Осторожно!
Говорю же, смотрите под ноги. Рухляди тут хоть отбавляй.
Ну да, а вы чего ждали?
Нормально работается. Сейчас доберемся до поста, увидите.
Мое насиженное трудовое кресло.
Темновато? Алле оп! Так?
Да, на треноге. Очень удобно. Можно регулировать высоту.
Офис тюремщика? Шутки у вас…
Впрочем, этот каменный мешок действительно отрезан от мира.
Да, вентиляция хорошая.
Вот. А это книга регистраций. Для порядка.
Вообще романтики хватает.
Не верите?
Зря.
Ретроспекция вторая. Аллея ветров
И облака продолжали накатываться,
гонимые ветрами, ощутить которых
вы не могли.
Джидду Кришнамурти
Отголоски утренней сырости щекотали ноздри.
Доменик пересек мостовую, на ходу поправляя длинный вязаный шарф, опутавший горло. Сегодня он решил изменить привычный маршрут. С главного проспекта повернул в один из тех невзрачных переулков, что, как правило, не страдают многолюдностью.
Этот отрезок пути — безмолвная петляющая кривая меж серых, местами, обшарпанных стен — выглядел крайне удручающе. Казалось, вязкая дремота навечно поселилась в бесцветных его закутках. Да и сам город производил не слишком уютное впечатление. За истекшие два года Доменик так и не сумел полностью адаптироваться к его реалиям.
На выходе из переулка толпилась детвора. Звонкий хохот каплями солнечных бликов растворялся в промозглом холоде, насыщал пространство атмосферой забытой радости. Причиной бурных возгласов и смеха был клоун. Разноцветный наряд, рыжий парик и яркий грим контрастировали с невзрачной одежонкой маленьких жизнелюбцев. Каждая его реплика порождала новый приступ веселья.
— А вот идет Доменик, повелитель ветров! — внезапно воскликнул клоун. — Ну-ка, дети, поприветствуем паренька. Повторяй за мной: с добрым утром, Доменик!
— С доб-рым ут-ром, До-ме-ник! — проскандировал задорный хор.
Юноша замедлил шаг. Он разглядывал странного карнавального шута, не решаясь приблизиться. А тот продолжал вещать:
— Знаете, ребята, кто это?
— Нет!
— Доменик — студент. Очень серьезный, усердный молодой человек. Философ. Любит копаться в умных книжках, даже в свободное время. Вот и сейчас, невзирая на выходной, торопится в библиотеку.
— Мы разве знакомы? — полюбопытствовал юноша, приблизившись к шумной ватаге.
— Еще бы! Кто ж не знает Доменика? Хей-хей!
— Хей-хей! — дружно подхватили дети.
— И все-таки? — упорствовал молодой человек, отказываясь следовать чужой игре.
Рыжий пересмешник на миг погрустнел. Ставший печальным взгляд абсолютно не сочетался с намалеванной улыбкой, сдобренного гримом и пудрой лица.
— Эй, ребятня, объявляю клоунские прятки! Кто лучше всех сумеет укрыться от меня, получит сюрприз. Начали!
Дети, визжа, бросились врассыпную. Доменик и клоун остались одни.
— Вы меня знаете, — твердо произнес юноша.
— Да. Знаю, о чем ты мечтаешь в ночной тиши. Знаю, что гложет тебя тоскливыми зимними вечерами, когда пурга накрывает город и отраженье свечного пламени трепещет в оконном стекле. Мне известно многое, Доменик. И я знаю, как помочь тебе.
— Но откуда…
— Не спрашивай — откуда, спроси — зачем, — перебил невеселый шутник. — У каждого из нас своя цель. Твоя, как человека — обрести счастье, как философа — приблизиться к истине. За двумя зайцами, Доменик. За двумя полярными зайцами. Определись с тем, что нужнее. Не впадай в противоречие.
Клоун скользнул взором по темной брусчатке.
