2 метра от земли или Театр одного актера
«Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!»
Братья Стругацкие
1. ХОЛОДНОЕ УТРО ПОД ЗВУКИ РАДИО
-Привет! Как всегда, шесть часов утра и вы начинаете свой день вместе с нашей радиостанцией! Мы врываемся в каждую кровать, нагло поднимаем вас со сна и зовем на работу! А чтобы собираться было веселее, мы ставим только лучшие хиты!
Я постарался рассмеяться, согревая руки о пластмассовый стаканчик с кофе.
-Ты думаешь, в такую рань кто-нибудь, кроме нас слушает радио?
-Чушь какую-то несешь, - фыркнула Татьяна. – Хочешь сказать, все те ребята, которые сейчас едут в машинах не слушают радио.
Я пожал плечами, продолжая буквально целоваться со своим стаканом.
-Просто промозгло, спать охота, вот я и говорю всякие глупости. Интересно, как эти ди-джеи могут говорить таким бодрым голосом?
-Я кстати знаю этого парня. Работает на 102.7 FM. Взял манеру американских «зажигал». Ну, знаешь, когда приезжаешь к ним в отель, особенно куда-нибудь в Майами, то радио преследует тебя повсюду. А местное радио в отеле меня добивает: «Лучший мальчик в городе – бармен в клубе «Malibu», лучшая девочка в городе – парикмахерша на Palm street. И не забудьте воспользоваться услугами нашего гида!»
-Интересно, с какой ноги сегодня встал этот старый педик - патрон? А то обстановка мне начинает не нравится.
Она отмахнулась. Видимо, сплетни и жалобы начали действовать мне на нервы. Да, тема не новая, но уж лучше, чем обсуждать радиостанции.
Я механически крошил сигарету, пока Татьяна припарковывала машину.
-Ты можешь уже подниматься, - бросила мне она.
-Хочешь поскорее от меня избавиться? Спасибо, что подвезла.
Она неопределенно ухмыльнулась.
Мелкий дождь как всегда поливал улицы, а бледное солнце намекало на свет. Сквозь бронированные стекла нашего этажа открывалась панорама на всю восточную часть города – смесь жилых домов, заводов, железных дорог и офисных нагромождений. Окно, выходящее на запад радовало глаз в большей степени: река, четырехэтажные эстакады, стадионы, стеклянные небоскребы, парки…
Петр уже сидел на спинке дивана и с пятого раза пытался загрузить ноутбук. Все-то у него по жизни виснет, и компьютер, и совместная жизнь с женой, и карьера. Типичный кандидат в клуб неудачников.
-Сегодня патрон опоздает, - сообщил он. – В общем, звонила его секретарша, говорит, что еще вчера он какой-то странный ходит, ушел пораньше, и сегодня будет здесь часов в десять. На него это непохоже.
-У него сейчас странный период. Что-то вроде позднего климакса у мужчин, - с умным видом продекламировала Татьяна, мы лишь фыркнули в ответ.
-Под названием маразм, - добавил я. – На пенсию ему уже пора, старой акуле пера и бизнеса.
Все со мной были солидарны.
Патрон действительно появился в половину одиннадцатого. Первый раз за несколько лет мы увидели его без галстука, а в обыкновенной водолазке и довольно простом свободном костюме. Он выглядел каким-то идейным, взбудораженным, но, тем не менее, веселья в нем не было ни грамма. И, пройдя мимо своего кабинета, обставленного в стиле классицизм, немедленно направился в наш отдел. Что он здесь забыл?
-Привет, - поздоровался он. Петр немедленно слез со спинки дивана, а я, сухо ответив «здрасьте», продолжал греть пальцы об уже третий стакан кофе за сегодняшнее утро. Только Татьяна расплыла в улыбке.
