Мне было 17 лет и я была влюблена. Весна наконец-то наступила, солнышко растворило в лужах талой воды ледяные панцири тротуаров и они блестели мокро и радостно. Снег – обреченный – еще лежал на газонах, но на оттаявших кочках уже начали пробиваться первые зеленые иголочки. Вчера день был хмурый ( хоть и теплый), а тут – красота!
Я проснулась, как обычно, в тот момент, когда мое тело уже находилось в вертикальном положении, а руки выдавливали остатки пасты из тощего тюбика на зубную щетку. С утра я соображаю с большим трудом, но одно в этот день поняла сразу – в школу не пойду.
Я разлепила опухшие со сна веки, внимательно посмотрела на свое помятое утреннее отражение в зеркале, перемазанное зубной пастой и с отпечатком подушки на щеке. Дополняла это великолепие прическа, вернее ее полное отсутствие. Минуты три я простояла тупо глядя в зеркало – и посторонний человек мог бы подумать, что я просто сплю с открытыми глазами, но в моем мозгу происходила в это время очень сложная умственная работа. Результатом ее стало решение – «задвинуть» школу и пойти в кино на утренний сеанс – дешево и сердито – 30 рублей и выбирай лучшее место – утром в понедельник в кино народ как-то не торопится.
Надела любимые джинсы и свитер (который, вообще-то, можно было снять и спокойно поставить в углу), попыталась расчесать то, что у людей называется волосами, а у меня – мочалкой. Знаете, этакая прическа а-ля взрыв на макаронной фабрике.
Как обычно вышла из подъезда в куртке (наконец-то в демисезонной!) изысканного цвета «бешеный огурец» и с рюкзаком за плечами. Вдохнула свежего весеннего воздуха, нацепила наушники, включила плеер, закурила и пошагала в сторону кинотеатра (он у нас тут не далеко – через два квартала всего).
Рано приперлась – касса только в 9 открывается, а сеанс – в 11. Н-да, не подумала.
Села в автобус и поехала в сторону центра – там кинотеатров полно.
И так, я была влюблена. Все было отлично: на улице – апрель, на ногах – новые ботинки, в кошельке целых триста рублей. Я была влюблена и ноги шагали особенно бодро, окурок был выброшен не на тротуар, а культурно – в урну. И еще (после нескольких секунд нерешительности) в ту же урну полетела только что начатая пачка «LM» и зажигалка – все, не курю больше. Не-ку-рю. Решение было принято нелегко, но твердо.
Купила «чупа-чупс» и пошла по улице с идиотским выражением лица и торчащей изо рта палочкой. Дура дурой, иду и улыбаюсь сама себе – любовь.
В плеере Саша из «сплинов» надрывно повествовал непонятную историю про жующую девочку. Разгрызла конфету, выкинула (в урну!) палочку, порылась в рюкзаке и извлекла из его недр жвачку. «Орбит без сахара» - подумала я и стала жевать.
Я была влюблена и мой возлюбленный каждый вечер пел мне песни под гитару, смотрел так нежно, как ни кто на свете. От его голоса теплело в животе и немножко учащалось дыхание. Он мог увидеть меня с утра (а это зрелище страшнее атомной бомбы) или поздно вечером (измочаленная дорогой с другого конца города – приехала от подружки) или после очередного приступа вдохновения старшей сестры (учится на парикмахера) - следы вдохновения ни чуть не меняли его лучистого взгляда и ласковой (и немного лукавой в левом уголке) улыбки. Он был очень умным и, несомненно, талантливым музыкантом. У него были широкие плечи и отменный вкус – его одежда отлично ему шла. Низкий с хрипотцой голос по ночам сводил с ума. Он был идеален, но…
Одно маленькое «но» и одно большое разочарование для читателя: он жил в столице, не знал о моем существовании, родился на 16 лет раньше меня и был известной и скандальной звездой шоу-бизнеса. Но меня, почему-то, совсем не смущал тогда тот факт, что улыбался он мне с плаката на стене, его бархатный голос бежал по проводкам из плеера к моим нежным девичьим ушкам, а обнимал он меня так нежно-нежно только в моих же мыслях.
Я была влюблена и от этого похудела на три кило, стала чистить зубы ровно 3 минуты и только что бросила курить.
Я шла упругой походкой счастливого человека по центральной улице города, уже видя впереди свою цель – большой, красивый, недавно открывшийся, такой манящий яркими трехметровыми афишами – кинотеатр. Я шла гордо развернув плечи и устремив взгляд вдаль – счастлива, а ни кто и не знает. Сейчас куплю самое большое ведро поп корна, сяду на самое лучшее место в зале…Но вдруг все исчезло. Поп корн и гигантский киноэкран растворились в небытии, а я остановилась как вкопанная, не мигая и почти не дыша, но рефлекторно продолжая жевать безвкусную жвачку. Я медленно, как будто боясь спугнуть прекрасное видение, повернула голову. Это был он. Правда, это был он! Через поток спешащей толпы его взгляд (такой кошачий!) поймал меня и не отпускал.
