«Кто входит в дом счастья, через дверь удовольствия, тот выходит оттуда через дверь страданий…»
Эти слова стали вроде преследования, когда очень хочется забыть, а невозможно.
Все мы грешницы здесь, блудницы…
Так не хотелось совершать первородный грех, что ей пришлось совершить дородный.
Стальные инструменты больно резанули глаза, с бешеной скоростью забилось сердце, с жуткой силой вдавились лёгкие.
И всё же потолок был белый…
Она выбрала гуманную смерть: вакуум-аспирация, когда у плода нет болевых ощущений.
Синюю вену проколола стальная игла, а потолок, на котором она сосредоточила внимание, по-прежнему оставался белым. Единственное, что у неё спросили – это имя. Эти семь несчастных букв услышали в преисподней, в кузнице самого дьявола, цель была достигнута, и черти одобрительно причмокнули языком. Лишь в тёмном сыром углу, бился в агонии её ангел-хранитель, прикованный тяжёлыми, ржавыми цепями. Он был бессилен: крылья его почернели, из белоснежных они превратились в цвет грязи.
Потолок пропал из виду, она подумала, что переложила вину на белые халаты, раз в этот момент у неё отсутствовал разум....
Сколько её не было на грешной земле, она не знает. Где она была, тоже останется загадкой. Предположительно пронеслась в колеснице, запряжённой тройкой чертей по достопримечательностям ада…
Возвращаясь в мир, сквозь пространство зелёно-фиолетового цвета, она видела, как мимо проносились шары и шарики. Возникало ощущение, что она попала в сточную трубу, а шарики эти были не иначе как горстки плоти: её, другой, третьей, четвёртой…
Первое, что она увидела – это потолок: он был неровный, и уже не такой белый
Всё…
Кончено…
Так думала ОНА…
Но до ласкового ветра перемен – долго, она даже не представляет, с какой стороны подует этот ветер, и подует ли вообще.
Она стояла одной ногой в могиле, а может и продолжает там стоять.
Однажды, идя по белому, свежевыпавшему снегу её прострелила боль, ей показалось, что смертельная. Дьявол нанял чёрта-снайпера, и снег моментально стал рубиновым.
И снова арсенал стальных инструментов бросился в глаза. Холодный пот пробил всё её тело, не от страха, а от жуткой боли, которая, как тонким ржавым стержнем пробила всё тело, по оси… беспомощно кусая губы, кусая в кровь, она отсчитывала секунды, проклинала себя и ждала…
Ей задавали глупые вопросы, она давала не менее глупые ответы, лишь потом она поняла значимость этих вопросов. Их задают для того, чтобы отвлечь от боли – ей они не помогли.
Всё слилось, перемешалось: боль, вопросы, ответы, страх, люди в белых халатах, скрежет хирургического железа.
Белый больничный потолок стал стремительно уноситься вдаль…
Резкий запах нашатыря привёл её в чувство, она по-детски отмахнулась от проспиртованной ватки, и почувствовала прежнюю боль.
Сверлящая, режущая, тянущая, словом, неземная, адская боль заставила выдавить из лёгких глухой прерывистый крик.
Она снова ощутила неприятный запах нашатырного спирта, и непосредственно подумала: « И где только берут эту гадость?»
Больше она не могла подавить крик, который периодически вырывался из сдавленных лёгких. Она неровно дышала, пытаясь вдохнуть побольше воздуха, и подольше не выдыхать. Ничего не получалось, и вдруг её охватил жуткий стыд. Стыд за её беспомощный неподавленный крик, стыд за её неразумие и глупость. Стыд за то, что насильно её сюда никто не тащил: ни её, ни другую, ни третью…
Потом тянулись долгие реабилитационные дни: скрип больничных коек, суета белых халатов в коридоре, уколы по расписанию, гемоглобин на нуле, и диагноз на латыни (эндомитрид), в переводе на русский – воспаление.
Первый, самый страшный грех в копилку. А грех ли это? Ходит она без креста, на церковь наплевала, может и покается, но скорее на смертном одре, когда душа будет покидать тело.
Между прочим, до христианства, когда люди поклонялись деревяшке в языческой Руси всех умерших безгрешных, а это младенцы, хоронили, подпоясывая их поясками. Считали, что Богородица даст этим детям яблочко, которое они положат за поясок. Потом дошёл слух, что если мать умершего ребёнка съест до яблоневого спаса яблоко, то оно не достанется ребёнку. Все будут лакомиться, а он рыдать.
Обделённый ребёнок плачет, а ещё, а ещё его лишили жизни, его жизнью распорядилась неразумная мамаша. По какому праву???
Глупо, конечно рассказывать всем о нравственности, не имея её в себе, да и прививкой её не привьёшь. Это всё равно, что залить бензином не на шутку разбушевавшийся пожар.
Запреты?
Тогда сколько младенцев будут находить в мусорных баках…
Ужесточение наказаний?
Это не выход…
КАК ВЫБРАТЬСЯ ИЗ ЖИЗНЕННОГО ЛАБИРИНТА БЕЗ ПОТЕРЬ?
|