-Я был вчера в театре, - внезапно сказал шеф. – Я купил билет в кассе, и пошел сразу же; мне было все равно, на что идти. Я просто хотел лишний раз убедиться, что в театре все намного жизненнее, чем в реальности. Я попросил водителя просто ездить по улицам, пока не найдем первый попавшийся театр. Мне меньше всего хотелось идти в Большой театр, Малый, МХАТ, тем более, что там билеты уже куплены. И я нашел то, что искал. Маленькое невзрачное здание со входом со двора. Двери такие, что у помещения хозяйственных амбаров и то красивее. Купил билет за двадцать пять рублей и решил просто посмотреть спектакль. Н кассе сказали, что это последний спектакль в сезоне, а возможно и в истории разорившегося театра, и я решил, что это нельзя пропустить.
Помимо меня в зале было еще человек пятнадцать - не больше. Да и зал сам, собственно, небольшой. Водитель сбегал до ближайшей палатки, купил букет цветов для актеров. Он всего один был, актер.
Когда он вышел на сцену - старый, невысокого роста, я сразу узнал его. Это был мой одноклассник, хороший друг. Дружили с нем лет тридцать, потом он куда-то пропал. Знаете, как это бывает: три пропущенных звонка, одна не отвеченная телеграмма - вот и все…
И вот - я его вижу. Он на сцене, а я - в зрительном ряду. Его роль мне напомнила роль Бэллы Лугаша в «Эде Вуде». Будто бы он – старый, когда-то известный, выходит из дома, чтобы попасть на важное шоу, а ему еще надо успеть обратить внимание на окружающий мир, не упустить главное. Он замечает завязающий цветок у себя на крыльце, берет его и…
Остальное он читало в стихах, что-то очень ретроспективное, о чем-то увядающем и безвозмездном. А заключил он стихами:
«Достигли ли почестей постных,
рука ли гашетку нажала,
в любое мгновенье не поздно –
начните сначала!..
…Вы к морю выходите запросто,
спине вашей зябко и плоско,
как будто отхвачено заступом
и брошено к берегу прошлое…»
-Вознесенский? - уточнил я, удивляясь, откуда я это помнил.
-Он самый, - подтвердил патрон. – Только он взял из Вознесенского только те строки, которые стирают на нет всю его патетику.
В антракт я подошел, чтобы подарить актеру цветы, но их даже не взял:
-Я уже насладился ароматом цветка на этой сцене. Правда он уже завял, но все равно благоухает как новый.
-Я так рад встрече, - сказал я ему. – Ты помнишь меня?
-Конечно.
Он выглядел, как печальный клоун, весь в гриме и в нелепой шляпе-цилиндре.
-А знаешь, почему театр разваливается? Потому ваша организация приватизировала здание театра по исходу каких-то там акций, и мне теперь нечего здесь делать. А очень скоро это будет твоя собственность. Твое очередное ООО.
Я не остался на второй акт. Я просто ушел, долго думал, и так ничего и не понял. А коли я подумал о каком-то бедняке на сцене, значит, мне и вправду пора на пенсию. Тем более что сегодня до меня дошли слухи, что тот актер умер… Вы не включите радио?
-Вряд ли там будут об этом говорить.
2 «ПОЛЕТ НА 2 МЕТРА ОТ ЗЕМЛИ»
ТО, ЧТО ПРИСНИЛОСЬ МНЕ В МИГ, КОГДА Я ЗАДРЕМАЛ НА КРЕСЛЕ
У вас когда-нибудь было ощущение, что с определенного момента, вы живете по-новому? Это может быть обыкновенная мелочь, а для вас она почему-то важна. Представьте себе большое поле, расчерченное на секторы, и вам остается лишь ходить по нему, и оглядываться назад. Знаете, вы пойдете по полю так, что солнце будет светить вам в спину и освещать путь. И места под этим солнцем так много. Но все мы будем ходить, пересекая поле, в поисках одного-единственного места под солнцем! Мы будем стоять прямо под ним, так и не осознав, что нашли его, пока нас не схватит солнечный удар.
