- Да пошли вы все!!!
Это были ее последние слова. Только их никто не услышал. Потому что здесь никого не было кроме нее. На этой крыше. Ее крыше. Она бывала здесь два, три раза в неделю, но об этом никто не знал. Это никому не надо было знать. Она приходила сюда просто посидеть и подумать...
И вновь порезать себе руки. Ничего плохого сделать себе она не хотела. Ей это просто нравилось. Она жмурилась от боли, которую ей причиняла острая сталь, но продолжала править себя ножом. Она не хотела никому ни хвастаться, ни выпрашивать жалости. Это было, можно сказать, ее хобби. Нож она брала дома на кухне. Дома ножей было много, и пропажу одного заметить было трудно. Никто из родных не знал об этом странном ее увлечении. Никто не видел ее порезов, потому что даже дома она всегда ходила в одежде с длинными рукавами.
Для друзей и знакомых она была добродушным и веселым человеком. Никто никогда не смог бы заподозрить, что в ее голове роятся странные, опасные мысли. Она этого никогда не выказывала и ни с кем не делилась своими переживаниями. Она не вела дневников, как это делали многие ее подруги. Этого она никогда не понимала. Ей не нужен был дневник – все события, произошедшие с ней, она могла вспомнить, когда в очередной раз смотрела на свои изувеченные руки. Руки были ее своеобразным дневником…
- Да пошли вы все!!!
Она прокричала эти слова в темноту ночи. Но их никто не услышал. Только где-то далеко, желая ее поддержать, протяжно завыла собака. Сегодня вечером она отпросилась у родителей, якобы на дискотеку, сказав, что вернется поздно и чтоб ее не ждали, пообещав, что провожать ее будет чуть ли не пол класса. Родители неохотно согласились.
Закрыв за собой дверь, она направилась на крышу, крепко сжимая рукоять ножа, спрятанного в рукаве куртки. Она еще не знала, какие мысли будут досаждать ей сегодня, но чувствовала, что этот вечер будет особенным. На крыше она увидела около десятка голубей, разместившихся на телевизионной антенне. Не желая их спугнуть, она направилась на другой край крыши и там, повернувшись лицом к птицам, села на парапет и принялась рассматривать дремавших на антенне голубей.
Она задумалась. Задумалась о том, как, наверное, хорошо быть птицей. Чтобы ветер, подхватив твое тело, нес его над всеми этими городами, лесами, лугами. Над всем миром. Чтобы можно было подняться высоко в небо и не слышать ни шума машин, ни ругани людей. Ничего. Только голос ветра.
Она встала. Взобралась на парапет, развернулась лицом к городу. Она слушала шепот засыпающего города. В ее руке возник заветный нож. Она начала пристально рассматривать его лезвие, которое прекрасно помнило вкус ее крови. Она вспомнила, как первый раз дрожала ее рука, когда она решилась сделать это. Небольшой порез. Всего сантиметр длиной. Крови тогда почти не было. Даже не осталось шрама. А потом…
С каждым разом ее рука становилась все тверже, но к боли она так и не смогла привыкнуть. Шрамов было много. Часть из них от времени и летнего солнца уже практически не была видна. Но она-то знала, сколько их на самом деле.
Что-то спугнуло голубей. Они сорвались с места и, описав несколько кругов над домом, улетели куда-то прочь. Она следила за их полетом, пока те не скрылись в темноте. Вновь в голову вернулись мысли о полетах и ветре. Она повернулась спиной к городу. Крепко, до боли в пальцах, сжимая в руке нож, она приложила лезвие к запястью левой кисти…
- Да пошли вы все!!!
И она с силой оттолкнулась от бордюра навстречу ветру, резко рванув нож вдоль запястья. Боль пронзила мозг. Она так и не смогла привыкнуть к этому ощущению. Перед глазами начали расплываться звезды и луна. Она еще успела услышать как где-то, совсем рядом, громко заплакал ребенок, видимо предчувствуя какую-то беду. Потом пришла тишина и покой…
… Она проснулась. Это был всего лишь сон...
В комнате было темно и душно. Она дотянулась до светильника. Включила свет. В очередной раз взглянула на свои руки. Встала с постели и тихо, чтобы никого не разбудить, переоделась и вышла на лестничную площадку, сжимая под курткой рукоять ножа.
Она надеялась вернуться домой до того, как проснутся родители…
|