— «Будьте как дети». Помнишь, кто сказал? Знаешь, почему? Детям ведомо счастье. Они видят жизнь простой и легкой, как и есть на самом деле. К чему усложнять? Житейская мудрость ребенка превыше любой философской конструкции. Им немногое нужно для счастья. И я горд возможностью дать ребятишкам желанное.
— Вы сказали, что можете помочь мне.
— Только в случае отказа от похода в библиотеку, — улыбнулся клоун. — Согласен? Тогда вот что: найди доктора Фернана Гера. Он живет неподалеку.
Балагур запустил ладонь в карман нелепых зеленых штанов и выудил небольшую, тисненную золотом картонку.
— Его визитка. Ступай по адресу. Док тебе все разъяснит. В добрый путь, Доменик. Ну, а мне пора искать маленьких шельмецов.
Клоун резво сорвался с места.
— Эй, подождите! А как же…
— Счастливо! — донеслось издали.
***
«Что я здесь делаю?» — запоздало мелькнуло в голове у юноши, когда ладонь протянулась к кнопке дверного звонка.
Открыли быстро.
Седовласый, взъерошенный человек с короткой острой бородкой, в светлом костюме и рассеянным взором.
— Мсье Гера? — робко осведомился Доменик.
Пожилой господин сделал неторопливый жест рукой:
— Проходите.
— Я…, — начал юноша.
— Ни слова больше.
Доктор (что это был он, Доменик нисколько не сомневался) подхватил застенчивого посетителя под локоть, увлекая за собой вверх по лестнице.
— Вы понимаете, Мишо вырвался из клетки… Я не уследил.
— Мишо?
— Канарейка. Знаете, что такое канарейка?
— Птичка.
— Чудесно…
Стремительной поступью доктор ворвался в комнату, указав на распахнутое окно:
— Полюбуйтесь.
Доменик прошел в указанном направлении, и, опершись о подоконник, выглянул наружу.
Маленькая желтая пташка, покачивая хвостиком, сидела в ветвях рябины. При виде юноши канарейка скособочила головку, а затем поменяла местоположение. Оценив ситуацию, Доменик повернулся к мсье Гера.
— У вас есть корм?
— Да, конечно.
Доктор резво подскочил в угол, где стояла пустая клетка. Покопавшись там, вернулся с небольшим парусиновым мешочком.
— Вот.
— Отсыпьте, пожалуйста, мне на ладонь.
С толикой птичьего лакомства в пригоршне Доменик опустился на подоконник. Сложив губы дудочкой, он протяжно зачирикал. Канарейка насторожилась. Доктор меж тем наблюдал из-за плеча юноши за миниатюрными циклическими поворотами ее головки. Наконец птичка оставила временное прибежище и порхнула на ладонь к Доменику.
— Слава богу! — облегченно выдохнул мсье Гера, торопливо закрывая окно. — Не птаха, а одно сплошное наказание.
Проказник Мишо, склевав угощение, поместился на плече у студента. Доменик мизинцем пощекотал желтое горлышко, и канарейка разразилась довольной трелью. Доктор, лукаво прищурившись, разглядывал обоих. Что-то переменилось в его облике: из рассеянного медикуса Фернан Гера преобразился в хитровато-внимательного субъекта.
— Определенно, вам можно доверять, — вымолвил он.
— Почему вы так думаете?
Мсье Гера указал на канарейку:
— Лучшее тому доказательство.
— Мишо?
— Животные. Есть две категории групп доверия: они и дети. Если пользуешься любовью и расположением обеих, значит, ты искренний и добрый человек. Остальное подразумевается.
— Интересная теория, — улыбнулся Доменик. — Остается лишь проверить на детях.
Доктор негодующе воздел указательный палец.
— Не теория. Это опыт, мой юный друг. Обыкновенный житейский опыт, только и всего. Что касается последней из категорий — увы! В моем доме представители ее не водятся.
Общими усилиями канарейку водворили в клеть.
— Порядок, — сказал мсье Гера, легонько постучав ногтем по стальным прутьям. — Теперь можно и побеседовать. На балконе, к примеру. Не возражаете?
