Спроси Алену

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС

Сайт "Спроси Алену" - Электронное средство массовой информации. Литературный конкурс. Пришлите свое произведение на конкурс проза, стихи. Поэзия. Дискуссионный клуб. Опубликовать стихи. Конкурс поэтов. В литературном конкурсе могут участвовать авторские произведения: проза, поэзия, эссе. Читай критику.
   
Музыка | Кулинария | Биографии | Знакомства | Дневники | Дайджест Алены | Календарь | Фотоконкурс | Поиск по сайту | Карта


Главная
Спроси Алену
Спроси Юриста
Фотоконкурс
Литературный конкурс
Дневники
Наш форум
Дайджест Алены
Хочу познакомиться
Отзывы и пожелания
Рецепт дня
Сегодня
Биография
МузыкаМузыкальный блог
Кино
Обзор Интернета
Реклама на сайте
Обратная связь






Сегодня:

События этого дня
29 марта 2024 года
в книге Истории


Случайный анекдот:
Беспрецедентная акция компании Coca-Cola.
Под каждой седьмой пробкой - водка!


В литературном конкурсе участвует 15119 рассказов, 4292 авторов


Литературный конкурс

Уважаемые поэты и писатели, дорогие мои участники Литературного конкурса. Время и Интернет диктует свои правила и условия развития. Мы тоже стараемся не отставать от современных условий. Литературный конкурс на сайте «Спроси Алену» будет существовать по-прежнему, никто его не отменяет, но основная борьба за призы, которые с каждым годом становятся «весомее», продолжится «На Завалинке».
Литературный конкурс «на Завалинке» разделен на поэзию и прозу, есть форма голосования, обновляемая в режиме on-line текущих результатов.
Самое важное, что изменяется:
1. Итоги литературного конкурса будут проводиться не раз в год, а ежеквартально.
2. Победителя в обеих номинациях (проза и поэзия) будет определять программа голосования. Накрутка невозможна.
3. Вы сможете красиво оформить произведение, которое прислали на конкурс.
4. Есть возможность обсуждение произведений.
5. Есть счетчики просмотров каждого произведения.
6. Есть возможность после размещения произведение на конкурс «публиковать» данное произведение на любом другом сайте, где Вы являетесь зарегистрированным пользователем, чтобы о Вашем произведение узнали Ваши друзья в Интернете и приняли участие в голосовании.
На сайте «Спроси Алену» прежний литературный конкурс остается в том виде, в котором он существует уже много лет. Произведения, присланные на литературный конкурс и опубликованные на «Спроси Алену», удаляться не будут.
ПРИСЛАТЬ СВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ (На Завалинке)
ПРИСЛАТЬ СВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ (Спроси Алену)
Литературный конкурс с реальными призами. В Литературном конкурсе могут участвовать авторские произведения: проза, поэзия, эссе. На форуме - обсуждение ваших произведений, представленных на конкурс. От ваших мнений и голосования зависит, какое произведение или автор, участник конкурса, получит приз. Предложи на конкурс свое произведение. Почитай критику. Напиши, что ты думаешь о других произведениях. Ваши таланты не останутся без внимания. Пришлите свое произведение на литературный конкурс.
Дискуссионный клуб
Поэзия | Проза
вернуться
    Прислал: Елена Игнатьева | Рейтинг: 0.70 | Просмотреть все присланные произведения этого Автора

Эта книга описывает жизнь Древнего Египта времён двенадцатой династии. В центре – борьба за власть молодого вазира Аменемхета, который при поддержке жречества и войск пытается сдвинуть с престола законного фараона. Вначале они хорошо ладили, даже доверяли друг другу, пока Аменемхет не полюбил четвёртую жену фараона. С этого – то всё и начинается…

ПОСЛЕДНИЙ КАРАВАН
СОДЕРЖАНИЕ.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Граница с Сирией, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Граница с Сирией, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Побережье Суэцкого канала, 2023 г. до н.э.
Фивы, 2057 г. до н.э.
Мемфис, 2047 г. до н.э.
На территории Сирии, 2023 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Мемфис, 2047 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.
Мемфис, 2047 г. до н.э.
Мемфис, 2023 г. до н.э.


ПОСЛЕДНИЙ КАРАВАН.


«Что жизни караван, он прочь уходит, нам счастья удержать невмочь – уходит.
О нас ты не печалься, виночерпий,
скорей наполни чашу – ночь уходит».
Омар Хайям
Сапфирово-голубое небо безбрежно
расстилается над головой, резким контрастом выглядит узкая зелёная полоска, оканчива-
ющаяся у моря ярко-зелёным веером – долина и дельта Нила; бескрайние пески отливают
золотом в лучах заходящего солнца, создавая непередаваемый колорит красок и цветов.
Интересно, что египетская цивилизация зародилась и многие тысячелетия развивалась, расцветала и приходила в упадок, а затем вновь возрождалась
на столь незначительной полоске плодородной долины Нила, окружённая безбрежными пустынями. Это Древний Египет.

Древний Египет. Мемфис. 2023 г. до н.э.
Аменемхет ехал к дворцу фараона. Ему будет большой выговор. Фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - в гневе на своего вельможу. Аменемхет потерпел поражение в войне с сирийцами, не принёс никакой военной добычи. Он знал, что Мептухотеп – царь Верхнего и Нижнего Египта, - легко может послать ему всякие мучения, когда смерть будет счастливым избавлением от них, проклясть тот день, когда родился Аменемхет, увидел свет и ночь, и когда сказали: «Родился человек».
По пути он всё время смотрел на жизнь Мемфиса: такую разнообразную и интересную.
Вдали холмы пустыни окрасились в фиолетовый цвет. По Египту разлился перламутровый свет, и дворцы знатных вельмож, и храмы, и хижины крестьян мгновенно загорелись многоцветными огнями. Солнце выходило из своей гробницы на Западе, освещая всё пространство вокруг. Высоко в небе парили грифы и орлы, высматривающие добычу. Их громкие крики эхом отдавались на бескрайних просторах пустыни близ Нила. В это раннее утро изумрудная зелень по берегам священного Сигора выделялась яркими пятнами. Казалось, будто цветущая земля Кеми растворяется в золотистом сиянии, а бессчисленные каналы струят вместо воды расплавленное серебро. Из своих хижин вышли земледельцы и направились к каналам очищать их от ила или набирать воду для орошения своих полей, на которых зеленели эммер, клевер и ячмень; а рабы принялись собирать созревшие фрукты.
Когда Аменемхет ехал по городу, египтяне падали на колени, выкрикивая: «О великий Амон-Ра! Дай ещё сил, молодости, счастья и благополучия нашему вазиру, благочестивому слуге фараона – да будет он жив, невредим и здрав!» Молча Аменемхет наблюдал из коляски за народом. Лёгкая усмешка искривила его губы. Около царских палат собралась огромная толпа египтян, кричащих: «Аменемхет! Аменемхет!» При приближении к дворцу, лицо вельможи стало более холодным, ведь он прекрасно знал, что от внешнего вида, от произнесённых речей и от манер держать себя зависит слишком много. Не зря Аменемхет помнил слова, произнесённые Сахурой: «Спасение человека – в устах его».
Подъехав ближе, рабы, несущие коляску, остановились. Выйдя из коляски, Аменемхет направился во дворец с белыми колоннами и громадной статуей Басты. Во дворце красивые финикийские рабыни воскурили хекену и ладан, их тонкий аромат вызывал лёгкое головокружение. Всё утопало в золотистом сиянии, исходившем от горящих факелов, развешанных вдоль длинных стен, на которых были нанесены фрески с изображениями охоты на львиц. Всё в этом зале свидетельствовало о невиданной роскоши: золотая посуда, благовония, литые статуи, отделанная драгоценными металлами и камнями одежда из тончайших и очень дорогих тканей. Да, не в первый раз поражался Аменемхет богатству и роскоши фараонского дворца. Но он никогда не позволял зависти обрести власть над сердцем, хотя у него самого дворец совсем не такой же роскошный, зато рабов и наложниц у него всего на чуть-чуть меньше, чем у фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Надо сказать, женщин вазир любил больше всего в жизни, даже больше чем свои главные занятия: охоту и войну. Только вот в последнее время голова его была занята лишь одной девушкой – четвёртой женой фараона Мептухотепа – прекрасной Фламон – Хешет. Аменемхет шёл к своёму властителю прямо, с гордо поднятой головой, не показывая ни малейших чувств. С годами он понял, что это лучшая манера поведения и с царём, и с подданными. Аменемхет спокойно остановился у дверей в царские палаты, дожидаясь, когда слуги доложат о нём фараону – да будет он жив, невредим и здрав. Наконец, двери отворились, и он вошёл к Мептухотепу – да будет он жив, невредим и здрав. Направо от царя – да будет он жив, невредим и здрав, - стоял верховный писец, записывающий за Владыкой Обеих Земель каждое слово, налево – судья с жезлом. Фараон – да будет он жив, невредим и здрав - восседал на золотом троне, не замечая Аменемхета, выражение лица у него было весьма хмурое. На голове царя, как обычно, был клафт – корона Верхнего и Нижнего Египта, украшенный золотой змеёй – уреем. В руках повелитель держал длинный золотой жезл, украшенный топазами. Аменемхет, как и подобает всякому подчинённому, встал перед фараоном – да будет он жив, невредим и здрав – на колени поцеловать царскую сандалию. Казалось, только тут его и заметил фараон – да будет он жив, невредим и здрав – он отвёл ногу, устремив глаза на орнамент, изображающий сцену пленения молодых львиц, и пришлось вельможе целовать царское одеяние. Этот жест великого фараона – да будет он жив, невредим и здрав – окончательно убедил Аменемхета, что царь зол из – за поражения в столкновении с сирийскими войсками.
- Господин наш и великий повелитель! Приветствую тебя, сына Амон-Ра, который ликует на небосклоне и жив во веки веков, который разгоняет мрак, щедро посылая лучи свои, которого все люди прославляют и воздают молитвы, первый среди нас! О великий владыка! Ты попросил меня явиться, я явился. О великий царь, живущий правдой и справедливостью. Я творил истину ради тебя, о повелитель, я удовлетворял тебя тем, что ты желаешь. Я говорил истину. Я поступал правильно. Я говорил хорошее и повторял хорошее. Я рассуждал сестру и брата, дабы примирить их. Я спасал несчастного от более сильного. Я давал хлеб голодному, одеяние нагому. Я перевозил на своей лодке не имеющего её. Я хоронил не имеющего сына своего…Я тут. И я не понимаю, ниц распростёрт я перед тобой!
- Я всё знаю, ты проиграл важнейшее сражение с сирийцами, не принёс никакой военной добычи. Я недоволен. Я жду от тебя всех подробностей войны. Ты проиграл сражение, потому что у тебя, как ты говоришь, недостаточно было колесниц. Почему?
- О великий владыка, сын Амон-Ра! Я хочу поведать тебе о несчастье для нашей страны. Кеми ведёт войны в разных концах страны, лошадей приходится делить туда и сюда, их не хватает. Приходится их закупать, золота в казне нет. Бесконечные войны и набеги дикарей истощили страну! Солдаты измотаны. Ты знаешь, о повелитель, я всегда говорил и творил справедливость, поверь мне! Следует прекратить войну, а разрозненные войска собрать и действовать едино. Иначе потери будут ещё более существенны.
- Встань, Аменемхет, - повелительно проговорил голос владыки, - я уверен в твоём благочестии. Но войну надо выиграть. Или тебя убьют на площади Мемфиса. Вот тебе мой перстень, моя печать. Победи и останешься жив! Возьми ещё людей, возьми наёмников. Войско должно выступить из Мемфиса через несколько дней.
Аменемхет заранее знал, что царь не откажется от продолжения военных действий против Сирии, даже в урон государству. Вазир давно уже был приближённым к Владыке Обеих Земель и знал, что у тот слишком гордый, поражение явно задевало его.
Фараон – да будет он жив, невредим и здрав – отдал вельможе своё кольцо и продолжал:
- А теперь иди в храм, молись усердно, как и полагает благочестивому, чтобы больше я не гневался на тебя.
Вельможа встал с колен, поклонился и быстро вышел. Его сердце всё ещё трепетало от разговора о проигранной битве. Кровь гулко стучала в висках. Он насмешливо улыбнулся. Несладко же сейчас ему придётся! Но ему льстило то, что по истечению стольких лет он уже приобрёл такое влияние во дворце и государстве, что даже царь не смог бы безнаказанно с ним расправиться. Хотя даже за такие скорбные известия о войне мог бы. Мог бы. Но не смог!
Аменемхету несколько раз приходилось видеть как фараон – да будет он жив, невредим и здрав – наказывал своих врагов или просто людей, провинившихся перед всесильным владыкой. Аменемхету было неприятно это вспоминать, но из его сознания всё равно всплывали страшные картины расправы фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав – человеку отрезали уши, нос, потом в рот влили хар горячего масла, потом посадили на кол. Аменемхет невольно поморщился. Вельможу, которого посадили на кол, мумифицировали полуживым, а его слуг и рабов – живых. Да, Аменемхету уже сорок два года, всю жизнь он служил у этого фараона – да будет он жив, невредим и здрав – а всё так и не привык к его ужасным наказаниям. Аменемхет никогда прежде не впадал в немилость, его Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав – ещё никогда не наказывал.
Пока вельможу несли в специальной коляске, он внимательно рассматривал улицу. Все египтяне, которые его видели тут же падали на землю или склоняли головы, если они были богатые и знатные и имели влияние во дворце. А женщины оборачивались ему вслед. Конечно, кто не обратит внимание на высокого красивого вазира с большими аметистовыми глазами, лысого и одетого в роскошные царственные одеяния? Этот вельможа вселял страх всем жителям Верхнего и Нижнего Египта, почти так же, как фараон - да будет он жив, невредим и здрав. Особенно этот суровый воин вызывал восхищение у женщин. Они его любили, боготворили почти так же, как фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Но Аменемхет, как уже говорилось, сейчас не обращал на них никакого внимания, не то, чтобы он не любил противоположный пол, как раз наоборот, просто уже много лет сердце вазира принадлежало четвёртой жене фараона Мептухотепа – да будет она молода и красива во веки веков.
Когда вельможа прибыл к себе во дворец, он отправился отдыхать и обедать в окружении трёх музыкантов, играющих на арфах, ведь ещё предстояла встреча с царицей.

Фивы, 2057 г. до н.э.
Ему было восемь лет. Отец его и мать были бедняками - крестьянами, работавшими в царском поле ради куска ржаного хлеба. Он был восьмым ребёнком в семье. Его
старшие братья и сёстры работали день и ночь на царском поле с ячменём и эммером и ухаживали за собственными утками. Больше никакого хозяйства не было.
.Сам он прекрасно плёл корзины и продавал их, однако жили они очень бедно.
Каждый день после работы, когда они возвращались в свою тростниковую хижину,
вымазанную изнутри глиной и покрытую циновками, то сразу же ложились спать, чтобы
на следующий день, задолго до рассвета идти в поле.
Пока он был маленьким, родители могли ещё хоть как-то поддерживать в мальчике жизнь, но когда он подрос, еды стало не хватать. Он уже настолько похудел, что можно было пересчитать все косточки на груди. К тому же они должны были уплачивать огромные налоги.
Отдать уже было нечего, кроме своего сына. Горько сокрушался отец, горевала и мать, но делать было нечего. Если они не отдадут ребенка, их самих уведут в рабство, а дети погибнут с голоду, так как сами были ещё не слишком сильны, чтобы трудиться на царском поле день и ночь, пытаясь прокормить себя и остальных.
И вот наступил тот день, когда должны были прийти сборщики налогов. С раннего утра, как только поднялось солнце, родители-крестьяне отправили своих детей, кроме самого младшего, на работу в царское поле. Братья и сестры Аменемхета прекрасно понимали, что его уведут в рабство. Перед тем, как уходить в поле, старшая сестра Аменемхета, Хана, подошла к мальчику, который был на берегу Нила: он плёл очередную корзину. Девушка подошла к нему и села рядом. Аменемхет прервал своё занятие и поглядел на неё своими большими чёрными глазами.
-Ты знаешь, что тебя забирают, как налог с нашей семьи? – грустно спросила Хана.
Мальчик кивнул.
-Брат, пожалуйста, помни о нас.
Хана сняла со своей шеи маленький медный талисман в форме летящей птицы и одела на Аменемхета.
В это время они услышали громкие голоса, и Хана поняла, что пришли сборщики налогов - Хенес и Херкаф, ехавшие на ослах. Они о чем-то громко разговаривали с крестьянами, потом один из них пошёл к Аменемхету. Это был Хенес. Он привязал Аменемхета толстой длинной верёвкой за шею и повёл к ослам.
-Мы вернёмся через две недели, - громко сказал Хенес.- Приготовьте что-нибудь ценное, или мы заберём ещё одного мальчика, и будем выбивать из вас налоги розгами.
Путь надсмотрщикам предстоял неблизкий. Надо было идти под палящим солнцем от оросительных сооружений, расположенных недалеко от Нила до самого сердца Фив, где располагался дворец номарха, правителя Фиванского нома, и многочисленные храмы жрецов.
Фивы - один из древнейших городов Египта, казалось, весь состоял из бесчисленного количества глиняных и каменных домов знати и крестьян. По окраинам города располагались ветхие хижины крестьян и рабов, занятых на постройке пирамид, мастаб и других сооружений для своих хозяев.
Херкаф давно уже обещал своему другу – финикинянину, раба – маленького мальчика. Надсмотрщик хорошо запомнил, что купец обещал ему целых несколько золотых монет. Сейчас представился как раз такой случай немножко себя порадовать. А смотрителю казны можно будет сказать, что крестьяне отказываются платить налоги. А как он узнает правду? А кто ему скажет?
- Хенес, друг мой! – обратился к своему спутнику Херкаф. – Я знаю тут одного человека, который согласится заплатить золотом за этого раба. Не хочешь разделить со мной деньги?
- Конечно, хочу, - Хенес поглядел на своего спутника горящими от превкушения глазами. Давно он не получал таких денег за какого – то раба!
- А долго ли туда ехать?
- Нет, скоро будем там, - Херкаф остался доволен тем, как смог провести своего спутника. Кинет несколько золотых монетк, а ему и хватит.
Едва они подъехали к большому глиняному дому, Херкаф тяжело спрыгнул с осла и, схватив Аменемхета за верёвку, повёл его внутрь того строения. Хенесу осталось только наблюдать и ждать обещанных денег.
Херкаф вошёл в тот дом, огляделся. На круглом большом камне, заменяющим стол, стояли кувшины с козьим молоком и вином, дымились горячие лепёшки и нарезанное полосками мясо. На тростниковых циновках в углу строения сидел человек в позе лотоса с перекрещенными ногами. На нем было грязное белое одеяние и такого же цвета тюрбан на безволосой голове. Крупные волевые черты лица предполагали в нём человека, привыкшего приказывать.
- Махтан, в привёз тебе того, кого ты хотел купить, - сказал Херкаф и с посмотрел на купца изучающим взглядом.
- Я рад, Херкаф. Сколько я тебе обещал?
- Десять золотых монет, - Херкаф почему-то забеспокоился.
- С тебя хватит и пяти, - жестким голосом проговорил Махтан и бросил к ногам Херкафа маленький мешочек с монетами. Надсмотрщик быстро его схватил, несмотря на свои крайне габаритные размеры, потом откланялся и вышел. Аменемхет теперь принадлежал Махтану.
- Не думай, мальчик, что я тебя купил для себя, - задумчиво произнёс Махтан. – У меня есть один человек, который заберёт тебя для работы.
- Какой? – спросил Аменемхет. Финикиец покраснел от ярости, его пальцы непроизвольно сжались в кулаки.
- Рабу не полагается говорить, когда его об этом не просят! – неожиданно закричал Махтан и со всей силы ударил Аменемхета по лицу. Тот упал на землю без сознания.
- Шакал, - злобно пробормотал Махтан. Он подошёл к столу, сделал маленький глоток виноградного вина. Он хотел успокоиться. Иначе как он сможет вести свои денежные дела? Купец немного пришёл в себя, снова сел на циновку и задумался. Выполнит ли теперь Шеши его просьбу? Или воспользуется тем, что ему, Махтану чрезвычайно нужны те знания? Или подумает, что Махтан станет его шантажировать? Но как тогда Махтану узнать, кто пробрался в покои жены великиго фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, прекрасной Ленхат? Ведь кто-то, кто забрался туда, ранил царицу и её месячного сына. А за такие знания фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - а также его приближённые могут заплатить огромную сумму. Что же делать? Как заставить старика заговорить? Махтан пока не решался использовать пытки, хотел, чтобы у старика осталось к нему доброе отношение, во всяком случае, купец считал, что Шеши хорошо к нему относится. Или он просто не хотел кровопролития? Махтан и сам не знал, что желал на самом деле.
Где-то поскрипывала песчаная дорожка. Кто-то шёл к Махтану. Купец взмолился, чтобы это был Шеши. Так и оказалось.
- Привет тебе, почтеннейший Шеши! – поздоровался Махтан, натянуто улыбаясь. При этом его маленькие глазки забегали по сторонам. Вдруг кто-то подслушивает?
- Привет тебе, о великий и благородный! – поздоровался Шеши.
– Я выполнил то, чего ты так желал! Купил для тебя раба! Вот он!
Махтан указал пальцем на лежащего Аменемхета, который постепенно приходил в себя.
- Спасибо, Махтан! – старик был чрезвычайно доволен. – Не ожидал от тебя такой щедрости!
От Махтана не ускользнул едва слышный сарказм слов Шеши.
- Когда ты мне скажешь то, чего я так мечтаю от тебя услышать?
- Я много раз говорил тебе, что многого не знаю. Но то, что знаю, могу тебе рассказать.
Махтан мгновенно оживился. Его поросячьи глазки заблестели. Вот то, чего он так ждал!
- Я скажу тебе, - Шеши взглянул на купца умными проницательными глазами, - я тот вечер, когда я возвращался в свою хижину, увидел, как из дворца царицы выбегал какой – то человек.
- Как? Как он выглядел? – Махтан боялся пропустить хоть одно слово.
- Тьма ослепила меня, но могу сказать, что это мужчина, высокого роста, одет как ассириец. Это всё.
- Спасибо тебе, Шеши, - Махтан подобрел, черты его лица смягчились, стали более выразительными. – За твои слова, о мудрейший, я жалую тебе не только этого раба, но и свой перстень.
Махтан снял со своего пальца перстень из лазурита и вручил Шеши. Старик был очень доволен. Широкая улыбка преобразила его тёмное, как гранитная скала, иссечённое морщинами лицо. Он не знал, что это дешёвая подделка.
Аменемхет очнулся на тростниковой циновке. Он чувствовал себя отвратительно. У мальчика кружилась голова, болели глаза, першило в горле. Он ничего не понимал. К тому же, мальчику было холодно, хотя снаружи солнце ярко светило и согревало всё живое своими лучами. От него отходил худой высокий старик. Аменемхет видел его впервые. Дед тащил на себе корзину с виноградом. Он был стар, но довольно крепок, быстр и ловок. Внезапно старик остановился, повернулся и закричал на Аменемхета:
- Ну, сколько я тебя буду ждать? Не пристало господам ждать своего раба! Тащи вон ту корзину!
Дед указал на небольшую корзину перед входом в глиняное жилище.
- Что? – мальчик не совсем расслышал. Сказывался удар по голове. Махтан легонько подтолкнул того к выходу и прошептал:
- Возьми корзину.
Мальчик быстро схватил корзину и отправился вслед за Шеши.
- Как я заметил, - сказал старик, внимательно рассматривая мальчика живыми блестящими глазами оттенка тёмного дерева, - ты часто тратишь слова впустую. Негоже тебе, рабу, быть таким разговорчивым!
Скоро старик привёл Аменемхета в маленькую хижину. Она не могла похвастаться богатством, зато была чистой и аккуратной. Внутри хижина была вымазана голубой и белой глиной. На полу лежали циновки. В углу хижины стоял высокий кувшин со свежей чистой водой. Возле него, как и в жилище Махтана, лежали свежие лепёшки. Аменемхет очень удивился, увидев, что там нет ни одной женщины, и решил, что они вышли, например, за водой. Тут дед повернулся к Аменемхету и громко выложил перед ним свои требования:
- Запомни! С сегодняшнего дня ты – моя собственность. Ты не смеешь делать что-то против моей воли. Если ты что-то сделаешь не так, то с тобой будет то, что стало с моим прошлым рабом! А хочешь знать, что с ним было?
Аменемхет отрицательно покачал головой. Но Шеши продолжал:
- Я отдал его нашему великому вазиру Нафертуму, а он отправил раба на строительство пирамиды нашего великого владыки – да будет он жив, невредим и здрав! А пирамиды – верная смерть. Оттуда ещё никто не возвращался. Рабы, сумевшие прожить там несколько месяцев – воистину умельцы!
Видя, что Аменемхет смертельно побледнел, Шеши засмеялся:
- Не грусти, от тебя я требую только хорошо выполненной работы. У тебя такое лицо, словно ты снова собрался упасть в обморок! Смотри, я этого не потерплю! Сразу отдам нашему великому вельможе – да продлят боги дни его жизни!
- За что же ты так его превозносишь? – наивно спросил Аменемхет. Он не боялся, что старик может отдать его на строительство пирамид. Мальчик считал, что если старик долго обходился без раба, то ему это надоело, хочет отдохнуть. А зачем за какое – то слово сразу на верную смерть? Скорее всего, Шеши его просто пытается напугать. Чтож, старику это не удастся.
Дед сильно разозлился и ударил палкой по ногам Аменемхета. Мальчик вздрогнул, но не проронил ни слова. Старик гневно закричал:
- Ты, недостойный! Что говорят уста твои? Как ты смеешь оскорблять нашего великого покровителя? Запомни, раб! Ты тут никто, не говори больше ни слова! Запомни, я тебя предупреждал! За работу!
Дед пододвинул к Аменемхету два больших камня и корзину пшеничных зерен и заставил его перетирать их в муку. Мальчик молча принялся за работу. В корзине было много трухи и всякого мусора. Прежде чем он выкладывал зерна на камень, приходилось подолгу очищать их от мусора. Это было очень тяжело, особенно учитывая монотонность работы и сидение в одной позе. У Аменемхета сильно болела голова - сказывался удар Махтана. Руки мальчика постепенно покрылись мозолями, пот застилал ему глаза. Самые горькие мысли были у мальчика в голове: «Что теперь со мной будет? Неужели я и умру рабом? Неужели придётся работать день и ночь на этого старика, который будет постоянно меня бить? А я к маме хочу! Кто теперь корзины плести будет?»
Тем временем дед принёс корзину с виноградом. Он намеревался сделать виноградное вино. Шеши особенно нравился тот рецепт, который он изобрёл сам. С добавлением ещё и сока ананаса. Восхитительный получался напиток! Такой ароматный, желтоватый, с кисло – сладким вкусом. В предвкушении предстоящего торжества, когда он будет пить собственноручно сделанное вино, Шеши достал виноград из корзины, положил в бочку и принылся давить его ногами, предварительно вымыв их в глиняном тазу, стоящему в углу хижины, с прохладной водой из канала, прорытого недалеко. В хижине стояла зловещая тишина, нарушаемая лишь звуком лопающихся ягод в бочке. Первым безмолвие нарушил Шеши. Он поглядел на измученного Аменемхета и проговорил:
- Ты, вероятно, первый раз в плену, но не расстраивайся. Запомни – никогда не пытайся бежать. Никогда! Если сбежишь, отрублю тебе правую руку! Не пытайся что-нибудь предпренимать. А сейчас заканчивай молоть муку – великий дар богов, и отправляйся за новой корзиной с виноградом. Она стоит возле хижины.
Аменемхет поднялся на свои слабые дрожащие ноги. Они подгибались, отказывались нести его. Мальчик немного размял их и пошёл за корзинами. Когда он вышел на улицу, крестьяне и рабы с интересом на него поглядели. Он понял, что всё дело в одежде. Дело в том, что на нём, теперешнем рабе, одежда крестьянина: длинный белый балахон, к тому же довольно состоятельного (хотя на самом деле его семья была просто нищенской, а Хана делала своим близким одежду из льна), в то время как остальные рабы носили лишь набедренную повязку. Крестьяне сторонились Аменемхета, который смотрел на них так таинственно и недоверчиво. Когда Аменемхет подошёл к своей корзине, к нему направился какой – то довольно увесистый крупногабаритный человек, лет пятидесяти восьми. Судя по выражению его красного от ярости лица, он был очень зол, его увесистые руки сжались в кулаки. И почему он решил, что Аменемхет – раб? Мальчик ничего не мог понять.
- Да как ты смеешь, раб? – яростно взревел незнакомец.
- А что я сделал? – спокойно спросил Аменемхет, хотя на самом деле сильно испугался. Однако незнакомец рассердился ещё больше.
- Ты носишь одежду, достойную благочестивого, раб! За это тебя надо избить не менее чем пятидесятью ударами розг! Где Шеши? Благочестивый старец должен знать, что пригрел на своей щедрой груди змею!
Аменемхет не имел никакого представления, кто такой Шеши. Однако он не желал дальше оставаться в неведении. Пусть даже его за это изобьют.
- А кто такой Шеши? – осмелился тихо спросить Аменемхет, раскрыв лицо.
- Да простят меня боги за подобное богохульство слышать столь нечестивое! Да отсохнут у меня руки, прежде чем я отвечу этому грязному рабу!
Аменемхет решил больше не стоять и не слушать то, что говорил этот египтянин. Едва мальчик отошёл на несколько шагов, араб схватил его за шиворот, развернул к себе и громко закричал:
- Тебе что, боги ниспослали плохой слух?
В этот момент несчастный Аменемхет услышал знакомый голос деда. Тот громко закричал со всей гигантской силы своих лёгких:
- Как ты смеешь?! Это мой раб! Посмей ещё раз сделать так, Софру, и будешь иметь дело со мной! А ты знаешь, я не люблю шутить! Клянусь богами – ты будешь повергнут в грязь!
- Хорошо, Шеши, я больше не сделаю ничего дурного этому шакалу только потому, что уважаю тебя. Но посмотри, как одет раб! Это богохульство! Не для того боги ниспослали нам рабов, чтобы наряжать их. Шеши, да обратишь ты сердце своё к пониманию моих слов! Клянусь Амоном, если раб не снимет одежду, которой он недостоин, я доложу об этом вазиру! Одень раба подобающе, Шеши!
- Хорошо, Софру, - спокойным холодным тонам сказал Шеши. – Только сначала раб принесёт мне корзину винограда. Иди.
Аменемхет взвалил себе на плечи корзину и двинулся к хижине. А Софру грозно сдвинул брови и ушёл в небольшое ухоженное строение.
Аменемхет проработал всего полчаса, но уже чувствовал смертельную усталость. Не улучшало самочувствия и то, что Шеши шёл к своему жилищу необычайно хмурым. Дед сел около хижины, долго смотрел себе под ноги, что-то чертил палочкой на песке и о чём-то серьёзно думал, нахмурив брови. Когда Аменемхет затащил корзину внутрь и вышел к деду, ожидая очередных приказаний, то опять услышал недовольный голос старика:
- Почему так долго?
Аменемхет тоже начал понемногу злиться, ведь он устал, но, несмотря на это, бежал к хижине, неся на спине виноград, со всей скоростью, на которую был способен.
- Извини, хозяин, - тихо пробормотал мальчик. Дед улыбнулся и сказал:
- Ну, наконец – то, ты что-то стал понимать, хотя каким был ослом, таким и остался. Сейчас выкати сюда бочку для приготовления вина и топчи в ней виноград, но перед этим вылей из неё оставшийся сок в большую глиняную чашу да вымой ноги в тазу. Только давай быстрее!
Аменемхет не замедлил выполнить приказ, хотя у него от усталости почти не шевелились ни руки, ни ноги. Когда мальчик всё это выполнил, прошло довольно много вменени. Когда Аменемхет принялся давить ягоды, дед пристально на него посмотрел и спросил:
- Ты откуда?
- Не знаю.
- Почему стал рабом?
- Семье надо было платить налоги.
- И тебя продали?
- Да.
- Дорого?
Аменемхет пожал плечами.
- Плохие у тебя были родители, если отдали вместо налога, - вздохнул Шеши.
Аменемхет нахмурился. Старик говорил чушь. Он не желал слушать ничего плохого о своих родителях. Всё равно Аменемхет никогда не изменит своего мнения, что они самые лучшие на свете. Мальчик только кивал в ответ на рассуждения Шеши о том, какие у него родители, хотя сам он даже не прислушивался к ним. Шеши долго что-то говорил, потом вдруг замолчал и сказал спокойным голосом:
- Надо тебя спасти от всяких нечестивых мыслей. Я по твоим глазам вижу, что ты что-то замышляешь, «живой убитый».
Аменемхет даже не предполагал, что старик будет без причины на него наговаривать. Но насчёт духовного очищения мальчик не возражал. Всё-таки ведь Шеши прав, а вдруг в него вселился злой дух или колдун? Он прекрасно помнил один рассказ, который любил повторять отец о том, как злобный старец вселился в тело молодого красивого мужчины и творил неприятности, пока его не сожгли.
Аменемхет иногда, ночью, если не мог заснуть, долго думал, что с ним могут сделать разъярившиеся духи. Представлял, как они будут отрывать его руки и ноги, станут огнём, чтобы подпалить его пятки…
Шеши встал и направился к своей хижине. Аменемхет пошёл за ним. Едва они оказались в жилище, Шеши приказал мальчику сесть в центре хижины и закрыть глаза. После этого Шеши ушёл в угол жилища и что-то стал доставать из маленького полотняного мешочка. Аменемхет, открыл глаза и внимательно наблюдал за стариком. Ему было очень интересно, что сейчас делает дед. Ребёнок смутно догадывался, что Шеши, возможно, какой – нибудь лекарь или врачеватель, если знает тайны исцеления от многих болезней и как изгнать злых духов. Сам Аменемхет никогда раньше в своей жизни не видел подобных людей, знал только об их существовании из того, что говорил отец и мать.
Аменемхет с тихой грустью вспоминал, как всё время вертелся у них под ногами, как мама гладила его по маленькой чёрной голове, а папа каждый раз приносил ему с поля то початок кукурузы, то горсть винограда…Увы, это время прошло, и Аменемхет не имел право оглядываться на прошлое. Надо сначала выжить в настоящем. Он это уже понял.
Когда дед повернулся, в его руках мальчик заметил небольшой горшочек с микстурами. Аменемхет поспешно закрыл глаза, помня приказ старика. Шеши намазал лоб Аменемхета оливковым маслом. Вскоре после этого, старик воскурил целебную траву. Шеши сел около Аменемхета, закрыл глаза и, покачиваясь, проговаривал слова молитв и заклинаний:
- Войди, лекарство, изгони боль из его сердца, о чудотворное лекарство! О Усех – немтут, О Хепет – седежет, О Денджи…
Аменемхет приоткрыл глаза, наблюдая за действиями старика. Тот словно находился в трансе, раскачивался и пел…Вся хижина была в дыму, это воскурялись благовония. Но их запах не был неприятным, скорее наоборот. Он был каким-то сладковатым и выедал глаза. Глаза у Аменемхета слезились, он их закрыл. Постепенно у мальчика закружилась голова, сон победил его.



Граница с Сирией, 2023 г. до н.э.
Был тёплый летний вечер. Как раз самое удивительное время суток, когда нет удушливой дневной жары и промозглого ночного холода. Большинство животных и птиц пустыни предпочитало выходить на охоту именно в это время суток. На тёмно – синем своде неба начали загораться яркие жемчужины звёзд. Кто – то словно раскрошил их на небе. Египтяне верили, что каждая звезда – дух умершего в виде птицы, который улетел на небо, чтобы наблюдать за живыми. Таких духов звали Ка, и каждый из них держал в клюве факел, чтобы освещать кромешную ночную тьму. Полыхало зарево заката, отражаясь в прозрачных водах Сигора, окрашивая пустынную местность в незабываемые краски. Вокруг него были огромные заросли тростника, тамариска, акаций, кипарисов, мимоз и мирта. Эти зелёные джунгли чуть слышно шевелил хамсин. В прибрежных зарослях отчётливо можно услышать самый разнообразный свист, шелест, гам просыпающихся животных. Тёмно – синяя вода в сумерках походила на расплавленное серебро. С берега непривыкшего человека охватывает паника, столь огромным и сильным кажется Сигор. Но на самом деле он не такой. Спокойное медленное течение движется легко и величаво, и лишь во время разлива, когда стена воды сокрушает всё на своём пути, Нил становится грозным и опасным соперником.
А необозримые пространства пустыни расстилались перед Сигором, пленяя своей неизведанностью. И сверху вид Кеми поразителен: на огромном пространстве преобладает буро – жёлтый цвет, и резким контрастом выглядит узкая зелёная полоска – долина Сигора. Никто ещё не видел столь очаровательной ночи. Здесь было всё: пурпурные краски заката, золотые пески, яркое синее небо, тихий задумчивый вечер. Всё это создавало непередаваемый колорит красок и цветов. Где – то вдалеке, около реки, послышался крик цапли. Треньканье цикад не прекращалось. Журчание волн протекающей навдалеке реки, становилось сильнее. Наступала ночь.
Кто-то возле берега шёл по песчаной дорожке. Это было два человека.
- Что с фараоном? – спросил один.
- Нафертум обо всём позаботится, - ответил второй.
- Ты уверен?
- Пусть отсохнет моя рука, если это будет не так!
- И тогда мы двинемся на Египет всей армией?
- И тогда Кеми будет нашим рабом, как Сирия многие годы!
- И ты станешь номархом Кеми, Линупат?
- Не номархом, а властителем!
- Долго ещё идти?
- Нет, иди тихо, не стоит будить войнов. Пусть отдохнут.
- Им предстоит великая битва за свободу!
Путники осторожно вошли в сонный лагерь. Около костра, шатров, просто на земле на шкурах спали сильные войны Сирии. Один из них спал с открытым ртом, положив кулак себе под голову. Ему снился страшный сон. Беспокойно ворочаясь, посапывая и что-то бормоча, он привлёк внимание одного из тех путников. Он подошёл к спящему и закрыл ему рот носком своего острого кожаного сапога. Войн вздрогнул, вскочил на ноги и столкнулся с холодными зелёными глазами своего предводителя.
- Что случилось? – спросил встревоженный ливиец.
- Ты спишь, как собака, высунув язык, - презрительно сказал предводитель.

Фивы, 2057 г. до н. э.
Когда Аменемхет очнулся, было уже темно. Редкие деревья отбрасывали резные тени на глиняные жилища. Бледно – жёлтый круг луны едва освещал непроглядную тьму. Между лачуг, деревьями и кустами воздавались всевозможные шорохи, пугавшие Аменемхета. Когда – то, отец ему рассказывал, что это просыпались злые духи тьмы, готовые заключить в свои объятия каждого, кто посмеет выйти на улицу в это время. Где – то далеко послышался пронзительный крик ночной плицы.
Мальчик сразу заметил, что в хижине нет Шеши. И куда он мог деться? Однако Шеши вернулся чрезвычайно скоро. Мальчик не стал спрашивать его, так как не хотел снова получить выговор. Шеши посмотрел на Аменемхета красными воспалёнными глазами и проговорил невнятным голосом:
- Эй, пошевеливайся, «живой убитый»! Сейчас же принеси воды и приготовь овсяные лепёшки до моего прихода. И переоденься, негоже рабу носить одежду, достойную избранных! Ты всё понял?
- Да.
- Не слышу!
- Да!!
- Так – то лучше, смотри, не обмани меня. А хочешь узнать, куда я отправляюсь?
Аменемхет кивнул. Шеши потряс в воздухе тяжёлыми кулаками, глаза его стали похожи на две шёлки. Медленно, чтобы Аменемхет всё понял он произнёс:
- Сколько я учил тебя, раб, что любопытство – грех!!
- Но ты спросил меня…
- Не прерывай!! Помни, «живой убитый», пока говорит господин, ты – нем.
Шеши замолчал, задумался. Куда он собирался? Ах, да, к Софру и его «чересчур» гостеприимной жене. Старик подошёл к выходу их хижины, а на прошание сказал:
- Жди здесь и не забудь вымыть всё после себя и сделать лепёшки. Сделай их с хрустящей корочкой, да чтобы были пропечёнными. И смотри, ослушаешься, будет хуже!
Дед повернулся и, пошатываясь, вышел из своей хижины.
- Ну и дед! – поразился Аменемхет про себя. – Видно, боги повредили его разум, если он так себя ведёт!
Но он не замедлил приняться за работу. Надо сказать, Аменемхет был умелым человеком, поэтому быстро справился с поручениями старика. Только когда всё было сделано, мальчик сел отдохнуть возле хижины. Внутри её было слишком душно, жарко, Аменемхету неприятно было там находиться. Зато здесь, на тёмной холодной улице, ребёнок чувствовал себя уютнее, даже несмотря на близость злых духов. Мальчик заметил, что его белая одежда порвана. Тут Аменемхет припомнил, что окружавших людей и Шеши сильно раздражала его одежда. Мальчик уже давно заметил, что египтяне, которых он видел, делятся на две группы: богатые крестьяне, носившие белые одежды и бедные, одетые только в набедренную повязку. В эту же группу входили и рабы. Но ведь ночью слишком холодно без такой одежды, которую носил Аменемхет. Мальчик решил переодеться утром. Несмотря на холод и кромешную тьму, Аменемхет мог расслабиться, подумать о чём – нибудь приятном. Как спокойно и хорошо стало Аменемхету впервые за это время! Пусть он вдали от дома, от родных, зато наконец – то может получить столь долгожданный отдых! Какое это счастье! Так приятно посидеть в прохладе, когда кожа покрывается мурашками, так спокойно…Впервые за этот день Аменемхет обратил внимание на необыкновенную усталость рук и ног, проделавших так много самой разнообразной работы. Он постепенно засыпал…События минувшего дня промелькали у него в голове, всё казалось теперь таким далёким…Утомившись за долгий трудовой день, Аменемхет крепко заснул.

Мемфис, 2023 г. до н.э.
- Привет тебе, великий Птахонепет, не знающий равных себе ни во дворце, ни в Кеми, ни во всём мире! – торжественно проговорил Нафертум, первый министр, поклонившись военачальнику.
- Да не будет горя в твоём доме, да ни будешь ни ты, ни жена твоя, ни дети твои не знать ни в чём нужды, великий Нафертум, - в свою очередь поздоровался Птахонепет, глядя в морщинистое лицо министра, гадая, что тому может понадобиться от простого военачальника.
- Великий Птахонепет, - обратился к вельможе министр. – Я знаю, что боги послали гордому Кеми ещё одно испытание, чтобы проверить его на прочность. И мы обязаны всячески посодействовать в этом. Ты, великий, знаешь, что на границе с Сирией, много всяких волнений, мятежей. Каждый сириец мечтает отщипнуть от гордого Кеми кусок пожирнее. Но что ты, великий, думаешь обо всём этом? Так ли плохи наши дела, как мне донесли?
- Наша границу переступили. Да, сирийцы действительно хотят вернуть себе хотя бы часть прежних владений. Но мы не уступим. Сам Амон – Ра даёт нам силы для борьбы. Пока не нужно так беспокоиться. Я хочу скоро послать несколько отрядов для того, чтобы проверить обстановку.
- А кто почтёт за честь возглавить отряды?
- Это решит сам великий владыка – да будет он молод во веки веков!
- А как считаешь ты, несравненный Птахонепет?
- Надо послать туда Хендофа, молодого вельможу. Он давно уже желает отправиться в какое – нибудь сражение. А этот поход – прекрасный способ проявить свои боевые качества.
- А Хендоф, не слишком ли молод? Может, послать, кого – нибудь мудрее? Ведь боги будут гневаться за наши оплошности.
- А тогда кого?
- Может, несравненный Птахонепет, желает послать уже умудрённого опытом человека?
- Нафертум, ты много говоришь. Почему ты часто не можешь сказать прямо, кого желаешь туда послать?
- Аменемхета, - Нафертум выжидающе поглядел на Птахонепета. А вельможа глубоко задумался. Да, вполне вероятно, послать Аменемхета к сирийцам, самый лучший вариант. Он – опытный и храбрый воин. Кто лучше справится с ними? Много раз Аменемхет побеждал врага, сила войск которого превышала во много раз силу его собственного. Однако кто знает, что за двойную игру ведёт Нефертум? Каждому при дворе известно, что Нафертум – очень опасный и умный человек. Но что он затеял на этот раз? Может, всё-таки стоит послать Хендофа?
- Может, послать Аменемхета, и самый лучший вариант, - медленно, тщательно взвешивая свои слова, сказал Птахонепет, - но я должен подумать и посоветоваться с Хемхелихером, ведь он – один из самых могущественных вельмож, а также спросить самого Аменемхета.
- Он никогда не откажется продемонстрировать свою силу, - уверенно заявил Нафертум.
- Да, но какая для него от этого польза? – мысленно удивился Птахонепет.
- Пожалуй, я пойду. Боги зовут меня, не могу я больше тебя задерживать, о великий, - Нафертум опять поклонился и бесшумно вышел из покоев Птахонепета. А военачальник подошёл к резному с позолотой столу, выпил чашу вина. Холодная жидкость на миг остудила его голову. Многие не понимали, как вино может помогать в принятии решений, однако для Птахонепета оно являлось лучшим средством для понимания всего происходящего. Пламя факелов выгодно оттеняло его резкие черты лица, придавая им некую суровость. От золотистого плаща на его плечах исходило слабое свечение, которое Птахонепету особенно нравилось. Он не переставал им гордиться.
На миг вельможа вновь задумался. Как поступить ему, Птахонепету, чтобы извлечь из всей этой ситуации выгоду для себя и своего друга Аменемхета? Угодить Нафертуму или сделать полностью так, как желает Аменемхет, наделённый при дворце немного меньшей властью, чем первый министр? Наверняка, министр рассчитывает, что Птахонепет сделает так, чтобы угодить сильнейшему. Но что думает сам Птахонепет, если освободить его от необходимости подчиниться сильным?
Вазиру надоела удушливая обстановка дворца. Он захотел переодеться бедуином и побродить по улицам ночного Мемфиса, послушать, о чём волнуются сердца египтян. Вельможа подошёл к страже и проговорил властным голосом:
- Можете идти, мне не нужна стража.
Охранники поклонились и бесшумно направились к себе в специальные комнаты для стражи. Они часто не понимали своего господина, который, по их мнению, был слишком наивен, оставаясь без защиты.
Птахонепет вернулся себе в палаты и быстро облачился в одежды бедуина – тёмные плотные одеяния с большим капюшоном на голове и простые деревянные сандалии. Такой наряд Птахонепет постоянно хранил в огромном сундуке под ложем. Кожу он себе намазал пылью, а голову посыпал пеплом. Птахонепету понравилось происшедшее с ним перевоплощение. Теперь никто, даже самый близкий друг Аменемхет не сможет его узнать. Хорошо же в таком виде странствовать по свету, по городам, где тебя никто не сможет узнать. Где ты – всего лишь ещё один незнакомец. Один из многих.
Но Птахонепет снова задумался. О речах Нафертума. Об Аменемхете. Что будет с его другом? Первый министр наверняка что-то задумал, чтобы погубить Аменемхета, приобретающего слишком большую власть и влияние при дворе. Но как сказать об этом Аменемхету, который, услышав это, немедленно захочет расправиться с министром, и совершит много необдуманных поступков? А Птахонепет уже много раз просил друга быть осторожней.
Горестно вздохнув, военачальник по толстой верёвке спустился вниз по стене дворца в проходной двор. Там было ни души, и лишь изредка раздавался голос запоздалого гуляки. Где – то за городом протяжно выл шакал, от его грустного воя становилось так тоскливо на душе…Птахонепет решил зайти в таверню, где всегда собирались разные иноземцы, любители поговорить, уличные девицы и просто гуляки. Ни в каком другом месте Птахонепет не смог бы найти более подходящего места для того, чтобы многое услышать. Часто здешние люди были столь несдержаны на язык, что, казалось, если их услышат боги, не миновать тогда свирепого мора.
Когда Птахонепет пришёл в таверню, ему в нос ударил резкий запах пота и дешёвого вина, которое бедняки бочками скупали и потом неделю пьянствовали, предоставляя своим жёнам работать за них на господина на огромных полях эммера и пшеницы.
- Это я поставил на женщину и выиграл! – кричал толстый высокий мужчина с вьющимися чёрными волосами и короткой бородой, показывая на высокую, завёрнутую в чёрное женщину, стоящую в углу таверны.
- Но ты говорил, что сыграешь опять! – не уступал его собеседник – маленький жилистый человек с проворными глазами. – Нехорошо нарушать своё слово, Фуке!
- Ничего я не нарушал! – закричал грозным голосом Фуке. Похоже, назревала драка. Чтож, Птахонепет совсем не удивился. В таких местах драки происходят постоянно. Он подошёл к столу из тёмного дерева и выпил немного вина. Вскоре к нему подошёл какой – то странник, похожий на богомольца.
- Амон должен подарить великому отцу нашему сына, - тихо сказал странник. – Я денно и нощно молюсь за это чудо. Да будут боги справедливы к своему сыну, да одарят его наследниками!
- Мы все этого ждём, - тихо проговорил Птахонепет.
- Я проделал длинный путь от Карнака до Мемфиса, чтобы преклонить сердце своё к священным святыням храма Амона и помолиться за нашего великого царя, первого среди нас!
- Быстро же до нас доходят вести о переменах во дворце! - удивился вельможа.
- Две недели и весь Кеми узнаёт обо всём, что там творится. И сердце каждого в печали, у царя нет наследника. Нам сможет помочь только чудо, которое я надеюсь вымолить у богов. Они услышат меня, когда обращу я лик свой к святыням и осыплю голову пеплом, и буду лежать вечность, и не пить, и не есть, пока владыки неба, гор и солнца не внемлют словам моим и не преклонят ухо своё к понимаю слов моих.
- Воистину ты верен Египту! – восхитился Птахонепет.
- Воистину будет верен Египту тот, кто не допустит предательства родины!
- Сердце Кеми наполнено такими людьми.
- Правда исходит из уст твоих, словно священная вода Сигора из кувшина Хапи! Но довольно. Не затем я ступил на землю Мемфиса. Мне пора.
Странник повернулся и вышел из таверны. Сердце Птахонепета наполнилось гордостью за такого человека, сына Кеми. Много ли людей, подобных тому страннику?