Знаете, я сейчас стою под самым солнцем. Вы мне не верите? Это правда! Нет, ну если уж очень честно, то я сижу за компьютером, но давайте все-таки абстрагируемся. А вот и вы - ходите по этому полю, замеряете сектора, высчитываете площади. А я нет-нет да смотрю на часы, и не успеваю понять, сколько же еще нам осталось измерять сектора. Какое-то чувство паники начинает одолевать меня, а я не могу понять, в чем же дело. Но тут я понимаю: солнце заходит, а мы еще толком ничего и не сделали, не измерили, не подсчитали, не систематизировали. Но тут я радостно улыбаюсь: «Ведь солнце заходит только для того, чтобы вновь подарить нам утро». И стоим мы все в вечерней прохладе, кто-то из нас отдыхает, кто-то курит, но все до единого улыбаются, а лишь некоторые тихо утирают слезы сквозь ироническую улыбку. Пока мы что-то подсчитывали, водя пальцами по песку, небо затмили вертолеты, а в поле появились странные люди в касках. Видимо, они пришли застраивать поле по нашим расчетам.
Я знаю, что скоро здесь будут стоять небоскребы, а мы будем в них работать, и проводить манипуляции с цифрами уже зависая на сотых этажах. И я так же уверен, что тайком от всех, на последней странице блокнота для статистики, мы будем выводить свою самую главную теорему – самую банальную формулу счастья…
Я отложил записную книжку, чтобы помочь нашим ребятам передвинуть какую-то катушку с железными нитями для измерительных работ. Сквозь желтизну расчерченных гектаров показалась вереница экскаваторов и огромных машин с песком и панельными блоками.
Какая-то молодая женщина, которую я раньше не видел, разочарованно спросила:
-Что? Уже строим?
-Да, - ответил ей я. - Вы уже раньше были на стройке?
-Нет. Это моя первая стройка. – По ее щеке стекала слеза, захватывая с собой тушь. – А вы?
-Признаться честно, я тоже строю в первый раз. – В руках у нее был автоматический строительный измеритель в виде циркуля, который был намного совершеннее, чем у меня. Это был лишь один объект из комплекта материалов и инструментов, который хранился в ее чемоданчике. С такой аппаратурой, она закончит построение своей площадки на несколько недель раньше, чем я.
-Отец подарил, - зажато улыбнулась она.
Затем к нам подъехала еще одна машина, из которой рабочие достала коробки с аккуратно сложенными черными костюмами, строгими юбками, наглаженными рубашками, комплектами галстуков. В мешочках, которыми я обожаю щелкать, стопками лежали ноутбуками. Рабочие перенесли это в стоячий прицеп. В металлических чемоданах уже были зарегистрированные каски, очки для сварки и плотные жилеты.
-Мы пока займемся переписью инвентаря, а вы начинайте ставить метки для котлована и свай. Уже расчертили какое-то пространство? Молодцы! – говорил в рупор пожилой человек в сером плаще поверх простеньких брюк и недорогого свитера советской модели. – Желаю приятной стройки!
В сопровождении своих подручных инженеров, он отошел в прочный финский домик, который соорудили буквально в считанные минуты. Или это уже я потерял счет времени… Для нас домики строили медленнее, да и качество уступало. Сарайчик из пластиковых блоков, качество немецкое, но хлипкое. Лучше бы окна вместо стеклопакетов: духотища!
Солнце уже почти село, но никому не было грустно по этому поводу. Если только нескольким людям, включая ту девушку. Поле уже было не желтым, а серым или синим, в отражении заката в строительной пыли. Красная лампа отбоя и приглушенная сирена означали конец рабочего дня. Кто-то из нас лениво идет в домики, кто-то остается покурить с рабочими, а кто-то продолжает вести измерительные работу при фонарном освещении. Экскаваторы работали еще минут пятнадцать, затем рабочие разошлись по разным углам поля.
Я еще долго болтал с соседом по домику, а затем вышел на улицу перекурить. Силуэты тракторов и бульдозеров смотрелись в ночи довольно-таки уродливо. Прислонившись к ржавой гусенице, моя новая знакомая стояла в одиночестве и водила палкой по песку. Значит, тем, кто обладает даже такой аппаратурой, не чуждо выводить наши теоремы на песке. Значит, она такая же, как и мы все. Было бы странно, если бы это оказалось иначе.
Завтра намечалась большая стройка, мы ожидали прибытия около сотни отрядов рабочих и десятков передовых инженеров. Главный архитектор сидел в салоне своего автомобиля и делал вид, что все еще чертит что-то в своем блокноте, а на самом деле открыл последнюю страницу и занялся вычислением. Я то его знаю.
