Сумасшедший день близился к своему логическому завершению. Пугающее «Пятница 13» звериным оком смотрело с календаря секретаря и магически действовало на всех. В офисе суета сует. И на чем только держится наше терпение, чтобы не взорваться и не послать всех куда надо, используя трогательное лирическое сквернословие. «Только бы не испортилось настроение у генерального!»,- эта послеобеденная мысль поглотила безжалостно весь офис. На часах уже без двадцати шесть. В сумки и портфели все сложено, но компьютеры еще не выключены, так, на всякий случай. Я ежеминутно поглядываю на стрелки часов, стараясь силой воли заставить время двигаться быстрее, в надежде покинуть надоевшую за неделю работу и влиться в толпу хаотично двигающихся людей, улыбающихся только тому, что сегодня пятница. Предвкушение выходных слегка дурманит сознание: «Высплюсь, наконец-то»,- думают одни. «Уеду за город на свежий воздух», - думают другие. «Какое счастье, быть два дня вместе», - думают влюбленные. Я ни о чем не думаю. Мне хорошо только от одного слова – выходные! Отвлекся от мыслей и снова взгляд упал на часы. Без пяти. Выключив ком, рука потянулась к портфелю, но тут прозвучало: «Аристархов!» Я не верю своим ушам. Не голос, а львиный рев на секунду вернул к суровой действительности сотрудников из состояния блаженства и умиротворения. Все встрепенулись и обратили на меня свои сочувственные взгляды: «Держись! Сегодня тебе не повезло». За два года работы в компании я усвоил тонкие нюансы: «Если генеральный директор вызывает тебя в кабинет по фамилии, то смело, хоть и дрожащей рукой бери с полки детский крем и мчись стремглав, расстегивая на ходу ремень. Тебя будут иметь, как ежик ужа, дерзко и безжалостно, несмотря на безупречное твое прошлое. Если позовут по имени отчеству, значит, работать придется до упора, пока шеф, утомленный непосильной работой, не заснет на своем великолепном кожаном диване. Если вас, батюшка или матушка, кличут по имени, значит, на ходу надо быстро-быстро выдумать версию непредвиденного исчезновения шефа и самолично объяснить его взбалмошной жене о причинах отсутствия босса. А это хуже, если тебя шеф позвал к себе по фамилии. Ибо эта мегера, разбалованная болезненной любовью своего папаши депутата, может довести истерикой до суицида даже терминатора».
- Слушаю вас внимательно Иннокентий Леопольдович, - сосредоточив до предела внимание, сказал я. Тут же раскрыл ежедневник и приготовился к записи партийной задачи.
- Типа, это… Расслабься. Дело к тебе. Будь другом, сгоняй за парочкой сигар. Закончились. Знаешь, эта… Я сигареты не терплю, раздражает этот бабий дымок. Все, валяй. Дешевле двух баксов сигары не бери.
У меня от значимости такого поручения покраснели вначале пятки, затем ягодицы, а потом лицо медленно наполнилось пунцовым окрасом. Что может быть унизительней! Большинство сотрудников к этому привыкло. До сегодняшнего дня меня же такая участь миновала. То сигары, то бутылочку «Мартеля», то какие-то шмотки жены необходимо забрать из химической чистки.
Ругая, на чем свет стоит, шефа, я медленно потопал в табачную лавку. Лавка находилась в двух кварталах от офиса. «Как можно, - не унимался я, - На дворе 21 век. Мы не рабы!» Но вскоре душевная рана утихла и, поразмыслив, я все равно пришел к выводу, что генеральный не такой уж и плохой человек. Особенно во время его маленьких запоев. Вылакав в одного целую бутылочку коньяку, он, как Киса Воробьянинов, разбрасывая на базаре баранки, начинал разбрасывать по офису купюры зеленых американских долларов. «На, Натаха, полтинник,- шлепал секретаршу по известному волнующему месту шеф и аккуратненько двумя пальцами в глубокое декольте просовывал купюру,- Купишь новые колготки себе. Завтра покажешь». Наташка глупо улыбалась, моргая не по возрасту наивными глазками: «Непременно удивлю вас, Иннокентий Леопольдович». И мы все без исключения верили, что она его непременно удивит. Девчонки из бухгалтерии, смакуя такую трепетную тему, постоянно обсуждали очередное удивление секретаршей шефа: «И как его жена верит этой лахудре!? Еще смешнее то, что сама тщательно подбирала ему секретаря в полной уверенности, что эта краса способна только работать и работать. Вот же дура!». «Работать то она может, только на диване», - бухгалтерию заполнял веселый девичий смех. «Сами такие!», - гордо отвечала Наталья каждый раз, проходя мимо счетоводов.
И так по всему офису: Натахе на колготки, менеджерам на пиво, бухгалтерии на кошельки, чтобы в фирме всегда деньги были. Мне каждый раз он давал на галстук. «Какой прекрасный наш шеф!» Процедура раздачи американской валюты для сотрудников офиса было, стыдно сказать, любимым мероприятием. Когда шеф был подогрет коньяком, сотрудники потирали руки в предвкушении халявы и с нетерпением ждали торжественного выхода директора из своего кабинета. Никто не считал это за подачку и каждый искренне был рад лишней внеплановой наличности. Галстук я не покупал, у меня в шкафу было их больше десятка. Галстук на шее я считал дурной приметой – или женюсь или удавят. На следующий день Иннокентий Леопольдович, не смотря на неважнецкое состояние души, проще говоря – отходняк, бродил по офису из угла в угол, пытаясь найти слова утешения от любимых подчиненных. Каждый раз, увидев меня без галстука, удивленно поднимал густые «брежневские» брови и задавал один и тот же вопрос:
- А где же галстук?
- Шеф, я ваши премиальные отдал маме. Ей трудно жить на одну пенсию. Она молится за вас и ваших близких.
Директор, долго думал, сосредоточенно рассматривая меня, затем, ничего не ответив, сердобольно качал головой, удивляясь, что хоть кто-то в этой жизни за него молится. Маме я, конечно же, денег не отдавал, но моя легенда срабатывала безупречно.
До табачной лавки пять минут ходьбы. Еще горячий сентябрьский воздух встретил меня запахом первого осеннего дождика и прибитой пыли, от которой за лето устали даже злые дворовые собаки. Людей в лавке не было. Добродушный кубинец Мигель, хозяин лавки, приветливо улыбнулся. Еще в середине восьмидесятых годов, после окончания университета Дружбы народов имени Патрица Лумумбы, прочно обосновался в Москве. Женился на проститутке, которая в него безумно влюбилась и ради прочной семьи прописала его на скромных, но ужасно дорогих метрах московской жилплощади. Жизнь семью попинала порядочно, пока не развалился Великий могучий. Хлебнула она и нищеты, и унижений, и неприятных наездов крепких русских парней в кожаных куртках. Но маленький табачный бизнес, который Мигель построил на деньги от заложенной квартиры, возместил все страдания. Теперь веселого и всегда улыбающегося добряка все называли «наш маленький кубинский аристократ». Когда-то мы с ним были соседями по подъезду, а затем, в связи с переездами, перебрались в разные концы города. Но вот, волею судьбы мы снова оказались рядом.
- Здравствуй, мой желанный гость! – встретил меня с распростертыми руками Мигель. Мы обнялись, как старые друзья, похлопывая друг друга по спине.
- Пришел к тебе, к единственному знатоку кубинских сигар.
- Наконец-то, ты закурил! Все, понял истинное наслаждение мужчины?
- Разочарую тебя, наш маленький кубинский аристократ. Наслаждение я получаю совершенно от другой сигары.
- Ах, развратник! – Мигель от души рассмеялся.
- Шеф попросил взять парочку сигар.
- Ты во время, только вчера новая партия прилетела с острова Свободы. Дай Бог здоровья Фиделю, что радует нас неповторимым запахом лучшего в мире табака.
Колокольчик сообщил о том, что в лавку зашел посетитель.