А в это время во дворце…
Великий Владыка Обеих Земель был в бешенстве. Он ходил из стороны в сторону в своих покоях. Слишком часто доносчики сообщали своему царственному Мептухотепу о волнениях во дворце. Слишком многие обеспокоены отсутствием сына – наследника у царя. И сердца многих ликуют, им это только на руку. Ничто не могло отвлечь царя от своих грустных дум. На подносе из чистейшего ливанского золота лежали спелые фиги, финики и виноград, «услада голодного». Но Мептухотепу всё было безразлично. И сердце его, и кости, и тело ныли от неприятной неопределённости. Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - никогда ещё прежде не чувствовал себя настолько загнанным. Три чаши виноградного вина фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - уже выпил. Странно, но это не оказало на него, несравненного, никакого действия. Наверное, его быстрый ум искал спасения, не желая отвлекаться на всякие излишества. Не могла его успокоить и молитва. Статуя Амона - Ра, стоящая в углу комнаты, безмолвно смотрела на его терзания, чёрные его глаза не выражали никаких чувств. Раньше Мептухопет чувствовал в Амоне своего друга, которого ценил и почитал. Он любил Амона искренней любовью, кого также, пожалуй, больше не любил. Раньше, бывало, когда наступали трудные времнена, как восстания крестьян, войны с Нубией и Сирией, усиления влияния жречества, когда оно пыталось отнять власть, Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - приходил сюда, в свою опочивальню, бросался в ноги Амону и так лежал, пока боги не посылали ему благословенного решения и не приказывали встать и идти. Сейчас же царь понял, что боги отвернулись от него, сына их. Но как такое могло произойти? Что такого он им сделал? Великий Мептухотеп, - да будет он жив, невредим и здрав, всегда омывал священной водой Кеми ноги статуи Амона - Ра, приносил жертвы в виде рабов, давал подаяние убогому и нищему, кров бездомному, мирил сестру и брата, вставал в полночь, чтобы наблюдать за звёздами. Сам Амон – первый среди богов, - видел, что царь никогда не пренебрегал своими обязанностями. Почему же он посылает великому Мептухотепу столь серьёзные испытания? Разве не тяжело владыке было удержать за собой власть, когда вокруг полно могущественных вельмож? Многие пытались плести заговоры за его спиной. Но, слава его предусмотрительности, шпионы всегда предупреждали его обо всех волнениях, происходящих во дворце. Мептухотеп понимал, что надо что-то делать. Он вспомнил о своей дружбе с царём государства, находящегося между Тигром и Ефратом. О дружбе с Ассирией. Владыка её, могущественный Кадабах, клялся в своей вечной дружбе с Мептухотепом – великим владыкой Обеих Земель. «Привет тебе, царю египетскому, моему брату, Кадабах, твой брат. Привет твоему дому, твоим жёнам, всей твоей стране, твоим колесницам, твоим коням, твоим вельможам, всем большой привет, - писал на вавилонском языке царь Ассирии, - помни, никто не сможет разрушить великий мир и братство между нами. Если захочешь взять что-то в моей стране, я дам тебе в десять раз больше. Моя земля – твоя земля, мой дом – твой дом. Твои враги – мои враги. Братство наше неразрушимо, сами боги радуются, созерцая наше согласие…»
Сердце владыки возликовало. У него есть защита. Кадабах всегда был на его стороне. И будет. Но до какой поры? Пока фараон всесилен? А будет ли Кадабах на его стороне, когда начнётся борьба за престол, когда царь станем слишком стар и немощен для того, чтобы справиться со всеми своими врагами? Ответа на этот вопрос Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - не знал. Сомнения вновь охватили его сердце.
Мептухотепу захотелось с кем – нибудь поговорить. Не важно о чём. И царь отправился в опачивальню царицы, своей родной сестры, красивой Ахманихате. Едва Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - зашёл в её покои, царица бросилась в ноги своему господину и поцеловала след его ноги.
- Привет тебе, господин мой и повелитель, первых среди нас, рабов твоих! Ликует сердце всякого, когда лучи твои падут на лик его, оживляя и вдохновляя!
- Привет, царица Ахманихате, прекраснейшая из женщин! – проговорил фараон усталым голосом.
- Что случилось, супруг мой? Что тебя так тревожит? Смогу ли я помочь твоему горю? – Ахманихате была искренне расстроена тоном царя, ведь была ему безгранично предана. Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - лёг на огромную кровать, положил под голову руки и закрыл глаза. Ахманихате склонилась над мужем. Потом проговорила:
- Я – женщина, прекрасная для своего мужа, жена твоя, сестра твоя, приди ко мне скорее, не грусти! Я жажду узреть тебя, после того, как не видела долго лица твоего, и была тьма вокруг нас, хотя Амон – Ра в небесах!
И Мептухотеп всё тем же усталым голосом ответил:
- Я просто хочу поговорить. Мне надоело постоянно быть в напряжении. Разве ты не хочешь что – нибудь обсудить?
- Я хочу обсуждать всё, что ты возжелаешь. Мне интересно всё, что тебе интересно.
- Чем заслужил я такую преданную жену? – Мептухотепу было приятно общаться со своей умной красивой Ахманихате. Он погладил ладонью свою жену по лицу. Казалось, время совсем её не портит. Только появляется какая – то мудрость и понимание жизни.
Затем царь сказал:
- Когда я уйду в Вечный Город, из моего тела сделают мумию, сопричислят все мои достоинства, получу я масла и погребальные пелена из рук Таит. Опустят тело в золотой гроб с возглавием из лазурита, быки потянут меня, карлики будут плясать около моей усыпальницы, а плакальщицы будут посыпать себе голову пеплом. И перейду я в Аменту здесь, в стране Кеми. А что будет здесь? Кто останется править? Где наследник – сын, Ахманихате?
- О, супруг мой! – горестно воскликнула жена Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - что я могу поделать? Боги не посылают нам сына! Только дочери.
- Ты каждый день молишься?
- Да, всё утро я – на коленях. Я ниц распростёрта перед богами, молю их, целую им ноги и омываю их священной водой. Всё напрасно!
- Наверное, мне надо взять пятую жену, - холодно пробормотал царь. - Откуда – нибудь из Финикии. Египтянки порченые.
Ахманихате побледнела, её красивые аметистовые глаза наполнились слезами. Сердце ощутило глухую ненависть к ещё не появившейся жене. Хоть Ахманихате была первой женой, ей было трудно переносить, что кроме неё у супруга ещё три жены и огромный гарем рабынь и наложниц – тысяча девушек. Она грустно опустила голову, поклявшись про себя, что отравит незнакомку, конечно, если та появится.
- Ахманихате, скажи, - голос Мептухатепа – да будет он жив, невредим и здрав, - немного потеплел, - ты любила наших благочестивых родителей? Хоть ты моя сестра, жили мы всё время порознь, любила ли ты нашу семью?
- Ты и наша дочь – моя единственная семья.
- А раньше, до того, как я взял тебя в жёны?
- Да, я любила их – да будут они вечно молоды и здравы!
- А ты хочешь к ним?
- Нет, - царица немного нахмурилась.
- Почему, сестра?
- Я их уже забыла. Зачем ворошить старое? Опять по ним начну скучать. Заболит сердце, затоскует душа. Но что всё обо мне? Царственный Мептухотеп, супруг мой, скажи, что для тебя все эти волнения, которые так отягощают твоё сердце?
- Тяжело и всё. Надоело думать, как бы кто…Да какое это имеет значение?
- Очень большое. Ведь и мне плохо, когда ты грустишь. Я хочу плакать и посыпать голову пеплом. Словно дождь идёт, текут слёзы по моему лицу.
- Я знаю, но что поделаешь, если Амон посылает нам такую печаль на сердце? Я устал, просто хочу полежать и помолчать.
- Я поглажу тебе спину, - Ахманихате всегда знала, как сделать Мептухотепу – да будет он жив, невредим и здрав, - приятное.
- Иди ко мне, - сонным голосом проговорил фараон и закрыл глаза.

Фивы, 2057 г. до н.э.
Аменемхету пришлось без устали работать весь следующий месяц. Это время было для мальчика серьёзным испытанием. Когда он смотрел, как замешивает тугое тесто, как слипается ячменная мука, как жарятся на огне лепёшки, то не переставал искать выхода из сложившейся ситуации. Тяжело быть «живым убитым». Особенно ребёнку. Никогда ещё он так не уставал. Палящее египетское солнце немилосердно жгло его голые плечи, руки ноги. А когда он пребывал на берегу Сигора, среди вечнозелёных зарослей тамариска и мирта, слушая пение цикад, и стирал циновки и одежду Шеши, то острые щепки и песок впивались в кожу. Часто, когда он бывал на берегу Сигора, Аменемхет долго наблюдал за движениями водяных змей, крокодилов и маленьких стаек рыб, похожих на крошечные зеркала. Здесь он находил покой и отдых, нужные ребёнку для восстановления сил. Животные прятались в подводных зарослях в прозрачной воде и следили за своей пищей - малюсенькими рачками. Порой они резво выплывали из своей засады, и хватали какую – нибудь зазевавшуюся рыбку или рачка. Он знал, что в каждом из этих существ живёт душа человека, который давно умер. Мальчику было интересна идея, что когда – нибудь он тоже станет рыбой или змеёй и будет плавать в реке. Он любил сидеть в тени зарослей гигантского тростника, окруженный изумрудно – зелёной колышушейся при слабом ветерке массой, и смотреть на крупных стрекоз, носящихся над водой и высмотривающих себе жертв. Ароматный речной воздух на берегу Сигора для Аменемхета казался чем – то особенным. Он не только был влажным и свежим. Он пах сырым песком, лилиями, илом и прохладой. Несколько раз ребёнок слышал красивую песню крестьян, работающих надалеко в поле о Сигоре:
«Слава тебе, Хапи,
Идущий, чтоб Египет оживить,
Если медлит он, жизнь кончена,
Если гневен он, гроза по всей земле,
Великий и малый беднеют.
А восходит он – и ликует земля
И всё живое от радости.
Приносящий хлеба, обильный пищей,
Творящий всё прекрасное,
Ликуют тебе юноши и дети твои
И приветствуют тебя, как царя…»
Но в это же время мальчик с поразительной скоростью начал худеть. Сказывалась плохое питание. Он и раньше не бывал довольно упитанным из – за скудного пропитания своих родителей, а сейчас и подавно становился всё более похожим на мумию под влиянием той еды, которую мальчику давал Шеши: гнилые бананы, остатки жареного мяса, недоеденный суп, недопитое молоко…Редко Аменемхету перепадали финики и огурцы и уж совсем редко плоды сикомора и виноград.
Но в то же время Аменемхет понимал, что работает он не так, как остальные живые убитые, пребывавшие у остальных рабовладельцев, и за это был благодарен старику. Тех вообще не кормят. Мальчик иногда думал, что Шеши на самом деле не такой уж и плохой человек, каким хочет казаться. Немного жадный и самолюбивый. И ещё он за всю свою жизнь навидался предостаточно, чтобы составить соответствующее мнение о людях, окружавших его. Ребёнок надеялся, что со временем Шеши оттает и станет с ним лучше обращаться. Но где-то в глубине души, Аменемхет люто ненавидел свою жизнь, Шеши и то, что приходилось ему подчиняться. Выросший в свободной обстановке, в кругу близких и любящих людей, которые никогда не заставляли его работать до потери сознания, не били по каждому пустяку, Аменемхет подсознательно стремился к тому же. Хотя ребёнок понимал, что живым убитым на это и нечего рассчитывать, он лелеял мечту о том, что в один прекрасный день сможет освободиться от всех пут, беспрепятственно сбежать от старика и вернуться в свою родную семью, которая была для Аменемхета так дорога.
Однажды, задолго до рассвета, кто-то усердно затряс Аменемхета за плечо.
За всё время пребывания в рабстве у Шеши, мальчик научился быть сдержанным, замкнутым. Это ему всегда помогало во многих ситуациях. Аменемхет оставался холодным и спокойным, что приходилось Шеши по нраву. Да и вообще, кому может понравиться дёрганый нервный человек? Недавно от другого раба, т.е. «живого убитого», Аменемхет узнал тайну гибели одного человека, своего предшественника. Этого раба Шеши купил у Махтана, финикийского купца, который постоянно привозил рабов – негров из Африки и прилегающих островов. Того человека убил сам Шеши из-за своего вспыльчивого характера. Негр не сумел к сроку приготовить еду, и Шеши остался голоден. И так разозлился, что не сумел с собой справиться и забил несчастного до смерти. С этого момента Аменемхет старался точнее и лучше выполнять приказания старика, что оставалось незамеченным.
Когда его разбудили, Аменемхет постарался скорее скинуть с себя дремоту и казаться свежим и отдохнувшим. Шеши сказал властным голосом:
- Сегодня к нашей прекрасной Ленхат изволит прибыть царь – да будет он жив, невредим и здрав! Ты должен приготовить десять венков из орхидей и лилий.
- А где они?
- Около виноградника. Потарапливайся, нам нужно его встретить, как подобает.
- А можно мне с тобой посмотреть на царя?
- Что говорят уста твои, недостойный? – изумился Шеши, - как может священный лик фараона – да будет он вечно молод, лицезреть такое ничтожество, как ты? К тому же царь – да будет он жив, невредим и здрав, - будет слишком занят, чтобы одарить тебя взглядом!
- Но…
- Ты неучтив! Нельзя даже лишний раз упоминать нашего повелителя – да не будет стонов в его чертогах, да не постигнет его несчастье! Имя его возглашают, как закон, а ты, недостояный смеешь просить предстать пред его светлыми очами… Убирайся, чтобы я не видел тебя, «живой убитый»!
Аменемхет вышел их ненавистной хижины и направился к винограднику, к которому прорыли длинный узкий канал для орошения. Деревья были совсем ещё сырыми от росы. Крупные её капли собирались в небольшие лужицы и так и норовили упасть на голову того, кто их начаянно заденет. Росинки, как жемчужины, сверкали и переливались, как огранённые алмазы, искрящие своё особое сияние. Как много спелых веток с крупными сочными ягодами! Горсти винограда тяжело сгибали дерево. Ярко – зелёные ягоды не могли дождаться, пока их не снимут с дерева. Длинные ветки с резными небольшими листьями склонились к земле. Некоторые ягоды начали уже подгнивать, лёжа на плодородной почве, к тому же их портили черви. Аменемхет подошёл к дереву, отчаянно стараясь не смотреть на спелые ягоды, которые так изощрённо дразнили его. Мальчик принялся рвать свежие цветы орхидей и лилий, которые росли возле виноградника. Их в прошлом году посадил тот самый негр, которого убил Шеши. Тот человек с необыкновенной заботой ухаживал за этими цветами, дарил ему всю свою любовь, на которую был способен. Часто, как Аменемхету рассказывали знакомые «живые убитые», негр приходил к цветам и выливал на них воду, которую давал Шеши ему для питья.
Красивые, только начавшие распускаться бутоны, приковывали взгляд. Нежная прелесть цветов не могла остаться незамеченной. Белые лепестки лилий, покрытые утренней росой, так и просились в руки самого фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Не зря Шеши послал Аменемхета за этими цветами, которые достойны даже головы того, кто живёт в Большом доме, старик ценил красоту, и особенно то, когда она может понадобиться. Долго мальчик рвал сочные стебли цветов, пока охапка их не показалась ему достаточно большой. Мальчик старался даже не смотреть на спелые гроздья винограда, но голодный желудок настойчиво требовал пищи. И неудивительно, ведь вчера Аменемхет почти ничего не съел, кроме куска ржаного хлеба. Мальчик не удержался, сорвал несколько ягод и торопливо затолкал их в рот. От удовольствия он зажмурил глаза, пережёвывая сладкие зелёные ягоды. Сок их пролился на губы и щёки мальчика, а он даже этого и не заметил. Аменемхету в жизни виноград не казался слаще, чем в этот момент. Но голода Аменемхет не утолил. Несколько ягод было явно мало для этого. А кто увидит, что веточек стало на две меньше, когда их тут, что песку в море? Наверняка, сам Амон решил побаловать своего раба. Как говорил отец Аменемхета, «Амон не творит ничего просто так». Так не прав ли Аменемхет теперь, что Амон благоприятствует ему? Мальчик подошёл к близлежащей лозе и быстро стал засовывать ягоды в рот. До чего приятное ощущение! Воистину прав тот, кто говорил, что виноград – это «услада страждущего»! Аменемхет был счастлив тем немногим, что получил. В конце концов, счастье состоим из мелких радостей! Съев ещё одну гроздь, ребёнок принялся за следующую. Звонко лопались ягоды, сок их узкими ручейками стекал по подбородку и щекам Аменемхета.
- Что ты делаешь? – холодный голос Шеши приковал Аменемхета к земле. Он на мгновение замер, сердце его сжалось от недоброго предчувствия. Ягоды так и остались нетронутыми в его руке. Что тепрь с ним будет?! Оказывается, Шеши всё это время за ним наблюдал, скрываясь за густыми зарослями винограда. Старик прекрасно знал, что мальчик весь прошлый день ничего не ел. Дед собирался накормить его, но только в том случае, если выдержит испытание. А Аменемхет это испыиание не выдержал…Увы!
- Не слышу ответа, - голос его хозяйна стал ещё холоднее. Мальчик ничего не мог сказать в своё оправдание.
- Говори, раб!! – Шеши закричал изо всех сил, хотя до поры до времени старался держть сердце своё в кулаке.
- Я собирался плести венки и съел несколько ягод, - Аменемхет постепенно начинал злиться. Сколько можно над ним издеваться? Но, нет…Надо терпеть…
- Неужели мои глаза меня обманывают? Неужели я вижу, что ты сделал хоть один венок? – удивился Шеши. Аменемхет продолжал молчать.
- Разве ты не знаешь, «живой убитый», что тебя ждёт? – притворно – ласковым голосом сказал старик.
- Знаю, - тихо проговорил Аменемхет, опустив голову.
- Так почему не слушаешься? – Шеши сел перед мальчиком на корточки и мягко улыбнулся. Ты же не думаешь, что я оставлю это просто так, будто закрыл глаза и воззрился на светлый лик Амона? Нет ведь? А знаешь, что теперь с тобой будет?
- Да.
- Хорошо, итак, я сам тебя высеку.
Старик принёс пять длинных гибких прутьев, позвал двух помощников. Ими оказались крупные мужчины, лет сорока, с крепкими фигурами и выжженной солнцем кожей. Мужчины всё время молчали, всем своим видом высказывая полное безразличие.
- Пусть недостойный почувствует вкус смерти, - громко, чтобы было слышно, сказал Шеши и приказал рабам своего друга Софру взять мальчика за руки и за ноги и держать, пока он будет его «наказывать». И громко раздался первый удар плетью.

Граница с Сирией, 2023 г. до н.э.
В лагере своего войска около берега Суэцкого канала, Линупат сидел на пуховой подушке в своём расписном шатре из шкур, разрисованных всевозможными узорами, скрестив ноги. Ярко светил факел, стоящий в углу шатра в специальной посуде. Он был погружён в свои мысли. Ничто не могло вывести военачальника из задумчивости.
Как наступать на Кеми? Куда ударить сначала? Когда его противника, наконец – то, переведут в Аменту, чтобы воздействовать неожиданностью на ненавистный Египет, поработивший его родную страну на столь долгое время?
На вышитом куске ткани перед ним, в золотых кувшинах находилось выстоявшееся вино из тех запасов, что хранились для него в доме его второй жены, а на блюдах дымилось только что приготовленное жареное мясо, приправленное ароматной гвоздикой и перцем.
- Линупат, - протяжным голосом проговорила его наложница, положив руку ему на плечо и заглядывая в серые глаза. – Я тебе неинтересна?
Военачальник отмахнулся от неё, продолжая сидеть в той же позе. Рабыня долго ещё на него смотрела, потом принялась есть жареное мясо. Сок стекал по округлому подбородку, куски чересчур жирного мяса, которые ей не нравились, валялись на золотом блюде, отброшенные рабыней. Однако при всём этом, наложницу было невозможно назвать отталкивающей или уродливой. Она была просто прекрасна. К тому же была небезразлична к вождю Сирии.
Линупат был высоким, крепко сложенным мужчиной с орлиными чертами лица, длинными прямыми волосами и белоснежными зубами. Многие женщины находили его красивым, не только из-за внешности, которая была самой заурядной. Их привлекала сила, идущая изнутри. Сила, проявляющаяся в каждом жесте, слове, поступке. Она сосредотачивалась, прежде всего, в сильном характере и железной воле. Именно благодаря ей, военачальник смог сплотить вокруг себя самых богатых и влиятельных вельмож Сирии, хотя это было совсем не просто. Всё пройдёт так, как он и задумал. Конечно, если боги улыбнутся.
- Линупат, - рабыня надула свои пухлые губки, - может, ты хочешь есть?
- Нет, - процедил сквозь зубы военачальник. Как она не понимает, что от его решений и мыслей зависит начало войны, и будет ли оно удачным или нет?
- Может, ты хочешь позвать ещё и мою сестру? – предложила женщина.
- Нет, - раздражённо ответил Линупат. И зачем он взял себе такую глупую рабыню? Оставил бы её у своего брата, хотя нет. Несмотря на свою необыкновенную красоту, эта женщина порой так доводила военачальника своим ноющим голоском, что он не знал, как от неё избавиться. Необыкновенная красавица – высокая стройная, с чёрными волосами и огромными голубыми глазами - обладала скверным характером, который, к сожалению, было невозможно исправить. Но всё – таки Линупат не хотел её кому – нибудь отдавать, поэтому старался не бить её и не пугать. Женщина. Что с неё взять?
- Не разговаривай, - холодным тоном сказал Линупат.
- Но почему? – капризным тоном удивилась наложница.
- Убирайся!! – громко закричал Линупат. Он был в бешенстве. Вельможа в ярости сжал кулаки, желваки заходили у него на скулах.
- Как хочешь, - разочарованно пробормотала наложница и вышла из шатра. А Линупат вернулся к своим мыслям. А можно ли доверять Нафертуму? А если подведёт? Линупат знал, что Нафертум планирует получить немалую выгоду от такой двойной игры. Министр жаждал захватить власть. Именно поэтому он стал союзником Сирии. Он вместе с Кимнером давно уже вёл переговоры с Линупатом, планируя помочь тому вести войну с захватом территорий на юго – западе страны, а потом якобы победоносно выгнать ливийцев со своей территории и при этом получить всеобщее признание народа и одобрение знати, как талантливого полководца. Но в обмен министр обещал отдать много талантов золота, слоновую кость, экзотических животных и красивых наложниц. Линупат оказывался в выигрыше. Он как раз вернёт часть былых владении своей родной страны и получит немалую прибыль от этого похода.
Но если Нафертум подведёт…
Тогда придётся посылать к нему слугу и убить неверного.
Следующее. Сможет ли Сирия быстро воспользоваться переполохом, когда Нафертум убьёт царя? Войнов ведь в государстве не так уж и много. И оружия тоже. Но египетские войска сейчас такие раздробленные, военачальники ленивые, солдаты любят проводить время в кабаках и тавернях. Если ударить вовремя… И наступать с юго – запада прямо на Мемфис, а по пути подчинять слабые полудикие племена кочевников с их воинственными вождями. А они могут дать довольно большую воинскую силу. Если объединятся. Ведь их главная проблема – разрозненность, которую Линупат, будучи умным полководцем, вовремя преодолел в своей стране. И хотя по численности сирийское войско было ненамного больше войска кочевников, даже если их собрать вместе, успех битвы уже предрешён. Однако Линупат предпочитал действовать наверняка, чтобя исключить даже возможность поражения. Разведчики вовремя сообщили, что на той территории Аравийской пустыни, где они собираются продвигать свои войска, господствует небывалая жара и голод. А это и есть ещё одни слабые места противника. Линупат улыбнулся собственным мыслям. Он будет держать Египет в кулаке!
В шатёр вошёл Кимнер, близкий друг и соратник Линупата.
- Линупат! – сказал Кимнер. – Как ты и просил, войны обучаются каждый день!
- Молодец, Кимнер, ты всегда исправно выполняешь приказы, - Линупал блеснул крепкими белыми зубами. – Что слышно о кочевниках?
- Много их войнов погибли из-за голода.
- Но в пустыне всегда было мало еды, но они не погибали. Что же случилось на этот раз?
- Ты же знаешь, могущественный Линупат, что недавно дикари делали набеги на приграничные номы Кеми. И тогда Мептухотеп послал своего военачальника разбить их.
- А как звали этого военачальника?
- Аменемхет. Он не стал собирать большое войско. Как нам сказал доверенный во дворце, он решил действовать хитрее. Он помнил свой неудачи, когда собрал большое войско и выступил в поход на кочевников. Дикари, конечно, узнали с каким войском идёт Аменемхет, и не стали дожидаться, пока их убьют. Они просто растворились в бескрайних просторах пустыни, которую прекрасно знают. И Аменемхет остался ни с чем, на огромных песчаных просторах с голодающими солдатами и без военной добычи. И тогда он решил собрать маленькое войско с наиболее преданными ему людьми. Наёмников он оттуда сразу исключил, так как они – люди крайне ненадёжные. Аменемхет постепенно стал истреблять по одному племена дикарей, которые действовали разрозненно и даже не имели при себе подходящего вооружения.
- Но ты так и не сказал, почему кочевники умирают.
- Дело в том, что Аменемхет половину из них убил, а оставшихся в живых увёл в рабство. Они стали «живыми убитыми», как их называют египтяне. А теперь скажи, Линупат. Кто теперь будет присматривать за уцелевшими стадами овец и коз? Кто будет готовить еду? Немногие уцелели. Они убежали, спрятались в горах. К тому же войны Аменемхета принесли к ногам фараона огромную военную добычу: стада овец и коз, драгоценности, словоную кость, даже, говорят, сам Аменемхет подарил своему владыке малахитовую вазу, наполненную алмазами. Теперь ты можешь представить весь ущерб, нанесённый солдатами вазира.
- Поэтому кочевники и погибают. Им просто нечего есть, - закончил за своего друга Линупат. Он немного сердился на Кимнера, потому что сам не знал подробно ситуацию с кочевниками. Это задевало самолюбие Линупата.
- Кимнер, скажи, - спросил Линупат, хотя заранее знал ответ на вопрос, - если победить кочевников, сильно много людей к нам не прибавится. Надо ли нанять несколько сот войнов?
- Не надо, Линупат, мы будем действовать неожиданностью, а войнов у нас хватит. Тем более, что наёмникам надо будем много платить.
- Нет, Кимнер, - непреклонно сказал Линупат, - давай наймём ещё солдат. И этим займёшься ты.
Он ткнул пальцем в Кимнера и отпил красного тёрпкого вина из глиняного кувшина.
- Линупат, скажи, не слышно ли каких – нибудь вестей из дворца Мептухотепа?
- Когда всё будет сделано, дадут сигнал, - только и сказал Линупат. Военачальник не желал больше обсуждать политику. Он поглядел на своего друга, на человека, которого знал с детства и вспомнил, как с ним играл, тренировался в боевом искусстве и подглядывал за женщинами. Немногие могли похвастаться такой крепкой дружбой. Линупат вспомнил, как однажды он с Кимнером купался в каком – то мелководном ручье, бегали по песку и взбаламутили всю воду. А его мать и сестра стирали недалеко, дальше по ручью. Они не могли понять, что случилось с водой, а когда увидели, что Линупат и Кимнер бегали по песку, то долго ругались. Мать даже потрепала его за уши. А Кимнер всё это время говорил, что это он предложил своему другу выкупаться…
- Почему ты улыбаешься? – недоумённо спросил Кимнер.
- Вспомнил, как мы шалили в детстве, - тихо сказал Линупат. Кимнер грустно улыбнулся:
- Самое запоминающееся то, как мы подглядавали за женщинами, которые купались в реке и потом всё узнали!
- Знаешь, Кемнер, иногда хочется вернуться в то время, пережить всё то, что мы пережили.
- Даже то, как тебя били прутьями за непослушание? – удивился Кемнер. Линупат пожал плечами.
- Приведи ко мне ту рабыню, которую я хотел отдать тебе, - попросил Линупат.
- С чёрными волосами?
- И голубыми глазами.
- И чем она тебе приглянулась? С таким мерзким – то характером?
- Зато красивая!
- Зато вредная! – засмеялся Кимнер и вышел из шатра на поиски рабыни.

Фивы, 2057 г. до н.э.
Аменемхет лежал на дороге, весь в пыли и крови. Всё тело болело, словно его несколько дней пожирали коршуны. И сказал он тогда: «Это вкус смерти!»
Мимо проходили люди на поля поливать виноград и финики или на тороговую площадь, где можно было купить буквально всё, были бы деньги. Многие ходили туда только для того, чтобы показаться на людях и купить себе какую – нибудь безделушку. Женщины несли на головах огромные корзины с фруктами. Дети, которые шли рядом с ними, в плетёных корзинах несли другой товар: свежий хлеб, собственноручно изготовленные украшения, раковины моллюсков, сушеную рыбу. Один ребёнок даже потащил на базар маленькую обезьянку с намерением продать её дороже.
Солнце жгло иссечённую кнутами спину Аменемхета, но мальчику было всё равно. По его загорелому грязному лицу текли, не переставая, слёзы, оставляя за собой длинные полоски. Песчинки, маленькие и колючие, перелетали из стороны в сторону, гонимые ветром. Они кружились, взметались ввысь, забивались в уши и ноздри Аменемхета. Но ему было всё равно.
- Эй, ты долго ещё собрался бездельничать? – послышался ненавистный голос Шеши. – Вставай, боги зовут тебя на работу!
Аменемхет решил притвориться оглушённым. Это было довольно легко сделать, особенно если учесть, что при тринадцатом ударе кнутом, он просто потерял сознание. Шеши не стал дальше пытаться что – нибудь сделать, он только ушёл к себе в хижину.
«Что я наделал? – Шеши стало не по себе. – Кто теперь будет работать? Откуда я возьму деньги на нового раба? О боги, сжальтесь! Пусть мудрейший Махтан опять достанет дешевле мне «живого убитого», если этот не придёт в себя!»
Шеши сел на чистые тростниковые циновки, налил в чашу молока. А где свежие лепёшки? Как пить молоко без них? Шеши опять начинал злиться. А может принести того раба в хижину, может ему станет лучше? Хотя нет, ладно. Кто заботится о «живых убитых»? Если могущественный Амон сжалится над Шеши, то вернёт жизнь Аменемхету. Старик опять нахмурился. И почему всё у него идёт не так? За что его так мучают боги? Он ведь ничего плохого не сделал. О боги! О Амон-Ра! Кто сотворит для фараона – да будет он жив, невредим и здрав, - то, что достойно украшать всё, на что падёт свет его, великого? Но Шеши всё-таки не отчаивался. Ну, чтож, не украсим светлый взор царя венками, так осыпем его, лучезарного, просто цветами. И когда падут лилии и орхидеи на него, великого, возрадуется сердце владыки и пошлёт он им щедрые милостыни, и будет больше любить их, своих детей, и помолится за ними перед богами гор, рек и всего того, что даёт Сигор, и они дадут своим верным детям всякие почести и подарки, достойные каждого. Шеши искренне почитал своего царя и от всего сердца желал, чтобы господин его, хоть краем взгляда заметил в многоликой толпе его, дряблого старика с некрасивым, сморщенным лицом, трясущимися руками, но ещё сильного в своей вере в великого и всемогущего властителя. И в бодром духе Шеши направился к винограднику за лилиями и орхидеями.
А Аменемхет всё продолжал лежать, не в силах подняться. Тонкая струйка крови медленно текла со спины на живот и грудь мальчика. Он бесцельно сжал пальцы в кулак, потом снова разжал. Открыл глаза – ничего. Темно. Почему? Он попытался встать, но голова так закружилась, что его затошнило. Без сил Аменемхет снова свалился на горячий песок. И вдруг он почувствовал какое – то движение рядом. Какое – то лёгкое дуновение ветерка, ласковый шёпот…Что это? Кто это? Он снова попытался поднять голову, открыть глаза, увидеть…Но…Не получилось. Опять.
- Подними голову, - настойчиво уговаривал голос. Аменемхет ничего не мог поделать, хотя хорошо слышал этот голос.
- Подними, я принесла тебе воды, - настойчиво произнёс голос. Аменемхет опять открыл глаза, попытался сконцентрировать взгляд. Наконец, хоть что-то видно. А кто это? Перед Аменемхетом на коленях стояла какая – то необыкновенно красивая девочка, лет семи, судя по одежде – из богатой семьи. Её серые глаза напряжённо всматривались в лицо мальчика, пытаясь уловить хоть какой – то знак, что он её понял. Длинные тёмные волосы свесились прямо на плечи Аменемхета. Когда она увидела, что мальчик открыл глаза, то заметно повеселела и наколонила кувшин с водой к его губам.
- Пей, ну же, давай, - приговаривала девочка. Аменемхет сделал всего несколько глоточков воды, но остался доволен. Вода, которая большей частью проливалась на его лицо, но приятно освежала и придавала сил. Однако усталость и травмы взяли своё, и Аменемхет вновь боролся с тем, чтобы не заснуть и не упасть в обморок.
- Надо тебя унести с солнца, - продолжала приговаривать девочка, стараясь, чтобы Аменемхет её слышал. Она схватила его за руки и попыталась перетащить в тень деверьев. Однако ничего у неё не получилось. Аменемхету было слишком больно передвигаться, даже из-за того, что кто-то перетаскивал его, раны на спине открылись ещё больше. Он даже не открывал глаза, только стонал от боли. Межде тем, лицо у Аменемхета становилось всё бледнее и бледнее. Девочка нечаянно, когда тащила Аменемхета в тень, перевернула его на спину. Острый колючий песок впился своими крупицами в измученную спину. От боли он вздрогнул и, собрав последние остатки сил, поднялся на подгибающихся ногах. Он прошёл, поддерживаемый девочкой, всего шесть локтей и снова упал в тени финиковой пальмы.
- Побудь немного здесь, я сейчас вернусь, - тихо прошептала девочка, наклонив к Аменемхету своё квадратное запоминающееся лицо с красивыми серыми глазами, и исчезла за хижинами. Аменемхет едва расслышал её слова, но ему стало немного лучше. Он уже мог нормально видеть и слышать, хотя тошнота не проходила. Он на миг задумался об этой девочке. Вернётся! Конечно же! Как она может помогать рабам?
Однако вопреки опасениям Аменемхета, девочка вернулась. К тому же принесла свежий пшеничный хлеб, финики и банан. Всё это она положила около Аменемхета на маленьком куске холста.
- И у тебя сердце из золота, - улыбнулся мальчик. Он так обрадовался хорошей еде, которую не видел уже много времени, что сразу же принялся за неё.
- Тебе лучше? – поинтересовалась девочка.
- Да, слава богам!
- Тогда я пошла, - она встала, плотнее завернула свой коричневый балахон и собралась уходить. Аменемхет остановил её.
- Подожди, - прошептал он. – Как тебя зовут?
- Ты – очень красивый, - сказала девочка, покраснев и сделав вид, что не слышала вопроса. Потом она повенулась и быстро ушла. Аменемхет задумался. Откуда такое сострадание к рабу? Однако плавно мысли его перетекли в другое русло. Как он может в таком состоянии работать? А ведь Шеши нисколько не задумается о том, как больно рабу. Он будет думать только о том, сделал ли Аменемхет свою работу или нет. И будет придираться к недостаткам. Что же ему сейчас делать? Опять притвориться, будто потерял сознание? Не годится. Придётся лечь на песок, на солнце, где он и лежал после порки. Но это означает терпеть головную боль. А Аменемхету и так было больно. Слишком больно, чтобы терпеть и другие муки. Тем более что раны на спине воспалятся и вновь откроются, ведь кровотечение и так недавно закончилось. Так что же предпринять? Аменемхет даже не догадывался, что Шеши давно уже считает, что он отправился в Аменту. Мальчик временами считал, что сделал что-то очень плохое, раз его так наказывают боги, что посылают такую жизнь. Он сильно ненавидел Шеши. Но всё же где-то в глубине души он продолжал надеяться, что Шеши на самом деле добрый, но строгий человек, который со временем станет относиться к своему «живому убитому» гораздо лучше. Аменемхет стыдился таких своих мыслей, так как родители с детства хотели, чтобы их единственный сын был гордым и независимым, который со временем улучшит их состояние. Но ребёнок всё равно оставался ребёнком, продолжая надеяться на лучшее.
Аменемхет решил перебраться в такое место, где его долгое время никто не сможет найти. Так он придёт в себя, боги вновь вселят в него жизнь, и мальчик опять вернётся к Шеши, от которого сейчас уже никак не мог уйти. Ведь он – раб. А беглым рабам отрезают руку, уши или язык за побег от своего господина. Хотя, если подумать, кто сможет узнать Аменемхета? Только Херкаф, Хенес, Махтан и Шеши. Не так уж и много людей. Но если они его узнают, не поздоровится и всей семье «живого убитого». Её отправят в каменоломни или на строительство пирамид. Далеко не лучшая доля. Там рыбы могут прожить самое большее – четыре месяца. От непосильной работы и жары, а также из-за отсутствия нормальной еды они быстро уходят в Вечный Город. Кто знает, а может, там они счастливе будут, чем здесь, на земле, полной всевозможных страданий?
Аменемхет, которому стало немного лучше, встал, собрал остатки еды, которые тщательно завернул в кусок холста девочки, и медленно пошёл в сторону Сигора. Именно там мальчик хотел пусть намного, но отдохнуть, прийти в себя. А боги дадут ему сил. Аменемхет в этом нисколько не сомневался.
Когда Аменемхет пришёл к своему любимому месту на Ниле, то заметил, что всё люди куда – то пропали. Обычно они целыми толпами приходили на реку, чтобы стирать бельё, порыбачить, даже помолиться. А сейчас не видно ни одного человека. И тут Аменемхет понял, в чём дело. Ведь Шеши говорил, что должен приехать сам фараон – да будет он жив, невредим и здрав. Вполне возможно, все жители отправились встречать своего великого властителя – да продлят боги дни его жизни.

Мемфис, 2023 г. до н.э.
- Что ты думаешь обо всём этом? – спросил Птахонепет, взяв с резного позолоченного стола гранат, внимательно вглядываясь в лицо своего друга. Они сидели в покоях Птахонепета, в этих роскошных палатах, само пребывание в которых – честь, достойная великого.
- Придётся ехать на войну, - задумчиво сказал Аменемхет, держа в руках чашу красного виноградного вина. – Мужчине не полагается отказываться от повода проявить своё мужество.
- Я это понимаю, но надо ли тебе это?
- Не надо. Но нельзя навлекать на себя немилость царя – да продлят боги дни его жизни!
- Не царя, а министра.
- Он имеет власть, - проговорил Аменемхет, - с ним приходится считаться даже нашему повелителю – да будет он вечно жив и молод! У меня не остаётся другого выхода.
- Но он что-то задумал, это ясно, недобрые мысли захватили его разум и сердце, - проговорил Птахонепет. – И эти его планы как-то связаны с тобой. Недаром же он хочет отправить тебя на войну.
«Наверняка, Нафертум хочет оклеветать меня перед царём, чтобы я впал в немилость. Чтож, ему этого не удастся. Не на того напал».
- Я сделаю всё, чтобы сохранить твоё влияние во дворце, - пообещал Птахонепет. Аменемхет уже в который раз поблагодарил богов, что дали ему такого друга, как сидящий напротив Птахонепет.
- Я с завтрашнего дня начну тренировать своих войнов, чтобы они достойно сражались против своих врагов.
- А что с фараоном – да будет он вечно здрав? – тревожно спросил Птахонепет.
Надо сказать, Аменемхет уже много месяцев занимается раскрытием тайны гибели сыновей царя. Они, его дети, стали постоянно умирать уже во младенчестве. Разные были причины. То захлебнулся в воде на руках неосторожной няньки, то заболел и скончался, а однажды ребёнка у Ленхат, третьей жены царя, сына серьёзно ранили на глазах. И что самое интересное – погибали только мальчики, ведь они претендовали на престол. А девочки нормально росли, им ничего не угрожало. Разумеется, это был чей – то заговор. Но вот чей? Конечно, уже долгое время многие знатные вельможи и министры, даже цари соседних стран, спят и видят, как захватят трон, убьют Мептухотепа, а сами будут править долго и счастливо в огромной и богатой стране. Но это были лишь фантазии…Ведь царь обеих Земель: Верхнего и Нижнего Египта, могущественный Мептухотеп был неглуп. Он своевременно получал множество донесений от своих шпионов, которыми дворец, буквально напичкан, и предупреждал волнения. Немногие смельчаки пытались плести заговоры вокруг правителя Египта. Но, как говорится, где есть власть, там есть заговоры. А если есть убийства, значит кто-то задумал что-то очень серьёзное. Аменемхет в этом не сомневался. Он уже давно знал, что этот невидимый убийца продолжает своё гнусное дело. Но как понять, кто это? Аменемхет знал, что фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - сильно надеется на него, как на одного из самых близких себе вельмож. Только одного не знал вазир. Почему Мептухотеп – да будет он молод во веки веков, - поручил ему разузнать все эти обстоятельства, ведь при дворе есть много вельмож, обладающих гораздо большей властью? Неужели фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - доверял Аменемхету? Но вот в этом, вазир сильно сомневался. Когда трон занимает слабый правитель, ему нельзя никому верить. Потому что так или иначе, окружающие его вельможи и министры, уверенные в своей безнаказанности, всеми силами попытаются использовать доверие царя в своих целях, ради своей выгоды. А Мептухотеп – да продлят боги дни его жизни, - всё это прекрасно понимал. Но с другой стороны вельможа старался не пользоваться этим. Возможно поэтому к нему у царя больше симпатии.
А Аменемхет подозревал, что самые изощрённые интриги плетёт Нафертум, рассчитывая, что после смерти царя, трон достанется ему. Но тогда, если кто – нибудь узнает об этом, то он всеми силами постарается предотвратить это. И дело даже не в том, что они сами захотят править, хотя и это имеет не последнее значение. Слишком многие вазиры знали личность Нафертума, знали, что он ни перед чем не остановится. И если, да предотвратят это боги, он взойдёт на престол, то погубит всех вазиров, имеющих за собой хоть какую – то силу, ведь они могут претендовать на власть, будут недоумевать, что простой смертный, особа нецарской крови, может быть владыкой всего Кеми? Как это он может быть сыном Амона – Ра, титул которого можно присудить только тому царю, который считается первым жрецом и несёт с собой «божественное происхождение», т. е. его царственные отец и мать были из одной семьи, т. е. братом и сестрой. А Нафертум? Он ведь просто министр, в предках у которого никогда не было ни одной особы царственной крови. И это будет его сильно беспокоить, если он взойдёт на престол. И поэтому постарается «очистить» себе трон, чтобы не возникало никаких заговоров. Надо же, что бы было, если бы кто-то узнал, какого происхождения сам Аменемхет!
Аменемхет не хотел ни с кем обсуждать раскрытие тайны убийств сыновей фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Даже с лучшим другом. Не то, чтобы он ему не доверял, но всё-таки его прежняя жизнь научила вазира тому, что чем меньше знают люди, тем лучше и для них, и для самого Аменемхета. Поэтому вельможа лишь покачал головой.
- Аменемхет, друг мой, я от своих людей постоянно получаю известия, что сирийское войско постоянно умножает свои силы, подчиняет мелкие полудикие племена. Похоже, их вождь, Линупат, всерьёз решил объявить Кеми войну.
- Не настолько их войско и большое. Когда я разбил тех дикарей, что делали набеги на нашу страну, я вырезал почти всех мужчин. Кто присоединится к Линупату? Старики, дети и женщины? – насмешливо спросил Аменемхет.
- Ты пренебрегаешь угрозами Линупата! Это тебе не какой – то князёк, а умный полководец!
- Ничем я не пренебрегаю, - уверенно заявил Аменемхет, потом проговорил, явно стараясь ободрить друга:
–Я возьму с собой небольшие запасные отряды. И вот тогда войско у меня по размерам будет превосходить его силы. Ты доволен?
- Более чем! – облегчённо вздохнул Птахонепет. – Видно сам Амон – Ра благоприятствует тебе! Тебе надо поехать в храм и молиться, чтобы война была успешно закончена.
- Да, в этом ты прав, - улыбнувшись, сказал Аменемхет. – Привезу я и свои дары в храм.
- Какие?
- Золото. Всё, как обычно.
- Тебе так нравятся поездки в храм?
- Более чем! – засмеялся Аменемхет, вспомнив, что там его скоро будет ожидать Фламон - хешет.
- Аменемхет, ты знаешь, вчера я такую наложницу себе купил, сам Осирис позавидует такой красавице! – воскликнул Птахонепет.
- Ты никогда не мог устоять перед хорошеньким лицом.
- Я хочу взять её в жёны.
- Зачем? Ты же её купил.
- Ну и что? А кто узнает, что она – рабыня?
- Скажи, почему тебе на ней жениться? Пусть остаётся гаремной рабыней, как остальные.
- Я хочу сына.
- Она и так подарит тебе сына. Каждая рабыня может подарить тебе сына.
- Но я хочу сына не от рабыни, а от жены, - стоял на своём мнении Птахонепет.
- Это не означает, что ты должен жениться на рабыне. Возьми себе в жёны равную себе девушку. Каждая посчитает за счастье быть женой столь богатого человека, как ты.
- Я уже всё решил, Аменемхет, - сказал его друг. Аменемхет только грустно покачал головой. Что тут поделаешь? Птахонепет не отступит ровно до тех пор, пока боги не покажут пальцем на его ошибки. Вазир хорошо знал своего друга и понял, что тот на самом деле не хочет наследника. А может, он просто не хочет, чтобы распространились слухи о его непотребном поведении по отношению к преставителям своего пола? И кого Птахонепет хотел обмануть?
- Аменемхет, мне передали, что жрецы в каждом номе имеют своих людей, которые влияют на государственные решения.
Аменемхет втайне напрягся. Он не говорил и никогда не скажет своему другу, что он – тайный жрец, человек, на которого всерьёз полагается вся жреческая каста Фиванского нома. Служители богов довольно сильно укрепили свою власть и теперь многое зависит только от Аменемхета.
- Ты ничего не знаешь об этом? – спросил тем временем Птахонепет.
- Откуда мне знать? – Аменемхет сделал удивлённое лицо. – У меня, в отличие от жрецов, нет шпионов в каждом номе. А что?
- Просто мне непонятно, зачем они это делают, - сказал Птахонепет. – Они достаточно богаты и сильны.
«Видно, недостаточно!»
- Птахонепет, друг мой, я забываю твой возраст, забываю, что ты служил при дворе, когда я ещё был ребёнком. Но я всё удивляюсь. Как можешь ты властвовать? Ты слишком наивен.
И про себя добавил: «А как иначе жрецы смогут удержать и власть, и правителей?»
- Объясни мне, Аменемхет! – попросил Птахонепет.
- В другой раз, это слишком долго, а я устал, - вздохнул вазир и спросил:
- Друг мой, ты знаешь гораздо больше моего о жизни во дворце, скажи, что заставляет Нафертума опасаться меня? Ведь меня боги одарили меньшей властью, чем министра. Чем я ему угрожаю? Я говорю о том, что он хочет меня погубить, ведь он прекрасно знает, какие силы у ливийцев и какая численность моего войска. И упорно желает, чтобы именно я выступил из Мемфиса к ливийцам.
- Наверное, он видит, что ты ближе к фараону – да продлят боги дни его жизни. Он видит, что царь тебе доверяет. Ты – его любимец. И сердце Нафертума сгорает от зависти.
- Он слишком холоден и расчётлив для этого и не позволит чувствам портить всю игру.
- Он и не позволяет. Нафертум действует из-под тишка, за спиной. Он же не знает, что мы – друзья! Знаешь, Аменемхет, при таком своём поведении, подобно этому, через несколько лет ты не будешь знать себе равных, и никакой Нафертум не будет страшен. Скорее всего, министр это понимает и заранее желает себя обезопасить. Но учти, ты добьёшься власти только при Мептухотепе – да будет он вечно молод! Остальные тебе просто не дадут ни пить, ни есть, ни жить! Почувствуешь ты вкус смерти! Поэтому ты просто обязан защитить фараона – да будет он вечно здрав, - от заговоров! Это твой единственный шанс. Боги верят в тебя!
- Я постараюсь оправдать их веру, и твою. Ну, теперь мне пора. Сам Амон – Ра зовёт меня!
Аменемхет встал с огромного сундука и направился к двери. Послышался легкий шорох. Кто-то отходил от двери.
Едва Аменемхет ушёл из покоев Птахонепета, военачальник позвал своего слугу – негра.
- Приведи ко мне Дахну!
Негр тотчас отправился исполнять приказ хозяина. А Птахонепет подошёл к блюду с финиками и гранатами и не спеша принялся есть, запивая фрукты свежей водой. Военачальник не любил ничего есть, кроме фруктов, что вызывало немало кривотолков и непонимания. Обычно, вельможи такого ранга, как Птахонепет, любили себя побаловать всякими вкусностями, как например, жареные гуси, икра, восточная халва…Но, в отличие от них, Птахонепет, любил только пищу, данную Амоном, т.е. самую простую, но вкусную.
Скрипнула дверь. Птахонепет улыбнулся и от радости хлопнул в ладоши: пришёл Дахну. Негр улыбнулся и проговорил хрипловатым голосом:
- Ты приказал мне прийти, и я здесь, о милостивый господин! – высокий негр с чёрными курчавыми волосами и мужественным взглядом приковывал к себе внимание.
- Дахну, как я по тебе соскучился. А ты всё так же красив, воистину тебя надо осыпать лотосом! – рассмеялся Птахонепет и сказал:
- Ты не хочешь отведать дары, которые даёт нам земля, и Сигор?
- Для меня это великая честь! – негр был очень голоден. С самого утра он ничего не ел. Приводил себя в порядок перед свиданием с Птахонепетом.
- Тогда садись, о возлюбленный мой! – Птахонепет подождал, пока негр закончит с финиками и гранатами, потом спросил:
- Ты скучал по мне?
- Конечно! – поспешил его заверить Дахну.
- Тогда иди ко мне, - прошептал Птахонепет и обнял его за плечи, запечатлев на губах негра долгий поцелуй. Дахну обнял вельможу за плечи и лёг на огромное ложе.

Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - восседал в тронном зале. Тронный зал Владыки Обеих Земель был воистину прекрасен. Как и красота распускающегося лотоса, дворец изо дня в день делался лишь прелестней. Высокие белые колонны, поддержавающие расписной потолок, покрылись золотыми рельефами. Пол был выложен досками из благовонного тёмного дерева тешеп, источавшего тёрпкий смолистый аромат. На узорчатых стенах в серебряных подставниках полыхали ярко горевшие факелы, окрашивая помещение в золотистые тона.
Золотая с алмазами корона с уреем наклонилась назад, карие, подкрашенные чёрной краской глаза повелителя были обращены ввысь – знак того, что царь глубоко о чём-то задумался. Писец, стоявший справа от царя, исправно записывал слова Мептухотепа и бедняка, что целовал след ноги фараона – да продлят боги дни его жизни. Перед повелителем – да будет он жив, невредим и здрав, - на коленях стоял какой – то человек, в грязной рваной одежде, по-видимому, крестьянин. Он пришёл выложить царю свою просьбу об оставлении в живых своего друга, которого несправедливо обвинили в убийстве одного номарха Гераклеопольского нома.
- О великий мой повелитель, царь девяти народов, пожалуйста, пусть ухо и сердце твоё внемлют словам моим. Свет солнца, выслушай меня! Да не будет стонов в твоих чертогах и да не постигнет тебя несчастье. Да не испытаешь ты неудачи в своих делах и не унесёт тебя течение, когда ты будешь переплывать через Сигор! Дозволь возглашать имя твоё, как закон, о добрый господин! Фараон не знающий спеси, побеждающий ложь и творящий правду…Отец нищему, муж вдове, кров не имеющего его. Снизойди к словам из уст моих. Выслушай и учини справедливость, благороднейший из благородных!
- Говори скорее! – не вытерпел Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав.
- Один из твоих слуг, я не знаю, какое имя ему дал отец, оклеветал моего друга Сети перед высшими людьми. И они решили сами творить справедливость. Они задумали четвертовать моего друга, хотя он ни в чём не виновен! Помоги, о господин!
- Из – за чего его оклеветали?
- Сказали, что он отравил номарха Гераклеопольского нома – великого Селимаха! Но он ни при чём! Сам Амон видел, что мой верный друг Сети, ни в чём не виноват! Помоги, великий, оставь его в живых! Не отправляй в Аменту!
- Амон – Ра убеждает меня в благосклонности к тебе. Но почему ты ворвался ко мне во дворец мимо стражи, не спросив даже разрешения слуг войти?
- О благороднейший из благородных! Кто бы пустил меня к тебе, столь далёкому? Неужели кто – то бы захотел, чтобы грязный крестьянин пришёл к тебе, о солнце?
- Ты прошёл сквозь стражу? – вяло поинтересовался фараон – да будет он жив, невредим и здрав.
- А как иначе я мог предстать пред твоими светлыми очами? Да, я прошёл сквозь стражу, не обвини в этом.
- И как могла стража пропустить тебя?
- Я опоил их, - признался глупый крестьянин. Фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - не знал, что и сказать. Нафертум тотчас же произнёс:
- Прости, господин мой за подобное происшествие. Больше этого не повторится. Негоже страже пропускать всяких грязных крестьян, чтобы они предстали пред твоим светлым ликом. Стража будет наказана.
- Да, стражу давно пора наказать, - устало произнёс фараон – да будет он жив во веки веков. – А этого нищего уведите и повесьте. Негоже царю заниматься пободными пустяками.
С этими словами Мептухопет – да будет он жив, невредим и здрав, - отвернулся и больше уже не обращал внимания на крестьянина. Нафертум подал тайный знак: пришли два финикийца и увели бедняка на виселицу.
- О царь, утверждающий истину, которой алчут люди, для тебя звучил арфа, тебе рукоплещут, юноши и дети твои радуются тебе и достойно воздают тебе, о ты, дающий жизнь сердцам беременных, любящий бесконечно стада свои, когда вступаешь ты в город, торжествует владелец прекрасных вещей, бедняк говорит: «О, если бы у меня был лотос!» О царь, не знающий спеси и творящий правду! Позволь мне поговорить с тобой!– сказал вкрадчивым голосом Нафертум.
- Оставь меня, - уставшим голосом проговорил царь.
- Хорошо, о повелитель, - Нафертум знал, когда нужно отступить, он поклонился и вышел из покоев Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - забыв встать на колени и поцеловать царское одеяние. Но царь этого и не заметил. Погружённый в тяжёлые думы, он просто желал, чтобы никто его не тревожил, даже не находился в этой комнате. Владыка Обеих Земель никак не мог оторваться от своих грустных тяжёлых мыслей. Он прекрасно понимал, что скоро, очень скоро его буквально «сбросят» с трона. И ничего не мог с этим поделать. Мептухопет – в прошлом могущественный повелитель, стал марионеткой в руках главного министра и вазиров. Гордость не позволяла фараону – да будет он жив, невредим и здрав, - вслух произносить слово «марионетка», однако в душе он всё прекрасно понимал. Но иначе он не мог поступать. Его просто загнали в угол. Сам Амон – Ра отвернулся от него. Все приближённые служат ему только до той поры, пока царь ещё в состоянии наказывать и править, но очень скоро его сместят и…Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - даже не хотел об этом думать. В этот момент он страстно захотел оказаться рядом со святыням Кеми в Карнаке, чтобы они послали его сердцу ответ на все эти несчастья. Едва Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - хотел встать и уйти в свою комнату, слуга доложил о прибытии Аменемхета. Фараон сильно устал, так устал от всей своей жалкой жизни, что даже не мог сопротивляться. Глубоко вздохнув, Владыка Одеих Земель сел обратно на трон и приготовился слушать.
- Привет тебе, первый среди нас, самый могущественный правитель на земле…
- Хватит приветствий, Аменемхет. Говори, что привело тебя сюда?
- Как мне доложили, ты хочешь отправить меня на войну.
- Не я один принял это решение. Его обсудили и приняли Нафертум, Птахонепет, Хемхелихер, Менкау – Ра и ещё двое – трое других лиц. А тебя это не радует?
- Конечно, радует. Для меня великая честь, что я отправлюсь на войну с Сирией. Просто я хочу узнать, сколько войнов ты, о всесильный царь, готов дать для похода.
- А сколько тебе надо?
- Сотни две – три.
- Не много ли? Я могу дать тебе лишь пятьдесят человек. К тому же твоё собственное войско достаточно большое.
- А колесниц?
- Колесниц около десяти.
- Но этого слишком мало! – возмутился вазир.
- Достаточно твоего опыта в военных делах, чтобы наказать врагов. А колесницы и войны требуются Нафертуму, чтобы защитить западные границы Кеми от набегов хеттов.
- Хорошо. Я всё сделаю, лишь бы победить Сирию! – воскликнул Аменемхет, в тайне совсем недовольный тем, что Нафертум приказывает, а не царь. И даже самому Аменемхету приходится подчиняться.
- Я премного благодарен тебе, Аменемхет за твои слова, за ними всегда следуют мужественные поступки. Ты хоть немного продвинулся в расследовании убийств моих сыновей?
- Пока я не могу ничего определённого сказать, - уклончиво сказал Аменемхет, на ходу придумывая, как бы помягче выдать то, что его шпионы и доносчики ничего ценного не принесли. – Я уже выяснил, что за всеми этими несчастьями стоит один человек, который находится во дворце. Больше пока ничего узнать не удалось.
- Но я это и так знал! – недовольно воскликнул фараон – да будет он жив, невредим и здрав. – И это всё?
- К сожалению…Но мы продолжаем работать!
- Ладно, иди, я хочу побыть один. Да, кстати, Аменемхет, скажи, наше египетское войско действительно так хорошо, как мне передали?
- Да, повелитель. Не желаешь на него посмотреть, о всесильный мой повелитель?
- Пока нет. А куда ты сейчас направляешься? Случайно не обучать солдат?
- Ты как всегда прав, мой повелитель!
- Тогда я спокоен за нашу победу, - улыбнулся фараон – да будет он жив, невредим и здрав. Аменемхет попрощался и быстро вышел из покоев царя, оставив его наедине со своими печалями. Вазир догадывался, что тревожит царя, но как он мог помочь фараону? Тем более что Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - всё правильно понимал. Недолго ему осталось править.
Но не обучать войнов отправился Аменемхет, который занимался этим делом по утрам, а в спальню царицы Фламон – Хешет, четвёртой жены повелителя Египта. Она его уже ждала, сильно соскучившись после встречи в храме.
Когда Аменемхет подошёл к её спальне и заглянул туда, то увидел, что царица сидела перед зеркалом и осторожно расплетала косы из своих длинных блестящих чёрных волосах. До чего же прелестна была царица Фламон – Хешет! Как лотос, такая же свежая. Фламон – Хешет очень заботилась о себе и всячески старалась выглядеть как можно более красивой и ухоженной. Она хорошо знала, что вся её сила не только в том, что она – жена фараона – да будет он жив, невредим и здрав, - но и в воистину необыкновенной редкой красоте. Гордые черты лица указывали высокое происхождение, а фигура просто приковывала к себе внимание. Многие заглядывались на жену Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - но она была недоступна, словно звезда в тёмном небе. При появлении Аменемхета царица улыбнулась краешком губ, но не отвела взгляда своих серых больших глаз от зеркала.
- О ты, шагающая так широко, сеющая смарагды, малахит и бирюзу, словно звёзды! Когда цветёшь ты, цвету и я, цвету, подобно живому растению! О несравненная Фламон – Хешет, ты послала за мной и я здесь!
- Я так рада! – воскликнула Фламон – Хешет, вставая с сундука возле зеркала. Она подошла к Аменемхету, поцеловала его. Четвёртая жена фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - не могла не заметить, как красив Аменемхет в своём золотистом плаще и тунике из тёмной, плотной ткани, облегающей его талию и расширяющейся к низу.
Красивая царица легко скинула с себя одежду и обвила руками шею вазира. Он захотел её и уже начал раздеваться, но Фламон – Хешет сделала вид, что ничего не понимает. Она побежала от вазира и запрыгнула на кровать. А Аменемхету понравилось, что царица захотела поиграть. Он сделал вид, что разозлился, схватил Фламон - Хешет и опрокинул на спину. Вельможа лизал ей грудь и так целовал царицу, что на её теле оставались следы. Фламон – Хешет кричала, это было нечто.
- Мой супруг ни о чём не догадывается? – спросила Фламон – Хешет хриплым голосом, когда они лежали на полу.
- Нет, царица. А когда ты его видела последний раз?
- Неделю назад. А что?
- Просто думаю. Фламон – Хешет, скажи мне, Ахманихате никогда не рожала мальчиков?
- Нет. Она произвела на свет только дочерей. Объясни, наконец – то, в чём дело? – не вытерпела царица.
- Ты же знаешь, Фламон – Хешет, прекраснейшая царица, что Ахманихате должна родить сына, человека царственной крови, который достойно сможет править Египтом. Если на трон взойдёт человек, не царственной крови, рождённый от других жен или наложниц, то это будет не царствие «свыше», этого фараона боги не благословлят.
- Но Амон – Ра всегда посылает первой жене девочек. И что же ей придётся делать, чтобы родить достойного продолжателя династии?
- Ахманихате придётся, если она боится гнева владыки, любой ценой родить сына…
- Неужели ты хочешь сказать, что она возьмёт себе в любовники любого мужчину, лишь бы он имел сходство с царём?
- Да, ты, как всегда права, Фламон – Хешет. Но поскольку рабы, которые окружают Ахманихате, - евнухи, ей придётся немного потрудится, чтобы найти такого мужчину.
- Когда ты вновь предстанешь передо мной? – ласково спросила царица.
- Давай встретимся опять в храме, - предложил Аменемхет. – Я поеду утром туда молиться, чтобы Амон – Ра благословил меня на борьбу с Ливией.
- Хорошо, Аменемхет, я тоже приеду туда утром. Жди меня. А сейчас тебе пора. Нас не должны видеть или меня убьют!
- Я знаю. Прощай, возлюбленная моя!
Аменемхет быстро оделся и вышел из покоев царицы Фламон – Хешет. А четвёртая жена фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - так и осталась в комнате, раздумывая, как укрепить своё и без того шаткое положение. Она много чего боялась, ведь сама не обладала столь большой властью, как остальные жёны и вазиры во дворце. Да и Аменемхет имеет полный дворец врагов и завистников. На кого она могла рассчитывать? Только на себя, на Аменемхета. Но, всё – таки, она боялась полностью опереться на вазира. Ведь лишь Амон ведает, что творится в сердцах тех, кто близок к нам! И как бы он не доказывал свою честность, царица слишком много интриг повидала за время своей жизни во дворце, чтобы полностью вручить себя в чьи – то руки. Каждый раз, когда кто – то делал Фламон – Хешет добро, у неё в сердце невольно возникал вопрос. Зачем? Неужели от чистого сердца? Или этому человеку что – то надо? А может он хочет заслужить доверие, подружиться, чтобы использовать это в своих корыстных целях? Царица прекрасно знала, что в такой непростой период, как во время правления её супруга, легко можно получить «кинжал в спину» как от врага, так и от близкого человека. Фламон – Хешет понимала, что от Аменемхета трудно такого ожидать, но…В лицо вазиру она на такое даже не намекала: последствия могут быть малоприятными. К тому же, сам Аменемхет был честен с царицей, как ни с кем другим. И всё равно под его заботой и вниманием, сердце её начинало таять.
Фламон – Хешет так и не удалось подружиться ни с одной женой фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Она всегда сталкивалась с неприкрытой завистью и ревностью, в то время как Ахманихате, Ленхат и Нефретари сплотились воедино и стали сестрами, но почему – то невзлюбили четвёртую жену. Они не могли понять, почему Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - из бесчисленного числа девушек выбрал именно Фламон – Хешет, хотя можно было выбрать особу не менее привлекательную и с более спокойным и покладистым характером, которая, как они считали, не станет кичиться своим умом перед другими. Но Фламон – Хешет нисколько не переживала на этот счёт. Сам Амон – Ра избавил её от таких завистливых «сестёр». Девушке хватало общества Аменемхета, своей любимой служанки Ксу и евнуха Фиби, которые были довольно образованными для своего социального уровня и не пытались через свою госпожу получить для себя какую – то выгоду и пользу.
Неожиданно раздался слабый шорох, лёгкое поскрипывание. Что это может быть? Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошла Ксу. Она не ожидала увидеть такого беспорядка, разные, невероятные мысли проносились в голове служанки. Что здесь произошло? Неужели ограбили? Убили кого? А почему снаружи нет стражи? Тут служанка увидела, как с пола поднимается совершенно голая Фламон – Хешет и бросилась помогать хозяйке.
- О, добрая госпожа! – осыпала служанка царицу грудой вопросов. - Что же такое случилось? Тебя кто – то обидел?
- О Ксу! Ты не даёшь мне сказать.
- О прости меня, добрая госпожа! Не хотела!
- Ко мне приходил фараон – да будет он вечно молод, - тихо проговорила Фламон – Хешет. Ксу побледнела и бросилась к хозяйке.
- О госпожа! Я помогу тебе! – взволнованно сказала Ксу.
- Не надо, Ксу, я сама прекрасно о себе позобочусь. Только дай мне новую одежду, старая мне не нравится.
- Сейчас, добрая госпожа! – и Ксу открыла огромный сундук, стоящий около зеркала. А царица тем временем поправила своё ложе, поставила на место кувшины с цветами, которые Аменемхет нечаянно скинул со стола. Фламон – Хешет спрятала улыбку, не желая, чтобы Ксу увидела её радость. Царица хотя и испытывалв симпатию к своим слугам, но предпочитала разговаривать с ними на нейтральные темы.
- Сам Амон – Ра послал тебе такого мужа, нашего повелителя – первого среди нас! – воскликнула Ксу.
- Сама порой думаю, что я сплю, - тихо сказала Фламон – Хешет.
- Прекрасная госпожа, - Ксу вскинула на царицу свои тёплые карие глаза, - не желаешь ли принять ванну, а может желаешь трапезничать, или сделать тебе массаж? Говори, великая царица, я всё исполню.
- Приготовь ванну, Ксу, и можешь идти, - проговорила Фламон – Хешет. Служанка явно разачаровалась, ей так хотелось поухаживать за своей любимой хозяйкой, что её тёплые карие глаза наполнились слезами. Царице стало немного не по себе, что обидела столь старого человека. Она взяла морщинистую руку Ксу в свою ладонь и тихо прошептала:
- Не переживай, Ксу! Я скоро тебя позову, а сейчас моё сердце желает покоя и одиночества! Ты же знаешь, иногда я сама не своя.
- Хорошо, добрая госпожа, - проговорила служанка и медленно вышла из покоев царицы. А Фламон – Хешет совсем не хотела принимать ванну с целебными травами, которые Ксу специально покупала на базаре. Сердце египтянки просто желало побыть в тишине и подумать. Но тут снова пришла Ксу, неся на голове огромный кувшин с водой, предусмотрительно заготовленной для хозяйки в специальной комнате. Вылив зеленоватую от отвара трав воду в серебряную ванну, Ксу снова исчезла в дверном проёме, унося с собой запах лаванды и мирта. Фламон – Хешет подошла в большому окну, завешанному светло – голубым куском шёлка, который красиво колыхался при слабом дуновении ветерка. Откинув занавесь, царица устремила свой взор на синетую гладь реки. На безбрежном водном пространстве бежали слабенькие волны. Свежий сырой воздух приятно освежал лицо. Крупные речные камни, там и сям раскиданные по берегу, выделялись на светло – жёлтом песчаном фоне яркими пятнами. Сухая их поверхность не могла дождаться долгожданной влади, которая пропитает их с приливом, и трескались от невыносимого зноя. Скоро, скоро, вместе с ночью придёт вода и охладит иссохшие от жары камни.
Вечерело. По ровному, светло – голубоватому фону неба бежали клокастые облака. Длинными тенями плыми они на запад, заслоняя светлое небо. Постепенно небо темнело, воздух становился свежее и прохладнее, а где – то там, далеко – далеко яркими огнями полыхало заверо заката. Красновато – золотистые отблески бросало оно на небо, рассеивая всем своим существованием ночь. Закат яростно освещал тёмное небо, которое уже, под его влиянием, походило на море. Тёмная глубина неба становилась немного светлее, стала синеватой. Чуть позже бездонная его глубина сделалась тёмной, почти фиолетовой. Но, как извечно Сет побеждает Осириса, день вновь отступает под жестким, как само время, натиском тёмного чудовища. Ночь вступает в свои права, заявляя о себе мигом вспыхнувшими огоньками звёзд. Миллиарды птиц Ка взмыли ввысь, наблюдая за своими потомками, которые, порою, бывают не так благочестивы, как хотелось бы…Едва вспыхнул жемчуг звёзд, выплыла на своё законное место и луна. Бледный её круг слегка освещал ночное небо, делая его чуть менее тёмным и зловещим. Внезапно где – то в зарослях тростника пронзительно закричала египетская цапля. Изящная птица, видимо, извещала своим криком птенцов о своём прибытии. А может быть, её просто поймал какой – нибудь хищник. С наступлением ещё более тёмной половины ночи громко заявили о себе целые стаи лягушек, собравшихся в это время на свои особые сборища. В глубокой непроглядной тьме явственно послышался нежный шелест волн. Синевато – зелёная от всевозможных рачков и водорослей вода медленно настигала крупный сероватый песок. Много, очень много мелких рыбёшек и земноводных полакомились ночью на берегу, застланному водой, куда в дневное время не проникало ни капли влаги.
Тёмные очертания деревьев и кустарников на берегам Сигора чуть скрывали реку, походившую ночью на огромное серебряное чудовище, которое беспрерывно куда – то спешило и всё время находилось в движении. Словно жестяная чешуя, мелкие волны то ошетинивались, то становились обманчиво – гладкими, почти невидимыми…

Фивы, 2057 г. до н.э.
Аменемхет отдыхал примерно полдня. Именно столько времени ему понадобилась, чтобы немного прийти в себя. Правда, у него по – прежнему ужасающе болела спина и голова. Казалось, мелкие острые песчинки до сих пор впиваются в разодранную кожу. Да и нервы давали себя знать. Удивительно, как ребёнок вообще смог столько работать при такой плохой пище. Аменемхет прекрасно понимал, что ещё недостаточно отдохнул, но нервное возбуждение давало о себе знать. Мальчику хотелось куда – нибудь пойти, что – нибудь сделать, заняться чем угодно, лишь бы не сидеть без дела. Он долго методично обдумывал, как спастись из плена от этого отвратительного Шеши. Что сделать? И убить его нельзя, и сбежать – не выход. Шеши должен сам освободить его от рабства. Но он этого определённо не сделает. Значит, надо его заставить. Но как? Под страхом смерти? Боги никогда не простят Аменемхета, ведь негоже рабу поднимать руку на своего господина. Правда, пришлось Аменемхету признать, негоже и господину так избивать раба. И негоже рабу сбегать от своего хозяина, как сделал он, Аменемхет. Так что он определённо согрешил, так может, действовать на свой страх и риск дальше? Всё равно он заслужил уже проклятие богов. Но, всё – таки…Может, Амон – Ра смилостивится к Аменемхету? Ведь он не мог поступить иначе!
Но внезапно мальчику пришла в голову потрясающая идея. Не надо ни от кого сбегать и ни кого убивать. Это страшный грех. Надо лишь немного пошантажировать старика. Узнать что – нибудь такое, которое он не захочет, чтобы знали другие люди. Но что это может быть? И тут Аменемхет понял: Шеши близкий друг Махтана, который что – то спрашивал о сыне фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - и его царственной жены Ленхат. И Шеши что – то об этом знает. Только вот что? И Аменемхет решил попытаться это выяснить.
Мальчик ещё несколько часов полежал в тени под финиковыми пальмами и отправился к своему хозяину Шеши, точнее к его хижине, потому что её хозяин отправился встречать вмести с остальными людьми своего великого царя. Ждать пришлось недолго. Великий правитель Египта – да будет он жив, невредим и здрав, - приплывал на своей огромной ладье в Фивы из Мемфиса. Сопровождал его, великого, весь двор, знатные, почтенные люди и друзья фараона. Ладья плыла дальше по каналу к дворцу правителя в Фивах. Шеши будет встречать царя в пригороде, где он и жил. А сама церемония встречи фараона не должна занять слишком много времени. Ведь старику надобно лишь кинуть цветы к проплывающей мимо ладье, желательно на её корму под ноги повелителя Обеих Земель. Так рассчитывал юный Аменемхет. Так всё и получилось.
Аменемхет довольно скоро предстал перед очами своего достопочтимейшего хозяина, приняв на себя всю вину, за которую его «заслуженно» наказал старик.
- О господин! – Аменемхет пал в ноги своему хозяину. – Прости меня, недостойного! Опьянила моё сердце жажда! Прости!
- Хорошо, «живой убитый». Так и быть, - смилостивился старик, победоносно сверкнув глазами. – Но учти – краток миг блаженства, за него всегда следует расправа!
- Я учту, господин!
- А теперь иди и работай до вечера. Сделай пшеничные лепёшки, как я люблю с хрустящей корочкой, подои козу, вымой чертоги мои, выкинь мусор. Всё, как обычно. Но знай – за свои злодеяния, ты сегодня не получишь пищу, которая уготована лишь благочестивым.
Аменемхет ощутил, как в груди волнами поднимается такое знакомое чувство, имя которому – ненависть. Щеки мальчика вспыхнули от ярости, он сжал кулаки. Бессильный! Шеши всё это заметил и довольно усмехнулся. Пора недостойному показать всю силу его гнева и гнева богов.
- Ты всё понял, шакал? – поинтересовался Шеши.
- Да, господин, - прошептал мальчик.
- Тогда почему не выполняешь?! – закричал Шеши. - Опять хочешь отведать моего хлыста, шакал?
- Нет, мой господин, - тихо сказал Аменемхет.
- Тогда убирайся с глаз, шакал, - презрительно проговорил Шеши.
Аменемхет не стал ждать, пока тяжёлая плётка опустится на его грешную голову и быстро скрылся в глиняной хижине старика. Его спина продолжала сильно болеть, несколько ранок открылось, тёмная кровь быстро побежала вдоль позвоночника мальчика. Но мальчик не замечал всего этого. Он погрузился в работу, перемывая хижину, делая пшеничные лепёшки, подметая земляной пол, сплошь усеянный циновками. Никто не смог бы упрекнуть его в безделии и отлынивании от работы, даже самой неприятной и грязной!
Однажды Аменемхет наклонился подобрать с пола упавший глиняный горшок для зёрен и на его руку капнула кровь. Алые её капли постепенно собирались в небольшую лужицу, наполняя застывшую ладонь Аменемхета. Плечи его опустились, мальчик сел на камень, заменяющий стол.
- Я убью тебя, убью, - как заклинание повторял он. – Ты за всё ответишь, за всё! Боги не допустят несправедливости! Да потонешь ты, недостойный, когда будешь переплывать через Сигор!
Мальчик в ярости ударил кулаком по камню. Тут в хижину зашёл Шеши, утомлённый тяжёлой физической работой.
- Почему ты бездельничаешь? – потребовал старик немедленного ответа. – Мало я тебя наказывал?
- Нет, господин, - прошептал мальчик и принялся перетирать твёрдые зёрна пшеницы в муку на специальном плоском камне. Занятие это, к слову сказать, не из лёгких. Долгое времяпрепровождение за этим занятием подобно ударам хлыста. Такое же тяжёлое и сотворяющее боль. Отекают руки и ноги, спина начинает болеть, а глаза от монотонной работы сильно устают и теряют зрение.
- Посмотрю я, не зря ли тебя кормлю, - раздался вкрадчивый голос Шеши. Старик устроился на циновке, хрустя только что купленной ячменной лепёшкой и запивая её козьим молоком. Он явно хотел досадить своему рабу тем, что, как он считал, Аменемхет голоден до потери сознания. Чтож, опять всевидящий Амон – Ра послал ему ошибку.
- Ты слишком медлителен, - с насмешкой константировал старик. - Не люблю я, когда ты попросту портишь мой продукты и ешь даром мой хлеб. Негоже это!
Аменемхет предпочёл промолчать в ответ. А что бы он смог сказать стурику? Он ведь нечистый, раб.
- Почему ты меня не слушаешь? – издевательски спросил дед.
- Мое сердце внимает каждому слову, произнесённому тобой! – яростно поспешил заверить старика мальчик.
- И ты думаешь, я поверю этой чепухе? – удивился Шеши.
- Правда исходит из моих уст!
- Как красиво мы говорим, - покачал головой Шеши. – Только тебе это не поможет. Делай так, как я говорю!
Аменемхет снова промолчал. Слёзы давили его грудь, злоба на старика была воистину сильным монстром, готовящимся вырваться на свободу.
- Я не понимаю тебя, раб, - продолжал Шеши. – Неужели сердце твоё не слышит слов моих?
- Слышит, я и отвечаю, когда могу, - Аменемхет покраснел от ярости.
- Ну ты и мразь! - Шеши плюнул в лицо Аменемхета и отвернулся к глиняной стене. Вскоре послышался громкий храп рабовладельца. Аменемхет оставил недомолотые зёрна пшеницы, подошёл к своему хозяину, посмотрел тому в лицо.
- Сам ты – мразь, - пробормотал он. Тут сердце ребёнка охватило огромное желание взять камень и раздробить голову того, кто недостоин своими нечестивыми стопами ходить по земле.
- Нет, нельзя, - процедил сквозь зубы Аменемхет. – Как я потом выберусь? Меня сожгут или отправят на каменоломни. И непонятно ещё, что лучще.
Мальчик с удвоенной энергией продолжил перемалывать зёрна. Всё – таки, если он побыстрее с этим закончит, то появится свободное время хоть немного преклонить свою голову ко сну. Но недолго такие мысли согревали Аменемхета.
Послышалось прерывистое сопение, старик беспокойно заворочался.
- Да обрушит бурю наш светлый Амон на головы тех, кто может издеваться над слабыми! – проговорил про себя Аменемхет. Мальчик методично продолжал перемалывать зёрна, изредка поглядывая на старика, который вновь громко захрапел.
Слыбые тонкие лучи солнца проникали сквозь решётчатую крышу хижины, наполняя её рассеянным светом, который чуть – чуть развеивал мрак. Мальчик изредка любовался тонкими струями света. Ему казалось, что сам Амон вдохнул в свои необъёмные лёгкие воздух и с силой вытолкнул его обратно, мгновенно превращая в прямые длинные полоски, пронизывающие всю землю. И одна из полос попала в хижину Шеши, который сладко спал на густых травяных циновках. Свет был редким и пронизывающим, попадал, казалось, в самую суть проблемы, освещая саму грусть и отчаяние, даря и свет, и жизнь, и кров, и пишу.
Но тут вновь послышалось какое – то кряхтение и кашель. Его хозяин просыпался. Аменемхет давно уже заметил, что в последнее время Шеши стал плохо себя чувствовать, часто и мало спал, много пил холодной воды, жаловался на усталось и головную боль. Как – то раз старик сказал ему:
- На меня воззрилась смерть и теперь меня не отпустит. Осирис давно уже ждёт меня!
И мальчик от всего сердца желал, чтобы это было правдой. Так и сейчас, глядя на невысказанные страдания старика, Аменемхет невольно вспомнил те его слова.
- Ну, что, - недовольным голосом спросил старик, - от всего сердца ждёшь моей смерти?
- Нет, господин!
- Не лги, шакал! – визгливым голосом закричал Шеши. – Ты гнусно обманываешь!
- Нет, господин.
- Ты заслужишь ещё одного избиения хлыстами, - пообещал Шеши. – Почему не смолол всю муку? Кого ты ждёшь?!
- Я не успел, хозяин.
- Ты не успел!? – взвизгнул старик. – А я говорил тебе, что ты слишком медлителен? Ты разве не слышал?
- Слышал, мой господин.
- Пошёл вон из моего дома! – приказал старик. – Собакам не место возле хозяина, который их слишком много кормит. То кость, то хлеб. Убирайся! С этого дня ты будешь жить на улице, как и полагает собакам!
Аменемхет повернулся, чтобы уйти, однако Шеши остановил его.
- Вот, возьми, - мягкий говор старика не обманул Аменемхета. В руках его хозяина была серебряная цепочка, назначение которой мальчик вмиг разгадал.
- Привяжи себя к крюку около моих чертог! Убирайся!
Аменемхет, скрепя сердце, вышел из хижины, повторяя про себя слова молитвы, которым его научил отец:
- О усех – немтут! О Хепет – Седежет! О Денджу! О Акшут! О Нехехау! О Рути! О Иртием – дес, О Неби! О Сет – Кесу! О Уди – Несер! О Керти! О Хеджи – ибеху! О Унем – сенф! О Унем – бесеку! О Владыка Истины! Да не сотворят руки мои нечестивое! Да буду я чист перед Осирисом в Аменту, когда наступит час страшного суда!
Мальчик быстро нашёл деревянный крюк, глубоко вбитый в землю, около хижины. Долго, очень долго он себя привязывал к позорному свидетельству его рабства, которым, без сомнения, Шеши хотел ещё больше его унизить.
Не прошло и нескольких мгновений, как к Аменемхету вновь явился его мучитель.
- Без сомнения, ты рад, что вновь отлыниваешь от работы!
- Нет, господин! Я только выполняю твой приказ!
- Гнусный шакал! Убирайся отсюда, возврашайся в мою хижину.
- Хорошо, мой господин, - и Аменемхет быстро вошёл в хижину старика.
- Ну, теперь мы посмотрим, как хорошо ты выполняешь мои приказы, - усмехнулся Шеши и двинулся вслед за мальчиком.
- Теперь выпекай на огне лепёшки, - приказал старик.
- Но я их только что сделал!
- А подобает ли рабу осуждать приказы хозяина? Быстро делай!
Аменемхет сразу же принялся за работу. Сначала он хотел замесить тесто, но не получилось. Шеши бросил горшок с мукой на циновки.
- Как же ты неаккуратен! – покачал он головой.
- Но я ничего не уронил! – воскликнул ребёнок. Слёзы давили ему горло.
- Как это так? Не могут мои глаза так гнусно меня обманывать!
- Не клеватай на меня! – со злостью проговорил Аменемхет.
- Не смей на меня повышать голос, живой убитый! – прошептал Шеши.
- Если вы ещё раз посмеете надо мной издеваться, то я всё расскажу нашему великому фараону – да будет он молод во веки веков!
- И что же ты ему расскажешь? – удивлённым голосом спросил старик. – Нехороший хозяин отшлёпал бедного мальчика?
- Я скажу ему, что ты что – то знаешь об убийстве сына повелителя Обеих Земель и царственной его жены Ленхат!
Шеши на мгновение побледнел. Да, видно сами боги насмехаются над ним, посылая всё время неугомонных рабов!
- И кто поверит тебе, мерзкий шакал?
- Я добьюсь справедливости, глупый старик, - с яростью прошептал Аменемхет. – Ты за всё ответишь, шакал. Да проглотил тебя земля, да высосут змеи всю твою кровь! Ненавижу тебя!
- Не верю ушам своим, - сказал поражённый Шеши. – Как может недостойный говорить столь нечестивое благородному? Кто дал тебе такое право?
Затем старик прошептал:
- Я убью тебя.
Да, теперь понятно, почему прошлый раб Шеши прожил так мало!
- Неси сюда плётки, - приказал Шеши. Глупому старику и в голову не приходило, что его не будет слушаться раб. Аменемхет не смог стерпеть такого унижения. Всё восставало в нём против этого. Мальчиком овладели чувства, а не разум. Хотя кто знает, может, он поступил правильно?
Аменемхет взял с земляного пола огромный кувшин с молоком и повернулся к старику. Шеши ни о чём не подозревал. Он устроился на густой травяной циновке, пободрав под себя ноги и не спеша набивал толстую глиняную курительную трубку. А Аменемхет с размаху разбил кувшин о лысую голову старика. Ярость придавала ему невиданные силы. Старик вздрогнул, кашлянул и без чувств рухнул на пол. Ярко – красная кровь хлынула из зияющей раны на лбу.
- Собаке собачья смерть, - презрительно сказал Аменемхет и плюнул ещё в тёплое тело Шеши. Кровь у старика на голове лилась всё больше и сильнее. Вот уже полчерепа вымазано красными полосками.
Аменемхет не знал, что делать. К родным идти нельзя, все знают, что он – раб. А если узнают, что он сбежал, повесят всю семью. А куда тогда идти? Вдруг где – то снаруди послышались голоса людей и крики ослов. Аменемхет высунулся из хижины, увидел двух пожилых арабов, которые ехали на ослах. Они показались мальчику смутно знакомыми…
- Позови Шеши, - обратился один из наездников к Аменемхету. – Скажи, что пора уплачивать налоги.
И тут мальчик понял, кто эти двое. Это были Хенес и Херкаф, сборщики налогов.
- Ну, что ты стоишь? – закричал Хенес. – Зови Шеши!
- А Шеши сказал, что отдаст меня, как налог! – сказал Аменемхет. Мальчик знал, что лучше уйти со сборщиками налогов, чем узнают, что он убил старика Шеши.
- Ты уверен? – с сомнением спросил Херкаф.
- Шеши никогда не отдавал в налог своих рабов, - проговорил Хенес подозрительно глядя на мальчика.
- Но Шеши ушёл сегодня на базар, заранее предупредив меня, что отдаст, как налог! – Аменемхет сделал вид, что недоволен тем, что ему не верят.
- Мы подождём нашего старого друга, - сказал Хенес.
- Долго же вам придётся его ждать, - покачал головой Аменемхет.
- А что такое? – смутился Хенес.
- Понимаете…Он говорил, что ещё зайдёт в гости к Махтану, - Аменемхет боялся запутаться в собственной лжи.
- Ну, хорошо, пошли с нами, - сказал Херкаф.
- Иди сюда, - приказал Хенес мальчику и завязал на его тонкой шейке прочную верёвку. Вскоре они двинулись в путь, который, как понял мальчик был неблизкий – в самое сердце Фив.
На въезде в этот город – крепость, они увидели старика, ехавшего на двугорбом верблюде. По одежде Херкаф предложил, что это странник, богомолец, или бедуин. Старик был одет в черный балахон и деревянные с кожаными ремешками сандалии. Он молча приблизился к путникам и спросил громким голосом:
- Приветствую вас, путники, ведомые Амон - Ра!
Сборщики податей остановились, они сразу поняли по голосу и выражению лица, спокойному и величавому, что перед ними жрец, причём не обычный жрец, а возможно, какой-нибудь верховный или кто-нибудь ещё в этом роде. Херкаф и Хенес вежливо поздоровались:
-Привет тебе, о святейший! Да продлят боги дни твоей жизни!
И тогда маленький мальчик, только что купленный раб, тоненьким голоском проговорил фразу, однажды слышанную в доме Махтана:
-Привет тебе, о великий и благородный!
Жрец удивленно посмотрел на Аменемхета, ведь рабам не пристало разговаривать. Хенес и Херкаф подумали, что жрецу не понравилось столь неожиданное выступление мальчика и, быстро спешившись, уже хотели сурово наказать парнишку, однако странник властным голосом проговорил:
-Не трогайте его! Разве вы не учили священную молитву, в которой сказано: не бей раба пред лицом господина его! А теперь я – его господин!
Надсмотрщики поглядели на него со смешанным чувством страха и неуверенности.
-Но мы не можем так просто отдать раба, это-налог! – тихо сказал Хенес. Жрец видел, что мальчуган довольно умён, вынослив и красноречив для своего возраста, поэтому захотел его купить, дать свободу и сделать своим учеником и преемником. Вот уже два года старик подыскивал себе ученика в Египте, только никого не мог выбрать. А тут он сразу понял, глядя на эти живые чёрные глаза и умное, хотя наивное личико, что из этого мальчика может получиться что-то путное. Жрец вынул из сумки мешочек с золотыми монетами и кинул его в ноги к ослам, проговорив спокойным голосом:
- Надеюсь, этого будет достаточно?
Хенес и Херкаф, никогда в жизни не видав таких денег, не могли вымолвить ни слова. Когда к ним вернулся дар речи, то надсмотрщики бросились на колени:
-Спасибо тебе, благороднейший из благородных! Не даром ты - святейший, о посланник Амон - Ра!
Мальчик улыбнулся, подумав, что сейчас его долго не потревожат собиратели налогов. А мудрый старик даровал мальчику свободу только тем, что просто сказал:
-Отныне ты не раб, ты – мой ученик!
Потом он посадил мальчика перед собой на верблюда и поехал в храм Амона.
-Тебя как зовут? - ласково спросил жрец.
-Мое имя - Аменемхет. А твоё?
-А меня зовут Хар-Амон - Ра-Сахура, зови меня просто Сахура.
-Хорошо.
Весь остальной путь они молчали. Сахура о чём-то напряженно думал, а мальчик просто очень устал и хотел пить. Жрец заботливо укрыл голову мальчика тканью, чтобы тому не напекло голову.
Стояла невыносимая жара. Всё живое старалось спрятаться, защититься от палящего солнца. Воздух был сухой и горячий, а небо – ясное, голубое, безоблачное. И только возле Нила кое-где сохранялась прохлада.
Скоро спутники прибыли к храму Амон - Ра. Как только они въехали в эти владения, все слуги, рабы и жрецы низко склонились перед Сахурой. Старик и мальчик слезли с верблюда. В это время из храма показалась небольшая группа богато одетых людей. Это были жрецы. Впереди них стоял высокий довольно полный мужчина средних лет. Он носил белое одеяние из виссона, перетянутое на талии широким узорчатым поясом, на плечо у него была накинута леопардовая шкура, в руках – чётки, а на ногах - такие же сандалии, как и у Сахуры. Этот человек был лысым, глаза подведены черной краской. Его лицо выдавало благородное происхождение жреца: высокие скулы, резкий орлиный нос, высокий лоб, глубоко сидящие внимательные глаза. Человека звали Менкау - Ра, он был верховным жрецом и другом Сахуры, первым по значимости человеком в храме. Менкау - Ра чуть склонил голову и, улыбнувшись, проговорил:
-И вот опять наш храм засияет счастьем и светом! О великий Амон - Ра! Это ты, о лучезарный и великий, направил сюда Сахуру – мудрейшего из мудрых! Привет тебе шлёт моё сердце, долгожданный Сахура!
-Привет тебе, Менкау - Ра! Смотри, кого я привёз. Это мой ученик – Аменемхет.
-Да продлятся дни твои, великий Менкау - Ра! – поздоровался мальчик. Верховный жрец тоже поприветствовал его. И вскоре вся группа зашла внутрь храма. Там было просто потрясающе! Высокие белые колонны поддерживали расписной потолок. Внутреннее убранство было полностью сделано из золота, меди, серебра и драгоценных камней. На стенах – множество фресок, изображающих сцены охоты, сбора урожая и, конечно, случаи из жизни богов. Особенно мальчику запомнился один рельеф, изображающий какого-то высокого человека на корме огромной ладьи. Он гордо восседал на троне, а у ног его лежало множество людей. Они были гораздо меньше его по росту и словно застыли на коленях перед своим господином, с немым восхищением глядя на него.
Пространство вокруг освещалось золотыми светильниками. Стоял резкий пряный запах храмового ладана. В центре залы возвышалась большая статуя Амона. Сахура повёл мальчика по длинному каменному коридору, который постепенно расширялся к концу. Потом отодвинул папирусные занавеси и показал Аменемхету его комнату. Она была маленькой, тесной, с одним окном, выходящим на скотный двор, где беспрестанно работали рабы, перегоняли куда-то овец и коз, таскали какие-то травы и снадобья в высоких глиняных кувшинах. В центре каморки находился низкий каменный стол, на котором стоял сосуд с козьим молоком и кусок хлеба. Стулом служил небольшой плоский кусок дерева. Возле стола было возвышение, заменяющее кровать, на котором лежал толстый слой травы, покрытый двумя тростниковыми циновками. Также на середине комнаты мальчик увидел небольшой глиняный сосуд, доверху наполненный водой. Сахура оставил своего воспитанника в комнате, чтобы тот вымылся, покушал, отдохнул, а сам направился в свои покои, пообещав к вечеру вернуться, чтобы рассказать Аменемхету о жизни в храме и о тех знаниях, которые он собирался передавать ему. Едва старик ушёл, мальчик бросился к молоку и хлебу. Он очень хотел кушать, потому что голодал уже два дня. Насытившись, мальчик вымылся, вылил воду через окно во двор и лёг спать, нисколько не задумываясь о том, какая его ждёт участь.
Поздно вечером явился Сахура и разбудил своего ученика. Едва Аменемхет поднялся и сел на «кровати», старик принялся рассказывать:
- С сегодняшнего дня ты – мой ученик. Я научу тебя всем премудростям, которые знаю сам, однако ты должен быть терпеливым и сообразительным, ибо некоторые секреты не подобает говорить прямо. Однако слушай. Я займусь твоим обучением прямо с сегодняшнего дня, ибо написано мне скоро уйти в Аменту. Ты должен молиться каждый день, дарованный нам Амоном! Ты должен молиться утром после сна, днём перед трапезой, вечером перед сном. Молитвы – вера твоя и услада сердца. Сейчас я научу тебя молитве.
Далее старик заставил мальчика выучить молитву и рассказать её пять раз. Это заняло так много времени, что пылающий диск солнца, до этого находившийся высоко в небе, опустился в свою гробницу на Западе, а луна показалась на темно-синем фоне. Когда Сахура ушёл, Аменемхет подошёл к окну. Во дворе уже никого не было, кроме стражи, мрачной и безмолвной, словно глиняная мастаба. Мальчик опустился на колени, поцеловал ноги богини Маат и проговорил:
- Пусть успокоится отец мой и пусть успокоится мать, ибо они знают, что у их сына сердце неустрашимее, чем у льва. Да омоет священная вода Сигора посевы их, да прольётся она на лица тех, кто работает в поле в зной, ибо это умельцы, кто кормит всякого!
И только потом отправился Аменемхет спать, забыв обо всём на свете.

