора, стал уменьшаться. Да так чудно он это делал: разматывался на длинные туманные полосы. Они заструились по травам, кустам, деревьям, растекались по всем лесным закоулкам.
- Ах, ох! Постой,постой!
Страхотуля Страхотулистая ухватилась за самую толстую полосу тумана. И вовремя! Ветер подхватил эту полосу, поднял ввысь и понёс к реке.
Мальчишки ждали, что деревья и звери снова начнут их воспитывать. Но лес молчал, и полянка преображалась: выпрямилась и зазеленела трава, запорхали над цветами яркие бабочки, зажужжали пчёлы и жуки, и весело затенькали синички. Рядом с одуванчиками зашевелилась земля, вспучился чёрный, рыхлый пласт почвы и высунулся из него крот. Он пощурился на солнце, огляделся по сторонам и тихонько кашлянул:
- Эй, дедушко Молодило! Где ты? Сослепу не вижу ничего…
- Чего? – откликнулся лесовик. – Телеграмму иль письмо, лесная письмоноша, принёс?
- Вам сообщение, дедушко Молодило. Устное. Сосняк вас ждёт…
- Спасибо за напоминание. Расписываться за сообщение надо?
- Нет, это не телеграмма. Я так, по дружбе с сосенками, - сказал крот. – По пути забежал к вам…
Он скрылся под землей. А пласт земли остался. Самый крупный одуванчик, который на самом деле был лесовиком, повертел пушистой шапочкой – с неё слетело несколько белых парашютиков. И они приземлились прямо в центр пласта почвы, напоминавшего открытый клапан конверта.
- Расти-цвети-удивляй, - тихо проворковал лесовик, и через минуту, а может, меньше, вывороченный кротом пласт земли покрылся золотыми монетками. Одуванчики – вот чудо! – проросли, зазеленели и расцвели.
- Ляпота, - лесовик удовлетворенно кивнул головой, то бишь пушистым шаром одуванчика.
- Хорошо, - повторил лесовик. – Крот землю разрыхлил, я посеял одуванчики, а вы, ребятки, ими любуетесь, и всем – хорошо!
Молодило тихонько свистнул. В ответ тоже послышалось лёгкое посвистыванье – это ветерок летел. Он подхватил шарики одуванчиков и понес их, закружил над лесом.
На листе лопуха сидела божья коровка. Она увидела: что-то летит над ней – большое и пушистое.
А надо сказать, что с самого утра она мечтала о каком-нибудь чуде. А то скучно без него, чуда-то, жить. И вот оно – летит!
- Чудо, - восхитилась божья коровка. – Надо полететь к другим божьим коровкам и всё им рассказать. А то они всё на свете проспят и ничего не узнают…
И полетела.
Андрею сверху хорошо был виден каждый кустик, тем более – дерево. Над осинками и березками, ясенями и калинами поднимался мощный темно-коричневый ствол, и высоко-высоко, чуть не в облаках, зеленели тяжелые ветви, усыпанные крупными шишками.
- Кедр, - восхитился Володя. – Я его только на картинках раньше видел!
Дерево помахало зеленой лапой, покивало косматой верхушкой и – показалось или нет? – приветливо улыбнулось.
- Кедр – главное дерево в моём лесу, - уважительно прокричал Молодило. – Без него и лес не лес! Но тпру, ветерок! Пора нам спускаться… Гляньте-ка, Офоня-то уж внизу! Наш пострел везде успел. С кем-то разговаривает. Кто бы это мог быть?
Ветерок ослабил струны, и одуванчики плавно приземлились в тёплую траву. И тут же в разные стороны брызнули их парашютики. Только зеленые стебельки остались, а на них – белые шляпки, будто гвоздики.
Пошептал лесовик, поколдовал и все трое приняли прежний вид. А навстречу уж Офоня спешит, руками размахивает:
- Ой, ворчит Полевик! Ой, ругмя ругается!
- Чего ить он? – отозвался Молодило. – Вроде, тихий такой, скромный старичок. Слова лишнего не проронит…
А к ним уже вышагивал кто-то длинный, весь соломенный, ноги тощие – прутья, а не ноги.
- Где мальчишки эти? – говорит. – Куда запропастились? Поле из-за них пропадает!
- Ну-ну, - усмехнулся Молодило. – Так уж и пропадает?
- Пропадает, - Полевик даже ногой притопнул. – Ты чего мне не веришь, старый? Механизатор-то страдает. Всей деревней мальчишек ищут. Думают, что тигр на них напал или медведь…
- Ну-ну! – похлопал его по плечу Молодил. – Вперед побегай, весть сообщай: идут, мол, нагулялись в лесу!
Полевик напрямки через овраги кинулся. Бежал, бежал, остановился, тонкие ручки к груди заломил:
- Да уж поскорее пусть идут! Душа моя покою не знает – ведь поле пропадает.
- Беги, беги! – засмеялся Молодило. – Ить, переживалистый какой!
- Ах, - радостно, как мышь-полевка, пискнул Полевик. – Ножки, за мной!
И калачиком свернулся, шаром обернулся – покатился, только руки-ноги замелькали.
- Беспокойный, - одобрительно заметил Молодило. – Почитай, полтораста годков знаемся. И он всё, торопыга, спешит поле вспахать, засеять, убрать.
- Да при чем тут Полевик? – не согласился Андрей. – Люди поля обрабатывают, а не какие не полевики!
Вообще-то, вначале он изумиться хотел: надо же, сто пятьдесят лет знакомы! Какой же возраст у самого Молодило? Но стерпеть несправедливости по отношению к отцу не мог: тот дневал и ночевал на своём поле.
- Э-э, - покачал головой Молодило. – Твоя правда: Полевик сам ничего не может. Хилый он, много ли в соломе силушки? Только знай всех поторапливает. Бывалоче, наработаются мужики да и улягутся на гумне спать. Чуть свет, Полевик к ним тащится, зипуны сдёргивает: « У, лежебоки, сони вы, рассони! Вставайте, поднимайтесь, за работу принимайтесь». Какой-нибудь из мужиков непременно глаза продерёт, напарников растолкает: «Рассветает, ребята! Ить чуть не проспали!» Вот и твоему отцу – хочет он, не хочет – беспокойство, волнение Полевика передаётся.
Разговаривая, и дошли до сосновой рощи. Офоня всех опередил. Бегал, прыгал, кувыркался, в ладоши хлопал. Наперегонки с ним носились зайцы - вприпрыжку, и лапками взбрыкивали!
Офоня через голову перевернулся, оп-ля! И по кругу – колесом. Зайцы – оп, оп, оп! – в чехарду пошли играть.
Летела мимо ворона, не утерпела – каркнула:
- Каррр! Какой кошмар! Вы чьё, дурачьё?
- Молодилины! – ответил Офоня. – Иль не признала, тётка?
- Какая я тебе тётка? Тоже мне, родню нашёл! Карр, кошмар!
И улетела прочь.
Офоня с зайцами тем временем на полянку упрыгал. Стали они там в футбол играть, вместо мяча – что-то круглое, зелёное гоняют. Пригляделся Андрей. Ах, да это кочан капусты! И под сосенками кругом – капуста, кочанчики ладненькие, но маленькие. Та самая капуста, которую они в следах видели!
Володя увидел её и даже вскрикнул:
- О! Лилипучья капуста!
- А вот и нет, - хитровато прищурился лесовик. – Это молодило, иначе говоря – заячья капуста.
- Дед Молодило сеет молодило, - пропел Офоня и рассмеялся.
- Ладно зубоскалить-то, - насупился лесовик. – В сосняке мало какое растение приживается, кислица и та плохо растёт. А с молодилом сосны дружбу ведут, вместе им веселей жить…
- Ты, дедушко, расскажи-ка лучше ребятам, как молодило в наших лесах разводил, - снова встрял Офоня. – Заправским молодиловодом стал!
- Опять зубоскалишь, - Молодило недовольно нахмурился.
- Вовсе нет! – сказал Офоня. – Ребята и знать не знают, что это растение когда-то в наших лесах не водилось…
При этом он не забывал гонять мяч. Хорошо это у него получалось! Хоть центральным нападающим в серьёзную команду ставь!
- Ну, кто ж не знает, что сосны-то раньше в Приамурье не росли, - удивился Молодило. – Привозные это деревья…
- Я не знаю! - сказал Андрей.
- А я – тем более, - признался Володя. – Нам это в школе почему-то не рассказывали.
- Когда человек вырубил тайгу, то умные головы придумали насадить у нас сосны – это дерево быстро растет, много дает зелени, польза от него есть, - объяснил Молодило. - Привезли саженцы из Сибири, насадили их. Но заприметили: чего-то им не хватает, стоят понурые. Деревья, правда, высокие вымахали, но не чувствуется в них куража. Скучные какие-то, бездушные. Чего-то не хватало в тех борах. Земля подстилкой хвойной прикрыта, кое-где растёт трава-хилячка. Ну, маслята, само собой, пошли. Эти грибы любят в сосняке гнездиться. А всё ж скука какая-то в лесу. И понял я: соснам поиграть не с кем…
- Как это – поиграть? – удивился Володя. – Разве деревья играют?
- Ещё как! Для сосны кустик молодила – всё равно что тир. Прицелится она в него шишкой, бросит – если угадает, получается зелёный фейерверк: крохотули-кочанчики в разные стороны разлетаются.
- Ничего себе игры, - недовольно повертел головой Володя и даже поёжился. – Не дружба, а битьё сплошное…
- А молодило не обижается, - ласково улыбнулся лесовик. – Ведь это растение только так и расселяется. Отлетит кочанчик под другое дерево, корешок пустит, подрастёт и само потомство даст.
- Под соснами целые огороды молодила получаются, - заметил Андрей.
- То-то зайцам тут раздолье! – воскликнул дед Молодило. – Капуста для них – первый овощ.
То, что это так, Андрей знал отлично. Зайки-побегайки без всякого зазрения совести наведывались на огороды Светлогорья, особенно в конце сентября, когда кочаны становятся тугими, плотными. И, главное, не обращали никакого внимания на свою «заячью капусту»!
Этого растения в окрестностях Светлогорья полным-полно. Оно и на огородах, как сорняк, растет: стебель невысокий, коренастый, а на нем лепятся круглые, сочные листья. Сорвёшь, пожуёшь – на зубах скрипит, во рту кислит. И правда – капуста! В лесу она, может, и хороша, а на грядке – сорняк сорняком. Выдерешь его с корнем, бросишь в междурядье на солнце – растение высохнет, скрючится, но как только хороший дождик пройдёт, оно и оживёт. А если в земле остался корешок, то пиши пропало: непременно побег пустит. Никакого сладу с этим сорняком!
- Зря ты на него обижаешься, Андрей, - сказал лесовик. – «Заячью капусту» правильно скрипуном зовут. Он первым заселяет гари, за ним другие травы тянутся. Да вот всё сейчас и увидишь…
Наискосок от сосняка серела полоса гари. Лет пять назад кто-то бросил тут не загашенную спичку в сухой мох - он и загорелся, а от него – всё вокруг. Пошел огонь лес палить – большая площадь выгорела. А сейчас тут вроде как убранное капустное поле. Кто в деревне бывал, то знает: на месте срубленных кочанов остаются большие разлапистые листья, посередине – кочерыжки. И вся земля листьями усыпана тоже. Так и тут. Идут ребята, а под ногами – скрип да скрип.
- Это не капуста, это – бадан, - объяснил дед Молодило. – Листья у него что-те сдобные лепешки. Земле – угощение. Каждый такой лист как постареет, рассыпается в порошок – целая пригоршня перегноя получается.
Кое-где средь пока зеленых «лепешек» пробивалась поросль ольхи, выглядывала из-под них «заячья капуста», а лебеда вымахала в человеческий рост.
Кончилась гарь, и новое поле началось. Настоящее. Только вместо пшеницы или овса стояли тут рядами тоненькие сосёночки. Пушистые, как ерши для мытья бутылок. Это Володе такое сравнение на ум пришло. Андрею же они больше напомнили траву полевого хвоща. И не подумаешь: когда-нибудь выше дома, выше крыш вымахают!
- Здравствуйте, сосенки! – поклонился дед Молодило. – Здравствуйте, милые!
Будто волна прошла по полю ёршиков. Они встрепенулись, каждый верхушку наклонил – поздоровался.
- Что, соскучились без Молодила, ребятки?
И снова сосенки кивнули – так и пошла по их рядам зелёная, пушистая волна.
У края поля стояла кудрявая берёза. Её ветви свешивались чуть не до земли, ласково прикрывали ближние саженцы. Для сосенок она вроде наседки была: под ее зелёными крыльями саженцы чувствовали себя уютно – горячее летнее солнце их не пекло, и тени в меру, и буйные ветры не гнули, не ломали их. Росли эти деревца крепкими и сильными.
Молодило подошёл к берёзе, положил ладонь на её белый в темную крапинку ствол. Погладил. Ласково похлопал.
- Исправно несешь службу, сосновая нянечка! А песни петь не разучилась? Давай-ка, споём…
Пальцы лесовика плавно задвигались по стволу, будто Молодило трогал одному ему видимые струны. И откуда-то заструилась тихая, робкая, как первый весенний ручеёк, мелодия. Откуда она взялась? Из ствола берёзы? Из трав? Сорвалась ли вместе с бабочкой с огненно-красного лихниса? Его крупные цветы-звёздочки сверкали в траве, соперничая по яркости с синюхой и дербенником. Подрагивали на ветру точечные колокольчики и бубенчики. Чу! Не они ли звенят - хрупкие, словно из тонкого стекла сделанные?
Мелодия всё крепла, набирала силу. Казалось, что она возникала сама собой, и её подхватывали кузнечики, пчёлы, шмели и какие-то другие насекомые, притаившиеся в зелени.
Сосенки плавно покачивались в такт музыке и будто на цыпочках вытягивались – росли прямо на глазах.
- И-йех! Эдак скоро вымахают выше меня! – сказал Офоня. – Взрослыми задаваками станут. С кем тогда играть буду?
Березка вздрогнула, с ветки упало несколько до поры пожелтевших листьев. Динь-динь! Золотыми монетками они прозвенели в траве.
- Ужо тебе, - шутливо погрозил Молодило Офоне. – Завистник!
- И нет, - заоправдывался Офоня. – Я ещё успею вырасти. А вот то, что сосенки так быстро взрослеют, - хорошо ли это? Придёт лесник с обходом, задивуется: что такое? Растут, мол, не по дням, а по часам. Он обязательно учёных сюда позовёт.
- Так что ж в том плохого?
- А вот тогда, дед, они тебя и вычислят! Поймут, что Молодило сосенки растил. И снарядят экспедицию, чтобы тебя выследить. Никакого житья от них не будет, эх!
- Его и так нет, - опечалился вдруг Молодило. – Скудеет лес-то, всё меньше в нём птиц и зверья, - и вдруг оживился: А что? Пусть учёные приходят ко мне! Я им своё умение передам…
- Какое? – хитровато прищурился Офоня. – Ты много что умеешь, дед…
- Дерево понимать, со зверями-птицами говорить, силой трав пользоваться…
- А сам куда? На пенсию, что ли?
Молодило вздохнул. На пенсию ему рановато. Есть лесовики и постарше его – двести, а то и поболе лет иному лесному деду, а он еще работу делает, шебаршится: семена растений по ветру пускает, споры грибов в перелесках рассевает, зверёнышей-детёнышей тетёшкает. А Молодило среди лесовиков самый молодой – сто пятьдесят годков всего. За то и прозвище получил: Молодило.
- Ужо пенсией-то пугать! – заворчал лесовик. – Как подосиновик без осинки не растёт, так и лес без лесовика не стоит – сохнуть начинает. Ни фантазии в нём, ни души – одна скука!
- Вот и сосенки тут какие-то скучные, - заметил Володя. – Наверное, ещё нет у них своего лесовика?
- А я на что? – обиженно оттопырил нижнюю губу Офоня. – Подрасту – буду тут хозяином. И вообще, сейчас их развеселю…
- И я тоже! – откликнулся Молодило. – Надо с них хмурь снять…
- Мы с дедом на пару любим работать, - пояснил Офоня мальчишкам. – Правда, у меня … как это люди говорят?.. спезация, что ли… Во-во! Специализация – негодников пугать, плохих людей шпынять, от леса отваживать. И, - он подмигнул, - с детьми играть.
Молодило не слышал Офоню. Он бодро трусил средь сосенок, выписывая замысловатые зигзаги – и везде, где ступал, оставались крохотные кочанчики. Стоило деду прикоснуться к саженцу, как тот, казалось, становился ещё зеленее. И выше. И веселее.
- То-то зайцам раздолье будет, - захлопал в ладоши Офоня. – Переселю их сюда из соседнего колка.
- Откуда? – не понял Володя.
- А наша бабушка поняла бы, - сказал Андрей. – Она называет колком рощицу или лесок. Как мимо проходит, обязательно пожелает: «Тьфу-тьфу волку в его колку!»
Офоня рассмеялся, дёрнув острыми плечами:
- Не жить волку в моём колку! Не люблю серых разбойников. А вот зайчишек обожаю. Их все шишиги и лешие любят. В старинные времена в карты на них играли, друг другу торговали. У кого косых больше, тот и пан.
А Молодило над сосенками мелькал, всё кружил и кружил без устали. Прилетела откуда-то Асанна, плюхнулась на землю и бочком-бочком за лесовиком припустила. Она придирчиво оглядывала каждый саженец, поправляла их клювом.
- Это место Асанне нравится, - объяснил ребятам Офоня. – Ждет не дождётся, когда лес вырастет. А что? Деляна хорошая, светлая, вдалеке от людных дорог. В аккурат для неё, тихони.
Андрей подумал, что дикуша тут не скоро поселится. Ну, может, лет черз десять. Он уже взрослым будет.
А Володя в это время думал – смешно сказать! – о том, что и лесовик, и Офоня, и Асанна, и даже сосновые посадки ему снятся. Потому что, хоть умри, лешие только в сказках бывают. Кому из ребят в городе скажи о той же дикуше – засмеют ведь! Или в психбольницу пошлют.
Никак Володя не хотел поверить в то, что дикуша – это не придумка. Любой дальневосточный охотник подтвердит: эти «смирные рябчики» существуют на самом деле. Ну а что касается лесовиков, то, может, не случайно все-таки ходят в народе легенды о них?
Володе в очередной раз захотелось выяснить, не сон ли всё это? И он вспомнил самый лучший способ: надо себя ущипнуть. Если спишь, то обязательно проснёшься. От боли.
- Ай! – вскрикнул он. И не проснулся.
- Кто это тебя укусил? – спросил Андрей. – Оса, что ли?
Офоня сразу догадался, в чем дело, приобнял Володю за плечи и ткнулся острым носом ему в ухо:
- Не веришь в Молодило? И в меня не веришь? Эх, ты!
Володя смущенно молчал, и Офоня, сжалившись, ободряюще похлопал его по лопаткам:
- Ничего, бывает, - и вдруг вспомнил:
- А ведь я шибко перед тобой виноват. Джинсы, извини, без разрешения взял. Ну, ничего. Паучиха-швея уже сняла все мерки. Сошьёт мне новые, а твои, может, сегодня и верну.
- Да нет, отчего же…носи на здоровье… у меня еще есть штаны, - залепетал Володя. Ему очень не хотелось, чтобы о нём думали, что он жадина.
- Вот и лады, - обрадовался Офоня. – А хочешь, научу тебя никого не бояться? Ну, козу, к примеру. Или злого гусака?
Вообще-то, Володя, пока путешествовал по лесу, всякого разного навидался. И не всегда страшное на поверку оказывалось страшным. Иногда даже наоборот: чем слабее что-то или кто-то выглядит, тем страшнее может оказаться на самом деле.
- А правило простое: не бойся, и всё тут! – шепнул Офоня. – Не показывай слабины, даже если поджилки трясутся от страха. Такой вот секрет.
Володя хотел обидеться. Что это за совет такой? Вот если бы волшебное слово или, к примеру, заговор… Но Офоня от него уже отбежал на край полянки. И поднял правую руку вверх. Кого-то приветствовал, что ли?
Пригляделся Володя и увидел длинную серебристую паутинку. На ее конце сидел крохотный серый паучок. Володя даже удивился: как это с такого большого расстояния он его рассмотрел? Не иначе, с кем поведешься – от того и наберёшься. У Офони зоркий глаз – и у Володи глаза тоже стали видеть дальше. Вот чудо!
Растопыренная пятерня шишиги, видно, внушила паучку доверие, и он преземлился – или приручнился? – прямо на укащательный палец.
Офоня поднёс паучка к уху, тот ему что-то сообщил. Офоня ответил. Снова поднёс паучка к уху. И когда этот странный диалог закончился, воздушный путешественник снова поднялся на паутинку – и легкий ветерок понёс серебристую нить над лесом.
- Ребята! – крикнул Офоня. – У меня дела! В бору объявились грибники, всё там затоптали, грибницу разрушают… Побегу-ка, пугну их!
И он прыгнул в кусты, только хруст по ним пошёл. Но через минуту всё стихло, шишига высунул голову из зеленых веток, подмигнул и сказал:
- На всякий случай – прощайте, ребята! Дорогу домой вам покажут, - и Володе персонально кивнул. – А то, что я взял, не боись – верну!
Ветки сомкнулись, трава зашуршала, лес зашумел – Офоня спешил в дубняк спасать грибы-боровики.
- Эге-ге-гей! – окликнул ребят дед Молодило. – Глядите-ка, гостья какая пожаловала!
Сначала ни Андрей, ни Володя никого не видели. А потом Андрей как засмеется. Будто от щекотки! Как запрыгает от радости! Потому что он увидел Настю. Бабочка летела над землёй, совсем низко летела, то и дело присаживалась отдохнуть на синии колокольчики.