- Вам помочь, сеньора? – по возбужденному лицу друга я понял, посетитель стоит того, чтобы обратить на него внимание. Я обернулся. «Есть на что посмотреть, особенно под платьем», - пошло подумал я. Мигель, как бы прочитав мои мысли, лукаво подмигнул. Женщина проигнорировала заданный вопрос и посчитала не нужным отвечать хозяину лавки. Ей было не больше тридцати. Сказать, что женщина была красива, значит, ничего не сказать. Если мы Мигеля в шутку называли аристократом, то в этом случае это слово как нельзя лучше подходило ко всему облику очаровательной женщины. Она держалась гордо, надменный и холодный взгляд поверх наших голов и полное безразличие к окружающим.
Мигель вздохнул, поняв, что дама зашла ради женского интереса, от безделья посмотреть на табачную лавку и явно не с желанием окунуться в запах терпкого кубинского табака. Не проявив никакого интереса к сигарам, даже не дойдя до прилавка, она развернулась и вышла. Наших комментариев не было. Мигель с чувством большого толка выбрал две сигары, аккуратно потеребил их пальцам и поднес к носу:
- Родиной пахнут. Отменный табак. Твой шеф будет приятно удивлен.
- Спасибо, Мигель. Я в этом не сомневался. Сколько с меня?
- Это подарок тебе от меня, - укладывая сигары в оригинальную коробочку, сказал черный друг.
На прощание мы снова обнялись. Я вышел. От вкусившего в лавке табака испытывал легкое головокружение, а мысли вернули очаровательный облик аристократки: «Сколько надо денег, чтобы быть рядом с такой красавицей? Ее сумочка, наверняка, дороже моей машины». Я со стыдом вспомнил свою «копейку», за руль которой от ощущения большого позора, я не садился уже год. С сумочкой я не ошибся! Только я завернул за угол, как увидел лежащую на асфальте посетительницу табачной лавки. Какой-то наглый молодой человек, одетый в дешевый спортивный костюм, пытался ее ограбить. Женщина с удивительным упорством вцепилась в сумку и не отпускала ее из рук, пока подлец не ударил ее по лицу и в живот ногой. Рука ослабла, пальцы разжались и выпустили сумку. Преступник кинулся в сторону арки. Не упуская его из виду, я помчался за ним. На мою удачу парень меня не заметил. Понимая, что женщина в таком состоянии вряд ли догонит, сбавил ход и зашагал быстрым шагом. Обернувшись назад, парень увидел меня. Не ожидая погони, он дал мне возможность приблизиться. «Теперь уйти ему не удастся!» - оценил я обстановку. Я нагнал быстро, в прыжке сбил с ног и мертвой хваткой вцепился в сумку. Мы оба лежали на асфальте. Из неудобного положения я нанес сопернику несколько сильных ударов в челюсть. Парень обмяк, и сумка оказалась в моих руках. Я не рассчитал одного, преступник был не один. Из подъезда выскочил еще двое, подбежали ко мне, и град ударов обрушился на мою голову и тело. Я уклонялся, как мог, прижимая сумку к груди. Не знаю, чем бы все закончилось, если бы не крик пострадавшей женщины. Она, что есть мочи, звала милицию. Хулиганы ретировались. Самое главное – сумка была спасена!
Правая сторона лица женщины от удара была в царапинах, глаз немного заплыл, платье с боку разорвалось по швам, колготки на коленях порвались. Но ее лучезарная улыбка, не смотря на страдания от боли, заставили меня подняться на ноги и улыбнуться в ответ:
- Держите! С боем отвоевали.
- Я вам благодарна. Сейчас позвоню мужу, когда он приедет, вас отблагодарит за такой благородный поступок.
Женщина взяла сумочку, достала сотовый телефон, но он в результате борьбы оказался разбитым.
- Не надо благодарностей. Давайте я провожу вас до такси.
На прощание, незнакомка крепко пожала мне руку и с нежной улыбкой посмотрела в глаза. Такси долго ждать не пришлось. Она уехала, а я долго стоял на месте и провожал взглядом уезжающую вдаль машину.
Я был рад, что сотрудники офиса разбежались по домам. Ибо, увидев меня в таком непрезентабельном виде, долго подтрунивали и рождали неуместные пошлые шутки. Из дверей кабинета выглянуло испуганное лицо шефа. Но тут же из состояния испуга, он приобрело вид ошеломляющего удивления:
- Вот те на… Сходил, блин, за табачком. Там типа борьба за здоровый образ жизни?
Я промолчал, затем с унылым видом залез в карман и вытащил красивую когда-то коробочку с сигарами. От прежнего вида не осталось и следа, как и от сигар, которые превратились в труху. Все это я глупо протянул Иннокентию Леопольдовичу. И что удивительно, он взял в руку смятые сигары, поднес к носу и с наслаждением вдохнул запах:
- Я знаю, где находится рай! Натаха, иди сюда, нюхни Гавану.
Из дверей, поправляя на ходу блузку, с изрядно подпорченной прической, вышла секретарша. Увидев меня, она испугалась и отпрянула, словно от привидения. Шеф разразился неистовым смехом. Иннокентий Леопольдович протянул ей сигары. Она взяла в ладошку обломки сигар и подобострастно вдохнула:
- Кайф!
Я рассмеялся не хуже шефа, заражая смехом и генерального и секретаршу. Директор залез в карман, достал сто долларов, аккуратно засунул мне в нагрудный карман и произнес с трогательной интонацией:
- Купи себе галстук.
Я молча развернулся и пошел в туалетную комнату чистить костюм. В зеркале я увидел чужого, но до боли знакомого человека. «Красавчик!»,- непроизвольно вырвалось. Рукав пиджака фирмы «Дигель» прискорбно держался на подкладке, множество следов обуви на брюках и пиджаке, припухшее лицо, синяк и разбитый нос с засохшей кровью в ноздрях. Вот итог похода за сигарами. Еще раз внимательно посмотрел на себя в зеркало: «Будешь, Паша, таким, если пить много будешь!» Попытался улыбнуться, но получилась улыбка идиота, которому на голову вылили ушат дерьма. «Нет, пить не буду!», - твердо решил я. Холодная вода на секунду облегчила боль. Я умылся, затем оскалил зубы, вспомнив о них. Слава, тебе, зубы целы. Я не стал ничего чистить. Выйдя из туалета, снова увидел озабоченное лицо шефа:
- Ты это… Давай выздоравливай. Три дня и как огурчик. Двери в офис за собой захлопни.
- Наверное, Наталья подготовилась удивлять шефа, - пришла мысль в голову.
Водитель такси всю дорогу с опаской поглядывал в зеркало заднего вида. Диалога не было. Я рассчитался за проезд и, вылезая, услышал:
- Сиденья не испачкал?
Ничего не сказав в ответ, я сильно хлопнул дверью. Домой поднялся в полном унынии и подавленности. «Здравствуй Жопа, Новый Год», - вспомнил вслух я глупый каламбур. С порога пнул кота Била, названного в честь американского президента. Его неудержимая страсть весной к соседской кошке Монике до умопомрачения доставала всех соседей по подъезду. Кот злобно посмотрел в мою сторону, поднял хвост трубой и удалился на кухню, где прозвучало наглое «мяу». Кусок жареного хека, брошенного небрежно в кошачью миску не вызвал гастрономического интереса у кота. После второго «мяу» последовал внушительный пинок под хвост. Бил, фыркнув, залез под кресло и в этот вечер я его уже не видел.
Как спасать свое лицо? Тело утонуло в удобном кресле. Поразмыслив, первый звонок сделал маме. О случившемся происшествии, я ей рассказывать не стал. Не хотелось тревожить ее больное сердце и расшатанную психику. А начал с того, что у друга, мол, случилось такое несчастье и требуется скорая помощь в устранении последствий неудачного столкновения. Мама долго охала- ахала и ничего умнее не предложила, как выпить валерьянки и вызвать неотложку. Я ее поблагодарил за бесценную помощь и обещал навестить в следующие выходные. Второй звонок был другу Сереге по кличке «пьяный ежик». Нет, он не был пьяницей и практически не пил. Просто в период коллективного употребления пива в его, вечно неубранной квартире, Серега незаметно от всех удалялся на кухню, где втихаря курил набитую в «беломорину» травку, затем с умиротворенным видом возвращался к компании и серьезно спрашивал: «А где пьяные ежики? Жаль, что не пришли, с ними было бы веселее». Как его после этого называть? Это не паранойя, это было состояние его души. Так как Сергей относился к числу личностей творческих, ему пришлось долго объяснять отличие «косяка» от косяка. Так как его большие познания в области растительности подтолкнули сделать вывод, что я стал увлекаться травкой и теперь он может мне, как своему, доверить тайны человеческой души.
