БОМЖ
Неравенство, установленное при¬родой среди нас,
доказывает, что она этим довольна,
поскольку она его установила и поддерживает,
как в толщине кошельков наших, так
и в нашем физическом облике.
Альфонс де Сад
Терпеть не могу поездки в город! Вся эта беготня по неотложным делам! А ещё воняющие выхлопными газами древние автобусы, непрохо¬димые и непробиваемые толпы на рынках и в трамваях, вечно скандаля¬щие продавцы и покупатели - всё это отнимает душевные и физические силы, после поездки в город у меня всегда нестерпимо болит голова.
Увы, но дела неотложные время от времени возникают, поэтому приходится ехать черт знает куда, истощать свои энергетические ре¬сурсы в городской толчее и с нетерпением жаждать возвращения домой, в свой уютный тихий посёлок.
В одну из таких поездок, решив кучу проблем, вымотавшись окон¬чательно, я прибыл на автовокзал, чтобы наконец-то отправиться до¬мой, где меня ждал продавленный, но жутко уютный диван. До автобуса оставался целый час свободного времени, и, обойдя все вокзальные киоски с экскурсией (с "экскурсией", потому что денег на бесполезные траты уже не было), я обнаружил, что брюхо моё безжалостно урчит от голода, и я съел бы сейчас кабана в шерсти. Так как никаких подходящих кабанов ни в шерсти, ни без оной поблизости не было, я по¬дошёл к торговке выпечкой, лицо которой красноречиво говорило о не слишком трезвом образе жизни: тяжёлые мешки под глазами, одутловатая физиономия, перекатывающийся во рту «Орбит».
- Что угодно? - не очень-то вежливо обратилась она ко мне, не дав даже как следует изучить её ассортимент.
На тарелочке (с некогда голубой каёмочкой) находились образцы продукции с ценниками. Несмотря на видимое нетерпение продавщицы, я внимательно рассмотрел всё, что она могла предложить моему страж¬дущему желудку и не обнаружил ничего, что могло бы порадовать мои внутренности: всевозможные пирожки-беляши-чебуреки были прожарены до тёмно-коричневого цвета, сразу видно, что на старом масле - один лишь их вид вызывал гнетущую тошноту. Я представил, что со мною будет, если ЭТО съесть.
- Что угодно? - ещё более нетерпеливо и раздражённо повторила торговка, сжав губы (совдеповский сервис).
- Ничего! - так же грубо ответил я, сверкнув на неё злыми голод¬ными глазищами хищника, после чего, с гордо поднятой головой, уда¬лился в сторону вокзальной столовки, откуда тянулись пьянящие запахи еды, приближаясь к которым, я всё более остро ощущал, что хочу есть. Нет, слово "есть" не подходит в данной ситуации: я хотел ЖРАТЬ! - теперь нормально.
Прежде чем заказать что-либо, я внимательно ознакомился с меню (особенно внимательно - с ценами) и с содержанием собственного ко¬шелька, ибо в нём было не особенно густо. Произведя нехитрые матема¬тические расчёты в уме, я пришёл к выводу, что денег хватит и на би¬лет, и на скромный обед, состоящий из порции пельменей, двух сосисок в тесте и компота. Заказав вышеназванную вожделенную еду (ЖРАТВУ!), я обнаружил, что с местами в столовке не густо: за столиками, пред¬назначенными на четырёх человек сидело в лучшем случае по трое, а иногда и по пятеро. Ютиться в такой жуткой тесноте мне не особо светило (а куда я буду складывать локти?). Однако взор мой уловил почти пустой столик (за ним сидел всего один обедающий), который почему-то обруливали люди с подносами. И почему же? Я прищурил свои подслеповатые глаза и усмехнулся про себя, разглядев, что за столом, словно VIP-персона, гордо восседает потрёпанный жизнью бомж. "Эка невидаль! Что, граждане пассажиры, боитесь подхватить чесотку или педикулёз, соседствуя с таким сотрапезником? - думал я. - А вот мне пофиг, ибо хочу ЖРАТЬ!"
Я подсел за "бомжовский" столик, как раз напротив заросшего бородой мужика и, на всякий случай придерживая свои сумки одной ру¬кой (мало ли что), другой расстегнул дублёнку, дабы вкушение яств не было обременено какими-либо неудобствами.
"Ну, наконец-то! - думал я. - Что может быть лучше еды! Разве что секс..."
Первый пельмень благополучно упал в кипящий желудочный сок, вероятно моментально растворившись в нём, как второй терминатор - в расплавленном металле.
- Скоро автобусы до Москвы будут ходить.
Я вернулся сознанием на планету людей, не поняв до конца, что это было.
- Скоро автобусы до Москвы будут ходить, - повторил бомж, де¬ловито пережёвывая столовскую котлету.
- Это вряд ли, - машинально ответил я, следуя законам логики, учитывая, что мы - в Хабаровске.
Вообще-то я никогда не разговариваю с незнакомыми людьми, не знаю, что на меня нашло.
Бомж усмехнулся, отправив нехилую горку картофельного пюре в рот, а я, воспользовавшись паузой, заглотил ещё парочку пельменей, не помня, пережевал ли я их предварительно.
- Это вы точно сказали: вряд ли. Но до Читы ведь трассу сдела¬ли! - воскликнул бомж. - А от Читы до Москвы дорога есть.