Мемфис, 2023 г. до н.э.
Слава великому Амон – Ра, храм его был недалеко от дворца Аменемхета. Ради фараона – да будет он жив, невредим и здрав – и ради победы он просидел бы в узкой, обитой шёлком коляске сколько угодно, но ведь там было так душно да ещё золотистый плащ мешал дышать…А ведь лето – самое неприятное время года, когда палящее египетское солнце так высоко поднималось, что сжигало посевы и высушивало реки, некоторые птицы замертво падали от такого зноя. В ту пору редко, кто выходил на улицу днём. Обычно крестьяне стремились выполнить всю свою работу утром или поздним вечером. В храмах ежедневно приносили жертвы богам в виде животных, рабов или ценностей. Каждый молил владык неба и всего земного послать на землю хоть каплю воды. Но боги не смилостивились над своими рабами. Постепенно стал сохнуть Сигор. Дикие копытные оставляли эти просторы и уходили в более благоприятные места, и это приводило в кому, что семьи охотников голодали. Много людей умерло от зноя. В таких условиях прекрасно развивались болезни. Продукты портились. Люди поглощали затхлую и плесневелую еду. Нехватка продуктов пока не ощущалась только во дворце.
Когда Аменемхет искупался в бассейне и оделся, сел в коляску, которую несло четыре раба, и поехал в храм Амона, что находился примерно в трёхстах локтях от его дворца. Скоро он уже входил в расписные ворота храма. Увидел двух молчаливых стражников. Всё здесь ему навевало далёкие воспоминания юности. Белые колонны, расписной потолок, фрески, светильники, резкий пряный запах ладана…Но не только этот храм ассоциировался с детством, эти другие воспоминания были более свежими, светлыми, приятными, заставляли учащённо биться молодое сердце Аменемхета. В комнате, где находился вазир, было много серебра, золота, драгоценностей; в ярком блеске факелов и свечей всё это великолепие казалось ещё ослепительней. Фрески с изображениями сцен из жизни богов и сбора урожая покрывали все стены. По углам комнаты стояли позолоченные статуи Амона с покрытыми чёрной краской аметистовыми глазами. Вазир встал на колени перед статуей Амон-Ра и про себя начал говорить молитву:
«Хвала тебе, возносящийся над горизонтом и облегающий небо, лучезарный Амон! Чудесный путь твой – залог благополучия тех, на чей лик падут твои лучи. Мог ли бы я, о солнце, шествовать, как ты, не останавливаясь! Великий путник бесконечного пространства, над которым нет господина и для которого сотни миллионов лет одно мгновение. Ты множишь часы, дни и ночи, сам же ты вечен и творишь для себя законы. О светоч, восходящий на горизонте, великий своей лучезарностью, - ты сам творишь свои формы. О великий, помоги мне пройти эту войну без поражений! Границы славного Кеми не должны быть поруганными! Помоги защитить Египет!»
Наконец, Аменемхет встал с колен, надеясь в душе, что боги встанут на его сторону. Вскоре Аменемхет вышел из этой комнаты и отправился в следующую, едва освещённую несколькими факелами. Там его должен ждать человек. Женщина. Отодвинув тростниковые занавеси, Аменемхет увидел, что в конце комнаты, спиной к нему на коленях стояла красивая девушка, которая с величайшим усердием молилась и целовала ноги бога Ра, который смотрел на неё своей соколиной головой. На ней был типичный наряд женщины из богатой семьи, только на плечах ещё были нарисованы чёрной краской замысловатые рисунки. Услышав шаги Аменемхета, девушка резко поднялась на ноги, обернулась.
- Фламон – Хешет, - прошептал Аменемхет, нежно обняв девушку и поцеловав её в губы.
- Аменемхет, - тихо проговорила Фламон – Хешет, - мой муж ни о чём не догадывается?
- Нет. Я легко смог его провести.
- Он мне ничего не хочет говорить. Скажи ты, возлюбленный мой, что происходит на границе?
- Сирийцы возобновляют свои набеги, к тому же, к ним хотят присоединиться несколько других полудиких племён Темеху и Четен, чтобы грабить священную землю Кеми.
- И тебя могут послать на границу? – встревожилась Фламон – Хешет.
- Да, я уже скоро туда еду, - сказал Аменемхет и снова поцеловал девушку. – Когда ты придёшь ко мне?
- Сегодня не получится, муж у меня ночует, - вздохнула Фламон – Хешет. Аменемхет в ярости сжал кулаки.
- Я убью его!
- Нет, не смей, - яростно прошептала девушка, - ты ещё недостаточно силён для этого. Ты погубишь и себя, и меня! Жди! Знай: я не меньше тебя хочу избавиться от нелюбимого супруга. Мне противна сама мысль о том, что на твоём месте он!
- Ты права. Как всегда!
- Ты будешь завтра во дворце?
- Да, там я увижу тебя.
Фламон – Хешет резко повернулась и вышла из комнаты. Она отправилась во дворец с камнем на сердце.
Аменемхет долго стоял, глядя на статую Сет, пламя факелов ярким огнём отражалось в его чёрных, как южная ночь, глазах. Что ему делать?
Аменемхет всё время думал о предстоящем военном походе. И начал понимать всю опасность происходящего. Всю опасность того, что он уедет на войну, оставив дворец, полный его тайных ненавистников. И конечно, Нафертум не упустит такой шанс. Что делать? Конечно, Птахонепет постарается быть в курсе всех событий, происходящих во дворце, но Аменемхет прекрасно понимал, что военачальник слишком стар и неповоротлив для таких действий, в которых требуется скорость и умение немедленно принимать решение. Аменемхет насмешливо улыбнулся над собой. Как он мог так долго не понимать столь очевидного? Глупец! Что ещё можно сказать? Сам Амон – Ра ниспослал ему так мало ума! Обидно.
И сейчас всё может обрушиться только из – за этого досадного промаха. Вазир прекрасно понимал, что ситуация во дворце становится всё напряжённей и острей. Каждый стремится отхватить кусок пожирнее от слабеющего царя и сохранить своё прежнее влияние после его перехода в Аменту. Но не каждому удастся и то, и другое! Уж Аменемхет об этом позаботится! Всё достанется ему или ничего!
Но сейчас необходимо решить эту проблему. Надо отправляться в военный поход. Как он некстати! Вазир нисколько не сомневался, что Амон – Ра, наблюдая на небесах поступки Аменемхета, сознательно стремится проверить, выдержит ли он это испытание или нет. Но Аменемхет нисколько в себе не сомневался. Если ему предначертано пойти на войну и победить, то он так и сделает.
На следующий день вазир приказал трубить сбор своего войска на главной площади Мемфиса. Надо сказать, сам Аменемхет никогда не любил сидеть в стороне и наблюдать за ходом сражения своего войска. Это казалось ему недостойным мужчине. Вазир, несмотря на свой важный титул, всегда стремился быть в гуще событий на войне. Но в то же время, он хорошо сознавал, что именно сюда его враги могут послать к нему убийцу, и старался всегда быть начеку.
Вазир с самого раннего своего возраста, с тех пор, когда начал немного понимать в воинском искусстве, стремился к тому, чтобы оставить ненужных на войне певиц и танцовщиц здесь, не брать их с собой, как было принято раньше. Он никак не мог понять, как военачальники могут собраться с мыслями и силами, когда рядом так много столь красивых женщин. Они всегда отвлекали войнов, которые слишком часто хотели повеселиться и попировать, когда рядом были женщины.
Долго выступало бесконечно длинное войско из Мемфиса. Аменемхет прихватил со своим войском не только солдат фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - но и войнов Птахонепета. Конечно, он постарался, чтобы об этом не узнали Нафертум и Мептухотеп.
Было уже далеко за полдень, когда, наконец, и самые последние солдаты покинули стены города. Аменемхет даже не ожидал, что наберётся так много солдат. Озирают ли они небо, озирают ли землю – сердце их неустрашимее, чем у льва. И даже возвещают они бурю до прихода её и грозу до наступления её.
Вазир решил напрямую идти к лагерю сирийцев и разгромить их. Поэтому он путь выбрал самый короткий, но, возможно, и самый опасный. Вельможа не столько стремился как можно быстрее расправться с врагами, сколько побыстрее окончить это нелёгкое дело и вернуться во дворец, где назревали перемены. Аменемхет прекрасно понимал, что если он хочет сохранить и увеличить свою власть, то ему просто необходимо быть в гуще событий, а не идти на войну с сирийцами, поход на которых так искусно подстроил Нафертум. Всё это привело к тому, что вельможа решил переправиться через Нил, близ которого распологался Мемфис, и идти напрямую через пустыню к длинному и широкому Суэцкому каналу, за которым находился лагерь сирийцев. Аменемхет не долго думал, как переправить войско через Сигор. В конце концов он просто нанял крестьян с лодками, и он быстро перебросил войнов на тот берег. Также предусмотрительный Аменемхет закупил у крестьян тростниковые лодки для переправы через Суэцкий канал.
Труднее дело обстояло с колесницами, лошадьми и верблюдами, которые никак не могли поместиться в маленьких качающихся лодчонках. Тогда Аменемхет приказал одному богатому купцу подплыть на своей ладье, шириной в двадцать локтей и длиной в сорок, и перевезти животных и оружие. За приличную плату купец согласился, и вот войско уже переправилось через Сигор и быстро двигается к Суэцкому каналу.
Впереди простирались золотые пески, казавшиеся столь монотонными и однообразными, что иногда навевали скуку. Ничего не видно за песочными валунами. Изредка пробежит тонкая газель да и скроется из виду, присмотрев себе какой – то кустик полыни. Слабое дуновение ветерка, подобно вееру, слегка остужало разгорячённых жарой войнов. Бескрайнее голубое небо где – то на горизонте сливалось с золотыми песками, создавая ощущение бесконечности. Многие, уходя из своего дома, из родного Мемфиса, часто оглядывались назад, туда где их ждали жёны, матери и подруги. Издалека Мемфис, словно чаша с померанцами, поражал своим богатством. Отделанные золотом стены храмов сияли в лучах восходящего солнца, а дворец фараона возвышался над всеми остальными зданиями, напоминая о своём выдающемся, хотя слабеющем хозяине, одними своими размерами.
Бронзовая кожа пеших войнов уже блестела от пота. Стояла невыносимая духота. Лошадям было очень трудно передвигаться в такую жару. Они дышали тяжело, со свистом и медленно плелись вперёд. Верблюды, в отличие от коней, несли на себе все оружие, провизию, воду и необходымые вещи, не чувствуя при этом какой – либо усталости. Когда становилось невыносимо жарко, некоторые войны накидывали себе на голову мокрую ткань.
Медленно, но верно, огромное войско, растянувшись на многие тысячи локтей, двигалось на северо - восток, где были расположены воинские части Сирии. Впереди войска ехал на чёрном, как смоль, коне, Аменемхет. На нем был накинут легкий плащ из льняной ткани, превосходно защищающий своего владельца от прямых солнечных лучей.
Он решил не утомлять лошадей, и животные везли пустые колесницы. Следом за Аменемхетом шли менее знатные войны, а потом и пешие солдаты. Простые войны были одеты в юбки до колен, а из оружия у них были копья, топорики и щиты. Знатные войны выглядели намного богаче: оружие было отделано золотом, на руках и шее – браслеты, на талии – пояс, на котором висел медный кинжал с рукояткой, украшенной лазуритом и бирюзой.
По краям войска двигались верблюды и лошади с колесницами, активно погоняемые надсмотрщиками с длинными, очень крепкими хлыстами, какими по обыкновению били рабов за малейшее непослушание.
Так войско двигалось десять дней. Сирийцы как назло не встречались. Они, по – видимому, отступали дальше. Сирийцы, надо сказать, весьма наглый народ. Они уже разграбили несколько поселений египтян близ Нила, и продолжают свои варварские набеги. Отступая, они переплывали Суэцкий канал и зорко смотрели, чтобы ни один вражеский солдат не смог перебраться через пролив, пока остальная часть войска отдыхала и набиралась сил для следующего столкновения. В этом было преимущество сирийцев перед египтянами, которым было весьма трудно переправиться через Суэцкий канал под градом стрел своих заклятых врагов. Так же было чрезвычайно трудно прошествовать по пустыне много тысяч локтей, имея в запасах только то, что сами с собой принесли, ведь никаких поселений в пустыне не было и быть не могло, да и не всякий крестьянин отдаст последний хлеб тому, кто потом может жестоко избить его за невыплату налогов или просто так, от нечего делать. Кроме всего прочего, стоит добавить, что из-за засухи сами крестьяне недоедали, а силы им были нужны для успешной работы в поле и чтобы прокормить оставшихся дома голодных детей. Каждый крестьянин пытался по мере сил скрыть, что у него есть лишний кусок хлеба или кувшин молока, прекрасно зная, что если он отдаст последнее, то неизвестно когда ещё поест. Так что солдаты утешали себя одной мыслью, что когда прибудут к берегу канала, там их ждёт пища, вода и тень. Иногда, когда днём было совсем невыносимо жарко, приходилось идти по ночам, впрочем, это было довольно редко.
Порой предводитель Сирии, Линупат, решался выступить против египтян с довольно крупными силами, захватывая более крупные города и поселения. Так, во время своего последнего сражения с войсками могущественного вельможи Аменемхета, сирийцы полностью разгромили египтян, лишив их существенной части армии. Великому вазиру пришлось возвращаться в родной Мемфис с камнем на сердце, ведь он впервые проиграл и не смог защитить родную страну от чужеземцев.
Аменемхет прекрасно понимал, что так дальше продолжаться не может. Экономика страны терпит существенные убытки из – за наглого грабежа, которому подвергаются приграничные номы Кеми. Или из-за распущенности сборщиков налогов, которая проявилась из-за ослабления влияния фараона Мептухотепа – да продлят боги дни его жизни?
Постепенно силы египтян начали слабеть, припасы кончаться, а две лошади, не выдержав столь изнуряющей жары, погибли. Вельможа приказал содрать шкуру с погибших животных и провялить мясо, после чего убрать его в тростниковую корзину. Аменемхет не мог дождаться, пока войско доберётся до Суэцкого канала. Но тут произошло нечто такое, что заставило вновь зажечься огню в чёрных, как южная ночь, глазах Аменемхета. Дело в том, что передовые отряды донесли, вазиру, что впереди на горизонте замечен отряд сирийцев. Аменемхет рванул вперёд на своём чёрном коне, оставив за собой только облако песка, стараясь внимательнее разглядеть неприятеля. Но, увы! Враги, едва заметив вдали войско, быстро скрылись из виду. Больше никого из противников видно не было, несмотря на то, что египтяне пошли быстрее. Вельможа решил созвать военный совет, куда должны были прийти все самые главные военачальники, участвовавшие в этом военном походе. Там узнали от разведчиков, что в сирийском государстве есть настоящее большое войско, которое посоперничает с египетским.
- Да поможет нам наш могущественный Амон – Ра, наш отец и защитник! Если мы переберёмся через этот канал, то до столицы Сирии дойдём где-то за пять дней, если будем двигаться быстро и не останавливаться, чтобы сразиться с мелкими отрядами врагов, - заявил Хенкс, один из военачальников и близкий друг Аменемхета.
- Главное – захватить столицу, так мы захватим всю Сирию, - сказал Аменемхет. Потом он сказал:
- Сирийцы сильны тем, что держат в своих руках всё побережье канала, и мы остаёмся в проигрышном положении. Согласитель, очень трудно переправиться на тот берег под градом стрел и пытаться вести бой. А кони? Их ведь также надо переправлять. А как?
- Единственный выход – переправиться ночью, - предложил Даоби, правая рука вазира, человек, который в сражениях показал себя, как умелого и храброго война.
- Но сирийцы – не глупы, - проговорил Хенкс. – Как сообщили разведчики, они выставили по периметру берега своих дозорных, чтобы они вовремя сообщили о прибытии нашего войска. А сейчас, когда они увидели нас, дозорных увеличат вдвое. Поверьте моему слову!
- Во – первых, нам необходимо ещё раз проверить сведения, полученные от разведчиков, - сказал Аменемхет задумчивым голосом. - И ещё. Переправиться нам надо в любом случае. Хенкс верно сказал, лучше это сделать ночью. Подумайте об этом.
Военный совет на этом кончился.
Прошло ещё два дня, пала ещё одна лошадь, не выдержав изматывающей жары и зноя, а у одного война началась лихорадка. Его товарищам пришлось несли его на руках, так как тот не в состоянии был самостоятельно передвигаться. Этот солдат метался в бреду, лоб его постоянно покрывался испариной. Он не мог принимать обычную пищу, постоянно хотел пить. Но вода была драгоценна, её оставалось слишком мало. Друзья этого человека сколько могли, отдавали ему свои порции, но это подрывало их силы. Они часто еле – еле шли, неся на своих плечах больного. Носилки для него делать было некогда.
- Ямхус! Ямхус! – кричал больной. – Приди ко мне! Прости меня, друг. Дома я был…Кеми…А Мептухотеп позаботится о нас, недостойных…Где Ямхус?!
- Он здесь, здесь, - отчётливо произнёс самый близкий друг солдата, который старательно ухаживал за ним уже несколько суток подряд.
- Где Ямхус?! Я его не вижу. Но я его не предавал! – визжал охваченный лихорадкой воин.
- Он это знает, ты только спи, - убеждал война его друг, боясь, что кто – нибудь может услышать его слова и передать.
- Не приказывай мне! – закричал солдат. – Ненавижу тебя, Аменемхет!
- Да ты что! – испуганно воскликнул его друг, опасливо оглядываясь. – Это наш защитник…
- Тиран! – кричал больной.
- Нет!
- Да! Да! Да!
- Не говори так, - взмолился друг этого человека. – Ты хочешь смерти? А Осирис не замедлит призвать тебя к себе!
Он даже не удивился, насколько нелепо прозвучали его слова. Он опять протёр лицо своего товарища льняной тряпкой, смоченной водой.
- Хочешь ещё воды? – осведомился он.
- Интересно, почему ты такой осёл?! – недоумённо спросил больной, лицо его превратилось в безумную гримасу.
- Что? – его друг никак не ожидал от этого война услышать столь лестное мнение о себе. Хотя, с другой стороны, он ведь в бреду, мысли у него разлетаются в разные стороны. Что ещё можно ждать от такого человека? Наверняка, когда он выздоровеет, сам не поверит такому бреду.
Солнце залило прощальными закатными лучами небо и медленно уходило на вечный покой, опускаясь в гробницу за холмами на горизонте. Заходящее солнце окрашивало небо в ржаво – красные тона, свирепый ветер неистово кружил песок. Небо было пронзительно голубым. Это природная красота просто захватывала дух.
Наступила ночь. Тихая, холодная. Яркие жемчужины звёзд вспыхнули своим обычным бледно – серебряным светом на темно – синем небосклоне.
Отряд, утомлённый за долгий тяжёлый день, отстановился на отдых. Развели костер, ведь сильно хотелось согреться, а ночи в пустыне холодные. Отужинав, солдаты начали готовиться ко сну. Голоса доносились всё реже и реже, всё тише и тише. Всё засыпало, чтобы завтра начать новый тяжёлый день.
Едва ночь вступила в свои права, Аменемхет вышел из своего шатра. Он уже заранее всё приготовил. Мрачная решимость отражалось в его угольно – чёрных глазах и поджатых в твёрдой решимости зубах. Аменемхет не обратил внимания на царящую вокруг красоту готовяшейся ко сну природы. Никто его не видел. Лишь всевидящие звёзды издалека мрачно наблюдали на вазиром.
Было темно. Очень темно. Аменемхет не мог различить во тьме свою протянутую руку. Где – то закричала пойманная газель. Крик её протяжным эхом разнёсся по пустынной местности. Аменемхет двинулся к шатру больного война.
«Пора его кончать, - бесстрастно подумал вазир. – Он всех задерживает. Незачем ему, живому трупу отнимать силы у нас, войнов, которым предстоит ещё долгие тяжелые бои и сражения!»
Едва Аменемхет вошёл в шатёр и зажёг сальную свечу, быстро вытащил свой длинный острый кинжал и со всей силы ударил солдата прямо напротив лёгких. Больной не успел вскрикнуть, как всё было кончено. Вскоре вельможа возвратился обратно в свой шатёр. В углу шатра спал непробудным сном верный раб Аменемхета, Турникс. Вазир слегка тронул его за плечо.
- Турникс! – проговорил он. Раб тут же вскочил на ноги, потирая свои сонные глаза.
- Да, хозяин!
- Ступай в шатёр, где содержится больной и убери кровь.
- Кровь? – удивленно спросил слуга.
- Да, кровь. Быстро.
- Хорошо, господин! – и слуга моментально исчез. Аменемхет нисколько не беспокоился о том, что Турникс может кому – нибудь это рассказать. Вазир был настолько уверен в Турниксе, что очень часто доверял ему столь секретные задания. Раньше, по свойственной ему недоверчивости к людям, которые часто его предавали, вазир даже не мог допустить мысли, чтобы в чём – либо довериться любому человеку, особенно «живому убитому», как часто называли рабов. Но многолетняя преданность постепенно успокоила Аменемхета, и он проникся симпатией по отношению к Турниксу. Вазир также знал, что Турникс беспокоился за свою бренную жизнь, как и все остальные рабы. Он боялся наказания, которое всегда преследовало изменников. И был непонаслышке уверен в том, что Аменемхет всегда настигнет предателя и жестоко ему отомстит.
Прошло совсем немного времени, и Турникс возник на пороге шатра Аменемхета.
- Заходи, не стесняйся, - прозвучал спокойный голос Аменемхета.
- Я всё сделал, как ты приказывал, господин, - сказал Турникс.
- Вот и хорошо, я рад. Надеюсь, не осталось никаких следов?
- Нет, я всё затёр самым тщательным образом.
- А куда ты дел тело?
- Я зарыл его в песке недалеко от лагеря.
- Хорошо, - Аменемхет опять улыбнулся. Потом его голос стал холодным и сосредоточенным:
- Надеюсь, ты знаешь, что я с тобой сделаю, если кто - то узнает о происшедшем.
Турникс был глубоко оскорблён.
- Я думал, господин, что ты не сомневаешься в моей преданности и честности. Знай же: за тебе я пройду огонь и воду!
- Хорошо, Турникс, я не сомневаюсь в твоём благочестии, можешь идти.
Раб повернулся, чтобы выйти из шатра, потом остановился, будто захотел что – то сказать и, наконец, повернулся.
- Хозяин?
- Да, Турникс? – Аменемхет уже лёг на тёплые шкуры пантеры, задул свечу и собирался заснуть. – Что тебе надо?
- Я хочу, чтобы ты дал мне свободу через несколько десятков лет, когда стану совсем старым и ни на что не годным.
- А как ты будешь жить?
- Я хочу жениться и иметь собственный дом.
- Но зачем? Тебе и так хорошо у меня.
- Я знаю, и премного тебе благодарен. Но я хочу дом, жену, детей. И свободу. А как я на это могу рассчитывать в рабстве?
- А не можешь просто найти себе какую – нибудь девушку? Заведи с ней детей.
- Но мне неприятно будет общаться с рабыней, с которой, может быть развлекается какой – нибудь знатный господин. А я, хозяин, хочу совсем другого. Я хочу определённости, хочу гордиться своей женой, хочу, чтобы она рожала моих детей. Конечно, я прошу слишком многого. Я это прекрасно понимаю. Но сердце моё жаждет, что хоть когда – нибудь, хоть в старости, всё – таки это может исполниться.
- Я обещаю подумать, - тихо проговорил Аменемхет, который всегда прислушивался к мнениям других людей, даже «живых убитых». Странно, но раньше, в молодости, он совсем не думал о том, что человек, живущий рядом с ним, может иметь другие взгляды, мнения, отличные от взглядов и мнений Аменемхета. И только сейчас, в зрелые годы, вазир понял, как много упустил ТОГДА.
- Турникс?
- Да, хозяин? – раб обернулся и поглядел на вазира.
- А какая тебе нужна жена?
- Ну-у, - покраснел Турникс. – Даже трудно объяснить! Сейчас подумаю.
Он долго чесал затылок, потом проговорил:
- Чтобы она хорошо готовила, была умной и доброй.
- А красота?
- А красота в женщине не главное. Главное – душа! – изрёк Турникс с видом знатока. – Красота быстро уходит, а вот душа остаётся навсегда. Но, конечно, от красивой бы тоже не отказался, если бы она была умной, покорной и доброй.
- Зачем тебе покорные? – удивился Аменемхет. – Я их видеть не могу.
- А затем, что покорная жена ни за что не станет привлекать внимание остальных мужчин и будет трепетно выслушивать замечания своего супруга. А это главное.
- Но такие быстро надоедают! – с видом бывалого заявил вазир.
- А я думаю, что на роль женщины с характером прекрасно подходит любовница, а жена должна быть покорной.
- Нет уж! – покачал головой вазир. – Ни за что бы не хотел такую жену!
- А вот мне наоборот, такие по душе. Не спорят, не прирекаются. Что прикажешь, то и сделают. Красота!
- Ну, ладно, ложись спать. Завтра предстоит долгий день.
- Да, хозяин. Спокойной ночи.
Утро. Ещё задолго до рассвета на стоянке войска началось какое – то движение. Это солдаты поскорее стремились в путь, пока солнце ещё на поднялось и не начало угнетать всё живое своими лучами. Солдаты быстро упаковывали свою провизию и снаряжение, и погоняли крепкими длинными хлыстами лошадей, чтобы они потараптывались. Всем хотелось поскорее настигнуть своих заклятых врагов, чтобы расправиться с ними по – настоящему. В конце концов, разве они не дети своего родного Кеми, не отпрыски богов?
Долго шли войны по пустыне. Однообразный пейзаж отнюдь не делал их настроение лучше. Казалось, эта проклятая пустыня никогда не кончится!
Но вот впереди показалось какое – то движение. Это было стадо коз, которое два пастуха перегонял через пустыню, наверняка, новому владельцу. Когда пастухи увидели войско, они пали перед ним лицом вниз и лежали так, пока Аменемхет не приказал им подняться.
- Кто вы? – строго спросил вельможа, когда слез со своего вороного коня и ласково потрепал животное по мускулистой шее.
- Мы – крестьяне египетские и пастухи, - громко проговорил один из пастухов, который был сморщенным стариком с обветреным коричневым лицом и великолепными белоснежными зубами, которым могли позывидовать и гораздо более молодые люди. – Пожалуйста, не убивай нас, первый после царя, не выслушав!
- Говори, - разрешил Аменемхет, удивляясь излишней открытости и детской наивности крестьян, которые могли сослужить им недобрую службу, ибо редкий человек сразу открывался чужому, пусть и знатному, в своём проступке, не представляя наверняка, как тот отреагирует. Старик – крестьянин продолжал свой рассказ:
- В приграничичном номе мы были носильщиками зерна. Должны мы были целый день таскать белую пшеницу, полны ведь уже амбары, кучи зерна текут выше краёв, полны корабли, и зерно ползёт наружу, а нас всё заставляют таскать, воистину из меди наши сердца! Мы уже не в силах были справляться с такой работой, а просто уйти не могли: мы много задолжали этому человеку, который использует нас, как рабов. Он так нас мучал, загружая непосильной работой, что сказал я: «Это вкус смерти!» Когда мы сбежали, то по пути встретили человека, который вёл эти стада. Мы его уговорили самим перегнать коз к новому хозяину, который их купил, за небольшие деньги. Клянусь, никому я не хотел зла, просто не мог уже терпеть такого обращения со стороны того человека, которому мы задолжали.
- И к чему ты мне это рассказываешь? – удивился Аменемхет, - ты же знаешь, в Кеми за подобный поступок вздёргивают на виселице!
- О, добрый господин! Отяжелело сердце моё от побега, не мог я долго хранить это в тайне! Не гневайся, добрый господин!
- Ты глуп, старик, несмотря на свои годы, - покачал головой Аменемхет, - я так жажду верить, что всё это от чистого сердца, без всякого злого умысла! Но я преклоняюсь пред твоими годами и не стану задерживать тебя, ровно, как и твоего друга!
- Спасибо, добрый господин! – у старого человека на глазах выступили слёзы, он упал в ноги Аменемхету и начал целовать ему сандалии. Вазиру это сильно не понравилось. Он не желел, чтобы старый человек так утруждал себя и унижал, хоть и был простым смертным. Ведь каких – то тридцать лет назад сам Аменемхет был точно таким же! И он всё ещё привыкал, что с ним обращались простые люди как с божеством. Иногда ему даже хотелось громко крикнуть, чтобы услышал каждый крестьянин в своей хижине: «Я – одни из вас! Я ваш! Мне чужд мир богатых и знатных, где каждый действует исходя из своей выгоды и желаний. Я хочу к вам!» Но, конечно, Аменемхет никогда так всё равно не скажет. Сами боги поручили ему сражаться, сражаться не только на войне, но и среди людей, отстаивая свою свободу и независимость, которую так много людей хотят притеснить!
Аменемхет поднял с земли старика и сказал:
- Я не стану обижать тебя и твоего друга, только никому больше не говори, что вы наделали. А сейчас возьми вот это, - попросил вазир и сунул в иссохшую руку старика свой перстень с печатью и несколько золотых монет.
- Но господин! Я не могу принять от тебя такой богатый подарок, - серьёзным голосом промолвил старик. – Это слишком большая честь для меня!
- Это слишком большая честь для МЕНЯ, что ты возьмёшь мои подарки, - загадочно произнёс вельможа и, не говоря ни слова, опять залез на всоего коня. Войско тронулось в путь, оставив замешкавшегося старика со своим другом и козами посреди пустыни.
А войско вновь тронулось в путь, сгорая от желания победить своих врагов, которые доставили им так много неприятностей. Едва Аменемхет сел на своего вороного коня и поехал дальше, Хенкс, ехавший рядом на своём коне, спросил его слегка недовольным голосом:
- Аменемхет, зачем ты поощряешь преступников?
- А ты собрался, как вижу, учить меня? – холодным голосом проговорил вазир.
- Нет, друг. Просто я хотел узнать у тебя истинные причины столь дружеского отношения к крестьянам, которым сам Амон – Ра велел служить нам? Это их священный долг. И я не понимаю, как можно отпускать тех, кто уклоняется от этого священного долга.
- На это у меня есть свои причины, Хенкс. А теперь я хочу побыть один. Мне надо подумать.
Хенкс отъехал от вельможи. Он всегда хорошо понимал настроение Аменемхета и никогда ему не перечил, если вазир был в таком вот малоприятном настроении. А то ведь ещё неизвестно, что может произойти, если вывести его из себя. Хенкс знал, что в Аменемхете течёт горячая кровь, которую вельможа старается изо всех сил «охладить». Военачальник понимал, что вазир никогда не сможет скрыть свой горячий характер, наглость и одновременно чувствительность, которая была неотъемлемой частью вельможи. И большинство людей обманывались, считая вельможу холодным и расчётливым. Мало кто догадывался о столь странном сочетании черт характера в этом человеке, но Хенкс давно знал вазира, очень давно. Он начал дружить с Аменемхетом ещё в юности, во время первого военного похода.
Прошло ещё двое суток. Недалеко уже показался Суэцкий канал. Весь покрытый зеленью, водоём медленно нёс свои воды к океану. Изумрудная растительность скрывала бледно – голубую воду. Лишь пылающее солнце создавало яркие отблески отшлифованной водной глади, похожей на зеркало. Заросли тростника и финиковых пальм чуть колыхались от слабого ветерка. Едва слышный гомон насекомых создавал приятное звучание. Высоко в небе парящий ястреб, жалобно крикнув, камнем бросился вниз на зазевавшуюся мышь. И кто бы мог предположить, что в столь тихом и безмятежном месте разворачивается борьба египтян против сирийцев?
Войско медленно подошло к переплетённым зарослям. Аменемхет приказал набрать полные кувшины воды, наконец, все смогли вдоволь напиться. Вазир вновь созвал в своём шатре военный совет.
- Мы собрались сейчас, чтобы обсудить план переправы через Суэцкий канал и наступления на сирийцев, - проговорил Аменемхет.
- Да проглотит земля нечестивых врагов Кеми, этих шакалов, сирийцев! Шпионы донесли нам, что сирийцы расставили своих часовых на протяжении нескольких тысяч локтей вдоль по периметру канала, - сообщил Хенкс и без того известные факты. – Недалеко отсюда эта граница оканчивается. Мой план таков – надо переплыть там, через канал ночью, переправить свсё своё оружие и немедленно вступить в бой, чтобы застать врага врасплох.
- Хороший план, - одобрил друга Аменемхет. – Но дело в том, что сирийцы отлично знают, в каком направлении мы идём и как раз здесь и расставят часовых, чтобы наблюдали за нами. Тем более что у них есть свои доносчики, которые наверняка сообщили уже им, что наше войско уже остановилось около Нила. Наверняка, сирийцы, именно сейчас и ждут от нас каких – нибудь активных действий.
- Я понял твой план, Аменемхет, - радостно улыбнулся Даоби, сверкнув желтоватыми испорченными зубами в тёмных пятнах. Кариес не давал ему покоя.– Ты хочешь пока ничего не предпринимать, чтобы усыпить бдительность сирийцев, а потом внезапно напасть на них ночью!
- Ты прав, Даоби, - подтвердил догадки молодого военачальника вазир. – Но для этого нам понадобится прежде всего терпение, продовольствие и какое – нибудь занятие для войнов, иначе у них постоянно начнут назревать драки и ссоры между собой. А если они будут трудиться, то не останется сил для препирательств и выяснения отношений, что очень опасно для их души и сердца.
- Сердце моё возрадовалось, когда услышал я эту речь из уст твоих, Аменемхет, - проговорил Хенкс, выражая полное согласие со всем, что сказал его друг.
- Так, с этим всё решено, - сказал Аменемхет, - теперь надо подумать, как будем вести себя, когда переправимся через Суэцкий канал.
- Да не унесёт нас течение, когда будем переплывать через Нил! – воздёрнул руки к небу Хенкс.
- Переправимся на лодках, надо внимательно осмотреть их днища, дабы не потопила нас священная вода, - заявил вельможа. – Труднее будет с переправой колесниц и лошадей.
- Тогда оставим их здесь! – предложил Даоби, сверкая теплыми карими глазами. – Натворим мы много шума, птица поднимется с воды, враги нас заметят, если попытаемся переправить лошадей и колесницы.
- Главное, чтобы лучники были в целости, да продлят боги дни их жизни, - промолвил Хенкс. – Они нас прикроют, если враги, да разверзнется земля у них под ногами, бросятся с превосходящими силами на какой – нибудь наш отряд, чтобы заранее быть уверенными в победе.
- Принесли ли доносчики план расположения нечестивцев, да проглотит их сердце лев? – спросил Хенкс.
- Они на словах передали мне его, - ответил Даоби. – Они расположились, как и раньше сказал Аменемхет, вдоль побережья канала. По краям – дозорные с копьями. Шатёр их военачальника – в центре, окружён многочисленными стражниками, рядом – шатры наиболее близких ему вельмож.
- Тоже со стражами? – спросил Аменемет.
- Да, но их значительно меньше.
- А где простые войны? – спросил вазир с нетерпением, что часто ему мешало.
- Сейчас скажу, - ответил Даоби, - они находятся справа и слева от своего военачальника, также сзади и спереди, надежно охраняя его.
- Надо, прежде всего, уничтожить военачальника, потом люди не смогут сражаться без него, - сказал уверенным голосом вазир. – Поэтому я предлагаю такой план: необходимо рассредоточиться войску на две части. Одна небольшая часть должна переправиться через канал, прямо к тому месту, где расположен шатёр военачальника сирийцев. Командующим я назначаю тебя, Хенкс.
- Для меня это честь!
- Надо действовать как можно тише. Переправитесь и перережете глотки дозорным. Потом неспешно подходите к шатру военачальника. А в это время я с другим отрядом, с другой частью войска обхожу лагерь сзади, к тому месту, что напротив реки. И двигаюсь тоже к шатру военачальника. Мы известим вас о своём броске на нечестивцев длинной горящей веткой, которой помахаем четыре раза из стороны в сторону.
- Но ведь это плохо будет видно, - возразил Даоби, - во всём вражеском лагере горят ночью костры. Тем более расстояние слишком большое.
- А что предложишь ты?! – Аменемхет внезапно разозлился, у него возникло острое желание ударить Даоби.
- Может, свистом…
- Свистом! – воскликнул Аменемхет. – А там ведь расстояние сильно большое, как вы услышите?
- Ты прав, Аменемхет, - погрустнел Даоби. – Прости меня, не понимал, что ты намного мудрее меня!
- Подумай сам, как ещё сможем подать сигнал? Только смотреть надо внимательней. Потом мы должны всеми силами двинуться на шатёр военачальника. Хороший план?
- Да, Аменемхет, - подтвердил Хенкс, - хороший план. Только один недостаток. Я не уверен, сможет ли довольно большое войско бесшумно обойти лагерь сирийцев, причём сделать это быстро?
- Я подумал над этим, - сказал вельможа. – Во – первых, я пойду туда с небольшим отрядом войнов примерно из пятнадцати человек, во – вторых, мы бесшумно перережем караул и бегом передвинемся к шатру военачальника. Это не займёт у нас много времени. Я отберу лучших войнов. Все оставшиеся войны, как только будет уничтожен Линупат, пусть переправляются, не скрываясь. Пусть создадут панику и пользуются этим.
- Тогда ладно, - согласился Хенкс. – Пусть Амон – Ра защитит тебя, друг! План хороший, только рискованный.
- Ладно, иногда рисковать необходимо, - сказал Аменемхет.
- Даже если от этого риска можно погибнуть? – насмешливо спросил Хенкс, зная, как это раздражает Аменемхета. Просто, военачальник хотел немного разозлить вельможу, чтобы тот выплеснул всю свою злость, всю энергию, и спокойно мог заснуть.
- Что за чушь ты несёшь? – удивился Аменемхет. – Разве не ты раньше говорил мне, что отчаянные и смелые поступки стоят того, чтобы за них отдали жизнь?
- Я, Аменемхет, - признался Хенкс, внезапно засмеявшись. – Я никогда не смогу тебя победить в словесном поединке!
«Что это за воин, если он так просто и легко признаётся в своих неудачах, даже таких мелких?» - недоумевал Аменемхет.
На том совет и кончился.
Аменемхет устал за этот долгий день. Ему поскорее хотелось забыться во сне, где нет никаких проблем, нет вечной борьбы, которую обычно так жаждало горячее сердце вазира, хотя иногда она надоедала. Он немного попил свежей чистой воды с вяленым мясом, потом быстро потушил свечу и лёг на теплые шкуры леопарда. Где – то тоскливо протяжно завыл шакал, слоняясь по окрестностям и высматривая очередную добычу. Пронзительно закричала египетская цапля. Всё погружалось в сон…

В покоях Ахманихате.
Первая жена фараона Мептухотепа – да продлят боги дни его жизни, - ходила из угла в угол, не зная, чем себя занять. Она сильно нервничала, ладони её рук покрылись потом. В комнате было сильно душно, жарко. Окно было открыто, и слабый ветерок лишь слегка облегчал удушливую жару. Зототистое одеяние прилипло к телу, мешало ходить. Царица старалась не обращать на это внимание. Сейчас слуга должен привести крестьянина, как две капли воды похожего на фараона. Ахманихате понимала, что не родит сына от Мептухотепа, а нужен наследник. Она хотела видеть на престоле своих потомков, а не сыновей Ленхат, Нефретари или, ещё хуже, Фламон – Хешет. Тогда остаётся единственный шанс получить сына – наследника – найти мужчину, похожего на царя, и забеременеть.
Уже много недель искала Ахманихате такого мужчину, пока, наконец, не узнала о крестьянине, который работал в этом номе и имел огромную семью из семи мальчиков. Этого крестьянина сразу привели в тюрьму и бросили в подземелье. Через несколько дней Ахманихате пожелала его видеть.
Наконец, в дверь постучали. Царица с трудом сдерживалась, чтобы не броситься к двери и не распахнуть её.
- Войдите!
Дверь распахнулась. На пороге стоял среднего роста коренастый мужчина лет сорока с тёмной бородой и густыми волосами. На нём была только набедренная повязка, которая открывала все недостатки фигуры этого человека: короткие волосатые ноги, горбатая спина и тонкие руки. Царица невольно поморщилась, но рассудила, что это лучше, чем ничего. По крайней мере, похож на царя – да будет он жив, невредим и здрав. К тому же повелитель Обеих Земель имел намного более неприятную внешность. Он был чрезвычайно толстым и слабым. Но он – фараон, а это лишь крестьянин, рассудила царица. К тому же она искренне любила своего брата и просто переступала через себя, изменяя ему.
- Ты звала меня, о несравненная, и я явился! – воскликнул крестьянин, с подобострастием глядя на царицу. – Ниц распростёрт я перед тобой!
И упал на колени. Ахманихате подняла его и поцеловала в лоб.
- Я вижу, ты необычный человек, - прошептала она. – Очень искренний и красноречивый. А спасение человека именно в этом. Давай выпьем немного вина. Я думаю, ты никогда не пил столь сладкого вина!
Она ласково взяла крестьянина за руку и повела к кровати. Он был просто ошеломлён столь необычным поворотом событий, что не сдержался и от счастья покрыл поцелуями руки Ахманихате.

Фивы, 2057 г. до н.э.
А Сахура тем временем находился в своей комнате на коленях с закрытыми глазами и молился. Да, эта комната не шла ни какое сравнение с комнатой Аменемхета! Она была бедна. Настолько бедна, что создавалось ощущение, что здесь живёт раб, которому хозяйн отвёл самую ветхую хижину. Стола, кровати и прочей мебели здесь не было. Только куча сухой травы в углу, каменный неровный пол, такие же стены и отверстие, земеняющее окно, которое никогда не закрывалось. Исключения составляли те случаи, когда начинались песчаные бури, тогда оно завешивалось куском холста. Сахура сам выбрал такой путь. Он не любил излишества и удобства. Старик знал, что в Аменту, когда Осирис будет взвешивать его сердце, оно будет чисто, как воды Сигора летом. Осирис будет им доволен. Он свято следовал наставлениям богов, искренне любил их и молитвы, услышанные из его уст, казалось, шли от всего сердца. Не всякий служитель богов был столь благочестив, как Сахура. Слишком трудно многим жрецам удержаться от соблазна, на который их обрекали несметные богатства. Они часто спрашивали себя, зачем нам богатства, если ими не наслаждаться? Многие жаждали силы и власти, как воды и воздуха. И достичь этого они могли лишь с помощью богатств.
Жрец даже ещё не притронулся к еде, находившейся на куске ткани на траве, он был слишком рад и полон самых разных идей и надежд о своём ученике. Старик чувствовал в этом мальчике силу и был уверен в своём выборе. Невсякий бы смог так поступить, однако Сахура был мудр, недаром в храме Амон – Ра он был вторым после Менкау – Ра. А что Менкау – Ра? Он нисколько не заботился и не проявлял интереса к Аменемхету. Верховный жрец был очень рад приезду Сахуры. Менкау – Ра часто бывал во дворце фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, и видел, что царственный владыка не уделяет достаточно времени государственным делам. Нередко важнейшие дела предоставляют решать главным вазирам и начальникам, в то время как царь предпочитает сидеть за роскошным обедом в окружении красивых танцовщиц. Менкау – Ра видел, что вазиры и начальники стараются сосредоточить власть в своих руках, пытаясь обойти стороной жреческую касту. А его это никак не могло устроить. Недаром жрец прекрасно запомнил тот день, когда шпионы донесли ему разговор из дворца. Говорил один из наиболее сильных вазиров с кем-то, чей голос шпион не мог определить.
- Ты должен знать, господин мой, что ассирийцы продолжают подстрекать Финикию против Кеми. Купцы не хотят с нами больше торговать. Мептухотеп увеличил налоги. И купцам больше невыгодно ездить в Египет. Они теперь предпочитают Сомали и Нубию. И теперь мы терпим убытки!
- И кто этот подстрекатель, который шепнул такое царю? – голос этого вазира было невозможно не узнать. Это был Нафертум – один из приближенных фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав.
- Это главный советник фараона и его военачальник – Птахонепет. Глупец считает…
- Покарают тебя боги за поганый язык! С благочестием относись даже к неверным! – Нефертум сильно рассердился. Его информатор быстро уловил настроение своего господина.
- Прости, господин, прости меня, недостойного! – взмолился он. - Но я скажу дальше. Птахонепет считает, что финикиняне поплывут сюда, несмотря на огромные налоги, ведь Кеми ближе расположен, чем Сомали и Нубия. И поэтому он считает, что Кеми от этого только выиграет.
- Но как царственного Мептухотепа убедить, что Кеми беднеет? Кого он послушает? Только вазиров и нас, военачальников.
- А жрецов? – удивился человек.
- А что жрецы? Они уже потеряли своё могущество. Это раньше мы им в рот смотрели. Сейчас боги даровали нам спокойствие.
И Менкау – Ра долго не мог забыть эти слова. Едва он вспоминал о них, сердце наполнялось ненавистью, а уста источали яд. Жрец собирался обсудить на следующий день этот важный вопрос с Сахурой и восстановить былое влияние своей касты. Он глубоко уважал старика за ум и волю. Не каждый мог отказаться ото всего, имея на руках все козыри. К тому же верховный жрец не боялся посоветоваться с Сахурой, зная, что его слова не будут использованы во благо последнему, и всё останется тайной. Не только Менкау – Ра искренне ценил Сахуру, как друга, также тут было нечто другое. Менкау – Ра нужен был человек, умный и находчивый, который стоял на страже интересов фиванских жрецов и ничего не требовал взамен. Идеально на такую роль подходил Сахура.

Утро. Едва заалела заря, крестьяне и рабы пошли на поля поливать из обмельчавшей реки ячмень и виноградники. По судоходным каналам начали плыть торговые корабли, которые привозили самые разнообразные товары: рабов, скот, ремесленные изделия, фрукты, дерево, ладан и экзотических животных. Всё просыпалось и стремилось заняться делом.
С рассветом к Аменемхету пожаловал Сахура. Аменемхет сразу обратил внимание, что тот постоянно носил белое одеяние и сандалии, а в руках держал чётки. Его одежда отличалась поразительной чистотой. Мальчик предположил, что жрец, наверное, живёт в прекрасной огромной комнате, и за ним ухаживает множество рабынь, готовых исполнить любое его требование. Как же он был далеко от истины! Старик разбудил мальчика, позволил ему помолиться и покушать, и сразу же повёл его на небольшую площадку, располагавшуюся недалеко от скотного двора. Здесь, в тени финиковых и кокосовых пальм, на травяных циновках сидели пять мальчиков, которые что-то усердно чертили на деревянных дощечках. Возле них ходил довольно старый жрец, лет шестьдесяти пяти, и проверял, что они пишут. Если он обнаруживал ошибку, то немилосердно хлестал провинившегося по спине. Мальчики исподлобья наблюдали за пришедшими. Они боялись поднять глаза, так как учитель Хори постоянно твердил: «Любопытство – есть начало греха».
- Привет тебе, почтеннейший наш Хори! – проговорил бодрым голосом Сахура. Дед резко обернулся и, улыбнувшись, поздоровался:
- Да здравствует наш Сахура, наш мудрый отец!
- Изволь просить тебя об одолжении. Я привёл к тебе ученика, научи его грамоте.
- Да будет спокойно сердце твоё, ибо выполню я всё, что гласят твои уста, ведь не могу я пренебречь просьбой того, кого люблю и уважаю.
- Хорошо, Хори, - Сахура был доволен, радостная улыбка осветила его обычно мрачное лицо. – Только смотри, это – мой ученик. Он умный, способный, поэтому не жалей палки и кнута. Аменемхет должен знать грамоту, ибо грамота порождает снисхождение.
- Да пусть проглотит меня земля, если я не сделаю этого, Сахура! – заверил жреца Хори. Сахура повернулся и ушел, оставив Аменемхета на попечении учителя. Хори дал мальчику травяную циновку и указал на место, где ему теперь предстояло сидеть каждый день. Затем Хори дал остальным ученикам задание, а сам подошёл к Аменемхету и начал показывать самые простейшие иероглифы, которые писал на доске. Время от времени Хори бил палкой по спине новоявленного ученика, так как тот частенько ошибался.

Сахура спешил на собрание по приказанию Менкау – Ра. Он знал, что должно решиться что-то очень важное, поэтому торопился. Жрец пришёл как раз вовремя. Все члены тайного совета, слово которых было весомо и значимо, собрались в большой красивой комнате, служившей местом их встреч. По углам её стояли статуи Амона, Птаха и Осириса. В центре стоял большой стол, на котором горело два факела, и больше ничего не было. Лица собравшихся были тревожны и полны любопытства. Вот, наконец, явился и Менкау – Ра. Он сел на свое почётное место во главе стола, обвёл блестящими черными глазами присутствующих и проговорил громким хрипловатым голосом:
- Я рад, что вы все явились сюда по моему приказу, - Менкау – Ра задержал свой взгляд на Сахуре, - вы, наверняка догадываетесь, зачем я вас сюда позвал. Дело не терпит отлагательств. Тот, кто живёт в Большом доме, слабеет, он наверняка освободит трон своему преемнику довольно скоро.
Сахура прекрасно понял, каким образом фараон Мептухопет освободит свой трон, и что Менкау – Ра имел в виду под словом «скоро». А ведь сам царь по своему желанию никогда не оставит трон. Он уйдёт в Аменту только тогда, когда сам Осирис призовёт его к себе, пообещав, что и там, в Вечном Городе, он, Мептухотеп, навсегда останется, тем, кем живёт в Большом доме, то есть Господином Верхнего и Нижнего Египта. А тем временем Менкау – Ра продолжал:
- Вы видите, у него в жизни есть только две вещи: вино и женщины. Межде тем, Египет, наш родной Кеми, начинает волноваться, военачальники хотят забрать власть в свои руки, вазиры имеют огромное влияние благодаря своим богатствам, а советники фараона разрушают торговлю и настраивают царя против нас, божественных!
И Менкау – Ра снова оглядел присутствующих, сидящих за столом. Все пятеро находящихся в комнате, опустили глаза, обдумавая сказанное Менкау – Ра. И тут заговорил Мухаммед, самый молодой из этого собрания, зато очень смышлённый человек. Его Менкау – Ра позвал потому, что тот был надёжным человеком и часто бывал во дворце, поэтому знал многое из того, что там происходит. Так же его ценили потому, что он был приближённым самого царя.
- Я думаю, что когда царь достигнет Аменту, Нижний Египет отделится от Верхнего, воспользовавшись суматохой, которая поднимется, ведь наследников – сыновей у Мептухотепа нет, только одни дочери. Начнётся борьба за трон. И тут уж своего, так называемые «друзья царя» не упустят. Всеми мыслимыми и немыслимыми путями они попытаются занять трон.
- Но трон должны занимать верховные жрецы, - возразил Шепсескаф, друг и советник Менкау – Ра.
- Но мы ослабли, нас оттесняют в сторону, - Менкау – Ра не побоялся сказать перед собранием правды, хотя она давалась ему с трудом.
- На стороне военачальников армия, поэтому они – сильные противники, - медленно проговорил Сахура, видимо, о чём – то глубоко задумавшийся. – К тому же, на их стороне многие министры и вазиры, которые против нас. Страшно подумать, что может ждать наших детей, если оставим всё так, как есть.
- Тогда Кеми неизбежно расколется. Возможно, даже начнётся великая война между жречеством и той знатью, что будет на стороне нового фараона, - заметил Мухаммед.
- А кто скорее всего будет претендовать на престол? – спросил Сахура.
- Таковых людей всего четыре, - сказал Херес, верховный жрец бога Аписа. – Это Менкау – Ра, Петубаст – номарх Гераклеопольского нома, Хемхелихер – египетский полководец и Птахонепет – главный военачальник.
- Сколько наших людей во дворце? – спросил, нахмурясь, Менкау – Ра.
- Всего пять, - ответил Херкаф, посыльный, обладающий большими знаниями о делах, творящихся во дворце. – Я думаю, что некоторым из вас необходимо ехать во дворец, хотя серьёзно беспокоиться пока рановато.
- Почему рановато? – Удивился Мухаммед, уверенный в том, что царь скоро перейдёт в Аменту.
- Да внемлят сердца ваши к моим словам, - Хекаф поднял к небу руки, - Я не сомневаюсь, например, что тот, кто живёт в Большом доме, проживёт ещё лет двадцать. Конечно, он часто передаёт важные дела, которые следует решать самому, некоторым вазирам и министрам. Но это не означает, что царь о них ничего не знает! Он обо всех решениях знает, и сейчас уже стал довольно часто принимать в них непосредственное участие. Я же продолжаю утверждать, что прежде чем ставить на трон тебя, могущественный Менкау – Ра, следует укрепиться, иначе будем зависеть от остальной знати, оглядываться на министров и вазиров и будет каждую минуту опасаться заговора!
- А наследники? Что же делать с ними? Неужели придётся воевать за трон? – спросил встревоженный Мухаммед.
- Этот вопрос беспокоит и моё сердце и сердце всякого, знаюшего правду, - печально произнёс Хекаф. – Сейчас у царя три жены: первая – Ахманихате, вторая – Ленхат, третья - Нефретари. Также у него гарем – около трёхсот рабынь. Но что удивительное и непонятное это то, что у них у всех рождаются только девочки. А если всё-таки родится мальчик, то он такой хилый и слабый, что не модет прожить и дня. А если рождаются здоровые, то быстро погибают от всяческих напастей. Царь в отчаянии, мы – в недоумении, а враги ликуют.
- Какие враги? – спросил Мухаммед, который всегда был в курсе только того, что происходит внутри страны. Остальное же, что происходит за её пределами, его не касалось.
- Известно какие, те, которые хотят завоевать и покорить Кеми, - сказал Менкау – Ра. – Это ливийцы, сирийцы, хетты и нубийцы. Они только и ждут, когда тот, кто живёт в Большом доме перейдёт в Аменту и начнётся Великий траур.
- Надо будет пристально наблюдать за слугами и приближёнными к царю, чтобы они не отравили его, великого, - да будет он жив, невредим и здрав, - сказал Мухаммед. – Возможно, кто-то из врагов убивает мальчиков, сыновей того, кто живёт в Большом доме.
- Я кожей чувствую, что царь по собственной воле не уйдёт в Вечный город. Уверен, кто-то ему поможет, - тихо проговорил Хекаф. И почему-то никто не заметил, что великий Менкау – Ра постепенно становился всё мрачнее и мрачнее. Никто не понял его план. И за что Амон ниспослал ему таких глупых советников? Но святейший Менкау – Ра ошибался. За столом сидел человек, который прекрасно понял, что за план хотел выполнить первый жрец. И этим человеком был Сахура. Он понимал, что ситуация становилась острой и напряжённой. Кто кроме него мог придумать подходящее решение столь сложной задачи. Но дело было даже не в этом. Кто бы НЕ ПОБОЯЛСЯ выразить умными смелыми словами свою мысль?
- Надо дождаться, когда появится наследник и не отходить от него ни днём, ни ночью, - предложил он. – При дворе плетутся интриги, мальчика надо от них уберечь. Тогда, даже после Великого траура, при живом наследнике временная власть переходит верховному жрецу, храм которого располагается в столице, а сейчас столица – Фивы.
- Ты прав, Сахура, - Менкау – Ра улыбнулся, - ни к чему Египту лишнее кровопролитие, итак силы подорваны борьбой с Гераклеопольским номом. Будем ждать наследника, и охранять его. А дальше видно будет.
После собрания Сахура и Менкау – Ра решили ехать во дворец фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Они хотели быть в центре событий. Поначалу, Сахура не желал отправляться в Мемфис, он хотел остаться в своей келье и молиться. Он сильно тосковал по тому времени, когда предавался лишь богослужениями, жертвоприношениями и молитвами. Но старый жрец хорошо понимал, что свежий взгляд на творящиеся при дворе интриги может быть гораздо полезнее. Тем более Менкау – Ра нужен человек, который никогда его не предаст и всегда будет рядом.

Мемфис 2023 г до н.э.
- Нафертум! – раздался голос Владыки Обоих Земель.
Да - да, о повелитель! – громкий голос Нафертума часто приковывал к нему внимание. Но не только голос делали этого человека запоминающимся. Надо без преувеличения сказать, что Нафертум был красив. Не просто, по – обыкновенному красив, а по – особому. Он был настолько привлекателен, что порой было трудно отвести взор. Высокий, мускулистый, с резкими орлиными чертами лица. На темно - коричневом от загара лице блестели широко расставленные тёмные серые глаза, выделялся крупный хищный нос. Многим он не нравился именно благодаря своим глазам, выражение которых всегда было жестокое и подозрительное. Также не нравился и цвет их. Как это у исконного египтянина могут быть серые глаза? Это порождало подозрение. Но такое к Нафертуму отношение было лишь во дворце, в сердцах тех, кто завидовал его силе и сокровищам, а может, просто боялся.
- Отдохнём с тобой, друг? – немного пьяным голосом сказал великий Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав. В зале находилось множество людей, свиты царя и его гостей – да будет он жив, невредим и здрав. Тут и главный советник владыки – Птахонепет, Шахар – писец, Хасан – финикийский купец, несколько жрецов. А также, конечно же, самые красивые танцовщицы и рабыни в Кеми и близлежащих странах, таких как Сомали, Нубия, Сирия, Финикия и др. В центре залы стоял огромный стол с необычайным количеством всевозможных кушаний: шестнадцать сортов виноградных вин; варёные, жареные, печёные гуси, свиньи, цапли, солёная рыба; финики, бананы, фиги, плоды сикомора, огурцы, кокосы; овсяные и пшеничные лепёшки; молоко, хлеб…
- Конечно, сердце моё возрадовалось от такой почести, - заплетающимся языком, но всё равно громко ответил Нафертум.
- Скажи, Нафертум, что происходит на границе? – чуть слышно пробормотал пьяным голосом Мептухотеп и снова поглядел на финикийскую рабыню. Девушка была высокого роста с густыми чёрными волосами, крупными губами и красивой фигурой. Под грустные звуки афры она извивалась всем телом. Тончайшая шёлковая накидка, покрывающая её голову, всё время приподнималась, открывая взору длинные слегка вьющиеся волосы.
- Мы через несколько дней пойдём наступать на Сирию во главе с самим Аменемхетом, пока войско стоит на побережье Суэцкого канала и выжидает момент, - сказал Нафертум.
- Я это знаю, - терпеливым голосом сказал царь. – Не слышно ли каких – нибудь других известий? Мы туда же послали несколько гонцов, но они не вернулись!
- Я могу сообщить тебе только то, что Линупат, полон самых радужных надежд на возвращение к Сирии хотя бы части территории, захваченной нашими предками. Он горит желанием отомстить за поруганную честь страны.
- Да как он сможет нам отомстить, когда его войско меньше нашего?
- Он умный и талантливый военачальник, не стоит недооценивать его!
- Не нужно мне говорить, как себя вести, Нафертум! – грозным голосом проговорил фараон – да будет он жив, невредим и здрав.
- Как хочешь, о повелитель, - военачальник преклонил голову перед своим царём, насмешливо прищурившись. Атмосфера стала крайне напряжённой.
- Мептухотеп, скажи, - голос Нафертума потеплел. Он решил немного подколоть царя своей осведомлённостью в его государственных делах.– Что, интересно, задумали жрецы? Я каждый день узнаю, что они опять начинают что – то предпринимать.
- Жрецы уже мало, что значат для власти. Они уже не смогут вернуть прежнее влияние и диктовать свою волю, - сказал Мептухотеп.
- В отличие от тебя, дорогой Мептухотеп, - ехидно про себя добавил Нафертум.
«Хорошо же ты знаешь обо всём, что происходит в твоём государстве, - с усмешкой подумал вельможа. - Наверное, и не помнишь, когда уехал твой вазир Аменемхет на войну! Надеюсь, боги помешает Аменемхету вернуться. Слишком много власти он может забрать в свои жадные руки даже одним своим приходом. Ведь он прекрасно знает, что царь его любит, как сына, вот и пользуется этим, шакал. Хорошо, что его отправили на войну! Надеюсь, Аменемхета там убьют».
Улыбнувшись своим мыслям, Нафертум перевёл взгляд на фараона – да будет он жив, невредим и здрав, который беззастенчиво тискал танцовщицу – финикиянку. Да, как для него важны государственные дела! Без сомнения, Линупату будет несложно вести войну с Египтом.
Девушка хохотала и что – то шептала на ухо царя, отчего тот сильнее улыбался и похлапывал рабыню по массивному подтянутому заду.
- Сам Амон – Ра хочет, чтобы я оказалась в твоих покоях, повелитель, - промурлыкала рабыня, обнимая царя за шею и кокетливо улыбаясь.
- Слово столь прекрасной женщины, как ты, не может оставаться неслышимым, - витиевато сказал Мептухотеп и поднялся со своего золотого кресла, источавшим слабый запах хекену и ладана, привезёнными из страны Пунт.
Рабыня, которая быстро и уверенно шла в покои фараона, на ходу придумывала, как можно больше выгоды извлечь из благосклонного расположения царя. Но до этого, как она рассудила, было ещё далеко. Тут в её красивую черноволосую головку пришла блестящая идея, достойная Исиды, если бы той пришлось быть на месте этой рабыни.
Девушка сделала вид, что запнулась о ступеньку в покои фараона, скатилась с них, и с шумом упала на каменный пол. Ей хватило самообладания действительно крепко удариться головой и плечом, которые теперь саднили и сильно болели.
- О Ра! – только и воскликнул обеспокоенный царь. – Помоги же ей, пусть боль покинет тебя!
- О повелитель! Как же мне больно! – причитала рабыня, заплакав. – Как я, наверное, тебя разозлила, прости! Прости, грешную!
- Да что говорят уста твои? Как я могу сердиться на того, кто делает мне только приятное, радуя глаза своим видом?
- Правда? Правда, ты совсем не злишься? – наложница сделала удивленное и обрадованное лицо. По щекам опять заструились слезы. Слёзы радости.
- О великий и благородный! – воскликнула рабыня, делая вид, что из последних сил восхваляет своего правителя.
- Не говори ничего, - приказал царь, потом крикнул черному евнуху, который стоял на страже:
- Позови лекаря!
И тут рабыня сделала вид, что упала в обморок. Она лихорадочно хватала ртом воздух, пылаясь, как будто унять дрожь в коленях. Царь опустился на колени перед рабыней, придерживая ей голову руками. А рабыня уже лежала «без чувств». Скоро пришёл лекарь. Это был довольно привлекательный немолодой человек с гладким лицом и серьёзными внимательными глазами.
Рабыня, краешком глаза увидевшая, что идёт лекарь, который, без сомнения поймёт, что она всех дурачит, открыла глаза и сделала вид, что приходит в себя.
- О, что я наделала! – рабыня опять принялась плакать. – Столько людей всполошилось из – за меня! Простите!
- Прекрати, - грозным тоном сказал царь. – Не желаю ничего слушать. Хватит! Не помутилась ли твоё сознание от падения?
- О, добрый царь, помогите! – прошептала рабыня, подавая Мептухотепу руку. Царь помог ей встать, и она продолжила свой путь в спальню фараона – да будет он жив, невредим и здрав. Мептухотеп пошёл за ней следом.
- Сам Амон дал тебе столько сил и здоровья! – удивился фараон.
- Когда глаза мои устремляют взор свой на тебя, силы и жизнь во мне прибавляются, - улыбнулась рабыня.
- Снимай одежду, - портебовал Мептухотеп тоном, не допускающем возражений. Рабыня быстро исполнила его приказ.
- А теперь сделай так, чтобы душа моя воспарила к небесам, сердце наполнилось покоем, и почувствовал я счастье!
- Для меня это честь! – засмеялась наложница, подумав при этом, что фараон – несчастный, одинокий человек. Он лёг на своё огромное ложе, снял корону и всю одежду. Рабыня увидела слабого, больного человека, с большим животом и редкими клочками волос на голове. Но, дело превыше всего. Она принялась втирать ароматное масло в спину царя. Тот довольно застонал.
- Нравится? – тихо спросила рабыня.
- Твои руки всегда мне нравились!
- Только это? – надулась наложница.
- Нравишься ты вся, сладкая моя! – улыбнулся царь.
- Ну, тогда сделай и мне массаж с благовонным маслом, - попросила наложница. Фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - очень удивился. Никто, никакая из его женщин не просили его о подобном. Все они прежде ублажали его, нисколько не заботясь о своих желаниях. Дерзость рабыни понравилось Мептухотепу. Он встал на колени, налил немного ароматного масла себе в ладонь и с величайшим усердием начал втирать в тело распластанной на кровати рабыни. Царю даже понравилось столь непривычное занятие, с довольной улыбкой он спросил:
- А тебе нравится?
- Да! – выдохнула наложница.
- А что ещё тебе нравится?
- Всё! – сказала рабыня и перевернулась на спину. А фараон подошёл к серебряному подносу и взял оттуда кисть винограда.
- О – о! – воскликнула девушка и схватилась за голову.
- Что случилось?
- Мои родители…Моя мама, отец…
- Не плачь! Что с ними?
- Они бедны! Они умирают в рабстве, далеко от родины!
- Где они сейчас?
- На рудниках! О, царь, помоги им!
- Хорошо, завтра я прикажу отпустить их обратно в Финикию. Ты довольна?
- О, повелитель! – девушка сделала вид, что от счастья не может вымолвить ни слова.
- Не благодари, и ничего не говори, - сказал царь. – Так на чём мы остановились?
- Ты хотел поцеловать меня, - рабыня опять надула губки. Ей казалось, что царю это нравится. Так же, как и её небольшая самостоятельность.
Где – то в полночь рабыня поднялась с ложа и опустила свои стройные ножки на золочёную подставку около кровати. Мельком взглянула девушка на спящего царя. «Неудивительно, что тебя скоро убьют», - подумала она с отвращением созерцая наготу своего повелителя, Владыки Обеих Земель, фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав. Большой живот царя расплылся на тончайших простынях из голубоватого шёлка, рот открылся, обнажая больные зубы, а морщинистая рука лежит там, где только что находилась рабыня…
Но наложнице было некогда заострять своё внимание на царе. Он легко и тихо спрыгнула на каменный пол, устланный голубой тканью, и подошла к большому резному столу. Она мимолётом взглянула на серебряный поднос с фруктами и кувшином вина, золотую статуэтку Амон - Ра и богини Маат.
Девушка что – то искала. Быстро, очень быстро и нервно она открывала золотые шкатулки и проглядывала их содержимое. Вот, подарки подданных и украшения, малахитовая статуэтка Маат, золотой кубок…Ну, где, где же он? Наложница заметно начала нервничать. Если она не принесёт это Менкау – Ра, её просто повесят или отдадут войску солдат на развлечение. Но, впрочем, Менкау – Ра не посмеет убить столь ценного человека при дворе. Ага, вот он! Рабыня торжествующе сжала в своей изящной руке толстый папирусный свиток, перехваченный посередине ленточкой – компромат на Аменемхета, который, без сомнения, достал кто – то из шпионов врагов вазира. Надо вот только узнать кто. Тогда рабыня получит и горы зототых талантов и замужество с кем – то из придворных. Она заранее сказала, что если Менкау – Ра её обманет, то она всё расскажет фараону – да будет он жив, невредим и здрав, несмотря на то, что её после этого повесят. Впрочем, так же как самого Менкау – Ра. Так же наложница предвидела и то, что верховный жрец может запросто её убить, как только она соберёт все необходимые сведения. Рабыня наговорила верховному жрецу, что написала длинный текст на свитке папируса, размножила его и спрятала в нескольких различных местах, где их, без сомнения, найдут после её смерти. И пришлось Менкау – Ра действовать на условиях этой рабыни. Пришлось признать и её ум, и хваткость, редкие качества у рабынь. Хотя чему только не научишься в таких тяжёлых условиях!
Наложница спрятала свиток папируса в свою одежду и вернулась в кровать. Царь беспокойно ворочался во сне. Рабыне не хотелось, чтобы фараон прикасался к ней. Девушка считала его мерзким и грязным стариком. Несмотря на то, что восточная мораль должна была привить в ней уважение и любовь к правителю своёму, к этой девушке подобное не относилось. Просто, она всегда умело скрывала свои чувства. Опять послышалась какая – то возня. Рабыня замерла. Она призвала богов, чтобы царь не проснулся. Тщетны были усилия её.
Наконец, царь открыл глаза.
- Кто здесь? – спросил он. – Ахманихате?
- Нет, мой повелитель, это я, твоя рабыня, - прошептала девушка. И тут царь, наконец, её вспомнил.
- Мне неведомо твоё имя, - сказал повелитель Верхнего и Нижнего Египта.
- Ун – Амун, мой повелитель, - прговорила наложница. Это имя казалось ей более подходящим для ушей царя, более красивым, чем своё настоящее имя.
- Красивое имя! – улыбнулся царь. Девушка просияла. Да, верно ей всё время подсказывает её внутренний голос!
- Всё равно имя моё нельзя сравнить с твоим! – погрустнела Ун – Амун.
- И не надо сравнивать. Почему ты лежишь без сна, о несравненная?
- Я беспокоюсь о тебе, мой повелитель!
- Правда? А о чём именно беспокоится сердце твоё?
- Я хочу, чтобы ты был счастлив, чтобы долго и праведно было правление твоё, о господин!
- Сердце моё возрадовалось, когда услышал я твои слова, прекраснейшая из женщин! – воскликнул фараон и пододвинулся к рабыне ближе.
- Для меня это счастье говорить тебе приятное, и творить тебе добро, и всё хорошее, что ты сам можешь придумать! – успела произнести Ун – Амун перед тем, как ей пришлось выдержать долгие любовные притязания Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав.
- О, несравненная! – сказал царь, когда отодвинулся от рабыни. – Я хочу, чтобы ты всегда была в моём гареме!
«Ну, уж нет. Меня ждёт намного лучшая участь!»
- Я буду счастлива, мой повелитель!
- Завтра скажи своёму господину, что я плачу за тебя целый талант!
- Как ты высоко меня ценишь! – не могла не воскликнуть рабыня.
- Ты стоишь намного больше, несравненная моя.
- Мой господин может получить деньги через меня, - робко отозвалась Ун – Амун, прикидывая в уме, что получит от фараона гораздо больше, чем рассчитывала.
- А кто твой хозяин?
- Финикийский купец Лигор, который приехал ко двору. Завтра ты его увидишь, мой повелитель! – рабыня на ходу придумывала вполне правдоподобную ложь, прекрасно понимая, что царь настолько ей очаровал, что поверит ей в любом случае.
- Хорошо, Ун – Амун, ты получишь все свои деньги, но я спрошу у твоего хозяина, получил ли он все деньги, или ты лжёшь.
- О, мой господин! Что я сделала, что ты разгневался на меня? – заплакала Ун – Амун.
- Ничего. Несравненная моя. Но теперь прекрати плакать.
- А когда моих родных выпустят из каменоломни?
- Я постараюсь, чтобы это произошло на этой неделе.
- О! – воскликнула Ун – Амун и зарыдала.
- Что случилось? – царь не мог выносить женских слёз.
- Как? Как я могу развлекать тебя подобающе, когда знаю, что отец и мать погибают под ударами кнутов в каменоломнях?!
- Но я не могу их так быстро отпустить!
- Не можешь?! – горестно ахнула Ун – Амун. Слёзы длинными чёрными ручьями потекли по прекрасному лицу, смывая весь макияж на глазах. Она понимала, что вступает на зыбкую почву, но решила играть до конца. – О – о! О, боги! Убейте меня! О, проглоти меня, земля! Убейте меня, убейте, что люблю свою семью, убейте, что не могу вынести, когда она страдает! Убейте! Я заслужила смерть, позорную и ужасную?
- Что ты говоришь, Ун – Амун? – нахмурился царь.
- Моя семья! Мама, папа, которые держали меня на руках, когда я вот – вот родилась, и сказали: «Родился человек!» Мама и папа, которые всю жизнь любили меня больше, чем самих себя! Которые сами не видели ни одного целого куска хлеба, потому что отдавали всё мне. Сами не ели, не пили, отдавали мне всё самое дорогое и близкое к сердцу, что имели сами! Они погибают, погибают, а я? Я хорошо питаюсь и живу…
- Хватит! – вскричал фараон – да будет он жив, невредим и здрав. – Я освобожу твоих родных! Вот тебе мой перстень (царь тут же снял со своего безымянного пальцо малахитовый перстень и отдал наложнице), моя печать, твою семью освободят!
- О, повелитель! О, повелитель! Что ещё я могу сказать? Слава тебе, благородному! Увидят лишь взор твой, и ликует небо, и ликует земля, и всё живое от радости! Спасибо тебе!
- Не стоит, Ун – Амун, - проговорил Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - ведь ты знаешь самый лучший способ отблагодарить меня, о несравненная и прекраснейшая!
Рабыня чуть не закричала от отчаяния. Ну, как она могла предположить, что в старом царе будет столько мужской силы?! Ну, чтож, делать нечего. Сами боги посылают Ун – Амун такие испытания. Но…дело превыше всего. Можно немного и потерпеть. Интересно, что сделает Мептухотеп, когда проснётся утром, а её не будет? Все. Упорхнула бабочка. А кольцо с царской печатью у неё! Царь, наверняка поймёт, что она наговорила ему только ложь, вернее большую часть. Всё, кроме того, что её родители работают в каменоломнях. В это фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - может поверить. Всё – таки она искренне плакала и переживала за них всё то время, когда их разлучили в рабстве. Ун – Амун долго не могла забыть, да и не пыталась, лицо своей матери, когда они находились на рынке рабов, молодой ещё женщины с ранними морщинами, которая сказала своей единственной дочери (она с трудом родила Ун – Амун, потом долго болела и, в конце концов, не могла больше иметь детей):
- Мы сейчас, может, видимся последний раз. Нас забирают в каменоломни. Ты, дочь, можешь нас спасти только своей красотой. Наверняка, тебя купит какой – нибудь номарх. Очаруй его любыми способами, которым я тебя учила. Мы не сможем выжить без тебя. Спаси нас, родителей твоих.