- Вот и провожатая вам, - добродушно проворковал Молодило. – С ней-то, чай, не заблукаетесь. Дорогу к Светлогорью она хорошо знает.
Настя опустилась Андрею на плечо и сложила крылышки.
- Устала? – спросил Андрей.
Бабочка кивнула. Вот именно – кивнула! Только не головой, а крылышками. Согласно хлопнула ими: да-да!
- Отец на меня не сердится? Я ему обед так и не донёс.
Настя отрицательно потрясла крылышками: нет-нет!
Володе очень хотелось, чтобы бабочка перестала его бояться. И тоже сидела бы у него на плече. И разговаривала – как с Андреем.
- Настя, - сказал он, - а моя мама не в трансе?
Бабочка ничего не ответила. Может, не поняла слова «транс»?
- Что, Настенька, молчишь? – Андрей пришёл на выручку Володе. – Он спрашивает: не волнуется ли его мать?
И тут случилось удивительное. Бабочка расправила крылышки и спланировала прямо на Вовин нос. От неожиданности мальчик даже зажмурился. И затаил дыхание, чтобы не спугнуть Настю.
- А, вот вы где!
Голос раздался откуда-то сверху, и был он очень знакомым – задорный, с лёгкой хрипотцой.
Глава 16,
немножко сонная
Володя открыл глаза. На его носу действительно сидела бабочка – крылья большие, пёстрые, в углах оранжевые пятнышки. Она щекотала кожу лапками, и Вове хотелось рассмеяться.
Чтобы не спугнуть бабочку, он, не шевеля головой, поднял глаза вверх и увидел своего родного дядю.
Дядя Павел, сощурившись от солнца, покачал головой и хмыкнул:
- Сиесту устроили? Неплохо, неплохо! А куда шли, выходит, забыли? Я вас с обедом ждал. А вы…, - он недоумённо развел руками. – Так загулялись, что про всё забыли!
Володя никак не ожидал увидеть Павла Васильевича. Взрослые ну никак не могут в сказку попасть. Хотя бы потому, что в чудеса не верят. Или верят, но мало, с оглядкой на здравый смысл. И потому Володя удивился, и, про бабочку забыв, вскочил на ноги:
- Откуда вы тут взялись?
И Андрей тоже ничего не понимал:
- Папа, это ты? А Молодило где? Не видел его?
Отец рассмеялся и легонько вытолкал носком сапога из травы зеленый шарик заячьей капусты:
- Вот оно! Когда-то этого растения в нашем лесу не было. Вместе с соснами его, видно, завезли…
Он повторил примерно то, что ребятам дед Молодило уже рассказал.
- Но соловья баснями не кормят, - сказал отец. – Где мой обед? И вообще, почему вы другой тропинкой на поле пошли? Я ждал вас, ждал, да и решил сам навстречу двинуть. Мало ли, думаю, заиграетесь, а суп-то и прокиснет. Ну, мне встречный старичок и сказал, что, мол, видел двоих хлопцев в этой стороне …
- Да не играли мы тут! – смутился Андрей. – Просто вышла одна история…
- Не сомневаюсь, - ответил отец. – Ты всегда в какую-нибудь историю попадешь.
Андрей решил рассказать всё, как было:
- Папа, в общем, мы шли к тебе, шли…
- А мы не могли бы совместить приятное с полезным? – осведомился отец. – Я бы обедал, а ты бы рассказывал…
Андрей и Володя осмотрелись вокруг. Узелка с обедом нигде не было. Ни в малине, ни в полыни, ни в ромашковых зарослях.
- Вот я тебе и хочу рассказать, что случилось, пока мы шли к тебе, - сказал Андрей. – Ты, конечно, можешь не поверить, но…
И тут бабочка Настя слетела с Володиного плеча и направилась к отцу. Она покружила над его головой и, резко свернув в сторону, уселась на высокий стебель лебеды. И призывно замахала крылышками: сюда, мол, сюда!
Андрей присмотрелся: в траве блестело серебром что-то круглое. Ба! Да это же крышка термоса!
Отец проследил направление взгляда Андрея, и, увидев термос, обрадовался:
- О! Вот куда вы узелок с обедом запрятали! Давайте-ка перекусим вместе…
Ни Андрей, ни Володя узелок туда не ставили. Но рассказывать о том, как всё было на самом деле, они почему-то расхотели. Может, потому, что всё это было похоже на сон? И отец мог их высмеять: вот, мол, мужиками вроде растете, а снам придаете такое большое значение, как деревенские старушки…
В узелке оказалась банка с грибным супом. Мама обмотала её старым шерстяным платком, чтобы суп не остыл. Папа попробовал его и крякнул от удовольствия:
- Вкуснотища!
Боровички, неразрезанные, потому что и так малюсенькие, с кончик мизинца, плавали в искрящемся желтоватом бульоне вперемешку с горошинами молодой картошки – в грибном супе мама признаёт только такую. На дне миски светились оранжевые звёздочки морковки, плавали тонко нарезанные зеленый лук, петрушка и пушистый укроп. Не суп, а объеденье!
А еще в узелке лежали крепенькие пузатые огурчики-коротышки. И ярко оранжевые помидоры лежали, а среди них - особенный, жёлтый. Этот сорт Андрей очень любил: мякоть на вид плотная, а откусишь – тает во рту сахаром, и пахнет как ананас!
И еще мама положила три большущих гусиных яйца. И, конечно, бутерброды с маслом и вишневым вареньем – к чаю. В него были добавлены листья смородины и зверобоя. И потому чай пах знойными травами и ласковым солнцем.
Глава 17,
являющаяся на самом деле эпилогом.
Ну вот, заморили червячка, - папа похлопал себя по животу. – Хороший обед! Да вы, гляжу, уже и о завтрашнем обеде позаботились…
Он сунул руку в куст тиса и вытащил андрейкину майку с боровиками.
- Ого! – удивился Андрей. – Столько боровиков! – и переглянулся с Володей. – Надо же!
- Угу, много насобирали, - кивнул папа и запоздало удивился: А вы что, не помните, сколько грибов нарвали? Ну и ну! Но майка, Андрей, точно твоя. Я её сразу узнал. Вот дырка зашита. Помнишь, как на черёмухе повис?
Ещё бы Андрей этого не помнил! Он полез тогда за черёмухой на самый верх, да ветка обломилась – здорово он исцарапался, и что обиднее всего, повис на майке – так и болтался в воздухе, пока его отец не снял. Но чтобы они с Володей насобирали такое количество боровиков – этого он не помнил. Одни подберезовики да подосиновики находили, а боровиков и не видали.
- Это Молодило нам подарок сделал, - предположил Андрей.
- Тихо ты! Не выдумывай! – перебил его Володя.
Он подумал, что дядя Паша их просто засмеёт, если узнает о Молодиле, Офоне и прочих. Какой взрослый поверит в лесовиков? Да ни за что на свете! Наверное, Павел Васильевич сам насобирал боровиков и теперь шутки шуткует. Так подумал Володя.
- Далось вам это молодило, - сказал папа. – Кстати, что это за старичок тут ходил, грибы-ягоды собирал? Видели вы его?
- Маленький такой, с бородой? – оживился Андрей. – В кафтане?
- Да вроде бы, - кивнул отец. – Одежда у него какая-то странная в самом деле. Подошел он к полю, кричит «эй», ну я и послушал его. «Ваши мальчишечки, - сообщает, - в малиннике заснули, притомились на солнышке-то…» Без обеда, дескать, Павел Васильевич, останешься. Так вот, я и думаю: новый какой жилец у нас объявился, что ли? Вроде в Светлогорье такого дедушки я раньше не встречал…
Андрей так и засиял улыбкой:
- Так это же и есть…
- … тот самый дедок, который грибные места нам показал, - перебил Володя и, мало того, подтолкнул Андрея локтем: молчи, мол.
- Должно, из Клюквино он, - сказал папа. – Своих-то я всех знаю, - и заторопился. – Ну, ребята, лады. Пошел я трудиться. А вы домой бегите. Тетя Капитолина, должно, волнуется…
Но когда ребята вернулись домой, то поняли: тётя Капа ни капельки не волновалась. Ей недосуг было волноваться. Она занималась своей причёской. А вот Звонок волновался, и ещё как! Он бегал взад-вперёд у своей будки, то и дело присаживался, передними лапами тёр лоб. При этом песик не переставал скулить.
- Ты чего, Звоночек? – спросил Андрей.
Звонок бросился к нему и ткнулся носом в живот. На черном лбу песика словно заплата посажена – ярко выделялся клок жёлтой, как солома, шерсти. Андрей ахнул. Где собачонок мог подпалиться?
- Это я вашу псину модной сделала. Решила, что мне пойдёт цвет волос «выгоревшая под солнцем». Испытания на Звонке производила. Ну, как он? Ничего?
Тётя Капа произносила свой монолог с крыльца. Её голова была обвязана платком. Как чалмой. А лицо… Вымазанное чем-то сине-красным, оно походило на маску индейцев племени юмбу-тумбу.
- А-а, - Андрей облегчённо перевел дух. – Всё понятно. Правда, нашего Звонка теперь ни одна собака не узнает.
Песик жалобно взвизгнул, подошёл к чашке с водой и осторожно в неё заглянул. Собственное отражение снова повергло его в тихую панику. Он себя решительно не узнавал и, может, даже считал, что в чашке поселилась какая-то совсем незнакомая, к тому же наглая, собака. И потому, припадая на передние лапы, он на всякий случай облаяло чашку.
- Вот глупый! – сочувственно улыбнулась тетя Капа. – То на пугало в огороде лаял! То чего-то к забору всё кидался. Какого-то востроносого мальчишку перепугал…
- Что за парнишка? – быстро спросил Андрей.
- А не знаю, - лениво отозвалась тетя Капа. - Я красители разводила, композицию, знаешь ли, составляла – дело тонкое, отвлекаться нельзя. Только и услышала: возвращает парнишка, мол, одолженное. Так и сказал: одолженное. Твой, наверное, приятель. Ты и сам, Андрюша, должен знать, что к чему…
Тетя Капитолина кончиками пальцев прикоснулась к щекам и удовлетворённо хмыкнула:
- Ах, пора маску снимать. Кожа, чувствую, на десять лет помолодела…
И ушла в дом.
- У вас что, все тетки такие маски носят? – спросил Андрей.
- Не, - отозвался Володя. – В городе стакан малины стоит десять рублей, а то и дороже. Смородина тоже недешевая. Удовольствие дорогое. А здесь у вас ягода, считай, бесплатная.
- Это она, что, малиной вымазалась?
- Да вроде. Только не вымазалась, а витаминную маску сделала, - наставительно сказал Володя. - Кожа питаться тоже должна.
- Ну-у, - только и нашел что ответить Андрей.
В Светлогорье, как, впрочем, не только в нём, длинное «ну-у-у» обозначает некоторое удивление, не так чтобы очень большое. Все-таки Андрей уже более-менее привык к причудам тети Капы.
Но и Володя тоже почему-то сказал:
- Ну-у!
Под забором в крапиве лежали аккуратно свёрнутые джинсы.
Володя повертел их, посмотрел – его! И ведь утром-то их тут тоже искали – не нашли.
- А! Шишига их, верно, принёс, - сказал Андрей. – Ну вот, видишь: не спали мы, не спали! А ты-то? Толк меня, толк – молчи, мол, не говори отцу о Молодиле и Офоне. Ну, теперь веришь: не приснились они нам?
- Не приснились! Успокойся ты! – рассердился Володя. – Какой непонятливый! Попробуй, скажи взрослым: так и так, познакомились с лешими, понимали язык деревьев и вообще по воздуху летали. Поверят тебе?
- Смотря как сказать…
- Ха! Градусник тебе под мышку – и вся вера! Мокрое полотенце на лоб, и врачиху со шприцем на «скорой» призовут. Солнечный удар! Грипп! Что-то съел! Всё, что угодно подумают, но в Молодило не поверят.
Андрей, не слушая его, встал с лавочки. Совсем как парадная статуя: руку вытянул вперед, взор устремил в далёкую даль и правую ногу назад отставил.
- Вот, - торжественно произнёс Андрей, - вот ещё одно доказательство: на пугале – шляпа!
Соломенная шляпа, в самом деле, красовалась на своём законном месте. Как будто и не пропадала никуда. На ней сидела большая пёстрая бабочка и весело – как веером! – обмахивалась крылышками. Та самая! Замечательная бабочка! С полянки! Ой…Или с огорода? Настей ее звали…
- И даже шляпа не доказательство, - вздохнул Володя. – Ну, потерялась. Ну, нашлась. Просто цепь совпадений. Ничего особенного.
Его знакомой бабочке наскучило сидеть на старой шляпе, и она, выписывая пируэты, подлетела к мальчикам. Володя решил, что бабочка узнала его, и вытянул ладонь навстречу:
- Аэродром готов. Посадку разрешаю.
Но бабочка садиться не пожелала. Горделиво пронеслась в каком-то сантиметре от ладони и взмыла вверх. Насмешливо помахала Володе крылышками и уселась на плечо Андрея.
- Чего это она?
- А ничего, - насупился Андрей и по-взрослому, четко выговаривая слова, продолжил:
- Вырастешь – поймешь, что нельзя не верить в то, что было на самом деле. Каким бы невероятным это не казалось. Вот она, - кивок на бабочку, - может, хотела с тобой дружить.
- И я хотел.
- Втихаря, да? Ты и про неё никому ничего не скажешь? Побоишься – засмеют: выдумщик, мол, фантазёр!
- Бабочка – не собака. Кто поверит, что её можно выдрессировать?
- Не выдрессировать, а приручить, - отрезал Андрей. – Сначала сам в чудо поверь, понял? Тогда и другие поверят…
И, не оборачиваясь, пошёл прочь. Пестрая бабочка Настя преспокойно восседала на его плече и величественно обмахивалась крыльями. Как придворная дама – веером.
Володя, конечно, обиделся. Как так Андрей не может понять простых вещей? Так и хочет, чтобы его, Вовку, на смех подняли и пальцами тыкали: малахольный идёт! Нет, он совсем не против Молодила, очень даже славный дедок, и Офоня – свой пацан, шустрый, и моду – надо же! – понимает. Но ведь во всех умных книжках написано, что они – суеверие, пережиток, выдумка.
От нечего делать Володя вышел на улицу. Она пахла полынью и чередой – эти травы росли вдоль заборов, кустились у обочин и рытвин. В серой пыли дружно барахтались куры. Они лежали на боках и подгребали пыль под себя, а когда хлопали крыльями, то над ними взвивалось пепельное облако. Куры принимали пылевую ванну.
Из-под лохматых лопухов выглянул большой красный петух и уставился на Володю нахальным желтым глазом.
- Ко-ко-ко, - громко сказал петух и, запрокинув голову, воинственно прокукарекал.
Куры, как по команде, перестали порхаться, вытянули головы – с интересом воззрились на Володю. Петух принялся разгребать лапами землю и, наконец, сердито захлопал крыльями.
- Куд-куда, куд-кудах! – встревожено воскликнули куры. Но петух, не обращая на них никакого внимания, растопырил перья на шее – будто косматый георгин расцвёл. И бросился к Володе. Это был очень злой петух-плимутрок. Кстати, дядя Паша в первый же день предупредил Володю:
- Свинья Хавронья вас сдуру напугала. А вот плимутрок Петя нарочно новичков конфузит, запугивает их. К нему лучше близко не подходить. На всякий случай. Мало ли что может получиться.
И вот плимутрок, растопырив крылья, бежал прямо на Володю!
- Кыш, - сказал Володя. – Кыш! Не боюсь я тебя, понятно?
И смело навстречу Пете пошёл.
- Куд-куда, кудажты, кудажты? – закудахтали куры Пете. И он остановился, склонил голову набок и вопросительно одним глазом взглянул на Володю. Не понимал, почему мальчик его не боится.
- Кыш!
Володя поднял с земли прутик и резво бросился к задире-петуху. Тот не стал его дожидаться – пустился наутёк, только жёлтые корзиночки цветов череды закачались. Куры тоже вскочили, крыльями захлопали и понеслись вслед за своим повелителем.
А вы куда? – удивился Володя. – Вы меня не трогали. И я вас не трону.
Куд-туда, куд-туда, - прокудахтали куры. Они спешили успокоить Петю. И заодно замаскировать место его пребывания: куры подняли такое густое облако пыли, что ничего нельзя было разглядеть.
- Офоня прав, - подумал Володя вслух. – Главное: не бояться задир, пусть они сами боятся!
И с вызовом посмотрел на чёрную собаку. Она яростно скалила зубы и громогласно гавкала из-под забора. Но выбраться на улицу не решалась.
- Что ты, дурёха? – поинтересовался Володя. – Ты дом сторожишь. Так? А я просто гуляю. И совсем ничего не хочу ни от тебя, ни от твоих владений. Вот и успокойся. А то пустолайкой тебя посчитаю…
Пристыженная собака усовестилась и, для приличия тявкнув разок-другой, затрусила к своей будке.
- Ох, Вовулечка, ох, душулечка, ты меня с ума сведёшь! Сколько раз говорила: птицы – сплошной орнитоз, собаки – бешенство и вредные насекомые!
Тетя Капитолина подошла сзади так тихо, что Володя ее и не слышал. Она переводила широко раскрытые глаза то на чёрную собаку, то на череду, в которой притаились куры.
- У тебя и так хворей не сосчитать. Хочешь новые заиметь?
А Володя, между прочим, как-то даже и забыл о куче своих болезней. И вспоминать о них не хотел. Потому и удивился:
- Петух Петя – орнитоз? Да нет же, мама! Другая у него порода. Он – плимутрок. И собаки вовсе не насекомые. Вредные, правда, среди них бывают. Но Бешенством их за это никто не называет.
- Что ты такое говоришь? – всплеснула Каитолина руками. – У тебя, маленький, жар! Ты бредишь! Ах, скорей-скорей температурку мерять! Солнечный удар! Аллергия! Невроз!
Володя пожал плечами и ответил:
- При чем тут температура? Насекомые летают, у них крылья. А собаки разве бывают летающие? Значит, не насекомые.
- Ах! – только и сказала Капитолина. Потому что потеряла дар речи. Володя решительно её не понимал. И даже не видел во всех этих животных источника возможных заболеваний. Как только она об этом подумала, ей стало совсем плохо.
- Ааах! – выдала она тихий стон.
- Мама, что с тобой? – в свою очередь заволновался Володя. – Ты переутомилась, да? Домой, скорей домой!
А Капитолина, опомнившись, немедленно устроила собрание. Андреевы мама и папа, только что вернувшийся с поля, никак не могли взять в толк: что особенного произошло? Это так естественно, когда мальчишки тянутся к животным и, вообще, изучают природу. И хорошо, когда они не боятся, допустим, злых петухов. Пусть мужчинами растут! Но тетя Капитолина закатывала глаза, хваталась за голову и твердила об особой вовочкиной восприимчивости к разного рода инфекциям.
Андрей понял: у тетки вот-вот начнется стресс, надо вишни принести. Она когда её ела, то нервы успокаивала. И отправился в сад, а когда вернулся обратно, увидел: тётя Капитолина держала на лбу мокрое полотенце. С него сочилась вода и смывала тётино «косметическое оформление». Но она совершенно не обращала на это никакого внимания и во все глаза смотрела на отца. А тот продолжал рассказывать:
- Прикинул я: старичок не нашенский. У ребят на машинном дворе спросил: «Нет ли такого дедка в Клюквино? А в Марусино? А в Дунькино?» Нет, говорят ребята, что-то не припомним такого деда. Вот, думаю, детектив! Шибко колоритный старичок-то, нельзя его не приметить.
Андрей сразу догадался: о Молодиле папа рассказывал!
- А тут сторож дед Афанасий пришёл. Я и его спросил. «Постой, постой, - говорит он. – Лапти на ём были? Слева направо одеты? Ну так это Молодило! Как ты его не признал? Ещё твой дед с ним знался!»
- Ах, ох, - прошептала тётя Капитолина. – Куда я попала? Дурдом какой-то! И ты, Паша, серьёзно веришь в этого лесовика?
- А ты не веришь? – рассмеялся папа. – В городе пожила да и забыла про него?
- Ах! – закатила глаза тетя Капитолина.
- Ну-ну, - добродушно заметил папа. – Представь себе: идёшь по своему городсклму парку. Налево скамейка, направо – клумба, налево – качели, направо – карусель, и снова – скамейка, клумба, урна… Ну, не тоска ли? Никакой природы! И вдруг отгибается ветка сосны, а из-за неё выглядывает бородатый дед лесовик. Глаза зелёные, светятся как звёзды. И улыбается тебе…
- Вовочка, - охнула тётя Капитолина, - не слушай его! Это же массовый психоз какой-то. Это же больные фантазии!
Володя на время совещания взрослых был выдворен в соседнюю комнату, откуда он тут же вышел и сказал:
- Мам, а я с Молодилом чай пил! И с Офоней, и со Страхотулей Страхотулистой познакомился, и с…
- Ах, довольно! Слышать ничего не желаю! Ты здесь совсем от рук отбился! Завтра же уезжаем! Пропади он пропадом, мой новый дезодорант! В лаборатории доизобретаю! Уф!
Тётя Капитолина так много сказала восклицательных знаков, что охрипла и после своего «уф!» некоторое время ничего произнести не могла. Отдыхала.
- Дезодорант «Лесной»? – уточнил папа. – Как его изобретёшь, если настоящего живого леса и не нюхнула?
- Уф! – оживилась тётя Капитолина. – Спасибо, мой сын уже нанюхался. До галлюцинаций. Молодило какое-то выдумал. И не понимает: сказки всё это.
