Если вы думаете, что Париж - город французов, то вы глубоко ошибаетесь. Так было когда-то, но теперь это город негров и арабов. И когда вечером мы выходим на прогулку, то первое, что видим, - гудящее плохим французским темное скопление у стены нашего отеля. Мы проходим мимо и направляемся в сторону Монмартра. Вдруг от группки обтрепанных представителей, кажется, всех существующих на нашей планете рас - их, к счастью, не так уж много - отлепляется черная фигурка и стремительно направляется к нам. Нагнав нас, этот бритый негр приноравливается к нашему шагу и вполголоса твердит с невообразимым акцентом:
- Marihuana, cocaine, heroin. Marihuana, cocaine, heroin. Marihuana, ...
Макс бросает на меня какой-то странный взгляд, в котором я читаю что-то новое для себя. Однако я еще не понимаю, что это. Прервав однообразные излияния афро-американца коротоким "No, thank you", Макс крепко берет меня за руку, и мы отрываемся от незадачливого дилера.
* * *
Бальзак и Брамс. Мы бродим по узким мощеным улицам, среди старинных домов. Карабкаемся по почти отвесным, как в Сан-Марино, переулкам, облюбованным художниками и сувенирными лавками. Нечеловечески устав, садимся в маленькое, затерявшееся среди стоящих в абсолютом беспорядке домов кафе. Оно называется "Голубая Роза".Несмотря на то, что там кроме нас посетителей нет, официанты, услышав, что мы русские, сначала относятся к нам слегка иронически-высокомерно. Однако после того, как они принимают наш обширный заказ, взгляды, их манеры и речь претерпевают значительные изменения. Забавно.
Гюго и Моцарт (он хоть и не француз, но... поймите меня). Мы открываем для себя Нотр Дам де Пари. Днем бродим по нему в толпе туристов, восхищенно любуясь, как солнце самозабвенно играет со сверкающей розовым и зеленым стеклянной розеткой под самой крышей собора. Ночью приходим к его таинственному зданию совсем одни. Я сажусь на еще сохранившую дневное тепло каменную скамью, а Макс кладет голову мне на колени и вытягивается рядом. Здесь, под ясным ночным небом, мы слышим тяжелые шаги Квазимодо и легкую поступь Эсмеральды, его приглушенное немое мычание и ее тихий искрящийся добрый смех.
Саган и Жо Дэссен. Сорбонна и небольшие, но шумливые улочки недпоалеку от Пантеона. Там строения прошлых веков сплошь унизаны небольшими, но дорогими бутиками. Их витрины освещают садящиеся на город сумерки. Играет музыка, мы с Максом покупаем какую-то сладкую бурду в маленькой кондитерской лавчонке и с наслаждением уписываем ее за обе щеки. Вечер приносит с собой прохладу и легкий ветерок, ерошащий наши волосы.
Ямакаси и знаменитый французский рэп. На площади недалеко от нашей гостиницы раскатывают роллеры и скейтбордисты, разгуливают раскрашенные девицы. Недалеко светится громадный торговый центр. Париж - урбанизированный рай эклектики.
* * *
В номере тихо играет радио, а через открытуюую дверь балкона доносится шум проносящихся мимо машин. Мы недавно вернулись из Версаля, уставшие и довольные. Доедаем наш ужин: нежное мясо, овощи, хлеб, сыр и вино. Макс безмятежно улыбается мне и произносит:
- Я спущусь вниз позвонить. Тебе прихватить газеты?
- Мне сегодня нет никакого дела ни до газет, ни до новостей, ни до чего вообще. Лучше скорей возвращайся. Я уже скучаю.
И он уходит.
А я убираю со стола и ложусь на диван лицом к открытому балкону. На небе не видно ни одной звезды. Поднимается ветер. Наверное, будет дождь. Я поеживаюсь от холода и накрываюсь клетчатым пледом. Что-то Макс задерживается. Он ушел уже минут сорок назад. Может, очередь к теефону? Вряд ли, там же не один аппарат. Да и время сейчас позднее. Наверно заболтался с тем парнем из ресепшена. У них обнаружились общие взгляды на футбол.
Прошло два часа. Я мечусь по номеру, как потерявшая подкову кобылица. С ним наверняка что-то случилось. Эти мотоциклисты водят здесь так, что я буквально вегодня едва не угодила под их колеса. Или он решил пройтись, а его избил до полусмерти какой-нибудь клошар. Нет, больше невозможно ждать. Спущусь вниз, на ресепшен.
* * *
- Да, мадемуазель, я видел вашего друга, он позвонил из автомата, а потом вышел купить себе журнал. Так он сказал мне. Около трех часов назад, мадемуазель. В полицию? Думаю, он скоро вернется, не стоит беспокоиться. Ну, не плачьте, все будет нормально. Он вернется. Ладно, ладно, давайте так: ждем еще полчаса, и если мсье Максим не возвращается, я звоню в полицию. Хорошо?
Куда уж лучше. Я реву на первом этаже отеля, реву и не могу остановиться. А он предлагает ждать, этот "футбольный" приятель Макса. Время тянется, как каучук - даже не как резина. Но мне не приходится страдать от неизвестности все полчаса. Минут через пятнадцать в холл почти вбегает agent de police и начинает что-то тихо и быстро говорит парню на ресепшене. Я вижу, как бедняга меняется в лице и бросает исполненный жалости взгляд на меня. Я холодею от ужаса и , не в силах больше держать себя в руках, подбегаю к грузному полисмену и, хватая его за рукав, почти кричу:
- Что с ним? Скажите же! Макс умер?
"Футбольный" парень торопливо объясняет ему:
- Это подруга мсье Полуянова.
- Что ж,мадемуазель, мне крайне неприятно сообщать вам об этом, но придется. Мы получили сведения о том, что здесь, недалеко от гостиницы, расположен крупный притон наркоторговцев. Сегодня вечером мы устроили облаву, и, к нашему удивлению, обнаружили там одного русского, который, как выяснилось, проживает в этом отеле. Оказывается, он вышел на эту шайку прямо в день своего приезда. Ваш друг мсье Максим Полуянов, по-видимому, собаку съел на этом деле. Так говорят его новые "приятели". Мсье арестован за хранение и продажу наркотиков. Мне очень жаль, мадемуазель, но нам придется обыскать вас и ваш номер. Мадемуазель?
Я медленно осела на пол и уткнулась лицом в успокоительную прохладцу гостиничной стойки. Так закончились мои вторые парижские каникулы. |
