1.
Идти на эту встречу он не имел ни желания, ни потребности: юбилей факультета, в конце концов, не такое уж эпохальное событие, чтобы жертвовать ради него единственным выходным, тем более, если на работе дел, как всегда, по горло. Увидеться c теми, с кем хочется, можно и без каких-либо дополнительных причин, а с кем не хочется – с теми не стóит встречаться, даже если б от этого зависела вся дальнейшая жизнь.
Но он пришёл в это кафе, давно обходимое стороной, где сегодня ему тоже был заказан столик. Эта ныне облагороженная забегаловка помнилась ему ещё в изначальном своём виде, когда лишь крайняя стеснённость в средствах могла заставить человека терпеть здешние практически антисанитарные условия и принимать предлагаемый тут ассортимент блюд.
С годами на смену потёртому линолеуму на полах явился натуральный дубовый паркет, бронзой отливающий в полумраке зала; тонированные стёкла окон прикрывались тяжёлыми шторами из бордового бархата; развешанные в простенках светильники, стилизованные под восковые свечи в канделябрах эпохи европейского классицизма, заливали просторное помещение тёплым песочно-жёлтым светом, расслабляющим и не хуже кружки хорошего пива располагающим к тотальному дружелюбию. У праздного посетителя означенное чувство усугубляется отнюдь не бьющей по мозгам музыкой, неспешно льющейся из нескольких полукубометровых колонок, и, конечно, отменной кухней. В общем, бывшая столовка № 24 теперь полностью соответствует своему новому названию: кафе «Relax».
Но расслабиться ему пока не удавалось, как бы страстно он того ни желал. Вяло ковыряя вилкой котлету по-киевски, он всё пристальней всматривался в лица других гостей, надеясь встретить, точнее – наоборот, именно НЕ встретить один весьма и весьма хорошо знакомый образ.
Постепенно за его столиком собралась компания однокашников. Кто-то явился один, кто-то – с половинкой. Все наперебой вещали о своём в общем-то нехитром житье-бытье. Он охотно слушал рассказы друзей, задавал интересующие вопросы, однако, о себе сообщать не спешил. Не потому, что поведать нечего, просто душа не лежала к откровению, а думы о работе ещё не успели полностью покинуть его мозг.
Однако пропорционально количеству выпитого пива голова делалась яснее, а мысли – оптимистичнее. Может, обойдётся? Может, порция нахлынувшей душевной тревоги тем и ограничится?
Но если бы всё сложилось столь просто – разве был бы смысл заводить длинную повесть? Увы! Он давно заметил её, сидевшую через два столика, хотя узнал не сразу, приняв сперва за одну из многих незнакомок из числа выпускниц своего факультета. Худшие ожидания его оправдались, когда о чём-то беседуя с соседками, она повернулась вполоборота. Спутать этот незабываемый профиль с чьим-то другим было невозможно!
Да, такой вот банальный сюжет у данной истории, превращающий её из эксклюзивно красочного павлина в обычную серую ворону, как две капли воды похожую на своих сородичей в стотысячной стае. Но что ж поделать, если такие истории типичны, если рано или поздно с подобным приходится сталкиваться каждому, как в детстве каждому приходится болеть свинкой или коклюшем?
Начав было рассказывать о своих приключениях, ослеплённый неприятной догадкой, он вдруг на полуслове замолчал, уткнувшись в свою тарелку и машинально отхватил кусок внезапно потерявшей вкус котлеты.
Но друзья – они ж на то и друзья, чтобы понять всё без лишних объяснений, без нудных и бестактных расспросов, особенно, если предыстория и тáк известна. Тихо уйдя на танцпол, они оставили его тет-а-тет со своими мыслями, воспоминаниями и переживаниями.
