Почтовый ящик пуст, безнадежно, безмерно… Эта пустота входит в его душу день за днем. Ответа нет. Как нет и письма… до сих пор.
-Ну? – спрашивает мама.
Миша качает головой и падает на диван.
-Как мне ее найти, мам?
-Не знаю, сынок, не знаю. Может, письмо просто еще не дошло?
-Столько времени?
-Валентина! – раздается со двора женский голос. Мать выходит на улицу, возвращается…
Почему сердце скачет в груди, пытаясь выпрыгнуть?
-Что? – взгляд упирается в белый конверт, который держат материнские руки.
Кто сказал что мужчина не плачет? Бесчувственный чурбан, может и нет, а он…
“АДРЕСАТ НЕ НАЙДЕН”… сквозь слезы, даже, сквозь закрытые веки…
“Боже, почему? Как ты допустил, Господи? – табуном проносятся мысли. – Боже, помоги мне!”
-Ничего, ничего, сынок… Все образуется. Может, она еще напишет? Скорее всего, так и будет!
Нет, она не напишет. После такого… он рвет свое письмо, кусочки бумаги падают на ковер мертвыми мотыльками. Глупые бабочки…
-Что ты хочешь сделать? – спрашивает мать. Она боится, и Мишке понятен ее страх.
-Нет, мама, нет, я не буду пить! И с собой тоже ничего не сделаю, не думай. Я буду ждать… Она не может не почувствовать, что я жду! И она приедет… или напишет… я буду ждать! А если нет… Она хотела, что б я был счастлив… я попробую.
***
Ну вот, сумка на плече, поводок в руках, последняя проверка: документы, родословная, справка на провоз собаки – все на месте.
-Ну, пока!
-Пока. – Отвечает мужчина и обращается к собаке – ты береги маму, Эрик, ладно?
Собака упирается лбом в протянутую ладонь…
Он не провожает ее. Она не любит, когда ее провожают. Но каждый раз отпускает ее, мысленно прощаясь. Когда-нибудь она не вернется, это, как дважды два. И не хватит сил, что б удержать ветер, непостоянство… Он не понимает ее. Смотрит, но не понимает. Мог бы сжать в руках, не отпустить, но… она вырвется, и тогда уж точно не вернется…
Он провожает ее до дверей, никогда до поезда. И когда она уже идет к лифту, спрашивает:
-Лен, ты не наделаешь глупостей?
Она оборачивается и с улыбкой:
-Нет, Дима, нет.
Все… лифт увозит вниз, а там такси, поезд, сутки в купе и другой город… Страна, которая была ей родиной…Днепропетровск… Украина… И за девять лет, которые она провела рядом с ним, не привыкла к Москве, к извечным гонкам, муравейнику…
А Дима будет прислушиваться к шагам за дверью. Не сейчас, потом, когда придет срок ее возвращения. Так было всегда…
***
Днепр. После Москвы, он выглядит серым и убогим, но это не так. В нем есть своя прелесть, свой шарм – нужно только присмотреться. Кажется, что все города похожи один на другой, как близнецы: Харьков, Курск, Звенигород, Саратов, Мурманск, Запорожье… Нет, это не так. У них свои лица! У них свои узоры улиц, воздух парков, тени каштанов… Просто Москва ревнива, как настоящая жена, она не допускает даже мысли. Она не прощает измен.
Но я не изменяю ей. Просто иногда вырываюсь из ее кольца, что б отдышаться, дать глазам отдохнуть от ярких красок, неоновых огней, пустоты человеческих душ. Даже Киев, со всем свом великолепием и в подметки не годится столице российских городов, но, их нельзя сравнивать. Киев по-своему прекрасен, и в нем еще чувствуется жизнь, чувствуется личность… И если Москва – царица, то Киев – вполне подходящий супруг.
В гостинице меня уже ожидает номер, где можно поселиться с собакой. От вокзала – двадцать минут. Я не поеду на такси, я пойду пешком по своей памяти… Заодно и собаку выгуляю.
Я даю себе шанс вспомнить город, а городу – вспомнить меня.
Уже в номере тянусь к телефону и набираю номер подруги, которая сейчас работает здесь.
-Юлька, привет! - говорю я.
-Привет! А ты где? – она узнает меня сразу.
-Рядом.
-Ты приехала?
-Да. На выставку.
-А где ты сейчас?
-В гостинице.
-Почему? Приезжай ко мне! Места хватит!
-Завтра. – Отвечаю я. Не объясняя, что хочу побыть одна, вспомнить… Она понимает.
-А завтра ко мне, да? Надолго? Я так соскучилась! Ты с Эриком? Здорово! Буду его мучить!
Ну, это вряд ли. Когда она приезжала в Москву, моя собака восприняла ее, как большую мягкую игрушку. И очень обижалась, когда я вытаскивала Юлькину голову из ее пасти. Эрик особо не церемонится: сначала сбивает с ног, а потом решает, то ли поиграть, то ли пообедать. Так что, кто кого будет мучить вопрос тот еще и до завтрашнего дня открыт для обсуждений.