- Милый друг! – начал деловито объяснять мне Сергей, - Я еще ни разу не слышал, чтобы от «косяка» (он имел в виду травки) рожу разнесло. Ты курил или нюхал? Видать, что-то новое. Ты это, не экспериментируй лучше. Надо начинать с испробованного. Заходи, попрактикуешься у меня.
Когда я его ввел в курс всех событий, он снова со знанием дела посоветовал мне приложить к лицу компресс из мочи. Уяснив, что советчика в таком деле мне не найти, я отправился на кухню, вытащил замороженного для кота хека, обмотал его марлей и поочередно стал прикладывать то на одну, то на другую часть лица. Не поверите! Стало лучше. С хеком в руке я заснул.
Меня разбудил ранний звонок. Звонила бывшая подруга Вика. Испытав полноту глубоких чувственных отношений, называемых волнующим словом любовь, мы месяц назад расстались. Расстались мирно, без выяснений и упреков, как не принято у чересчур эмоциональных русских людей. И понимая, что еще не созданы для семейной жизни и принцип свободы пока остается превыше всего. Виктория считала брак особой формой полового извращения, при которой испытываешь необъяснимую потребность отдавать годы жизни, здоровье и деньги в обмен на неуважение и отказ в сексе. Мы из ранга влюбленных перешли на уровень близких друзей, обсуждающих даже интимные подробности отношений с новыми партнерами. Она первой порвала узы одиночества. Виктории хватило всего пару недель, чтобы завести новое, теперь можно сказать с уверенностью, выгодное знакомство с респектабельным мужчиной, старше ее почти в два раза. Я был малость расстроен, понимая, что ее красота была лишь приложением к его приличному счету в банке, джентльменскому клубу и к шикарному черному «Лексусу».
Вика скороговоркой, захлебываясь от волнения, поведала о своей поездке в Таиланд.
- Я рад за тебя. И даже не сомневаюсь, что в джунглях ты была самая-самая.
Мартышки и шимпанзе от зависти к твоей красоте попадали с баобабов.
- Там нет никаких джунглей, - серьезно восприняла мою шутку Виктория, - Сейчас примчусь к тебе из аэропорта и все подробно расскажу.
- А твой покровитель – герцог Ольденбургский где?
- Он улетел другим рейсом, чуть раньше. Его кикимора родила очередные неприяности. Я летела одна. Все, жди, мчусь к тебе с подарками.
О своих злоключениях Виктории я не поведал. Пусть будет сюрпризом!
Я прибрался в комнате - надо уважить гостя, покормил кота, который долго выслушивал мои извинения за вчерашнюю теплую встречу и, приняв извинения, с гордым видом опустил свою пушистую мордочку в миску. А я, выпив чашку кофе с бутербродом, отправился в ванну омыть свои покалеченные телеса. С лицом стало лучше. Опухоль почти сошла, но было что-то не естественное. Тело же еще ощущало боль от пинков, которые достались мне от случайной встречи с хулиганами.
Прошло чуть больше часа. В дверь забарабанили ногой. «Явилась, лягушка – путешественница!» О своем прибытии Ви, как я ее часто называл, всегда сообщала ударами ногой в дверь, не смотря на то, что звонок был исправлен. «Мне хочется маленькой конспирации, чтобы о моем приходе знал только ты», - делая серьезный вид, говорила она. Ничего не скажешь, Виктория была оригинальна во всем. И познакомились мы с ней необычно.
В заботе о любимом котике, я зашел в продуктовый магазин купить свежемороженой рыбы. Очередь в кассу оказалась длинной. Двигалась она медленно из-за капризных, измученных российской действительностью пенсионерок. Стоять придется в любом случае, так как оставить кота без рыбы сулило беспокойную ночь. Голодный кот хуже не выспавшейся тещи. Кассир был уже на взводе от бестолковых вопросов старушек: почему мясо не свежее и хлеб черствый, почему все так дорого и как им прожить на крохотную пенсию. За спиной я услышал возмущенные голоса недовольных, стоящих в очереди, людей и ворчливый и дерзкий голос девушки, которая уверенно, не обращая ни на кого внимание, проталкивалась к кассе. Я уже выложил продукты из корзины, чтобы кассир произвела расчет, как девушка меня оттолкнула и мило улыбаясь, сказала:
- Очень тороплюсь. Пропустишь?
Я обернулся назад, как бы спрашивая разрешения очереди. На что мне ответили:
- Мы все торопимся.
- Не пускайте ее, молодой человек.
- Молодая, а наглости на всех хватит!
- Это жена моя, что расшумелись, - не ожидая от себя, выкрикнул я в сторону очереди.
- Спасибо, - сквозь зубы сказала незнакомка.
Она быстрым движением выложила продукты на стеллаж. Кассир добросовестно посчитал стоимость продуктов, и с большим вниманием стала ждать, когда девушка даст деньги. Но покупательница взволнованно шарила по карманам куртки и джинсам. Ничего не найдя в карманах открыла сумочку вывалила все ее содержимое, в основном косметику. Денег не было и там. Поглядывая поочередно то на меня, то на кассира, девушка, виновато подняв бровки, пролепетала:
- У вас есть деньги? Дайте взаймы, я вам отдам.
Я молча достал из портмоне тысячу рублей.
- С вас еще триста восемьдесят рублей десять копеек, - недовольно высказала кассир.
- С меня? – иронически усмехнулся я.
Очередь готова была нас разорвать, и мы поторопились к выходу. Только на улице до меня дошло, что я не расплатился за рыбу. Девушка, угадав мои мысли, предложила заплатить в следующий раз, намекая на радушных бабушек из очереди.
- А сейчас мы заедем ко мне домой, я верну вам долг. Не переживайте, живу не далеко.
Меня удивило то, что она уверено подошла к моей машине и встала в ожидании, когда ей откроют двери. Машина, почувствовав мою симпатию к девушке, приревновала и долго не хотела заводиться. Девушка сдержанно посмеивалась, слушая мои комментарии в отношении моего болида. Я злился, что-то бормотал себе под нос, ощущая сильный стыд за свою машину. Я твердо решил, что сегодня была последняя поездка. Девушка жила на самом деле в пяти минутах ходьбы от магазина, где нас свела судьба – злодейка. Старенький московский дворик встретил гомоном беспечных детей и школьников, возвращавшихся домой после учебы. Я с трудом нашел место, куда можно было поставить свою машину, чтобы не заграждать проезжую часть. На пятый этаж поднялись на своих двоих – лифт не работал. Открыв ключом старенькую обшарпанную дверь, девушка пригласила пройти. С сумками в руках я переступил через порог. Мне в нос ударил запах старости и лекарств, которым пропахла квартира. Квартира оказалась однокомнатной «хрущевкой»: маленький коридор с дверями в ванную комнату, кухонька и жилая комната. Не смотря на скромность обстановки, в доме было все чисто убрано. В жилой комнате на железной кровати лежала старая морщинистая, как залежавшийся на прилавке у азербайджанцев апельсин, старая женщина. Годы оставили свой суровый отпечаток на ее лице и руках.
- Викуша, это ты?
- Да, бабуля. Я не одна.
- Я так и поняла. Это твой парень? Ты мне не говорила, что встречаешься с кем-то.
- Хотела тебе сказать, да забыла.
- Подойди ко мне сынок.
«Только этого мне не хватало!»,- подумал я и, вытаращив глаза, уставился на девушку, чье имя я только что узнал. Виктория нагло подтолкнула меня в сторону слепой старушки. Я скромно присел на краешек скрипучей, как голос бабушки, кровати. Она удивительно быстро нащупала мою руку:
- Интеллигент. Ручки нежные, почти женские.
Я глупо моргал глазами и не знал, что на это сказать. Мне стало не удобно перед красивой девушкой, щеки покрылись румянцем.