-Как давно вы решили присоединиться к стройке? – спросил ее я, специально не смотря на числа в ее формуле. Она нахмурилась.
-Не так давно, - буркнула она. – А вы?
-Я в основном участвовал в мелких стройках. Поле – гектаров сорок, да и расчерчено на маленькие кусочки. Измерять удобно, конечно, но сами понимаете. Решил присоединиться к этой стройке. Сегодня целый день смотрели на часы, почему-то боялись заката, думали, что опять все сорвется. Когда солнце садится, многим в головы лезет дурная ностальгия, и они уезжают со стройки. Но на этот раз все остались. Вот на следующей неделе думаю уже котлован будет.
-Я знаю, - подтвердила она. – Я видела, как ведутся стройки. Мой муж был строительным администратором, так же как и мы сейчас. Сначала просто строителем. А я жила с ним на территории. Он достроил сам до седьмого этажа корпоративного здания, а потом, когда провели лифт, нанял своих рабочих, затем своих администраторов. Из административного центра к нему доставили секретарш, клерков. А потом от меня ушел к другой, своей партнерше по корпорации. Предложил мне остаться в отделении по внутреннему ремонту помещений, но я настояла на том, чтобы он выдал мне вертолет и выслал на первую крупную стройку. Инструменты достались от отца, который остался в управленческом центре строительства плотины. Вот, решила сама поучаствовать. - Она рассмеялась, но в ее смехе не было ничего веселого.
-Да, начинать всегда тяжело, - подбодрил ее я. – А некоторые даже построят, казалось бы – сиди, и пользуйся готовеньким, а они все равно уходят. То ли бояться, то ли устают. Трудно сказать. Говорят еще, на такой огромной площадке, надо работать строго в небольших командах. Не надо показывать свои чертежи другим рабочим и администраторам, хоть и строим мы одно и тоже. Если та команда воспользуется нашими идеями, то нам надо будет менять расчеты и строить по-другому, менять внешний вид, и желательно дизайн. А когда достроим этажа до десятого, то придется разбиться по парам, а затем и по одному.
-Я знаю правила, - флегматично ответила она. – И не собираюсь их нарушать. Что-то мы все о стройке, да о стройке! - Она продолжила водить палкой по песку, выводя формулу. – Скажите, а как часто вы прибегаете к формуле?
-Каждый день, в основном поздно вечером.
-Я так же. Исписала уже всю последнюю страницу, вот на песке продолжаю. А просто в блокноте выводить что – вообще нельзя?
-Нет, не в коем случае, - предупредил я. - Либо заведите свой личный блокнот, он должен быть другого цвета. Или просто на разных бумажках. Все что относится к измерениям стройки не должно переплетаться с формулой. Не то чтобы вас за это оштрафуют или выгонят, просто не получится ни стройка, ни формула… Да и если узнает кто из главных инженеров, будет как-то неприятно.
-Ясно, - понимающе кивнула она. – Кстати, меня зовут Татьяна, мой номер на стойке – 5112. Как же меня бесят эти номера, мы же не машины!
Номера раздражали и меня, но успокаивало, что после пятого этажа номер превратится в трехзначный, после десятого – в двухзначный, а уж на верхушке, останется только одно имя. Просто до верхушки дойдут немногие, в основном все осядут где-нибудь внизу или посередине. Но я, как и вы, надеюсь, что я дойду.
Обычно формулу выводили у себя в домиках, в машинах или в курилке. Татьяна выводила ее при мне и не скрывала этого, по этому факту можно о многом судить в наших дальнейших отношениях. Я мельком бросил взгляд на ее цифры и буквы. Было темно, да и я знал далеко не все значения выражений. Но некоторые числа я различил. То, что я увидел было банальным, по-женски банальным, но в тоже время милым и симпатичным. Мы оба смотрели на эти числа и улыбались.
Мимо нас прошел мой знакомый. Видно, ему тоже не спиться на новом месте. Решил проветриться по территории, рассмотреть плакаты. Небоскребы на стендах смотрелись настолько эффектно, что он не смог отвести от них взгляд.