А на какое время я приехала, пока и сама не знаю.
Я думаю о том, что триста километров отделяют меня от того места, где я оставила сердце. Где мое прошлое. Когда-то давно, пока он спал, я достала сердце из своей груди и отдала ему… на всякий случай. Если его сердце остановится, то мое будет биться, будет гнать кислород к его легким, что б он дышал… А когда уходила, не забрала. И в моей груди сейчас пусто… Поехать, отнять свой подарок? Нет, пускай… Еще не время. Я засыпаю, когда в окно уже бьется новый день.
-Ленка! Леночка! – Юлька бросается ко мне с диким визгом.
Эрик реагирует, как положено телохранителю – сбивает ее с ног и намордником в шею, прямо в яремную вену.
-Эрик, Эрик, это же я! – Юлька упирается руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть девяносто килограмм от своего горла.
Бесполезно – дога не купишь. Он не отпустит ее, пока не получит команду. Но он ее узнал – я вижу, как ходит со стороны в сторону длинный хвост, уши уже не прижаты к голове, пасть закрыта – все давление только носом.
-Рядом! – даю команду. Собака отпускает несостоявшуюся жертву и обойдя, садится у левой ноги.
-Ну, ты, дурак, скотина безмозглая!
-Бав!
-Я тебе уши оборву!
-Бав, бав!
Этот диалог эхом разносится по подъезду, заставляя соседей подсматривать в приоткрытые двери. Но срабатывает чувство самосохранения: они видят в щелочку большую собаку и быстро убирают любопытные носы. И уже оттуда, из крепости собственных квартир, раздаются возмущенные голоса.
Я снимаю намордник, и начинается веселье! Рик своим весом продавливает Юльку внутрь, она бежит прятаться в комнату, а я спокойно могу закрыть дверь.
-Придурок! Отпусти! Лена, спаси меня!
-Р-р-р-р… Бав!
Ну вот, а я что говорила. Юлька разлеглась на полу, борясь за свои волосы, которых у Эрика уже полная пасть. Но ему мало: он отплевывается, но тщательно пытается выкусить всех блох из ее головы. Это он так признается в своем расположении, а то, что в голове блох не было никогда, не факт! Просто кто-то плохо искал. И я минуты две лицезрю совершенно счастливую Юлькину рожу и слюнявую морду дога. И если не вмешаюсь, боюсь, что девочка утонет в капающей из пасти пене. Или Эрик забьет себе глотку волосами.
-Хватит! – прерываю их барахтанье.
Рик отпускает, напоследок одарив обещанием еще как-нибудь поиграть и укладывается на диване, а я подымаю с пола раскрасневшуюся Юльку.
-Ну, мартышка! – грозит она ему пальцем. – Я тебе еще задам!
Если я сейчас не остужу подругу, собачка воспримет ее слова, как приглашение к дальнейшей игре, поэтому в полный голос ору:
-Лежать!
Замирают оба: Эрик делает вид, что спит давно и сладко, а Юлька глазами ищет место, куда бы прилечь.
-Я не тебе. – Предупреждаю ее желание рухнуть на пол.
-Да? Тогда хорошо, а то я еще не пылесосила.
Отвечаю на бесконечные: “как; почему; зачем”? А сама смотрю на нее и понимаю, что она ни капли не изменилась. Мы не виделись более полугода, и если выражение: “ Маленькая собачка до старости щенок” можно применить по отношению к человеку – то это, как раз тот вариант. Ей уже двадцать три, но… По разумению, жизнерадостности, она остановилась на пятнадцатилетнем рубеже, где нет горечи и разочарований, где весь мир открыт. В сравнении с ней – я безнадежно старше… поэтому ее детская непосредственность для меня – глоток свежего воздуха.
Она называет меня сестрой. Для всех ее знакомых – я ее старшая сестра, кладезь вселенской мудрости. И я уже знаю, что вечером она потащит меня в кафе, в котором работает, и что мне всучат гитару и попросят спеть. Потому, что Юля говорила, что ее сестра поет! И я, не жалея, обрежу ногти и коснусь грифа… Только одну песню. Только одну…
Потом мы будем бродить по ночному городу, вспоминая события многолетней давности, но она никогда не затронет больную тему о НЕМ. И я даже не знаю, быть ли мне за это благодарной.
Юля – единственный человек, который знает о моей жизни практически все. И она – единственная, из моего прошлого, кто знает, где я сейчас живу. Когда я уходила от НЕГО, без сожалений обрубила все концы… Что б ОН не смог меня найти через наших общих знакомых, если вдруг возникнет желание…
А Юля… иногда я думаю, что сознательно принесла ее в жертву своей памяти, что оставила ЕМУ ничтожный шанс найти меня через нее. Но ОН не додумался…
|