— Ничуть.
— Вот и славно.
На монументальном каменном пространстве балкона без проблем уживались два плетеных кресла и небольшая скамейка. Заросли плюща являлись гарантом неизменной тенистой прохлады.
Доктор расположился в кресле, достал изящную курительную трубку, табакерку и принялся набивать маленькое черное жерло. Доменик скромно примостился напротив.
— Между прочим, мы не представились друг другу. Фернан Гера, медик. К вашим услугам.
— Очень приятно. Доменик. Студент-философ.
— Замечательно. Ну-с, чем могу быть полезен?
Юноша замялся.
— Вы, наверное, будете смеяться…
— Не буду, — произнес доктор. — В молодости я повеселился всласть. Ныне предпочитаю серьезно относиться к реальности во всех ее проявлениях. Итак?
— Ваш адрес мне вручил клоун, — начал Доменик, и покраснел.
— Уже хорошо. Продолжайте.
— Он сказал, будто вам известно, как сделать человека счастливым.
— Хм…
— Понимаю, звучит глупо…
— Не более, чем прочие слова в нашем несносном мире.
Доменик взглянул на собеседника. Мсье Гера с невозмутимым видом посасывал мундштук, выпуская табачные кольца. Определенно, этот человек был чужд сомнений и поспешных выводов. Облик доктора свидетельствовал о твердости в следовании своим убеждениям, надежности и прочности в отношениях с окружающими.
— Мой приятель Лепье обожает приукрашивать действительность. Его послушать, так Фернан Гера — чудодей, да и только.
— Значит, вы знакомы с клоуном? — Доменик воспрянул духом.
— Разумеется.
— Тогда как насчет моего вопроса?
Доктор снисходительно посмотрел на юношу.
— Для философа вы слегка наивны. В Санта-Клауса тоже верите, а? Ладно-ладно, нечего дуться.
Мсье Гера глубоко затянулся.
— Составляющие счастья для большинства из нас разнятся, согласны?
Доменик кивнул.
— Однако я предлагаю вам воспользоваться универсальным ключом к пониманию этого феномена.
— Каким же?
— Вспомните самый лучший, самый замечательный из тех снов, что доводилось видеть. Есть у вас таковой?
Юноша на секунду прикрыл глаза. Заглянул в потаенные глубины собственных грез.
— Есть, — выдохнул он.
Окрашенная в предвечерние тона комната смотрелась безжизненно. Тоскливым взором обвел Доменик ее замкнутое пространство. Стул, кровать, горка книг в углу, платяной шкаф с крайне небогатым репертуаром. Узкое оконце, за которым постепенно смеркалось. Все это было условным, искусственным. Точно ретушь, маскирующая настоящие поступки, эмоции и мысли. Что-то бесконечно важное терялось в дурацкой атмосфере постылых стен. Пора, давно пора заняться сменой интерьера.
Сегодняшние знакомцы позволили заглянуть ему за кулисы театра реальности. Из прежнего безучастного зрителя Доменик превратился в полноправное действующее лицо. Чудаковатый клоун Лепье и доктор Гера в подсознании юноши теперь составляли одну целостную фигуру — умудренного исследователя жизни, знатока ее многочисленных тайн. И волею судеб ему предоставлялась удивительная возможность влиться в их круг. Ну, разве не заманчиво?
«Будь и ты архитектором судьбы», — сказал напоследок медик. Оброненная фраза могла послужить неплохим девизом.
— Архитектор судьбы, — громко прошептал Доменик, стоя посреди комнаты.
Вслушался в опоенную смыслом паузу.
— Архитектор судьбы, — повторил он. — Здόрово.
***
В тени соборных витражей царила тишь.
Шаги гулким эхом устремлялись к вершинам каменных сводов, исчезая в никуда.
Доменик неспешно проследовал к ширме, скрывающей от посторонних глаз окошечко исповедальни. Опустившись на стул, юноша деликатно кашлянул. Деревянная перегородка в зарешеченном отверстии распахнулась.
