Неродной.
Дядю Сашу Сережке папой называть не разрешали.
Он особенно и не протестовал – очень уж мама делалась грустной, когда он спрашивал о папе (о настоящем папе, потому что дядя Саша, хоть и был как папа, но он все-таки был только мамин муж. Отчим, называется). Мама у Сережки красивая, молодая, ее расстраивать не хотелось. Сережке все говорили, что мама красивая – и в садике, и даже в школе пожилой учитель танцев Анатолий Тимофеевич сказал: “Красавица у тебя мама, ты ее береги... ”А он и видел-то ее всего один раз (просто больше Сережка на ритмике не шалил. Он и в этот-то раз ничего не сделал, он же не виноват, что у него “обе ноги левые”, как Анатолий Тимофеевич утверждает).
А что Сережка? Они с дядей Сашей ого-го как маму берегут, правда-правда! Даже посуду за собой моют. Дядя Саша моет, а Сережка вытирает. И складывает аккуратненько. И на собрания в школу всегда – у кого папа, у кого мама, а у Сережки дядя Саша ходит. Его все учителя знают.
Он за Сережку горой всегда, если несправедливо ругаются: вот на прошлогоднее Восьмое марта, например. Надо было две небольшие шкатулки склеить из картона, Лев Алексеич объяснил, как. У него самые красивые вышли, он их под старину раскрасил, черно-красные с золотом, как из Хохломы почти получилось, только он такие цветы, как там, рисовать не умеет, получились ромашки красные. А через неделю сказали, принести обратно в школу, подарить – одну учительнице (кому кто выпадет), а вторую соседке по парте! У них так заведено – мальчик с девочкой сидит. Ну, Наталье Николаевне еще ладно, она английский в старших классах ведет, но Сережка ее знает, она добрая. А Светке он, может, и не против что подарить, только вот он вторую шкатулочку уже маме подарил, заранее. Она хохломскую роспись очень любит, он узор-то с ее любимого блюда срисовал. И непонятно, почему вдруг скандал случился, Светка и не обиделась ни капли. Да и без подарка не осталась - у них мальчишек больше, чем девочек...
А так-то дядя Саша хоть и добрый, но строгий. Он из мальчика хочет настоящего мужчину воспитать. А Сережка и не обижается, если по делу отругают, иногда только надуется для вида. Ему же правильные вещи говорят – например, что девочек обижать нельзя. Он и так с ними не дрался никогда, а теперь даже заступается. А еще, чтобы без спроса никуда не уходил – и даже не для того, чтобы разрешили, его всегда почти гулять отпускают, а чтобы не волновались дома, мало ли что с ним.
С дядей Сашей интересно. Он его и в зоопарк водил несколько раз, и в планетарий. А день рождения в том месяце просто замечательно отметили. Он, мама да дядя Саша, а еще ему предложили друзей взять. Он и взял – Свету с Пашкой. Пашка – друг, они еще с садика не разлей вода. Светку вот сначала боялся приглашать, мало ли что подумает. А она оказалась очень даже ничего девчонка, не зря он за нее заступался несколько раз. Улыбнулась только, и спросила еще, что он на день рождения хочет получить. Ну, Сережка, что, дурак, что ли, на подарки напрашиваться? Он и говорит, мол, не надо ничего, так приходи. А Света все равно не просто пришла, а с коробкой большущей, он обертку, минуту, наверно, разворачивал, чтобы не порвать случайно, такая красивая. А в коробке – модель, только не готовая, а такая, что самому собирать надо. И должен кораблик получиться, парусник – бригантина, совсем как настоящий, разве что поменьше. Светка еще застеснялась немножко, не знала, говорит, что подарить, решила, если соберешь – красивый будет. Оказалось, она сама любит разные модельки собирать – самолеты там всякие, у нее их дома, говорит, море. А Сережка за свои восемь (теперь уже целых восемь) ни разу не клеил модель. Но все равно сказал спасибо и даже ничуть не покривил душой – ему подарок и вправду понравился. Совершенно не важно, что он не умеет – есть, кому помочь. Дядя Саша, когда увидел кораблик, сам, как маленький, обрадовался, чуть ли не больше Сережки. А потом все впятером катались на катере, который назывался “речной трамвайчик”, прямо на нем разрезали торт – на верхней палубе как раз были очень удобные столики, как для них специально. Причем, когда зажигали свечки, поднялся ветер и два раза их задувал (тогда дядя Саша куртку снял и держал против ветра, пока Сережка желание загадывал). Когда уже начало темнеть, гуляли вдоль берега, пускали разноцветные фейерверки и бегали. И мама с ними дурачилась, как будто ей тоже восемь лет...