Побережье Суэцкого канала, 2023 г. до н.э.
- Сколько мы ещё будем здесь стоять? – спросил Хенкс. – Задыхаюсь я от бездействия. Воистину из камня сердце твоё, Аменемхет, ибо стойко переноишь ты все тяготы и действуешь, как подскажет тебе Амон!
- Великий военачальник должен много терпеть, чтобы его битва была выиграна, -
проговорил довольно хмурый вельможа, мельком взглянув на друга. – Тебе полезно потерпеть, ведь это умение разумно составить план сражения и действовать согласно нему.
- Но мы уже неделю тут стоим! – не выдержал Хенкс. – Сколько можно?
- Знаешь, Хенкс, мои глаза не видят больше того, кто так мудро действовал раньше, - вазир не замедлил подколоть военачальника.
- Сердце моё горит, и тело страждет! Мучаюсь я от покоя!
- Ты мучаешься не от покоя, а от безделья, Хенкс, - холодно заметил Аменемхет, нахмурив чёрные брови.
- Аменемхет, что случилось? – спросил раздражённый Хенкс. – Что мучает тебя? Ведь страдаешь не только ты, но и мы, твои друзья. Ты мучаешь и нас. Почему ты так обращаешься со своими друзьями, словно мы рабы твои или грязь под ногами?
- Прости меня, Хенкс, - Аменемхет опять задумался, - ничего со мной не случилось. Просто мне неприятно, что так много людей не понимает мой план! И вообще, сегодня печально на сердце, не тревожь меня. Дай отдохнуть душе.
- Как хочешь, - Хенкс поднялся на ноги и пошёл к вельможам, играющих в кости недалеко.
- Хенкс! – крикнул военачальнику вслед Аменемхет. Тот медленно повернулся.
- Что?
- Сегодня рано вечером состоится военный совет, после которого начинаем действовать по моему плану.
- Хорошо, Аменемхет, каждый услышит это, - проговорил Хенкс и ушёл. Аменемхет закрыл глаза и представил Фламон – Хешет, её губы…Как ей, наверное, сейчас тяжело! Этот нечестивец царь избивает её, а Аменемхет, бессильный, ничего не может сделать! Но он должен думать только о войне, если хочет её выиграть. Всё равно Аменемхет ничем не сможет ни помочь Фламон – Хешет, ни укрепить своё положение во дворце, он только расстоится, а это отрицательно скажется на его планах. В расстроенном состоянии так легко наделать глупостей, о которых потом сильно начнёшь сожалеть. А с остальным вазир разберётся потом, позже…И так разберётся, что больше никто не посмеет поднять руку на Фламон – Хешет и плести заговоры за спиной вазира! Аменемхет нисколько не сомневался в своих силах. Он даже был уверен в них гораздо больше, чем раньше.
Смеркалось. Воздух похолодел и посвежел. Природа пустыни готовилось ко сну. А в шатре Аменемхета наоборот, бурлила жизнь. Военачальники Кеми с оживлёнными нетерпеливыми лицами ждали, когда вазир заговорит, наконец, о своих планах. Но, вельможа, будто назло беседовал с ними только об урожаях этого и прошлого года, погоде, о своих замыслах на преобразование в своём дворце. Внезапно он сообщил:
- Переправляемся через канал сегодня ночью.
- Что?! – воскликнул Даоби.
- Сегодня? – удивился Хенкс.
- Да, сегодня. А почему это вас так удивило? Неужели вам, бывалым войнам, такая новость внове?
- Нет, конечно же, нет. Просто неожиданно, - невнятно проговорил Хенкс.
- Сегодня самое похдодящее время для наступления. Сирийцы давно уже ждут, когда мы, наконец, примемся воевать. И сейчас они считают, что мы задумали какую – то хитрость, вот и стоим на месте. Возможно, они даже усилили караул. Но, как я всё же продолжаю считать, они уменьшили количество людей на берегу и думают, что мы не переправимся на тот берег этой ночью. Поэтому сегодняшняя ночь – лучшее время для наступления. Застанем их врасплох, вырежем всё войско! А уцелевших уведём в рабство!
- Правильно говоришь, вазир! – поддержал Аменемхета Хенкс. – Сам Амон наградил тебя мудростью.
- Спасибо тебе, Хенкс. Однако слушайте дальше. Как там у вас с подготовкой войнов?
- Прекрасно, Аменемхет, - улыбнулся Даоби. – Кстати, и с дисциплиной тоже.
- Тогда ладно. Сегодня каждый из них должен узнать о предстоящем сражении. Я командую своим небольшим отрядом, а Даоби командует тем отрядом, который будет ждать в засаде около берега, перерезав караульных, так, а Хенкс будет предводителем основного войска. Надеюсь, всё понятно?
- Да, вазир, - сказали Хенкс и Даоби в один голос.
- Тогда идите, пусть каждый узнает о готовящемся сражении. Да, и ещё. Сирийцы наверняка следят за нами, поэтому сделайте так, чтобы они не заподозрили о готовящемся походе.
- Хорошо, Аменемхет, - сказал Хенкс.
Наступила ночь. Чёрная и холодная. Некоторые войны верили, что именно в такую ночь выходят злые духи, чтобы перебить и перекалечить человека и забрать в плен его душу, если он недостаточно глубоко верит в спасение, которое ему приготовит Владыки Земли и Неба.
Едва наступило самое тёмное время суток, Аменемхетет со своим отрядом переправился через Суэцкий канал. Плыть пришлось довольно долго, ведь этот водоём был широким, и ещё лодочники старались не наскочить на камни и плыть бесшумно, чтобы их не увидели сирийцы. На трёх лодках солдаты вместе причалили к берегу. Осторожно, чтобы не вызывать подозрений, Аменемхет вступил на берег канала. В своём воинском одеянии он нисколько не походил на прежнего заносчивого и самоуверенного вельможу, а казался проще, но опаснее. Отряд спрятался в зарослях кустарника. Невдалеке на своём посту передвигался из стороны в сторону дозорный. Аменемхет решил сам расправиться с ним. Он громко закричал в зарослях, имитируя крик шакала.
- О боги, ну что же эти мерзкие животные не дают покоя ни днём, ни ночью?! – выругался сириец. Он достал свой нож и медленно двинулся к кустарнику, проклиная про себя шакалов, которые таскали еду в лагере. Аменемхет притаился в зарослях, отлично зная, что сириец хорошо запомнил, откуда воет шакал. Дозорный подошёл ближе. Одним быстрым прыжком вазир оказался за спиной сирийца и воткнул нож тому прямо в горло. Не успев издать ни звука, поверженный враг стал оседать на землю, кровь фонтаном брызгала у него из рассечённых артерий. Вельможа жестом приказал скинуть дозорного в воду, а сам подошёл ближе к лагерю. Да, хорошо устроились сирийцы! Празднуют! Вазир заметил, что враги расселись по группам, и пьют пиво, хохочут и играют в кости. Опытным глазом зорко осматривал вельможа окрестности, когда кто – то тронул его за руку. Это оказался Турникс. Он обследовал местность и сообщил, что на расстоянии десяти локтей, находится ещё один дозорный.
- Убери его, - сказал Аменемхет.
- Уже убрал, - сообщил Турникс.
Отряд быстро начал передвигаться к концу лагеря, по пути убивая дозорных и попадающихся на пути остальных людей.
Наконец, скоро они уже были в конце лагеря, обошли его и направились в условленному месту. Но тут они услышали как кто – то говорит:
- Слышишь, дозорный пропал!
- Когда?
- Да вот недавно! Слушай, по – моему, египтяне это. Ведь приказано не оставлять своих мест. А он исчез.
- Ну, ты скажешь! – человек противно засмеялся. – Просто нашел себе сладенькую пташку и развлекается, а ты завидуешь.
- А по – моему надо проверить!
- А по – моему ты чересчур трусливый!
- А я всё – таки сообщу об этом начальнику.
- Как хочешь.
Но эти люди ничего не успели никому сообщить. Острые ножи войнов Аменемхета закололи их. Турникс отыскал длинную палку и, не спеша начал её зажигать. Хупи, один из лучших войнов Аменемхета, уже поджигал шатры сирийцев. Главная их задача была навести панику среди врагов и воспользоваться переполохом, чтобы пробраться к шатру сирийского военачальника и уничтожить его. Несколько лучников подожгли концы своих стрел и выстретили в шатры из шкур.
Вдалеке, в другом конце лагеря Даоби помахал очень длинной горящей веткой, от души надеясь, что войны Хенкса её увидят. И вот войны под предводительством Аменемхета с громким улюлюканьем бросились на сирийцев. Враги их, не понимая, в чём дело, медленно вылезали из своих шатров, чтобы тут же быть сражёнными острыми копьями египтян. В сирийском лагере началась, как и предполагал Аменемхет, паника. Некоторые хватались за оружие, но тут же были убиты, другие пытались добраться до реки и уплыть. Чаще всего это им не помогало, так как течение было быстрым, а канал широким и многоводным. Громкие крики поверженных сирийцев смешивались с пронзительным воем наступающих.
Аменемхет с несколькими войнами пробирался к шатру предводителя сирийцев. По пути несколько солдат пытались преградить ему дорогу, но вельможа отлично владел копьём и кинжалом, с которым никогда не расставался. Он буквально исполосовал нескольких сирийцев, которые привыкли сражаться только против необученных безоружных людей. Вот, несколько шатров, охваченных пламенем, рухнуло. Длинные языки пламени продолжали лизать оставшиеся постройки.
Вот Аменемхет широко распахнул шкуры шатра предводителя сирийцев и зашёл внутрь. Тусклый отблеск сальной свечи едва освещал пространство внутри. Но там никого не было. Со злости вельможа стукнул кулаком по деревянному столу и быстро вылетел оттуда: крыша могла в любой момент обвалиться. Вот, к вазиру уже быстро подошёл Даоби с горящими глазами и чуть бледноватым лицом.
- Аменемхет, их хозяин побежал недавно туда! – он ткнул пальцем в сторону реки, - я пытался его догнать, но его уже окружили свои войны!
Вазир не дослушал. Со всех ног он мчался к реке. За ним едва поспевали Даоби и Турникс, не жалавшие, чтобы хозяину грозила опасность.
Когда Аменемхет подбежал к реке, то увидел, что военачальник сирийцев поспешно садится в лодку, а несколько его приближённых пытаются дрожащими руками отвязать верёвку, прикрепляющую лодку к берегу, чтобы её не угнесло течение. Не долго думая, вазир бросился к воде. Он проплыл несколько локтей и схватился руками за борт этой лодки. Военачальник схватился за свой кинжал и попытался ранить вазира. Но Аменемхет и сам так же хорошо владел кинжалом. Держась одной рукой за борт лодки, он отчаянно махал своим кинжалом, пытаясь отстранить военачальника на безопасное расстояние и забраться в лодку. Трое наиболее приближённых знатного происхождения людей, что находились в лодке, начали помогать своему начальнику отделаться от надоедливого и опасного египтянина. Но не тут – то было. С другой стороны к лодке уже подплывали Даоби и Турникс, сражавшиеся не на жизнь, а на смерть за своего господина, за человека, которого они любили и почитали, как родного отца. Даоби вытащил свой изогнутый нож и быстро залез в лодку. В это время один сириец успел воткнуть свой кинжал в плечо вазира. Аменемхет задрожал от боли и заскрипел зубами, чтобы не закричать. А сириец вынул нож и вновь до самой рукоятки вонзил его в это же плечо Аменемхета рядом с раной. Сириец хотел убить или хотя бы обездвижить ту руку вазира, которой он держался за борт лодки. Но не успел сириец нанесли следующий удар, как кто – то перерезал ему горло и столкнул в воду. Та же участь постигла остальных сирийцев, кроме военачальника. Аменемхет заранее сказал Даоби, чтобы сразу не убивали его. Турникс помог вельможе перелезть в лодку. У Аменемхета сильно кружилась голова, во рту ощущался горьковатый вкус крови. Он с трудом мог различить испуганное лицо военачальника сирийцев.
- Кто помогает тебе грабить Кеми? – спросил Аменемхет, уверенный, что кто – то из дворца фараона. Вельможа даже предполагал, что всё это началось из – за того, что кто – то хочет просто убрать его, Аменемхета, из дворца. Если так, то это похоже, Нафертум. Но надо точно знать.
- Я не понимаю тебя, - военачальник сделал несчастное лицо. – Сирия сама начала…
- Не говори ерунды. Зачем Сирии нападать на Кеми, которая не так давно была в дружеских отношениях с нашей родной страной? А прошлое – это прошлое. Я знаю, что это кто – то из Кеми, какой – то предатель. Говори, кто это или мой кинжал вырежет у тебя сердце!
- Нет! – казалось, военачальник собрался заплакать. – Да, это один человек из вашего дворца, который задумал государственный переворот…
- Кто? Кто это? – Аменемхет изо всех сил старался не упасть в обморок. Всё плыло у него перед глазами, кровь заливала руки.
- Я не могу это сказать, - невнятно промямлил военачальник, наклонив голову и внимательно всматриваясь в чёрную мутную воду, обдумавая планы спасения.
- Даоби, - чуть слышно проговорил Аменемхет, и молодой человек выхватил из пояса кинжал и проткнул им руку сирийца. Тот взвыл от невыносимой боли.
- Говори! – раздался холодный голос Аменемхета.
- Ладно, - примирительно поднял руки сириец. – Я скажу тебе, египтянин.
Аменемхет откинулся на борт лодки, приготовясь слушать. Но не тут – то было. С громким отчаянным воплем сириец толкнул вазира в воду и сам прыгнул за борт лодки, пытаясь уплыть от своих врагов. Этот военачальник знал, что Аменемхет ни перед какими пытками не остановится, чтобы узнать имя предателя Кеми. Также сириец понимал, что если расскажет им всю правду, его всё равно убьют. Или даже если отпустят, что маловероятно, то он станет предателем, и спокойно жить ему уже никто из сирийцев не даст.
Быстрыми движениями рассекаю черную воду, сириец пытался добраться до противоположного берега. Но он не совсем рассчитал свои силы и силы преследователей. Едва он прыгнул в воду, Даоби последовал за ним, пытаясь во что бы то ни стало догнать и убить военачальника. Молодой человек знал, что его хозяин, могущественный вельможа Аменемхет никогда ему не простит, если сириец скроется. Но вот в ночной тьме что – то ослепительно блеснуло. Это Аменемхет вытащил свой кинжал и, собрав остатки сил, метнул его в сирийца. Удар заставил врага остановиться. Он несколько раз прерывисто всхрипнул, глотая сырой тяжелый воздух, и пропал под водой. Через некоторое время тело его безжизненно показалось над тёмной поверхностью, голова его была полностью скрыта, и быстрое течение унесло сирийского военачальника вдаль.
Аменемхет уже терял сознание в холодной тёмной воде, когда чьи – то руки подхватили его и затащили обратно в лодку.

Утро. Где – то послышался протяжный тоскливый вой шакала и пение птиц. На небе заалела заря. Воздух был напоён той удивительной свежестью и нежной прохладой, которая бывает только в предрассветный час.
Аменемхет открыл глаза. Он всё ещё находился в той злополучной лодке, где и произошла эта небольшая битва.
Голова была ясной, только тело пронзала острая боль. Это давала о себе знать раненая в схватке с сирийцем рука. Заботливый Даоби бережно перевязал повреждённые места и прикрыл их какими – то широкими листьями, которые уменьшали боль и воспаление.
- Тебе уже лучше? – спросил Даоби, который сразу же подошёл к Аменемхету, едва заметив, что тот пришёл в себя.
- Лучше, - хмуро процедил вазир. Он ненавидел, когда кто – нибудь становился свидетелем его слабости. – Где остальные?
- Они здесь, недалеко, приходят в себя после вчерашнего.
- Молодцы они, - вдруг Аменемхет улыбнулся, - сердце их неустрашимее, чем у льва!
- Да, славно мы разбили сирийцев! – Даоби был чрезвычайно доволен собой и остальными войнами.
- Когда мы прибудем в Мемфис я дам каждому войну по бочонку пива и позволю отдохнуть несколько дней от учений! – Аменемхет проявил обычайную для него щедрость души.
- Не сомневаюсь, сердце каждого возрадуется, когда услышат они эти слова, - проговорил Даоби и принёс в лодку немного жареного мяса и хорошего виноградного вина.
- Все ли враги перебиты? – поинтересовался вазир.
- Да, Аменемхет, - ответил Даоби. – Они хорошо сражались, эти сирийцы, мужественно. Ни один из них не желал участи «живых убитых». Они предпочли смерть.
- Ты так это говоришь, будто сочувствуешь нашим врагам! – нахмурился вельможа.
- Нет, просто я преклоняюсь перед их мужеством, - заявил Даоби. Аменемхет не желал больше лежать в лодке, как больной. Он осторожно встал и перелез через край лодки. По мелководью он быстро добрался до суши, где его ждал очередной сюрприз. Дело в том, что когда египтяне захватили весь сирийский лагерь, то там было несколько рабынь, с которыми сейчас хотели поразвлекаться солдаты. И вот сейчас, когда Аменемхет подошёл ближе к своему лагерю, он услышал громкий пронзительный крик. Недоумевая, вельможа поспешил к месту, откуда доносились эти вопли. Там он увидел, что несколько войнов держат на земле за руки и за ноги сирийскую рабыню и, задрав ей юбку, собираются её насиловать. Девушка вырывалась и громко кричала.
- Что здесь происходит? – спросил Аменемхет, подходя ближе. – И кто вам разрешил трогать военную добычу, которую мы везём нашему могущественному фараону – да будет он жив, невредим и здрав?
- Но она же рабыня! – непонимающим возмущённым голосом крикнул один из солдат. – Сами боги велели «живым убитым» развлекать нас!
- Не вас, а царя, - спокойно перебил его Аменемхет. – Нельзя портить чужую собственность. Расходитесь!
Недовольные, солдаты нахмурились и поспешно расходились по своим шатрам. Вазир покачал головой. Похоже, все его солдаты нуждаются в хорошем наказании. Где это видано, чтобы простые смертные даже не скрывали неудовольствие перед ним, вазиром?
Тут к Аменемхету подошёл Хенкс.
- Когда отправляемся дальше? – спросил он.
- Вели сейчас же собираться в путь, - проговорил Аменемхет и сказал:
- И собери небольшой отряд наиболее преданных мне войнов и пошли их сюда.
- Что ты задумал, друг?
- Подправить дисциплину, - бесстрастно произнёс Аменемхет и добавил:
- Солдаты стали чересчур распушенными. Ещё немного и начнётся бунт.
- Чепуха, друг! Просто они устали от похода и хотят домой.
- Мне это неинтересно. Они должны сражаться независимо от того, устали или нет. Это их священный долг, который сегодня нарушили. Хенкс, вели сейчас же трубить сбор солдат, мне надо кое – что им сообщить.
- Хорошо, Аменемхет, - сказал Хенкс и ушёл. Через некоторое время все египетские войны построились по прямой линии, напряжённо ожидая, что им скажет их военачальник. Аменемхет осторожно, чтобы не повредить руку, забрался на своего чёрного коня, и немного проехался вдоль войска. Потом он громко, чтобы уши каждого услышали эти слова, прокричал:
- Египет гордится вами! Как я и предполагал, сердца ваши неустрашимее, чем у льва, а глаза зорче орлиных! Вы славно сражались за свою землю и заслужили награды. Каждый из вас получит в Мемфисе по бочке пива и отдых в течение недели. Но пусть учтёт каждый: за порчу добычи, которую мы повезём царю, последует наказание в двадцать ударов плетьми!
Сердца каждого возрадовались, когда услышали они о награде, ибо раньше мало кто из военачальников жаловал их такими щедрыми дарами. С немым благоговением и восторгом взирали войны на своего любимого вазира, с жадностью впитывая каждое признесённое им слово. Потом, словно по чьему – то приказу они хором начали выкрикивать:
- Аменемхет! Аменемхет! Аменемхет!
Вазир радостно улыбнулся солдатам, потом сказал:
- Сейчас принимайтесь за работу! Нам ещё предстоит захватить столицу Сирии Ниневию!
Аменемхет направил коня к своему шатру и, увидев Турникса приказал тому собирать все его вещи.
Скоро всё египетское войско продолжило свой путь по сирийской территории. Большая её часть была полупустынна и малонаселена, однообразным пейзажам, казалось, не будет конца и края. Изредка встречались оазисы, где войско делало привалы на некоторое время, чтобы отдохнуть и набрать свежей воды, которая быстро кончалась. Большая её часть шла на лошадей, которые под палящим солнцем просто не могли без неё обходиться. Совсем другое дело – верблюды. Эти спокойные неторопливые животные просто не знали усталости и жажды. Они могли прекрасно обходиться без воды около трёх недель. Уже в который раз Аменемхет благодарил богов за то, что посоветовали взять ему в поход так много верблюдов.
Через несколько дней где – то на горизонте показалось какое – то селение. Это был небольшой сирийский городок. На военном совете решили разграбить и разорить это поселение. Вот, войско рванулось в бой. Были сожжены все строения, вырублены и вытоптаны все сады и виноградники, жители перебиты, скот угнал. Страшное разорение воцарилось там, где ещё совсем недавно было богатство и процветание. Аменемхет знал, что царь будет хватить его за это чрезвычайно, поэтому не жалел сил, чтобы сирийская земля была как можно более опустошённой и измождённой. Шли дни, войско вновь отправилось в сторону Ниневии. Но на этот раз к египтянам приехал гонец от сирийского вельможи Кимнера, который уже успел после гибели Линупата провозгласить себя царём. Аменемхет с радостью и должным гостеприимством принял его у себя в шатре.
- Что привело тебя ко мне, сириец? – вежливо спросил вазир у гонца.
- Наш царь, Кимнер, послал меня к тебе, великий!
- Что он от меня хочет? – спросил Аменемхет, стараясь скрыть внезапно вспыхнувший интерес.
- Он хочет мира, сердце его страждет, когда ты разоряешь нашу землю!
- Тогда почему он грабил Кеми? – холодно спросил Аменемхет. – Сердца египтян будто не страдали, когда он грабил Кеми!
- Мне это не ведомо. Подумай, вазир, царь хочет заключить с тобой и твоей страной перемирие. Не брезгуй этим!
- Может, Кеми и согласится на мир, - проговорил Аменемхет. – Если Сирия уплатит сумму за все те набеги, что устраивала. Согласится ли Кимнер на таких условиях?
- Сколько именно вы хотите получить?
- Талантов сто золота, - подумав чуть – чуть ответил Аменемхет, немного приукрашивая действительность. Он хотел, чтобы узнав такую огромную цифру, сирийцы отказались от выкупа и проиграли войну. Аменемхет хорошо знал, что сирийские силы подорваны, а его войско всё ещё большое и сильное, без труда подчинит себе столицу во главе с царём Сирии, Кимнером.
- Это слишком много! – воскликнул посол.
- Это наше условие, - твёрдым голосом сказал Аменемхет. – Не решай за Кимнера. Может, он согласится, кто знает? Лишь боги ведают об этом! А сейчас мне пора заниматься делами.
Гонец поспешно поднялся и вышел из шатра.
После этого войско Аменемхета продолжило свои наступательные действия. Чем дальше оно продвигалось внутрь сирийской территории, тем сильнее у вазира крепла уверенность, что Кимнер всё же заплатит такую огромную цену. Сирийцы почти не сопротивлялись, лишь изредка выставляли перед египтянами нечто, отдаленно напоминающее воинский отряд. На самом деле это была небольшая кучка плохо обученных и вооружённых солдат, которые не были дисциплинированными и послушными. Конечно, разгромить подобные отряды не составляла большого труда. Аменемхет прекрасно понимал, что на берегу Суэцкого канала разбил основные силы Сирии, и царь этой страны мечется в страхе, не зная, что предпринять. Возможно, он позовёт на помощь союзников, которые всё равно вряд ли соглашатся сражаться с хорошо обученным и многочисленным египетским войском, которое прославилось на многие тысячи локтей своими завоевательными походами. Но египтяне уже так много нанесли ущерба этой стране, что она будут оправляться после него ещё многие и многие годы.

Фивы, 2057 г. до н.э.
В тот день, когда было собрание, Сахура больше не навещал своего ученика, только отвёл его в комнату.
Мальчик за целый день учёбы очень устал и слишком хотел есть и спать, чтобы задавать вопросы. Возможно, и сам Амон – Ра предостерёг его от этого, ибо Сахура был крайне рассержен и взволнован. Жрец сказал своему ученику, что уедет во дворец на некоторое время, и что за ним, Аменемхетом, будет присматривать человек, по имени Шепсескаф. Едва Сахура ушёл, мальчик выпил молока с ячменным хлебом, помолился и заснул. Ему снилось, что какая – то чёрная пантера сидела на толстом суку баобаба. Сначала дикая кошка просто сидела, потом убежала в прибрежные заросли около Сигора. И там какой – то охотник метнул копьё прямо в спину зверю. Завыв от боли, но, не потеряв бешеное желание жить, кошка убежала в заросли к воде. Была летняя ночь. Вдали полыхало зарево заката. Сапфирово – голубое небо темнело. Недалеко приятно журчала вода. Прибрежный песок чуть слышно поскрипывал под широкими лапами хищника. Кошка подошла к реке, немного попила прозрачной прохладной воды. Оглянулась. Прислушалась. Кто – то зашуршал в зарослях тамариска…
Утром его разбудил друг Сахуры, Шепсескаф. Едва Аменемхет открыл глаза, то увидел перед собой совершенно незнакомого человека среднего роста. Человек был широкоплечим и довольно толстым. Его бритая голова с открытыми точёными чертами лица ясно указывала на жреческий сан. Едва только человек заметил, что Аменемхет открыл глаза, он посмотрел на него своими карими, слегка подкрашенными чёрной краской глазами, и проговорил:
- Вставай, мой друг. Молись и ешь то, что даровано тебе Амон – Ра.
Жрец указал на стол, на котором был кувшин с водой и ломоть пшеничного хлеба. Мальчик послушно встал и приготовился к молитве.

Фивы, 2047 г до н.э.
Прошло десять лет. Многое изменилось с тех пор, многое стало совершенно другим, отличным оттого, что было раньше. Многие люди, верные сыны Амона уже перешли в Вечный город, обретя там покой. Многое стало другим, но неизменным оставался Маат, бывший таковым вот уже четыре тысячелетия.
Несмотря на предрекания жрецов, фараон одиннадцатой династий Мептухотеп четвёртый - да продлят боги дни его жизни, был вполне здоров, но не отрёкся от своих прежних увлечений – вина и женщин. Сахура много времени проводил во дворце, хотя большей частью был в храме – Амона – Ра в Фивах. Он с неудовольствием стал замечать, что его ученик становится всё эгоистичнее, жёстче и самолюбивее. Он во всём имел собственное мнение и всегда опирался только на него. Эти качества в сочетании с сильным характером, подчас делали его просто невыносимым, хотя Аменемхет ни на мгновение не забывал своего спасителя и учителя и прикладывал много усилий, чтобы скрыть свои недостатки. Он уже в совершенстве владел грамотой, знал все молитвы, умел обращаться с оружием и уже получил сан жреца. Сахура уже позволял Аменемхету носить одежду жреца – белое одеяние и леопардовую шкуру, а так же брить голову. Многие жрецы храма Амона – Ра стали доверять ему, поведав свои тайны или поручив какие – нибудь важные дела, например, наблюдать за звёздами, вычислять и предугадывать движения небесных светил, совершать омовения священной статуи Амона – Ра. Ни от какой просьбы или приказа он не отказывался, с великим трудолюбием, достойным восхищения, выполнял он эти дела.
Однажды днём, Аменемхет явился к своему учителю.
- О великий Сахура, первый среди нас, мудрейший среди мудрых, выслушай мою просьбу. Да услышат меня уши твои, да внемлет сердце твоё словам из уст моих.
- Говори, Аменемхет.
- О мой великий учитель, позволь мне отправиться ко двору!
Грустно вздохнул Сахура. Он ждал этой просьбы и знал, что когда – нибудь придётся отпустить своего ученика в «дом, где живёт сильнейший». Не говоря ни слова, жрец повернулся и пошёл по узенькому извилистому коридорчику, жестом приказав Аменемхету следовать за ним. Этот проход вёл на окраину города, туда, где уже начинались бескрайние пески, туда, где кроме них, никого не было. Недалеко от конца коридора находилась довольно широкая и длинная дорожка из камней, вбитых в землю, служившая, видимо, для перетаскивания купеческого товара с окраин Фив на рынок, бывший в центре города. Сахура и Аменемхет неспеша пошли по этой дорожке.
Палящее египетское солнце медленно опускалось в свою тёмную гробницу на западе, осыпая своими прощальными лучами всё пространство вокруг. Небо на западе полыхало, а на востоке было тёмно – синим с крошечными звёздочками. Воздух становился всё плотнее и тяжелее, словно сгущался. Где – то далеко виднелась тонкая зелёная полоска – долина и дельта Нила. Вода в реке так и искрилась, так и сверкала: солнечные лучи отражались в ней.
Бескрайние пески всей своей массой доходили до небес. Пламенное солнце заливало их золотом, а то, что оставалось в тени, было расплывчатым и неясным. Вот, показалась и луна, лелеявшая ночь своим мягким сумеречным светом. Вдали показался караван верблюдов. Он долго тянулся, передвигался медленно, чинно.
Пройдя несколько десятков локтей, Сахура проговорил:
- Позволь мне просить тебя кое о чём, - сказал Сахура. Аменемхет, не привыкший, чтобы верховный жрец так с ним разговаривал, только пожал плечами.
- Проси обо всём, что пожелает сердце твоё, учитель.
- Я хочу называть тебя сыном.
Аменемхет удивлённо посмотрел на него. А Сахура тем временем продолжал:
Хотя я воспитывал тебя всего лишь десять лет, а это очень мало, я полюбил тебя, как родного сына. А ты знаешь, что у меня нет детей. В моём сердце живёт надежда, что ты не против.
- Нет, я не против, - проговорил, чуть улыбнувшись, Аменемхет. – Если хочешь, я могу называть тебя отцом, ведь ты мне как родной, а свою семью я не помню.
- Зови так, я был бы очень счастлив. Однако я отвлёкся от своей главной мысли. Тебе сами боги приказывают быть более осторожным, терпеливым, спокойным. Ты же знаешь. Ты ни о чём не думаешь, ты слишком резок, горяч. Ты молод. Это может тебе сильно навредить. И я был таким же в твои годы. И за это поплатился. Не повторяй моих ошибок. Смотри же. Вот, что я получил на всю свою жизнь.
Сахура повернулся к Аменемхету. Скинул леопардовую шкуру и показал свою спину. Она была буквально исполосована шрамами от кнутов, палок и розг.
- Ну, как? – засмеялся Сахура. Аменемхет кивнул, улыбнувшись. Потом они продолжили свой путь.
- Я хочу, чтобы твоё сердце услышало меня, сын, - проговорил Сахура.
- Так ты отпускаешь меня во дворец? – с надеждой спросил Аменемхет.
- Да, хотя мне и тяжело. Пусть Амон - Ра защитит тебя.
- Спасибо, отец, - улыбнулся Аменемхет благодарной улыбкой. – Я выезжаю уже завтра.
- И ещё, сын. Помни – спасение человека в устах его!
Сахура тяжело вздохнул и благословил своего ученика, теперь уже сына.

Рано утром, едва только рассвело, Аменемхет приказал отправляться в Мемфис. Все вещи, которые могли бы понадобиться, были уже с вечера собраны. Сам Аменемхет должен был плыть в столицу на ладье Менкау – Ра. Но Сахура подумал и сказал, что Аменемхет пока ещё не так значим, чтобы ему предоставили честь плыть в деревянной ладье, достойной лишь великого. Но молодой советник Сахуры благоразумно не обиделся и поплыл во дворец на большой лодке, с рабами и остальными своими вещами.
К лодке Аменемхета несли на носилках четыре раба. За ними шло ещё пять рабов, нагруженные вещами жреца, великого советника Сахуры.
Во дворец Аменемхет приезжал только с условием, что никому не выдаст, что хоть как – то связан со жреческой кастой. Сахура и Менкау – Ра придумали легенду о богатом сыне одного видного египетского вельможи Текана, стоящего в заговоре со жрецами, который в это время находился в Финикии по делам торговых отношений. Учитывалось, что и Аменемхет будто бы учился в Фивах во дворце своего отца.
Во дворце уже все были осведомлены о прибытии почётного гостя. Сам фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - вышел встречать почётного гостя, сына могущественного вельможи Текана.
Аменемхет недолго пробыл во дворце. Он хотел на войну. Хотел повелевать, подчинять. Как этого добиться? Неукоснительным подчинением фараону, участием в войне, доказанием преданности и неподкупности.
Через несколько дней во дворец прибыл гонец с вестью, что скоро приедет Сахура. В этот же день Аменемхет попросил разрешения у Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, – командовать хотя бы малой частью армии. Великий фараон согласился, отдав этому жрецу небольшой отряд, состоящий из пятнадцати войнов. Эти люди были недисциплинированными, необученными, разного возраста, телосложения, явно не солдаты. Аменемхет понял, что фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - решил посмеяться над ним, дав таких людей. Но великий ученик Сахуры не унывал.
В тот же день Аменемхет, взяв с собой трёх сильных надсмотрщиков, направился на небольшую площадь Мемфиса, где собрался начать обучение своих людей. Сбор войнов был назначен ещё на рассвете, а собралось где – то около десятка войнов, хотя Аменемхет и его люди прибыли туда, когда солнце уже высоко поднялось. Скоро стали подтягиваться и остальные будущие солдаты. Аменемхет в ярости от такого демонстративного неподчинения велел высечь каждого за опоздание двадцатью ударами розг. Как только надсмотрщики привели негодных, их привязали к двум крепким палкам, за ноги и за руки, и стали избивать по очереди. И начали они бить провинившихся, не обращая внимания на громкие крики, а за каждое проклятье прибавляли ещё удар палкой. Холодно наблюдая за происходящим, Аменемхет, сидя на большом белом коне, сказал, обращаясь ко всему своему отряду:
- И так будет с каждым, кто посмеет меня ослушаться!
Люди, находившиеся в отряде и наблюдавшие, как секут их товарищей, были в ярости. Они не хотели, чтобы ими командовал неизвестно откуда взявшийся сын Текана. Иногда в их сердцах говорил голос разума, приказывающий слушаться начальника, но привычка к свободе и пьянству взяла своё. Сговорившись, они решили отомстить за своих друзей, которых немилосердно били. Войны бросились с кулаками и оружием, которым давным-давно их снабдил царь, на Аменемхета и его подручных. Но великий ученик Сахуры был непрост. Он заранее предвидел такой поворот событий, поэтому заранее приготовил небольшое войско, которое ему дал на время Менкау – Ра, вечно заботящийся о своей безопасности в храме и безопасности людей, которых он любил.
И Аменемхет с небольшим отрядом войнов – наёмников Менкау – Ра начали крепкими дубинами бить дерзких солдат, не щадя никого. Громко кричали поверженные, дерзнувшие ослушаться «сына Текана».
Наконец, все войны, которых дал Аменемхету великий фараон Мептухотеп, лежали, израненные на земле.
- Встать! – громким голосом приказал им Аменемхет. Надсмотрщики прекратили колотить непокорных. Скоро все встали. Жрец выстроил войнов по прямой линии, впереди поставив наиболее рослых. На этих людей было страшно смотреть: израненные руки, ноги, лица, с синяками, ссадинами и кровоподтёками, с взъерошенными волосами, выбитыми зубами и разорванной одеждой. Вот сейчас – то они и не помышляли в чём – то перечить Аменемхету. Все войны стали уважать его и бояться. В тот день Аменемхет обучал своих солдат до вечера. Он учил их, как строиться, шагать в строю, учил он их и дисциплине. Все знания о военном искусстве он получил от одного человека, который был рабом в храме Менкау – Ра в Фивах. Этот человек знал, что больше никогда не выберется из плена, а так как сыновья его остались на родине, в Нубии, он передал свои знания тому, кто их жаждал. Аменемхету. Вот сейчас – то они и понадобились.
Когда стало темно, Аменемхет велел им прийти на эту же площадку завтра. На следующий день он начал обучать своё войско оружию. Жрец обучал этих своих солдат обращению с оружием каждый день с раннего утра до глубокой ночи. Каждый день будущий военачальник приходил в свои покои во дворце весь мокрый от пота, уставший и измотанный. Но дело есть дело. Это превыше всего.
Аменемхет ждал случая, когда можно будет идти на войну или в поход, чтобы показать доблесть своего войска. Он не сомневался в своём успехе и гордился своим войском. Нужно признать, что его усилия были не напрасны. Мало – помалу, его солдаты становились всё более дисциплинированными, спокойными, хорошо обученными войнами.
Прошло два месяца. Однажды во дворце состоялся военный совет, в котором принимали участие Нафертум – первый министр и советник царя, Хемхелихер – богатейший вельможа и Птахонепет – главнокомандующий, с которым у Аменемхета завязались дружеские отношения. Об этом совете Аменемхет узнал как раз от Птахонепета. Так же молодому жрецу стало известно, что ливийцы замышляют поход на Египет. Кроме того, они ограбили несколько поселений к востоку от Мемфиса. Когда Аменемхет сказал Птахонепету о своём желании принять участие в походе на ливийцев, военачальник был очень удивлён.
- Но зачем тебе? – спросил тогда Птахонепет. - У тебя есть всё, что даёт земля и Сигор.
- Мне этого мало. Я хочу ещё. Как ты думаешь, великий Птахонепет, царь исполнит мою просьбу?
- Маловероятно, - пожал плечами Птахонепет. – У тебя слишком высоки запросы. Помни – не мир для тебя, а ты для мира.
«Ну, это мы ещё посмотрим!»
А Птахонепет тем временем продолжал:
- Великий фараон – да будет он жив, невредим и здрав, - может на тебя разгневаться, если ты так прямо скажешь о своих желаниях, тогда ты познаешь всю силу царственного владыки!
- Но что мне тогда делать? – спросил Аменемхет.
- Ты должен поведать о своей просьбе Хемхелихеру, военачальнику. Молись, чтобы Хемхелихер снизошёл до твоей просьбы!
- А почему он может быть против?
- Разве ты умеешь обучать войнов?
- А разве нет? Тебе, Птахонепет, нужно взглянуть на тех необученных, невежественных солдат, которых дал мне повелитель. Посмотри на них сейчас! – Аменемхет высокомерно и гордо улыбнулся.
- Ты слишком высокого мнения о себе и своих способностях! – покачал головой военачальник, грустно улыбнувшись.
- Но войско действительно хорошо обучено!
- Это ты так думаешь. Теперь скажи, ты уверен, что в бою твои солдаты смогут действовать дисциплинированно, как и подобает войнам Амона?
- Да, Птахонепет, - уверенно сказал Аменемхет.
- Мне нужно посмотреть на них, не могу я понять, почему твоё сердце так гордится горсткой солдат. Так ли хорошо ты их обучил? Мне надо на них посмотреть!
- И возрадуется сердце твоё!
- Об одном я прошу тебя, Аменемхет. Старайся больше не вести себя так высокомерно, как сейчас. Помни: при дворе немало таких же высокомерных людей, как ты. Это многим не понравится. Ты раньше времени наживёшь врагов. А ты догадываешься, - Птахонепет сузил глаза, - что они делают с неугодными. А пока тебе надо утвердиться во дворе, обрести друзей. А враги это тебе не позволят сделать! Аменемхет, прошу тебя, хотя я – военачальник и это ТЫ должен обо всём просить меня, но ты мне, как друг. Хочу, чтобы я стал твоим ПЕРВЫМ другом. Но прошу тебя вот о чём. Ты должен научиться вести себя как можно умнее, осторожнее. Никто тебе не сможет помочь, если будешь вести себя неподобающе. Как сегодня, да простит тебя Амон!
- Хорошо, Птахонепет. Я понял твои мысли. И постараюсь выполнить твои советы.
Аменемхет поклонился и собрался уже выходить из покоев Птахонепета, когда военачальник легко спрыгнул со своего ложа и сказал:
- Аменемхет, друг мой, тебе сильно нравятся женщины?
- А кому они не нравятся? – улыбнулся молодой жрец, не уловив всю глубину вопроса.
- А не думаешь ли ты, что обычная любовь между мужчиной и женщиной слишком обыденна? – Птахонепет внимательно вглядывался в лицо своего нового друга, пытаясь понять, что тот думает обо всём этом.
- Как она может быть слишком обыденной? – до сих пор не понял Аменемхет. Увы, он был слишком молод и наивен, чтобы сразу уловить смысл слов Птахонепета.
- Ну…Может же она когда – нибудь надоесть, - вкрадчивым голосом проговорил Птахонепет. – Понимаешь, мой друг, женщина – существо нечистое, лживое. Как её любить? Другое дело – мужская любовь. Это такое счастье, достойное лишь избранных.
- Мужская любовь? – удивился Аменемхет. – Но как такое возможно?
Его внутренний голос криком кричал, что тут что – то не так, опасно, но любопытство заглушало голос разума. Молодой жрец что – то припоминал, какой – то подобный разговор с Сахурой. «Не мужеложствуй», - сказал тогда мудрейший. Аменемхет спрашивал, как это, но старый жрец лишь отмалчивался. В сознании мальчика это ассоциировалось только с чём – то неприятным, запретным. А запретный плод всегда сладок…А что это такое? Надо же узнать!
- Возможно, мой друг, очень даже возможно, - Птахонепет медленно стал пододвигаться к Аменемхету. – Тебе понравится, обещаю.
Последнюю фразу военачальник страснто прошептал почти, что в самое ухо молодому жрецу.
- Ты хочешь этого, мой мальчик, дарованный Амоном – Ра?
- Не знаю, - неуверенно ответил Аменемхет. Что от него хотят? А Птахонепет тем временем обнял жреца за шею.
- Обними меня, - прошептал военачальник. Но Аменемхет продолжал стоять прямо, как дерево, не осмеливаясь даже глубоко вздохнуть.
- Во – первых, тебе нужно снять одежду, - терпеливым голосом проговорил Птахонепет. Он погладил пальцами руки Аменемхета по щеке, потом прикоснулся к ней своими толстыми нежными губами. Жрецу это очень понравилось. А, правда, почему это он думал, что так вести себя можно только с женщиной?
- Я всему хочу научить тебя, мой мальчик, - ласково сказал военачальник, пытаясь рукой стянуть с плеча жреца одежду. Потом он принялся страстно осыпать поцелуями лицо и шею Аменемхета. А жрец про себя проговорил: «О, Владыка Истины, правильно ли я поступаю? Ведь это грех! Что мне сделать? Ведь он же говорил, что нужно как можно меньше заводить врагов!»
- Нет, не надо, - тихо, но уверенно произнёс Аменемхет. – Нельзя!
- Но почему? – удивился Птахонепет. – Только не говори, что тебе не понравилось! Это будет ложь.
- Я не могу, - упрямо проговорил жрец. – Мы может быть только друзьями.
А про себя он добавил: «А как он может быть хорошим полководцем с такими – то привычками? Неудивительно, что Кеми теряет много земель под набегами ассирийцев, ливийцев и нубийцев! Впрочем, это, наверное, из – за того, что на войне так много мальчиков…»
- Ну, как хочешь, - казалось, Птахонепет нисколько не обиделся. Он немного покраснел, но сказал дружелюбным голосом:
- Когда – нибудь, боги проклянут меня за такую вольность! Но я хочу сказать тебе ещё кое – что. Я хочу, чтобы никто не знал о случившемся сейчас.
- Я могу обещать тебе!
- Ты, надеюсь, всегда держишь своё слово, Аменемхет, - Птахонепет продолжал приятно улыбаться. Но Аменемхет почему – то почувствовал внезапное расположение к этому странному человеку с необычными взглядами на любовь.
- Ты можешь быть спокоен, Птахонепет!
- Хорошо, Аменемхет.
- Кстати, когда ты посмотришь на мой отряд?
- Давай завтра. Где – то утром.
- Хорошо, великий Птахонепет. Я приду за тобой!
Жрец откланялся и ушёл в свои покои, где его уже ждала красивая рабыня. Какое – то странное, тоскливое настроение охватило его. Сегодня многое ему стало известно о пресыщенных, извращенных вкусах людей, проживших долгое время в богатстве и роскоши. Но одновременно он был рад, что кто – то, который был на его стороне, указал на его недостатки. Надо будет прятать свою самоуверенность, циничность, самолюбие и гордость внутрь, чтобы они не портили жрецу всю его жизнь. Но, как посчитал тогда Аменемхет, именно эти качества гнали его вперёд, на вершину, к власти. Если бы он не был так самолюбив, поехал бы тогда во дворец? Нет. Жил бы в своём храме со жрецами, молился бы перед богами, приносил им жертвоприношения. Зачем ему тогда бороться за своё влияние, власть? Жил бы себе в каморке, ни о чём не заботясь. Постигал бы те знания, которые ему ещё не до конца открыл Сахура. Но, как он вынужден был себе признаться, такая жизнь вовсе его не интересовала. Он жаждал борьбы, войны, победы. Молодое сердце его кипело от предчувствия, что скоро, совсем скоро, отправится на войну, будет сражаться, как настоящий мужчина, ещё сильнее начнёт уважать себя.
Аменемхет никак не мог уснуть. Что это он так волнуется? Ведь он был совершенно уверен, что Птахонепет останется доволен тем, как обучено войско. Так в чём дело? Ночью жрец проснулся, долго глядел на сводчатый росписной потолок своих богатых роскошных покоев. Потом он перевёл взгляд на рабыню, спящую рядом. На её привлекательном лице сохранилась тень горя, переживаний и печали.
Стремилась доставить ему удовольствие. Так почему же не спится? Жрец вспомнил, как привёл эту наложицу в свою комнату, вспомнил, о чём они разговаривали.
- Как тебя зовут? – спросил он высокую стройную негритянку.
- Лимбу, - тихо произнесла девушка.
- Давно ты тут?
- Первую неделю.
- Зачем ты здесь?
- Я пришла, чтобы ты остался доволен, мой господин, - проговорила она заученным тоном.
- А тебе самой это нравится?
- Для меня это честь, - сказала она всё тем же безжизненным заученным голосом, отстранённо глядя куда – то вдаль.
- Послушай, - резко сердитым голосом проговорил Аменемхет, - если ты думаешь, что жалость правит сердцем моим, то глубоко ошибаешься! Не делай несчастное лицо! Иначе я сам тебя высеку!
- Прости, господин, - она попыталась придать лицу и голосу немного жизни, но почти безрезультатно. Аменемхетом овладело сильное желание ударить её по лицу. Кто она такая, чтобы портить настроение ему, её господину? Он – хозяин, она – вещь. Так в чём дело? Один выход – избить рабыню, может, он тогда немного успокоится. Но тут Аменемхет резко себя одёрнул. Что это с ним? Как он может такое говорить? А разве он сам не был в такой ситуации? Разве над ним Шеши не издевался, разве не стремился растоптать его, разве не морил голодом, не издевался всеми возможными способами?!
И вообще, кто он такой, чтобы мучить человека, ведь это тоже живое существо? Тем более женщину. Которая слаба от природы.
Аменемхет густо покраснел от своего поведения.
- Почему у тебя такой голос? – ласково спросил он. Рабыня доверчиво посмотрела ему в глаза и тихо сказала:
- Не знаю.
- Ладно. Не бойся меня!
Так что волнует Аменемхета?
Почему-то настроение у Аменемхета совсем испортилось. И наложница совсем не доставила ему удовольствия. Совесть грызла его изнутри.
«О, Амон! Сердце моё, о светоч жизни! Сияешь ты вечно на небосклоне! Открой мне глаза, изгони печаль из моего сердца, о лучезарный!»
Жрец не мог спать, не мог пить, не мог есть. Что с ним происходит? Или его так портит роскошь? Сахура много раз предостерегал его: «Сын мой, помни, богатство растлевает, убивает человека, как убивает его болезнь. Медленно, но верно. И проходят века, века, а люди мрут, как мухи от этой болезни. Умирает не тело их, а сердце. И тебя это коснётся». Неужели из-за этого?
Утро. Золотой лучик солнца ещё не пробился в раскрытые окна дворца, однако молодой жрец, который так и не заснул ночью, уже был на ногах. Ему не терпелось похвастаться своими успехами в обучении солдат перед таким военачальником как Птахонепет. Вот он удивится, не подозревает, наверное, насколько серьёзно жрец проникся этой идеей.
Тут проснулась Лимбу. Нергитянка сладко потянулась, здоровое прекрасное настроение мельком пробежало в её тёмных глазах. Она перевела взгляд своих глаз на жреца, который, не спеша, ел фиги с большого серебряного блюда и пристально наблюдал за рабыней, и спросила:
- Я ещё нужна?
- Иди.
- Хорошо, мой господин, - наложница быстро облачилась в свою яркую одежду и выскользнула из комнаты Аменемхета.