А он, запив котлету остатками пива, исподволь стал разглядывать свою давнюю знакомую. Она изменила стиль одежды, перейдя от наивного мини к строгому, претендующему на солидность, макси. Изменила и причёску, собрав длинные тёмно-русые волосы в тугой хвост. Её некогда пухленькие щёчки теперь заметно осунулись, а романтически лучистый в прошлом взгляд ныне погас. Вместо прежнего девичьего шарма сейчас он излучал ожидание подвоха или даже скрытую агрессию. И только природная стать в движениях и точёный профиль, пока не утративший былой гордости, не позволяли спутать её с кем-либо ещё.
Поднявшись, он направился к барной стойке, чтобы взять новую порцию пива. На невысокой эстраде в противоположном конце зала, один сменяя другого, выступали преподаватели и выпускники, изливая очередную дозу дифирамбов институту, факультету и друг другу. Получив заказ, он жадно припал к массивной фарфоровой кружке, желая поскорее опустошить её, будто на широком круглом дне было начертано что-то важное.
2.
Она, в отличие от него, на празднование Дня факультета приходила ежегодно. Нет, никаких иных целей, кроме примитивного «других посмотреть да себя показать» ею не преследовалось.
Нынче, конечно, она его тоже заметила и, разумеется, узнала. Тут же шквал давних воспоминаний, теснившихся в самый отдалённых уголках сознания, крупным наждаком прошёлся по усталому сердцу.
Давно, безумно давно она познакомилась с ним именно в этой столовке. То, что тогда произошло, именуется элементарной любовью с первого взгляда. Опять банально, да. Но должна же эта история оправдывать своё название!
Потом были трепетные встречи, неспешные прогулки под низким зимним небом. Ей отчётливо вспомнилось, как бережно смахивал он крупные снежинки с её выбивающихся из-под шапки волос, боясь даже дышать в её строну.
Вспомнилось, как вместе они любили захаживать в эту столовку, отнюдь не смущаемые скудным меню. Припомнился и первый поцелуй. И второй. И остальные, плавно перешедшие затем в страстные ночи сильнейшей любви. Он никак не мог поверить в то, что все предыдущие разочарования и заблуждения молодости остались позади, что наконец-таки наступил тот период жизни, который люди привыкли именовать счастьем. А она? Она тогда тоже не верила, что слово «люблю» не почудилось, что адресовано оно было именно ей, пусть ещё юной, несмелой и в чём-то наивной провинциалке-первокурснице, но – единственной в целом свете!
Планы у обоих были грандиозными. Чтобы начать зарабатывать на первую их квартиру, он стал трудиться: днём – по специальности, в школе, ночью – в той же школе, сторожем и дворником. И к скорой защите диплома успевал готовиться. А она едва ли не в каждом сне видела своё свадебное платье – с кринолинами, с шёлковым шлейфом не короче трёх метров. Хотя, нет: четырёх, и ни сантиметром меньше! От былой несмелости не осталось и следа: значит, не так она и плоха и никчёмна, раз хоть один человек смог её полюбить!
Всё было бы просто замечательно. Но только разве пристало ей, молодой и красивой девушке, жить мыслями о будущем, если настоящее проходит мимо? Разве допустимо ей, такой стройной и изящной, сидеть в четырёх стенах? Она жаждала внимания, развлечений. Жизни она жаждала! А что может быть за жизнь, если парень днюет и ночует на работе?
Безоговорочно доверяя, он спокойно позволял ходить ей одной на дискотеки, если сам не мог составить компанию. Откуда взялась такая уверенность? Он – что, думает, раз она глянулась ему, то никому другому уже и не глянется? Её, в конце концов, стали раздражать столь частые отлучки его на работу! И вообще, их роман развивается как-то подозрительно просто, а ведь мать её ещё год назад говорила: «Запомни: что легко досталось, то всегда низко ценится». Да и бывалым подружкам он сразу не понравился. «Найди себе сильного мужика, – наперебой вещали они. – Того, который привык брать от жизни, а не зарабатывать». И сами же стали знакомить с парнями своего круга, лет на восемь постарше. А что может испытать юная провинциалка, практически, ничего в этой жизни не видевшая, если её разок сводят в ресторан да потом прокатят на «девятке»?