Мама у Сережки серьезная. Иногда бывает такое, что человек веселится, но улыбаются у него лишь губы. А глаза остаются серьезными. Тогда улыбка какая-то наигранная, фальшивая, как будто приклеенная. А у мамы, когда она улыбается, глаза тоже улыбаются, только очень грустно. Сережка каждый раз радуется до умопомрачения, если маме весело по-настоящему, вот как на дне рожденья. У него вот глаза хитроватые, всегда веселые. Мама один раз пошутила, что в них чертики прыгают. А у мамы по глазам все можно понять: и когда она огорчена, и когда устала, и когда она за него, Сережку, волнуется. Они у нее большие, карие, все время распахнутые. Такие глаза у очень добрых людей, доверчивых. Дядя Саша тоже дня три назад по секрету Сережке сказал: “Такое сокровище, как твоя мама, беречь надо. Разные люди бывают, ее обидеть легко”. И потом весь вечер насупленный какой-то ходил, на себя не похожий. В тот день еще какой-то незнакомый голос по телефону два раза звонил, спрашивал Татьяну Львовну (все знакомые, кто звонит, обычно Танечку или Танюшу просят, а если его, Сережку, по голосу узнают, тогда маму). Один раз мамы дома не было, трубку дядя Саша взял, а потом мама из магазина вернулась.
Тогда они оба ушли на кухню, закрылись и долго о чем-то разговаривали вполголоса.
Мама Сережку, как обычно, перед сном поцеловала в щеку, но казалась чем-то расстроенной.
А на следующее утро было воскресенье. Сережка встал пораньше и случайно услышал такое... Такое... Такое, чего он еще никогда за свои восемь лет не слышал. Мама и дядя Саша ссорились. Нет, не ссорились, но все-таки... Очень уж они недовольно друг с другом говорили, а мама, кажется, всхлипывала. Сережка тихонечко дверь на кухню приоткрыл и зашел, чтобы не подслушивать – это неправильно и некрасиво. Тем более, сейчас его увидят, отвлекутся и перестанут ссориться.
Дядя Саша не заметил Сережку и продолжал что-то объяснять маме. Она, опустив голову, смотрела вниз и тихо отвечала ему.
- Парню отец нужен, - тихо сказал он.
- А ты ему чем не отец, ну скажи мне?! – мама подняла голову и увидела Сережку.
Дядя Саша, сидевший спиной к двери, мальчика не видел, и продолжал:
- Ты же сама все время подчеркиваешь, насколько я ему неродной!
- Сереженька... – обреченно протянула мама. Дядя Саша обернулся.
- Сынок... – растерянно сказал он. Сережка ничего не понимал, но на всякий случай подошел и молча ткнулся носом в ему в плечо. Отчим приобнял его свободной рукой и крепко прижал к себе – как будто желая защитить от этих злых, резких и каких-то неправильных слов, которых все же не надо было говорить, но они уже вырвались, и тут уж ничего не поделаешь.
- Все хорошо, сын, - твердо сказал он.
- А вот не смейте у меня ругаться! – как-то отчаянно и звонко заявил Сережка. – Не смейте!
- Мальчик мой… - всхлипнула мама. – Иди к себе, Сереж. Через час гулять пойдем, приберись…
- Нет, - сказал дядя Саша, не отпуская Сережку. Он приподнял его и посадил на колени лицом к себе. Но так было не видно маму, и поэтому Сережка перевернулся боком, чтобы смотреть на обоих.
- Сереж, давай поговорим. По-взрослому. Ты как?
Он был, что называется, “за”. И очень даже “за”, так как к этому моменту уже совершенно перестал что-либо понимать.
И гулять они не пошли, а вместо этого сидели и долго-долго разговаривали. И Сережка узнал такое… Такое!.. Такое, о чем он сам бы не додумался, не догадался, да, честно говоря, и думать бы тоже не стал. Просто оказалось, что звонил и расстроил маму не какой-то незнакомый человек, а, наоборот, очень даже маме знакомый, да и вообще это был Сережкин папа – тот, который настоящий, но которого Сережка никогда не видел. И звонил он потому, что проездом оказался в городе и хотел бы увидеться с мамой. Ну, наверно, и с сыном тоже, хотя и предложил встретиться только маме, но, как сказал дядя Саша, это отсюда вытекает… И из-за этого и был спор, потому что мама бывшего мужа видеть не очень хочет. А дядя Саша говорит, что Сережку надо с ним познакомить. И вот теперь они решили спросить у него самого и ждут его, Сережкиного, решения.