Аменемхет ещё немного поел, потом вымылся в огромной лохани. К нему вернулось прежнее беззаботное, весёлое настроение, которое стало у него появляться только тогда, когда удавались его планы. Скоро молодой жрец решил отправиться к Птахонепету.
Он застал военачальника уже одетого и готовящегося в путь.
- Привет тебе, Птахонепет, - Аменемхет поклонился военачальнику.
- Привет тебе, Аменемхет, рад, что ты не отказался от своих дерзких мыслей, - ласково улыбнулся Птахонепет. – Ну, что давай отправимся прямо сейчас, ведь, как я правильно тебя понял, именно в это время ты обучаешь солдат.
- Да, ты всегда всё правильно понимаешь, друг!
Они вышли во внутренний двор огромного дворца фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - и сели в свои носилки. Надо сказать, носилки у Птахонепета и Аменемхета существенно различались по внешнему виду. У Птахонепета они были позолоченными, украшенными малахитам и бирюзой, тончайшие ткани покрывали их, защишая своего знатного хозяина от лучей палящего солнца. А вот у Аменемхета они были гораздо проще. Также у него носилки несли только четверо рабов, в отличие от носилок Птахонепета, которых несло шесть человек.
Долго ехать не пришлось. Площадь, где Аменемхет обучал своё маленькое войско, находилась в центре Мемфиса, недалеко от дворца. Птахонепет даже про себя удивился, как только увидел, что все люди Аменемхета уже выстроились по прямой линии, едва увидев, что приезжает их командир. А когда молодой жрец вышел из носилок, Птахонепет удивился ещё больше. При войнах было отличное вооружение, на которое Аменемхет потратил почти большую часть своего золота, которого ему дал Сахура. На тренированных руках каждого война красовались крепкие длинные деревянные щиты, сделанные из ливанского кедра. Каждый держал длинное острое копьё. И на одежду Аменемхет тоже обратил немалое внимание. Старые грязные рваные одежды солдат он сменил на довольно короткие белые полуюбки, отлично защищающие человека и от палящего солнца, и в то же время позволяют проникать воздуху. Эти полуюбки позволяли солдату свободно двигаться, не стесняли движений, в то же время были сшиты из плотного материала, сквозь которого трудно пробиться насекомым.
Аменемхет и Птахонепет встали рядом перед отрядом, выстроившимся по прямой, внималельно всматриваясь в каждого война. Аменемхет просто хотел проверить, всё ли в порядке, не ли чего лишнего на солдатах или недостающего. А вот Птахонепет стремился узреть в лицах войнов недовольство, подозрительность или враждебность. Но, увы! Как бы внимательно не всматривался военачальник, он не увидел в них ничего кроме как уважения и даже восхищения. Птахонепет вспомнил, как часто он высекал своих войнов за непослушание и враждебность, прежде чем добился от них подобного послушания. А тут, казалось, всё так просто. Но, военачальник прекрасно понимал, что, наверное, за всем этим внешним лоском скрывалась тяжёлая изнурительная работа. Аменемхет приказал пройти отряду несколько раз от одного конца площадки к другому. Он хотел продемонстрировать хорошую строевую подготовку войнов.
- Долго ты с ними занимался? – спросил Птахонепет.
- Достаточно долго, пока не добился хорошего результата.
- Они сразу же начали тебя слушаться?
- Как сказать, - Аменемхет немного смутился. Он не хотел говорить о своих первых неудачах. Может быть, ему было стыдно в них признаться, но, во всяком случае, жрец хотел говорить только о своих успехах, чтобы у военачальника создался образ талантливого полководца и сильного человека. Аменемхет, если честно бы он признался, просто боялся показывать свои простые человеческие слабости.
- Что скажешь? – спросил молодой жрец, затаив дыхание.
- Прекрасно, - решил сказать правду Птахонепет. – Просто прекрасно. Я не ожидал увидеть такое.
- Мы сможем участвовать в войне?
- Да, это определённо. Сам Амон, видно, вдохнул в тебя, Аменемхет, талант полководца.
- Спасибо тебе, великий Птахонепет, за эти слова. Признаюсь, не ожидал их услышать от тебя!
- Почему же?
- Думал, ты просто против меня настроен, и сердце твоё не желает даже слышать меня!
- Чепуха, друг, - улыбнулся Птахонепет, приятно удивлённый такой откровенностью Аменемхета. – Но позволь мне дать тебе совет.
- Для меня это честь, великий!
- Не стоит ни перед кем столь откровенно показывать, что чувствует сердце твоё, и что у тебя на уме. Думаю, что твой отец, могущественный вельможа Текан, не предупреждал тебя об этом. Тогда это должен сделать я. Помни, Аменемхет: здесь, во дворце лишнее твоё слово, лишнее откровение может быть направлено против тебя!
- Я понял тебя, Птахонепет. Спасибо и за эти слова. Они могут многому меня научить.
- Знай, Аменемхет, у тебя ещё есть шанс вернуться назад. Хочет ли сердце твоё постоянной войны?
- Да, - горячо и уверенно проговорил Аменемхет и про себя подумал: «Как я вас всех ненавижу, знали бы вы. Так хочу вас всех убить, чтобы так же страдали, чтобы всех вас так же мучили негодяи, как Шеши. Была бы моя воля вернуться назад. Я бы изрезал его на много мелких кусков! Хотя нет, сначала бы поиздевался так же, как и он надо мной! И сами боги бы не посмели сказать, что я несправедлив и неправ! И хочу. Чтобы так же страдали и Херкаф, и Хенес. И все – все, кто ещё принесёт мне мучения и боль!»
- Аменемхет, хочу сказать тебе ещё кое – что, - проговорил Птахонепет. – Жизнь – одна, не растрать попусту её, ведь это дар, полученный нами от богов. А дары достойный принимает с почтением, радостью и любовью. Сделай то же и ты. Знай, Аменемхет, на войне так легко потерять этот дар. Один удар копьём и ты пореходишь в Аменту и навсегда забываешь, как жил здесь, что любил и что ненавидел. Там будет только роскошь, которая и сейчас окружает тебя, бесконечное счастье. Ты присоединишся к высшим теням Вечного Города. Да, смерть – переход туда, где нет печали. Но посуди сам. Где нет горя, будет ли счастье? Ты подумаешь над моими словами?
- Птахонепет, я уже всё решил.
- Я хочу просто дать тебе ещё один, последний шанс. Хочу потом знать, что ты принял это решение обдуманно…
- Не надо, Птахонепет. Я уже всё решил.
- Послушай, - терпеливым голосом начал Птахонепет, но молодой жрец резко оборвал его:
- Не надо меня уговаривать, моё решение останется неизменным!
- Разве не учил тебя могущественный Текан почитать старших? – рассердился Птахонепет. – Не перебивай меня. Ты слишком молод, чтобы задирать нос перед старшими.
- Извини, великий Птахонепет.
- Ладно. Вижу, бесполезно тебя уговаривать, - Птахонепет пожал плечами. – Потом, может быть, сам поймёшь правоту моих слов.
- Когда я могу пойти к Хемхелихеру за разрешением?
- Уже сегодня.
- А когда наше войско выступает из Мемфиса?
- Где – то через неделю.
- Но ливийцы продолжают нас грабить, а мы позволим им топтать Кеми ещё неделю! – возмутился жрец. – Почему так долго?
- Во – первых, надо собрать всех солдат, приготовить для них не только еду, но и оружие, танцовщиц и одежду. Ещё необходимо собрать для военачальников носилки, собрать их одежду, драгоценности, напитки. Приготовить заранее несколько отборных певиц и танцовщиц, ведь великие должны развлекаться, чтобы хорошо управлять солдатами.
- Но я не понимаю…
- Ты слишком многого не понимаешь, - раздражённо проговорил Птахонепет. – И собираешься ещё на войну. Но всё – таки лучший способ узнать всё – спрашивать. Говори!
- Зачем брать с собой на войну так много нунужных вещей?
- Как ненужных? Всё, что берём – крайняя необходимость.
- Да? – не поверил Аменемхет. – Но скажи, зачем брать на войну столько напитков, украшений, одежды? И вообще, зачем туда брать певиц и танцовщиц, которые во время боя перепугаются и начнут постепенно нас раздражать?
- Во – первых, ты хочешь, чтобы мы выглядели дикарями? А во – вторых, мы не можем без развлечений. Ведь всем хочется танцев и песен. А женщины? Что это за жизнь без них?
- Но на войне они…
- Друг, - перебил его Птахонепет. – Всё равно мы ничего не сможем поделать. Порядок есть порядок. Придётся с этим считаться.
- Даже если это будет мешать победе на войне? – насмешливо спросил Аменемхет. Птахонепет во многом соглашался с Аменемхетом, но не хотел поощрять его в столь резких высказываниях. Тем более существует Маат. А против этого не пойдёшь.
- Мне пора возвращаться, - сказал Птахонепет и повернулся к своим носилкам. – Да, кстати, - он повернулся к жрецу:
- Тебе нужно как можно раньше прийти в Хемхелихеру.
- Хорошо, Птахонепет. Я отправлюсь к нему прямо сегодня.
Птахонепет медленно пошёл к носилкам, смешно прищуриваясь от палящих лучей солнца, которое уже начало подниматься над горизонтом. Золотистый плащ Птахонепета мешал ему быстро передвигаться: длинная ткань постоянно путалась в ногах, что было довольно неприятно.
Он рассердился на молодого своего друга. Он же дал ему совет: следи за словами своими, а тот его опять не послушался! Или просто чересчур Аменемхет несдержан? Тогда ему не место на войне, где особо ценится холодная расчётливость в поступках. Ведь в сражении его, такого вспыльчивого, легко можно убить. Вельможа беспокоился за своего молодого друга. Тем более он знал, что Текан будет счастлив видеть, как Птахонепет наставляет его сына на истинный путь. А Текан – фигура значительная, нельзя безнаказанно сотворить плохое и думать о плохом, и желать плохого его родственникам, ведь вельможа, как известно, весьма ревностно охраняет свою большую семью.
А что Аменемхет? После того, как Птахонепет уехал на своих носилках, он просто не находил себе места. Зачем он опять сорвался? Ведь Птахонепет же предупреждал его, что даже нужно думать, что скажешь, перед тем, как говорить. Сейчас он рассердился. А если Аменемхет потерял своего единственного, бывшего у него друга? Конечно, и раньше у него были люди, которым он небезразличен, как например, Сахура, его отец и учитель. Но друзей ведь у него никогда не было. А так хотелось бы…Но гордость не позволяла жрецу идти к Птахонепету и корить себя за дерзко брошенные слова. Да и что бы мог сказать в ответ Птахонепет? Ничего хорошего. Аменемхет нахмурился и решил всё это забыть. Ведь, как говорил Птахонепет, здесь все за себя. Кто о тебе позаботится лучше, чем не ты сам? И разве прошлое не научило Аменемхета полагаться только на самого себя? Конечно, да, всё это правильно, но с другой стороны…Ведь должен быть на свете хоть один человек, кроме Сахуры, которые бы от всей души желал счастья Аменемхету. И жрец надеялся, что этим человеком окажется его новый друг, вельможа Птахонепет.
Аменемхет рано сегодня отпустил своих солдат. Он плохо смог собраться, откинуть все плохие мысли и целиком посвятить себя только обучению войнов. Наконец, совсем измучившись и злясь на себя за это, Аменемхет решил отправиться к Хемхелихеру, главному военачальнику, как и советовал Птахонепет.
Молодой жрец нашёл военачальника сидящим за большим круглым столом, глубоко о чём – то задумавшимся и не обращавшим внимания ни на кушанья, ни на напитки, ни на красивую мелодию арфы. Красивая рабыня Тиа танцевала перед ним. Но лицо Хемхелихера было мрачно и зудумчиво. Его подкрашенные чёрной краской глаза смотрели на наложницу, но не видели. Роскошное одеяние этого вельможи, усыпанное золотом и бирюзой, сандилии, даже парик, волосы которого были заплетены в косички, всё говорило о богатстве этого человека.
Когда Аменемхет узнал, что Хемхелихер находится у себя за трапезой, то сказал слуге донести о своём приходе. Спустя некоторое время слуга проводил Аменемхета в комнату вельможи. Войдя в его покои, жрец низко поклонился и проговорил:
- Привет тебе, о благородный, первый после сильнейшего, живущего здесь, в Большом доме!
Хемхелихер хмуро поглядел на него и сказал:
- Привет тебе, достопочтимый сын Текана! Что привело тебя ко мне, Аменемхет?
- Я хотел бы участвовать в войне и быть в составе твоей части войска со всеми твоими солдатами.
- Зачем? – Хемхелихер непонимающе взглянул на Аменемхета.
- Я хочу попробовать себя в военном искусстве, - осторожно сказал Аменемхет.
- Но я не вижу в этом смысла, - холодно проговорил Хемхелихер. Зачем ему ещё отвлекаться на какого – то богатенького сынка, который будет только путаться под ногами и мешать? Только время тратить, драгаценное время. А если он погибнет? Что потом Хемхелихер скажат Текану? Сами боги против того, чтобы Аменемхет участвовал в войне.
- Но этого хочет и Текан, - Аменемхет решился на ложь, плохо представляя себе, что будет, если она откроется.
- Хочет, чтобы сын погиб? – насмешливо изогнул бровь Хемхелихер.
- Хочет, чтобы сын стал мужчиной, - парировал Аменемхет. Военачальник задумался. Потом покачал головой. Слишком опасно.
- Пусть твой отец письменно подтвердит это, - вымолвил, наконец, Хемхелихер.
- Хорошо, - сказал Аменемхет, поклонился и вышел из комнаты военачальника. Он не мог вымолвить ни слова от злости.
Аменемхет прошёл в свою роскошную комнату и принялся ходить из угла в угол. Он думал. Что же делать? Как достать разрешение Текана? А если тот не согласится? А может, подделать разрешение? Но вельможи должны знать, каким почерком пишет Текан, поэтому сразу распознают обман. Не годится. О! А вдруг послать гонца к Сахуре, чтобы тот попросил Текана написать разрешение?
Ободрённый такой идеей, Аменемхет взял свиток папируса и принялся писать иероглифическим письмом все свои просьбы к Сахуре. Когда это было сделано, он призвал к себе гонца Сахуры и вручил свиток.
- Вручи это лично Сахуре и принеси ответ, – сказал Аменемхет этому низкорослому коренастому мужчине с большим ртом и маслянистыми круглыми глазами.
- Хорошо, хозяин! – сказал гонец, поклонившись, и тотчас же, схватив свиток, выбежал из комнаты.
- Видно сам Амон возжелал, чтобы он стал гонцом, таким быстрым и проворным! – восхитился про себя Аменемхет этим человеком.
Скоро к жрецу пришёл слуга – посыльный от Птахонепета, который звал его в себе. Аменемхет с радостью пошёл к своему другу.
- Я уже давно жду тебя, – заявил Птахонепет, проглатывая очередной финик. Аменемхет только пожал плечами.
- Присаживайся, - пригласил Птахонепет Аменемхета на своё ложе. – Отведай со мной то, что даёт земля и Сигор.
- Для меня – это честь, - улыбнулся Аменемхет и взял со стола гранат.
- Ты ходил к Хемхелихеру? – спросил Птахонепет, хотя уже заранее знал ответ. Молодой жрец кивнул.
- И что? – поинтересовался Птахонепет.
- Может, я и не пойду на войну, - безразлично ответил Аменемхет.
- Это ты так решил?
- Птахонепет, разве тебя не учили, - насмешливо сказал Аменемхет. – Не любопытствуй.
- Хорошо, Аменемхет. Я просто тебя проверял. Видно, ты хорошо усвоил то, что я тогда тебе говорил.
- Я – внимательный ученик, - засмеялся Аменемхет, потягиваясь. Ему всегда была приятна похвала, особенно от таких людей, как Птахонепет.
- Знаешь, я оторвался от важных государственных дел, чтобы кое – что тебе сказать, - проговорил Птахонепет, внезапно погрустнев.
- Говори скорее, невмоготу ждать!
- Но это очень серьёзно.
- Я слушаю, - Аменемхет напряжённо наклонился вперёд.
- Может, мне и не стоит говорить тебе, - рассуждал Птахонепет вслух.
- Как хочешь, - пожал плечами Аменемхет, всё ещё сгорая от любопытства. Но он не хотел уговаривать военачальника.
- Я хочу сообщить тебе, что Сахура сегодня утром перешёл в Аменту.
- Что?! – воскликнул жрец, моментально побледнев. Кровь гулко стучала в висках. О жестокие боги!
- Да, к сожалению, это так, – грустно вздохнул Птахонепет.
- А…откуда ты знаешь?


На территории Сирии, 2023 г. до н.э.
Сирийский правитель много раз посылал к Аменемхету гонцов с просьбами, угрозами, мольбами о прекращении разорения своей родной земли. Но Аменемхет был глух к этому. Он твёрдо решил получить много талантов золота или взять столицу Сирии, Ниневию.
Однажды к нему в шатёр поздно вечером пришёл Хенкс.
- Привет тебе, друг! – поздоровался Хенкс. – Да не будешь ты не знать ни в чём покоя, пусть твои будущие жены и дети будут всегда сыты и умаслены благовонным бальзамом!
- Привет тебе, Хенкс, - улыбнулся Аменемхет, - радуется сердце моё, когда я вижу тебя, друг!
- Я пришёл кое о чём поговорить с тобой, - лицо Хенкса сразу стало серьёзным.
- Что случилось? – Аменемхет внутрене напрягся.
- Я думаю, что надо отступать, - проговорил военачальник.
- Отступать? Я тебя не понимаю. Почему? Ведь ещё несколько дней и мы захватим Ниневию!
- Да будет так! Но ты должен услышать меня. Наше войско ослабло от частых битв. У нас недостаточно людей. А сирийский царь примолк, больше не посылает нам своих гонцов. А почему? Может, кто – нибудь из союзников пришёл к нему на помощь?
- Немногие решатся выступить против нашего войска, - уверенно заявил Аменемхет. – Я думаю, что причина здесь в другом. Может, царь решил спасаться бегством.
- Я так не думаю, - покачал головой Хенкс.
- Я понимаю твои сомнения. И разделяю их. Вот поэтому послал две недели назад гонцов к нашему великому Мептухотепу – да будет он вечно жив, невредим и здрав, - с просьбой прислать нам ещё несколько сот солдат.
- Воистину ты мудр, всемогущий! – воскликнул Хенкс и от чувств бросился на пол, чтобы поцеловать сандалию вазира. Тому это очень не понравилось. «Не фараон я, чтобы так меня почитать! Во всяком случае, пока». Но он ничего не сказал. Лишь поднял с колен Хенкса и проговорил:
- Готовься к сражению. Оно неминуемо, завтра будет мы пировать на развалинах Ниневии!
- Хорошо, Аменемхет, - Хенкс собрался уже уходить, как вдруг повернулся и с сомнением сказал:
- А царское войско успеет вернуться до завтрашнего дня?
- Молись за это, ибо только Амон – Ра знает ответ на этот вопрос!
Настал следующий день. Солнце вновь поднялось высоко, предвещая обычную для этих пустынных мест жару. Войско двинулось в поход. Скоро, очень скоро им предстоит страшная битва. Недавно у войска кончились запасы пищи и воды, которые они взяли в прошлом ограбленном селении. Приходилось мало – помалу резать верблюдов и лошадей. Но воды – то нет. Аменемхет приказал двигаться с удвоенной скоростью, чтобы скорей добраться до сердца Сирии, где можно будет вволю напиться и наесться.
Только вечером войны увидели очертания сирийской столицы. Величественный город гордо возвышался посреди пустынной местности, которая окружала его примерно в нескольких тысячах локтей. Отсюда хорошо просматривались красивые дворцы и храмы, раскрывающие высокую культуру и богатство этой страны. Вазира даже немного покоробило от мысли, что весь этот многовековый труд будет полностью уничтожен через несколько дней.
Слава Амону, недалеко от Ниневии протекал довольно многоводный канал с чистой водой, где войны могли напиться сами и напоить животных, измученных длинным переходом и жарой. Аменемхет приказал наполнить все сосуды живительной влагой и забить ещё одного верблюда, чтобы хорошо поесть перед битвой. На военном совете решили нападать на город поздним вечером, когда войны и лошади отдохнут. Хенкс предложил послать несколько разведывательных отрядов к Ниневии, чтобы узнать о запасах города, его защитниках, оружии, ловушках. Вскоре египтяне узнали, что войнов в городе намного меньше, чем их собственных солдат, а вот продовольствия и оружия у них достаточно.
Аменемхет рискнул напасть. Снарядили колесницы, обвешалась оружием пехота. По плану вазира сначала половина пешего войска окружит город, отрезав все пути отступления, а лучники подожгут наконечники стрел и подпалят город. Когда начнётся паника, представится подходящий момент для штурма. Тогда в бой бросятся пешие войны, стрелки и солдаты на колесницах. По плану, Аменемхет во главе небольшого отряда направится искать владыку Сирии, а Хенкс будет командовать остальным войском. Все одобрили этот план.
Когда начался штурм, и часть пехоты и колесницы начали наступать, защитники города не растерялись и принялись кидать в своих врагов камнями и поливать их кипятком. Но египтяне не отступали. Снова и снова бросались они в атаку. Раз за разом пролетали колесницы около города, осыпая врагов тучами горящих стрел. В сирийском городе началась, как и предсказывал Аменемхет, паника. Сухие деревянные и тростниковые дома крестьян, обмазаные глиной, легко воспламенялись. Дым от них душил сирийцев, и египтяне буквально «выкуривали» врагов из города. Некоторые люди обгорели.
Тут появилась вторая часть войска египтян во главе с Аменемхетом. На колесницах влетели они, будто ветер, сквозь павшую стену города, которую солдаты подожгли и протаранили большими и тяжёлыми камнями. Вокруг стояла дым, пыль, языки пламени лизали деревянные постройки, всё это усугубляла невыносимая жара, заставлявшая истекать потом солдат. Пот смешивался с кровью и обгорелыми участками кожи, и получалась жуткая смесь…
Отряд во главе с Аменемхетом отделился от основной массы и направился к дворцу царя. Вскоре вазир уже забегал по ступеням и спешил заглянуть во все комнаты, где мог скрываться владыка Сирии. Но все присутствующие там, сразу же почувстваволи какой – то едкий запах. От него кружилось голова, подкашивались ноги. Все войны потеряли сознание.


Аменемхет очнулся и с удивлением обнаружил, что едет на лошади. Руки его были крепко связаны, а на шее висела цепь, конец которой держал в своих руках тощий бородатый мужичонка крайне неприглядного внешнего вида. Вазиру сразу же вспомнились тяжёлые времена его рабства, он рывком попытался скинуть позорный ошейник и освободиться. Ничего не получилось, лишь этот бородатый человек противно засмеялся, обнажив гнилые редкие зубы. Аменемхет понял, что лучше всего скрыть свою панику и страх. Он поглядел на своего захватчика с едва видимой усмешкой, приподнимающей уголки рта, но глаза его оставались холодными и проницательными. Вазир обнаружил, что его войны, которые были в его отряде, также прикованы к цепям. Интересно, что их ждёт? И что случилось с остальными? Где они? Вельможа не проронил ни единого слова, понимая, что если их возьмут в рабство, всё равно появится возможность бежать. А там и отмщение не за горами! Конечно, могут послать на такую работу, где не сбежишь, но надежда никогда не гаснет. Всё должно получиться.
Так шли очень долго, когда поднялся довольно сильный ветер. Он взметал и кружил песок, тысячи песчинок и пылинок попадали в нос, рот и глаза Аменемхета. Солнце клонилось к закату, но всё ещё оставалось раскалённым. Оно обжигало голову, руки, ноги и грудь вазира. Но он терпел и это. Воистину великое терпение ему даровал сам Амон - Ра!
Тут вельможа обратил внимание, что отряд движется точно к югу. В нос ударил свежий морской запах Красного моря. Насколько вазир мог догадываться, дальше должно быть, какое – то поселение. Тут отряд остановился. Главарь собрал своих подручных, они о чём – то долго рассуждали.
- Менджи, как ты думаешь, этого приказал захватить Кимнер? - спросил главарь банды.
- Наверное, - проговорил какой – то толстый грузный человек по имени Менджи. - По внешности похож. Лысый, высокий, глаза чёрные, вид злобный сильно. Чего ещё надо? Нет, это точно он. Уж поверь мне. К тому же на прошлом военном походе я его видел. Хитрый гад! Такое ощущение, что у него какое – то особое чутьё и в каждом нашем лагере есть шпион. Да, славно нас боги наградили! Избавили от этого шакала. Так много лет я мечтал о том, что схвачу его! Кстати, как его зовут? Я что – то забыл, наверное, боги мне дали плохую память.
- Я тоже не знаю, как его зовут. Знаю только одно: надо пытать его, сразу скажет.
- Послушайте, - встрял какой – то маленький жилистый человечек. – Мне вот кажется, что это не он, не вазир. Основным – то войском командовал другой, а этот только небольшим отрядом! Нет, точно говорю, не он.
- А вдруг, царь рассердится, если мы его привезём побитым? – спросил Менджи. – Наш царь сразу узнает, даже если мы скажем, что вельможа дрался и в пылу драки получил эти раны и ссадины. Вы уже знаете нашего нового владыку, пока всех не расспросит, не успокоится. А кто – то всё равно расскажет, особенно когда заплатят, что это мы постарались, выбивали из этого человека имя. Совсем не понимаю, зачем нашему царю целый и невредимый вельможа, ведь если он захочет получить выкуп или продемонстрировать своё превосходство перед Египтом, то стоит показать вельможу в самом жалком виде, а потом убить, а перед смертью ещё и пытать. И пусть всё это видят несколько пленных египтян, которых потом отпустили бы домой рассказать всё фараону. А к чему так церемониться? Не понимаю!
- Какая тебе разница, понимаешь или нет? – злобно спросил главарь. – Царь если приказал, то изволь слушаться. А я сейчас пойду и опрошу всех, как зовут этого человека, если он сам не скажет.
Сказав это, главарь подошёл к Аменемхету и спросил его имя по-арабски. Вельможа поглядет на него своими необыкновенно черными, как ночь глазами, и не проронил ни слова.
- Неужели твои боги ниспослали тебе плохой слух?! – вне себя от ярости закричал главарь отряда. Аменемхет не желал ничего говорить. Тогда сириец размахнулся и с невероятной силой ударил вазира в челюсть. Хрустнула кость, из уголка рта вельможи потекла тонкая струйка крови. Вазир сглотнул кровь, языком проверил зубы. Целы. Тогда Аменемхет собрал всю свою ненависть к врагам, размахнулся и ударил главаря отряда связанными руками по лицу. От острой боли и злости, сириец взвыл и упал на землю. Меткий удар Аменемхета заставил предводителя отряда упасть на песчаную почву без сознания. Сирийцы окружили своего начальника, пытаясь привести его в сознание. Они что – то кричали и показывали в сторону вельможи.
Вазир не мог упустить такой шанс. Пользуясь моментом, что цепь на шее больше главарь не держал, и крепко схватив руками длинноногую белую лошадь за гриву, он сильно стукнул её ногами по бокам и рванул прочь от своих врагов. Быстроногая кобыла быстро набирала скорость, унося своего наездника подальше от сирийцев. Тонкие верёвки впивались в кожу, и скоро взмокли от пота и крови. Аменемхет с большим трудом разорвал их.
Скоро вазир скрылся в песчаном облаке. Уже где – то позади послышались громкие отчаянные крики. Это сирийцы, ругаясь, садились на лошадей с твердым намерением настигнуть беглеца.
Ветер свистел в ушах Аменемхета. Судорожно стиснув коленяли бока животного и крепко держась за гриву, вельможа молил Амона, чтобы он не дал ему упасть. Вазир сильно напрягал шею, опасаясь, что цепь, которая волочилось по земле, не зацепилась за какой – нибудь камень или ветку и не сломала ему шею. Египтянин лихорадочно соображал, в какой части Сирии он находится и куда ехать. В конце концов, он решил ехать к Ниневии и искать войско, которое должно было разгромить столицу Сирии под предводительством Хенкса, или, в крайнем случае, вообще возвратиться в Египет. Там он возьмёт ещё людей и отправится спасать товарищей. О Амон – Ра!
Только вот в какой стороне этот канал? Аменемхет знал, что он вытекал из Красного моря, значит надо ехать по берегу этого моря. Он коленями направил лошадь к песчаным берегам этого моря.
Далеко серебрилась колыхающаяся вода…Несколько цапель поднялись с воды, напуганные появлением всадника. Сапфировое небо было безбрежно и бесконечно. Несколько птиц чёрными точками кружили в безоблачной синеве. Изумрудная зелень ярким пятном протянулась вдоль водоёма. Крупный влажный песок поскрипывал под ногами и разлетался в стороны под острыми копытами коня. Иногда глазам было больно смотреть на море, ведь пучки солнечным лучей сияли, отражаясь в прозрачной воде, становясь подобными чаше с померанцами.
Аменемхет ехал по самой кромке воды, по песчаному берегу Красного моря. Так ему хотелось спрыгнуть в лошади, раздеться и поплавать в тёплой прозрачной воде! Если бы не настигающие его враги, он обязательно так бы и сделал.
Аменемхет попытался обматать на одну руку тяжелую цепь, которая крепко охватывала его шею. По берегам моря слишклм много всяких коряг, больших камней и веток. Слишком легко сломать шею. Но он так и не успел даже несколько раз обмотать цепь вокруг своей ладони, как услышал несколько воинственных криков у себя за спиной. Его догоняли сирийцы.
Впереди был крутой поворот. Дело в том, что берега моря были очень извилисты и изрезаны. Лошадь не смогла быстро повернуться, подскользнулась и угодила в море по самую грудь. А Аменемхету показалось, что это как раз то, что нужно. Он направил кобылу дальше в море, надеясь переплыть этот участок до виднеющегося невдалеке, где – то в четырёх сотнях локтей, берега. Лошадь послушно поплыла по воде. Там было очень глубоко, над водой виднелись только голова Аменемхета и ноздри белой кобылы, которая жадно хватала воздух. Едва они доплыли до середины пути, лошадь начала дрыгаться: её нога в чём – то запуталась. Вазир обернулся назад. Одна за другой лошади сирийцев прыгали в воду. Их прерывистый хрип уже доносился до ушей вазира. Преследователи неуклонно приближались: их тёмные головы, и головы лошадей яркими пятнами выделялись на гладкой поверхности моря.
Лошадь Аменемхета начала тонуть. Она в панике старалась освободить свою ногу и глотнуть ещё немного свежего воздуха. Свободными конечностями она била по воде, глаза её были широко распахнуты от ужаса близкой кончины.
Аменемхет не знал, что делать. Вдобавок, его цепь запуталась за подводную корягу и неумолило тянула ко дну. Дрожащими руками он отчаянно стал тянуть на себя цепь. Безрезультатно! В рот попала вода. Вазир знал, ещё чуть – чуть и он захлебнётся.
Тело свело судорогой. Набрав в лёгкие побольше воздуха и , он нырнул.
В мутной от взбаламученного песка воде трудно было что – то разглядеть, и поэтому Аменемхет действовал на ощупь. Схватившись руками за тяжёлую цепь, он поплыл к тому месту, где она застряла. Оказалось, она обмоталась вокруг какого – то большого плоского камня. Аменемхет принялся отматывать её. Цепь он наматывал себе на руку, чтобы больше ни за что не зацеплялась. Поднятие вверх было гораздо сложнее, чем погружение. Яростно рассекая воду, Аменемхет, во что бы то ни стало, стремился подняться. Им руководила сильная жажда жизни. Вынырнув, он с шумом глубоко вздохнул. Лошадь продолжала неистово колотить копытами по воде, оттягивая близкую кончину. Аменемхет решил вновь нырнуть и освободить животное. В воде он опасался, что испуганная кобыла могла серьёзно его ударить копытом. Однако это не остановило вазира. Он схватил лошадь за узду, не давая ей убежать, подплыл к длинным водорослям, выхватил кинжал и принялся рассекать перепутанные заросли.
Вскоре они были вновь свободны. Вельможа запрыгнул на спину белой лошади, и они вновь поплыли по воде.
Сирийцы были совсем близко. Как бы ни быстро Аменемхет не освободился от водорослей и застрявшей цепи, времени он потерял предостаточно. Враги громко свистели и потрясали своими изогнутыми ножами, обещая скорую расправу.
Аменемхет не собирался доставлять им сладкую радость мести, он всё погонял и погонял кобылу, которая неслась по воде, как ветер. Вазир огорчённо заметил, что все мышцы у лошади сотрясались крупной дрожью. Казалось, вот – вот и она упадёт.
- Стой! – крикнул один из преследователей. – Если ты остановишься, мы тебя не тронем!
- Всё равно мы тебя поймаем, ты ведь лошадь заездишь до смерти! – крикнул другой.
- Попробуйте, поймайте! – крикнул в ответ вазир, стараясь заглушить гул ветра.
- Не сомневайся!
Скачка продолжалась. Только теперь Аменемхет скакал уже по песку, взметая его и оставляя за собой пыльное облако. Тут что – то блеснуло вдалеке. И что это могло быть? Может, река отражается? Или что – то горит? Вазир заметил, что отблески какие – то красноватые. Как медь. Медь. О, да!! Это отблески оружия, которое выплавляют из сплава меди! Аменемхет был уверен, что это его войско, которым сейчас руководил Хенкс. Только его оружия делают из сплава меди, поэтому оно отливает красноватым цветом.
Аменемхет бросился туда, к спасительному своему войску.
Пот застилал ему глаза, цепь неприятно натирала руку, металл скользил по ней и немиосердно бил. Лошадь постепенно начала снижать темп скорости. Как бы Аменемхет ни погонял её, ничто не смогло заставить животное мчаться быстрее. Там, в лагере, видимо, узнали своего военачальника, так как, схватив всё своё оружие, бросились ему на выручку. А сирийцы, когда увидели приближающихся египтян, не стали искушать судьбу и поскакали обратно, бросив все свои планы о нападении и захвате вазира.
- Аменемхет! Аменемхет! – кричали радостные солдаты. Тут лошадь упала от изнеможения. Солдаты кинулись помогать вазиру подняться, но тот только отталкивал их.
- Разожгите костёр, мне надо убрать позорную цепь с шеи! – задыхаясь, сказал он. – И напоите кобылу, она спасла мне жизнь. Не дайте ей умереть.
Несколько войнов бросились исполнять это. Тут к Аменемхету подошёл Хенкс.
- Друг мой! – проговорил он и крепко обнял вельможу, не обращая внимания ни на пот, ни на грязь и кровь. – Слава Амону – ты жив!
- Мы взяли столицу? – тревожно спросил Аменемхет, отстранившись от Хенкса.
- Да, она разрушена до основания, - подтвердил воаначальник. – Мы хотели устроить пир на развалинах Ниневии, но сердца наши разрывались, ведь не видели мы тебя, нашего военачальника!
- Как видите, я невредим и здрав, - с трудом улыбнулся Аменемхет. – Но я ценю вашу заботу, поверьте!
- Вазир! – воскливнул Даоби, подходя к ним. Лицо молодого человека было осунувшимся и бледным. Сказывалась тяжёлая жизнь военного похода.
Увидев своего вазира, Даоби упал на колени и поцеловал сандалию вазира, при этом по щекам его струились крупные капли слёз. Аменемхету уже надоело смотреть на все это, и он воскликнул:
- Мои глаза уже не могут видеть всё это! Я вернулся, не надо больше ничего говорить. Хватит! Сейчас я только хочу вымыться, поесть и попить.
- Я распоряжусь, - заявил Хенкс и быстро ушёл.
Через некоторое время Аменемхет, отдохнувший и посвежевший, жадно ел жареную конину, запивая её красным вином. Ему казалось, что ничего вкуснее он никогда в жизни не пробовал.
- Воистину это дар великого Амона – Ра, да сияет он вечно на небосклоне! – воскликнул вазир.
- Аменемхет, скажи, много ли египтян в плену у этих шакалов? – спросил Хенкс, нахмурив свои густые брови.
- Достаточно, - ответил вазир. – Человек десять ещё. Лучшие наши войны!
- Во дворце, как ты сказал, сирийского царя не было? – Хенкс захотел ещё раз в этом удостовериться. Аменемхет кивнул. Потом проговорил:
- По – моему, у них в тех краях, где находится Красное море, есть какое – то поселение, хорошо защищенное и спрятанное, где и находится Кимнер.
- Это туда тебя и хотели увести?
- Да.
- Тогда понятно зачем. Они наверняка захотели получить за тебя выкуп или документ о прекращении войны или ещё что – нибудь в таком роде.
- Не знаю, - неуверенно протянул Аменемхет. – Но, по – моему, здесь нечто другое. Я уже довольно хорошо знаю Кимнера, как бывшего друга Линупата. Поверь мне, Хенкс, это человек, в сердце которого пригрелась змея! Это слишком жестокий и подлый человек, он наверняка что – то мерзкое задумал. И моя задача – уничтожить его. Но только не сейчас. Позже.
- Ты хочешь сказать после возвращения в Мемфис?
- Да, - Аменемхет улыбнулся. Он явно что – то задумал.
- Поделишься своими планами? – Хенкс явно не смог сопротивляться своему любопытству.
- Любопытство – есть начало греха, - процетировал Аменемхет слова своего учителя. – Позже я, может быть, скажу тебе.
- Да будет так! – проговорил Хенкс и вышел из шатра Аменемхета. Вазир задумался. Итак, когда же лучше вернуться в Мемфис? Войско сильно пострадало от бесконечных сражений, ему требуется пополнение. Если на него нападёт всё войско наёмников Кимнера, то вряд ли египтяне вообще хоть немного смогут продержаться. А войско фараона – да будет он жив, невредим и здрав, - почему – то всё ещё не пришло. Интересно, почему? У вазира было одно предположение, что кто – то перехватил гонца и уничтожил его, чтобы войско не получило помощи. И кто это тогда? Может, когда гонец приехал во дворец, кто – то из завистников вазира постарался? Перехватил его и убил, чтобы Аменемхет погиб? Наверное, это и на самом деле так. Аменемхет вздохнул. Сколько всего случилось за этот день! Просто невероятно! И как он вообще смог из этого всего благополучно выпутаться? Да, наверное, сам Амон – Ра благословил его!
На следующий день вазир приказал всем отправляться обратно в Мемфис. Он не жалал далее подвергать своих войнов ненужной опасности. Слава Амону, до родного Мемфиса они добрались без приключений.
Как приятно было Аменемхету вернуться в свой родной город, где можно спокойно отдохнуть.

Мемфис, 2023 г. до н. э.
- Аменемхет, скажи мне, - обратился к вельможе Менкау – Ра, сидя на огромной шелковой подушке во дворце вазира и держа в руках огромный гранат, с которого стекал красноватый сок и струился прямо по жирному колыхающемуся подбородку жреца, - ты знаешь, мы, жрецы, хотим, чтобы ты стоял во главе всего Египта. Ты не можешь обмануть наши надежды. Ты должен спасти нашу касту. Наше влияние стало слишком слабым, любой вазир имеет больше влияния, чем мы, служители богов.
- Я знаю, Менкау – Ра, - спокойно сказал Аменемхет, - но не надо на меня давить. Я всё прекрасно понимаю. Я и раньше хотел занять престол. И я рад, что вы мне помогаете, не только как политическая сила, друзья Сахуры, но и люди, на которых буду опираться, когда обрету власть.
«Да, кстати, Менкау – Ра, интересно, почему ты хочешь, чтобы я был на троне, а не ты? Что ты задумал? Конечно, у тебя меньше влияния, но ты не менее честолюбив! Наверняка, ты хочешь, чтобы я был марионеткой в твоих руках. Чтож, не получится, будь спокоен!»
- Да, Аменемхет, я рад, что ты так рассуждаешь, - промолвил толстый шестидесятилетний мужчина. – Знай, ты можешь положиться на меня во всех ситуациях, я всегда приду к тебе на помощь.
«Сомневаюсь, конечно, но я справлялся без тебя и буду справляться».
- Аменемхет, шпионы, которыми я наводнил дворец, сообщили мне о том, что кое – кто пытается разрушить доверие царя к тебе. И ты догадываешься кто это.
- Конечно, догадываюсь.
- Рабыня, которой я приказал выкрасть компромат на тебя, хорошо постаралась, - Менкау – Ра принялся доставать что – то из своего белоснежного одеяния, - вот, взгляни.
Аменемхет взял из рук верховного жреца свиток папируса, развернул его и принялся читать. «Здесь правда, правда и только правда. Сами боги послали меня раскрыть глаза повелителю на творящиеся у него за спиной бесчинства. Да услышат уши великого меня, да внемлет сердце его словам моим! Амон – Ра не может допустить, чтобы наш великий повелитель Обеих Земель, царь Верхнего и Нижнего Египта страдал от развратности и жадности вельмож, не достойных целовать след его ноги! Я пригрею змею на своём сердце, не поведав царю об этом разврате. О Владыка Неба и Владыка Земли! Пусть царь вникнет словам моим! Вазир твой, могущественный вельможа Аменемхет, предаётся греху с одной из твоих жён, прекрасной Фламон – Хешет. И кровь твоя, великий, разбавится, и род твой, великий, исчезнет, как погибает звезда на полуночном небе! Помни…»
- И что? – Аменемхет старался держать себе в руках. Да уж, хороший компромат. И хуже всего то, что об этом сейчас знает Менкау – Ра, который, возможно, попытается шантажировать этим Аменемхета. Чтож, это у него не получится! Аменемхет никогда не будет действовать по чьим – либо указаниям, будет слушаться только себя и своего сердца.
- Помни, это я тебя спас, - самодовольно усмехнулся Менкау – Ра, облизывая свои толстые маслянистые губы. – Знаешь, Аменемхет, больше всего на свете я хочу, чтобы ты мне начал доверять. Помнишь, как тебя учил Сахура «все мы братья». И этот свиток это подтверждает.
«Не сомневаюсь, Менкау – Ра. Но знай, что бы ни говорил даже мудрейший Сахура – да будет он счастлив в Вечности, - братом ты мне никогда не будешь! Хотя всегда так хотел им быть, но ложь изливается из уст твоих».
- Я запомню твои слова, Менкау – Ра, - Аменемхет натянуто улыбнулся. – Скажи, что ты сейчас собираешься предпринять?
- Сначала, надо достать компромат на этого человека, чем я и займусь в ближайшее время, - проговорил уверенным голосом Менкау – Ра. – Надо тебе очистить дорогу к власти.
- Ты справедливо рассуждаешь, Менкау – Ра, - сказал Аменемхет, - видно, с годами ты становишься всё мудрее.
Менкау – Ра улыбнулся. Он всегда был небезразличен к лести, которую решил ему приподнести Аменемхет, чтобы верховный жрец не догадывался о его истинных чувствах.
- Мне пора, - Менкау – Ра, наконец, встал и начал собираться, - боги зовут меня.
- Но ты ещё не отведал всего того, что даёт Нил и земля Кеми, - вазир знал, что верховный жрец неравнодушен к хорошей трапезе, которая составляет одно из главных удовольствий его жизни.
- В другой раз, - Менкау – Ра улыбнулся и вышел из дворца Аменемхета, оставив того наедине с его думами. Что делать? О, боги! О Амон – Ра! И почему этот вопрос так часто встречается в его жизни? Ну, ладно. Что толку рассуждать понапрасну? Надо выбираться снова из этой ситуации. Значит, Нефертум (вазир не сомневался, что это он написал кампромат) уже знает, что Аменемхет и Фламон – Хешет – любовники. Конечно, он узнал это от своих шпионов. Или нет? А может, служанка Ксу предаёт Фламон – Хешет? Или евнух Фиби? Но они, как говорила царица, истинно преданные ей люди. Или нет? Надо проверить, послать кого – нибудь проследить за ними.
Другой вопрос: что делать, если Менкау – Ра начнёт его шантажировать этим фактом? Уже сейчас он слегка намекал, что Аменемхет у него в долгу за свою спасённую жизнь. Сейчас вазир целиком зависел от этого компромата уже в руках Менкау – Ра. А верховный жрец никогда не упустит свой шанс подчинить себе ещё одного человека. Итак, как решить эту проблему? Аменемхет налил себе чарку красного вина. При этом руки у него заметно дрожали. Несколько капель прилилось на его золотистый плащ, амулет в виде летящей птицы, который ему подарила родная сестра Хана. Вазир посчитал это плохим предзнаменованием. Сахура часто его учил, что вино, особенно красное, необходимо пить аккуратно, не разбрызгивая ни единой капли драгоценного напитка, ведь это умельцы, что готовят его. А труд надо уважать. Сам Аменемхет прекрасно помнил, как тяжело делать виноградное вино. Рубиновые капли напитка напоминали кровь, а если она приливалась, так естественно, можно было с уверенностью сказать, что будет какая – нибудь беда.
Но Аменемхет имел удивительную способность отрешаться от всех остальных проблем, которые могли отвлечь его от решения какого – нибудь важного дела, и целиком сосредоточиться только на ней.
Так и сейчас Аменемхет сосредоточился только на обдумывании своего незавидного положения. Какое значение теперь имеет пролитое вино? Никакого.
Нельзя, чтобы из – за него пострадала Фламон – Хешет, эта удивительная царица. Может, нанять человека и выкрасть документ? Но Менкау – Ра сразу поймёт, кто это приказал сделать, ведь папирус этот нужен именно Аменемхету. Но с другой стороны, пусть попробует доказать! Но Менкау – Ра неглуп, он наверняка сделал несколько копий документа на этот случай. Тут вазиру пришла в голову ещё одна мысль. А может, убить Менкау – Ра? Но вельможа недовольно качнул головой. Верховный жрец ещё понадобится, ведь как – никак он очищает Аменемхету дорогу к трону, от него слишком многое зависит. Но ведь Менкау – Ра попытается шантажировать Аменемхета. После смерти Мептухотепа, цинично рассуждал Аменемхет, шантаж уже не будет ничего значить, если он уже окажется у власти, всё будет в прошлом. И Аменемхет вообще сможет обвинить Менкау – Ра в клевете и измене царю, и переведёт его в Аменту через огонь. Менкау – Ра перестанет иметь над ним такую власть, какую имеет, как ни горько пришлось признаться вазиру, сейчас. Но Аменемхет не хотел, чтобы им вертели, как тем мальчиком – рабом в детстве! Не хотел даже вспоминать те мерзкие унижения, что ему пришлось вытерпеть. Уж лучше убить Менкау – Ра и самому пробиваться к трону!
Аменемхет решил немного подождать, посмотреть, что будет, что предпримет Менкау – Ра и Нафертум. Сейчас ему самому крайне опасно что – либо предпринимать.
Где – то в глубине дворца послышалось треньканье колокольчика. Это слуга – нубиец сообщал о прибытии важного гостя. Седрце Аменемхета учащённо заколотилось, ведь он знал, кто это. Вазир поставил на место чарку вина, быстро встал со своих шёлковых подушек и направился в сторону сада, откуда доносилось звучание колокольчика.
Надо сказать, сад у Аменемхета был особенный. В садах многих других вельмож Кеми, присутствовало какое – то вычурное богатство, выставленная напоказ роскошь. А вот здесь было нечто особенное. Крепкие финиковые и кокосовые пальмы, и кипарисы создавали приятную тень. А цветы лилий и орхидей придавали саду тонкую красоту и очарование. В центре этого помещения располагался бассейн. Голубоватая вода искрилась и словно приглашала вымученного жарой путника охладиться и освежиться. Бассейн выглядет так, будто какой – то волшебник расплавил и разлил море сапфиров в саду.
Посередине этого великолепия стояла Фламон – Хешет. Лицо её было измучено и бледно, как полотно. Аменемхет поспешил к ней и обнял.
- Что случилось с тобой, принцесса Фламон – Хешет, сладостная, сладкая любовью? – вазир резко отодвинулся от неё и заглянул в тёмные печальные глаза.
- Ничего, - тихо проговорила царица. Тут Аменемхет заметил на шее у неё синяки и багрово – красные следы от кровоподтёков.
- Кто это сделал? – холодным голосом спросил он.
- Никто, - проговорила царица.
- Я спросил, кто это сделал? – ледяным голосом повторил Аменемхет.
- Не спрашивай, пожалуйста, - безжизненным голосом сказала Фламон – Хешет и заплакала. Вельможа подошёл к ней и крепко обнял её, поглаживая рукой по голове.
- Когда я вижу тебя, то сам Амон ведает, я превращаюсь в пламенеющий сардоникс! – признался вазир. – Ничто так не радует сердце моё, чем ты, о лотос!
- Пошли в дом, - предложила царица. Аменемхет обнял её за талию, и они отправились во дворец.
- Я знаю, Фламон - Хешет, кто ударил тебя, - спокойно проговорил Аменемхет, желая не показывать, как ненавидит его, своего соперника. – И я его убью.
- Не смей! – угрожающе проговорила Фламон – Хешет твёрдым голосом. – Я не хочу, чтобы тебя потом перевели в Аменту! Я не хочу оставаться одна. Подожди, будь немного терпеливей. Немного уже осталось. Тебе ещё надо укрепиться, стать сильнее и надёжней! Я жажду знать, что ты точно станешь жить в Большом Доме и повелевать ими всеми, словно рабами. О солнце! Чувства в нашей борьбе неуместны. Пусть меня унижает он, пусть бьёт, но надёжда живёт в моём сердце! Главное – стать тебе сильнее, а обо мне не беспокойся! Пока главное для тебя – защитить фараона, как бы к нему ты ни относился. Знай: он любит тебя. И ты сможешь добиться власти только тогда, когда он нечаянно поможет тебе. Остальные вельможи просто не дадут тебе этого сделать, если царь погибнет. Ведь начнётся самая настоящая драка за право называться первейшим! И ты сможешь этого достичь только при помощи самого Мептухопета!
Аменемхет промолчал, но не отказался от мысли убить Мептухотепа. Он знал, какой упрямой может быть Фламон – Хешет, но не мог допустить, чтобы её избивали.
- Сейчас позову лекаря, - сказал Аменемхет и вышел из комнаты, где они находились. Скоро пришёл целитель и намазал синяки принцессы каким – то бело – синим составом с приятным острым ароматом.
Через некоторое время туда пришли и слуги с подносами, заполненными необычными яствами, винами и пивом, которые они тяжело и медленно несли, боясь уронить и огорчить своего хозяина. Поставили длинный стол из благовонного дерево тешеп, украшенный высокими вазами с синими цветами. Пока слуги расставляли на нём все эти кушанья, пришли несколько музыкантов, которых специально держал при дворце Аменемхет как лекарство для исцеления плохого настроения. Наконец, в залу вошёл сам Аменемхет с довольной улыбкой. Он пригласил к столу Фламон – Хешет, а сам сел напротив. Незаметным жестом он приказал войти певцу. Это был невысокий тоненький человек, обладавший густым мелодичным голосом. Тихо заиграла арфа, человек запел, воздевая руки к царице Фламон – Хешет:
Любовь к тебе вошла мне в плоть и кровь
И с ними, как вино с водой, смешалась,
Как с пряною приправой померанец
Иль с молоком душистый мёд.
О, спешу к тебе,
Как на ристалище – летящий конь,
Как бык, стремглав бегущий к яслям.
Твоя любовь небесный дар,
Огонь, воспламеняющий солому,
Добычу бьющий с лету ловчий сокол.
Меня смущает прелесть водоёма.
Как лотос нераскрывшийся, уста
Твои, а груди – померанцы.
Нет сил разжать обьятья этих рук.
Её точёный лоб меня пленил,
Подобно западне из кипариса.
Приманкой были кудри,
И я, как дикий гусь, попал в ловушку.
Твоей любви отвергнуть я не в силах.
Будь верен упоенью своему!
Не отступлюсь от милой, хоть убейте!
Хоть продержите целый день в болоте!
Хоть в Сирию меня плетьми гоните!
Хоть в Нубию - дубьём,
Хоть пальмовыми розгами – в пустыню
Иль тумаками – к устью Нила.
На увещеванья ваши не поддамся.
Я не хочу противиться любви.
Наконец, Фламон – Хешет улыбнулась, радость озарила её глаза. Она взглянула на вазира.
- Хочу, чтобы ты всегда так улыбалась! – самодовольно проговорил Аменемхет.
- Хочу, чтобы ты всегда так встречал меня! – счастливо сказала Фламон – Хешет.
Они продолжили есть. Аменемхет выпил полкувшина виноградного вина, так что когда он встал на ноги, то немного пошатывался. Царица Фламон – Хешет покачала головой и взяла вазира под руку, чтобы отправиться с ним в комнату.
- Аменемхет, я должна тебе кое – что сказать, - тихо проговорила Фламон – Хешет, когда они лежали на кровати и размышляли о будущем.
- Говори, царица, - сказал Аменемхет, натягивая на себя простынь.
- Я жду ребёнка, Аменемхет, - призналась Фламон - Хешет.
- Что?! – Аменемхету показалось, что его окатили ледяной водой. Он подскочил на кровати, простынь полностью слезла с него. В пламени свечей царица заметила, как вазир едва сдерживает злость.
- От кого? – холодно спросил он. Этого вопроса Аменемхет боялся больше всего.
- От тебя, - Фламон – Хешет решила сказать ему правду. На лице вазира появилось радостное выражение, он вздохнул с облегчением, вознося хвалы Амону – Ра. Надо сказать, он нисколько не сомневался, что девушка говорит правду. Она никогда ему не лгала.
- Слава Амону, - счастливо вздохнул Аменемхет и обнял царицу. – А я подумал, что от царя! Как мы его назовём?
- А ты уверен, что это будет он? – улыбнулась царица. Только в обществе Аменемхета она чувствовала себя так радостно.
- Надеюсь. Так как?
- Сесострис.
- Ты сказала куда поехала? – тревожно спросил Аменемхет.
- Я сказала, что поехала в храм на дневную и ночную молитву, и вернусь завтра утром, - пробормотала царица сонным голосом.
- Одна?
- Со мной служанка и несколько рабов с охранниками.
- Где они?
- Ждут в твоём дворце в специальном помещении.
- Им можно доверять?
- Конечно можно.
- Ты слишком наивна.
- А ты слишком меня замучил своими вопросами! – раздражённо сказала Фламон – Хешет, зевая. – Давай спать. Хватит говорить.
- Сон – лучшее лекарство, - Аменемхет процетировал слова, когда – то сказанные Сахурой. Он накрыл царицу простынью из тончайших тканей и встал. Вазир подошёл к позолоченному столику, налил себе ещё красного вина и сел на стул. Что же сейчас делать? Аменемхет одновременно был счастлив об известии о ребёнке и одновременно встревожился. А если он не уследит, и кто – нибудь убьёт его сына? Все сыновья Мептухотепа так или иначе плохо кончали. Каждый погибал при таинственных обстоятельствах. А в своём расследовании Аменемхет нисколько не продвинулся. Он поручил эту работу на одного своего шпиона, который, пока Аменемхет отсутствовал, должен был вести это расследование сам. И ничего не смог узнать. Взбешённый, вазир велел высечь этого шпиона до полусмерти, потом бросить его в темницу. Шпион умер через несколько дней от голода и побоев. Когда Аменемхет узнал об этом, то горько заплакал от тяжести своей вины, поехал в храм и долго – долго молился, молил богов простить его за грехи и просил покоя душе того несчастного человека.