— Слушаю тебя, сын мой, — донесся изнутри усталый голос священника.
— Добрый день, святой отец. Вам сердечный поклон и пожелание крепкого здоровья от Фернана Гера.
— Весьма признателен, сын мой. Передай любезному доктору мою искреннюю благодарность.
— Непременно. И еще мсье Гера просил узнать, как протекает жизнь на Аллее ветров?
Доменик успел просчитать в уме до девяти, прежде чем вновь зазвучал голос священника:
— Жизнь на Аллее ветров замерла. Боюсь, надолго.
— Вот потому я здесь.
— Думаю, нам лучше побеседовать в открытую, — произнес исповедник. — В левой нише имеется дверь. Прошу туда.
Вскоре Доменик имел возможность лицезреть церковного служку воочию.
Ксавье Леконт был ровесником доктору. Мягкие черты лица, добродушная, с оттенком меланхолии улыбка, кристально чистый бирюзовый взгляд. Располагающая внешность.
— Как видите, стул здесь лишь один. Можем побеседовать стоя. Не возражаете?
— Нет.
— Что вам известно об Аллее ветров?
— Фактически, ничего. Мсье Гера упомянул, что это место помогает человеку обрести себя подлинного. И отправил к вам за дальнейшими наставлениями.
— Насколько я понимаю, Фернан не рассказывал вам о давнем маленьком происшествии?
Доменик отрицательно покачал головой.
— В свое время нас было трое. Закадычные друзья: Патрик Шеваль, Фернан Гера и ваш покорный слуга. Юные сорвиголовы, обожающие разного рода авантюры. Так вот, однажды Патрик приволок фрагмент топографической карты, искусно нарисованной от руки. Сказал, что получил это от клоуна.
— Клоуна? — насторожился молодой человек.
— Именно. «Вот, что нам нужно, парни», — молвил тогда Патрик. — «Место, где сбываются мечты». Мы с Фернаном внимательно рассмотрели странный клочок бумаги. Изображенные на нем окрестности города по большому счету были знакомы. Но что это за Аллея ветров, фигурировавшая центральным и самым важным пунктом, никто не знал. Конечно, мы тут же загорелись идеей отправиться туда во чтобы то ни стало.
Место оказалось безлюдным. Прямых троп к нему не было. Приходилось действовать напролом. Мы с Фернаном пожалели, что ввязались в историю. Патрик же рвался вперед с завидным энтузиазмом. Для него вся затея значила больше, чем просто еще одно приключение. Подсознательно он чувствовал нечто, труднодоступное нашему подростковому восприятию.
С каждым пройденным шагом я ощущал нарастающую головную боль и непонятное жжение в уголках глаз. Фернан испытывал схожий дискомфорт. Вскоре боль сделалась нестерпимой, и я сдался, заявив Патрику, что у меня нет ни сил, ни желания следовать дальше. Фернан поддержал мой маленький бунт. Инициатор мероприятия с жалостью взглянул на нас, и продолжил путь в одиночку. С тех пор его никто не видел.
— Он пропал?
Мсье Леконт грустно кивнул:
— Для нас — да. Но история на том не закончилась. Год спустя, возвращаясь из семинарии, куда поступил незадолго до этого, я встретил на улице клоуна. Как сейчас помню: серая рябь дождя, угрюмые стены зданий и совершенно неуместный разноцветный кричащий наряд.
— Знакомая картинка, — вставил Доменик.
— Этот тип без лишних слов вручил мне конверт и моментально скрылся. Сначала я решил, что он сумасшедший. Но, посмотрев на депешу, остолбенел. Мои имя и адрес были выведены знакомым почерком Патрика. Не теряя времени, я бросился к Фернану. Вскрыв конверт, мы приступили к чтению письма. Оказалось, старый друг жив и здоров, абсолютно счастлив и недосягаем для простых обывателей. «Не пытайтесь искать меня, ребята, — говорилось в послании. — Напрасное это дело. Я узнал настоящую реальность, в которой есть место удивительной нежности, тихому счастью и волшебным напевам любви. Просто надо уметь идти до конца, не сбиваясь с пути и не стопорясь. Удачи вам, братцы. Когда-нибудь встретимся».