- Бабушка, не вводи парня в краску, - подлила масла в огонь Вика.
Затем старушка своей рукой, пропахшей валерьянкой и еще какими-то лекарствами очень медленно провела ладонью по моему лицу ото лба до подбородка.
- Ага, ничего, симпатичный. Похож на моего лейтенантика, который предлагал мне руку и сердце еще в тридцать седьмом году. Как он за мной ухаживал! Викуша, а этот хороший ухажер?
- Бабуль, прекрати. Как ты можешь задавать такие бестактные вопросы.
- Мне все можно. Жить то осталось совсем немного.
Я чуть было не ляпнул, что она еще нас переживет, но во время опомнился, зная, что сильно бы этим обидел старую женщину. В коридоре зазвонил телефон. Виктория сорвалась с места и в секунду оказалась у телефонной трубки. По всей видимости, девушка ждала этого звонка. От лишних ушей она удалилась на кухню, а я остался наедине со слепой, чувствуя себя как на допросе с пристрастием.
- Зовут-то тебя как?
- Павел.
- Меня Степанида Егоровна.
- Имя какое редкое. Сейчас так девочек не называют.
- Это уж точно сказано. Нравится Вика?
- Очень красивая девушка. Женихов из рогатки отстреливаете? - сострил я.
- Какие женихи. Ты первый, кого она домой пригласила.
На кухне была тишина. Я с напряжением прислушивался, чтобы услышать хотя бы шорох, доносящийся из кухни. Но там стояла гробовая тишина. От этой девушки можно всякое ожидать. Я уже с испугом посматривал в сторону дверей. Какое-то нехорошее предчувствие острым коготком царапнуло мне спину. Старушка не отпускала моей руки, крепко сжимала ее, хотела, как бы через рукопожатие, прочитать мои мысли. Моя ладонь вспотела. Я не знал, как поступить. Сказать ей о деньгах, занятых Викторией в магазине, у меня не хватало смелости, а встать и просто уйти, означало бы обидеть старую больную женщину. Может быть, общение со мной было для нее большой человеческой радостью. Я не выдержал и сказал:
- Что-то Виктория задержалась на кухне. Надо ее позвать, а то скучно без нее.
- А она убежала. Не переживай, скоро придет, - спокойно ответила бабушка.
- Как убежала? – я подскочил с места, словно испугался ядовитую рептилию,- Как не переживать?
Вика вернулась домой почти в одиннадцатом часу ночи. За это время я узнал всю биографию Степаниды Егоровны, женщины редкой души. Когда я ей рассказал о нашем случайном знакомстве, Степанида Егоровна смеялась до слез и долго не могла остановиться. Смех доброй слепой старушки был такой заразительный, что я не смог сдержаться и хохотал вместе с ней.
Ослепла она не так давно. Врачи сказали от старости. С Викой они остались одни. Родители Виктории, по профессии альпинисты, погибли в горах Кавказа, спасая скалолазов-любителей. Вике было всего пять лет. Бабушка взяла на себя всю ответственность за внучку, выучила ее, научила жить и разбираться хорошо в людях и со временем, твердо поставила ее на ноги. Жизнь самой Степаниды Егоровны была трагичной и полной тяжелых жизненных испытаний. Рано осталась без родителей, война, голод, работа, работа и работа. Мужа у нее никогда не было. «Что такое бабье счастье я знаю только наполовину», - роняя на щеку слезу, откровенничала бабушка Степанида. Это короткое знакомство тронуло меня до глубины души. За время отсутствия Виктории, я приготовил ужин, накормил бабулю, а сам попил чай. Бабушка долго хвалила мои кулинарные способности, выразившиеся в приготовлении курицы, жареной картошки и салата.
Вика пришла, как ни в чем не бывало:
- Привет друзья. Есть что в живот закинуть? Я голодна, как сто собак!
Удалившись на кухню, громко застучала кастрюлями, крышками и
вилками о тарелку. Облизываясь, вернулась в нашу компанию, подошла и поцеловала в щеку бабушку, затем подошла ко мне и поцеловала в макушку, как родного брата или мужа. Я сидел и молчал. Все ее действия гипнотически влияли на меня. Такую убивающую простоту надо в этом мире еще найти! Вика была этой редкостью. Чем-то они были схожи, со своей бабушкой Степанидой.
- Ну что, отработала?
- Да, дети сегодня ужасно капризные были, намучилась вдоволь.
- Какие дети? – удивленно спросил я.
- Викуша подрабатывает нянечкой в богатой семье. Возится с детишками, когда их родители уезжают то на концерт, то в театр, - пояснила бабушка, - Зато они уважают внучку и хорошо платят.
- Вот твой долг. Спасибо, что выручил, - Вика протянула полторы тысячи рублей. Я взял деньги и положил их на прикроватную тумбочку, на которой разбросанно лежали лекарства. Стыдно было брать деньги.
- Я могу идти?- глупо спросил я.
На прощание Степанида Егоровна попросила наклониться, чтобы поцеловать в щеку. Я тепло, по-родственному обнял ее.
- Спасибо еще раз, - уже в дверях на выходе сказала Вика. Я в ответ улыбнулся и вприпрыжку, как школьник, побежал по лестнице вниз.
На следующий день я купил полную сумку продуктов и громадный для Виктории букет цветов. Вика была к моей радости дома, она открыла дверь и ничего не говоря, пошла на кухню, откуда шел вкусный запах жареных пирожков. Через мгновение вернулась, взяла из моих рук пакеты с провиантом и головой показала пройти в комнату.
- Паша, это ты, мой голубчик?
- А кто же еще, - выкрикнула их кухни Викуша.
- Цветы мне принес, ай да умница, - Степанида Егоровна протянула ко мне руку. Я попытался вручить ей букет, но она аккуратно отстранила руку с букетом в сторону. Бабушка захотела меня обнять. Я поддался ее желанию, и когда она меня обняла, я нарочито прижался щекой к ее щеке. Вика бесшумно оказалась рядом с вазой, наполненной водой для цветов:
- Значит, пока я на кухне готовлю, моего парня безропотно уводит любимая бабуля.
- А ты не моргай, а то прошлепаешь свое счастье.
- Ладно, тебе можно доверить моего лучшего друга.
Мне было лестно слышать, что я стал для Виктории другом. В этот вечер домой я вернулся очень поздно, с ощущением, что наконец-то, я встретил старых друзей, волею судьбы разлученных со мною много лет назад. С этого момента они стали для меня родными людьми.
Пролетело два года. Не стало Степаниды Егоровны. Эта утрата казалось, должна была еще сильнее сблизить нас с Викторией. Но оказалось все наоборот. В отношении ко мне появилось какое-то непонимание и отчужденность. Вика замкнулась в себе, понимая, что в жизни из близких родственников никого не осталось. Любое проявление моей заботы, почему-то, приводило ее в крайнее раздражение. Я благоразумно не стал опускаться до выяснений и сам сделал шаг назад, считая, что так угодно Господу. Со временем мы самоустранились от любовных отношений, хотя прекрасно понимали, что не сможем обходиться друг без друга вообще. Не сбылись слова не родной, но любимой бабушки Степаниды: «Будьте вмести до глубокой старости».
Это было когда-то. А сейчас…
- Спишь, что ли? Гости дорогие приехали, - с порога крикнула Ви, когда я открыл ей дверь. Я развел руки в стороны и приготовился ее поймать. Викуша небрежно бросила багаж и пакеты с подарками в угол, с разбега прыгнула на меня, обхватив ногами мое туловище. От боли я чуть не взвыл, но не показал своей слабости и выдержал ее крепкие объятия. Поцеловались взасос, как в старые добрые времена. Запах ее загорелого тела страстно меня возбудил, но я с трудом воздержался, чтобы не разорвать на ней нежное летнее платье. Она спрыгнула, взялась за мои уши и оттянула их в стороны:
- Слушай, Чебурашка, я нахожу определенные изменения в твоем благородном облике.
- А если точнее?
- Вы бились с кем-то за руку и сердце очаровательной дамы?
- Бился за даму, но не за руку и сердце.