Честно говоря, Сережке было как-то не очень интересно. И он совсем не знал, что теперь делать. Мама опять всплакнула, а он не выносит женских слез ну совершенно, особенно маминых. И он сказал, что не против, не потому, что так хотелось увидеть какого-то совершенно незнакомого ему человека, а просто, чтобы скорей закончить этот тяжелый и довольно нудный разговор. На самом деле, ему не то чтобы не хотелось, а было как-то все равно. Сказал и, спрыгнув с коленок, вприпрыжку побежал в комнату играть с Джерри, своим щенком.
На другой день все было так, как будто ничего и не случилось. И мама, и дядя Саша смеялись, разговаривали друг с другом и с Сережкой так, как будто и не было этого тягостного, неприятного и долгого разговора, который заставил маму плакать, дядю Сашу курить, нервничать и, покашливая, грубовато-ласково ее успокаивать.
И даже в школу за ним пришли вдвоем. Взяли Пашку и пошли домой вместе (они рядом живут и часто вдвоем из школы уходят, то дядя Саша их обоих заберет, то Пашкина сестра Настя. Но Насте часто некогда, она в институте учится и порой поздно приезжает, а дядя Саша работает через сутки, график такой специальный. Просто, когда кто-то другой приходит, обычно времени на прогулки нет. Ну, и не каждый же день гулять). И все было хорошо.
И все было хорошо… Пока мама не отвела взгляда в сторону и не сказала, что папа приедет к Сережке, наверное, завтра. И заберет его из школы, а потом придет к ним в гости до вечера. И, что, скорей всего, потом еще будет приезжать. Сережка, правда, не очень понял, как это он будет часто приезжать “проездом”, но не хотелось лишний раз переспрашивать и огорчать маму. В конце концов, может, папа – Виталий Евгеньевич (потому, что Сережка по-взрослому – Сергей Витальевич) – в командировку приехал. Надолго. И будет его, Сережку, в свободное время навещать. И почему-то Сережке от этой мысли стало так весело, так радостно, что он вытащил руку, засмеялся и поскакал вперед на одной ножке. “У меня теперь есть Папа, - крутилось в голове, - Папа!” Теперь у него будут и мама, и Папа, и дядя Саша! И все будет просто здорово. Потому что у всех есть папы. А теперь и у него будет. Почему-то раньше об этом он не думал. Как-то не думалось. Может, просто маленький был? Все-таки восемь лет – солидный возраст. Так иногда ему дядя Саша говорит… Когда хочет, чтобы Сережка мыслил перед тем, как что-то сделать. А то он иногда сначала делает, а потом уже понимает, что что-то натворил.
Мама шла задумчивая, но не расстроенная. А вот дядя Саша не то чтобы стал грустный, но как-то поскучнел, что ли, на Сережкин взгляд. Тогда Сережка вернулся обратно и взял его за руку. И дальше они опять пошли вместе.
Во вторник он с утра был в каком-то странно-веселом настроении. Все время бегал, смеялся даже на уроках – в конце концов на математике схлопотал замечание в дневник за болтовню. Но это его не расстроило ни капли, хотя и мелькнула вредная мысль, что мама, конечно, вряд ли обрадуется. Но эта мысль быстро куда-то делась, Сережке было совсем не до нее. Он поскорее хотел дождаться конца последнего, пятого урока. Поскорей бы… Как назло, минуты к концу дня растянулись, как резиновые, и казались бесконечными.
- Светк! А Светк! Ну Све-етка же!
- Ну чего тебе опять? Надоел уже!
- Сколько минут осталось?
- Еще три! Ты теперь каждые полминутки будешь спрашивать? Все!
- Орлова и Игнатьев! Долго вы будете отвлекаться? Сергей, я тебе, кажется, уже не первый раз делаю замечание!
- Звонок, Александра Васильевна! – он буквально вылетел за дверь, покидав вещи в портфель и даже забыв его застегнуть.