- Капа, - проникновенным голосом сказала мама и каким-то особенным задумчивым взглядом посмотрела на сестру. – А ведь лес без шишиги и без лесовика всё равно что человек без души. Помнишь, Капа, пошли мы с тобой как-то по грибы. Лет по восемь нам было, может, меньше.
- Ну да, - сказала тетя Капа. – Как это по восемь лет? Я тебя на целый год старше!
- Ага, старше, - согласилась мама. – Не в этом дело. Только в тот раз в лесу нам одни боровики да подосиновики попадались. Прямо как в сказке! Помнишь? А из лесу выходили, на опушке встретился нам старичок в лапотках. Помнишь?
- Ну, - сказала тётя Капитолина.
Между прочим, это самое «ну» она старалась не говорить. Потому что считала, что «ну» вместо «да» говорят только необразованные люди. И еще – некоторые ребята из дальних деревень и сёл.
- Так вот, этот старичок улыбнулся нам, спросил: «Довольны ли лесом, девоньки?» Мы ни капельки не испугались, а ведь поняли: не простой он старичок – лесной дедушко! Глаза – зелёные, борода длинная, ликом темён как морёный дуб. Забыла, Капа, что ли?
Тётя Капитолина закрыла глаза и вспомнила: пёстрый ковёр трав, запах ольхи, берез и амурского бархата, ни с чем не сравнимый грибной аромат перелесков, и теплая роса на лютиках, и высоко-высоко в небе – господи, как давно не поднимала к небу головы! – плыли белыми лебедями облака. Две белокурые девчушки в сарафанах шли по этому прекрасному, сверкающему миру и всё было так правдиво и сказочно одновременно, что и в лешего, и в русалок, и в говорящих птиц невозможно было не поверить.
Тётя Капитолина вспомнила всё это, сняла полотенце с головы и устало махнула рукой:
- Ах, Валечка! Я думала: этих леших давно поразогнали, выжили с насиженных мест.
- Разогнать их невозможно! – загорячился папа. – Без них скучно будет. И детям, и взрослым. Забудем тогда что-то очень важное…
- Наверное, я и забыла, - вздохнула тётя Капитолина. – Живу всё бегом-бегом, быстрей-быстрей, вперёд всех успеть, ничего не пропустить…А куда бегу? Зачем бегу? И остановиться некогда…
- Ничего, остановишься, - сказала мама. – В соседней вон деревне, Дунино, два мелиоратора Санёк да Митроха всё тоже куда-то спешили, и работу иной раз бросят – куда-то им надо бежать, гусей-уток стрелять, зверьё бить. Ни толку, ни памяти, как наша мать говорит. А вот образумились! Люди-то говорят: лес их наказал – своей милости лишил. Они посидели-посидели, подумали-подумали да и решили старые грехи отрабатывать. Говорят, сейчас ушли леса садить. Санёк, тот вообще надумал на лесника учиться, в институт поступать хочет…
- Вот и тебе, Капа, пора притормозить, - рассмеялся отец. – Притормозим, а? – и повернул к маме сияющее улыбкой лицо. – Завтра выходной. Пойдём на кордон, по лесу побродим. Надышимся ароматами разных трав, цветов. Глядишь, и нафантазируют они для Капитолины особенный дезодорант. Может, кстати, и Молодило встретим где-нибудь в дубняке…
- Он сосны любит! – подсказал Володя. – Молодило для них всё равно что нянька.
Через раскрытое окно слышалось стрекотанье кузнечиков, жужжанье пчёл. Где-то на окраине Светлогорья шло стадо коров – тоненько позвякивали колокольчики, бурёнки, соскучившись по хозяйкам, подавали голоса: «Му-уу!» И это тоже были звуки лета.
К подоконнику свешивалась ветка черёмухи, отягощённая кистями чёрных, будто бы лакированных ягод. Володя потянул к ним руку и тут мелькнуло что-то пёстрое, весёлое и воздушное. Бабочка! ТА САМАЯ!
Володя замер и медленно раскрыл ладонь. Бабочка покружилась над ней и села на мизинец.
- Ты прилетела, бабочка, - прошептал Володя. – Будешь со мной дружить? Всегда-всегда?
Бабочка коротко махнула крылышками. На её языке это означало – да!
КОНЕЦ
Эту повесть можно проиллюстрировать, «вставить» дополнительные «информационные блоки». Такие, например:
ВСТАВКИ К ГЛАВАМ:
К главе 3
На Дальнем Востоке в садах растет обычно войлочная вишня. Но в лесу встречаются три вида дикой вишни. Вишня железистая (в народе её называют японской) – небольшой кустарник, высотой до полутора метров. Она очень красивая: её ветви, изгибаясь к земле дугами, образуют эдакий миниатюрный шатёр. Плоды этой вишни сочные, вполне съедобные, но могут немножко горчить. А вот вишня Максимовича – это деревце высотой до 15 метров. Её плоды горькие и совершенно несъедобные. Вишня сахалинская – тоже дерево, от 8 до 15 метров высотой, листья у нее оригинальные: при распускании бронзово-красные, а осенью – лилово-малиновые. Плоды у нее тоже красивые: черные, блестят как лакированные, но, к сожалению, есть их нельзя.
Встречается еще в лесу и колючая вишня. Хотя на самом деле это никакая не вишня, а принсепия, или плоскосемянник. Этот кустарник достигает высоты до полутора-двух метров. Его ветви усажены редкими прямыми или чуть изогнутыми вниз колючками длиной в сантиметр. Отсюда и пошло название – колючая вишня. Но ее вполне можно и лианой назвать: отдельные ветви принсепии, цепляясь за соседние деревья, забираются на пяти-восьмиметровую высоту! Плоды этого растения напоминают по вкусу вишню. Косточка, между прочим, очень оригинальна: плоская, как бы сплюснутая, с затейливой поверхностью, испещренной бороздками – напоминает чем-то старинные пуговицы. Вполне годится для различных поделок.
К главе 4
Знаешь ли ты, что обыкновенные сорняки полезны для здоровья? Среди них немало лекарственных трав. Есть и такие травы, которые можно употреблять в пищу. Если ты решишь приготовить салатик из них, то стоит запомнить главное правило: при сборе «подножного корма» не бери того, чего не знаешь «в лицо». Потому что среди сорных трав ученые насчитали более сотни весьма ядовитых растений. Второе правило: никогда не кормись «дарами природы» вдоль автодорог: иногда это еще вреднее, чем съесть ядовитое, но экологически чистое растение.
«Подножный корм» полезен, потому что: 1) его не удобряют, а значит, он безопаснее, чем некоторые культурные растения, которые то и дело подкармливают различными химикатами, 2) в траве и в листьях некоторых деревьев, например, березовых, витаминов не меньше (чаще больше), чем во многих привозных фруктах и овощах; 3) сорняки легко найти на любом огороде, в окрестностях летнего оздоровительного лагеря, на берегу реки или лесной поляне.
Впрочем, даже полезные сорняки могут принести вред, если врач поставил вам диагноз поллиноз (пыльцевая аллергия к тем растениям, которые вы хотите съесть). Их нельзя есть при заболеваниях печени и желчевыводящих путей в фазе обострения, при диарее.
Чем богаты сорняки?
Одуванчик - настоящее хранилище витаминов А и Е, фосфорных соединений. Полезен при нарушении обмена веществ, тяжелых физических
нагрузках.
Крапива содержит много калия и витаминов. Поэтому если устал, то попробуй крапивы!
Лопух, как говорят знатоки, - незаменимая пища для девочек, желающих похудеть. В ученых трактатах, написанных сотни лет назад, лекари прописывали молодые листья лопухов излишне полным людям.
Лебеда богата витамином С и тонизирующими компонентами. В пищу обычно используют только побеги до 10 см, пока они мягкие и нежные.
Пырей считается одним из самых главных врагов огорода, но он, между прочим, и главный враг некоторых желудочных болезней. Сам по себе пырей не особенно
вкусный, но в сочетании с рисом и соевым соусом – пальчики оближешь!
Подорожник хорош тем, что его молодые листья выделяют особые компоненты, которые улучшают состояние бронхов и легких при болезнях органов дыхания. Помогает он и при гастрите.
Но если вы захотите попробовать «подножного корма», то это не значит, что тут же нужно срывать листья и есть их. А ну, попробуй-ка полакомиться той же крапивкой! То-то же! Сорняки, как и другие травы, нужно обработать. Как? Например, листья
одуванчика надо перед готовкой в течение часа вымочить в холодной соленой воде, молодую крапиву – дважды ошпарить крутым кипятком, а подорожник просто промыть холодной проточной водой
.
Вставка к главе 5
Если вы точно так же, как тетя Капитолина, думаете, что клещ сваливается на своих жертв с деревьев, то ошибаетесь. Он почти всегда наползает снизу. Сидит себе преспокойненько на траве или на маленьком кустике, выставив перед собой передние лапки (на них у него обонятельные органы - что-то
типа носа). И как только почувствует, что мимо проходит животное или человек, так сразу и цепляется в него, потом карабкается по своей «добыче» вверх, ищет доступ к телу, причём, предпочитает забраться в складки кожи (там ему уютнее).
Клещ - вампир деликатный. Когда кусает, то вводит обезболивающие вещества. Поэтому замечают его не сразу, а через несколько часов, и то – чаще всего случайно.
Если клещ заражен энцефалитом, то с его «слюнями» в кровь жертвы попадают вирусы. Чем дольше клещ будет «обедать», тем больше вирусов переберется к новому «хозяину».
Что тут можно посоветовать? Лучше всего для путешествий по лесу надевать специальный костюм-«энцефалитку». Если его нет, то таежный люд обычно поступает так: одевают брюки и рубашку из плотной ткани, манжеты заправляют в носки, на ногах – кеды или резиновая обувь. Стараются не оголять шею, напротив - хорошо застегнуть рубашку, закрыть ее платком. Некоторые таежники на самом деле едят много чеснока – считается, что его запах отпугивает клещей. Но лучше всего, конечно, сделать специальные прививки, а потом уж и в лес на прогулку отправляться без опаски.
Если, не смотря ни на что, ты обнаружил клеща, то сразу удали его. Лучше всего это делать пинцетом, а если его нет, то просто голыми руками! Для начала смажьте постным маслом, вазелином или йодом (его клещ, ой, как не любит). Удаляйте этого вампирёныша вращательным движением. Следите, чтобы он вышел из тела вместе с хоботком. Если хоботок все-таки остался внутри, то вытаскивайте его как обычную занозу. Потом обязательно обработайте ранку йодом или спиртом. А уж после этого постарайтесь немедленно попасть в больницу к врачу. Там всякий случай обычно вводят гамма-глобулин: в нем есть антитела, которые помогут бороться с вирусами. Кстати, стоит прихватить с собой клеща (посадите его в баночку или полиэтиленовый пакетик). В медицинской лаборатории выяснят, энцефалитный он или нет. Ну, это чтобы уж наверняка знать, как лечиться дальше…
Вставка к главе 7
Эвриала устрашающая, или эвриала ужасная – водное, бесстебельное растение. Его длииночерешковые листья очень большие, в семействе кувшинковых эвриала устрашающая занимает второе место после своей ближайшей родственницы – виктории амазонской. Это растение занесено в Красную книгу России.
Интересно, что после опыления завязь цветка эвриалы устрашающей уходит под воду. Скрытый от глаз посторонних, тут и созревает её плод - эдакий красноватый шарик, усыпанный шипами, весом до двухсот граммов. В нем обычно не более двадцати семян. Их кожура очень прочная, и пока она зелёная, семена лучше не трогать: они ядовитые. Но, созревая, они чернеют – в таком виде они уже не опасны. Даже, напротив, семена эвриалы устрашающей используются в народной медицине. Их можно смолоть муку и испечь лепешки. Но делать этого не стоит. Потому что эвриала встречается нечасто и относится к исчезающим видам. Уж лучше её семена разбросать в соседних озерах, чтобы этого редкого и удивительно красивого водного растения стало как можно больше!
В протоках рек и в озерах можно встретить рдест злаколистный, сальвинию, лотос и кувшинки. Иногда ребята, да и взрослые тоже, очарованные этими водными растениями, делают из них букеты. Напрасно! Через час-другой кувшинки поникнут, а другие водные растения пожухнут, посереют – и придется с досадой выбросить такой букет. Помните: водные растения совершенно не годятся для букетов.
*
Дикуша внешне напоминает рябчика, но крупнее его, да и расцветка оперения более темная. Второе ее название – чёрный рябчик.
Эта птица необыкновенно доверчива, за что охотники зовут её «смирным рябчиком». В начале прошлого века дикушу ловили при помощи длинной палки, на конец которой приспосабливали петлю. Петлю набрасывали на шею птицы и затягивали.
Дикуша встречается только на Дальнем Востоке и в Забайкалье. Любимая её еда – пихтовая хвоя, ягоды и насекомые. Дикуша не любит покидать те места, где родилась. Она редко удаляется от них более чем на километр.
В Хабаровском крае охота на дикушу запрещена. Эта птица внесена в Красную книгу России. Особенно хорошо она чувствует себя в Баджальском заказнике, куда промысловикам доступ закрыт.
Вставка к главе 9
А знаешь ли ты, что дальневосточного перепела называют немым? Он не такой горластый, как его западный собрат. Голос его вовсе не звонкий, а тихий, глухой: « Чжу-чжир-чжир!»
На Дальнем Востоке это единственная перелетная птица из куриных. Еще, допустим, в Х1Х веке перепелки не водились на острове Сахалине. Как пишет орнитолог Всеволод Яхонтов в своей книге «В стране птиц», лесистый безлюдный остров был неудобным для полевой птицы. Но после того, как на Сахалине начали активно осваивать земли, вырубать леса, разрабатывать поля, перепелки перелетели с континента на этот остров. Теперь их можно встретить не только в южной части Сахалина, но и на крупных островах Курильской гряды.
Кстати, поразительно: как это дальневосточные перепела решились-таки перелететь на Сахалин? Хоть они и умеют хорошо летать, но не любят это делать. Всё больше предпочитают бегать по земле.
Дальневосточный перепел охотно становится домашней птицей. Сначала на Северном Кавказе, а потом и на Дальнем Востоке появились фермы, где содержатся эти птицы. Лучшие перепелихи-несушки дают в год до 250-300 яиц. Они считаются целебными.
*
Выпь на Украине называют бугаем или водяным быком. Интересно, что якуты зовут ее богоргоно – за то, что крик этой птицы напоминает рев медведя. Еще выпь зовут у-огус, то есть водяной бык. Так два разных народа, не сговариваясь, дали выпи одно и то же название!
Это очень осторожная птица. Почувствовав опасность, она не улетает, а предпочитает затаиться. Чему очень способствует её рыжевато-бурое оперение. Попробуй-ка заметь выпь в желтоватых зарослях камыша, осоки и вейника! К тому же, выпь замирает столбиком: ни дать-ни взять, маленькая коряжина или сучок!
Выпь подпускает к себе почти вплотную, но лучше ее не трогать. Она может клюнуть так, что отметина на лбу надолго останется.
Вставка к главе 10
Среди дальневосточных папоротников особо выделяется кониограмма средняя. Не смотря на название, он довольно крупный. Это реликтовое многолетнее растение, с красивыми оригинальными листьями. Обычно растет в тенистых влажных местах. Ученые считают, что этот папоротник относится к исчезающим видам, потому его внесли в Красную книгу.
Кстати, этот папоротник страдает из-за своих красивых листьев. Люди, собирающие лесные цветы, непременно украшают ими свои букеты.
*
Интересно, знаешь ли ты, на липу какого вида забрались мальчишки?
В дальневосточном лесу растут три основных вида липы: липа Таке (липа мелколистная), липа амурская (липа среднелистная) и липа маньчжурская (липа широколистная). Уже по их второму названию ты, наверное, понял, чем они отличаются друг от друга.
Все знают, что чай с цветками липы – отличное потогонное средство. Как простынешь, так сразу заваривай такой чай! Но мало кто знает, что целебны и листья растения. В них много витамина С, есть провитамин А, дубильные вещества. А в плодах-орешках содержится масло, напоминающее по вкусу миндальное. Попробуй их! Они довольно приятны на вкус.
У листьев липы есть одно интересное свойство. Обычно они поворачиваются к ветру нижней стороной, покрытой восковым налетом. Он защищает листья от суховеев, удерживает в листе влагу.
Липа растет медленно, зато и живет немало - 250-300 и более лет.
Это один из самых лучших медоносов. Крупная липа, обильно покрытая цветом, за каких-то десять-пятнадцать дней может выделить столько нектара, как целый гектар цветущей гречихи!
К главе 14
Кишмиш – так называют на Дальнем Востоке растение актинидию коломикту. Его лианы, взбираясь на деревья и кусты, образуют порой такие заросли, что пробраться через них просто невозможно. Листья актинидии коломикты весной ярко-зеленые, в июне белеют почти на половину листа, а в конце лета белое розовеет, постепенно превращаясь к осени в ярко-малиновое. Очень красиво!
Произрастают еще такие виды этого растения: актинидия острая (актинидия аргута), актинидия полигамная и актинидия Жиральда. Пожалуй, лишь плоды актинидии полигамной не привлекают сборщиков даров леса: они горьковатые на вкус, недаром таёжники называют их «перчиком». Зато плоды остальных видов актинидии как только не называют: и «лесной кишмиш», и «таежный ананас», и «изюм», и «лесные конфетки»… Зеленые, чуть продолговатые плоды актинидии даже внешне напоминают леденцы. Из них готовят вкусное варенье, повидло, сок, сушат впрок. Между прочим в плодах актинидии в пять раз больше витамина С, чем в черной смородине, и в десять раз – чем в лимоне.
Вставка к главе 15
Дальневосточный крот отличается от европейского. Если последний живет на открытых пространствах, то дальневосточный - лесной житель. Свои лабиринты он прокладывает в рыхлых почвах, и потому никаких выбросов в виде холмиков он не оставляет - на поверхности остаются приподнятые валики земли. Зовут дальневосточного крота – могера. Он крупнее европейского собрата.
Могера не любит прокладывать ходы в уплотненном грунте, по сравнению со своим европейским собратом он слабый землерой. Его подземные ходы встречаются рядом с реками, ручьями, озерами: без воды могера никуда! Обычно он селится в долинных многопородных и кедрово-широколиственных лесах.
Могера – полезное животное. Дальневосточный крот поедает вредных насекомых. Причем, он настоящий обжора: за день может съесть обед, весящий более половины его собственного веса.
Могера одет в светло-коричневую бархатистую шубку. В отличие от других животных он меняет ее трижды в год: весной, летом и осенью. Причем к зиме «одевается» основательно: шубка густая, с длинными теплыми волосами.
Дальневосточный крот, усердно прокладывая ходы под землей, никогда не потеет, потому что потовых желез у него нет.
Могера считается редким животным, внесен в Красную книгу.
*
Кедр считается царем деревьев дальневосточного леса. Правильнее называть его кедровой сосной. Кедры в России не растут. Но дальневосточники все равно зовут его не кедровой сосной, а кедром.
В июне в кедровых лесах бушует настоящая пыльная буря, вернее – пыльцовая. Зеленые великаны выбрасывают с цветниковых колосков массу пыльцевых зерен – ветер разносит эти крохотные желтые шарики далеко окрест. Иногда, подхваченная воздушными потоками, пыльца кедра выпадает вместе с дождем в большом городе. И тогда люди долго гадают: что это за странный желтый дождик прошел?
Кедровые шишки-малютки, окрашенные в фиолетовый цвет, к осени достигают размера с голубиное яйцо и меняют окраску на золотисто-коричневую. На следующую весну они начинают расти, наливаются силой и только ко второй осени созревают. Шишки падают на землю после первых заморозков. Настоящие таёжники ждут именно этого момента, и никогда не заготавливают кедровые орехи до срока.
Первые шишки на лесных кедрах появляются, когда деревьям исполнится не менее 60-100 лет. Это и неудивительно, ведь кедры живут по 400-500 лет. Так что шестьдесят лет для них – совсем не возраст!
Обильный урожай шишек бывает на кедрах редко – примерно через каждые восемь-десять лет. Правда, в этот интервал случаются и средние или слабые урожаи. В урожайный год на кедрах-гигантах насчитывают до пятисот шишек, каждая от восьми до семнадцати сантиметров длиной, и содержит до 140 орешков!
Кедровые орехи ценны витамином В, который способствует росту человека и оздоровлению кожи, а также витамин Е, который укрепляет нервную систему. Жиров в них больше, чем в грецком орехе, маслине, подсолнухе, лещине и миндале. Из кедрового ореха получают целебное масло, «молочко» и даже «сливки», а мука, приготовленная из орешков, в два раза питательнее, чем манная. Кедровую скорлупу не выбрасывают – в деревнях из нее до сих пор готовят красивую краску.
Даже хвоя кедра целебна: настои из нее помогают победить цингу, авитаминоз, полезно их добавлять в ванны. Из смолы кедра, которую называют живицей, фармацевты готовят мази, специальные пластыри. Получают из живицы скипидар и канифоль. Нанайцы и ульчи растирают кору кедра в порошок – он применяется при различных опрелостях, быстрее заживляет порезы и раны. Особенно эффективен в этом смысле порошок из лубяной части коры.
*
Точечный колокольчик, бубенчик, рябчик уссурийский, китайская купальница, василистник, ирисы Кемпфера, русский, восточный, гладкий,пион белоцветковый, сверкающий лихнис, красоднев Миддендорфа и малый, лилии тигровая, даурская, двурядная, льноцветковая синюха и другие красиво цветущие травянистые растения Дальнего Востока можно встретить на клумбах европейской части России и даже в других странах. Вообще, как считают некоторые ученые, в тайге насчитывается более ста видов цветов, которые вполне могут украсить наши дворы, палисадники, парки и скверы. Они неприхотливы, зимостойки, хорошо укореняются. Так что возле школы вполне можно разбить «таёжную» клумбу!