Я провел ее в комнату и усадил в кресло. Бил предательски прыгнул на ее колени. Из кухни принес кофе и сладости. Отглотнув из чашечки кофе, Вика с интересом произнесла:
- Что случилось, рассказывай.
Я подробно рассказал о приключении, в ожидании, что Виктория будет смеяться и подтрунивать надо мной. Но она озабоченно сказала:
- Весело, ничего не скажешь. А ты молодец. Я всегда была в тебе уверена. Так это произошло позавчера?
- Да.
Виктория задумалась. Что-то терзало ее: то ли симпатия к очаровательной женщине, то ли последствия драки. Нам было, что рассказать за это долгое время разлуки. Утомленная дальней дорогой, Виктория осталась ночевать у меня. Весь понедельник она посвятила реставрации моей поврежденной физиономии. Если бы не ее золотые руки, мне пришлось бы просить шефа об еще одном дне. Я, искусно напомаженный французской пудрой, явился в офис, как было сказано генеральным директором, огурцом, в немецком клетчатом костюме с шикарным филиппинским галстуком, который в подарок из Таиланда привезла Ви. От синяков не осталась и следа. На входе в офис столкнулся нос к носу с шефом. Его усталое после выходных дней лицо озарила лучезарная улыбка:
- Бесподобно! Галстук надо обмыть сегодня же вечером. Пьем коньяк.
- Хорошо, - обрадовался я уже приподнятому настроению шефа, - Будет коньяк!
Неделя пролетела в трудах и заботах о благополучии любимой компании. Пришлось даже слетать на день в Санкт - Петербург. Пятница пришла неизбежно, как приходит болезнь печени у алкоголика. Все в приподнятом настроении. Вот он волнующе ожидаемый шанс компенсировать все моральные потери за тяжелую трудовую неделю, достойным отдыхом. Иннокентий Леопольдович, неизменно с сигарой в зубах, предложил выйти из офиса на свежий воздух, обсудить перспективы, предложенного мною нового проекта. Улица встретила нас легким приятным ветерком и чистым, без единого облачка, голубым небом. Генеральный, не вынимая сигары изо рта, глубоко, с наслаждением вдохнул:
- Красота! В тайгу бы на месяц, чтобы не видеть ваши рожи. Ха-ха-ха. Шутка. Что с проектом?
Только я открыл рот, чтобы детально обрисовать перспективы, как к входу офиса подъехал черно-перламутровый «Лексус». Из машины вышел импозантный в дорогом костюме джентльмен и очаровательная дама. Иннокентий Леопольдович, забыв обо мне, кинулся с причитаниями встречать нежданных дорогих гостей.
- Станислав, рад безумно видеть. Как поездка?
- Спасибо, результативно. Зреет отменный продуктивный контракт.
- Это надо обмыть. Милости прошу ко мне, двинем по рюмашечке «Камю».
- С удовольствием.
Я хотел пропустить гостей вперед, вежливо придерживая двери. Но тут женщина схватила меня за руку и взволнованно произнесла:
- Стас, вот он тот парень!
- Какой еще парень? – недовольный прерванным дружеским разговором, отреагировал мужчина.
- Станислав, ты что, уже забыл? Я тебе рассказывала о своем спасителе, который своим мужеством помог вернуть мне мою сумочку.
- Дай ему сто долларов в знак благодарности, - сухо, лишь бы только отвязались, сказал он. Генеральный директор с укором поглядел на меня, будто я оказался причиной задержки дорогих гостей.
- Какие сто долларов? Этот человек мне жизнь спас.
- Ну, дай двести, - уже зло посмотрел на меня мужчина.
- Да не надо мне ваших денег, - я собрался уйти. Но женщина крепко схватила меня за рукав пиджака и тоном, не терпящим возражений, приказала:
- Стой и молчи! Значит ты, негодяй, мою жизнь оцениваешь в двести долларов, дешевле, чем стоят проститутки на Тверской.
Я чувствовал себя крайне неудобно, являясь причиной ссоры богатых людей. Тем более, генеральный директор стал свидетелем неприятных разборок из-за меня, и я не сомневался, что он мне этого не простит.
- Ты не мужчина и даже не человек, - не могла успокоиться женщина.
Я только попытался раскрыть рот, как она вне себя от ярости снова крикнула: «Молчи!»
- Ну, хочешь, отдай ему в знак признательности свой «Мерседес», - язвительно и с кривой улыбкой, почти шепотом сказал Станислав.
- Дурак!
За «дурака» женщина ответила, получив пощечину.
- Ему не «Мерседес» нужен, а простое мужское спасибо… Животное! - в слезах и с большой горечью в голосе, ответила его жена.
За оскорбление, женщина получила вторую пощечину, но уже по другой щеке.
Я смотрел то на Стаса, то на шефа, который был готов раздавить меня одним взглядом. И вдруг на меня накатила такая злоба, что я, не думая о каких-либо последствиях, изо всех сил треснул обидчика в нос. Мужчина взвыл хуже базарной бабы, у которой стащили кошелек:
- Мой но-о-о-с! Увидев капающую из носа кровь, завопил еще сильнее:
- Кеша, ты видел? Ты видел, он хотел меня убить!
На этом зрелищная процедура, под названием «Воспитание человечности», была окончена. Я пошел восвояси, глубока понимая, что мне этого не простят. Да чихать я хотел на весь этот балаган! Не доходя до угла, я обернулся и увидел, как очаровательная хрупкая женщина, совсем по мужски, треснула своего мужа в пах. А когда он загнулся от боли, вернула с отмашкой звонкую пощечину.
Я не помню, как добрался до дома. В голове был ужасный кавардак. Не разуваясь, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку «Столичной», надеясь, что полный стакан водки в одночасье решит все проблемы. Кот, чувствуя мою подавленность и обиду, даже не подал трусливого «мяу» и лишь подозрительно выглянул из-за угла. Злость и обида нарастали с геометрической прогрессией. Только поднес я стакан, как зазвонил телефон.
- Алло, Павел,- услышал я на другом конце провода, - Это… Слушай и делай, что я тебя говорю. Рви когти, пока не поздно. Стас позвонил братве. Они сейчас едут ко мне, узнать твой адресок. Ты понимаешь, я не смогу им отказать. Удачи тебе!
Услышав это от шефа, я чуть не свалился с ног. Быстро вышел из состояния паники, еще быстрее собрал вещи, отдал кота и деньги на его кормежку соседям и помчался к Виктории. «Копейка» завелась с пол-оборота, как будто бы предчувствуя беду, хотя простояла во дворе больше месяца. Только отъехал я от дома, как в зеркало заднего вида увидел пару черных джипов, подъехавших к моему подъезду. «Это за мной!», - по телу пробежал леденящий холод. Со страху, я со всей силой надавил на акселератор. Машина не хотела разгоняться.
«Давай красавица, быстрее, а то плетемся как на похоронах», - по-человечески упрашивал я свою старушку. Но, испугавшись страшного слова, сплюнул три раза через левое плечо.
Виктория была дома, чувствуя, что я попал в беду. Она долго причитала, затем еще раз попросила все рассказать. Она убедила меня в том, что оставаться у нее тоже опасно. Голова лопалась от мыслей: «Может не стоит бояться. Ну, попинают слеганца. Мне не привыкать, опыт в этом деле имеется».
- Дурачок! Тебе мозги набекрень так поставят, что никакая медицина не поможет. Так как этого наглеца зовут?
- Стас, а что?
- Да так, ничего, - задумчиво ответила Ви.
Виктория ушла на кухню и кому-то позвонила. Вернувшись, победно произнесла:
- Я знаю, как тебя спасать!
По дороге, Виктория рассказала, что хороший друг разрешил пожить на его даче в Подмосковье. Там все необходимое есть, даже продукты.
- Утихнет все немного, тогда думать будем, как жить дальше, - здраво рассуждала она.