-Говорят, к полю подведут канал, - оценивающе одобрил он. - Здание в центре будет занимать девяносто два этажа! Представить трудно! Неужели за год управимся?
-Управимся, - добавил оптимизма я.
Тот пошел дальше, взглянув на исписанную формулой землю. Видно, в темноте он ничего не различил, и пошел в свой сарай. Вместо блокнота он захватил с собой буклет с готовыми зданиями и погрузился в мечты, что ему придется работать и жить на самой мансарде. Вряд ли. Он достаточно неопытный, поэтому дай бог ему добраться хотя бы этажа до двенадцатого. Этажей семьдесят не занимает никто – они почему-то остаются пустыми. Так может, несколько человек чудом устраиваются - кто на тридцатый этаж, кто на шестидесятый. А в основном – либо до двадцатого, либо уже начиная с восьмидесятого.
-Формула… - подумал вслух я. – По вашей теореме вы могли бы остаться и на меньшей стройке, у вас другие приоритеты… - Я влез в ее формулу, ведь это ужасно, подумал я, и срочно извинился. Но она вовсе и не обиделась.
-Могла бы. Только аксиому надо превратить в теорему, а затем воплотить ее и реализовать. Вы же понимаете…
-Понимаю, - кивнул я.
Мы больше не возвращались к этой теме. Мы молча собирались ночью на этой песчаной площадке и рисовали на песке. Поздние вертолеты привозили все новых рабочих, экскаваторы изредка копали землю в ночное время, а мы с Татьяной сидели на земле и рисовали цифры. Эти цифры нельзя было воплотить в жизнь только лишь тем, чтобы уединиться в чьем-нибудь домике. Это бы было одной тысячной всего задуманного. И, что самое интереснее, ни в одной формуле нельзя было встретить ни одного упоминания о стройке. Днем, когда мы стоим на жаре и работаем калькуляторами и лопатами мы об этом не задумывались.
Мы на стройке уже третью неделю. Стены доходят этажа до шестого, но внутри еще ничего не готово, лишь полы да стены. Только одну комнату первого этажа застеклили, поставили там стол, кресло, компьютер. Естественно, ее временно занял главный архитектор…
Задыхаясь от строительной пыли и запаха краски, в оставшееся время мы решили заняться формулой. Как всегда приготовили блокноты, ручки и отошли в угол барака, который был отведен под бар. Но в тот день все было иначе. К нам подошел мой приятель:
-Немедленно уберите это со стола. Вы что, не слышали? Формулу нельзя выводить на территории стройки. По коллективу прошел слух, что главные инженеры и заказчики собираются организовать комиссию по изъятию формул. На территории будет построено небольшое здание, где с формулой можно будет заниматься по выходным или в пятницу вечером. Но и это не желательно. Иначе – штрафы, выговоры, а то и…
Я уже ждал этого момента. Я был готов к этому. И внезапно я почувствовал, что даже рад. Днем мы строим, вечером ходим в бар. За день мы так выматываемся, что ночью спим, как убитые. Ничего не охота. И к чему тогда заниматься этой формулой? Сначала все выводили свои графики в одиночестве, потом разбились по парам, а затем стало видно, что это абсурд. С другими стройками мы стараемся не пересекаться, а с теми, кто в них не участвует, а присоединяется уже в готовые - мы вообще не знаем, как с ними разговаривать. Поэтому в тот вечер я отошел в свой барак, достал зажигалку и, не задумываясь, вырвал последнюю страницу блокнота и сжег ее. Вслед в пламя огня я опустил приготовленные чистые блокноты.
С чувством выполненного долга я вышел к нашим ребятам. Отныне никто не занимался посторонними делами. Мы уже не носили синие комбинезоны, а нашей униформой были плотные брюки цвета хаки, и свободные универсальные рубашки. Отглаженные официальные костюмы ждали лучших времен. Нам еще предстояло многоженство пыльных работ.