— И что же вы сделали?
Священник развел ладонями.
— Попытались выследить клоуна — единственную возможную зацепку. Безрезультатно. По прошествии пятнадцати лет Фернан все же встретился с ним и, можно сказать, подружился. Однако его вопросы относительно Патрика не удостоились ответов. Тема угодила в категорию запретных. Он настаивал на моем знакомстве с этим Лепье. Я не захотел.
— Почему?
— Темная личность с темным прошлым. К тому же неизменная с течением времени.
— В каком смысле? — не понял Доменик.
— Человек без возраста.
— Впрочем, — присовокупил мсье Леконт, — сомневаюсь, что он вообще человек. Фернан спокойно воспринимает сей факт. А я… я консерватор по природе своей, да и сан обязывает держаться в стороне от проделок неведомых сил.
Шлейф молчаливых раздумий на мгновение окутал обоих. Первым заговорил священник.
— Если правильно понял, вы также стремитесь достичь Аллеи ветров?
— Верно.
— Зачем?
— Я устал от тьмы одиночества, святой отец. Когда сознаешь наперед, что каждое завтра пропитано слоем печали, порожденной разумом, что занятия философией не в силах помочь и терять по сути нечего, жаждешь любой ценой добиться перемены участи.
— А иных способов разве нет?
— Я искал, но покуда не обнаружил. И только встреча с Лепье и мсье Гера, а теперь вот и с вами даровала тоненький лучик надежды.
— Что ж, — вздохнул Ксавье Леконт, — коль это нужно…
— Очень нужно.
— … я, так и быть, снабжу вас копией схемы.
— Огромное спасибо, святой отец!
— Не стоит благодарностей. На все воля божья. Быть может, удача и везение станут вашими постоянными спутниками, и улыбнется счастье, как это вышло когда-то с Патриком. Помнится, его письмо заканчивалось так: «Лишь чистый сердцем и твердый духом сумеет выбраться к Аллее ветров. Для прочих она закрыта». Желаю обрести искомое.
***
Миром владел дождь.
Седые блестки его молниеносно поглощали крохи тепла остывшей земли.
По залитой водой дороге Доменик покидал город.
За спиной остались плотность сумерек мнимого бытового уюта, выхолощенная звенящая тишина читального зала, бесконечное ханжество радетелей за права и обязанности граждан…
Хватит игр.
К чему массивные ряды книжных фолиантов с несчетным количеством строк, если они не в состоянии приблизить человека к пониманию главного? Что может дать библиотека? Очередную иллюзию, принимаемую за знание?
Пустая трата времени. Истинный мудрец вполне способен обойтись единственной книгой на протяжении жизни. И всякий раз, притрагиваясь к ней, листая страницы, будет открывать новые ипостаси знакомых уже фраз. Ибо сознание, как и душа, подвижно, а значит, склонно к развитию.
Доменик улыбнулся. Ненастье лишь усилило чувство внутренней свободы. Он больше не был частью опошлившей самое себя игровой системы. Вне насаждаемых правил, вне рамок фальшивого общества. Наедине с бьющимися в экстазе природными силами. Сердце зашлось от восторга. Блаженно щурясь, Доменик ловил потоки водяных стрел.
Обернись он в ту минуту и, возможно, сумел бы разглядеть сидящего на ступенях под утопающим в дожде каменным козырьком грустного шута Лепье. Увидел бы невозмутимо пускающего табачные кольца доктора, в раздумьях застывшего у раскрытого окна. Рассмотрел бы коленопреклоненную фигуру пожилого священника, воздающего молитвы в алтарной части собора.
Но Доменик не оглядывался.
Он с веселым упорством двигался к намеченной цели.
Срываясь и падая.