Маршрут лежал в сторону Звенигорода. Все дорогу Вика меня успокаивала и подбадривала, пытаясь все перевести на юмор, но мне от этого легче не становилось. Добрались и нашли дачу быстро. Виктория пару раз здесь была. Дачей назвать нескромный особняк в пару миллионов долларов, язык не поворачивался. Зимний сад, теннисный корт и бассейн были хорошим дополнением к тому комфорту, который царил внутри дома. Физической охраны не было, зато на каждых десяти метрах бдительное наблюдение вели видеокамеры. Я с большим интересом обошел все этажи, поражаясь дизайном и вкусом, с которым все было сделано. «Живут же люди!», - это выражение явно не уместно. Оно больше подходит простолюдинам, купившим не дорогую иномарку и сделавшим ремонт в квартире из современных стройматериалов. В этом случае, просто нет слов. Пока я бродил по комнатам, восхищаясь богатством, Виктория приготовила ужин. Мы уютно уселись возле камина, который я успел, не смотря на теплую погоду на дворе, разжечь. И с гордостью отметил, что мне в этой жизни все-таки довелось ужинать у камина с самой красивой в мире девушкой. Виктория покраснела от исходящего тепла и стеснения, которое не свойственно было ей. Пили здоровья ради, красное марочное вино. Все было хорошо, пока мой взгляд не упал на фотографию в дорогой рамке, стоящую на камине. С фотографии на меня смотрело наглое улыбающееся лицо Станислава. Капли пота, как в парной, выступили у меня на лбу, в горле пересохло, сердце прыгало, раскачивая мою грудь. «Я в логове этого безжалосного животного!», - вырвалось у меня. Ноги подкосились и, падая, я ухватился за доспехи рыцаря, стоящего на посту у камина.
- Ты меня предала!
- Слушай сюда, нытик, - грозно крикнула Ви, - Я догадалась об этом еще у тебя дома, как только приехала из аэропорта. Слишком много совпадений для одного человека. Только тебе не сказала, чтобы ты преждевременно не впал в панику. На сегодняшний день здесь самое безопасное место для тебя и меня тоже.
Она подошла ко мне, обняла и дала стакан вина. Осушил стакан, стало легче.
- Извини за эмоции, - покаялся перед Викторией.
- Ничего. Пошли спать.
Проснулись поздно. Всю ночь спали рядом, обнявшись. Утром уже казалось, что все то, что произошло со мной, было сном. Окинул взглядом апартаменты: «Как хорошо быть богатым!» Бассейн был без воды, поэтому пришлось довольствоваться душем. После утреннего моциона, изволили откушать яичницу с ветчиной и салатом. Затем вышли пить чай на свежий утренний воздух. Но чаепитие нам прервали два милиционера, которые без спроса перепрыгнули через забор. Они уверенным шагом шли к нам. У меня вначале появилась мысль убежать, но тут же я передумал, вспомнив о Виктории и о том, как бы я выглядел в ее глазах.
- Машинка ваша? – улыбаясь, и совсем по-доброму, спросил один из них.
- Какая машина? – переспросил я.
- Да вот эта, - указав рукой на машину, стоящую у ворот, ответил милиционер в сержантских погонах, - Жигули первой модели, номер шестьсот шестьдесят девять.
- Моя, а что?
- Пройдемте, посмотреть надо.
Я подчинился. Открыв калитку, подошел к машине, но тут же мне скрутили руки назад, и надели наручники. «Какой же я дурак, что поленился машину загнать в гараж», - с сожалением вспомнил я. Попытка кричать и доказывать, что это ошибка и недоразумение, были деликатно прерваны сильным ударом резиновой дубинкой о капот моей машины и диким воплем сержанта милиции:
- Молчать, иначе эту вот дубинку я тебе в рот засуну!
Стоящий рядом милиционер по радиостанции вызвал опергруппу и попросил найти понятых. Я очень плохо соображал, что происходит на самом деле. Но меня удивило, что опергруппа появилась вместе с понятыми в течение одной минуты. Создалось впечатление, будто машина оперативной группы находилась где-то за углом. Понятые были из числа потерянных для общества людей, именуемыми в простонародье бомжами. Мужчина женщина, в грязной одежде и с припухшими в синяках лицами, заискивающе поглядывали на стражей порядка. Я не сомневался в том, что если бы им предложили, взамен на спокойную жизнь на дачном участке, подтвердить, что я совершил убийство, они сделали бы это, не раздумывая.
Машина оказалась почему-то открытой. На моих глазах, один из милиционеров, оттопырив свой бабий, явно не милицейского формата, зад, залез наполовину тела в салон «копейки» и, несколько секунд спустя оттуда вылез, держа аккуратно двумя розовыми пухленькими пальцами пакетик с белым порошком. То, что мне инкриминировали, повергло меня в ужас. Я пытался глазами найти Викторию, чтобы найти в ней поддержку. «Она точно подтвердит, что к этому делу я не имею никакого отношения», - наивно думал я. Меня охватил еще больший страх, когда я понял, что ее нигде нет: «Все-таки, это она меня так жестоко предала!»
- Опаньки, а вот то, что мы искали, - нараспев, показывая всем пакет, произнес откормленный боров в милицейской форме, - Понятые! Прошу принять во внимание.
Больше всего в этой ситуации меня раздражала наглая, ухмыляющаяся улыбка продажного мента, который был вне себя от радости, явно представляя, что ему лично удалось задержать наркобарона. Я решил молчать, пока не поговорю с представленным мне адвокатом, прекрасно понимая, что всю эту комедию с большим знанием дела сфабриковал великолепный Стасик.
Бесцеремонно, как в свои владения, доблестные преемники славных традиций Великого Железного Феликса, вломились в скромные пенаты Станислава, вершителя человеческих судеб. Двое милиционеров удобно уселись в креслах напротив камина, двое других разбрелись по комнатам в надежде нажиться халявой и затем списать кражу на меня. Понятые по стойке смирно стояли у входа, в ожидании своей подлой участи. Они также подобострастно смотрели на милиционеров, даже не рассматривая, окружающее их великолепие.
- Ну что, милый преступничек, - начал офицер в звании старшего лейтенанта, доставая из папки чистые бланки протоколов, - Итак, фамилия, имя, отчество, год рождения, место рождения…
Я продолжал молчать. Поняв, что из меня ничего не выжать, он не поленился залезть ко мне в карман. Достав оттуда водительское удостоверение, переписал в протокол интересующую его информацию. Опер строчил такими каракулями, что сам потом с трудом смог прочитать, когда по завершению процедуры, якобы проведенного допроса, стал знакомить с протоколом бомжей. Те, выслушав бред, кивая в знак согласия головой, подмахнули проток, не задумываясь. Мент с брезгливостью посмотрел на авторучку и наигранно сердито крикнул на них:
- Все, свободны. Понадобитесь, позвоним.
Кому звонить, бомжам? На какой номер, если они в руках не держали сотовый телефон? Куда, в конечном счете, звонить? Хотелось бы рассмеяться, да было не смешно, потому что мне подписали приговор. Старший лейтенант обратил взгляд на меня и хотел что-то сказать, но мысль оборвал телефонный звонок. Он посмотрел на дисплей сотового, подскочил с места и встал по стойке (не хватало отдать под козырек), с перепуганным видом нажал на кнопку ответа:
- Да, товарищ полковник!
- Каннибал Лектор, тебе товарищ, - вырвалось у меня. Но он на злую шутку не отреагировал:
- Да, товарищ полковник. Взяли с поличным. Да, здесь на месте. Протокол, понятые… Все как положено. Да, так точно. .. Так точно… Есть, товарищ полковник.
После беседы с выше стоящим руководителем, старлей подошел ко мне и треснул кулаком мне в зубы:
- Молчать надо, когда старшие говорят.
Полость рта заполнил сладковатый привкус крови. Я зло, не смотря на боль, усмехнулся:
- За это, наверное, капитана получишь досрочно.
- Нечипоренко! - вызвал он заблудившегося в доме сержанта. Со второго этажа, уже с какими-то пакетами в руках, спустился вниз ревнивый до службы милиционер. Старлей отвел его в сторону и долго шептал лопоухому сержанту сокровенные тайны. С каждым словом, вид подобострастного блюстителя Ничипоренко становился все серьезней и серьезней. После беседы, офицер, вместе с напарником удалились. И Ничипоренко с гонором большого милицейского начальника констатировал:
- Ну, что, гражданин Аристархов. Все же вы отказываетесь подписать протокольчик?