Вставка к главе 17
Тис остроконечный (его также иногда называют дальневосточным) растет в лесах Приамурья, Приморья, Сахалина и на Курилах. Если на юге Дальнего Востока тис – это дерево, порой до восьми метров высотой, то чем дальше к северу, тем больше он напоминает кустарник. На Земле известны восемь видов тисовых, два из них растут в России.
Тис относится к древним реликтовым растениям. К концу сентября на нем созревают семена, причем мясистый красный присеменник, так называемую «шишкоягоду», любят склевывать таежные птицы. Так они его и рассеивают…
Вставка к главе 18
Вы когда-нибудь видели «волчий табак»? Не говорите, пожалуйста, «нет». Потому что «волчий табак» - это народное название дождевика. Пока он молоденький, из него можно суп сварить или вместе с картошкой сжарить. Ну а созревший он почти ни на что не годен. Дотронешься до такого дождевика – и он тут же выпустит облако спор. Если аккуратно высыпать «волчий табак» в пакетик, то он потом сослужит добрую службу: порежешься – присыпь спорами ранку, она быстрее заживет. Якутские шаманы лечили им некоторые виды кожных заболеваний.
Кстати, охотники при лечении гнойных ран применяют шампиньоны. Эти грибы, согласно рецептам народной медицины, убивают возбудителей тифа, паратифа, другие вредные бактерии и микробы.
Тем, у кого лишний вес, полезно есть рыжики. Они замедляют образование жиров в организме.
Лисички, летние опята, мокрухи, козляки обладают антибактерицидными свойствами. В маслятах содержится особый компонент, который снимает головную болью Особенно их любят пожилые люди: маслята помогают им при подагре. Кстати, деревенские старушки уважают … мухоморы. Потому что его переспевшая шляпка – хорошее натирание для ноющих суставов. Отвар соленых мухоморов – неплохое растирание при ревматизме. Вообще, если устали ноги – попробуйте растереть их шляпкой мухомора. Только руки обязательно потом помойте! Все-таки гриб-то ядовитый…
А боровик лечит стенокардию, повышает тонус. Вообще, он считается царем среди грибов. Бульон из боровиков освежает и укрепляет организм.
Грибы лучше собирать только те, которые вы знаете «в лицо». Не берите в корзину незнакомые грибы! Иначе возможны отравления. Но если вдруг вы все-таки отравились грибами, то помните, что в этом случае нужно вызвать врача на дом. А до приезда «скорой» дайте больному три – четыре стакана холодной кипяченой воды, подсолите ее (чайная ложка соли на стакан). Можно пить холодный крепкий чай или молоко. После этого нужно, как это ни противно, вызвать рвоту, сделать теплую клизму и уложить пострадавшего на живот, к ногам – горячую грелку, на голову – горячий компресс. Не помешает дать больному активированный уголь. Причем, в деревнях в этих целях используют обыкновенную березовую головешку.
Но до отравлений грибами, думаю, дело не дойдёт. Ведь вы будете собирать только те грибы, в которых уверены. И ни за что не положите в корзину перезревшие, червивые грибы и не будете собирать их на свалках, вблизи дорог, под линиями электропередач.
*
Грибной сезон на Дальнем Востоке открывает дальневосточный майский гриб. Он растет на перегнойной почве под ильмами. Этот вид грибов встречается только на Дальнем Востоке. Вместе с ним сезон открывают сморчки (их в уссурийской тайге три вида – сморчок настоящий, сморчок конический и сморчок кудрявый), а также строчки (их два вида – строчок обыкновенный, весенний и строчок уссурийский).
В строчках и сморчках содержится гельвелловая кислота, способная отравить человека. Поэтому эти грибы перед приготовлением обязательно мельчат, отваривают в течение 10-15 минут, после чего их тщательно промывают и отжимают. А для строчков эту операцию рекомендуется повторить и второй раз!
ЖЁЛТЫЕ ЛАНДЫШИ
- Андрей, почему ты рисуешь ландыши жёлтыми?
- Потому что они такие…
На всякий случай я сводил сына к окулисту. Мало ли, вдруг у него какие-то проблемы со зрением? Но врач, внимательно его осмотрев, пожала плечами:
- Да нет, всё нормально. Ваш ребенок точно не дальтоник.
И тогда я догадался спросить Андрея:
- Послушай, а где ты видел жёлтые ландыши?
- Как где? На картинках…
И, правда, он показал мне книжку, в ней иллюстрации – только не цветные, а чёрно-белые. И ландыши тоже чёрно-белые.
- Я свой рисунок специально в жёлтый цвет выкрасил. Ландыш – майский цветок. А в мае почти все цветы жёлтые – и одуванчики, и лютики, и мать-и-мачеха…
Вот оно что! Мой городской сын никогда не видел настоящих ландышей. А живём-то мы в краю, можно сказать, заповедном. Лес подходит порой прямо к городским кварталам. И в нём смешались юг и север: здесь растут деревья, напоминающие пальмы, - аралиями называются, а высокие угрюмые ели обвивают виноград и лимонник. И чего только нет в лесу: маньчжурские орехи, похожие на грецкие и видом, и вкусом; груши – мелкие, кислые, но если их прихватит морозец, то они становятся сладковатыми; клюква, голубика, брусника, морошка и даже абрикосы в лесу растут! А сколько в нём водится разных птиц и зверей – не счесть!
Но Андрей этого не знает. А у меня в его возрасте уже была своя тропинка в лес. Впрочем, это и неудивительно: я родился в маленьком дальневосточном селе. Люди там жили, что называется, по народному календарю. Бабушка учила: «Морозы не ругай, а то земля промёрзнет – соку летом не даст».
Морозы в нашем Святогорье не любили, но уважали. У каждого из них своё имя было – крещенский, рождественский, никольский и другие. А бабушка, знай, себе приговаривала: «Снег мужику серебра дороже», «Холод уважать надобно», «Снег глубок – хлеб хорош».
В самую стужу она устраивала праздник каши, который в старину, оказывается, был в обычае – проводили его восьмого января. А каши готовили разные – из кукурузы, пшеницы, овса, гречки. И, наконец, 31 января бабушка говорила: «Ну вот, пришёл день-ломонос. Уходит от нас январь – весне дедушка, скоро потеплеет! Да ты не бойся, побегай на коньках-то, пусть тебе морозец уши накрутит, нос маленько поломает. На прощанье любит шутить январь». И весело улыбалась.
А потом приходила весна. Прав Андрюша: многие цветы старались хоть чуть-чуть походить на веселое, ласковое солнышко. Заполоняли лужайки адонис и хохлатка, пробивались из-под пожухлой листвы прострелы (их у нас подснежниками называют), рассыпались в зелени одуванчики и лютики.
Мы снимали ботинки и робко, пугливо спускали босые ступни к земле. Сами на всякий случай сидели на высоком крылечке: если земля холодная, тут же отдёрнешь от неё ногу и обуешься, а тёплая – спрыгнешь и так уж до поздней осени и пробегаешь босиком!
А там незаметно подходил и Кирилл - Конец Весны Начало Лету, так назывался день 22 июня. К этому времени наш огородик так зарастал сорняками, что приходилось, не покладая рук, бороться с ними. От прополки пятерня становилась тёмно-зеленой, и травяная краска долго не смывалась.
На 7 июля бабушка всегда становилась строгой, задумчивой, спать ложилась рано, а вставала до света. Всё объяснялось просто: «Сильная роса в Иванов день – к урожаю огурцов». Бабушка её и ходила проверять с утра пораньше. И вообще, с этим днём много каких примет связано. Коли на Ивана просо в ложку*1, то будет и в ложке. После Ивана не надо жупана. На Иванову ночь звёздно – будет много грибов. Корми пчелу до Ивана – сделает из тебя пана.
А осенью бабка самолично водила меня по лесу. Учила: « С дерева лист опадает чисто – легко всему: хлебу, людям, скоту». Или примечала, допустим, белочку-рыжулю, которая копошилась в ветвях деревьев. Подзывала меня: «Глянь-ко! Белка строит гнездо на дереве низко – к морозной, знать, зиме». И тут же находила этому прогнозу другое подтверждение: «Перед строгой зимой на рябине ягод много. Смотри, какие рясные*2 ветки-то, надли от ягод надломились …»
А падал первый снег, бабушка выходила во двор, бросала на него соломинку: если она провалится в снег – значит, быстро сойдёт, а не провалится – надолго улёгся.
И как при такой бабушке не знать мне было названий разных травок, цветов и зверушек?
А сын мой не знает. Непорядок! И решил я взять его с собой в маленькое лесное село. Отдохнули мы с ним славно, повидали много чего интересного. Об этом я вам и расскажу.
*1 просо в ложку – имеется в виду высота растения
*2 рясный – т.е. густой, обильный (говор)
ГРИБ БАБЫ ЯГИ
Надо же, Андрей всю неделю вёл себя отвратительно: кашу есть не хотел - гречневую, рассыпчатую кашу! Стянул из буфета шоколадку, а вину свалил на Прошку. Этот мышонок, и правда, был необыкновенно нахален: ни капельки нас не стеснялся - шмыгал по вечерам на кухне без всякой оглядки. Но при всём своём нахальстве дверцу буфета он всё равно открыть не смог бы!
И совсем я рассердился на Андрея, когда увидел, как он учит плавать Маркизу. Привязал кошке веревку на хвост - и кувырк её в ванну. Маркиза быстренько выгребалась из воды, но перевалить через борт ей не удавалось: Андрей дёргал веревку - Маркиза снова оказывалась в ванне. Особой радости в такой науке она не видела и размяукалась на всю улицу
- Всё! Кончилось моё терпение! - объявил я. - Придётся тебя отдать на перевоспитание бабе Яге.
- Чего? - удивился Андрей. - Ты маленьких пугай бабой Ягой. А я знаю: её не бывает!
- Ладно, - буркнул я и зловеще сощурил глаза. – Вот нынче вечерком и выясним, бывает она или не бывает. Ух, и воспитает она тебя!
- Скорее бы! - откликнулся Андрей и, уже не обращая на меня внимания, бросил камешком во взъерошенную маркизу. Она сидела на крыше и ожесточенно себя облизывала.
А вечером, как и обещал, повёл я Андрея в лес. Думал: он у первых же кустов раскается, извинения попросит и вообще скажет, что Прошка никакой шоколадки и в глаза не видел – это он, Андрей, не смог побороть соблазна ею полакомиться. Но сын упрямо шёл за мной и, похоже, темного леса не особенно-то и боялся.
Ладно, подошли мы, наконец, к заветной полянке.
- Ну, - я постарался придать голосу как можно больше серьёзности, - ещё раз тебя спрашиваю: без помощи бабы Яги исправишься или как?
-Или как, - нахально ответил сын. - Пусть баба Яга воспитывает, или, - хитро на меня посмотрел, - всё-таки не бывает бабы Яги, а?
- Что ж, смотри: вот её избушка!
И отогнул еловую ветку. В глубине полянки на куриной ноге стояла малюсенькая избушка. Единственное оконце жутко мерцало в темноте.
- Ох! - выдохнул Андрей, прильнул ко мне и выпалил: Папочка, миленький, что это такое?
- Не видишь? Избушка! И хозяйка - дома, свет у неё горит. Позовём, что ли? Избушка- избушка, стань к лесу задом...
- Не-е, не надо! Я всё скажу. Это не Прошка шоколад стащил, и Маркизу купать не буду, и кашу съем, я хорошим-хорошим буду ?
- Так и быть, поверю, - улыбнулся я. - Ладно, избушка, не поворачивайся...
И отправились мы домой. Андрейка всё по пути назад оглядывался, руку из моей ладони не выпускал.
В общем, он стал не просто послушным, а прямо-таки образцовым мальчиком: чуть ли не но одной половице ходил, дружбы с чумазыми деревенскими мальчишками не водил, и даже кашу съедал без остатка.
Маркизу, к тому же, холил да лелеял, и та до того обленилась, что Прошка шмыгал прямо перед её носом без всякого для себя ущерба.
В общем, стал сын образцово-показательным ребёнком. Но при этом он был скучным и грустным. Да и мне как-то не по себе: разве мальчик должен быть таким? Дело неладное. Как бы не заболел мой Андрюша!
И однажды, когда он чинно сидел у телевизора, я подсел к нему:
- Скажи честно, поверил ты в бабу Ягу?
Андрей кивнул, подумал о чём-то и тихо-тихо сказал:
- Но почему эта баба Яга есть? Другие яги в сказки ушли. А эта - что? Не захотела? Осталась мне на вред?
И стало мне перед сыном стыдно и неудобно. Будто бы я что-то у него бессовестно отобрал.
- Андрей! А ведь бабы Яги нет. Это я всё выдумал.
- А избушка на курьей ножке? Я сам её видел! Она не выдуманная…
Конечно, не выдуманная. Просто когда-то давньм-давно в здешних местах стояла непроходимая тайга. Звероловы срубали дерево, на высоком пне надстраивали клетушку. Это сооружение называли лабазом. В нём хранили добычу, пережидали непогоду.
Один из лабазов мало-мальски сохранился. На нем живут особенные грибы-светляки. Очень редкие. Облепили они оконную раму – вот и светится она по ночам, детей пугает.
Не поленились мы с Андреем сходить к тому лабазу, и я соскоблил один грибок, показал его сыну. Ничего особенного: маленький, сморщенный, больше на комочек паутины походит. Но сын бережно положил его в карман и потом, дома, не однажды рассматривал его вместе с другими мальчишками под одеялом.
Сначала гриб светился, и мальчишки даже дули на него, чтобы загасить. Потом, видно, его силы иссякли, и гриб перестал светиться.
Так что, когда мы вернулись в город, «светляк» никакого впечатления на андрюшиных друзей не произвел. И пришлось сыну высунуть голову из-под одеяла, под которым велись опыты с грибом и призвать меня на помощь:
- Папа, ну скажи им, скажи, что это настоящий гриб бабы Яги!
ДЕДУШКИН ТАБАК
-Ай-яй-яй, - засовестил нас дед Николай. - Разорили гнездо! И без стыда-совести в открытую идете. А птице каково, а? Поди-ко, бедная, по лесу мечется, убивается...
Сначала я ничего не понял. Какое гнездо? Какая птица? И даже на всякий случай в корзинку заглянул - вдруг Андрюшка и вправду разорил тайком кладку какой-нибудь птички, ничего мне не сказал И положил яйца поверх грибов?
Однажды, в самом деле, он набрел в траве на гнездо жаворонков и хотел взять их яйца с собой. У нас Хохлатка как раз заквохтала - собралась цыплят выводить. Вот сынишка и решил поставить эксперимент: а жаворончат она высидит или нет?
Хорошо я вовремя к нему подоспел, не дал гнезда тронуть.
- Не, папа, никого я не зорил! – Андрюшка посмотрел на меня честными словами. - Видишь, в корзинке только грибы...
- Будет вам! - дед Николай сердито махнул рукой. - А то я без глаз! Что это по-вашему?
Я и моргнуть не успел, как он проворно выхватил из корзинки белый шарик. И тут же его лицо из торжествующего превратилось в удивленно-растерянное:
-Ох! Никак «дедушкина табака» набрали?
Он помял шарик, раздавил его и буркнул:
- Так и есть – «дедушкин табак»! Полную корзину набрали. Вот люди! Нешто за грибы считаете? И не вздумайте их жарить-парить. В момент отравитесь!
«Дедушкин табак» - так в народе называют дождевики. Пока молоденькие, мякоть у них белая. Как состарятся, превращаются в сморщенные коричневые мешочки: нажмёшь - и хлопнет в нос темная струйка спор. То-то расчихаешься! Как от табака.
- Ничего, дедушка, не отравимся. - весело сказал я. – Приглашаем вечерком на жаркое из грибов!
Дед Николай покачал головой - отказался, и еще долго слышали мы его ворчанье:
- Хе! Вот-те раз - грибы, хы-хы! Рази ж едят дождевики? Отродясь, хэ-хе, не слыхивал даже. Не-е, не было грибов и это не грибы...
Дед Николай ходил по своему двору, он - наш сосед, и нам хорошо было слышно, как он продолжает бурчать себе под нос: «Ну и грибники, хе-хе!»
Слушая его, я посмеивался и промывал дождевики холодной колодезной водой. Потом накрошил грибы в картошку. Минут через пять она заскворчала, маслом забрызгалась - хорошая у нас печка, знатная сковородка!
Добавил я в жаркое сметаны, посыпал укропчиком да луком – и не заметили мы с сыном, как уплели всю сковородку.
А наутро только вышел на крылечко - дед Николай туг как тут. Перевесился через изгородь, сует бутылку темной жидкости:
-На-ко, выпей елексиру! Отвар дуба, череды, конского щавеля - верное от желудка средство.
- Да в порядке у меня живот, с чего вы взяли! - говорю. – И у Андрея все в порядке. С утра из пластилина что-то лепит...
Недоверчиво так дед Николай взглянул, от изгороди отошел, но бутылку «еликсира» все ж у забора оставил. Может, подумал: деликатничает сосед?
Настоящие грибы - подосиновики, боровики, подберезовики – еще не пошли. Зато дождевиков было видимо-невидимо. Как пробежит по лугу стремительный ливень, глядишь: то там, то туг высыпают в траве плотные, тугие шарики, да такие ровные, круглые, хоть в теннис ими играй!
Деревенские жители их не брали, как впрочем, не собирали они и рядовки, белые навозники, вешенки, которые тоже можно и варить, и жарить. Они их почему-то называли «собачьими грибами». И ни за что не хотели верить, что те же дождевики - вкусом лучше шампиньонов!
Вот до обеда и решили мы сбегать в соседний лесок, сразу за огородами. Там-то Андрюша и заметил: в орешнике что-то белеет. Вроде как шляпа. Нет, пожалуй, панама.
Ну, если шляпа или панама, надо обязательно ее из кустов достать и на сук повесить. Вдруг хозяин волнуется, ищет пропажу?
Раздвинули мы ветки и ахнула: не шляпа это и не панамка – дождевик! Таких больших никогда мы еще не видели - полкорзины занял.
Пришли домой, расположились за столиком во дворе и принялись резать дождевик кубиками - на сушку. Дед Николай тут как тут. Смотрит на наш гриб-великан со своего крылечка, ладошку лопаткой ко лбу приставил:
- Нешто в сушку «дедушкин табак» крошите?
- Ага, - киваю. - Замечательные супы зимой готовить будем!
- Кхе-кхе, - дед кашлянул и деликатно усомнился: Да ведь высохнут – «табаком» сделаются...
- Не-е, - говорю. - Проверено: отличные грибы!
Ушел дед Николай к себе в дом, а мы оставили грибы на солнышке сохнуть да и отправились полоть грядку с морковью.
Вернулись, глядь: бутылки с отваром у забора нет, и деда Николая дома тоже не наблюдается, и вообще - замок на дверях болтается. То все сиднем сидел, разве в огороде что наспех поделает и скорей-скорей к скамеечке у ворот. Сидит и смотрит на жизнь сельскую: как куры в пыли порхаются, воробьи дерутся, кто и с кем по улице идет.
Часа через два я выглянул из окошечка, смотрю: идет наш сосед, что-то в ведре тащит - ох, тяжело, на левый бок перекосился! А что несет, не разглядеть: травой сверху прикрыто.
Поглядел дед в мою сторону да быстренько и взлетел на свое крылечко, дверь за собой - хлоп! Откуда и прыть-то у него взялась? И с чего это щеколдой забрякал - то дверь у него нараспашку, а то вдруг запереться решил. Что это с ним?
А дня через три все и прояснилось.
- Ну, высушили свои дождевики? – спросил нас дед.
- А как же! Мы их в тот же день в духовке подсушили. По всем правилам.
- А покажьте, - попросил дед.
- А пожалуйста...
И принес я пригоршню дождевиков.Повертел их сосед, покрутил, даже понюхал и расстроился:
- А у меня-то – натуральный «дедушкин табак» получился.
Оказывается, сосед набрал полное ведро грибов. Те, что изнутри белые и крепкие, он с картошкой пожарил - вкусно, ничего не скажешь!
А те, что пожелтее, на сушку определил. Неловко ему совета было спросить. Ведь до последнего не верил, что дождевики едят. На всякий случай даже тот самый отвар из трав у кровати держал.
- Да ведь брать-то, дед Николай, нужно только молоденькие дождевички, - объясняю. - Высыпьте, дорогой соседушке, «дедушкин табачок» на грядку - авось на следующий год народятся там грибы. Всё польза, не надо будет в лес за ними тащиться...
И точно, следующим летом собрал наш сосед неплохой урожай дождевиков на своем персональном участке.
ЕЛОВАЯ НЯНЬКА
Взяли мы корзинку и пошли в осинник. А грибов там видимо-невидимо! Только успевай им поклоны бить, из земли вывертывать. Ножик-то специально не брали, и вам не советуем.
Срежешь подосиновик - корешок, как пенек, в траве останется. От росы ли холодной, дождя ли проливного намокнет - загниёт, и вместе с ним вся грибница может погибнуть. Так что лучше ухватить ножку двумя пальцами, осторожно повернуть - гриб и вытащится. А гнездышко, в котором он сидел, тут же надо запорхать листочками да мхом, чтобы не высохла грибница на солнышке.
Некоторые грибники, правда, считают, что вряд ли лучше грибы "рвать", чем срезать их ножом. Но в нашем селе поступают именно так. И не потому ли не переводятся вокруг него грибы?