Цепляясь за тонкие прутья кустарников, стремясь удержаться на размытой глинистой почве.
Остановиться на минуту перевести дух, а после яростно карабкаться по скользкой наклонной плоскости.
Чего ради?
Дурацкий вопрос.
Там видно будет.
Что бы ни случилось, в одном он был уверен: пути назад отныне не существует.
Стрела, уходящая к линии горизонта.
Окаймленная древесными кронами, играющая причудливой рябью тени и света.
Бесконечная прямая, в пределах которой жизнь и смерть теряют смысл.
Аллея ветров.
Доменик, мокрый и грязный, с разорванным рукавом и кровоточащей царапиной на запястье, стоял у истоков загадочной линии, теряющейся в зыбком полумраке неведомого.
Дошел, значит.
Он вдруг со всей ясностью понял: странный клоун Лепье и пропавший Патрик Шеваль — одно лицо.
Нелюдимый счастливец, распознавший в случайном прохожем — то бишь в нем, родственную душу. Даритель шансов для избранных.
Человек без возраста.
Еще бы!
Время — пыль, без остатка рассеялось на Аллее ветров.
Доменик внимательно изучал лежащую впереди идеально ровную поверхность. Тонкая грунтовая полоска, томимая ожиданием претендента.
— Добро пожаловать в реальность, — произнес юноша, делая шаг.
Что-то произошло. Звук, сообразил Доменик мгновенье спустя. Казавшееся вымершим пространство наводнилось шумами.
Ветры стенали на все голоса.
Неистовый трубный зов их пронизал насквозь. Оглушенный Доменик, раскачиваясь, словно матрос во хмелю, порывался дальше. Он не чувствовал движений, не знал, есть ли у него вообще тело. Просто шел. Ибо это являлось единственно необходимым условием.
Внезапно повалил снег. Пейзаж изменился. Смолк безудержный рев ветров. Мягкое белое умиротворение окутало мир. В темнеющей выси зажглись фонари, придав чарующий вид погребенной под хладным покровом тропе. Доменик не удивлялся: не было сил. Он с трудом волочил ноги, тихо благодаря небеса за возможность передышки.
На смену зиме пришла чернеющая земля с молодой свежей порослью. Солнечный луч острым лезвием раздвинул толщу древесных сводов над головой, трассером скользнул по траве. Стайка щебечущих пташек, вынырнув ниоткуда, стремительно пронеслась мимо. Воздух звенел и переливался. Ветры проникновенно исполняли гимн обновлению. Из лесной чащи на аллею вышел олень. И тут же, испуганно встрепенувшись, выпал из поля зрения. Доменик, зачарованный царящим повсюду великолепием, не останавливался.
И вот уже зрелая прелесть лета распахнула свои объятия. Процеженное зеленой гуашью листвы сиянье небес. Золотистая вуаль, слившаяся в едином порыве со сладко дрожащей тенью. Полноценная яркость красок, чувственный колорит пропитали Аллею ветров. Теплый воздух источал слоистые мелодии, блаженно льющиеся со всех сторон. Волшебство достигло финальной стадии.
Ночная тишь. Блеск первых звезд в холодной выси. Тайная жизнь, едва пробудившись, вновь погрузилась в сон. Дремлющий на ходу ветер лениво тычется под ноги, временами ныряет в туманную кисею, укрывшую цветы и травы. Путешествие близится к завершению. Уже явственно видно границы Аллеи. И — странное дело: там, за пределом спустившейся ночи занимаются бледные всполохи рассвета.
Какой короткий долгий путь!
Теперь он пройден. А дальше?
— Дальше? — улыбается идущий на встречу Лепье.
Стаскивает дурацкий рыжий парик, стирает грим. Избавляется от нелепого циркового наряда, становясь самим собой — молодым, умудренным человеком по имени Патрик Шеваль.
— Дальше — жизнь, Доменик. Настоящая новая жизнь. Готов?
— Конечно.
Утро взошло над Аллеей ветров.
Июль—август 2004 г.
|