Я волчьим взглядом смотрел на этого жалкого форменного пентюха.
- Ладненько. Тебе (с чего-то он перешел на «ты») легче и счастливее от этого не будет.
«От сумы, да от тюрьмы не зарекайся!», - мудрость врать не будет. Первая часть поговорки меня миновала. А вот вторая часть стояла у порога с вердиктом: «Хранение наркотиков и кража личного имущества честного российского гражданина». В этом случае даже самому себе не докажешь, что ты не верблюд.
Такого убожества, как районный отдел милиции, куда меня привезли, я не видел. Хуже может быть только общественный туалет на какой-нибудь железнодорожной станции близ города Урюпинска. В отделении была суета: таскали взад-вперед каких-то бомжей, таджиков и наркоманов. В углу на скамейке, грязной от такого рода посетителей, надрывалась в плаче старуха, у которой украли корову. Меня завели в отдельную комнату и в целях государственной безопасности, пристегнули наручниками к батарее. Только от одного вида самого помещения становилось плохо. Цементные стены, выкрашенные серо-зеленой краской, маленькое окошечко под потолком, тусклый свет двадцати пяти ваттной лампы действовали убивающее. Я, от этого вида впал в коматозное состояние, понимая, что нервы когда-нибудь могу сдать. Собрав волю в, пусть, не в железный кулак, но я стал настраивать себя на положительный исход всей этой истории. Невыносимо хотелось опустошить мочевой пузырь. Прошло более двух часов, но в помещение никто не приходил. Ноги отекли, хотелось присесть, но сделать это было практически не возможно. Я решил помочиться на батарею, но за спиной услышал до боли знакомый голос сержанта Нечипоренко:
-Ну-ну. Что это ты там задумал? Я тебя заставлю своим языком все слизать.
Я быстрым движением убрал свое богатство обратно в штаны, не застегнув ширинку.
- Ну, че, голуба? Все молчишь. Два варианта предлагаю. Вариант первый – подписываешь протокольчик, и я веду тебя на отдых в одиночку. Вариант номер два – сядешь в обезьянник к добрым и милым людям, с которыми скучно не будет.
Я плюнул ему под ноги, а надо было в рожу.
- Значит, лестное предложение отклоняешь? Ты представить себе не можешь, как ты вляпался, - продолжал запугивать Нечипоренко, и тут он, не ожидая от себя, проговорился, - Хороших людей обижать не надо. Срок мотать будешь по потолку. А в зонку (меня начали раздражать его уменьшительно-ласкательные словечки) малявку напишем, что ты – стукачок. Только в поезд сядешь, а там уже ждать будут с распростертыми ручками. Ночи хватит, чтобы ты забыл, что ты мужчина.
Меня только рассмешил этот детский лепет, и я заговорил:
- Знаешь что, маленький оборотень, я по глазам вижу человеческие души. А твоя душа черна, как «Черный квадрат» Малевича. Знать, скоро местами поменяемся. Уж тебе на зоне место будет одно – у толчка, чтобы ты не забывал, откуда твоя душа на Свет Божий появилась. Ха-ха-ха.
Мой не здоровый и демонический смех поверг его в состояние безумного страха:
- Что ты несешь, что ты несешь? – пролепетал сержант и не находя слов от своей беспомощности, выхватил из чехла резиновую дубинку, нежно называемую в народе «демократизатором» и со всей дури, треснул меня по спине. Организм незамедлительно отреагировал, мочевой пузырь расслабился и я, к своему позору, обмочился.
Нечипоренко, хлопнув дверью, удалился. А я беспомощно повис на батарее. Боль была острой и отдавалась в каждой клетке моего организма. В глазах помутнело. Я боялся, как бы от удара не лопнула почка. С трудом присев на корточки, я прислонился спиной к холодной влажной стене и от бессилия заплакал.
Прошел еще час. Стекло на часах каким-то образом оказалось разбитым. В замочной скважине звякнул ключ.
- Поймал кайфа? Это только начало твоего конца, - ехидно, выглядывая из-за плеча неизвестного мне капитана, дрожащим голосом пробормотал сержант.
- Значит, этот?
- Так точно!
- Давай его, тащи в «обезьянник».
Нечипоренко отстегнул наручники от батареи и половинку пристегнул к себе на запястье, боясь, что я попытаюсь бежать:
- Шаг в сторону – попытка к побегу, прыжок вверх – провокация, - и радуясь своей шутке, повел меня в камеру. Ах, как хотелось свободной рукой заехать ему в челюсть!
Шли по коридору. Сидящие на ветхих стульях люди, внимательно острыми глазами изучали меня. Кто смотрел с осуждением: «Вот он, преступник!» В некоторых глазах читалось сочувствие и жалость. И от сердечной боли и несправедливости хотелось бить себя в грудь и кричать: «Не виновен я, невиновен!»
«Обезьянник» находился в другом конце здания, за тяжелой железной, с окошечком, дверью. Нечипоренко снял с меня наручники и, открыв дверь ключом, втолкнул меня во внутрь камеры:
- Принимайте хлопчика на воспитание.
В камере было пять человек. Тусклый желтый свет еле-еле освещал тяжелые стены застенка. Неприятный зловонный запах, перемешанных человеческого пота, «чифира» и фекалий, хуже нашатыря ударил в нос. Все сокамерники встретили меня на ногах, как будто ожидая моего прихода. Свет от фонаря, закрытого железной решетчатой колбой, отражался в злых зрачках уголовников. Лица были страшны и агрессивны. «Это волки, а не люди. Нет. Это бесы. Я попал в ад!» Набравшись смелости, я сделал шаг вперед: «просто так не дамся. Хоть одного, но удавлю. Буду биться до конца, пока не убьют!»
- Где бы еще встретились! Вот чем прекрасна наша жизнь, - обращаясь к сокамерникам, заговорил самый здоровый из всех, - Паша, проходи, дорогим гостем будешь.
- Гостем быть согласен, но не надолго, - чувствуя какой-то подвох, ответил я.
Ко мне подошел крепкого телосложения тип. Я принял его за «авторитета» и приготовился к битве, ведь его слова предназначались, чтобы усыпить мою бдительность и воспользоваться этим немедленно.
- Не узнал, значит, - с обидой в голосе проговорил он.
Я сделал еще один шаг навстречу врагу. С напряжением всмотрелся в лицо своего визави и не поверил своим глазам – передо мною стоял старый закадычный друг по школе Николай, по кличке «Самосвал».
- Николаша!- кинулся я к другу, видя в нем свое спасение.
- Вот так встреча. Ай да молодец судьба.
Мы обнялись до хруста в суставах. Наша дружба продолжалась и после школы, когда я поступил в институт, а он выбрал тернистую дорожку уличного бандита. Сила в нем бала непомерная. В десятом классе заслужено получил «мастера спорта» по вольной борьбе. Вначале его приглашали на разборки между торговцами на рынке, оплачивая прилично его присутствие. А затем Николая подметили братки из местной организованной преступной группировки. Кликуху «Самосвал» он получил на первом бандитском крещении. В той жестокой разборке он ни разу никого не ударил. Коля хватал нападавших и борцовским приемом валил на асфальт, головой вниз, ломая шеи. Неукротимая борцовская сила привела в шок и своих и чужих. Противники, увидев такое страшное зрелище, с ужасом в глазах ретировались. Не прошло и месяца, как он стал разъезжать по Москве на черном «Мерседесе». Болото рыночного беспредела и легких денег с головой засосало его. Но, не смотря на все это, наши отношения оставались теплыми. Еще теплее они стали после того, как за Колей «Самосвалом» началась погоня киллеров. Моя мама целый месяц прятала его то у себя, то у своих знакомых, спасая от неминуемой гибели. Добро Николай помнил.
Все тело Николая было в шрамах: резали, стреляли, пытались задушить. Увидев его обнаженный торс, я сочувственно провел рукой по шрамам.
- Ерунда, - улыбаясь, сказал он. Затем отвел меня в угол и деловито спросил:
- Что случилось, рассказывай быстро в двух словах. Я никогда не поверю, что ты попал сюда за дело.