- Оглашенные-то! – проворчала уборщица тетя Галя, когда он вихрем пронесся мимо. – Ведро бы опрокинул!
Пробежав два пролета по лестнице, Сережка остановился, перевел дыхание. Дальше пошел спокойным, важным шагом – чтобы сразу было понятно, он, во-первых, уже не маленький, а, во-вторых, у него серьезное дело, и суетиться ему несолидно.
Так же степенно и по-деловому зашел в раздевалку. Обул уличные ботинки. Одел куртку. Сначала застегнулся и повязал шарф. Потом подумал немного и шарф снял. И без него не холодно, октябрь на дворе, да еще какой теплый. Еще подумал и расстегнул куртку.
- Серень, - окликнул его дядя Лева, охранник, который со своего поста с интересом за ним наблюдал. – А ты никак уходить собрался?
- Дядь Лев! Да за мной папа прийти должен. Не пришел еще разве?
- Нет, не было никого, дружок. Ну, подожди, придет еще.
Сережка, честно говоря, расстроился. По правде сказать, он-то был уверен, что его ждут если и не час, то по крайней мере с середины урока. Он снял куртку и уселся на лавочку напротив раздевалки. Дверь была рядом с постом и мальчику было хорошо видно всех, кто входил. Вот пришли за одним знакомым первоклашкой, Тимкой. За ним мама рано приходит, иногда еще уроки не кончились. Хотя у первоклассников их меньше, чем у Сережки. Он уже во втором. Бывалый человек, не первый год в школе. А это чей папа? А-а… это из районо приехали, к директору Борису Тимофеевичу.
- Сереж! – это дядя Лева его зовет. – Кричу тебя, кричу…Третий раз уж.
- А? – вяло отозвался он.
- А папа тебе не говорил, нашел он мне ключи на семь и на четыре? Он вроде сегодня принести обещал, мне отвернуть кой-чего надо, а инструмент дел куда-то, прямо беда.
- Да за мной сейчас не дядя Саша придет! А папа! Я папу жду! – огрызнулся Сережка. Дядя Лева внимательно посмотрел на него, видимо, решил лишнего не спрашивать.
Сейчас… Ага, дверь открылась. Женщина какая-то… Нет, это не за ним. Ой, целых два мужчины. Молодых. Братья чьи-то или учились тут раньше, наверно.
Большая часть одноклассников ушла уже. Остались только продленочники и Светка. Светка не на продленку, она на кружки остается – у нее сначала танцы, а потом рисование. Сережку тоже сначала на танцы звали, потому что высокий, но что-то как-то не нашли таланта.
На часах без пяти два. Через несколько минут кончится урок, и старшеклассники выбегут в коридор. Это сколько он тут сидит? Уже час почти.
- Здравствуйте. Вы к кому? – спрашивает дядя Лева у какого-то мужчины. Сережка сидит, от нечего делать болтая ногами. Если честно, на каждый скрип двери оборачиваться не хочется уже. Не за ним – так не за ним.
- Игнатьев? Серень, а это за тобой пришли!
За ним? Сережка стремительно вскакивает и подбегает к мужчине. И тут радостный крик застревает в горле. Он не знает, как обратиться к стоящему перед ним человеку. Папа? Неудобно… Он же его в первый раз видит… Виталий Евгеньевич? Как к чужому…
- Ну, здравствуй, Сережа…. Какой ты… - обращается к нему человек, пытаясь подобрать слова. - Какой ты… большой уже.
Сережка смущенно здоровается, накидывает куртку, прощается с дядей Левой. Они выходят на улицу.
Шли неторопливо, но разговор не клеился. Сережка сначала хотел взять отца за руку, но передумал. Как-то непривычно. Сунул кулаки в карманы куртки и начал тихонько насвистывать.
- Ты на маму похож, - нарушил тишину голос отца.
- Ага, я знаю, мне все говорят, - обрадовано подхватил Сережка (что угодно говорить, только не молчать!), - только глаза тво… не мамины.
- Ну… Как учишься?
- Нормально… Без троек пока…
- Молодец, молодец, - как-то рассеянно похвалил отец, видимо, думая о чем-то своем, – так и продолжай.
Сережка растерянно кивает головой. Он все понимает, не маленький – конечно, папе тоже неловко, как и ему! Это же не означает, что он Сережке не рад, а совсем даже наоборот! И снова его охватывает какой-то совсем детский восторг от того, что вот идет он, Сережка, а рядом с ним – его Папа, родной, настоящий. И снова хочется запрыгать на одной ножке от радости – но он сдерживается, пусть папа думает, что он уже большой.