Она и подумала, зачем ей студент, живущий в соседней общаге, зачем столь редкие встречи и дешёвая столовка, если есть такие друзья! Нет, примерно с месяц она ещё колебалась, но однажды в конце июня появился «мистер Икс», мягко окутавший своей сладкой паутиной. Она и не заметила, как очутилась в его постели.
Почему она оказалась такой плохой? Почему именно в ту ночь он ушёл на работу? Только много позже она стала задаваться этим вопросом. А тогда просто сообщила ему, что нет смысла продолжать отношения, ибо встретила настоящего мужчину, о котором всегда мечтала и которого действительно способна полюбить.
- Ты сама не сознаёшь, какую ошибку делаешь! – сразу поняв всю подоплёку сказанного ею, неожиданно спокойно ответил он. – Чем я – не настоящий? Кто он, если не секрет?
- Какая разница! – раздражённо ответила она, отворачиваясь.
- Нет, разницы, конечно, никакой. Но разве полюбит тебя кто-то так, как я?
- Меня всегда бесило твоё самомнение!
- А как же все эти прежние слова о любви и верности?
- Я просто внушила сама себе, что люблю тебя.
- Что ж, отрицательный результат – тоже пища для размышлений и основа для выводов. Как там у классика: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». Желаю всех благ! – он ушёл с улыбкой, даже не хлопнув дверью, что несколько покоробило.
В течение ближайших двух недель он так и не объявился: госэкзамены сданы, диплом получен, что ещё делать ему в областном центре? Поэтому неизвестно зачем она сама позвонила ему в районный городок.
- Ты дома? – она искренне удивилась, услышав его голос.
- А где, по-твоему, я должен быть в это время?
- Ты что, пьяный?
- С какой это радости? Что ты хотела-то?
- Как же сильно ты, всё-таки, себя любишь! – в сердцах бросила она. Ей не удавалось смириться с мыслью о том, что после всего вместе пережитого расставание произошло столь тихо. Какая там посуда! Даже корыта разбитого, и того, кажется, не осталось! Неужели такая девушка не заслужила сколь-либо бурных эмоций? Видать, права матушка оказалась!
От общих знакомых он, разумеется, узнал, на кого она его променяла. Узнал и о готовящейся свадьбе, но опять промолчал. Все её поздравительные открытки, отсылаемые ему в канун праздников, оставались без ответа. Она не понимала: неужели нельзя остаться друзьями, если любви не получилось? Сильный человек так мелочно никогда не поступил бы! Нет, как личность, он – точно, слаб.
Окончательно в этой мысли она уверилась осенью, узнав от друзей, что он ушёл в армию. Уж от этой-то бодяги отмазаться – святое дело для каждого настоящего мужика! И с чистой совестью отправилась под венец. Были и кринолины, и вожделенные четыре метра, а также десять машин в кортеже и медовый месяц на Гавайях, – всё то, что составляет предел мечтаний любой периферийной барышни, взявшейся покорять областной центр.
По истечение означенного месяца «Икс», согласно каноническому закону банальности, сперва значительно уменьшил ту сумму в у. е., что выделял ей в сутки; затем прозрачно намекнул супруге, гдé её место и куда ей стóит засунуть своё собственное мнение. Единственный его аргумент был несокрушимым: «Хочешь назад, в общагу? В деревню свою хочешь? Пожалуйста, никто не держит. А то пришла не пойми откуда и права ещё качаешь! Думаешь, на твоё место нет желающих?».
«А как же все эти слова о любви?» – хотелось спросить в ответ, но воспоминания об одном относительно недавнем диалоге сдерживали её. По большому счёту «Икс» был прав, она это понимала и ничем возразить не могла. На развод решилась спустя три месяца, действительно, вернувшись в общежитие.