Я поведал ему печальную историю несостоявшегося Дон Кихота. Он выслушал все без эмоций. Некоторое время помолчал и удрученно поведал, что менты обязали его посодействовать в том, чтобы я подписал протокол и в случае отказа рекомендовали аккуратно деформировать мою печень и селезенку:
- Если я этого не сделаю, то на меня повесят разбой и оружие. Я грех на себя не возьму. Ну-ка, все сюда подошли.
Сокамерники беспрекословно выполнили команду. Все стали полукругом, заграждая нас спинами от надзирательского окошка. Николай полушепотом объяснил, что потребуется сделать. Двумя пальцами он взял меня за нос, то есть сделал «сливу», затем резким движение крутанул нос в сторону. Я вскрикнул от боли. Из носа закапала кровь. Друг подставил ладошку под нос и подождал, когда упадут несколько крупных капель. Затем кровью размазал мне лицо и, моргнув глазом, приказал:
- Все изображаем душевное избиение, а ты Паша, кричи по Станиславскому, как в драматическом театре. Готовы? Начали!
Я неистово завопил, нещадно матеря всех. Руки и ноги летали возле моей головы и тела. Товарищи, если их можно назвать так, старались не хуже меня. Николай, стиснув зубы, еле сдерживался, чтобы не рассмеяться. Прикрывая лицо руками, я меж пальцев смотрел на маленькое окошко в дверях. От меня не ускользнуло, как окошко на несколько секунд приоткрылось, и в нем появилась половинка лица «маленького оборотня», по фамилии Нечипоренко. Милиция никак на происходящее в камере не реагировала. Сцена избиения длилась минут пять. Николай знаком показал всем прекратить. Сокамерники отпрянули от меня, а я изображал, что потерял сознание. Нечипоренко с капитаном вошли почти сразу же, выжидав время, когда воспитание прекратиться:
- Что, шалим? – отчитывая, словно детишек в садике, спросил Нечипоренко и, видя, что я лежу без чувств и ничего не слышу, сержант в приказном и наглом тоне произнес:
- Очнется, повторите процедуру. Только не убейте. Мне он живеньким нужен.
Камера захлопнулась, дверь закрылась на засов. Стояла такая тишина, что хорошо и отчетливо слышались, удаляющиеся шаги милиционеров. Ребята меня подняли с холодного пола и осторожно положили на нары, чтобы я на холодном полу не простыл. Минут через двадцать процедура избиения повторилась. В окошко больше никто не смотрел. Только тот, кто побывал в неволе, знает, как летит медленно время. Прошло двое суток. Признания, что виновен, я так и не подписал. Молча сидел в камере и ждал своей участи. О чем только я не передумал. Николай меня успокаивал и подбадривал, как только мог. Обещал, если дело плохо кончится, он сделает все, чтобы меня в зоне не трогали. Его имя выступит лучшим гарантом моей безопасности. На третий день камера открылась. Внутрь камеры вошли незнакомые мне люди:
- Вы Аристархов Павел Львович? – обратился ко мне человек с военной выправкой в штатском костюме.
- Я Аристархов.
- Собирайтесь, на выход.
Собирать мне было нечего. На прощание я без стеснений обнялся с Николаем. Можно представить, что было бы со мной, если бы на его месте был другой человек. Меня вывели из районного отделения. Свет солнца до боли ослепил глаза. От чистого воздуха голова пошла кругом, и я чуть не упал. Люди, которые меня вели, успели подхватить под руки. Нас ждала черная «Волга». Я покорно сел в машину, ехал и не спрашивал, куда меня везут. Было как-то все равно. В душе была апатия ко всему, что меня окружало и какое-то неуважение к самому себе. Заехали в город.. Погруженный в свои мысли, я не заметил, как подъехали дому и остановились. Вышли из машины. Только по вывеске у входа я понял, что привезли меня в отдел Федеральной службы безопасности. «Это все! Прощай свобода, прощай Москва и мое счастливое прошлое». Поднялись на третий этаж. Сопровождающий зашел и тут же вышел, пригласив пройти в кабинет.
В кабинете было много людей, среди которых я увидел свою, теперь уже бывшую подружку Вику, которая меня предала, жену Станислава (она-то, что здесь делает?) и несколько строгих мужчин в костюмах и галстуках. Над столом висел неизменный атрибут чекистов - легендарный Феликс Дзержинский. Я вспомнил слова первого руководителя органов ВЧК, что чекистом может быть лишь человек с чистыми руками, холодной головой и горячим сердцем. «Сейчас меня этими чистыми руками разорвут по кусочкам», - в не себя от страха, подумал я.
- Забирайте своего жениха, - обращаясь к Виктории, первым прервал тишину мужчина, который сидел за столом.
Виктория с безудержной радостью кинулась мне на шею. Я со страхом отстранил ее, змею, которую пригрел на своей груди.
- Смотрите, не верит своему счастью? – рассмеялся сотрудник ФСБ.
- Павел, ты свободен, - улыбаясь, сказала жена банкира.
А сложилось все вот как…Виктория, понимая, что дело пахнет керосином, незаметно покинула дачу и, поймав первую попутную машину, ринулась в город к старому другу по институту. Алексей, как звали его, имел свое детективное агентство. По номеру Станислава, он узнал домашний адрес банкира и организовал встречу Виктории с Анастасией, женой Стаса. Та, даже обрадовалась этой встрече и узнала, что Станислав сам заказал нападение на жену, чтобы та не смогла прилететь в Таиланд и уличить его в супружеской измене. Узнав эту страшную новость, Анастасия мигом, вместе с Викторией отправилась к своему бывшему мужу, который работал на Лубянке. Информация, которую предоставила обиженная жена, сотрудники государственной безопасности незамедлительно взяли в разработку. Уклонение от налогов, увод денег в оффшор, банковские махинации, сотрудничество с криминалом – это не полный перечень преступлений, которые несмываемым пятном лягут на безупречную репутацию всемогущего Станислава.
Анастасия делала все это не только ради помощи. Она была аристократка. А женщины такого сорта не прощают измену, и будут мстить до конца, пока не превратят человека в ничтожество. Видимо ей это миссия
удалась на все сто процентов. Станислава этим же вечером арестовали. Я жалею одного, что мы не встретились с ним в одной камере. Ведь Коля «Самосвал» добро помнит! Будучи человеком трусливым, Стас сдал всех, в том числе «оборотней», которые сфабриковали дело против меня. Можно только представить, что его и его подельников ожидает в тюрьме. Все его имущество осталось в пользовании Анастасии. Станислав знал, что играет рискованно с огнем, и в целях безопасности предусмотрительно переписал все имущество на жену. Анастасия не «сидела на шее» богатенького мужа-банкира. Она имела свою адвокатскую контору. Я еще два раза обратился к ней за помощью: выступить адвокатом в деле Николая и присутствовать на нашей с Викторией свадьбе.
Мой шеф, Иннокентий Леопольдович, безумно обрадовался моему появлению на работе. С чувством большого толка отметил мой новый атласный итальянский галстук. Затащив меня в свой кабинет, торопливо налил в рюмочки коньяк и предложил выпить за мой новый проект, который без изменений одобрили учредители нашей компании и, по-дружески обняв, поздравил меня с повышением оклада.
Увидев на дне бракосочетания дорогую гостью, я с чувством благодарности сказал:
- Спасибо вам, Анастасия, что спасли мою жизнь.
- Это спасибо вам и вашей девушке. Я стала счастливой свободной женщиной.
Женились мы в первый день лета, в пятницу. Свадьба прошла в узком кругу близких родственников и самых близких друзей. Николай с гордым видом сопровождал охраняемый объект, в лице Анастасии. После того, как его оправдал суд, не без участия очаровательного адвоката, он стал личным телохранителем своей спасительницы. Анастасия подарила мне ключи от машины. Не поверите, теперь я гоняю по Москве на «Лексусе» Стаса.
Не всегда «Пятница 13» заканчивается плохо. Не верьте в приметы и будете счастливы!
P.S. Год спустя, случайно встретил на рынке Нечипоренко, продававшего китайские носки. Он стыдливо отвернулся, делая вид, что не узнал меня. «Оборотень!» - отпрянул я и на ходу перекрестился.
15 февраля 2007 г. П. Потехин
.
|