Быстро мы наполнили корзинку красноголовиками, и еще бы можно шляпы да карманы ими набить, да зачем жадничать? В карманах помнутся грибы - так и так выбрасывать придётся. А придут в осинник другие грибники - то-то радости у них будет!
Говорили мы, значит, об этом под осинкой сидючи, грибы перебирали, да перестук дятлов слушали. Вдруг Андрейка и показывает мне:
-Что это? Елочка! А вон ещё растет! И ещё!
Я-то елочки ещё раньше приметил. Всё ждал, когда сын на них внимание обратит. Осинник для елочек - все равно что детский сад. Не любит еловая поросль прямых солнечных лучей - тень ей нужна. Вот и растет-развивается под осинками без забот. А как окрепнут елочки, осины выпускают их на волю вольную.
- Выходит, осина - еловая нянька? - сделал заключение Андрей, послушав мой рассказ.- Так осинку и лесники величают, - подхватил я. - Но говорят это ради красного словца. Потому что осины на самом деле ни за что не уступили бы своё место под солнцем. Просто ели теневыносливые, и как ни глушат их берёзки да осинки, - победить не могут! Вот хвойные леса зачастую и сменяют лиственные, потому что выдерживают борьбу за существование и вытесняют более слабые деревья...
Может быть, лет через десять мы придём сюда собирать маслята. Очень уж они любит в молодом ельнике селиться!
ЗИМНИЕ ЦВЕТЫ
На стеклах распустились морозные узоры. Чудятся В них листья пальм, роскошных папоротников, всякие диковинные цветы. Каждое утро Андрейка, как встанет, сразу К окнам подходит: что нового дед Мороз нарисовал?
И в тот раз долго рассматривал он узоры, потом приставил палёц к стеклу и держал его до тех пор, пока не вытаяла дырка. Вроде как глазок получился, посмотрел через него Андрейка: что там, на улице делается? А чтобы мне не скучно было, об увиденном вслух рассказывает:
- Сорока летит, низко-низко, над самыми сугробами. На старой груше сидят воробьи. Дружок куда-то побежал, хвостом след заметает. Ой, цветы! Папа, иди, посмотри: полынь расцвела!
- Да что ты такое говоришь! – удивился я. - Виданное ли дело: полынь - и расцвела? Да еще зимой!
- Иди, иди, - торопил Андрейка. - Очень красиво, просто замечательно!
Прильнул я к глазку. Точно: сухие метёлки полыни, запорошенные снегом, украсились нежными розовыми цветами с серебристым отливом. Но что это? Один цветок вдруг шевельнулся и перенесся на соседний куст репейника. Следом - остальные.
- Это не цветы, - разочарованно протянул Андрейка. Он успел сделать ещё один глазок и тоже видел этих красивых серебристо-розовых птах.
- Папа, это – снегири?
И, правда, птички были похожи на снегирей пунцовые грудками. Но в сравнении с ними - малыши, а вот хвосты, пожалуй, подлиннее будут. Что за птахи такие?
Птички тем временем весело перепархивали по веткам растения. Какая-нибудь из них, прицепившись к сухому шарику репейника, качалась туда-сюда, внимательно рассматривая его со всех сторон. Поизучав, принималась теребить шарик - доставала из него семена…
Так мы, наверное, ещё долго бы наблюдали за красивыми птичками, если бы их не испугал Дружок. Птахи вспорхнули и, ныряя в утреннем серебре, брызнули ярким фейерверком. Вскоре они скрылись с наших глаз.
Рассказал я об этих птичках знакомому леснику. Поудивлялся: вроде, на снегирей похожи, а всё ж не они!
- Урагусов видели, - улыбнулся лесник. - Второе их название, между прочим, - длиннохвостые снегири. И как это вы их летом не приметили? Урагусы селятся вместе с чечевичками у речек, озёр - так, где кустарники, травы высокие. А поют, любо-дорого послушать: точно ручеёк журчит. И человека не пугаются – совсем близко подпускают. Потому зимой безбоязненно и прилетают в города и сёла – тут легче прокормиться...
А вечером стайка урагусов снова прилетела в наш сад. Покачались птицы на ветках репейника, пообщипывали с них семена, да и вспорхнули не старую грушу. Устроились рядышком, втянули головки в перья, распушились шариками, да так и остались на ночлег.
Утром выглянули мы на улицу: скучные сухие кусты снова украсились цветами!
ЗОЛОТАЯ ФЛЕЙТА
- А я с золотой птичкой пересвистываюсь, - похвалился Андрей. - Пойдём скорее за околицу! Не пожалеешь - красивая, золотая птичка!
Я как раз собирался на луг за щавелем. Там можно нарвать и сочных молодых стрелок дикого лука. Ни то, ни другое мы на своем огороде не садили. Зачем? Природа дарит первую зелень бесплатно, единственное, что требуется - наклониться и сорвать.
По пути на луг завернули мы в соседний перелесок. Тут- то и услышал я нежное, мелодичное посвистыванье: фи-ти-лиу, фи-тиу-лиу!
Андрей восторженно замер и, повернув ко мне сияющее лицо, шепнул:
-Она! - и, выпячивая губы, принялся подражать насвистыванию птицы: Фи-ти-лиу, фи-и-лиу!
Неплохо у него получалось!
Посвистывая, птица перелетала с дерева на дерево и вскоре показалась на соседнем тополе - ярко-желтая, чуть крупнее скворца. Иволга!
Птица беспокойно повертела головой, заперепрыгивала по веткам, разглядывая нас и вдруг рядом с ней - так нам показалось - резко, пронзительно закричала кошка. Словно бы кто на хвост ей наступил. Как бы она иволгу не сцапала!
Но как мы ни вглядывались, в ветвях березы никакой кошки не увидели. Правда, заметили: стоит иволге клюв раскрыть, как тут же и кошка верещит. Вот оно что! Это иволга так на нас сердилась: зачел: её обманули? А может, специально душераздирающий вопль испускала, чтобы не позарились мы на неё, не стали бы за ней охотиться - кому нужна птица с таким противным голосищем?
Вообще, иволги вопят всякий раз, как завидят человека или какого-нибудь хищника. Хорошего, конечно, мало в том, что эта птица ставит на одну доску нас, людей, и какого-нибудь лесного злодея – волка или барсука. А что ей, бедолаге, остаётся делать, когда какой-нибудь дядя, восседая на бульдозере, может, например, запросто свалить березу. А её иволга, может быть, облюбовала под своё гнездо. Вот и верещит рассерженной кошкой! Куда только и девается её флейтовый посвист...
Мелькнула иволга осколочком солнца, блеснула меж ветвей, скрылась с наших глаз, и снова из глубины леса услышали мы нежные приятные звуки флейты: фи-ти-лиу, фи-ли-у...
" ГОЛОВНАЯ БОЛЬ"
Мы припозднились, и возвращались из леса в сумерки. На тот лужок вышли, когда в небе заперемигивались первые звезды. До дома - рукой подать, и я с облегчением закурил последнюю сигарету: не надо её экономить, дома лежит целая пачка "Столичных".
Спичка обгорела до половины и, обжегшись, я бросил её в темные, влажные от росы заросли какого-то растения. Тут же вспыхнуло голубоватое пламя и призрачным сиянием очертило стебли, листья и цветы растений.
Огоньки перекидывались на соседние кусты, светляками скакали с листа на лист. Почудилось: это проворные волшебные эльфы забегали взад-вперед с маленькими фонариками. И будто бы в укор мне разыскивали в остро и приторно пахнущих зарослях непогашенную спичку: разве можно так легкомысленно поступать с огнем? А вдруг - пожар?
Я тронул соседний куст. И удивился: он был мокрым от росы, так что - какой уж тут пожар?
Андрей притих и заворожено следил за быстрой, переменчивой игрой холодных огоньков. Через минуту-другую они разом погасли, и нас снова обступила темнота.
В эльфов я вообще-то не верил. Зато Андрей предположил:
- Колдовство какое-то. Папа, пойдем скорее домой!
Я сломил веточку растения, по которому бегали огоньки. На ощупь она была нежна, листья ничуть не обгорели - свежие, чуть-чуть шероховатые, они по-прежнему пахли чем-то приторным. У меня даже голова немножко закружилась. Неужели это растение, которое мы в детстве так и называли - "головная боль"?
На высоких, до метра, стеблях красовались на нем крупные кисти сиреневых цветов. Каждый цветок как маленькая морская звезда. Очень красивая то была "головная боль"! Но стоило принести домой хотя бы один её стебелёк, как мама тут же конфисковывала весь букет: "Угореть хочешь? Не рви больше этих цветов. И руки вымой!"
Дома я вынул веточку из кармана и при электрическом свете совершенно точно убедился в своем предположении: так и есть - "головная боль"! А по научному это растение называется купена неопалимая.
А почему так называется, думаю, вы догадались уже сами, правда?
ГДЕ ЖИВЁТ ПУЗАТКА?
- В нашем лесу растут лимонник, аралия, женьшень. Правда,
женьшень мы ни разу не видели. Он, наверное, совсем редким стал.
Папа говорит: его корень помогает сохранять молодость. Он похож
на маленького человечка. Это тоже папа говорит. А ещё он говорит, что искать женьшень кому попало нельзя - нужно специальное разрешение. Если каждый выкопает по корешку, то совсем не станет этого растения. Вот!
Андрейка передохнул и продолжал дальше:
- Вообще-то, некоторые люди разводят женьшень прямо на грядке. Как морковка или репа! Но знающие люди говорят, что в культурном женьшене силы мало, не то, что в таёжном! Зато прямо за бабушкиным огородом я видел лимонник. Он как виноград вьётся по деревьям. Если глаза сами собой закрываются, а ты спать ещё не хочешь, надо съесть несколько ягодок - и сна ни в одном глазу. Правда, здорово? А про аралию папа сказал, что она чертово дерево. И, правда, вся кора в шипах, и даже на листьях
колючки, я потрогал - о-е-ёй, больно! Когда у меня заболел зуб, папа настругал стружек, заварил их и велел подержать этот чай во рту. Помогло! А стругал он, как ты, наверно, догадалась, корень аралии. Не бойся, мама, живот у меня не заболит — папа хорошенько промыл корешки. А ещё в лесу растет эле...электрокок!
- Элеутерококк!- смеюсь я.- Мама, Андрейка никак не может
выучить это слово. Говорит: язык сразу заплетается.
Но Андрюша уже - щёлк! щёлк! - выключил магнитофон. Письма он писать не любит. Но он приспособился посылать маме "говорящие письма". Включит магнитофон и рассказывает о нашей с ним жизни. Каждую субботу мы относим на почту магнитофонную кассету.
Получит её мама - услышит голоса птиц, кудахтанье Пеструшки, завыванья собаки Барсика и, конечно, наш с Андрейкой рассказ: где были, что видели и узнали нового. А нам есть что рассказать!
- Эх, зря ты выключил магнитофон, - пожурил я Андрейку. - Очень
надо мне тебя позорить! Зачем обижаешься? В конце концов, и я
не сразу "элеутерококк" научился выговаривать. И хитрил, говорил: "дикий перец". Плоды элеутерококка очень похожи на черный перец-горошек. И другое у него есть название - свободноягодник. Выбирай, какое больше нравится! Да не забудь в звуковом письме сказать: элеутерококк - брат женьшеня. Они к одному семейству относятся - аралиевым.
Андрей снова включил магнитофон и рассказал о том, что мы с ним заготовили корень и листья "дикого перца". Они тоже целебны, дают человеку
бодрость и силу.
- Идёшь, мама, по лесу, а он как аптека, - рассказывал Андрейка. - Даже лучше: вместо таблеток - травки, листики, веточки…
- И даже палки, - добавил я.
- И даже палки, - повторил Андрейка и тут же осекся: Ну да!
Как это?
- А так, - отвечаю. - Выключай магнитофон. Пойдём сейчас в
лес, всё сам и увидишь. Вечером договоришь своё письмо маме…
Вышли мы за село, свернули на проселок. Когда-то, лет сорок назад, стояла тут тайга - густая, непроходимая, но её срубили: людям нужен был строительный лес и дрова. А на вырубках поднялись березы да лиственницы, и лещина - тут как тут, встала зелёной стеной. Идём мы с Андрюшей, орехи считаем: один, два... тридцать ... пятьдесят, ох, много! Хорош урожай лещины. И вдруг Андрей остановился как вкопанный:
- Папа, смотри?
Над травой чуть покачивалась от ветерка высокая, выше Анд-
рейки, серо-буро-малиновая палка. Она была покрыта невзрачными
тёмно-коричневыми чешуйчатыми листьями, на верхушке - кисть
бледно-коричневых цветков.
- Хато-охто! - я разулыбался.
- Что ты охаешь, папа?
- Хато-охто - так это растение нанайцы называют. Испокон веков они селились по берегам Амура, в таежных дебрях. Умелые охотники, рыбаки и следопыты, они отлично изучили мир растений. И открылась перед ними тайна хато-охто. Восемь лет живет он под землёй, копит силы, а на девятый год выбрасывает вот такой побег. Цветёт он быстро, так же поспешно образуются на нём коробочки с семенами, после чего растение погибает.
- Да что в нём красивого? - разочарованно протянул Андрейка. -
Саранки или, к примеру, ромашки сами в букет просятся. А этот хато-охто - так себе...
- Для букета он, конечно, не годится, - согласился я. - Самое ценное в нем - корень, эдакий толстенький клубень, со среднюю картофелину. За такой видок и называют это растение ещё пузаткой. А по-научному - гастродия высокая.
- А эту картошину можно есть?
- Пожалуйста! Только всё-таки лучше пустить её на лекарство. Ведь учёные называют хато-охто "нанайским женьшенем". Вот так!
Что же мы стоим!? И почему не взяли мою лопатку? Сейчас
бы выкопали этот женьшень-пузатку!
Хорошо бы, конечно, иметь её в домашней аптеке. Но хато-
охто нынче редко встречается в наших лесах. Вот и это растение, может быть, одно-единственное на всю округу. По доброте душевной показал мне его знакомый лесник. Он при этом радовался: удача-то какая, расселяется пузатка и в нашем лесу! Нет, пусть живёт хато-охто, не будем мы его трогать.
А вечером Андрюша снова включил магнитофон:
- Мама, мы нашли пузатку! Это растение такое. Ты видела по телевизору орхидеи? Пузатка - тоже орхидея!
Вот, наверное, удивилась мама такому заявление, но хато-охто, действительно, из семейства орхидных. И в жаркой Австралии, к примеру, так же обычно как кенгуру.
ЧЕЧЕВИЦА
Проголодались мы изрядно. Андрюша, смотрю, то листик щавеля сощипнёт, то оборвет с цветов шиповника лепестки и в рот отправит - на подножный корм, короче, перешёл.
- Ладно, - думаю, - угощу-ка я тебя необычным жарким. Такого в городской кухне не приготовить…
Развел на берегу Кии костёр, посадил у него Андрея, а сам в заросли рогоза полез.
Вообще-то, это растение в нашем селе редко кто так называет, всё больше - чекан или болотные шишки. А всё потому, что ближе к осени вызревают на рогозе бархатистые соплодия – эдакие эскимо на палочке, такие же продолговатые и шоколадного цвета. Бывало, принесёшь несколько стеблей с «шишками" в дом, поставишь в банку - стоят они, красуются всю зиму. Как-то по незнанию стал я теребить одно такое "эскимо" - вдруг раздался сухой щелчок и – пппуф-фф! - взорвалось оно прямо у меня в руках и разлетелось по всей комнате мелким сероватым пухом. Кинулся его подбирать, но не тут-то было: пух выскальзывал из рук, пучками взмывал к потолку, кружился над половицами.
Так бы я, наверное, и не ликвидировал непорядок до маминого прихода, ежели б не догадался побрызгать пух водой - он тут же прибился к
полу, который заодно и помыть пришлось. Мама пришла, похвалила:
- Спасибо. Наконец-то в доме ни пылинки, ни соринки!
Кабы она знала, что тут было полчаса назад!
Вспоминая эту историю, шарил я руками по дну - искал корневища рогоза потолще. Выбрал, наконец, и вытащил из прохладной воды три мясистых корня, каждое с добрых полметра длиной. Отмыл их, очистил и к Андрею пошёл. Огонь уж отгорал - краснели в седом пепле головешки да подмигивали угольки.
Закопали мы рогозник под пепел, набросали сверху головешек - пусть пекутся корни.
Сидим на берегу, любуемся тихой речной гладью, серебристыми ивами да березками-тонконожками. Вдруг откуда ни возьмись серенькая птичка. Вроде воробья, только шапочка на голове не коричневая, а красная, и на грудке - красное пятно. Повозилась в соседних кустах, с ветки на ветку попрыгала, покосилась на нас и молча куда-то упорхнула.
Мы уж, было, и думать про неё забыли, как вдруг плеснулась в воде большущая рыбина. И тут же с соседней ивы раздался тоненький голосок:
- Чавыча, чавыча!
Присмотрелся Андрейка и удивился:
- Папа, это тот самый красный воробей кричит!
- Ошибается твой красный воробей. Чавыча в здешних местах не водится...
- А что такое чавыча?
- Рыба такая. Из породы лососевых. Здоровенная! Нашей знаменитой кеты покрупнее будет. А птичка эта не иначе, как с Камчатки прилетела - чавыча в основное так водится…
- Да ну тебя, папа, опять шутишь! - обиделся Андрейка.
- Ладно, ладно, - говорю. - Может, птичка дальше этой речки нигде и не бывала, может, и не чавычу вовсе поминает. Прислушайся…
Прислушался Андрейка и удивился:
- Во! Кричит: сушеница, сушеница. А что это?
- А это она растение такое называет - сушеница топяная. Лекарственное, между прочим, растение. Его в аптеках продают – от давления помогает...
А птичка кричит, надрывается, и то у неё "чавыча" получается, то - "сушеница", то - "чечевица", а заспешит скороговоркой, так и вовсе - "чьи вы, чьи вы?"
Такая вот говорунья!
- Красным воробьем ты её правильно окрестил, - сказал я сыну. – Но больше она известна под другим именем – чечевица. Рыбакам она, между прочим, первый друг. Как завидит где крупную рыбину, тут же всю округу оповещает: чавыча, мол, плывёт! Любую рыбу почему-то только так называет.
Покричала чечевица, покричала да и смолкла. Поняла: толку от нас никакого, не бросаемся мы к реке с удочками, чтобы её чавычу выловить.
Кстати, если вы думаете, будто красный воробей какую-то выгоду от своих наводок имеет, то ошибаетесь: рыбой она не питается. Больше злаки уважает. А зимой и вообще исключительная, можно сказать, вегетарианка…
Когда мы печеные корневища рогоза из пепла доставали, чечевица поближе подлетела. Села на ветку, хвостиком взмахнула - интересно ей, что это мы такое едим?
Мне-то не впервой лакомиться рогозником, а сынишка откусывает сладковатые кусочки жаркого да знай нахваливает: хороши, ох, хороши!
Не утерпела птичка, пискнула:
- Чечевица?
- Нет! - засмеялись мы. - Рогоз!
Вспорхнула птичка и, словно поняв нас, перелетела к зарослям рогоза. Уселась на длинный стебель, туда-сюда качается. И невдомёк ей, любопытной, что из этого растения можно приготовить целый вегетарианский обед. Хороши его вареные ростки, можно их и жарить, корневища ешь хоть сырыми, хоть печеными, а высушить их да размелешь - лепешки пеки, суп той мукой заправляй, или кашу вари. Но красному воробью эта еда, видно, не нравилась. Снялась птица с рогоза, крикнула:
- Чечевица!
И улетела. Искать себе еду по вкусу. Ишь, разборчивая какая!
КТО ШУРШАЛ НА КРЫШЕ?
Висели у нас на чердаке дубовые да березовые веники. Висели себе и висели, мы о них и забыли даже. Но однажды холодным октябрьским вечером, слышим, кто-то зашебаршился на чердаке. Да так громко: шух-шу-уу, шурк!
- Папа, это домово-ой? - испуганно протянул Андрейка. И ко мне прижался.
- Мне и самому интересно, кто бы это мог быть, - ответил я. - Дверка на чердаке закрыта, окно - тоже, в крыше - ни щелочки.
Вышел я на улицу, приставил лестницу и полез на чердак. Только хотел дверцу открыть, как снова услышал:
- Шух-шу-у, шурк!
И что-то о дверцу как хлопнется изнутри! А веники по-прежнему звенят, шуркают, да так громко - жуть!
Ну, думаю, не иначе медведь попал на чердак. Шуму-то! А с другой стороны, смеюсь над собой, откуда медведю тут взяться? И совсем развеселился: наверняка у нас завелась шуршавка!
Кто она такая? А не знаю! Есть про неё шутка. Едет будто бы мужик в автобусе, в у него в котомке кто-то шуршит и шуршит. "Что там у вас?" - спрашивают любопытные пассажиры. " Не что, а кто, - важно отвечает мужик. - Сама шуршавка!" Спросить-то людям неудобно, зверь это такой или птица. Вроде как необразованность свою сразу выкажешь. А поглядеть-то охота, что это за чудо-юдо! И один догадливый молодой человек нашел, что спросить. "А интересно, - говорит, - ваша шуршавка маленькая или большая?" "Нормальная, - отвечает мужик. - Да хошь, сам погляди на неё". Заглянул молодой человек в мешок, а там и вправду сидит шуршавка. И вполне нормальная: ни большая, ни маленькая - в самый раз.
- Ну, шуршавка! Берегись! - сказал я. - Сейчас дверь открою!
Это я на всякий случай сказал. Если, думаю, сидит на чердаке какой-нибудь грабитель, то услышит и сам руки вверх поднимет.
Только дверцу открыл, как громче прежнего зашумели-зашебаршились веники. И вдруг - фырк! - вылетело что-то из чердачной темноты, задело меня за волосы и громко, истошно чирикнуло. Фу ты, ну ты! Воробышек!