Зализывая первую душевную рану, она кое-как окончила институт, кое-как нашла работу по специальности, где кое-как стала исполнять свои профессиональные обязанности.
От одиночества она не страдала: за «Иксом» пришёл «Игрек», за ним – «Зет», потом – ещё почти половина латинского алфавита. Постепенно она сменила имидж, из наивной провинциалочки превратившись в холодную, умудрённую жизнью, расчётливую стерву. Ей даже удавалось разводить любовников якобы на спонсорство абортария. На полученные таким образом средства была приобретена квартира. Пусть не самая лучшая, зато – своя, к тому же, в областном центре, а не в отдалённом посёлке.
А он к тому моменту уже отслужил и вернулся в свой городок, чтобы тоже устроиться по специальности. Устроился. Разбитое сердце оказалось весьма хорошим стимулом к успешной работе. Она неоднократно натыкалась на его статьи в журнале «Педагогика» и даже три раза видела его по телевизору. Помнится, как-то отправила ему поздравительную открытку по этому поводу, но послание вернулось. «Адресат выбыл», – значился жирный фиолетовый штамп поверх её каллиграфических пожеланий любви и счастья. Позже от друзей она узнала, что он на полгода ездил в Штаты в порядке обмена специалистами. Затем в неполные тридцать он покинул систему государственного образования, ударившись в индивидуальную деятельность, и стал директором первого в своём городе частного лицея. Сердечные осколки в конце концов худо-бедно срослись, а грануляционная ткань, из которой состоят оставшиеся шрамы, сделалась похожей на каучук – как по хрупкости, так и по чувствительности.
А она? Она, как лермонтовская Негурова, оказалась в тех летах, когда волочиться за ней было ещё не совестно, но влюбиться в неё стало проблематично. В глубине души она это осознавала, но мириться с такой мыслью отказывалась напрочь. Правда, теперь её личное мнение не интересовало не только любовников-содержателей, но даже и её собственную судьбу.
3.
И вот она увидела его воочию. Хаотический бег стремительных мыслей постепенно упорядочился, из мира воспоминаний вернувшись в режим реального времени, и превратился в одну фразу: «Нужно ловить этот шанс!».
- Привет! – тронув сзади за плечо, она назвала его по имени. – Так давно тебя не видела, что даже соскучилась. Кáк ты?
- А что, мы с вами знакомы? – допив и неторопливо обернувшись, с расстановкой произнёс он. Этот момент рисовался в его воображении более девяти лет, более девяти лет он продумывал подробности этой весьма не желанной встречи, стараясь не упустить из внимания ни малейшего нюанса. И вот теперь вся буря чувств, борьба страстей и тяжесть сомнений, катастрофа несбывшихся надежд и океан тайных желаний, – всё это уместилось в одной краткой фразе: «А что, мы с вами знакомы?».
Округлив глаза, собеседница непонимающе уставилась на его галстук, нервно поглаживая правой ладонью свои волосы.
- Это ж я, – она снова назвала его по имени. Её слова, казалось, прозвучали на весь зал.
- Извините, – негромко ответил он и, отставив пустую кружку, направился в курилку. Она появилась там спустя три минуты.
- Ты что? – она заговорила с наигранной бодростью. – Так себя ведёшь! Я ж не видела тебя семь лет…
- Девять, – спокойно перебил он.
- Значит, ни о чём не забыл, – сникла она, но тотчас снова воспряла. – И до сих пор дуешься из-за того пустяка?
Он промолчал, отвернувшись, чтобы выдохнуть жгучий дым.
- Ну, ладно, ладно: не пустяка! Но зачем ты так, при людях?
- Что, некрасиво? – он опять перебил. – А ты тогда о красоте своего поведения думала?