Мемфис, 2047 г. до н.э.
Прошло две недели. Аменемхет регулярно обучал свой отряд, однако при этом не забывал и развлечения. Он очень расстроился, когда узнал о смерти Сахуры, своего нового отца и учителя, который так о нём заботился. Жрецу было так плохо, что первые несколько недель даже не выходил из своей комнате во дворце. Аменемхет не знал, стоит ли ему доверять верховному жрецу Менкау – Ра или следует поостеречься. Молодой жрец пока ещё был слишком неопытен, доверчив. Он рассчитывал, что верховный жрец Менкау - Ра, как близкий друг Сахуры, будет на его стороне. Дело даже не в близкой дружбе этих жрецов, а в порядочности. Молодой человек думал, что для жреца это вопрос чести. Однако что – то ненатуральное, лживое было в сладких долгих речах жреца, и это настораживало Аменемхета, но всё же он продолжал верить.
А вот Менкау – Ра совсем не замечал ученика Сахуры и даже не предполагал, что из него что – то вообще путное может получиться. Достаточно добавить, что верховный жрец считал Аменемхета только своей лишней обузой. К тому же ему не нравилось то, что занимало Аменемхета, в особенности война и женщины. Не раз он говорил молодому человеку, что нужно остепениться, выкинуть из головы женщин и военные учения. Не раз Аменемхет слушал эти тирады, но пропускал их мимо ушей. И Менкау – Ра хмурился, но ничего не мог поделать, он не у себя во дворце, а фараон – да будет он жив, невредим и здрав, не потерпит самоуправства. А Аменемхет никак не желал себя лишать такого счастья, как общение с женщинами. Например, с Плавтой, жгучей брюнеткой с белоснежными зубами. Аменемхет купил её на невольничьем рынке несколько дней назад.
- Заходи, - как-то раз пригласил молодой жрец её в свою комнату.
- Хорошо, - согласилась Плавта.
- Хочешь вина?
- А?
- Вино будешь? – повторил Аменемхет.
- А…Не знаю…Налей немного. А у тебя финики есть?
- Естественно! – скривил губы Аменемхет.
- Значит, есть? – она боялась понять неправильно.
- Есть, у меня всё есть.
После этого Плавта преподала молодому жрецу такой урок любви, что он больше не желал отпускать её от себя.
Не раз верховный жрец подумывал о том, чтобы лишить Аменемхета жреческого сана, но догадывался, что тому будет всё равно: молодому человеку больше нравилась та жизнь, которую вёл сейчас, чем та, которая была у него в храме. К тому же, он, может быть, пригодится…Кто знает? К тому же, как отнесутся другие жрецы, если Менкау – Ра так бесчестно отнесётся к памяти Сахуры? Верховный жрец знал, что Аменемхет, скорее всего, тяготится жреческим саном, чем любит его, но старается этого не показывать, так как помнит, что Сахура сделал для него. Но всё же молодой вельможа слишком ценил роскошь и красивую жизнь, которую вёл во дворце. Но он почему – то не вспоминал (или не хотел вспоминать?) одну беседу со своим великим учителем Сахурой.
- Жаждет сердце твоё быть в Мемфисе во дворце фараона! – сурово проговорил тогда Сахура.
- Но что же в этом плохого? – удивился Аменемхет.
- Ты увидишь прекрасное, и станешь черствее сердцем и подлее душой, - Сахура горестно покачал головой.
- Почему это я должен меняться? – опять спросил Аменемхет.
- Все меняются, когда попадают во дворец. Никто не сможет уберечься.
- Да объясни мне, наконец, в чём дело, учитель?
- Хорошо, Аменемхет. Слушай да пусть внемлет сердце твоё словам моим! Богатство и роскошь разъедают человека похуже укусов диких муравьёв. И ум, и сердце твоё привыкнут к красивой жизни, ты не сможешь от неё отказаться. И больше не сможешь обходиться тем малым, что имеешь сейчас. Золото будет тобой править!
- Не говори так! – горячо возразил Аменемхет.
- Но это так, - Сахура покачал головой. – Знаешь, так не хочу я отпускать тебя туда! И не могу не отпустить: слишком ты своенравен, всё равно сделаешь по – своему.
- Но когда – нибудь мне всё равно потребовалось бы покинуть стены храма!
- Но почему? Здесь так спокойно, надёжно…
- Я не смог бы тут жить, здесь слишком однообразно.
- Не однообразно, а размеренно, - возразил Сахура. – Каждый ищет успокоения и может найти его здесь. Ты видишь, толпами прибывают сюда паломники со всего Кеми только для того, чтобы поцеловать статую Амона.
- Но они не живут здесь!
- У храма есть отдельные помещения, где живут нищие и убогие, поэтому не думай, что они не живут здесь. Это ложь.
Аменемхет не желал отказываться от роскоши и богатства полной тайных интриг жизни во дворце, поэтому не прислушивался и к словам Менкау – Ра, а лишь продолжал обучать свой маленький отряд.
Наконец, примерно через два месяца, пришли вести о том, что ливийцы с громадными силами идут на священную страну Кеми. Сразу же фараон Мептухотеп созвал военный совет, на котором решили послать гонцов во все номы Египта, чтобы солдаты начали собираться в Мемфисе под предводительством военачальников.
Естественно, Аменемхета не было на военном совете, что рассердило его очень сильно. Благо, когда совет кончился, Птахонепет подошёл к молодому жрецу и сказал, что через несколько дней собирается войско и отправляется в поход. Аменемхет не преминул послать гонцов к своим солдатам, чтобы сообщить это им.
Отметив, как следует, последние дни прекрасной и полной удобств жизни, он отправился спать. В ту ночь Аменемхет не заснул бы, так как сердце его трепетало бы от предстоящего похода, но жрец выпил столько крепкого виноградного вина, что еле – еле дошёл до кровати. А две красивые рабыни, подаренные ему великим фараоном Мептухотепом – да будет он жив, невредим и здрав, - непрерывно омахивали его огромным опахалом из страусиных перьев, да помогали ему расслабиться…
Наступил день выхода войска из Мемфиса. Раннее утро. Задолго до рассвета молодого жреца разбудил его верный раб Турникс, которого ещё давно купил ему Сахура. Он помог своему хозяину одеться и вымыться. А за завтраком он доложил Аменемхету, что весь его немногочисленный отряд в сборе и готов отправляться в поход. Съев немного персиков, бананов и фиг, а так же выпив молока с овсяными лепёшками, Аменемхет вышел из своей комнаты и выглянул из окна. На большой площади прямо перед дворцом собралось довольно многочисленное войско. Но это была лишь половина.
Аменемхет быстро разыскал Птахонепета.
- Привет тебе, Птахонепет! Да продлят боги дни твоей жизни!
Надо сказать, во дворце Аменемхет очень быстро научился красноречию.
- Привет тебе, Аменемхет! Да будешь ты вечно молод, - поздоровался в свою очередь Птахонепет.
- О великий Птахонепет, где сейчас построить моё войско? Я и мои люди готовы и ждут.
- Тогда пошли со мной.
Птахонепет повернулся и быстро зашагал к выходу из дворца. Там Аменемхет увидел, фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - который находился на ступеньках дворца в окружении многочисленной свиты и слуг, и о чём – то шептался с Хемхелихером и Нафертумом. Очевидно, он давал им всякие советы и пригрожал, что если они не принесут военной добычи, то будут наказаны. Потом Нафертум и Хемхелихер сели на верблюдов и поехали впереди войска. Все двинулись в путь. Птахонепет и Аменемхет ехали со своими отрядами где – то в середине войска.
- Не понимаю, как ты мог заменить ту рабыню, которая вчера танцевала с тобой, на такие тяжелые военные походы, - проговорил, покачав головой, Птахонепет.
- А как ты мог променять эту жизнь на походы? – ответил вопросом на вопрос Аменемхет.
- Это у меня в крови, - похвастался вельможа. – Все мои предки были войнами.
- Возможно, это тоже у меня в крови, - загадочно произнёс Аменемхет.
- Что ты имеешь в виду?
- Ничего, - молодой жрец покачал головой. Они ехали по пустынной местности на юг, в ливийскую пустыню, к своим врагам. Аменемхет ехал совсем рядом с Птахонепетом: их носилки рабы тащили бок о бок.
- Скажи, Аменемхет, а твой отец, Текан, надолго собрался тебя здесь оставить?
- Пока мне не надоест.
- Странный у тебя отец, - удивился Птахонепет, который сразу почувствовал ложь.
Прошло ещё несколько дней. Но вот, наконец, на горизонте египтяне увидели ливийское войско. Оно было до того огромное, что всей своей массой покрывало пустынные холмы. Вражеские войны были довольно свежи и бодры. Все войско состояло из большого количества разрозненных полудиких племён, с трудом объединившихся пограбить Египет. Их воинственные вожди рассчитывали вызвать панику, воспользоваться ей и перебить врагов.
Блестя оружием, сверкающая лавина ливийцев побежала навстечу египтянам. Нападение было таким внезапным, что сначала войны фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - растерялись, не зная, что делать. Некоторые побросали оружие и побежали. Аменемхет лихорадочно вытащил из – за пояса кинжал. Птахонепет схватил его за руку.
- Что ты задумал? – в гневе закричал военачальник, пытаясь заглушить гул вражеского войска.
- Защищать Кеми! – закричал в ответ молодой жрец и, оттолкнул руку друга, бросился в своим солдатам.
- Стой! – закричал Птахонепет. – Ты погибнешь!
Нафертум и Хемхелихер громкими криками пытались успокоить солдат и направить их в бой, Аменемхет быстро залез в колесницу, приказал вознице трогать в путь и бросился в бой. Его войны последовали примеру своего военачальника. Ободрённые храбрым поступком, остальные солдаты, по приказу Нафертума и Хемхелихера тоже бросились в бой. Началась жестокая схватка. Войны, находившиеся на колесницах, пронзали врагов стрелами, попадая в самые незащищённые места ливийцев: голову и живот. Пешие солдаты, храбро наступая, отражали удары щитами, сделанными из крепкого тёмного дерева.
Но и ливийцы не отставали и изо всех сил старались победить египтян.
Надо сказать, одежда ливийцев немного отличалась от египтянской. У них были тёмные кожаные или шерстяные полуюбки, шкуры на плечах, а на их длинные волосы надеты круглые серебряные обручи.
У ливийцев была одна уязвимая сторона: их лучники были не на колесницах, а пешими, которых легко можно было убить. А вот египтяне уступали им в том, что солдаты устали от долгого дневного перехода, а ливийцы были свежими и бодрыми.
Жестокая схватка продолжалась уже несколько часов. Ни одна сторона не могла одолеть другую. Силы были примерно равны.
Через несколько часов дерущаяся масса людей была похожа на густую черно – белую кашу. Всё смешалось! Стоял тяжелый страшный гул: крики солдат, ржание лошадей, треск ломающихся колесниц, лязг мечей и копий, удары падающих тел…
Аменемхета с двух сторон обступили несколько ливийцев. У молодого человека устала рука постоянно рубить. Пот ручьями стекал по его обнажённому телу, смешиваясь с кровью, текущей из раны на ноге, которую рассёк вражеский солдат острым кинжалом. Из разорванной артерии продолжала течь кровь, собираясь в ручейки. Алая сетка покрывала одну ногу жреца. Он давно уже слез с колесницы и вступил в рукопашный бой. Из – за нервного напряжения он не обращал внимания на рану. Тут сзади он услышал громкий душераздирающий крик. Рефлекторно жрец повернулся туда. Оказывается, один ливиец чуть не проткнул его копьём, но какой – то худенький мальчик помешал совершиться злодеянию. Он оттолкнул врага и проткнул его самого копьём, пригвоздив к земле, как ядовитого гада.
- Встань за мою спину! – прокричал ему Аменемхет, моля Амона, чтобы тот его услышал.
- Хорошо! – и парень встал спиной к спине к Аменемхету.
Но вот египетское войско начало теснить ливийцев. Вражеское войско сбилось в одну огромную разрозненную кучу. Раздавались крики, стоны и треск ломающихся стрел. Кто бы подумал, что это самая приятная для Аменемхета музыка…
Быстрые колесницы мчались возле ливийцев, осыпая их стрелами, которые чаще всего попадали в цель, хотя и ливийцы старались их избежать, прикрываясь своими расписными щитами. Враги были слишком напуганы смелым наступлением египетского войска, чтобы дать достойный отпор, и подданные Мептухотепа – да будет он вечно жив, невредим и здрав, - нисколько не стеснялись пользоваться этим. И вот, наконец, ливийский вождь приказал своим войнам сложить оружие.
Египтяне присоединили к своему каравану ливийских верблюдов и ослов с разнообразными припасами и другими ценными вещами. Оружие ливийцев египтяне тоже собрали и положили в свои повозки. Все они были несказанно рады. Особенно Аменемхет, который, наконец, заметил, что из его ноги ручьём течёт кровь. Рана сильно стала его беспокоить: была пробита мыщца и слегка задета кость. Наскоро перевязав ногу, молодой жрец с несколькими войнами разжёг костёр: приближалась ночь, которая в пустынях была очень холодной, к тому же огонь отгонял диких опасных животных.
Военачальники решили остаться здесь до рассвета, а с восходом отправиться в обратный путь. Знатные вельможи перекусили фруктами, лепёшками, запили всё это водой и вином, отобранным у ливийцев, а затем отправились спать. А простые войны собрались у костра, съели остатки богатого ужина знати, а по ходу рассказывали чудесные истории из своего прошлого, чтобы прослушать которых, преклонил бы и Ра своё ухо. Аменемхет немного пообщался с солдатами, потом отправился спать, не заметив от усталости, что сделанный на скорую руку жгут развязался, и на белую тонкую ткань крупными каплями западала алая кровь.
Наступила ночь, чёрная, как деготь. Где – то неслышно переговаривались солдаты. Возле догорающего костра сидело два человека: Хатс и Нэйэ. Они были из отряда Аменемхета, первые, кого он за неповиновение жестоко избил. Эти войны внешне смирились, но в сердцах их жила ненависть к их новому военачальнику.
- Хатс, друг мой, скажи, что хотел сказать сегодня утром. Только говори тихо, везде здесь есть уши, - шепотом проговорил Нэйэ.
- Я его ненавижу, этим всё сказано, - с яростью сказал Хатс. – Из храма Амона в Фивах, от надежного человека я слышал кое – что весьма интересное. Этот человек сказал, что Аменемхет – советник Сахуры, второго по значимости жреца храма Амона – Ра. Но, конечно, странно, как такой безбожник может вообще быть в храме и ступать на его свяшенную землю. Он не боится, видимо, проклятия богов. Ты видел, сколько у него женщин? Какой же он жрец? И всё же тот человек клялся, что это правда.
- Я видел, как Аменемхет на коленях стоял перед статуей Амона – Ра всё утро, - возразил Нэйэ. – Он благочестив. К тому же он бреет голову!
- Ты прав. Но посуди сам: утром он молится, а вечером пьянствует и развлекается с женщинами.
- Если он жрец, то почему пошёл на войну? Разве ему рабов или земель мало? Ведь когда Сахура ушёл в Вечный город, все его владения достались Аменемхету.
- Ты прав, друг! – согласился Хатс. – Но как он мог оставить такое наследство развратнику и неблагочестивцу?
- Наверное, доверял.
- Ерунда, - самоуверенно заявил Хатс. – Тут было что – то другое…
- Может, он думал, что Аменемхет остепенится?
- Остепенится? – противно засмеялся Хатс. – Ты, наверное, пошутил. Но нам нельзя допустить, чтобы этот человек связывался со жрецами и вообще ступал на священную землю храма Амона – Ра в Фивах. Надеюсь, у него не так уж много союзников. Помни, Нэйэ – наш долг помешать ему.
- И ты уже составил план? – с надеждой спросил Нэйэ.
- Составлю, вот увидишь. Главное – действовать сообща. А сейчас ступай спать, а я ещё немного посижу здесь, подумаю.

Утро. Едва забрезжил первый луч восходящего солнца, войны сразу же стали собираться в путь. Обратная дорога была намного легче. Солдаты с радостью думали, что, наконец, вернутся домой, поэтому шли быстрее.
Птахонепет, как всегда, ехал около Аменемхета. Военачальнику чрезвычайно нравился ум молодого жреца и своеобразное чувство юмора, привлекающее внимание.
- Аменемхет, скажи, - проговорил военачальник, - неужели тебе нравятся финикийские рабыни?
- А почему бы и нет?
- Но они такие холодные, сердце, как камень, - покачал головой Птахонепет. Всегда, когда он начинал разговаривать о женщинах, то его выражение глаз становилось таким игривым, глаза блестели, хотя военачальник больше предпочитал мужчин. Просто Птахонепет не хотел этого показывать.
- Не такие уж и холодные! - засмеялся звонким молодым смехом Аменемхет.
- Мне они никогда не нравились, - сказал, нахмурившись, военачальник.
- Главное – поласковей, - со знанием дела проговорил молодой жрец. – Или даруй им много золота.
- Дарил, но не помогает!
Аменемхет лишь пожал плечами. Конечно, он догадывался о причине такого отношения женщин к Птахонепету. Дело в том, что он был крайне некрасивым человеком. Пухлое, блестящее коричневое лицо, толстые розовые губы, острые зубы…Далеко не каждая женщина влюблялась в этого человека. Обычно они, прежде всего, обращали внимание на его власть и богатство, которое играло не последнюю роль во дворце.
- Знаешь, друг мой, - опять заговорил Птахонепет, - вчера я видел одного человека, который кое – что мне продал.
- Что именно?
- Укрепляющее зелье.
- Что это такое?
- Это зелье поможет мне вновь отрастить волосы, которые когда – то были столь густыми.
Аменемхет прекрасно знал, что его друг носит парик, который тщательно завивает и моет каждый день. Вот уже на протяжении многих лет Птахонепет мучался лишь одним – отчаянным выпадением волос на голове. И что только он не делал! Служанки втирали благовонные масла и разные зелья в стремительно исчезающую шевелюру вельможи, лечили наговорами, молитвами. Ничего не получалось. Но, будучи человеком упрямым, Птахонепет не терял надежды и продолжал отчаянно лечиться.
- Я уже несколько дней втираю в голову, - с гордостью сообщил вельможа. – И сам Амон мне поможет!
«Как будто у него других дел нет!»
- И дорого ли это зелье стоит? – Аменемхет отчаянно старался сохранять интерес на лице.
- Несколько талантав золота, - небрежно бросил Птахонепет. Аменемхет покачал головой, удивляясь довольно странным поступкам своего друга, которого любил, но судил про себя безжалостно и чересчур справедливо.
- Аменемхет, можно тебя кое о чём спросить?
- Конечно!
- Почему ты так упорно молишься каждый день, часто приносишь подношения храмам, омываешь священную статую Амона?
- А почему бы и нет? – Аменемхет напустил на себя безразличный вид, но внутренне напрягся. Если Птахонепет что – то почувствовал, то, возможно, об этом догадается и кто – то другой, который столь же проницателен и внимателен.
- Но всё же?
- Просто я всегда был неравнодушен к богам. А разве я не египтянин, долг которого – почитать и превозносить богов?
На третий день похода, когда войны собрались на ночлег, увидели возле лагеря маленькую девочку, лет одиннадцати. Она медленно шла по горячему песку в сторону ближайшего поселения. Первую её увидел Хатс. Окликнул её. Девочка сразу же побежала к костру, который он развёл.
- Ты, почему ходишь по ночам одна, тем более по ливийской территории? – спросил Хатс. – Ведь я вижу по одежде, что ты египтянка.
Девочка промолчала.
- Что, неужели сам Амон – Ра лишил тебя дара речи? – засмеялся Хатс.
- Я должна поговорить с военачальником этого войска, - твёрдо поговорила девочка. Хатс не обратил внимания на её слова, а лишь нагло ухлымыльнулся и спросил:
- А может, ты хоть имя своё назовёшь, или Амон не даровал тебе и этого?
- Литхор.
- А зачем тебе наши военачальники?
- Я не могу вам этого сказать, - уверенно проговорила девочка.
- Почему это не можешь? Можешь и скажешь! – уверенно проговорил Хатс. – особенно, когда мы останемся одни в моём шатре.
Девочка быстро развернулась и побежала вглудь лагеря, где по её мнению был шатёр военачальника. Хатс очень быстро догнал её и с силой ударил по лицу. Литхор громко закричала. Многие солдаты тут же прибежали к этому месту.
- Отдай, слышишь?! Отдай, говорю!! Куда ты его дела? – кричал Хатс. – Сейчас же верни!
- Но я ничего не брала! – тихо проговорила испуганная Литхор. Руки при этом у неё заметно тряслись.
- Да, тогда где фрукты из запасов наших великих Хемхелихера и Нафертума? Я видел, как ты уходила от их добычи! Не думай, мои глаза меня не могли обмануть!
Он продолжал кричать и размахивать руками. И тут из толпы вышел Аменемхет, не терпевший несправедливости. Он всё видел и приказал солдатам расходиться по своим местам, но Хатс опять громко закричал, чтобы каждый услышал:
- Не уходите! Не уходите! Неужели вы хотите допустить несправедливость?
На шум вышли из своих шатров Нафертум, Хемхелихер и Птахонепет. Они вышли в центр всей толпы, приказали солдатам отойти.
- Что случилось? – спросил Хемхелихер. Хатс упал на колени и громко завопил:
- О Амон, всевидящий! Спаси нас, грешных!
- Отвечай, что здесь произошло, - холодным тоном спросил Хемхелихер. Не поднимаясь с колен, Хатс заговорил:
- О, великий! Не допусти несправедливости! Эта недостойная выкрала из твоих запасов персики и хотела их отравить! Вот они!
Он ткнул своим длинным корявым пальцем на кучу фруктов, которых незаметно подложил Нэйэ.
- Куда она девала склянку с ядом, я не знаю, - продолжал Хатс. – Но я точно помню, что в руках её, была какая – то посудина с зелёным веществом, которым она намеревалась намазать персики! Я её увидел и поймал. Нэйэ – свидетель!
- Да, точно так всё и было, - с готовностью подтвердил Нэйэ.
- Если так, то придётся тебя убить, - сдвинул брови военачальник, грозно поглядев на Литхор.
- Но я ничего такого не делала! – подала голос Литхор. – Я спешила в Мемфис, к великому фараону Мептухотепу! Когда пришли сборщики налогов, моя семья ничего не смогла им отдать. Мы – бедны. Но у нас была собака, которую пришлось отдать. Его звали Хаг. Они пришли и отняли его у меня. Но я слышала, что великий фараон – да продлят боги дни его жизни, да не изведает он несчастья, - всегда был милостив к угнетённым, поэтому я верю, что он не допустит, чтобы у меня отняли моего Хага. Сегодня ночью я сбежала из дома и направилась в Мемфис к великому фараону Мептухотепу, чтобы он, священнейший, помог мне. А когда я бежала туда, этот воин (она указала на Хатса) позвал меня. Клянусь Амоном!
- Как хорошо же ты лжёшь! – речь Хатса была пропитана ядом. – Тебя даже не смутило имя самого Амона, - да будет он сиять вечно на небосклоне!
- Я ничего не брала, - упорно продолжала настаивать девочка. А Аменемхет всё это видел и слышал. Он прекрасно понял, что Хатс лжёт, и не мог допустить несправедливости. Молодой жрец опять действовал слишком опрометчиво, хотя, что ещё он мог сделать? Аменемхет подошёл к Хатсу и с силой ударил солдата кулаком в челюсть. Хрустнула кость, из уголка рта Хатса побежала тонкая струйка крови. Он упал ниц на землю в ноги Нефертуму и Хемхелихеру и запричитал:
- О Амон! Не допусти несправедливости! Где это видано, чтобы господин наказывал своего раба ни за что? Защити, о солнце! О Хемхелихер, о Нафертум! Что же мне делать? Я не могу скрыть несправедливость от ваших всевидящих глаз! И меня, и остальных солдат Аменемхет жестоко избивает! Поверьте, каждый его воин сказал: «Это вкус смерти!» Посмотрите вот на это!
Тут Хатс повернулся и показал свою обнажённую спину. Она была иссечена розгами, которыми Аменемхет поучал непослушных солдат. Потом Хатс повернулся и опять громким истеричным голосом заговорил:
- Я боялся, что он меня опять изобьёт, поэтому не сказал вам этого! Эту девчонку Аменемхет послал, чтобы убить Хемхелихера и Нафертума!
Хатс ткнул своим длинным корявым пальцем, похожим на сушеную гусеницу, в Аменемхета и истерично захохотал. Птахонепет изумлённо уставился на молодого жреца, не зная, что сказать. Аменемхет не мог больше терпеть это. Он спокойно, хотя гнев мешал дышать, подошёл к Хатсу и рукой сдавил его горло.
- Как ты смеешь говорить такую ложь, шакал?! Ты очернил всех, кроме себя.
Хатс опять принялся громко, чтобы его слышал каждый, причитать. Глаза при этом у него сверкали, как только что огранённый алмаз, а руки тряслись от напряжения.
- Вот теперь вы видите, когда заговор раскрыт, он пытается выдать меня виноватым!
Пока Хатс всё это говорил, Нэйэ кивал головой в знак согласия с речами своего друга. Аменемхет, как и большинство войнов, не мог поверить своим ушам. Птахонепет до сих пор думал, что это страшный сон. Даже его ухоженный и причёсанный парик съехал набок, открывая покрытую проплешинами голову.
Как ни странно, но Хемхелихер и Нафертум поверили словам Хатса, который постоянно докладывал обо всех беспорядках, творящихся в армии, не отступая при этом от правды. Военачальники посовещались и решили бросить Аменемхета и Литхор в шатры ждать часа смерти.
Едва только Аменемхет попал в плен, то сразу же начал обдумывать своё, мягко говоря, незавидное положение и продумывать варианты спасения, однако не мог подыскать ничего подходящего. У него в голове мелькал только один вопрос: «Как? Как это могло произойти?!»

Ярко горела свеча. Янтарное её пламя едва прогоняло прочь нависшую кругом мглу. Тёмная шерсть висевших по стенам шкур серебрилась и переливалась блестящими искрами. В шатре сидел Хемхелихер и медленно пил красное вино из золочёного кубка. Чёрные блестящие глаза вельможи то и дело поглядывали на вход в шатёр. Когда же она придёт? А может, что – то случилось?
Дело в том, что военачальник не желал оставаться без женского общества и во время военного похода. Для этого он купил на рынке самую красивую рабыню – еврейку. Наконец, зашелестели шкуры, и в шатре показалась девушка, звали её Сара. На вид ей можно было дать лет пятнадцать – шестнадцать, настолько она была молода. На её бледном лице ярко выделялись изумрудно – зелёные большие глаза и крупные полные губы. Золотистые волосы разлетелись и небрежно были откинуты на спину. Хемхелихер перевёл свой взгляд на соблазнительную фигуру девушки. Да, это действительно нечто!
- Иди же скорей ко мне, - прошептал вельможа.
- Вообще – то я к вам на «вы»! – заявила девушка, прищурив глаза. Хемхелихер засмеялся и сказал:
- Подойдите, пожалуйста, ко мне.
- А могу я узнать зачем? – осведомилась Сара.
- Подойдите и узнаете, - вельможа продолжал смеяться.
- Но я же вообще – то должна знать! – девушка притворилась, что не понимает, о чём идёт речь.
- Ладно, ладно, - согласился Хемхелихер и примирительно поднял руки. – Я собираюсь тебя зацеловать.
- И всё? – рабыня надула губы.
- И обнять.
- А ещё? – девушка опять сделала наивное лицо. Надо сказать, такие игры доставляли ей и Хемхелихеру море удовольствия. Вельможа поймал её за руки, бросил на толстые шкуры гепарда и принялся целовать в губы. Другой рукой он попытался развязать шнурки на её одежде.
- Нет, подожди, - проговорила Сара, перевернувшись на него. Хемхелихер недовольно поджал губы и посмотрел ей прямо в глаза.
- Что случилось, о лотос?
- Можешь кое – что для меня сделать?
- Всё, что скажешь, - улыбнулся он.
- Отпусти Аменемхета, - тихо проговорила Сара и пристально посмотрела в глаза Хемхелихеру.
- Зачем? – удивился вельможа. – По – моему, Хатс доказал, что он попытался отравить меня и Нафертума.
- И ты ему поверил? – с сарказмом спросила Сара.
- А почему я должен был ему не поверить? – Хемхелихер поднял брови.
- Хатс такой человек, который может просто ради мести и ненависти оклеветать любого. К тому же, как я наблюдала за ним все эти дни, так складывалось ощущение, что боги помутили его разум.
- Ты пришла сюда, чтобы пытаться воздействовать на меня? – жестко спросил Хемхелихер.
- Нет, конечно, нет, - заверила его Сара. «Надо подумать, как его спасти!»
Рабыня втайне безумно любила Аменемхета. Его мужество, красота, стойкость и храбрость согревали нежное сердце Сары. Но она никогда ему не признается.

В полночь Сара проснулась. Ей стало холодно. Хемхелихер, сладко похрапывая, спал рядом, положив себе под голову ладонь. Девушка почувствовала какое – то движение совсем близко от себя. Она вздрогнула и открыла глаза. Рядом стоял Хатс и, задумавшись, наблюдал за Хемхелихером.
Бледно – желтая свеча почти сгорела, тьма окутала шатёр, но Сара, тем не менее, хорошо различила врезавшиеся в память черты Хатса. Вот те же колючие глаза, крупный хищный нос, длинные сальные волосы…Около входа в шатёр послышался какой – то шорох. Сквозь полуприкрытые глаза, девушка ясно различила тучную фигуру Нэйэ.
- Что теперь делать? – спросил он шепотом.
- Поищи какие – нибудь ценные свитки папируса в этих сундуках, да только быстрей и тише, не забудь взять больше золота, - тихо сказал Хатс и вышел. Нэйэ ещё немного постоял, соображая, что делать, потом начал шариться в одежде Хемхелихера. Сара молча усмехалась над его неуклюжими попытками. Ничего не найдя для себя полезного, Нэйэ наконец увидел около кровати большой позолоченный сундук. Египтянин двинулся к нему, руки при этом у него заметно дрожали. По пути он нечаянно задел стоящий на столике кувшин с недопитым вином. Сосуд резко скрипнул и упал на пол, разлетевшись на кусочки. Вино сильно измазало одежду Нэйэ, который, чуть вскрикнув, бросился вон из шатра.
- Что случилось? – Хемхелихер сумел разлепить глаза. Его длинные взъерошенные волосы смотрелись довольно комично, а маленькие глазки покраснели и слезились.
- Сюда заходил Хатс и Нэйэ, - сообщила Сара.
- Что им надо было?
- Золото и папирус.
- Расскажи мне всё, что ты видела, не упуская деталей, – попросил Хемхелихер.
- Хорошо, Хемхелихер, - проговорила девушка и сбивчиво выложила перед военачальником всё, что знала, немного приукрасив.

Утро. Едва только рассвело, в шатры зашло трое войнов, и вытащили оттуда Аменемхета и Литхор. В центре лагеря, возле костра сидели Хатс и Нэйэ. Они зло посмеивались, держа в руках по полной кружке пива.
- Ну и повеселимся же мы сегодня! – потёр руки Хатс, улыбаясь, показывая ряд ярко – жёлтых кривых зубов. Нэйэ давно его не видел в таком весёлом настроении.
Он не знал, как остановить своего друга, который опускался всё ниже и ниже. Нэйэ с детства находился под влиянием Хатса, поэтому знал его, как облупленного, но столь легко раздражающимся и злобным тот стал только в последние годы. Нэйэ верил, что в глубине души Хатс просто одинокий несчастный человек, который поддался своему плохому характеру и начал опускаться в моральном смысле всё больше и больше.
Но сейчас Нэйэ впервые не знал, как поступить. Дело в том, что он никак не признавал насилия. Слабый и бесхарактерный, Нэйэ всё же оставался добрым человеком, имеющим некоторые свои принципы. Этого не мог понять Хатс и продолжал беспощадно уничтожать эти едва проклёвывающиеся ростки независимости. Нэйэ всегда и во всём подчинялся Хатсу, кроме одного. Нэйэ никогда не поднимал руку на женщин, да и не хотел этого. Ему было стыдно даже представить, что он бьёт и унижает более слабого человека.
Вот и теперь он был перед делеммой. Принять участие в плане Хатса или нет? С одной стороны не хочется, чтобы он избил его. А с другой, как он может поднять руку на женщину, тем более такую маленькую девочку, на Литхор.
- Хатс, давай её вообще не будем трогать, - робко попросил Нэйэ.
- Что? – Хатс не поверил своим ушам. Нэйэ, тот самый Нэйэ, который всегда молча и безоговорочно слушался его, самого Хатса, тут что – то ещё предлагает?
- Я не хочу её трогать, - неуверенным тоном проговорил Нэйэ.
- Тебе, что, женщины не нравятся? – засмеялся Хатс.
- Конечно, нравятся. Только… давай, когда вернёмся в Мемфис, сходим в таверню, там их достаточно…
- А я сказал, пойдём к Литхор!! – внезапно закричал Хатс. – Или ты против?!
- Но она…
- Ладно, - Хатс, к величайшему удивлению Нэйэ, замолчал, даже чуть улыбнулся. С чего бы это? Нэйэ внимательно вгляделся в лицо этого солдата. И настроение совсем не испортилось! Наверняка, мысли о скорой смерти Аменемхета так поднимают у него настроение. Или он что – то задумал?
- Налей мне ещё пива, - приказал Хатс. Нэйэ быстро принёс ему ещё бочонок напитка.
Аменемхет, евда только увидел эту неразлучную парочку, сразу же подумал, что они попросили Нафертума или Хемхелихера собственноручно задушить его, чтобы за всё отомстить.
Вокруг площадки, куда привели Аменемхета и Литхор, собралось очень много народа. Каждый хотел увидеть казнь. Только вот Хемхелихера всё так и не было видно…
Нафертум приказал Хатсу выбрать, кого задушить первым. Очень медленно Хатс подошёл к Аменемхету и Литхор. Но он ничего не смог предпринять. Дело в том, что Птахонепет вышел в середину круга и закричал своим чрезвычайно громким голосом:
- Знайте, убьёте Аменемхета, убейте и меня! Он мой друг, и я не потерплю, чтобы он погиб от руки нечестивца! Его оклеветали, а вы поверили.
- Ты прав, Птахонепет, - сказал Хемхелихер, который недавно пришёл. – У меня везде есть шпионы, которые донесли, что они задумали. Эти люди (он ткнул пальцем в Хатса и Нэйэ) сами заслуживают смерти. Убийцы и клеветники!
Этих войнов сразу увели за руки в шатёр, а Аменемхету и Литхор развязали руки.
- Да простят нас ваши сердца! - тихо проговорил Хемхелихер. – Дайте девочке воду и еды, пусть следует к дворцу вместе с нами! Литхор, если тебе что – то понадобится, обращайся ко мне, я помогу тебе.

Мемфис, 2023 г. до н.э.
Послышался какой – то шум. Аменемхет пошевелился, прислушался. Какие – то голоса. Он резко вскочил на ноги, огляделся. Фламон – Хешет сладко спала рядом, ни о чём не подозревая. Опять послышался звон колокольчика. Кто – то приехал. Но неужели нельзя было подождать до утра?
Взбешённый столь открытой нетактичностью, Аменемхет накинул свой золотистый плащ и быстро выглянул в окно.
Ярко освещали факелы внутренний двор жилища Аменемхета. Вазир сразу увидел, как из больших носилок, вылез толстый краснолицый человек. Он что – то громко кричал и размахивал руками.
- Шетеп! – воскликнул Аменемхет, узнав гонца фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав. Вазир бросился к спящей Фламон – Хешет, начал трясти её за плечо.
- Царица! Просыпайся! – неустанно твердил он.
- Что случилось? – сонным голосом недовольно пробормотала Фламон – Хешет.
- Прибыл гонец от фараона!
- Что? – сон как рукой сняло. Она подскочила на кровати, мигом схватила свою одежду и умчалась в соседнюю комнату одеваться.
Тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл Шетеп. Аменемхет притворился разбуженным его внезапным приездом. Собственно, так и было!
- Что случилось? – встревоженною спросил вазир. – Почему ночью ты приходишь ко мне?
- Для тебя срочное послание из дворца Мептухотепа.
- Какое?
- В гареме Мептухотепа задушили несколько беременных его рабынь. Он приказал мне срочно привезти тебя туда. Царь в бешенстве, рабыни, наложницы и жёны напуганы. Что делать? Ни одна из них не хочет повторить печальную судьбу своих сестёр. Никто не хочет рожать. У нескольких из них уже был выкидыши. Мы их наказываем, но они делают это тайно, ведь знают, что совершают грех. Видимо, боятся за жизнь.
- Сколько точно рабынь убито? – спросил Аменемхет. Глаза его загорелись, мозг усиленно начал работать и обдумывать различные версии.
- Пока только три. Ещё одна осталась жива. В это время она гуляла по саду и собирала цветы. Но она только недавно забеременела, возможно, об этом нечестивец не знал и случайно оставил её жить…
- Ладно, собираемся, - приказал Аменемхет. – Шетеп, пожалуйста, сходи и позови моего слугу, пусть он тебя угостит моим избранным вином, которое предлагаю только для благочестивых людей.
- Хорошо, - соглавился Шетеп. От красного вина ещё никогда не отказывался. - Только сердце моё кровоточит, что приходится выпивать его в таких грустных условиях.
- Ничего не поделаешь, - вазир не мог дождаться, пока Шетеп покинет эту комнату.
Наконец, посланец фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - ушёл. Аменемхет бросился в комнату, где пряталась Фламон – Хешет. Девушка стояла около позолоченной ванны и смотрелась в огромное зеркало ростом в пять локтей.
- Он ушёл? – тревожно спросила она.
- Нет ещё. Нам придётся ехать с ним во дворец. Трёх беременных рабынь отравили.
- О Амон! – воскликнула царица. – А ведь я могла бы быть на их месте, если бы кто – то узнал о моём ребёнке!
- Не говори так! – процедил сквозь зубы вазир. – С тобой такого никогда не произойдёт.
- Как я хочу тебе верить! – Фламон – Хешет подошла и обняла вазира. Потом спросила:
- А что сейчас мне делать?
- Необходимо срочно тайно вернуться во дворец. Я прикажу трём верным моим рабам сторожить тебя день и ночь, пока не поймаем убийцу. Я поговорю с фараоном, он не откажется.
- Тогда он узнает, что я беременна, - покачала головой царица.
- Я этого ему не скажу. Не хочу, чтобы он радовался за нашего ребёнка. Я скажу, что ты попросила меня сделать это.
- Хорошо. Тогда пошли. Я выйду через запасной ход.
Фламон – Хешет поднялась на цыпочки и поцеловала вазира, потом быстрой походкой вышла из комнаты. А Аменемхет направился на кухню, где должен был сидеть Шетеп.
Он и действительно там сидел, с отменным аппетитом поглощая несметное количество жареных уток, фиников и запивая всё это свежим вином.
«Бедный старичок в трауре».
- Я уже готов, - бодро сообщил вазир. Шетеп печально осмотрел свою незаконченную трапезу, но ничего не поделаешь, пришлось встать и отправиться во дворец.
Скоро они уже были во дворце фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав. Аменемхет, не спрашивая никакого разрешения, сразу же направился в покои царя. Он прекрасно понимал, что с благосклонностью фараона получает огромную власть и влияние, которым пользовался и не стеснялся этого.
- Привет тебе, могущественный сын Ра! – поздоровался вазир, распахнув двери спальни фараона Мептухотепа. Царь полулежал на своей огромной кровати, закрыв глаза.
- Привет тебе, вельможа Аменемхет, - слабым голосом проговорил владыка Верхнего и Нижнего Египта. – Да не изведаешь ты беду, да не будет стонов в твоих чертогах. Хорошо, что ты пришёл. Я ждал тебя. Аменемхет, ты знаешь, у меня случилось несчастье. Наследников нет, беременные мои жены и наложницы погибают. Что делать?! Что?! Кого оставить править?!
- Ну…Не отчаивайся, - голос Аменемхета звучал довольно оптимистично. – Одна твоя наложница, насколько мне сообщили, осталась жива. Давай удвоим её охрану и пошлём шпионов следить за ней. Наверняка, этот убийца попытается и её уничтожить.
- Ты прав, Аменемхет, - согласился фараон. – Это хороший план. Займись этим. А я слишком слаб, чтобы что – то предпринять.
Он тяжело закрыл глаза и опустился на кровать. Аменемхет подумал, что в эту минуту владыка Египта выглядит совсем неподобающе великому правителю: слабо и безвольно. А Аменемхет хорошо знал, какой конец всегда настигает слабых и безвольных. Как бы грустно это ни звучало.
- Позволь мне просить тебя кое о чём, - проговорил Аменемхет, усаживаясь на краю кровати.
- Говори, - смилостивился царь.
- Я только что видел Фламон – Хешет. Она попросила меня поговорить с тобой, оцарь, об охране её.
- Но она не беременна! – удивился фараон.
- Да, но по – видимому, она боится за свою жизнь.
- Ей нечего бояться, - довольно неуверенно заявил фараон. – Её комната надёжно охраняется.
- Но она всё равно боится. Не проще ли выполнить её каприз? – Аменемхет постарался придать своему голосу безразличие.
- Как хочешь, - бессильно пожал плечами Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав. Аменемхет вновь подумал о том, что царь уже не пригоден для правления такой страной, как Кеми. Он стал слабым и жалким подобием того могущественного своенравного владыки, каким он когда – то был в начале своего царствования.
- Кстати, - в карих глазах царя зажёгся едва заметный огонёс интереса и подозрения. – Почему это ты так заботишься о соблюдении интересов моей четвёртой жены?
- Просто она сама меня об этом попросила, - проговорил Аменемхет, вспомнив прекрасное лицо своей любовницы. – И сам Амон возрадуется, ведь ты, царь, выполнишь просьбу женщины, прекрасной для своего мужа. Не откажи в этом.
- Хорошо, хорошо, - царю было неприятно признаваться самому себе, что он всё делает по желанию вазира, но ничего не мог поделать. Ведь, Аменемхет такой влиятельный человек…Да и не хочется…Зачем кого – то утруждать? Царю хотелось поскорее позвать слуг с разными заморскими кушаньями и отменными рабынями.
- Мне пора, - Аменемхет поцеловал царскую сандалию и ушёл. Фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - воздел к небу руки. Сам Амон – Ра его услышал. Действительно, вазир предан ему, искренне его любит. Ведь царь прекрасно замечал, что многие вельможи, такие как Нафертум, Хемхелихер или Менкау – Ра уже как – то не всегда целуют ему ноги…Почему? А тут хоть КТО – ТО. Но царь внезапно одернул себя на этой мысли. Что это с ним? Он царь, все должны его любить и почитать, как бога. Ведь он и есть БОГ. В следующий раз он ПОПЫТАЕТСЯ что – то сделать. Надо прекращать свою усталось и бесхарактерность.