Взлохмаченный воробей уселся на яблоне, почистил свои перышки, поозирался по сторонам и, франтовато дёрнув хвостиком, ринулся за резные оконные наличники.
Видно, воробышек искал ночлег, вот как-то и попал на чердак через не замеченную мной щелочку. Хотел, видно, устроить спальню в вениках, да не получилось: зашуршали- забрякали сухие листья, перепугали беднягу!
Но и за наличниками воробью жилось неплохо. Он устроился вполне сносно: натаскал туда пакли, соломки, утеплился на зиму. А обеды ему Андрей поставлял. Сметал крошки со стола и ссыпал на фанерный лист, который воробью столом служил.
Кстати, имя мы дали воробью такое: Шуршавка.
ЗРОП И ПРОП: ПОЧТИ ЧТО СКАЗКИ
ПОСЛЕДНИЙ КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ
Однажды осенью Зроп искал сам не знал, Что, а, может, Кого. Он шел по городу и смотрел в разные стороны.
А поскольку это продолжалось довольно долго, то голова у него, в конце концов, закружилась. Попробуй-ка всё время смотреть в разные стороны, и ни разу не увидеть ни Что, ни Кого!
Тогда, чтобы голова не кружилась, Зроп закрыл глаза и пошёл вперёд зажмурившись. Он всё время натыкался на Что-то и Кого-то, но это всё равно были ни Что и ни Кого. Даже не открывая глаз, Зроп это прекрасно понимал. Потому что если бы он встретил то, что не знает сам, то сразу бы сказал сам себе: «Вот это да!»
Вдруг он наткнулся на что-то теплое, доброе и шершавое как рука бабушки. Зроп подумал, что самое интересное случается именно вдруг. И открыл глаза, чтобы посмотреть, что же это такое.
Это был ствол большого старого клена. Почти на самой верхушке дерева сидела веснушчатая девчонка в обыкновенной красной куртке и круглых очках, какие обычно носят отличницы и профессора.
Зроп её хорошо разглядел, потому что клён уже сбросил листья. Ведь если бы они были, то как рассмотреть в них девчонку? Правда, на самой верхней веточке ветер трепыхал последний жёлтый лист.
- Я знаю, зачем ты туда забралась, - сказал Зроп.
- А другие не знают, - ответила девчонка. – Эти зануды уже надоели мне вопросами, зачем я тут сижу.
- Не лучше ли подождать, когда лист сам упадёт на землю? – подсказал Зроп. – Тогда ты его спокойненько возьмёшь и поместишь в рамочку.
- Может, ты ещё знаешь, как эта картина будет называться? – поразилась девчонка.
- А то! – Зроп гордо выпятил грудь. – Я всё знаю!
- Ой-ой-ой! – засмеялась девчонка.
- Ну, почти всё, - поправился Зроп. – Картинка будет называться «Последний осенний лист».
И тут – ах! – сильный порыв ветра сорвал желтый кленовый лист. Он взмыл в небо и, кувыркаясь, полетел над парком.
И тут – ой! – девчонка сорвалась с ветки. Но не упала на землю, а, раскинув руки, как крылья, полетела вслед за листом. Но ветер всё-таки был быстрее, и уносил листик всё дальше и дальше.
И тут – ух! – Зроп подпрыгнул и полетел быстрее ветра. И, конечно, сумел выхватить у него листок.
Зроп подлетел к девчонке и, смахнув капельку пота со лба, протянул ей добычу:
- Вот, пожалуйста!
- Спасибо, - сказала девчонка, покраснела и потупила взор. – Меня зовут Проп, между прочим.
- А я – Зроп! Будем знакомы!
Он протянул ладонь, и Проп тоже протянула ладонь. Так, держась за руки, они и опустились на землю.
- А я думала, что никто, кроме меня, летать не умеет, - сказала Проп.
- Представляешь, я думал то же самое о себе! – сказал Зроп.
- А ещё я сегодня искала, сама не знаю Что, а может, Кого, - сообщила Проп.
- Вот это да! – воскликнул Зроп.
И они поняли, что нашлись.
А желтый кленовый лист в деревянной рамочке с тех пор висел в гостиной Проп. Между прочим, гвоздик для картины вколотил в стену Зроп. И при этом ни разу не ударил себя молотком по пальцу. Что у него, вообще-то, бывает нечасто.
ВИШНЁВЫЕ КОСТОЧКИ
- Привет! Как давно я тебя не видел, - сказал Зроп и улыбнулся.
Улыбнулся так, как это умел только он: сморщил нос, будто понюхал перца и собирался чихнуть.
- А я тебя видела каждый день, - сообщила Проп. – Если хотела, то хоть сто раз могла видеть. Вот!
Она глядела на Зропа веселыми глазами. Проп умела делать их такими, когда, например, чего-то стеснялась. Или говорила неправду. Ну, не совсем правду.
- Ты не могла меня видеть, потому что меня не было, - сказал Зроп.
- Нет, был! – Проп даже ножкой притопнула. – На фотокарточке! Ты что, забыл, как подарил мне её? И написал: «Я всегда с тобой!»
- Ах, да! – Зроп хлопнул себя по лбу. – Я даже расписался под той фразой – такая длинная витиеватая подпись. У меня ведь имя короткое, а хочется, чтобы было вот таким-притаким, - он раскинул руки и даже привстал на цыпочки, чтобы показать, до каких пределов желает удлинить своё имя.
- Я смотрела на тебя и думала, где же ты сейчас, - продолжала Проп, - но ничего придумать не могла. И тогда я решила: мне достаточно того, что ты со мной, пусть даже и на фотографии.
- А меня на самом деле не было, - уточнил Зроп.
- Я не знаю, что ты думаешь, насчёт того, где был, но на самом деле ты всё равно был со мной, - не согласилась Проп.
- Ага, - кивнул Зроп. – Я с тобой был. Конечно, это так. Но и в другом месте я тоже был.
- Где-То Там? – спросила Проп.
- И Где-То Там тоже, - подтвердил Зроп. – Там было весело, но я скучал.
- Как это так? – изумилась Проп. – Весело – значит, весело. Скучно – значит, скучно. Как это может быть и весело, и скучно? А может, ты весело скучал?
- Нет. По раздельности, - сознался Зроп. – Сначала мне было весело вспоминать, как от тебя улетел воздушный шарик и зацепился за нос скульптуры вождя пролетариата. Приехала целая команда спасателей. Они выдвинули длинную лестницу и залезли на неё, чтобы достать шарик. А он взял и полетел дальше. Зацепился за шпиль на здании правительства. Помнишь? Спасатели хотели сначала снять его при помощи своей лестницы, но её не хватило. И тогда они вызвали ещё одну машину, но и у неё лестница оказалась маленькой. Тогда ты сказала: «А почему бы вам не залезть на крышу?» Сами они до этого не могли додуматься. Ты у меня такая умная, Проп!
- И тебя веселило, что я такая умная, Зроп? – Проп даже смеяться перестала – так рассердилась на Зропа.
- Нет, мне было весело вспоминать про шарик, - потупился Зроп. – А скучал я по другой причине.
- Причина была унылая, как дождливый осенний день? – спросила Проп.
- Нет, причина совершенно замечательная, - не согласился Зроп. – Вот она!
Всё это время он держал правую руку за спиной, и Проп даже решила: он держит в ней букет. Она очень любила белые нарциссы, и надеялась: Зроп их ей подарит.
Но в руке Зропа оказался обычный кулёк из старой газеты.
- Где-То Там я купил вишню, - сказал Зроп. – И мне стало скучно от того, что не могу съесть её с тобой.
- Ой! – воскликнула Проп, заглянув в кулёк. – Это самые замечательные на свете вишни: темно-бордовые, крупные и блестят как лакированные.
- А представь, какие у них большие косточки! – сказал Зроп. – Ну, как я мог один есть вишни и плеваться их косточками?
Они любили устраивать соревнования: кто дальше выплюнет вишневую косточку. Чтобы никому не мешать, выбирали какое-нибудь укромное местечко – и плевали!
Вообще-то плеваться, конечно, неприлично. Но это если кто-то видит. А если двое что-то делают вместе, и им это нравится, то – вполне прилично. Тем более, что из косточек потом вырастали красивые вишневые деревья!
- Я даже не сержусь на тебя за то, что ты не принёс мне нарциссы, - сказала Проп. – Потому что вишни я люблю не меньше.
- А знаешь, когда нарциссы срезают, то они быстро вянут, - печально сказал Зроп. – Я это совсем недавно понял. Хорошо, когда они растут просто так!
- Если бы мне подарили клумбу с нарциссами, я была бы так рада! – откликнулась Проп. – Но ни у кого нет настоящей клумбы с настоящими нарциссами.
- А пойдем есть вишню, - предложил Зроп.
И они пошли. И пришли Куда-То Туда, Где Они Ни Разу Не Были. Вместе не были. А Зроп до этого был. Только Проп пока об этом не знала.
Они ели вишни и плевались косточками. Причем, у Проп это получалось лучше: её косточки улетали дальше. А может, Зроп ей поддавался? Потому что ему было приятно, когда приятно было Проп.
Последняя косточка у Проп улетела так далеко, что не было видно, куда она упала. И тогда Проп пошла и раздвинула ветви кустов чубушника, потому что косточка улетела куда-то за них.
Она раздвинула ветви и сказала:
- Ах!
А Зроп аж порозовел весь от этого «ах!». Потому что Проп говорила так, когда что-то её особенно впечатляло.
- Клумба с нарциссами! – сказала Проп. – Откуда она тут взялась? Тут вообще никакой клумбы быть не может, потому что сюда никто не ходит.
Но Зроп пожал плечами:
- Почему это никто не ходит? А мы разве не тут ходим сейчас?
- Клумба с нарциссами – моя мечта, - сказала Проп. – Я и не ожидала, что она исполнится тут!
- А никогда не знаешь, где мечта исполнится, - ответил Зроп. – А знать, где и когда она сбудется, - это совсем неинтересно!
- Ты такой умный! – восхитилась Проп, и Зроп порозовел еще больше, а мочки его ушей даже стали красными.
Он любил, когда Проп его хвалила, но почему-то от этого смущался.
А клумбу с нарциссами он разбил сам, и ухаживал за нею, и оберегал от посторонних глаз, и очень хотел, чтобы у Проп была самая лучшая на свете клумба.
Лучше её и вправду не было. Вот!
ВОЗДУШНЫЙ ШАРИК
Однажды Проп тоже уехала в другой город. Она рассчитывала побыть там всего три дня, но получилось дольше. Потому что у Проп в этом городе было много родственников, особенно одиноких старых тётушек. И каждую надо было навестить, потому что тётушки очень любили Проп и соскучились по ней.
Она тоже их любила. Но каждая тётушка считала, что Проп – только её, и ни за что не хотели собраться все вместе, чтобы обожать племянницу коллективно. Ничего не поделаешь, они были старомодными индивидуалистками и считали: любовь бывает одна на двоих, а если больше, то это что-то совсем другое. Например, встреча родни. Или выражение родственных чувств.
Сначала Проп думала, что сумеет обойти всех за три дня, но всегда оказывалось: у каждой тётушки за то время, что они не виделись, накопилось столько новостей, что их хватило бы на десять, а то и больше выпусков программы «Время». Если телевизор можно выключить, то ни одну из тетушек остановить было просто невозможно. К тому же, Проп была воспитанной и никогда не прерывала старших, даже если ей очень хотелось это сделать.
А Зроп в это время думал, думает ли Проп о нём. И Проп тоже думала, думает ли Зроп о ней.
Когда люди думают друг о друге, то они икают. Проп знала об этой примете, но почему-то считала: это совершенно неромантично. К тому же, она, возможно, переела тетушкиных ватрушек и малинового варенья – вот и вся причина.
А у Зропа, когда Проп куда-нибудь пропадала, исчезал аппетит. И он вообще ничего не ел. А потом как начинал есть! И колбасу, и сыр, и селёдку, и всё-всё, что ему попадалось в холодильнике. Это называется сухомяткой, а от неё случается икота.
Но Зроп думал, что это Проп думает о том, как он ест всухомятку и жалеет его. А Проп думала о том, что Зроп думает о том, как она, бедняжка, угощается всеми этими тётушкиными печёностями и тоже сочувствует ей.
Зроп вспомнил, что он бывает иногда волшебником. И тогда он свистнул ветер и превратился в воздушный шарик.
Ветер принёс воздушный шарик в город, где была Проп. Она как раз сидела в гостях у тётушки №35 и смотрела в окно.
-Ой, - сказала тётушка № 35, - смотри: шарик! Он наконец-то прилетел.
Проп тоже увидела шарик и поняла, что это Зроп.
- Соскучился, наверное, - сказала Проп. – Вот и прилетел.
Она помахала шарику. А шарик от радости начал прыгать и кружиться в синем небе.
- Ага, - сказала тётушка № 35. – Давным-давно, когда я была юной девушкой, выпустила воздушный шарик из рук. Надо было привязать его на длинную верёвочку, но у меня тогда не хватило ума это сделать.
- А разве девушки бывают не юными? – спросила Проп. – Девушки это просто девушки.
- Ага, - согласилась тётушка №35. – Правда, я уже не помню этого. Ну, почти не помню. А про шарик помню. Это, конечно же, он!
Зропу было совершенно не жалко, чтобы тётушка № 35 так думала. А Проп, наоборот, пожалела её и ничего больше не сказала.
- Налетался! – вздохнула тётушка, умильно взирая на шарик. – В следующий раз я обязательно привяжу его на длинную верёвочку, вот!
- А зачем? – удивилась Проп. – Он всё равно прилетит, если сам захочет прилететь.
- Мало ли чего он хочет, - не согласилась тётушка. – Всегда нужно быть уверенной, что он у тебя в руках!
- Но верёвочка может оборваться, - заметила Проп. – Пусть уж лучше шарик летает где сам захочет!
Так они сидели и беседовали, а шарик вдруг сдулся и упал.
- Ах! – сказала тётушка №35. – Вот всегда с ними так: только подумаешь, что всё замечательно и замечательнее уже не бывает, а они – фьють! – и сдулись…
При этом тётушка как-то вдруг поскучнела и принялась вздыхать. А Проп подумала, что девушки, наверное, и вправду бывают юными и не очень юными. Потому что ещё несколько мгновений назад тётушка казалась ей молодой, а теперь снова стала достойной пожилой дамой.
- Ничего страшного! – сказала Проп. – Даже если шарик сдулся, его всегда можно снова надуть.
Она выбежала на улицу, подняла шарик и быстренько его надула.
- Хорошо, что он не лопнул, - сказала скучная тётушка №35. – Вот если бы лопнул, ты бы его ни за что не надула.
- Не-а! Надула бы! – весело ответила Проп. – Тут есть один секрет: просто надо взять кусочек воздушного шарика, приложить к губам и втянуть воздух в себя, при этом быстренько перевязать ниткой получившийся маленький шарик. Вместо одного их будет несколько – целая гирлянда!
- Так неинтересно, - ответила тётушка. – Лучше когда он один и большой.
- Всё равно это тот же самый шарик, только частями! – не согласилась Проп. – Но, конечно, лучше, чтобы он никогда не лопался.
Зроп тоже об этом подумал. Но поскольку сейчас он был всё-таки не Зропом, а всего-навсего весёлым воздушным шариком, то сказать ничего не сказал. Он умел только летать, и то, если его хорошенько надували. А Проп это делала лучше всех. И потому шарик снова взлетел, и полетел обратно. А когда вернулся домой, то снова стал Зропом.
Вскоре приехала Проп. И они так обрадовались друг другу, что забыли обо всём на свете. Потом, правда, Проп вспомнила одну вещь.
- Мне понравилось, что ты умеешь быть воздушным шариком, - сказала она.
- А что мне ещё оставалось делать? – ответил Зроп.
- Ты можешь сейчас снова стать шариком? – спросила Проп.
- Не знаю, - пожал плечами Зроп.
- А ты попробуй…
Зроп попробовал. Но у него почему-то ничего не получилось.
- По заказу у меня ничего не выходит, - вздохнул Зроп.
- И не надо! – рассмеялась Проп. – Мне больше нравится, когда ты – это просто ты.
А Зропу это тоже почему-то нравилось. Хотя если ничего иного не оставалось, то он мог быть и шариком. А как это у него получалось, неизвестно. Обыкновенное волшебство, наверное.
КАК БАРАШКИ ПО НЕБУ ГУЛЯЛИ
А потом пошел дождь, и Проп сказала:
- Хочу солнышко! И чтобы – небо голубое было.
- Я тоже хочу, чтоб небо было голубое, - ответил Зроп. – И чтобы его ещё синее делали белоснежные облака. Ты замечала: когда по небу бегут курчавые облака, то оно ещё ярче становится?
- Конечно! – сказала Проп. – Я, когда рисую лето, обязательно помещаю барашков на синее небо. Все думают, что я ошиблась: белые барашки должны на зеленой траве пастись, а не по небу бродить.
- У всех нет воображения, а у тебя есть, - определил Зроп. – Ты видишь лучше самого зоркого человека!
Проп поправила очки на своём курносом носике и тихо ответила:
- На самом деле я плохо вижу без очков. А когда плохо вижу, то смотрю сердцем.
- Как это у тебя получается?
- Сама не понимаю, как, - честно призналась Проп. – Просто как-то так получается. Само собой. Может, у меня какое-то не такое сердце?
Зроп приложился ухом к сердцу Проп, послушал его и сказал:
- Оно у тебя стучит, как часики. По-моему, совершенно нормальное сердце.
- Вот и я говорю: нормальное, - вздохнула Проп. – Но почему-то помогает мне лучше видеть всё, что вокруг, и даже не вокруг, а Где-То Там, к примеру…
- Значит, ты можешь увидеть, как Где-То Там сияет весёлое солнышко и совсем нет дождя?
- Если хочешь, то я постараюсь, - сказала Проп и взяла лист бумаги.
Она нарисовала и солнце, и зеленую траву, и барашков, которые бродили по небу, а в озере росли большие красивые цветы. На самом деле они росли, конечно, на берегу, а в воде только отражались. Проп почему-то нравилось смотреть на их отражения, и она решила: так они даже красивее.
Зроп был немного волшебником. Он взял рисунок Проп и повесил его на окно. Акварель была совсем маленькой, и она закрывала стекло чуть-чуть. Но Зроп взмахнул рукой, сказал «Крамбле- мамбле-бумс!» и провел вдоль рамы ладонью:
- Дождя нет. И туч больше нет. И ветер, такой сердитый сильный ветер, напавший на наш город, умчался прочь.
Проп посмотрела в окно. Там сиял веселый летний день. И летали ласточки. А высоко-высоко в небе степенно парил большой воздушный змей.
Большого воздушного змея, между прочим, незаметно пририсовал Зроп. А ласточки прилетели сами. Никто их не звал. Просто им надоела дождливая холодная погода, и когда они увидели акварель Проп, то решили: вот он, настоящий летний день!
Может, ласточки ошиблись. А может, и нет? Это смотря как посмотреть!
А Проп всегда смотрела правильно. И даже когда видела что-то неправильно – это же с каждым бывает, особенно если, допустим, очки запотели, то сердце помогало ей увидеть всё, как надо.
ТАЛАНТ
Проп решила, что у Зропа нет никакого таланта. Кто-то играет на скрипке, кто-то в шахматы, кто-то умеет вырезать из дерева разные фигурки, а кто-то божественно чинит водопроводные краны, или пишет стихи, или картины рисует.
- Ничего ты не умеешь, - сказала Проп. – Даже скучно!
Проп обиделся, замолчал и ушёл в свою комнату.
Там он сел на подоконник и стал смотреть в окно.
Проп, конечно, знала, что он сейчас сидит на подоконнике и ждёт, когда она придёт к нему мириться.
- Нет, - сказала Проп самой себе, - не пойду я мириться. Я правду ему сказала. Никакого таланта у него нет, вот!
И сама тоже села на подоконник и принялась смотреть в окно.
А тут вдруг кто-то стал тихонечко насвистывать. Да так красиво! Самые любимые мелодии Проп кто-то насвистывал, и даже - песенку Эдит Пиаф «Я ни о чём не жалею».
Проп очень удивилась. Потому что Эдит Пиаф сейчас мало кто знает, хотя она и самая великая певица Франции, а может, и всего мира. Впрочем, Элла Фицджеральд тоже не менее великая, и тоже – всего мира.
Кто-то будто бы подслушал мысли Проп и начал насвистывать песенки великолепной Эллы, а потом – Джо Дассена, «Биттлз» и всех-всех, кого Проп любила. Любила так, что у неё аж дыхание порой перехватывало.
- Господи! – сказала Проп самой себе. – Есть же у человека талант вот так насвистывать!
И она выглянула в окно, даже с подоконника свесилась, чтоб разглядеть, кто это там во дворе так насвистывает. Но на улице никого не было. Разве что бегал дворянин Тузик. Но он явно не умел так свистеть.
А Зроп из своего окна увидел, как Проп чуть ли не вся свесилась в своё окно и очень испугался. Он подумал: Проп с горя, что с ним поругалась, решила выпрыгнуть. Чтоб он знал, как с ней молчать!
Он перестал свистеть, тихонечко вышел из своей комнаты и, подобравшись к Проп, обхватил её. Чтобы спасти.
- Отстань! – Проп передёрнула плечиками. – Чего это ты так быстро решил со мной помириться? Я ещё не готова, вот!
Она решила, что Проп её обнимает.
- А я и не думал мириться, - гордо сказал Зроп. И отошел от Проп. И снова засвистел. Потому что ему стало грустно, а почему – он и сам не знал.
Тут Проп поняла, кто это так восхитительно свистел.