- Так долго таить обиду может только…
- Да-да, знаю: только слабак. Именно им ты меня и называла…
- Пойми: тогда я просто не была готова постоянно дожидаться тебя с ночи, меня тяготило одиночество…
- Нет, не пойму! Я ведь не на танцульки ходил, я на двух работах пахал, чтобы ты могла спокойно учиться, не отказывая себе ни в чём необходимом.
- Думаешь, мне легко далось решение расстаться с тобой? – воскликнула она тоном святой великомученицы.
- Думаю, да, – ответил он.
- Конечно, ты можешь сказать что угодно, а ведь из всех моих бывших… – она замялась на полсекунды. – По-настоящему любил меня только ты. Только ты видел во мне личность, а не деталь интерьера, красивую игрушку, достойную инвестиций. Тебе не нужны были мой имидж и моя внешность. Тебе нужно только, чтоб я была рядом… Ты даже не знаешь, через что мне пришлось пройти, чтоб действительно понять это!
- Нет, знаю, – спокойствие в его голосе приобрело нотки издевательства. – Через десяток-другой «настоящих мужчин». Ты – уже четвёртая, кто мне об этом говорит. Ведь я предупреждал! Отчего ты мне не поверила тогда? Отчего ж вы все задним-то интеллектом умные?
- Почему ты так быстро ушёл в тот злосчастный день? – она хотела взять его за пуговицу пиджака, но он отстранился:
- Отойди, от меня табаком пахнет, ты никогда не любила его запах.
- Надо же: кроме тебя это никого больше не волновало. Но почему ты промолчал, не убедил в своей правоте? Почему не удержал меня, ведь твои усилия были бы минимальны…
Молчание. Он не чувствовал себя человеком, получающим сатисфакцию. Этот диалог был ему неприятен, но сдерживать эмоции он давно научился. Она продолжала:
- Какая всё-таки жизнь интересная штука. И порой – жестокая. Столкнёт людей взглядами всего на миг, а этот миг лишает покоя на долгие годы…
Нет, он не вспомнил и тем более не стал рассказывать о своих бессонных ночах, спастись от которых удалось лишь в казарме, иначе эта история из категории банальных перешла бы в категорию примитивных. Ему вспомнились слова главного героя из фильма «Неподсуден»: «Вот ведь хорошее оправдание! Человек сам наворотит неизвестно чего, а потом говорит, мол, я не виноват, жизнь так сложилась». Но он опять сдержался. Она не умолкала:
- Ты что, так до сих пор и один?
- Странно, – он улыбнулся. – Давно ли такие мелочи стали тебя занимать? Или опять чего-нибудь себе внушила?
- Может, ты подумаешь, что я захотела вернуть нашу любовь? – заговорила она. – Самое удивительное, что это так. Что ты молчишь? Поверь, я давно не та. Так, как тогда, я никогда больше с тобой не поступлю. Я давно вычеркнула из памяти всех своих прежних знакомых. Я не хочу заводить новые романы. Я хочу быть с тобой, и на всех остальных ставлю жирную точку! Ну же! Отвечай! Скажи, как ты живёшь, чем дышишь, о чём мечтаешь? Скажи, что простил меня! Может, когда я это услышу, ты перестанешь мне сниться. Ответь, умоляю! Как ты скажешь, так и будет, обещаю.
Тишина. Только Лев Лещенко негромко пропел в динамиках: «Вы опять поторопились: я ж для вас уже давным-давно чужой…».
4.
Финал данной истории тоже не должен нарушать критериев банальности. А чем они определяются? Красноречивым многоточием? Фразой «И зажили они долго и счáстливо»? Шумными разборками, кто прав, кто виноват? Впрочем, сейчас об этом станет известно точно.
- Как ты скажешь, так и будет, обещаю...
Отправив окурок в урну, он медленно оглядел собеседницу с ног до головы и убийственно бесстрастно ответил:
- Отойди. От меня ж табаком пахнет.
Теперь – всё. Остаётся только расслабиться, глубоко подышать, приклеить улыбочку и снова ринуться в эту большую [но такую банальную!] жизнь…
|