Аменемхет быстро вышел из спальни фараона – да будет он жив, невредим и здрав, - и направился в другую половину дворца, где располагался гарем. Надо увидеть оставшуюся в живых женщину, поговорить со слугами, возможно, попытать их, ведь наверняка они что – то скрывают.
Навстречу ему шёл Менкау – Ра. В тусклом свете факелов, освещающем длинный каменный коридор, фигура верховного жреца казалась особенно массивной и угрожающей. Шкура чёрной пантеры, перекинутая жрецом через плечо, серебрилась и словно сияла в янтарно – желтом свете. И, как вспыхнувшие звёзды, блестели огромные драгоценные камни на рукояти длинного кинжала Менкау – Ра, поясе, браслетах и талисманах. Лысая голова верховного жреца казалась блестящим круглым шаром с бусинками глаз и красным ртом с крупными губами. Аменемхета в Менкау – Ра особенно раздражало именно это.
- Привет тебе, первый после фараона, великий Аменемхет! – в своей обычной цветистой манере поздоровался верховный жрец.
- Привет тебе, Менкау – Ра, - у Аменемхета просто не нашлось слов сказать что – то ещё. Да и не хотелось.
- Я молился весь день, - доверительно сообщил Менкау – Ра, - за тебя и за то, чтобы дух нашего родного Сахуры оставался спокоен за нас всех.
«О Амон! Опять он пытается меня шантажировать моей тайной, ведь каждый думает, что я – сын вельможи Текана, который уже умер. Так, что – то надо с этим делать. Негоже, чтобы такой нечестивец, как Менкау – Ра пытался шантажировать меня, будущего повелителя Кеми».
- Я рад, что ты не забыл моего учителя и отца, - почтительно проговорил Аменемхет. Да, узнай Менкау – Ра, что Аменемхет когда – то был рабом, то беспрепятственно мог бы им манипулировать.
- Я почему – то всё ещё по нему скучаю, - признался слащавым голосом Менкау – Ра.
- Понятно. Ты что – то хотел от меня?
- Знаешь, сегодня утром лекарь осматривал Фламон – Хешет, - протяжным голосом начал верховный жрец. Аменемхет смутно начал догадываться, о чём пойдёт сейчас речь, его передёрнуло.
- И что? – вазир старался придать голосу больше безразличия.
- Как что? – удивился Менкау – Ра. – Знаешь, Аменемхет, оказывается, твоя любовница беременна.
- Что?! – воскликнул вельможа. Конечно, это известие было для него не ново, просто он недоумевал, откуда это узнал верховный жрец и почему послал к царице Фламон – Хешет лекаря.
- Это правда, - подтвердил Менкау – Ра. – Только скажи мне одно. Это ты отец ребёнка?
- Конечно, нет! - неужели этот толстяк подумал, что Аменемхет ответит утвердительно?!
- А я вот так не думаю, - хитро засмеялся Менкау – Ра.
- Почему?
- У меня свои источники, - проговорил холодным голосом жрец. – А теперь слушай меня. Помни, исполнишь что – то не так, о твоих тайнах узнает весь дворец. Моли Амона, что я храню рот на замке.
Потом многозначительно добавил:
- Пока.
- И что же я должен делать? – холодно спросил вазир.
- Вижу, ты поумнел, - противно засмеялся жрец. – Так, слушай. Ты должен передать нашему царю вот этот свиток. Не читай. За тобой будут следить. Помни, что с тобой станет, если прочитаешь это.
Менкау – Ра сунул в руки вазира толстый папирусный свиток и исчез в ближайшей комнате. Вазир задумчиво повертел им в руках. О Амон! Что делать? Вазир горько засмеялся. Надо же, какой уже раз он задаёт этот вопрос!
Как прекратить это отвратительное манипулирование верховным жрецом? Сам Амон видит, Аменемхет не жалает быть марионеткой в чьих – то руках! Вазир задумался. И какой выход? Единственным просветом во всей этой истории вельможа видел только одно. Смерть Менкау – Ра. Но с другой стороны, он, как никто другой желает видеть на престоле фараона Аменемхета, чтобы вертеть им. Сможет ли Аменемхет без такого могущественного союзника пробить себе путь к престолу? Ответа на этот вопрос вазир не знал. И мучился. Что выбрать: смерть Менкау – Ра и весьма шаткое положение при дворе и тернистый путь к престолу или подчиниться жрецу, слушаться его, использовать его влияние, завоевать престол, а потом избавиться от него? А если получится так, что и не избавишься?
Аменемхет не мог понять, кто доложил Менкау – Ра о его связи с Фламон – Хешет. Едва только он представлял, что кто – то видел, как они развлекались в её комнате, вазиру хотелось биться головой о стену. О Амон! Надо было быть более осторожным. Какая казнь ждёт его и Фламон – Хешет, если всё откроется? Её за волосы потащат голую по площади к реке, посадят в мешок, завяжут его, а потом скинут в реку. А Аменемхета могут кастрировать, потом задушить. При мысли обо всех этих ужасах, кровь у вазира холодела, а голова кружилась.
Вазиру сильно, до боли в руках захотелось взглянуть, что написано на свитке папируса. Кажется, вокруг никого, но вельможа сразу себя одёрнул. Это только видимость, наверняка, где – нибудь сидят шпионы Менкау – Ра. Тут он посмотрел на ситуацию под другим углом. Верховный жрец действительно жаждет видеть на престоле Аменемхета, чтобы впоследствии вертеть им, поэтому он никогда бы не написал фараону какую – нибудь клевету на него. О Амон! Да будет так!
Аменемхет спрятал свиток на груди, а сам направился в ту часть дворца фараона, где находился многочисленный гарем. На пути у него встретился Хомгу, вельможа и один из советников царя.
- Привет тебе, Аменемхет, первый среди нас после фараона! – проговорил Хомгу и почтительно поклонился.
- Привет тебе, Хомгу, да будешь ты вечно молод и красив! Расскажи, как произошли все эти убийства рабынь, не упускай подробностей.
- Хорошо, Аменемхет. Пусть внемлет сердце твоё моим речам. Это случилось некоторое время назад. Менялась дневная стража. В это время около дверей никого нет. Когда новые стражники пришли на своё место, то увидели, что двери гарема распахнуты, ручка вымазана кровью, а в комнате беспорядок.
- В какой именно?
- В той, которая ведёт в сад. Дальше они увидели тело одной рабыни. Она была уже на четвёртом месяце. Кто – то её задушил. Дальше в своих комнатах обнаружены другие наложницы точно в таком же виде.
- Задушены?
- Да.
- А как же тогда остальные? Неужели их не было в комнатах? – удивился вазир.
- Они были все в саду.
- Как так? Почему в комнатах остались лишь те рабыни, которые носили ребёнка?
В ответ Хомгу лишь пожал плечами.
- Я сам удивлялся.
- Расспрашивали кого – нибудь ещё?
- Нет, каждый тебя ждал, Аменемхет.
Вазир уже начинал терять терпение.
- Так иди и расспроси! – он боялся сорваться на крик. Хомгу мгновенно исчез. Вазир подошёл к одной из девушек, которая сидела около бассейна и смотрела на голубоватую воду. Вельможа вспомнил, что её совсем недавно подарил один финикиец, который часто прогуливался на невольничьем рынке и приметил эту красивую девушку.
- Девушка? – окликнул её Аменемхет. Она обернулась и, завидев знатного человека, поклонилась и сложила ладони лодочкой.
- Что вы хотите? – тихо спросила она.
- Ты же знаешь, что совсем недавно убили, точнее, задушили несколько рабынь. Не видела ли ты что – нибудь?
Он заметил, что по лицу рабыни пробежала быстрая тень страха.
- Нет, я ничего не знаю, - неуверенно проговорила наложница.
- А если подумать? – холодно спросил вазир.
- Нет, ничего не знаю, - ещё испуганней пробормотала рабыня. Аменемхет понял, что криками и угрозами от неё ничего не узнать.
- Послушай, - спокойным голосом сказал Аменемхет. – Если ты ничего мне сейчас не сообщишь, то следующей жертвой можешь оказаться ты, ведь забеременнеть ты можешь в любой момент. Поверь, будет намного лучше, если ты расскажешь всё сейчас мне. Не бойся, я это никому не расскажу. Мне жизненно важно найти убийцу. Говори, чего ты хочешь за эту информацию, я постараюсь исполнить.
- Хорошо, - согласилась девушка. – Я кое – что могу тебе рассказать, только если постараешься вернуть меня на родину, в Нубию.
- Я постараюсь, - пообещал Аменемхет, удивляясь хваткости этой девушки.
- Сегодня, когда утром нас разбудила служанка, я с остальными рабынями отправилась кушать. Потом к тем наложницам, которых убили, подошёл какой – то человек. Не помню точно, как он выглядел. Запомнила только то, что он был лысым, высоким худощавым человеком. И стал он по очереди вызывать этих рабынь. Они уходили и больше не возвращались…
- Кто это?
- Мне кажется, это один из рабов жены фараона.
- Какой?
- Не могу сказать, но точно говорю, что он принадлежит знатной особе.
- А кто – нибудь ещё его видел?
- Конечно, господин. Но я не думаю, что они что – то расскажут. Убийцы легко смогли найти способ проникнуть во дворец, усыпить бдительность стражников, отравить беременных рабынь…Тогда что ему стоит узнать, кто о нём всё доложил? Ничего. И он постарается уничтожить чересчур разговорчивых.
- Тогда почему ты на это пошла? – удивился вазир.
- А что мне терять? – ответила вопросом на вопрос девушка. – Что меня ждёт здесь? Кратковременная милость царя, потом я пойду по рукам. Стану наложницей и служанкой, готовой исполнить любые прихоти хозяина. К старости, когда я потеряю всю свою красоту, ведь она так хрупка, стану старой и немощной, что меня ждёт? Ну, поработаю, сколько хватит сил, а потом? Ни семьи, ни мужа. Кому я нужна, кто обо мне позаботится? Я не хочу, чтобы меня убили как ненужную вещь, когда не смогу работать. Я хочу тепла, уюта, любви, верного мужа, ребёнка, собственный дом. Да…Что я всё это говорю тебе, господин?
- Нет – нет, - поспешно перебил её Аменемхет. – Слушать тебя очень интересно.
Наложница удивленно подняла брови. Что за странный человек? Девушка не могла вспомнить время, когда с ней разговаривали, как с человеком. Обычно, фараон её бил по лицу и по остальным частям тела, постоянно унижал. Надсмотрщики обращались чуть лучше. Только оскорбляли. Не хотели портить ВЕЩЬ царя.
- Я помогу тебе выбраться отсюда, - уверенно сказал Аменемхет. Ему было непонятно, зачем он помогает рабыне, но ничего не мог поделать. Глядя на эту девушку, он неизменно вспоминал свои времена рабства и от отвращения содрогался. Но с другой стороны, у других наложниц ситуация точно такая же. И это несправедливо, что он помогает одной из них. А другие?
- Только когда?
- Сегодня же, - ответил вельможа. – Оставаться во дворце после всего того, что ты рассказала мне, слишком опасно. А я сейчас же пойду и поговорю с фараоном.
- Спасибо тебе, господин, - искренне поблагодарила его рабыня. Аменемхет сделал вид, что ничего не расслышал. Он быстро вышел из гарема и направился в комнату царя Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав.
В покоях фараона из высокого витого сосуда дымился благовонный ладан. Приятный его аромат поднимался и рассеивался в воздухе, оставляя в носу слегка сладковатый вкус. Ярко горело несколько свечей, хотя за окном уже начинало светать. Вельможа увидел царя, лежащим в ногах у огромной золотой статуи Амона – Ра. Повелитель целовал ей ноги и что – то шептал. Он снял свою двойную корону Верхнего и Нижнего Египта и предстал перед Аменемхетом в своём истинном свете: дряхлым стариком с голой головой, пергаментовой кожей и трясущимися руками. Услышав шум, царь поднялся с колен. Вазир заметил, что он смутился своего жалкого вида и быстро надел корону и придал своему лицу гордое величественное выражение. Вазир сразу же подумал, что перед ним несчастный, одинокий человек, время которого осталось в прошлом, но он всё же продолжает цепляться за свои воспоминания, пытаясь что – то вернуть и исправить. Увы! Его попытки вызывали только жалость. Аменемхету было неприятно сознавать, что он, человек, которому царь безоговорочно доверяет, предаст его и, возможно, убьёт. Но вазир сердце вазира не знало жалости, когда он представлял, что этот дряхлый старик мог избивать Фламон – Хешет.
- Зачем ты вернулся? – устало спросил царь.
- Я пришёл с просьбой купить у тебя рабыню, - вазир не стеснялся лгать.
- Зачем?
- Она мне понравилась.
- Кто она?
- Девушка из твоего гарема. Я видел её несколько раз и подумал, что ты не откажешься от столь ничтожной услуги, - вазир говорил довольно жёстко, так как не сомневался в исполнении столь ничтожной услуги.
- Хорошо, - согласился царь. – Возьми мой пестень с печатью и забирай её. Мне она не нужна.
Аменемхет поклонился, поцеловал царское одеяние и вышел. Мептухотеп вздохнул. Он устал. Хотя, с другой стороны, странно, не от чего уставать. Но он всё равно устал. А кто мог его утешить и пожалеть? Только один – единственный человек, беззаветно ему преданный: Ахманихате – первая жена царя Верхнего и Нижнего Египта. Фараон быстро, насколько ему позволяла появившаяся недавно ломота в ногах и спине, встал и направился в комнату своей жены.
Она сидела за столом и намазывала свои ухоженные руки благовонным бальзамом. Тридцатипятилетняя женщина с распущенными, чёрными, как смоль, волосами до пояса выглядела обольстительно. Она всегда старалась предстать перед фараоном в лучшем виде.
Когда – то, давным-давно, когда Ахманихате и Мептухотеп впервые увидели друг друга, обстоятельства так повернулись или боги возжелали, что они влюбились. Мептухотеп в то время уже был молодым фараоном, и ему казалось, что сердце превратилось в пламенеющий сардоникс. Он никак не мог выкинуть из своей головы высокую тонкую красавицу – сестру с тёмными, аметистовыми глазами. А Ахманихате и не подозревала, какую бурю вызвала в брате. Девушка предполагала, что, как одна из многих, стала ещё одним увлечением. Также она не придавала значению тому, что, будучи его сестрой, всё равно должна была стать его супругой, независимо от своей воли. Ахманихате и подумать не смела об истинном увлечении царя, но всё же подарила ему всю свою любовь, открыла перед ним всю свою страстную и сложную душу. Никогда Мептухотеп не смог бы забыть тот поздний вечер на берегу реки, когда Ахманихате взглянула на него своими тёмными, полными страсти глазами, и разрешила себя раздеть!
Мептухотеп женился на ней, сделав своей царственной сестрой и подругой. Часто, когда ему было одиноко или грустно, царь знал, что у него есть человек, готовый его всегда выслушать или просто искренне положить руку на плечо. Так и сейчас он нуждался в Ахманихате.
- О супруг мой, о бог мой! – воскликнула Ахманихате и бросилась в ноги Мептухотепу. – Я ждала тебя.
- Я знаю, Ахманихате, - улыбнулся её муж. – Я пришёл отдохнуть.
Он забрался на кровать и снял свою двойную корону и отложил в сторону длинный золотой жезл – символ своей царственности. Мептухотеп не стеснялся Ахманихате, всё – таки она любит его таким, какой он есть на самом деле: дряхлый старик с ввалившимися щеками, почти вылезшими волосами и трясущимися руками.
- Я давно хотела тебе сказать, - сказала радостная царица, - только всё момент не был подходящим. Итак, Мептухотеп, супруг мой, я ношу твоего ребёнка.
- Что?! – фараон не мог поверить своим ушам. Неужели боги его услышали? Неужели не зря он делал огромные пожертвования храмам? От радости он не мог произнести ни слова. Потом бросился обнимать жену.
- И почему ты раньше не осчастливила меня?
- Не хотела тебя беспокоить, - засмеялась Ахманихате. – Ты был так занят, супруг мой!
- Не говори ерунды, - отмахнулся Мептухотеп, - только знай – в следующий раз за подобный поступок я тебя высеку.
- О супруг мой! – Ахманихате бросилась на колени и поцеловала его сандалию. – Не гневайся! Я столь глупа и ничтожна, не злись на это!
- Ладно, я понимаю, что Амон обделил тебя разумом, только не обделил тебя внешностью. Сделай мне массаж, как я люблю, и поговори о чём – нибудь.
- Хорошо, мой господин, - проговорила Ахманихате и взяла со слола чашу ароматного бальзама. Фараон полностью разделся и лёг на живот. Его царственная сестра начала гладить и растирать ему спину. От удовольствия Мептухотеп улыбнулся и довольно застонал.
- Сейчас у меня будет наследник, - сказал он довольным голосом. – Надеюсь, это будет не девочка.
- Нет, это будет мальчик, я точно знаю, - царица не могла объяснить фараону, почему так думает. Напомним, что ей пришлось воспользоваться услугами одного из крестьян, который был родом из Финикии и имел семью с огромным количеством мальчиков. Когда она сообщила о своём желании этому крестьянину, он более чем удивился. Но, после первого шока, этот крестьянин не растерялся и попросил ненадолго освободить его семью от налогов.
- Моё сердце верит, что ты не убьёшь меня, - проговорил крестьянин - финикиец, лежа на шелковых простынях царицы Ахманихате.
- Нет, этого не будет. Амону не понравится.
- Как и твоя измена, - проговорил осмелевший крестьянин.
- Это для благополучия всего Кеми, моего рода и даже царя.
- А почему для царя? – удивился крестьянин.
- Во – первых он не будет расстраиваться, что не может иметь наследника, во – вторых мой сын сохранит хорошую память о Мептухотепе – да продлят боги дни его жизни!
- А почему ты не хочешь меня убить?
- А зачем? – пожала плечами царица. – Ты не настолько глуп, чтобы промолвиться о нашей маленькой тайне. Но предупреждаю: если об этом кто – то узнает, я пошлю слугу, и он вырежет у тебя сердце.
- Что?! – финикиец содрогнулся от ужаса.
- Ничего, а сейчас свободен. Уходи. И спасибо за всё.
Крестьянин встал и собрался уходить. Ахманихате не забыла положить ему в руку мешочек золотых монет. Она была щедрой женщиной. Когда крестьянин выходил из дворца, к нему подошёл слуга царицы и воткнул ему нож в спину, а за работу взял деньги из судорожно сжатых рук.
Фараон закрыл глаза и представил коронацию своего наследника. Вот, он идёт в сопровождении знатных вазиров и вельмож, все целуют ему след ноги…
- Супруг мой, - отозвалась Ахманихате, - а скажи, почему это твой вазир проявляет к Фламон – Хешет, твоей четвёртой жене, такое внимание?
- Какое ещё внимание? – встревожился царь.
- Ну, тебе лучше знать…
- Выкладывай, всё, что знаешь! – внезапно закричал фараон.
- Я слышала, он даже заходил к ней в комнату. Он прикасался к ней!
- Что?!
- Да, потом ещё она несколько раз приезжала к нему во дворец ночью. Также они встречались в храме Амона – Ра несколько недель назад.
- А откуда ты всё это знаешь? – удивился фараон, думая про себя, не лжёт ли Ахманихате? Он просто не мог поверить. Как так? Его друг, которого он знает, столько лет так его предаёт?! Нет, это не могло быть правдой!
- Мне доложила её служанка Ксу за отпределённую плату.
- А как я могу поверить твоим словам? – горько спросил фараон, почувствовал лёгкое головокружение. «О владыки неба, гор и солнца! Исцелите меня, изгоните из моего сердца духа, он убивает меня!»
- Доверься мне, - сказала нежным голосом Ахманихате. – Я позабочусь о доказательствах, не волнуйся, только ты должен пока делать вид, что ничего не знаешь.
- Хорошо, сестра, - голос царя ослабел. Он закрыл глаза. – Я всё сделаю, чтобы проверить, правда ли это или нет.
- И проверишь, - тихо проговорила Ахманихате, - только доверься мне. Помнишь, как ты мне доверял в те времена, когда мы были совсем ещё юными и до безумия влюблёнными?
- Как я могу такое забыть? – удивился Мептухотеп, его грустное настроение, казалось, даже куда – то бесследно исчезло. Он вспомнил свою молодость и улыбнулся.
- Ты хочешь всё это повторить? – заговорщическим голосом спросила Ахманихате, стараясь отвлечь брата от грустных мыслей.
- Сердце ждёт этого!
- Тогда давай переоденемся и побежим к Сигору, к тому месту, где мы проводили вечера двадцать лет назад! – воскликнула Ахманихате голосом, полным надежды. Глаза её при этом заблестели ещё больше. Она взяла сморщенную руку своего царственного супруга и поцеловала.
- Дозволь мне, недостойной, испытать ещё немного счастья наедине с тобой, о бог!
- Хорошо, - согласился царь. Ещё не совсем в нём погас прежний огонь молодости! – Только нам надо переодеться.
- Я уже приготовила одежду, - сказала Ахманихате и вытащила из своего старого сундука из чёрного дерева одежду странствующих бедуинов. Они быстро, насколько позволяли хронические болезни и недуги, оделись и вышли в город через чёрный ход.
Было темно. Воздух поражал своей свежестью, которая пьянила голову, и прохладой. На небе ещё не успели загореться звёзды, но это нисколько не волновало Мептухотепа и Ахманихате. Фараон поднял вверх свою лысую голову и засмеялся. Как хорошо жить! Как вокруг красиво! Какая свежесть! И какая красивая женщина рядом, такая преданная!
Царственная его сестра взяла Мептухотепа за руку и повела через тёмные потайные дворы, которыми пользовались двадцать лет назад. Воспоминания так чётко врезались в память Ахманихате, что она могла с закрытыми глазами провести своего мужа по этим закуточкам.
Скоро они вышли из Мемфиса к берегу священной реки Сигора. Серебристая вода отливала чёрным, заросли тростника чуть заметно колыхались.
Вот их любимое место. Растёт высокое дерево, мягкая трава…Мептухотеп сел на траву около самой кромки воды. Ахманихате последовала его примеру.
- И почему мы раньше упускали такое счастье явиться сюда? – удивился Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав.
- Сам Амон подсказал мне эту идею, - сказала Ахманихате. Она наклонилась к Мептухотепу и поцеловала его в губы. Фараон обнял Ахманихате одной рукой за талию, другой за шею. Царице очень нравилось целоваться с Мептухотепом. Слава Амону, у него до сих пор были крепкие белые зубы и свежий запах изо рта.
- Знаешь, Ахманихате, - проговорил фараон, - я в последнее время понял, что мне недолго осталось на этом свете. Скоро, очень скоро Осирис будет взвешивать моё сердце, карлики будут плясать около моей гробницы, получу я «ночь», погребальные масла из рук Таит, будет и надгробие из лазурита. Но знаешь, царственная моя сестра, я также понял, что не зря прожил жизнь и теперь могу отойти с миром. Это будет высшее благо для меня. Я устал от всех этих проблем!
- Нет, не говори так! – воскликнула Ахманихате. – Ты проживёшь ещё очень и очень много лет!
- Не надо, сестра. Моё время осталось в прошлом. А сейчас давай не будем об этом.
Он опять её поцеловал и уложил на прохладную траву.

Менкау – Ра с удовольствием устроился в одной из многочисленных комнат огромного дворца фараона Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав. Верховный жрец держал в одной руке кувшин красного вина, а в другой – жареную ногу газели. Жир толстым слоем покрывал его красные губы и тройной подбородок. Жрец напряжённо думал. Как бы более эффективно использовать компромат на Аменемхета, чтобы ещё сильнее привязать к себе и подчинить вазира? Этот наглец должен в полной мере осознать, кто из них хозяин положения. Но всё – таки чересчур давить на него опасно. Верховный жрец в глубине души побаивался вельможи, который имел тяжёлый, вспыльчивый и подозрительный характер. Неизвестно ещё, что он может предпринять. А вдруг подошлёт убийцу? На такого человека, как Аменемхет нельзя так вот безнаказанно нажимать. Всему есть свой предел.
Менкау – Ра поковырялся в зубах своим толстым кривым пальцем. Кость застряла. Так, но с другой стороны, было бы довольно глупо и безрассудно убивать такого союзника, как верховного жреца. Ногтём он вытащил застрявшую кость. Кто тогда поддержит Аменемхета? Менкау – Ра довольно улыбнулся, похлопав себя по круглому, как мяч, животу. Да и, во всяком случае, неужели Аменемхет думает, что так легко может отделаться от верховного жреца? Нет уж. Не выйдет. Охрана надежная. Никто не сможет пройти незамеченным.
Тут Менкау – Ра нахмурился. Что это он так напрягается? Аменемхет у него почти что раб, царь его боится, сам имеет огромные богатства, от женщин отбоя нет…Красота! Менкау – Ра потянулся и зевнул. Погладил себя жирными ручонками по круглому, как страусиное яйцо, сальному лбу. Потом взял колокольчик и позвонил. Тут же явилась красивая белая рабыня с густыми светлыми волосами. Жрец всегда был неравнодушен к блондинкам. А кто узнает, что он предаётся разврату? Никто ведь не видит. А если бы и видели, то побоялись сказать. Да, нравилось Менкау – Ра быть хозяином!
- Иди сюда, красавица, - приказал жрец и похлопал себя по круглому колену. Наложница мигом всё поняла и села на него. Она старалась не смотреть на отвратительный рот Менкау – Ра.
«О Амон! – взмолилась про себя девушка. – Как я могу смотреть на эти гнилые, редкие, жёлтые зубы и вдыхать мерзкий запах изо рта, напоминающий разлагающуюся птицу?! О Амон! Пусть он меня не целует!»
С трудом рабыне удавалось не рассмеяться, глядя на то, каким завидным женихом себя считает Менкау – Ра.
- Ну же, что ты не поцелуешь меня? – недовольно спросил жрец, вытягивая красные жирные губы в трубочку. «Не повезло!» - подумала девушка и коснулась его губами.
- Для меня это честь, - произнесла она заранее подготовленную фразу. Ей хотелось вымыть лицо несколько раз.
- Правда? – такой же дежурной фразой ограничился Менкау – Ра и растянул губы в улыбке. От запаха рабыня чуть не задохнулась, а то вида длинных жёлтых зубов между красными, смазанными салом губами, её начало подташнивать.
- Ты действительно не видела раньше никакого на меня похожего мужчину? – спросил Менкау – Ра, обдавая наложницу горячим тлетворным дыханием.
«Что правда, то правда!»
- Конечно не видела, - заверила его девушка. А кто видел?
- Знаешь, - продолжал тем временем Менкау – Ра, подняв к ней вспухшее лицо с синевато – жёлтой кожей, - я действительно необычайный человек. Думаю, что я чересчур добрый и внимательный. Зачем я, например, помогаю многим бродягам? Да просто от душевной доброты! А многие этим пользуются. Я всё это прекрасно понимаю, но ничего поделать с собой не могу. Понимаешь, таким меня создал Амон – Ра. От моей воли тут ничего не зависит. Душа у меня такая.
- Конечно, не зависит, - заверила его наложница. Она хотела даже наговорить ему всякой ерунды, только лишь бы он не начал что – нибудь рассказывать.
- Знаешь, - сказала она. – Я давно уже заметила, что ты и на самом деле добрый, чуткий и искренний человек. Такого как ты редко встретишь.
- Это я один такой, - самодовольно усмехнулся Менкау – Ра и провёл языком по губам рабыни. Ей стало плохо. Живот свело от отвращения, кожа покрылась неприятными мурашками. Её вырвало прямо на одежду верховного жреца.
- О Амон! – с негодованием выкрикнул Менкау – Ра. – Что ещё такое?!
- Я сегодня что – то съела, и весь день болит живот, - пожаловалась наложница.
- Тогда почему ты мне раньше не сказала? – ледяным голосом спросил жрец и принялся оттирать куском холста свою одежду. Его лицо исказилось от усердной работы и выглядело ещё более отталкивающем, чем раньше. Наложница не выдержала, и её опять вырвало. Теперь уже на пол.
- Да в чём дело?! – изумился жрец. – Убирайся отсюда и иди к лекарю, пока я не наказал тебя.
- Хорошо, господин, - рабыня постаралась изобразить смирение. Жрецу, видимо, это понравилось. Слащавым голосом он заявил:
- Я пошлю за тобой завтра, когда тебе станет лучше.
«Только не это! – взмолилась про себя девушка. – О Амон! Наверняка, будет тот же результат!»
Менкау – Ра сидел на кровати с тончайшими тканями и опять принялся за еду. Настроение его окончательно испортилось. Что это за день такой?
Он опять позвонил в колокольчик. Явился слуга – негр и ослепительно улыбнулся.
- Прикажи вельможе Аменемхету срочно сюда явиться, - приказал верховный жрец и взял с золотого блюда сочный гранат. Расковырял его пальцами и с наслаждением впился в красную мякоть толстым ртом, похожим на присоску.
- Ты меня звал? – нарушил тишину Аменемхет, внезапно появившийся в комнате. Лицо его было печальным, заботы и тревоги последних дней (или всей жизни?) оставили на нём свою печать. Верховный жрец с удовольствием заметил, что выражение глаз вазира было каким – то затравленным, напряженным и ко всему готовым.
- Звал, - небрежно заявил жрец, жуя финик. – Ты передал фараону свиток папируса?
- Нет ещё.
- Как так?! – не понял жрец. – Я же приказал!
- Что ты сказал? – с яростью спросил Аменемхет, вытаскивая из ножен свой украшенный самоцветами кинжал. Блеск его на мгновение ослепил Менкау – Ра.
- Стража!! – визгливым голосом закричал жрец. Аменемхет метнулся к нему и приставил кинжал к горлу. Острое лезвие тут же оставило царапины. Пролилось несколько капель крови.
- В чём дело, великий жрец? – спокойно спросил Аменемхет. – Мы ведь должны поговорить наедине. Отошли своих слуг.
У дверей послышался дробный топот нескольких ног. Кто – то постучал в дверь.
- Всё в порядке, уходите, - слабо крикнул верховный жрец. Стражники ушли.
- Чего ты хочешь? – спросил верховный жрец. Аменемхета вывел из себя этот нелепый вопрос.
- Как это чего?! А как ты думаешь? Как ты посмел меня шантажировать и думать, что я буду все твои приказы исполнять?!
- Я думал, ты просто прислушаешься к моему мнению и…
- Чего? Что ты говоришь, да проглотит тебя лев да разверзнется земля под твоими ногами, шакал?! – закричал вазир и ударил жреца кулаком в челюсть.
- Не бей меня, - жалобно взмолился жрец и упал на колени. Живот при этом у него колыхался и подпрыгивал, как мяч.
- Посмей ещё раз что – нибудь подобное сделать, и я тебя убью, - прошептал вазир и вышел из комнаты верховного жреца. Его переполняло отвращение и негодование.
Менкау – Ра вытер кровь, текущую из уголка своего рта, сплюнул на деревянный пол и позвенел колокольчиком.

У фараона.
Великий фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - вновь позвал к себе Аменемхета. Царь старательно пытался забыть, что наговорила ему Ахманихате о многолетней связи с Фламон – Хешет, четвёртой женой фараона. На время.
- У нас опять большие неприятности, - сообщил Мептухотеп. Как обычно.
- Что случилось? – бодрым голосом спросил Аменемхет, сидя на кровати, покрытой тончайшими тканями, и внимательно слушая своего повелителя.
- Ливийцы. Хотя эта новость для тебя и не нова. Они уже стоят на нашей территории. Что будем делать?
- Нельзя опять прибегать к открытым столкновениям. Египет ещё недостаточно оправился от потерь в войне с сирийцами. А Ливия – довольно сильная страна, война с неё окончательно разорит Кеми. Нужно действовать более хитро.
- Ливия из кожи вон лезет, чтобы отомстить Кеми за все те беды, что мы причинили его стране.
- Похвальное стремление, - насмешливо сказал Аменемхет. – Тогда иметь с Ливией дело ещё опасней. Её правители не станут слушать нас, они жаждут померяться с Кеми силами. Насколько я знаю, они долгое время укрепляли Ливию и захотят посмотреть на плоды своих рук. А насколько я могу судить об их предводителе Синархе по своим давно полученным сведениям, это чрезвычайно волевой человек с сильным характером, который не отступит ни перед чем. Трудно будет договориться с ним по – хорошему.
- Тогда что же делать? – с паникой в голосе спросил царь.
- Мне пришло в голову одна мысль, которая сильно нам поможет в решении этого вопроса, - проговорил вазир. – Только, боюсь, Амон этого не одобрит.
- Говори, Аменемхет, - приказал Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав. – В нашем положении Ливия может сделать нас своим рабом, а Амон всегда защитит тех, кто пытается помочь Кеми. Любыми путями…
- Хорошо, я скажу, - сказал Аменемхет и внимательно поглядел в глаза Мептухотепа. – Единственный способ избавиться от всех проблем с Ливией, самый быстрый и безопасный – убить их предводителя Синарха.
- Убить? – поднял брови царь. – Но как? Он надежно охраняется.
- Не так уж и надёжно, - проговорил вазир. – Нужно лишь подобрать подходящее время и место.
- Кто этим займётся? – спросил фараон. Его густо накрашенные карие глаза уставились в деревянный пол. «Очевидно, ему всё равно».
- Я сам, - ответил вазир и собрался уходить.
- Аменемхет, - позвал его царь Верхнего и Нижнего Египта. Вазир обернулся.
- Ты бы мне когда – нибудь изменил, предал бы? – спросил с надеждой царь. И как не подумать, что царь сомневается в своей власти, в своих подданных? Вот, он всё сомневается, сомневается, но сам Амон – Ра видит, что ничего не сделал для укрепления своего положения. Вызывает жалость, снисхождение, но никак не восхищение своей царственностью. А все это неуместно при дворе.
- Конечно, нет, - заверил его Аменемхет. А что он ещё мог сказать?
Аменемхет вышел в коридор, направился в комнату Фламон – Хешет. Краем глаза он заметил какое – то слабое движение, но предпочёл не обращать на него внимания.
О, знал бы Амон, как он соскучился по царице! Рука вазира нечаянно коснулась груди. Он вспомнил о папирусе, который просили передать царю. Ну, сейчас можно безбоязненно открыть и прочитать всё. Конечно, вельможа понимал, что так легко от Менкау – Ра никто не может отделаться, но предпочёл не думать о столь мрачном. Хватит портить себе настроение. Никто не любит мрачных людей. Особенно Амон – Ра.
Аменемхет сорвал печать с папируса и развернул его.
«Привет тебе, о всемогущий Владыка Обеих Земель, царь Верхнего и Нижнего Египта! Да продлят боги дни твоей жизни, да не будешь ты ни в чём не знать печали, о благороднейший из благородных! Да будет тебе известно, что твой первый министр, достопочтимый Нафертум плетёт за твоей спиной интриги и собирается тебя сместить с трона. Он собирается нанять убийцу, будь осторожен, великий царь».
Аменемхет задумался. А вообще – то надо было отдать свиток фараону – да будет он жив, невредим и здрав. Превосходный способ отделаться ещё от одного врага – первого министра. Но есть одна небольшая проблема…Менкау – Ра, видимо, хотел видеть Аменемхета на престоле. Но тогда почему попросил его передать свиток, зная, что это возбудит подозрения царя? Непонятно. Вазир закрыл глаза. Потом он ещё несколько раз перечитал свиток, будто пытался что – то узнать.
Итак, свиток он тайно передаст чуть позже, а сейчас – к Фламон – Хешет.
Она открыла ему дверь, такая красивая и гордая.
- Заходи, Аменемхет, - Фламон – Хешет улыбнулась и пропустила вазира в комнату, не заметив, что кто – то пристально наблюдает за ними из – за полуприкрытых дверей…
- Как наш сын? – спросил вазир и подошёл к царице, погладив её по животу.
- Аменемхет, я хочу кое – что тебе сказать, - проговорила Фламон – Хешет.
- Что случилось? – встревоженною спросил вазир.
- По – моему, Менкау – Ра что – то против тебя задумал.
- Почему ты так решила?
- Сегодня, некоторое время назад я выходила из своей комнаты во внутренний двор и видела жреца. Он выскочил из своей комнаты с перекошенным от злости лицом, руки у него дрожали, губа разбита. Он немного походил по коридору, видимо, что – то обдумывал. Потом он направился в комнату фараона Мептухотепа.
- Не думаю, что он наговорит ему каких – нибудь глупостей, - произнёс вазир. – В противном случае мне придётся его отравить.
- Что?! – воскликнула Фламон – Хешет.
- А что мне остаётся делать? – удивился вазир. – Если я так не поступлю, он меня оклеветает. Ты ведь ещё недостаточно хорошо знаешь характер Менкау – Ра. Это завистливый и мстительный человек. Он обязательно постарается что – нибудь придумать.
- Но я думала, он старается посадить тебя на трон…
- Так было до сегодняшнего дня. К тому же знай, что он рассчитывает вертеть мной, как куклой, когда я с его помощью заполучу трон.
- А что тогда произошло сегодня? – спросила царица. Вазир всё ей рассказал.
- Тогда ты прав, - медленно произнесла Фламон – Хешет. – Но, может, всё – таки можно просто его запугать?
- Такие люди не понимают угроз, - уверенно заявил вельможа. – Они постараются за спиной сделать какую – нибудь мерзость.
- Возможно, он сейчас и говорит что – нибудь нашему царю, - горестно проговорила четвёртая жена фараона.
- Тогда подумай, что они смогут со мной сделать? – спросил Аменемхет.
- Фараону будет слишком трудно без тебя, возможно, он не поверит Менкау – Ра. А если и поверит, то, что сможет сделать?
- Ты права. Ливийцы наступают, только я смогу их остановить. К тому же, благодаря мне во дворце поддерживается равновесие. Слишком много у царя врагов, которые спят и видят его свергнутым.
- И он поймёт, что появился ещё один. К тому же, кто знает, не расскажет ли Менкау – Ра о нас?
- Не знаю, - проговорил Аменемхет. - В любом случае, прежде чем что – то предпринять, царь хорошо подумает.
- Ладно, но хватит всего этого, - проговорила Фламон – Хешет и обняла вазира. – У нас осталось слишком мало времени. А кто знает, что там произойдёт?
- Ты права, царица, - вазир улыбнулся и поцеловал Фламон – Хешет. – Надеюсь, все образуется. Конечно, если боги улыбнутся.
Он опустил её на кровать и начал снимать одежду. Царица довольно вздохнула. Её начала бить дрожь только от присутствия рук вельможи Аменемхета. Свечи догорали, и мысленно Аменемхет восхитился блеском волос царицы.
Он уже обнял Фламон – Хешет, но тут кто – то постучался в дверь. Фламон – Хешет и Аменемхет отпрыгнули друг от друга, как от огня. Вазир спрятался за позолоченные занавеси, закрывающие окно, в то время как царица, насколько позволяло время, приводила себя в порядок. Вскоре она уже открывала дверь с довольно натянутой улыбкой. Там стоял Фиби, верный евнух царицы, которого ей подарил сам Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав – в день свадьбы. Надо сказать, Фламон – Хешет сильно привязалась к Фиби, который доказал неимоверную преданность и любовь к своей хозяйке, ведь она всегда хорошо относилась к нему. Фиби любил и уважал её за это.
Сейчас же чёрное лицо раба было бледно и настолько испугано, будто увидел саму Исиду на небесах.
- Что случилось, Фиби? – встревоженно спросила Фламон – Хешет.
- Беда, моя госпожа, беда! – закричал раб и воздел руки к небу.
- О Амон – Ра! – проговорил он. – Спаси мою госпожу, спаси её!
- Да в чём же дело?! – вскричала Фламон – Хешет, сердце у которой чуть не выскочило из груди.
- Я слышал разговор нашего фараона и его царственной сестры Ахманихате. Тебя предали, госпожа. И имя этой нечестивой женщины – Ксу.
- Что?! – царица не могла поверить. – Ксу меня предала?! Но как?
- Она знала, что ты и вельможа Аменемхет – любовники. Как бы ты ни старалась скрыть это, она собственными глазами всё видела и за хорошую плату передала всё Ахманихате, которая тебя уже много лет ненавидит и пытается от тебя избавиться.
- А что сделала Ахманихате? – царица всё ещё не могла поверить в это предательство.
- Она всё рассказала фараону Мептухотепу, твоему мужу. Сердце его пылает ненавистью. Он хочет отомстить.
Фламон – Хешет села на кровать. Ей хотелось кричать и провалиться куда – нибудь под землю. Она уже представила страшные картины расправы мужа. Вот, тащат её, обнажённую, по улицам за волосы, садят в мешок, каждый тыкает в неё пальцем…А Аменемхета…О, Амон! Лучше не думать!
Фламон – Хешет стало дурно. Всё поплыло у неё перед глазами…Какие – то цветные круги…тёмный коридор, длинный и узкий…
Фиби понял, что госпожа упала в обморок. Он не знал, что делать. И Ксу нельзя звать, а лекарь он неважный, и никого рядом нет…
Но тут, выбравшись из своего укрытия, к нему подошёл Аменемхет. Он отодвинул раба и положил под голову царицы подушку, потом поднёс ей под нос маленький сосуд с камфарой. Фламон – Хешет пришла в себя. Зато Фиби – нет…
- Всё в порядке, Фиби, - тихо сказала царица, машинально обхватив руками свой живот, - продолжай дальше рассказывать.
- Фараон ничего пока не предпринимает, - сообщил верный раб крайне нервным голосом. – Наверняка, он боится Аменемхета, который для него стал другом и, что ещё важнее, надёжным союзником, который сдерживает остальных вельмож, желающих сместить царя и захватить престол. А погубить Аменемхета, значит, погубить себя.
- Значит, у нас ещё есть время, - задумчиво проговорил Аменемхет.
- Время для чего? – уточнила Фламон – Хешет. Но вазир только задумчиво покачал головой.
- Время для того, чтобы всё это обдумать и решить, как спастись, - закончила за него царица Фламон – Хешет.
- Сейчас фараон даже не подозревает, что нам всё известно, - размышлял вслух Аменемхет. – А это значит, что боги улыбаются нам.
- Он не предпримет никаких решающих действий, - уверенно произнесла Фламон – Хешет, - но гордость его украдена. Сердце его возненавидит нас за предательство, а я больше всего боюсь его мести. К тому же, скоро я не смогу скрывать, что беременна. И не хочу рожать здесь и каждый миг бояться, что меня или ребёнка убьют.
- Ты хочешь уехать? – встревоженно спросил Аменемхет.
- Да, милый. Это мой единственный шанс спокойно родить ребёнка. Пока никто о нём не знает, я хочу перебраться в свой дворец в Фивах, который мне подарил муж в день свадьбы.
- Не забудь, что моего сына будут звать Сесострисом, - улыбнулся Аменемхет, нежнопогладив царицу по щеке.
- Не забуду, милый, - Фламон – Хешет обняла его.
Вазир вышел из её комнаты. Он понял, что надо действовать немедленно. Пока боги не отвернулись от них. Оставив Фиби охранять Фламон – Хешет, вельможа быстро двинулся через потайной ход, не заметив, как чья – то тень, внимательно слушавшая весь разговор, быстро метнулась к покоям царственной и возлюбленной сестры Владыки Обеих Земель.


В покоях верховного жреца.
Менкау – Ра явственно ощущал дух опасности. Сжималось сердце его, а спина покрылась липким потом. Но верховный жрец знал, что ещё слишком рано уходить с поля боя – впереди его ожидала настоящая борьба.
Он сел на просторное прохладное ложе, воскурил мирру. Что теперь делать с Аменемхетом? Он уже возомнил себя царственным сыном Египта. А что будет, когда он придёт к власти? Менкау – Ра покачал головой. Он много лет методично и целенаправленно выискивал врагов Аменемхета и уничтожал их, расчищая путь к престолу. А теперь, когда путь открыт, его смещают в сторону. Как мог Амон допустить такую несправедливость? Менкау – Ра, будучи верховным жрецом, старался поступать так, как соответствовало его сану. Почему тогда боги больше не балуют его своей улыбкой?
Менкау – Ра понимал теперь, где совершил ошибку. Не нужно было слишком очевидно давить на Аменемхета. Не стоило его шантажировать. Стоило ожидать, чем всё это обернётся.
Скрипнула дверь. Кто – то медленно подбирался к Менкау – Ра, который медленно пил пиво. Верховный жрец услышал какой – то шелест, повернул свою бритую голову.
- Ты!! – только и успел вымолвить жрец, когда длинный острый кинжал перерезал его горло. Аменемхет неспеша вытер лезвие об одежду жреца, запихал несколько виноградин себе в рот, и тихо вышел из комнаты.

В покоях Птахонепета.
Военачальник склонил голову и посмотрел на мирно храпящего во сне Дахну и невольно залюбовался красотой его лица. Какие чёрные волосы! Какие белые зубы! Какая свежая кожа! А мускулы! Птахонепет просто таял. Он протянул руку и погладил по щеке своего любовника. Какой милый. И нежный. Да прольётся кровь тех, кто посмеет оскорбить его, да сожрут орлы сердца тех, кто возненавидит его!
Дахну почувствовал движение и открыл глаза. Птахонепет мягко ему улыбнулся:
- Спи, ещё слишком рано, а ты устал, - и погладил его по курчавым волосам.
- Воистину ты добрейший и мудрейший господин, - проговорил Дахну, и сон вновь обрёл над ним власть.
- Спи сладко, любовь моя! – и поцеловал того в висок.
Птахонепет задумался. Он размышлял о судьбе своего друга, вазира Аменемхета. Военачальник понимал, что тому грозит опасность. Слишком уж он несдержан…Как ему помочь?
В комнату тихо зашёл слуга. Он поклонился и доложил военачальнику о прибытии вазира.
- Аменемхет? – удивлённо воскликнул военачальник, закрыв за собой дверь в спальню.- Но почему так рано?
- Друг, мне нужна твоя помощь! – встревоженно проговорил вазир.
- Конечно, говори, сердце моё спешит тебе навстречу, я счастлив, что буду тебе полезен.
- Недавно я узнал, что обо всех моих перемещениях, передвижениях и планах тут же становится известно царю, - сообщил вельможа, когда они медленно шли вдоль по длинному каменному коридору, освещённому горящими факелами. – Я хочу, чтобы ты выяснил, кто за мной следит.
- Хорошо, Аменемхет, ты скоро узнаешь всё это. А пока скажи, нет у тебя каких – нибудь подозрений?
- Даже боюсь всякие догадки строить на этот счёт! Но подозреваю лишь трёх людей, моих основных врагов: Нафертум, Ахманихате и Менкау – Ра, - Аменемхет намеренно сделал вид, будто не знает о скоропостижной смерти Менкау – Ра, чтобы не падали на него всякие подозрения.
- Тогда я установлю за ними слежку.
- Спасибо, друг!

Мемфис, 2047 г. до н.э.
В покоях второй жены фараона Верхнего и Нижнего Египта, Нефретари.
Царица Нефретари сидела и обедала за большим столом у себя во дворце. Сладко разливались в жарком воздухе звуки афры, чуть слышно журчала вода в искусственном канале. На миг Нефретари залюбовалапсь крохотной розовой птичкой, которая села на ветку и начала петь.
Надо сказать, великий фараон Верхнего и Нижнего Египта подарил ей этот дворец в день их свадьбы, когда невесте было всего тринадцать лет.
Дворец был воистину великолепен: резные стены из ливанского кедра, источавшие тонкий смолистый аромат, мраморные потолки, высокие колонны, довольно большой сад с бассейном и множеством фруктовых деревьев, выращенных для услады глаз царственной дочери Кеми.
Нефретари была одной из любимых жён фараона – да будет он жив, невредим и здрав, потому что была не толшько хороша собой, но и умна. За это качество её ценили не только родные, а была она финикиянкой, но и приближённые царя. Замуж она вышла, конечно, не по любви, но смогла со временем привязаться к царю, и со всей строгостью можно сказать, что он в какой – то степени ей нравился. Сейчас Нефретари было двадцать лет, и она недавно родила сына и назвала его Хенду.
После обеда она вышла в сад со своими прислужницами, оставив Хенду на руках верного раба Мурада, с трепетом державшего возможного будущего властителя Кеми. Но сейчас маленький царевич сладко подрёмывал в тёплых тонких тканях, украшенных позолотой. Только один раз наследник Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - проснулся, поглядев своими карими глазками на Мурада, и опять погрузился в сладкий сон.
Прошло совсем немного времени, и внезапно перед Мурадом появилось два человека. Сначала раб их даже не заметил, пока один из них не приставил кинжал к его горлу. Не ожидая этого, Мурад сильно вздрогнул и чуть не выронил ребёнка из своих тёмно – коричневых рук, но вовремя спохватился и удержал его. Второй человек бесцеремонно выхватил Хенду, потом повернулся и побежал к комнате, в которой был потайной ход к центру города.
В это время другой человек с силой ударил Мурада по голове, оглушив его, и исчез.
Едва только Мурад начал приходить в себя, в глаза резко ударил яркий солнечныё свет. Пахло персиковыми деревьями. А две служанки сидели возле него, пытаясь привести его в чувство, поливая свежей холодной водой и похлопывая по лицу.
Царица Нефретари в ужасе металась по дворцу, не зная, что делать. Она была в истерике. Пропал её единственный сын Хенду, наследник трона, которого она очень любила и оберегала! Что же делать? Царица прекрасно понимала, что это всё придворные интриги, из – за которых погибают и другие сыновья – наследники престола.
Стражники царицы даже без всяких приказаний, настолько они полюбили Хенду, принялись обыскивать все комнаты дворца. Тут одна из служанок сказала, что похитители, скорее всего, побежали в кухню, где был потайной ход, ведущий в центр города. Тот ход был настоящим лабиринтом, в котором находилось огромное множество всяких перегородок, комнаток, ответвлений. Также она добавила, что грабители, вероятно, были из местного городского населения, потому что разобраться в таких запутанных ходах под силу только тому, кто массу времени проводит в этом лабиринте и прекрасно в нём разбирается.
В это время в ворота дворца постучались гонцы Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав.

Во дворце.
В этот же день царь узнал, что сына похитили. От горя и ярости Мептухотеп избил своего раба, который приподнёс ему прохладительные напитки. Сначала он хотел отправить Нефретари на рудники за то, что недоглядела за наследником, потом передумал. Кому от этого станет легче?
Фараон не знал, что делать. Кто останется править после его ухода в Аменту? Кому оставить престол? Кто сможет править на благо Кеми? Ответа на эти вопросы царь не знал. И мучился.
Он был настолько озабочен отсутствием наследника от своих царственных жён, что тут же решил взять четвёртую жену. Великий фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - поручил Нафертуму привести во дворец десять самых красивых девушек Египта, чтобы выбрать себе достойную жену. Нафертум послал гонцов во все номы Кеми, чтобы они выбрали египтянок и доставили во дворец.
Через три дня, в такой удивительно короткий срок, во дворец Мептухотепа – да будет он жив, невредим и здрав, - приехало десять девушек со своими родственниками и сопровождающими. Каждой из кандидаток выделили отдельную комнату и раба в услужение.
Наконец, наступил торжественный смотр невесты. Нафертум приказал девушкам построиться в один ряд в тронном зале и почтительно склонить головы, не смея поднять глаза на своего повелителя – да будет он вечно молод.
Фараон Мептухотеп сидел на высоком троне, с нескрываемым интересом разглядывая красавиц. Рядом с троном стояли Нафертум и Хемхелихер, а чуть поодаль – Птахонепет, Аменемхет и остальная знать.
- Поднимите головы, - приказал царь, - сердце моё жаждет увидеть ваши глаза.
Девушки по команде вскинули головы. Все они были хороши по-своему, но царь захотел выбрать лучшую. Он спустился со своего трона и подошёл к ним. Ближе всего к нему стояла рослая финикиянка с большими аметистовыми глазами. Свои густые каштановые волосы она собрала в немыслимую причёску и оттого выглядела особо экзотично и необычно. Второй девушкой оказалась рабыня, недавно купленная на невольничьем рынке. Она была родом с севера, её происхождение явно угадывалось по чистой белой коже, ясным голубым глазам и золотистым волосам. Следующей была негритянка с блестящими губами и курчавыми волосами, которые она распустила и облила розовыми духами. За ней стояла восточная красавица с чуть раскосыми глазами и алыми губами в форме сердечка. Её тонкая стройная фигура приковывала взгляды многих мужчин.
Среди всех этих девушек находилась одна поразительно красивая египтянка, которая явно чувствовала себя неловко и неуверенно в присутствии столь знатных особ. Она была просто прекрасна: длинные чёрные волосы, серые глаза, гладкая кожа и ровные белые зубы, похожие на жемчуг. Она была высокой, стройной и с любопытством осматривала тронный зал. Взгляд её остановился на высоком лысом человеке в тонком хлопковом одеянии. На безразличном лице ярко выделялись большие подвижные аметистовые глаза, выдающие вспыльчивый характер их обладателя. Вазир заметил в ней что-то знакомое, только вот не мог её впомнить…
Девушка заметила, что и он на неё смотрит, но взгляда отвести не смогла, настолько этот человек был хорош.
А Аменемхет стоял и уже строил планы, что возьмёт её в свой гарем, если царь откажется.
«Красивая девушка, - подумал он, - будет истинным украшением моего гарема!»
В это время Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - подошёл к этой египтянке.
- Как твоё имя? – приветливо спросил царь.
- Фламон – Хешет, - тихо ответила девушка и опустила глаза. Фараону понравилась такая скромность, украшающая женщину, он выбрал её своей женой. И Аменемхету пришлось смириться. На время.

Мемфис, 2023 г. до н.э.
Прошло несколько месяцев. Фараон Мептухотеп – да будет он жив, невредим и здрав, - лежал на огромной кровати в комнате своей царственной сестры Ахманихате. Глаза его устремились на небольшую черную фигурку богини Маат, символизирующую установленный порядок мироздания, непрерывность бытия. Сумерки окутали богиню, её тень бросала резкие очертания на покрытую рельефами стену. Царь с шумом вдыхал вечерний густой воздух, напоённый нежным ароматом жасмина. Он боялся нарушить установленный порядок. Боялся, что его потомки не будут больше править священной страной Кеми. Оборвётся двенадцатая династия…Фараону казалось, что он уже слышит протяжные голоса певцов: «Дождь с неба, меркнут звёзды, блуждает создание Лука, трепещут кости созвездия Льва…»
Ахманихате не решалась беспокоить брата, наученная своим горьким опытом. Вместо этого она думала, как лучше приподнести ему одну не очень приятную новость.
- О мой повелитель, позволь мне спросить тебя!
- Говори, Ахманихате.
- Ты уже знаешь, мой господин, что твоя четвёртая жена – Фламон – Хешет, самовольно покинувшая дворец на три месяца, сегодня вернулась из своего дворца в Фивах?
- Мне уже доложили, - фараон не отрывал взгляда от богини Маат. Ему было всё равно.
- А тебе доложили, мой повелитель, что она вернулась не одна? – Ахманихате хитро прищурилась.
- А с кем?
- С ребёнком, мой господин.
- С ребёнком? – царь удивленно поднял брови. Почему же никто ничего ему не сказал? Как такое могло оставаться в тайне? И почему Флаон – Хешет скрыла это от него?
- Да, мой господин, - царица внимательно наблюдала за его реакцией. – Она от всех прятала этого ребёнка и не хочет тебе его показывать.
- Но почему?! – царь сильно разнервничался и не заметил, как перешёл на крик. Сказывалось напряжение последних дней. Чёрные его брови задрожали. Царица бросилась ему в ноги и начала целовать ступни Мептухотепа.
- О супруг мой! Прости меня, недостойную! – кричала она, не смея поднять голову на своего идола.
- Говори скорее, сестра, - холодно приказал царь Кеми. Царица про себя улыбнулась. Вот уже много лет она посылала убийц к остальным жёнам фараона, чтобы уничтожить их сыновей, и оставить только потомков Ахманихате. Да, сейчас представился превосходный шанс полностью разделаться с ненавистной Фламон – Хешет и её сыном.
- Мне сказали, что Фламон – Хешет плетёт интриги у тебя за спиной, каждый день под покровом ночи ходит к колдуньям, чтобы они отравили тебя и прячет от тебя сына!
- Если ты лжёшь, женщина, то я отправлю тебя на рудники, - холодно проговорил царь и начал быстро одеваться. Он уже не мог сдерживать свои чувства.
- Я никогда тебя не обманывала, клянусь Амоном, о мое солнце, светоч жизни, мой несравненный, фараон, не знающий спеси, творящий правду…
- Хватит! – резко оборвал сестру Мептухотеп и вышел из комнаты. Ахманихате разволновалась, щёки её запылали. Она испугалась всего того, что наделала и мучалась. А правильно ли она поступила? Она поставила свои интересы выше интересов Мептухотепа – да продлят боги дни его жизни. Сейчас он потеряет Аменемхета. А кто из великих вельмож останется на его стороне? Потом каждый забудет, что он великий. Царю и так приходится постоянно лавировать между жречеством и своим ближайшим окружением, выполнять их просьбы, которые всё чаще и чаще становятся уже приказами. Только сейчас Ахманихате поняла всю чудовищность своей ошибки. Она УБИЛА своего брата, царственного фараона. Отняла его последнего защитника. Ну, а как иначе? Слёзы застилали красивые глаза царицы. Получается, зря она убивала других наследников Мептухотепа, ведь вряд ли кто – то из них уже смог изменить сложившуюся ситуацию. Тот человек, который будет скоро на троне, вряд ли потом отдаст его законному наследнику. Сердце её опять подчинилось зависти и ревности, а как же несчастный брат? Царица сглотнула комок в горле. Что она наделала?
Ахманихате подошла к столику с виноградным вином. Сняла с пальца перстень и открыла крышечку, затем медленно высыпала беловатый порошок в кубок. Царица взяла его в руку, залпом выпила и посмотрела в окно. Вечерело…Вспомнила день своей свадьбы с великим фараоном Верхнего и Нижнего Египта.
Тут она услышала громкий треск. Это статуя Маат упала на пол, рассыпавшись на тысячи осколков.

Кровь гулко стучала в висках Мептухотепа. Злость затмила ему глаза. Он не желал ничего больше слушать и видеть. Хотел только наказать Фламон – Хешет. Терпению его настал конец. Как они могли так с ним поступить? Почему раньше боготворили его, а сейчас словно и забыли, что это и бог, и отец, и солнце, дающее свет каждому? Царь сжал губы в тонкую линию и двинулся к комнате своей четвёртой жены. Сейчас он всем покажет! И видят боги, он поступит по справедливости! Он всех заставит вновь уважать себя и испытывать подобострастный страх и преклонение! Больше ни один шакал не посмеет перечить ему! Или в противном случае только одно – смерть. Так он решил.
Вот, наконец, её дверь. Стараясь не шуметь, Мептухотеп, отворил дверь, на мгновение замер. Его взору открылась странная картина.
В комнате при ярком свете факелов около открытого окна стояли Фламон – Хешет и Аменемхет и обнимались, а на кровати лежал младенец, завернутый во множество тряпок. Он чуть слышно похрапывал и шевелил своими крохотными ручками.
- Я люблю тебя, - тихо произнёс Аменемхет, поцеловав царицу. Рука его скользнула в вырез её платья.

«Ненавижу!!» - пронеслось в голове фараона. Он выхватил из-за пояса длинный острый кинжал. Он был не в состоянии контролировать себя. Гнев и обида правили его сердцем, а не разум.
Ближе всего к старику стоял его друг, который и не замечал, что вокруг происходит. Фараон подбежал и хотел воткнуть нож ему в спину, пронзив лёгкое. Царица вовремя всё это увидела и со всей силы оттолкнула вазира. Аменемхет с грохотом упал на резной позолоченный столик из ливанского дерева, рассыпая по комнате фрукты. И удар пришёлся прямо в сердце царицы. Фламон – Хешет вздрогнула, не успев вздохнув, и упала на вазира. Струйка крови потекла по груди. Белое её одеяние стало алым. Аменемхет первое время не мог понять, что происходит, пока не увидел нож в руках царя и безумный блеск в его тёмных глазах.
Вельможа откинул свою любовницу на кровать и быстро схватил с изящного резного столика из ливанского кедра свой кинжал.
- Мой друг! - горько воскликнул фараон Верхнего и Нижнего Египта – да будет он жив, невредим и здрав. – Как ты мог?
- Я убью тебя! – холодно пообещал вазир.
Противники молча начали обходить друг друга. Царь совсем не держал себя в руках. Его охватило дикое желание отомстить. Вот, он бросился на вельможу, целясь в сердце. Вазир ловко увернулся и вонзил кинжал в бок Мептухотепа. Полилась фонтаном кровь, густая и липкая. Бывший великий фараон Верхнего и Нижнего Египта, теряя последние силы, упал лицом вниз на тёмный деревянный пол.
Аменемхет подбежал к Фламон – Хешет. Царица лежала на животе, неестественно повернув набок голову. На губах сохранилась тонкая вуаль горечи, пронизывающей почти всю её жизнь. А в красивых тёмных глазах остался только страх и недоумение. В этот момент Фламон – Хешет показалась Аменемхету как никогда прекрасной, прекрасной той тонкой красотой, достойной Исиды. Но она уже перешла в Вечный город. Вазир, крепко сжимая в руках талисман в форме летящей птицы, подаренный когда-то своей родной сестрой Ханой, опустился перед ней на колени, потом посмотрел на своего сына Сесостриса, будущего второго фараона двенадцатой династии. Чёрные слёзы катились по его лицу. О Амон – Ра! О, ты же всё отнял! Зачем теперь дальше бороться? Зачем жить?
На доносившийся из покоев царицы Фламон – Хешет шум, прибежал верный друг Аменемхета, Птахонепет. Он мигом понял всю ту трагедию, которая здесь произошла, и тихо произнёс, положив руку на плечо вазира:
- Друг, у тебя есть сын от любимой женщины, что дороже всех богатств. И есть я. И войско. Кеми верит в тебя! Защити родную страну, заставь её процветать! Ты сможешь!
Аменемхет поднял голову.

Где-то там, в тёмной – тёмной пещере, бог наклонил кувшин с водой. Воды в Сигоре прибавилось. Наверное, будет наводнение. Хищные ночные птицы вылетали на охоту с заходом солнца. Бесшумно, словно тени, скользили они над гладкой поверхностью Нила, похожей на зеркало.
Тихо шумели заросли тамариска, пальм и мирта. Густой аромат растительности наполнил ночной воздух, а долгожданная прохлада водоёма освежала его. С приходом сумерек жизнь оживала вновь.

Мнение посетителей:

Комментариев нет
Добавить комментарий
Ваше имя:*
E-mail:
Комментарий:*
Защита от спама:
девять + пять = ?


Перепечатка информации возможна только с указанием активной ссылки на источник tonnel.ru



Top.Mail.Ru Яндекс цитирования
В online чел. /
создание сайтов в СМИТ