Она кинулась к Зропу, обняла его и даже поцеловала.
- Чего это ты? – удивился он. – Кажется, я не давал тебе повода…
Но Проп не обратила на его слова никакого внимания и крепко поцеловала его в губы. Чтобы он, стало быть, замолчал и не говорил всякие глупости.
У Проп был талант мириться!
ЛУМПАПУШКИ
Как-то раз Зроп решил удивить Проп. Он долго думал, что ему для этого стоит сделать. И придумал.
Он пошёл на рынок и долго выбирал самые лучшие лумпапушки.
Продавцы наперебой зазывали его:
- Самые большие лумпапушки - тут!
- А у меня самые свежие!
- Дешевые! Почти даром!
- Попробуй! Язык проглотишь!
Но Зроп не хотел глотать собственный язык. И даром ничего не хотел. Он хотел взять самые лучшие лумпапушки. Смотрит: у одного торговца они прямо на него глядят и весело подмигивают.
«Показалось», - подумал Зроп, закрыл глаза и потряс головой. Потому что он первый раз в жизни видел, чтоб лумпапушки подмигивали.
Открыл глаза, а они и вправду мигают. Ладно, пришлось их взять. К тому же, они и вправду были самыми лучшими – по крайней мере, на вид.
Но чтобы приготовить лумпапушки, никак не обойтись без буратинок, быструшек, уропки, медьки, кусочка лунника, пригоршни заморского ерепейника, грамульки вредиуса и обыкновенного пастернака. Его он почти сразу нашёл, хотя некоторые огородницы пытались выдать за пастернак кудрявую петрушку. Но Зроп был хозяйственный, и провести его не так-то просто.
Когда он всё купил, то пришёл домой и принялся заталкивать лумпапушки в кастрюлю. А они не хотели туда лезть, и всё время сдвигали крышку и выпрыгивали. Ну, никак не желали они готовиться!
- Не понимаете, что ли, я хочу удивить Проп! – сказал им Зроп. – Нехорошо!
А лумпапушки почти хором ответили:
- Она ещё больше удивится, если ты приготовишь лумпапушки без лумпапушек! Для этого тебе достаточно буратинок, быструшек, уропки, медьки, лунника, ерепейника, вредиуса и пастернака.
- Правда?
- Правда-правда! – сказали лумпапушки и с опаской покосились на кастрюлю, в которой уже кипела вода. – А мы лучше пока погуляем.
И они ушли гулять.
Зроп быстренько приготовил блюдо из того, что у него осталось под рукой. Попробовал – вкусно получилось. Хотя лумпапушек очень даже не хватало.
А тут как раз пришла Проп.
- Вот! – сказал Зроп и с гордым видом поставил на стол приготовленное блюдо. – Сам сделал!
Проп с удовольствием пообедала. И даже пальчики облизала.
- Вкусно? – спросил Зроп.
- Очень! – ответила Зроп и чмокнула его в щёчку.
- А почему ты не удивилась? – спросил Зроп.
- Потому что я успела удивиться ещё раньше, - честно призналась Проп.
- Раньше не считается! – почти обиделся Зроп.
- Ещё как считается, - ответила Проп. – Представляешь, по улице бегают весёлые лумпапушки. Бегают и кричат: «Зроп – самый лучший кулинар!» А когда их спрашивают, почему они так решили, то слышат: Зроп умеет готовить лумпапушки без лумпапушек. Настоящий талант!
А тут и лумпапушки вернулись с прогулки. Да такие раскрасневшиеся, веселые, и без конца мигают!
Присмотрелся к ним Зроп и вдруг ахнул: никакие это не лумпапушки, а самые настоящие мигашки. И как это торговец сумел их ему подсунуть?
Так что хотел Зроп удивить Проп, а вместо этого сам удивился.
ЛЮБОВЬ
- А ты такая!
- От такого и слышу!
- И куда мои глаза глядели?
- Да лучше б я очки разбила, чтоб тебя никогда не увидеть!
- А ты…
- Да ты…
Зроп и Проп поссорились. Они уже и сами забыли, из-за чего. Но на всякий случай продолжали ругаться. И дуться.
- Видеть тебя не могу! – сказала Проп.
- А я и не прошу меня видеть, - парировал Зроп.
И тогда Проп хлопнула дверями. Да так сильно, что с потолка обвалился кусок штукатурки и упал ей прямо на ногу.
Зроп услышал, как Проп вскрикнула и застонала. Он сразу забыл, что Проп не хотела его видеть и побежал посмотреть, что случилось. В отличии от Проп он всегда хотел её видеть. Даже если сильно на неё сердился. А сердился он вообще-то редко. Считай, почти никогда и не сердился. Только делал вид, что дуется.
Он подбежал к Проп и погладил её ушибленную ногу. Проп было больно, и она плакала. Зроп подумал, что у неё вообше перелом.
Сначала он хотел побежать к телефону и позвонить в неотложку. Но раздумал. Потому что Проп нужна была немедленная помощь. И тогда он подхватил её наруки, как маленького ребёнка, - и побежал, помчался, полетел в больницу.
- Миленькая моя, - говорил Зроп. И каким-то чудом гладил Проп по голове: руки-то у него были заняты. Но он сам не знает, как - умудрялся гладить её.
- Потерпи, всё будет хорошо! – говорил он Проп. На самом деле ему хотелось заплакать, потому что он за неё боялся. А Проп почему-то боялась за Зропа.
- Опусти меня, - просила она. – Я такая тяжелая. Лучше сбегай позвони на 03!
- Ты лёгкая как пушинка!
- Нет, тяжелая! Опусти меня на вон ту лавочку…
Но Зроп с Проп на руках уже примчался в больницу.
- Ох! – сказали доктора. – Надо же, какой у Проп ушиб. Ничего, всё будет хорошо. Это всё-таки не перелом!
- Ох, - вздохнула Проп, - это я во всём виновата.
- Нет, - сказал Зроп, - это я такой-растакой!
- И не упирайся! – нахмурилась Проп. – Я виновата!
- Нет, я!
Они, наверное, снова бы поругались, если бы доктора не сказали:
- Ребята, вы так любите друг друга, даже сами не знаете, как!
И почему-то им сразу расхотелось выяснять, кто виноват больше.
ГАРМОНИЯ
Как-то Проп решила понять, что такое цзэн. Она прочитала кучу умных книг, но так и не уразумела, как достичь гармонии.
Тогда она взяла ещё одну кучу книг. И пока тащила её домой, порядком устала. « Сегодня я не буду читать вторую кучу умных книг», - решила Проп. И вышла в свой маленький садик.
Накануне ветер обрывал с деревьев самые красивые листья. Но он не смог унести все с собой, и разронял охапки на траве и дорожке из белого кирпича. Её, между прочим, Зроп выложил.
- Вот ещё! – нахмурилась Проп. – Намусорил тут этот противный ветрище…
Она взяла метёлку и подмела дорожку. Так чисто подмела, что не то, что ярких осенних листьев не осталось, так даже пылинок. Проп была потрясающей чистюлей!
А тут пришёл Зроп. Он огляделся и сказал:
- Знаешь, чего-то не хватает…
На траве лежали листья – желтые, красные, коричневые, зеленые с подпалинами. А на белой кирпичной дорожке – ничего не было, и оттого она казалась посторонней.
- Я чистоту наводила, - сообщила Проп.
- Чистота – это гармония, - сказал Зроп.
Он взял охапку осенних листьев и разбросал их по чистой-пречистой дорожке.
- Ах! – восхитилась Проп. – Как красиво!
Она побежала домой, схватила кучу книг и отнесла её обратно в библиотеку. Потому что наконец-то разобралась, что такое гармония.
ШАГИ ПО СНЕГУ
Проп встала рано утром. Ещё было темно, но эта темнота отличалась какой-то странной особенностью: она будто бы светлой была.
- Что-то случилось, - подумала Проп и посмотрела в окно.
Да, случилось! Выпал первый снег. Пушистым белым пледом он укрыл всё, что только можно. И тротуары с дорогами – тоже.
- Как же баба Муся из 62-й квартиры пойдёт сегодня в поликлинику? – испугалась Проп. – Она такая маленькая, что запросто в снег с головой уйдёт.
- Надо сделать тропинку, - подсказал Зроп. Он тоже рано встал, потому что в это утро наконец-то решил заняться бегом. Целый год, а может, даже три Зроп говорил: «Вот, завтра и побегу… Бег здоровье укрепляет». Но побежать он решил только сегодня, а тут – снег!
Проп и Зроп вышли во двор. Проп, как ступила в снег, так и провалилась в него.
- Ох, - сказала она, - трудно-то как идти!
- Тропинка всегда начинается с чьих-то первых шагов, - заметил Зроп. – А первому всегда трудно.
И он пошёл по снегу первым, а Проп – за ним.
Шли они, шли. Долго шли. Оглянулись: за ними тянулись две цепочки следов.
- Это никакая не тропинка! – сказала Проп.
- А пошли обратно! – предложил Зроп.
Шли они, шли. Оглянулись: уже почти похоже на тропинку, но всё же не тропинка.
- А сходим-ка опять вперёд! – сказала раскрасневшаяся Проп. Ей понравилось ходить по снегу, и Зропу – тоже понравилось. Бегать он не очень любил, а ходить – сколько угодно. Пока идёшь, много чего интересного заметишь: снегирь на ветке полыни, стайка воробьев греется на карнизе, собака Жулька откуда-то бежит, а черный кот Тимоха осторожно трогает лапкой снег. Когда бежишь, то можешь и мимо пробежать, ничего не заметить.
Шли они, шли. Оглянулись: а за ними баба Муся из 62-й квартиры бредёт. С метёлкой в руках!
Она специально взяла метёлку, чтобы путь себе расчищать. А тут – тропинка уже есть.
Бабе Мусе никогда ничто не нравилось. Вечно она бурчала: «Всё не так и не эдак!» И тут, конечно, тоже ворчала:
- Подумаешь! Тропинку они решили сделать. А она вон какая кривая вышла!
И метлой, значит, дорожку поправляет.
Не понравилось бабе Мусе, что не она первая была. Ей всю жизнь хотелось быть первой, а никак не получалось: первой ученицей в классе не она была, и первой красавицей в округе – тоже, и первой в очереди никогда не бывала; даже первой женой не стала – вышла замуж за вдовца. А уж так ей хотелось хоть в чём-то первой стать.
- И будет! – подмигнул Зроп.
Он быстренько скатал ком снега, и Проп скатала тоже. Поставили два шара друг на друга, сверху – третий, маленький. Несколько лёгких движений – и вот уже стоит почти что готовый снеговик, только метлы ему не хватает, и совсем уж для полного антуража – шляпы.
А сами проп и Зроп взяли и испарились. Ну, не совсем чтоб насовсем. Из-за угла соседнего дома за бабой Мусей наблюдают.
А она подошла к почти что снеговику, подбоченилась и покачала головой:
- Ну, ничего-то не умеют нынче делать. Даже снеговика!
Баба Муся быстренько дала снеговику метлу, нашла поблизости старую кастрюлю и, как шляпу, напялила ему на голову. Потом немножко подумала, вздохнула и полезла в свой ридикюль. Там у неё морковка лежала. Обычно морковку она грызла вместо витаминов.
- Очаровательный курносик будет! - сказала баба Муся.
Снеговик и вправду получился замечательный.
- Наконец-то я первая! – обрадовалась баба Муся. – Сделала самого первого в этом году снеговика, вот!
И, радостная, пошла было в поликлинику. Шла, шла и повернула обратно. Потому что с удивлением обнаружила: не с чем ей идти туда – все болезни куда-то пропали.
А Зроп и Проп в тот день ещё по снеговику слепили.
БОЛЯЧКА
Прицепилась к Проп болячка, и стала она грустной, скуксилась вся, целыми днями в постели лежит, обставленная со всех сторон микстурами, и градусник под мышкой.
Чем больше Проп лекарств принимает, тем болячка крепче за неё цепляется. Ну ничего с этой врединой не сделаешь!
- Уж прямо и не знаем, что это за болячка такая, - разводят врачи руками. – Наверное, что-то новенькое. Надо взять её на опыты.
- Как же вы её без Проп возьмёте? – удивился Зроп.
- А вот вместе с Проп и возьмём!
Зроп не хотел, чтобы Проп из-за болячки брали на какие-то там опыты. Она ведь не собачка Павлова.
И решил Зроп сам болячку прогнать. Но чтобы это сделать, сначала надо её найти. И уцепиться, и вытащить на свет божий, и дать тумака, а там пусть бежит без оглядки.
Но что он ни делал, а болячка никак не находилась. Но зато как только Проп начинала измерять температуру, тут же о себе давала знать.
- Ага! – сказал Зроп сам себе. – Кажется, я узнал одну маленькую тайну болячки…
И забрал у Проп градусник.
Болячка посидела-посидела втихушку, подождала-подождала, но никто ни микстурами её не поит, ни градусником играться не даёт. «Что же это такое? – возмутилась она. – Забыла Проп про меня, что ли?»
И выглянула.
А Зроп тут же ухватил её за ушки, дал тумака и вон выгнал.
Проп ничего не видела и не знала. Она в это время спала. А как глаза открыла, так сразу за микстурами потянулась. Болячка, между прочим, неподалёку притаилась, только и ждала, чтобы улучить момент и снова к Проп вернуться.
Но Зроп смёл микстуры в мешок и выбросил их. А потом взял и поцеловал Проп.
- Ах! – сказала она. – Какое вкусное лекарство!
И Зроп ещё раз поцеловал её. И еще. И ещё сто раз!
А болячка как это увидела, так сразу расхандрилась, расхныкалась и побрела искать кого-нибудь, кого целуют совсем редко.
ДРАГОЦЕННОСТЬ
Как-то раз Зроп заработал много денег. Он купил марокканских апельсинов, краснощёких испанских яблок, маленьких китайских мандаринчиков в тонкой желтой кожуре и большой зелёный авокадо. А ещё он выбрал самый красивый букет из роз с яркими нарядными ленточками. И пошёл радовать Проп.
Но по пути ему встретилась Зюзя. Она когда-то думала, что Зроп от неё без ума, а Зроп думал: и чего Зюзя ему вечно глазки строит? А Зюзя считала: он на неё внимание обращает. Ну, а как тут не обратишь, когда ресничками хлопают, будто бабочка - крылышками?
- О! – сказала Зюзя. – Никак разбогател? Вон сколько всякого разного накупил!
- Не разбогател, а заработал, - ответил Зроп. – Подарки Проп купил.
- Фи! – сморщила носик Зюзя. – Разве ж это серьёзные подарки? Фрукты ты и сам будешь есть, цветы засохнут и вы их выкините, а что делать с авокадо – без кулинарной книжки всё равно не разберётесь! Купи лучше Проп какие-нибудь драгоценности. Они ей всегда пригодятся.
Вообще-то, Зюзя думала: у Зропа нет столько денег, чтобы купить драгоценности. Вот бы она тогда над ним посмеялась и сказала бы пренебрежительно: «А! Я так и знала: ты совсем несерьёзный человек!» А совсем несерьёзными она считала тех, кто о деньгах не думал и у кого их никогда не было.
А Зроп сказал:
- Интересная идея!
И зашёл в ювелирный магазин, и купил там самые лучшие украшения для Проп. А Зюзя, как это увидела, сказала «ах!» и прикусила язычок. Но как ей ни было больно, а всё ж сумела выговорить:
- Драгоценности полагается держать в шкатулке. Вот на неё-то у тебя денег и не хватит.
- Да ну? – сказал Зроп и купил шкатулку.
А когда ювелир складывал в неё украшения, то одна маленькая божья коровка незаметно прошмыгнула в шкатулку и устроилась на брошке из малахита.
Божьи коровки поздней осенью обычно ищут себе разные укромные места, чтобы устроиться в них на зимовку. Маленькая глупая божья коровка решила, что шкатулка для этого вполне подходит.
И она оказалась почти права. Потому что Проп обрадовалась фруктам: их можно съесть вместе со Зропом, и розам она тоже обрадовалась: букет стоял в комнате, долго-долго, и розы никак не хотели засыхать, а вот авокадо Проп испекла – получилось очень вкусно. Драгоценности же, как лежали в шкатулке, так и лежали: Проп по своей простоте считала – она не новогодняя ёлка, чтоб всякими украшениями обвешиваться.
Но однажды весной Проп и Зропа пригласили на самый настоящий бал. А на балы, ничего не поделаешь, полагается надевать всякие драгоценности.
Проп стала перебирать украшения в шкатулке, и очень ей понравилась малахитовая брошка с маленькой божьей коровкой.
- Просто прелесть! – сказала Проп.
- Просто чудо как хорошо! – сказали все на балу. – У Проп, оказывается, есть вкус.
Маленькая божья коровка всё это время спала и даже не подозревала, что попала на бал. В самый разгар веселья, однако, она проснулась, потянулась и увидела много-много света.
- Ой! Проспала! – испугалась маленькая божья коровка. – Весна уж давно наступила, а я, соня-рассоня, сижу тут...
Она сорвалась с броши и даже немного пролетела, прежде чем поняла: сияют люстры, а не солнце. Маленькая божья коровка испугалась, что может о них обжечься - и приземлилась на указательный палец Проп.
- Ах! – сказали все вокруг. – Какое оригинальное колечко!
А Проп тоже сказала «ах!». Доверчивая божья коровка на указательном пальце – получше всякого дорого украшения. Потому что она живая. И красивая.
Проп вышла на крылечко. И тут маленькая божья коровка услышала запах молодой травы. Значит, вправду весна! Она сорвалась с пальца Проп и закружилась над ней в радостном танце, а потом улетела совсем.
У-у, - сказали все вокруг. – Проп потеряла своё лучшее украшение.
А Проп не расстроилась. Наоборот, захлопала в ладоши и даже запрыгала от радости. Где-то в этом мире теперь у неё была самая настоящая живая драгоценность!
А Зюзя сказала «фи!» и погладила своё золотое колечко. Но его только она одна и замечала. А чего на него другим-то смотреть? Колечко как колечко…
НЕЧТО СЕРОЕ
Как-то Зроп пил чай. И смотрел в окно. Там шёл дождь. Он шагал по крышам домов, наступал на кроны деревьев, степенно ступал по мостовой, пробегал по траве, плясал на ярких зонтиках прохожих. Он очень хотел выглядеть весёлым, но на самом деле всё равно был грустным.
У Зропа тоже не было Настроения. Ушло куда-то. И потому Зроп пил чай. Он всегда пил чай «Граф Грей» - тот, что с бергамотом: ему казалось, что в этом напитке дремлет какая-то тайна, и от него веет ароматом дальних стран, а если глубоко вдохнуть его запах, то чудится: ветер надувает паруса, солёные брызги холодят кожу, где-то далеко кричат чайки и, значит, вот-вот покажется остров в океане. Там растут кокосовые пальмы, на них сидят пёстрые попугаи и лениво переговариваются друг с другом…
Зроп смотрел в окно и думал о далеких островах в океане. Может, он на них никогда и не побывает. Но зато думать можно сколько хочешь!
Наверное, его Настроение как раз и подалось на те острова, где бергамот растет, как березы у нас, - всюду! И весёлый авантюрист граф Грей, сидя у костра, рассказывает о своих морских приключениях…
Зроп посмотрел на серое небо, скользнул взглядом по серому асфальту: шла серая старушка, держала серый зонтик, по пятам за ней бежала серая собачка и лаяла на серых воробьёв.
- Всё – серое, - вздохнул Зроп. – А может, это я – серый?
Он посмотрел на своё отражение в чае. И вправду – серый!
Зроп расстроился, перестал смотреть в окно и выпил чай. До последней капельки!
- Пусть буду совсем-совсем серым! – подумал Зроп.
Но как только он выпил чай, дождик перестал идти. Засияло солнце! И заблестела мокрая трава. Серая бабушка сложила зонтик, и оказалось: на ней яркая шляпка с букетом восхитительных фиалок. А серая собачка встряхнулась и – вот это да! – превратилась в рыжую с белой грудкой. Весёлая такая, с остренькими ушками.
Зроп даже удивиться не успел, потому что в дверь тихонько постучали. А он не мог делать сразу два дела: удивляться и открывать дверь. Зроп предпочёл сделать последнее.
А это было его Настроение в карнавальной маске.
- Привет! – сказало Настроение и робко улыбнулось. – Я немножко погуляло, а потом немножко заблудилось. Ничего?
- Ничего, - сказал Зроп. – Только вот я за это время стал совсем серым.
Настроение посмотрело на него и удивлённо хлопнуло ресницами:
- Все бы такими серыми были!
И тут Зроп догадался поглядеть на себя в зеркало. А он и вправду не серый. Вот только футболка на нём серая, но это не считается, потому что рисунок на ней – яркий и весёлый: кокосовая пальма, а на ней сидит желтый попугай с красным хохолком.
А ещё с утра на футболке никакого рисунка не было.
- Ничего не понимаю, - растерялся Зроп.
- И не поймёшь, - сказало Настроение. – Иногда ничего не нужно понимать.
Настроение сняло маску и рассмеялось.
И Зроп тоже рассмеялся.
Потому что Настроением оказалась Проп!
***
Примечание: Грей, между прочим, - это «серый» в переводе с английского на русский.
ПУСТОТА
Однажды Зроп пошёл в гастроном, чтобы купить сосисок. Там продавалось такое большое количество их сортов, что он даже растерялся: какие же лучше?
- А вот эти, - сказала продавщица и показала на самые невзрачные.