- А ты… где работаешь? – спрашивает Сережка, во-первых, потому что ему интересно, а, во-вторых, чтобы не молчать.
Отец рассказывает. Что-то Сережка уже слышал от мамы, но все равно слушает внимательно и не перебивает. Ему о папе интересно все слушать.
С мамой Сережкиной (Танечкой, Танюшей, Татьяной Львовной) Виталий Евгеньевич учился в одном институте, геолого-разведочном. Мама была энтузиасткой, учеба ее интересовала, она мечтала написать научную работу о свойствах минералов и целыми днями пропадала в библиотеке, собирая материал. Сначала они просто дружили. Как подающие надежды студенты, участвовали в каких-то конкурсах, защитили вдвоем научный проект. После окончания института им двоим предложили интересную работу как молодым, талантливым в своей области специалистам.
- Ой, интересно как! Это вы и учились, и работали вместе?
- Н-ну… Не совсем, малыш… - рассказ идет дальше.
В это время, в дни их первой настоящей рабочей экспедиции, папа маме предложил пожениться. Мама, конечно же, согласилась. И все было хорошо.
Еще полгода они вместе работали, писали ту самую работу про минералы (как интересно!.. А мама сейчас тоже какую-то работу пишет, что-то изучает!), ездили в командировки. И вдруг мама сообщает папе, что у них будет маленький Сережка. В экспедиции ей ездить было уже нельзя, папа работать без нее не смог, почти законченную работу пришлось отложить.
Сережка родился. Выходить на работу мама отказалась, сказала, что хочет сидеть с ребенком. Папа нашел другого напарника, вместе они изучили то, что не успели папа с мамой, и еще через месяц работа была опубликована. Папе и его соавтору предложили закончить аспирантуру и очень хорошую работу на полгода в другом городе.
Маме с ним ехать не было смысла, на руках маленький ребенок, да и самой не очень хотелось срываться с места.
- Ух ты… А почему ты там остался?
- Где?
- В другом городе!
- Как остался? Почему? Я не остался…
- А мама сказала, ты остался…
- Ну, я полгода там жил и работал.
- А сейчас?
- А сейчас здесь, как и ты. Я все время здесь живу, малыш, ты что? – улыбаясь, спрашивает отец. Сережку что-то грызет, вот только он не может понять, что. Какая-то мысль прокралась в его голову, но вот еще не превратилась в слова.
- А почему вы развелись?
- Н-ну… Так бывает, малыш. Частенько… Разошлись дорожки. Да-а, - покивал он головой, чуть улыбаясь чему-то своему, - бывает все.
Кстати, - хлопнул он себя по лбу, - чуть не забыл. У меня для тебя подарок. И он достал из нагрудного кармана… маленькое чудо. Это был небольшой прозрачный кристаллик, с палец толщиной, сиреневого цвета. Сережка восхищенно смотрел на подарок. Он осторожно шевелил ладошкой, глядя, как по ней туда-сюда прыгают маленькие радужные зайчики вокруг кристаллика.
- Нравится? – спросил отец. – Ага… - Это аметист. Такие ровные и большие кристаллы не часто встречаются. Это я в последней экспедиции вот нашел… Аметист в древности считался камнем удачи. Так что на… На счастье.
- Красиво как…- Сережка осторожно сжал ладошку, как бы проверяя, не случится ли ничего с кристалликом, не исчезнет ли он, не рассыплется. Но нет, рука ощущала твердость камня. Он сунул его в кармашек. Папин подарок.
- А почему ты раньше не приезжал? – Сережка наконец понял, что именно его встревожило. – Раз все время тут…
Отец смутился. Отвел глаза. – Да понимаешь… Я работаю все время, вот… Теперь чаще буду… Если захочешь…
- Конечно, хочу! Приезжай…
Разговор сам по себе затих. Они шли молча, думая каждый о своем.
- А как мама твоя сейчас?.. Тяжело ей с тобой одной, наверно?
- Почему одной? У нас дядя Саша есть! – живо откликнулся Сережка.