Я поднялся на высокую смотровую площадку и огляделся. Отсюда не открывалось никаких дельных перспектив, но все же перекурить здесь лишний раз и осмотреться было невредно. Вертолеты все поставляли новых людей, катки все уменьшали и уменьшали расчерченные сектора поля, а начальство на массивных вездеходах совершало контрольные осмотры. А далее, через несколько десятков километров, виднелись другие большие стройки. Самолеты и дережабли с флаерами пересекали желтое пространство.
Звук открывающейся двери за спиной заставил меня обернуться. За спиной я увидел Татьяну, которая выглядела лучше, чем я видел ее в последний раз. Я никогда не встречал ее за работой, поэтому волосы, завязанные в конский хвост, и каска на ее голове немного удивили меня.
-Привет, - поздоровался я. – Давно не была на смотровой площадке.
-Да. Соседняя бригада сейчас уже поднимется, им повезло с ваучерами и доставкой стройматериалов. Хочу посмотреть, как это будет выглядеть. Подождешь минут пять?
-Пять минут подожду. Тоже взгляну. Давно тебя не видел, кстати. Где ты пропадала?
-Подготавливала бумаги для отчетов за спецодежду и материалы. Получила значок, его надо будет признать действительным, оформить в регистратуре, потом слетать в административный центр, после чего на региональную базу, сдать экзамен, и после этого получить значительную премию и возможность работать двумя этажами выше. Только ты никому – иначе бригадиры наведут беспорядок в учетных книгах, и значок аннулируют.
-Избавь себя от таких проблем, - посоветовал я. – Я знаю одного мужика, он сможет тебе открыть значок всего через одну инстанцию. Между нами, конечно.
-Конечно.
Она облокотилась на перилла. Вездеход и пожарная машина уже прибыли на площадь возле административных построений. Из автомобилей вышли первые после начальства люди в черных костюмах, кварце защитных очках и переговорными устройствами на клапанах. В руки им дали ноутбуки, а затем лестницы выпрямили и выдвинули вверх. Я никогда не видел настолько высоких раздвижных лестниц: они вели аж до третьей смотровой площадки здания напротив, а затем застекленные лифты увозили их в верхние сектора недостроенных и пыльных небоскребов, чьи грубые верхушки и антенны скрывались за самыми облаками и изрядно загораживали солнечный свет. Но я не доверяю таким быстрым построениям. Обязательно начнутся оползни, и их придется сносить во избежание катастрофы. И что потом будут делать строительные ваучеры?
Темные силуэты, неуклюже поддерживающие ноутбуки, принялись подниматься вверх. Я им не завидовал, но почему-то смотреть на них было как-то по-своему тоскливо.
-А может, тряхнем стариной и нарушим правила? - спросила Татьяна и начертила пальцем на пыли несколько символов формулы.
-А давай! – махнул рукой я. – Скоро все разойдутся, и нам удаться исчертить хоть всю папку, правда, потом вовремя сжечь…
Той ночью мы только и выводили формулу счастья, пока на столах нас ждали сложенные в стопки черные костюмы и ноутбуки. Осуществлять наши формулы будут другие, а мы вскоре приоденемся и пойдем разводить руками и рассчитывать. А вместе с тем, если хотя бы на один процент удовлетворим свои формулы, то почувствуем, что счастливы на целых двести процентов!
------------
-Эй! Что заглох? Я тебе или не тебе говорю? Приехали!
-А, да… Брррр! Холодно сегодня и спать охота! Слушай, а что, наш патрон стал таким сентиментальным?
-Ну да. Сантименты овладели им настолько, что он даже уволил Петра.
-А-а, боже, что-то я сегодня того. Это, значит, мне приснилось… Мол, патрон, в театр пошел.
-А-а, ну-ну… Скажешь тоже.
Я рассмеялся.
-А еще тебе приснилось, как мы с тобой строили счастье среди всего этого дерьма?
-Что?! Откуда ты знаешь? Таня, я не понимаю тебя.
-А я понимаю. Вдумайся: театр, стройка, твой патрон, я! Все за раз! Это просто один большой сон! И сейчас он продолжается! Ты вчера ужасно не выспался. В общем, спи. Я разбужу тебя. Я и мое радио.
|