- Точно, - ответил я весьма холодно, от всей души желая, чтобы этот тип наконец-то от меня отвязался.
- Правильно вы говорите: вряд ли, - не унимался бомж. - Дале¬ковато... Хотя, знаете, ходят ведь автобусы Симферополь-Москва, Астрахань-Москва.
Я промолчал, пытаясь нормально поесть.
- А в Астрахани такие арбузы! - продолжал бомж. Он начал что-то заливать мне про свои географические и житейские познания, а у меня наконец-то отпала необходимость ему отвечать, поэтому я смог про¬должить начатое: пельмени ныряли в мою утробу вприкуску с сосисками, запиваемые холодным компотом. Со стороны зрелище было, наверное, не очень: приличного вида мужик (то бишь я) лопает жадно и почти не жуя, как беспризорник в первых звуковых фильмах, а оборванный бомжара степенно вкушает и при этом ведёт неторопливую беседу, словно аристократ.
Слегка утолив первоначальный жуткий голод, я немного расслабил¬ся и теперь смог наконец-то разглядеть своего соседа по столу: до¬вольно крепкий ещё мужичок неопределённого возраста (все бомжи выглядят неопределённо - от сорока, до шестидесяти), длинные густые волосы шевелюры и бороды спутаны и кое-где тронуты сединой, лицо суровое, но не злобное - великолепный натурщик для портретиста, чёр¬ное пальтишко изрядно побито молью - не лучшая одежонка для дальневосточной зимы. Но что больше всего бросилось мне в глаза - его руки. Грубоватые кисти рук с толстыми узловатыми пальцами совсем недавно были обморожены, поэтому кожа на них имела болезненно-красный цвет и ещё видна была припухлость тыльных сторон ладоней.
"Как же тебя угораздило так, мужик?" - думал я, а услужливое воображение немедленно нарисовало ответ: морозная ночь, из подъезда какого-нибудь "элитного" дома его выгнали, и пока он искал очередное своё убежище - отапливаемый подвал или канализационный люк - высокая влажность, пронзительный ветер и трескучий мороз сделали своё дело.
Бомж продолжал что-то плести о политической ситуации в стране и курсе реформ нынешнего правительства, а я поймал себя на мысли, что начинаю испытывать к нему симпатию: надо же, умный мужик (хоть и нудный), не хамло, а так низко пал. Что забавно: я, с виду благо¬получный, кое-как наскрёб денег на порцию пельменей, а бомж, оборванное существо Дна, купил себе полноценный обед: тарелку борща, котлету с картошкой, горячий чай, хлеб и булочку. А ведь не пропил деньги, добытые сдачей стеклотары или попрошайничеством! Молодец!
Ещё одна порция симпатии к бомжу снизошла на меня.
"Нашёл свободные уши", - усмехнулся я про себя и даже вник в его речь. Теперь он говорил о терроризме:
- Люди нынче - как звери! Лишь бы храм не взорвали... Без хра¬ма нам нельзя... Отчего такой беспредел - люди Бога утратили!
-Да, - то ли про себя, то ли вслух согласился я, подумав, что действительно времена нынче не лучшие. И террористы, и бомжи на ули¬цах... А ведь никто из нас не застрахован от такой жизни! - подума¬лось мне. Потеряв работу, легко можно лишиться квартиры, а, утратив документы, к тому же не имея родных и близких (а иногда - и имея), скатиться на Дно - сущие пустяки, всего лишь полшага.
Интересно, кем был этот мужик до... до крушения мира? Простым работягой, или инженером, или интеллигентом? Какая жизнь у него бы¬ла? На банального алкаша он не похож. Некая странность в его облике имеется - манера говорить, задумчивый взгляд как бы сквозь собесед¬ника, но бросающейся в глаза "бичеватости" я в нём не заметил.
Такие печальные размышления вновь отключили меня от внешнего мира (а бомж продолжал говорить, доедая картошку), и я погрузился в свои, не менее тяжёлые и мрачные мысли: уже который месяц пробле¬мы с квартирой не дают мне покоя. Я оббегал сотню инстанций, подпи¬сывая всевозможные бумаги, и новая квартира, кажется, вот-вот будет дана мне моим Всемогущим Руководством, но в самый последний момент случается большой облом, и всё с начала... Как я устал от всего это¬го! Сердечные лекарства стали для меня лучшими друзьями, а нервное истощение постоянно даёт знать о себе жуткими периодами депрессии и приступами раздражительности...
- ...До чего техника дошла! - Бомж допивал компот.
- Да уж... - Что ещё я мог сказать?
- Ну, спасибо за компанию! - Бомж встал, собрал посуду на под¬нос, чтобы отнести её в мойку (в столовой было самообслуживание - этак по-советски).
- Не за что, - совершенно искренне ответил я, ведь почти не слышал, о чём мужик говорил.
- А насчёт квартиры не беспокойтесь, - сказал он.
- Что?? - Мне показалось, что я что-то не расслышал.
- Скоро получите, - сказал бомж и удалился, оставив меня с пос¬ледним недоеденным пельменем и отвалившейся челюстью.
Он ушёл - безымянный бомж, не имеющий в этом мире ничего, кроме сиюминутных удовлетворений собственных потребностей. Может, он был благодарен мне, что я не побрезговал его компанией, что хотя бы пытался его слушать? Но откуда он...
А через месяц я получил квартиру.
2004 г. |