- Дядя Саша?.. – Ну да! Он у нас молодец! Мама говорит, у него руки золотые, он нам сам ремонт сделал лучше, чем рабочие соседям в пятой квартире! Вот сейчас посмотришь. А еще он мне Джерри подарил! Это моя овчарка, только он еще щенок, мы его вместе воспитываем. А еще…
-Хватит, хватит, - перебил его отец, - верю. Дядя Саша - это мамин муж, что ли?
- Ну да! А еще…
За разговором Сережка и не заметил, как они пришли домой. Он взлетел по лестнице (хорошо жить на втором этаже!) и забарабанил в дверь. Мама открыла. Вихрем выскочил Джерри, и, радостно лая, начал прыгать вокруг него.
- Хватит, хватит уже, - смеясь, прикрикнул Сережка. – Смотри… - и осекся, по-прежнему не зная, как лучше обратиться. Слово “папа” как будто застревало в горле. – Смотри, это мой Джерри!
- Здравствуй… Таня. – обратился отец к маме. – Здравствуй. Проходи. Мы вас с Сережей раньше ждали, я уже на стол накрыла. Ванная справа. Мой руки…
Обедали молча, перекидываясь обычными фразами – “Передай, пожалуйста, соль” или “Мясо удалось, сочное”. Сережка поел быстро и умчался в комнату. Ему очень хотелось показать папе три своих рисунка, за которые его очень хвалили в школе, хоть он и не ходит на кружок, как Светка.
Войдя обратно, он опять замер в дверях, не решаясь прервать разговор. Разговаривали мама и папа.
- Я думаю, что в этом исследовании мне твоя помощь, Виталий, уже не нужна.
- У нас был неплохой тандем…
- Неплохой? Обойдусь. Пусть эта моя работа останется моей. Она почти закончена.
- Скажи, я точно зря сейчас пришел?
- Ты эгоист, Виталий. Почему зря, а сына тебе за это время повидать ни разу не захотелось?
Сережка аккуратно прикрыл за собой дверь. Он позвал Джерри и поплелся в комнату. Рисунки кинул на стол.
Где-то через полчаса в коридоре послышались голоса. Мама и дядя Саша вышли проводить отца. Сережка тоже вышел.
- До свидания, Татьяна. Я думаю, все-таки еще пересечемся. До свидания, Александр…м-мм…
- Васильевич, - подсказал дядя Саша.
- …Александр Васильевич. Благодарю за помощь в воспитании нашего сына.
- Вашего? – эхом переспросил дядя Саша. Глаза его насмешливо блеснули. – Что вы… Не благодарите. Сереж, проводи Виталия Евгеньевича до остановки.
Сережка обулся, накинул куртку. Они вышли. На остановке было пусто – видимо, автобус только-только отошел.
- Как называется озеро? – спросил отец.
- Чудное…
За остановкой действительно было озеро – только спуститься. Сережка там часто гулял – и один, и с родителями.
- Спустимся?
Он не возражал. Только настроение куда-то пропало, как будто и не было. Разговаривать не хотелось, хотелось уже пойти домой и что-нибудь поделать, пусть даже уроки.
- А почему Чудное?
- А так… Надо монетку кинуть, и желание сбудется… Вот и Чудное…
Отец порылся в карманах.
- Ч-черт… Мелочи нет… Жаль.
Сережку как будто клюнул кто.
- Давай я за тебя кину?
Он залез в карман и достал отцовский подарок – чудесный сиреневый кристаллик. На счастье…
Раскрыл ладошку. Теперь радужные зайчики казались не веселыми и забавными, а злыми и вредными. И сам кристаллик как будто потускнел. Сережка размахнулся и с силой закинул его в воду. Повернулся на каблуках к отцу.
- На счастье, - сказал он.
И пошел. Он никогда ни в чем за свои недолгие восемь лет не был уверен, как в том, что человека, растерянно глядящего ему вслед, он больше никогда-никогда не увидит. И он боялся, что он не ошибся.
Мамы дома не было - ушла в магазин.
Он посмотрелся в зеркало. Все-таки у него глаза точь-в-точь как у мамы, только посветлее немножко.
Отчим был в коридоре, копался в инструментах – искал, наверное, для дяди Левы обещанные ключи. Сережка подошел сзади и молча обнял его.
- Сереж, хороший мой, ты что?
- Пап… Он уехал. Он больше не приедет, пап… - Сережка смотрел на доброе лицо родного-родного ему человека и недоумевал, почему же это вредное слово раньше никак не давалось ему.
- Все хорошо, пап!
28 окт 2007г.
|