- Какие-то они некрасивые, - заметил Зроп. – Вон те, розовенькие, сами так и просятся, чтоб их съели…
- Главное: не внешнее, а внутреннее содержание, - сказала продавщица и засмеялась: Это, знаете ли, как иная женщина: вся из себя футы – нуты, а как смоёт макияж – и посмотреть не на что. А бывает, с виду неприметная, но мужчины от неё без ума…
И она почему-то подмигнула Зропу. В сосисках он разбирался плохо, а в женщинах ещё хуже, и потому решил поверить продавщице.
Сварил Зроп сосиски, попробовал их – правда, вкусные!
Ел он их, ел, а в желудке - всё равно пустота. Тогда Зроп открыл холодильник и съел всё, что там было. Всё равно – пустота!
- Ах, так! – сказал Зроп. И выпил всё, что было в бутылках, банках и полторашках. Кажется, внутри булькать должно, так много он выпил, но – всё равно ничего: пустота!
- Хм! Чем же её заполнить ещё? – задумался Зроп.
И принялся запихивать в себя всё подряд. Книги. Телевизор с видеомагнитофоном. Музыкальный центр с компакт-дисками. А также диван, кресла, шкафы, стулья и столы. Но – мало! И тогда он съел дом, потом сметал в себя целый микрорайон, и все деревья, и клумбы, и даже - красивый закат вместе с облаками и первой звездой.
Ну, вроде бы, пустота должна заполниться. А она не заполняется. Бездонная какая-то! Так, наверно, только в сказках бывает. Но Зроп-то был совсем не сказочный, а очень даже обыкновенный.
Сел он посреди пустого мира и посмотрел на небо. На нём – звёзды, такие яркие, такие красивые, так и манят к себе. Разве что и осталось кругом, что эти звёзды.
И тогда Зроп протянул руку и сорвал самую яркую звезду. Она в его руках загорелась цветком папоротника.
- Ой, спасибо! – услышал Зроп за своей спиной.
Это была Проп.
- Если бы ты знал, как приятно, когда дарят звёзды! – сказала Проп и взяла звёздочку из рук растерявшегося Зропа.
И тут он вдруг почувствовал: пустоты больше нет. И ему не нужны больше ни целый микрорайон, ни деревья с клумбами, ни диваны и столы, пусть всё это возвращается на свои места.
А Проп села на неизвестно откуда взявшийся диван, включила свою любимую музыку и взяла недочитанный роман:
- Ах! – сказала она. – Как хорошо, что я снова дома, а ещё лучше – что я с тобой. Знаешь, у меня была такая пустота без тебя…
И Зроп понял, что пустота сама по себе не бывает. Она всегда от чего-то. А от чего, сразу и не поймёшь.
А сосиски-то и вправду оказались вкусными!
СЛОВА
Как вы думаете, почему одному человеку хочется перещеголять другого? Ну, купил кто-то автомобиль, а его соседу надо непременно тоже взять машину, но только круче. И если у какой-то дамы обнаруживается на шее ожерелье из алмазов, то другая покоя лишится, пока ей не подарят бриллианты.
Проп и Зроп вообще-то не обращали внимания ни на какие машины и драгоценные каменья. Во-первых, им нравилось ходить пешком: так лучше видишь, что происходит вокруг. А во-вторых, Проп очень шли бусы из красной рябины и венки из желтых одуванчиков. Она их лучше всех умела делать!
Как-то шли они вместе и смотрели по сторонам. Видят: в городе новая мода появилась. Влюблённые молодые люди взяли в обычай писать на асфальте красками или мелом: «Я тебя люблю!» Имена девушек разные, а фраза одна и та же. Правда, ещё ошибки разные: «Я тибя лублю» или « Я тебе люблу» или ещё как-то…
- Это неважно, - сказала Проп. – Главное: люди чувства выражают, пусть и с ошибками.
И вздохнула.
Зроп сразу понял: Проп не хватает выражений его чувств. Ну, что делать, если он такой немногословный?
Ничего писать на асфальте он не стал. Ещё чего не хватало, чтобы все ходили по его выражению его чувств! Он взял длинный-предлинный лист бумаги и красиво написал на нем: «Проп, я люблю тебя!»
И пока Проп спала, он залез на высокий тополь, привязал плакат к ветке. Потом забрался на соседний тополь, чуть не свалился с него, но все-таки привязал к стволу другой конец плаката.
Проп проснулась, подошла к окну и сразу увидела выражение чувства Зропа к ней. Но вместо того, чтобы обрадоваться, она испугалась:
- Ой! Ты не упал? С тобой всё в порядке? Не поцарапался?
Она-то лучше всех знала, каким недотёпой бывает Зроп, хотя ни разу ему об этом не говорила.
- Ничего я не упал, - гордо ответил Зроп. – Зато теперь все видят, как я к тебе отношусь.
Зроп чмокнула его в щёчку, а сама почему-то подумала: лучше, когда не все видят, а только она одна. Такая вот она была эгоистка, ничего не поделаешь.
А потом ветер порвал бумагу, и плакат болтался туда-сюда, пока по клочку-кусочку совсем не разлетелся в разные стороны. Правда, осталась верёвочка, на которой окрестные воробьи проводили свои ассамблеи.
Когда люди проходили мимо, то думали: кто-то специально для воробьёв натянул верёвочку. Все очень быстро забыли о плакате Зропа. Но Проп о нём помнила. И даже видела его, хотя видеть было нечего. У неё со зрением что-то странное случилось: каждое утро Проп раздвигала шторы и любовалась выражением чувств Зропа.
- На что ты там смотришь? – однажды спросил её Зроп.
- Читаю твои слова, - ответила Проп. – Их так мало. И так много – целых четые, да ещё и запятая!
- А зачем их читать, если можно слышать? – сказал Зроп. – Я тебя люблю!
Он не назвал имя Проп. Получилось всего три слова, и даже без запятой. Но Проп обрадовалась так, будто Зроп сочинил и прочитал ей целую поэму.
А Зроп посмотрел на Проп и сказал:
- Проп…
Проп тоже посмотрела на него и сказала:
- Зроп…
Их имена были для них самыми лучшими словами. Бывает же такое!
КРЫША
Однажды поехала крыша. Тихо шурша антеннами и всякими проводами, она медленно сползала с дома. Шёл мимо ротозей, задрал голову и разинул рот, а с крыши на него тут же кирпич упал. Хорошо, ротозей успел отпрыгнуть, а то бы шляпа была у него не пирожком, а кирпичом.
Но отпрыгнуть-то он отпрыгнул, да угодил в яму. В городе Ха они в моде: куда ни посмотри, обязательно увидишь, как ямы роют. И большие, и маленькие, и средние – на любой вкус.
Ротозей как заорёт:
- Аааааааааааааааааааа! Спасите! Помогите!
Каждому ясно, что надо кричать не «спасите», а, например, «пожар!». Потому что каждый будет думать: человек спасателей зовёт, но не каждый же спасателем работает. А на пожар поглядеть многие прибегут. Ну, тут уж деваться некуда – помогут бедолаге.
А тут как раз мимо шёл Зроп. Он тоже не был спасателем, но зато был помощником. Всегда, например, помогал Проп – картошку почистить или мусорное ведро вынести.
Услышал он про «помогите» и, конечно, помог ротозею. Не пожалел даже своего лучшего шарфа, который, как верёвку, в яму бросил.
- Спасибо, - сказал ротозей.
- Ага, всегда пожалуйста, - ответил Зроп и с тоской поглядел на свой бывший шарф. Его ему Проп целых три дня вязала. Красивый был шарфик. И тёплый.
А крыша, между прочим, всё сползала и сползала. Нахальная такая. И даже хулиганистая.
- Эй, ты! – сказал ей Зроп. – Крыша – не трамвай, ехать не должна!
- А хочу – и еду, - ответила крыша. – Тебе-то какое дело?
- А такое! Я в этом доме живу. На последнем этаже!
- Поживешь и без меня, - фыркнула крыша. – Ишь, привыкли под крышами жить!
А тут как раз Проп идёт:
- Что такое?
Долго ей объяснять, что случилось, не пришлось. У неё и у самой есть глаза, да ещё и очки на них.
- А! – махнула рукой Проп. – Пусть эта крыша идёт, куда хочет. Без неё гораздо лучше: звёздное небо над головой, светлый дождик, радуга, весёлый ветер, птицы в гости прилетают…
Зроп таким отчаянным романтиком не был, и сразу представил, как светлый дождик поливает его компьютер. Бррр!
- Когда у человека едет крыша, то ему поможет психиатр, - сказала умная Проп. – А когда у дома она съезжает, то, наверное, ремонт нужен. Вот и отремонтируем!
Она всё-таки была немного волшебницей. А может, просто у неё были волшебные карандаши? Достала их Проп из сумочки и нарисовала над домом большой прозрачный зонтик. Но как-то очень уж он странно смотрелся. Тогда Проп разгладила его – и у дома появилась стеклянная крыша. Лучше прежней!
А старая крыша поворчала и куда-то ушла. На свалку, наверное.
ПОЧЕМУ ЗРОП И ПОЧЕМУ ПРОП
Один молодой человек решил завести себе электронный почтовый ящик. Сначала он придумал логин со своим именем – неважно, каким, всё равно автоматическая система регистрации почтовой службы сообщила: «Это имя используется другим пользователем». Тогда молодой человек решил добавить к своему имени цифру «один», но автоматическая система почтовой службы отвергла и этот логин.
Так молодой человек дошел до числа «123», а система упорно повторяла: «Не годится!» Он расстроился и набрал на клавиатуре первые попавшиеся буквы, получилось: zrop.
- А что? – подумал молодой человек. – Очень даже необычно! А самое главное, никто, даже я, не знает, что означает это слово.
Автоматическая система регистрации почтовой службы тоже не знала такого слова. Так и появился электронный почтовый ящик с именем zrop.
В это время одна девушка, поправляя на носу свои круглые очки, тоже мучалась с регистрацией в той же самой электронной почтовой службе. Она всё перепробовала – писала своё имя, фамилию, сокращала их и наоборот объединяла, а система регистрации равнодушно сообщала: «Это имя используется другим пользователем…» Прямо как попугай!
- А! Пропади всё пропадом! – сказала девушка. И вдруг хлопнула себя по лбу, рассмеялась и набрала логин:
- Prop.
И зарегистрировалась.
Молодой человек со временем привык, что он - Зроп, а девушка именовала себя Проп. Это ник-нэймами называется. Всё равно что второе имя.
Так что всё очень просто, и ничего необычного в этом нет. А вы-то что думали?
СКАЗКИ
ПОДСНЕЖНИК
После долгой стужи наконец потеплело. 0днако старуха Зима не спешила уходить из леса - сначала сделала учёт сугробам, потом велела позёмкам подмести твёрдый наст, похожий на белый паркет, чтобы внучке Весне легче было по нему ступать. А ещё Зима развешивала кружева инея на деревьях, пусть добрым словом помянут её и ребята, и зверята.
И уж совсем, было, собралась Зима в путь на Северный полюс, где стоит её ледяной дворец, да вздумалось ей поглядеть, сколько снежинок в запасе осталось: хватит ли их на следующий год для зимнего праздника?
Развязала мешок, принялась считать снежинки, а тут вдруг Ветерок нагрянул в гости: «Здорово, бабуля!» - гаркнул. Да, озорник эдакий, взял и дунул на сокровища Зимы и – фьють! — полетели, понеслись снежинки в быстром танце над притихшим лесом…
Зима схватилась за мешок, но быстро завязать его не смогла - и хороший же получился снегопад. «У, озорник!» - ворчит, а весёлый Ветерок знай себе посмеивается, да снежинки в воздухе вертит: то вверх подбросит, то вниз опустит. Забавляется!
Две снежинки устали плясать-вертеться и опустились на зелёную еловую лапку. "Ах, славно, что мы вылетели из мешка Зимы! - говорят одна другой. – А то чего хорошего: сиди и жди, пока старуха снова отправится дозором в здешний лес. Она на волю нас не часто выпускает, вредина!»
Неплохо снежинкам сидеть на ёлочке. Сверху видно, как заяц скачет по сугробам, увязает в них. А вон лиса куда-то деловито засеменила. Хорошо слышно, как Сорока по птичьему радио последние новости вещает. По нему-то и услышали однажды:
Весна приходим завтра. Завтра приходит Весна!
Ну, вот, дождались! - сказала самая большая и красивая Снежинка. – Когда придёт Весна, я стану капелькой чистой воды.
- Ой! А ты не боишься? Быть Снежинкой как-то привычнее, - робко заметила её подружка, маленькая и хрупкая.
- Xa! Чего бы это я пугалась? - гордо подбоченилась большая Снежинка. - Ты посмотри, ведь я не уродина какая-нибудь. Из меня получится очень даже красивая, капля!
- А зачем быть каплей? – простодушно спросила маленькая Снежинка. – Мне кажется, что тебе и так неплохо…
- Мечта у меня такая: попаду я в ручей, он меня вынесет в Речку, а Речка возьмет в свои руки и отнесёт, ах, в море-океан. Стану я в его тёплых волнах плескаться, поплывут мимо пароходы белые, и уж такая получится у меня счастливая жизнь, что и же сказать! - и задохнулась большая Снежинка от восторга, и даже зажмурилась. Очень уж яркой казалась ей будущая жизнь!
-А у меня ничего такого не будет, - скромно вздохнула маленькая хрупкая Снежинка. - Одного хочу, чтобы хоть какая-нибудь от меня, беспомощной, польза была…
-Да какая от тебя может быть польза! - усмехнулась большая Снежинка. - Упадёшь в какую-нибудь лужу и там совсем зачахнешь.
-Ладно бы и на этом, - согласилась хрупкая снежинка. – Мальчишки смастерят бумажный кораблик и пустят его в лужу – всё польза!
…И пришла в лес ласковая красавица Весна. Она собственноручно сняла с деревьев старые снежные шапки. Солнышко помогло ей топить сугробы, отогревать деревья, будить зверей от зимней спячки. Маленькая хрупкая снежинка радовалась свету, голубому небу, вбирала в себя тепло солнечных лучей.
Большая красивая снежинка первой превратилась в прозрачную толстую каплю. Тоненькой ножкой она держалась за еловую лапку и всё рассчитывала, как бы ей так повыгоднее прыгнуть, чтобы сразу попасть в веселый ручеёк. Но долго удержаться на одной ножке все-таки трудно, Снежинка сорвалась и - ах!- попала прямо в грязное месиво из снега и прошлогодней листвы.
-Бедняжка ! - пожалела ее маленькая хрупкая Снежинка. - Пропалатвоя мечта!
- Ничего, - буркнула снизу бывшая красавица. - Тебе и сюда-то не попасть!
А маленькая добрая Снежинка улыбалась яркому солнцу, и оно заметило её и подарило самый ласковый ,самый тёплый, самый золотой лучик! И снежинка, вся засияв, растаяла от счастья, у неё закружилась голова - и она упала в снег.
Снежинка пробила его горячей капелькой, коснулась стылой земли - и вдруг случилось чудо: капля воды и солнечный лучик соединились в одно целое - получился прекрасный жёлтый цветок.
А тут и я по лесу шёл, на этот цветок набрёл. "Глянь-ка, - удивился. - Подснежник расцвёл!» И обрадовался: значит, в самом деле Весна. И не будь на свете скромной маленькой Снежинки, никогда, быть может, не родился бы Подснежник.
РАДУГА
Значит, дело было так. Мокрая ворона села на забор, взъерошилась – только брызги полетели в разные стороны. Шутка ли, летела себе спокойненько, покаркивала приличненько, а тут – рраз! – накрыл её ливень, и спрятаться никуда не успела. Напроказничал и убежал-ускакал к далёким синим сопкам.
Причесалась ворона, обгладилась, перья клювом расправила – опять птица хоть куда, загляденье! Огляделась горделиво и вдруг даже присела от изумления: через всё небо протянулись расписные ворота, а краски-то, краски, батюшки мои, яркие да лучистые – семи цветов!
- Рррадуга! – каркнула ворона. – Кр-рас-сота!
Бурундучонок из норки мордочку высунул, покрутил носом:
- Что за радуга? Почему не пахнет? Всё полезное имеет запах. Меня так мама учила.
- Дур-рень! – вскинулась ворона. – Р-радуга – это кр-расота. Её не едят…
Тут и белочка, конечно, в их разговор встряла: скучно ей без дела в домике сидеть – только и знай, что орешки грызи, того и гляди, вся шелухой покроешься.
- А! Знаю! – заверещала белочка. – Радуга – это такие ворота в небо. Вот бы дойти до них и поглядеть, что за ними, а? Может, там кедры растут с во-о-от такими шишками!
- В самом деле, интересно - сказал бурундучонок. – Ворота сами по себе не бывают. За ними всегда что-то есть.
- Кр-расо-та! – каркнула ворона. – Там, наверное, кр-расота: другой лес, другие звери, другие цветы, всё – другое!
- А может, там орешки золотые? – облизнулась белочка. – Никогда таких не пробовала.
- Неплохо бы, чтобы там были сочные, вкусные корешки, - размечтался бурундучонок. – А почему бы нам не проверить, что за радугой есть?
- Наверное, там есть, что есть, - поддержала его белочка.
И они пошли к радуге. Вороне-то хорошо: летит себе впереди, в траве не мокнет, а белочка с бурундучком, пока на дорожку выбрались, измокли – хоть выжимай! Но ничего, пообсохли – и опять вперёд, к радуге! Мимо ромашек и лилий, мимо золотой россыпи лютиков – бегут, не останавливаются.
Ворона, однако, сверху-то примечает:
- Глядите-ко! – кричит друзьям. – То ли звездочки с неба упали, то ли искорки от костра в траву залетели – не гаснут, сияют!
- Ой, и вправду искорки! – изумилась белочка. – Дай-ка, потрогаю их. Этот не обжигает, и этот холодный. Да это же цветы – жарки!
А бурундучонок понюхал жарки и недовольно буркнул:
- Ерунда! Это не едят. Пошли дальше! За радугой, может, какая-нибудь еда хоронится…
По оврагам и сопкам, по дорожкам и полянкам бежит-летит троица к радуге. А она сияет и блещет, манит и зовёт к себе – и кажется: вот-вот под неё поднырнёшь, в другой мир попадешь.
- Да отчего же это, чем мы ближе к радуге, тем она дальше от нас? – забеспокоилась, наконец, белочка.
- И то правда, - согласился бурундучок. – Уж и лап под собой не чую, а Радуга всё ещё далеко…
Уже вечереть стало, и дорожек впереди никаких, и лес – чужой, незнакомый, а радуга – далеко. Горит, переливается, не тускнеет.
Остановились белочка и бурундучок, призадумались: стоит ли дальше бежать, зря силы тратить? И в их лесу орехи растут, пусть не золотые с изумрудами вместо ягод, но вполне съедобные. И корешков для бурундучка полным-полно – только рой, не ленись…
- Нет, не пойду дальше! – сказала белочка. – Подумаешь, невидаль какая – радуга!
- И я устал, - отозвался бурундучок. – Зря согласился бежать с тобой к радуге. Лучше бы чайку попил, в норке понежился…
И повернули они обратно, и сияла, горела за их спинами многцветная радуга. И только ворона, глупая птица, всё вперед летела да кричала:
- Кар! Кр-расс-сота!
Может быть, она даже и долетела-таки до радуги. Потому что на следующее утро она разбудила весь лес песенкой:
- Р-радуга! Р-радуга-дуга, р-расписные небеса!
- Фу-ты, ну-ты, - протерла белочка глаза спросонья. – Сдурела тетка! Во, орёт!
- Замолчи, ворона! – недовольно буркнул бурундучок. – Перебудила весь лес!
А ворона знай себе веселилась:
- Рррадуга-дуга, расписные небеса!
Эх, что-то такое она всё-таки поняла про радугу. Но никому про это почему-то так и не рассказала.
ТРИ ЦЫПЛЁНКА
Три цыпленка гуляли по лугу и переговаривались меж собой:
- Пик-пик-пик!
Пришёл на луг весёлый дядя Петух с курами. Он взглянул на цыплят и крикнул:
- Ку-ка-ре-ку!
Один, самый большой, цыплёнок завистливо вздохнул:
- Эх, хорошо быть большим! Как гаркнешь ку-ка-ре-ку во всё горло, так вся округа вздрогнет…
- А зачем ей вздрагивать? – спросил самый маленький цыпленок. – Пусть чувствует себя спокойно…
- Э, ничего ты не понимаешь! – возразил средний цыпленок. – Пусть все знают: не какой-нибудь замухрышка кукарекает, а всем петухам петух!
Дядя Петух снова гаркнул во всё горло.
- А я, пожалуй, не хуже его могу, - вдруг сказал большой цыпленок. – Вон у меня – смотрите! – тоже скоро будет гребень и острые шпоры…
Он поднатужился и хотел пропеть «ку-ка-ре-ку!», но все услышали только хриплые звуки.
- Ха-ха-ха, кудах-куда ж ты? – рассмеялись куры. – Да говорите вы, ребятки, так, как можете. И не печальтесь. Всему своё время!
Прошло лето. В воздухе поплыли нити паутинок, листья захороводили над землей. Проснулись однажды наши цыплята, посмотрели друг на друга и хотели сказать своё обычное «пик-пик» - с добрым утром, мол, приятель! А у них вышло:
- Ку-ка-ре-ку!
Это трио было таким громким, что его даже на дальнем краю деревни услышали.
- Ура! – обрадовались цыплята. – Наконец-то мы стали взрослыми!
А их хозяин в это время сказал хозяйке:
- Слышь, Маша, цыплята-то выросли. Как бы с Петькой драться не стали. Петька у нас ещё хоть куда, и красавец – всем на загляденье. Давай-ка оставим его до следующего лета, а этих крикунов – в щи…
- Ага, - согласилась хозяйка. – Кстати, завтра дочь с зятем приедут. Угостим их свеженинкой.
А три цыпленка кукарекали и кукарекали.
|