Афиша была аккуратно наклеена на пестрый железный цилиндр около автобусной остановки. На столбике теснилась куча народу: приезжая цирковая труппа с тиграми, цыганский хор, дуэт сладких поп-мальчиков, команда КВН, балетная прима, компания голливудских героев и всякие другие выдающиеся личности.
Посреди всего этого разношерстного сброда он улыбался как всегда мягко и мне одной. Он обещал приехать совсем скоро – через две недели. Он обещал спеть свои лучшие песни и много новых. Он был неотразим в черном костюме и тупоносых ботинках.
Повинуясь смутно аргументированному порыву я стала отрывать афишу. Расклейщик, как видно, работал добросовестно и мне понадобилось немало времени, что бы аккуратно отделить от цилиндра моего прекрасного, единственного, любимого, гениального… моего. Воровато оглянулась – им все равно! – и спрятала в сумку.
Две недели!
Он приедет!
Ко мне!
Очень захотелось курить, но я мужественно отвергла эту мысль и достала из кармана новую конфету. Приедет…
Я еще немного потопталась у столба и пошла к кинотеатру.
Весь фильм я думала о нем. Вышла после сеанса и не смогла припомнить сюжет – весь фильм смешался в какую-то липкую жвачку всех цветов радуги.
Он приедет и будет здесь – в этом городе, совсем рядом. А билеты на концерт будут жутко дорогие… А денег нет… И мама не даст…Я в этом месяце уже на «Глюков» ходила… И у сестры тоже ведь нет…
Денег нет!
А по радио конкурс объявили – разыгрывают билеты на его концерт. На какие-то умные вопросы надо отвечать. Да фиг с ними, с вопросами – отвечу, главное – дозвониться в прямой эфир. Сегодня не могла весь день – уплыл мой билетик, ну да ничего – у меня еще целая неделя.
Положения было бедственным. Я как электровеник носилась по квартире с телефонной трубкой в руках. Я должна была дозвониться! Как они не понимают, что эти билеты нужнее всего в городе именно мне ?! Я должна попасть внутрь. А уж за кулисы я проберусь. Что-нибудь придумаю.
А сестра вчера меня подстригла и дала «на прокат» джинсы. Выгляжу – отпад! Вчера последние деньги просадила в интернет-клубе – «выловила» всю информацию о нем. Приняла к сведению.
Идеальный маникюр, джинсы сидят «как тут и было», на голове, конечно, бардак, но кажется, в этом даже «что-то есть».
Черт, опять не дозвонилась!
Я погибаю. Концерт через два часа. Он уже в городе. Едет в блестящей «тачке» по улицам и не знает, я у входа в модный и, естественно, дорогой клуб, топчусь, сама не зная зачем – билета нет. Кто бы мог подумать, что нас разделяет всего лишь клочок цветной бумажки?!
Я тяжело дышу, на глаза наворачиваются слезы. Ветер дует довольно неприветливо и замерзли уши, а я без шапки – весна же. А он, наверное, уже там, внутри. Высокий, красивый, спокойный, как всегда. Он не знает, что я здесь. Он не знает меня. Но… он создан для меня!… Стоп! С этого места, пожалуйста, поподробнее. Что за бред?!
Деточка, ты слышала что-нибудь о фанатках? Это такие ненормальные девицы, которые коллекционируют постеры, срывают афиши с заборов, всеми способами рвутся к кумиру и считают, что он создан именно для них (то есть для нее… Я запуталась!).
Тебе ни чего это не напоминает?
Конечно, ты видела их по телевизору – они рыдают, срывают с себя одежду и рвутся в драку с телохранителями. Больные люди.
Но я знала, что я – совершенно иной случай. Потому что…
Я зашла в тупик. Почему? Но, неужели я…Такая дура? Боже! Я зачем-то стою и мерзну у входа в клуб, мое сердце бешено колотится от одной мысли о том, что я нахожусь на одной с ним территории, с площадью не больше квадратного километра и тоже вполне готова подраться с охранником, если он меня вздумает не пустить.
Я сошла с ума, мне нужен он. Глупая песня.
Вдруг я заметила съемочную группу местного телеканала. Ну группа и группа. Снимать будут. Но… Кто это? Это… Это… это же он! Это же Севка, бывший одноклассник сестры!
План родился мгновенно. Я взглянула на часы – еще 20 минут. Бешено застучала в висках кровь, ноги понесли сами.
- Севка! Севка! – вообще-то, я была не уверена, что он меня помнит – какая-то младшая сестра какой-то одноклассницы – Севка, привет!
Я вцепилась в его локоть.
Сева удивленно улыбнулся, видимо узнал.
- Привет. А тебя че, мелкая, уже одну на концерты отпускают? – точно узнал, меня все сертрухины приятели так называют. Хотя, если вдуматься, даже обидно – какая же я «мелкая»?! Но, не до обид, согласитесь.
- Сева, умоляю! – взгляд голодной собаки удается мне отлично – Вы же щас туда? – кивнула на здание клуба.
- Туда. – Согласился Севка и попытался деликатно отстраниться – ему было неудобно нести камеру.
- Я с тобой! – Вцепилась в руку еще крепче. Сева нерешительно хмыкнул.
- Буду вам помогать! – Взяла инициативу в свои руки и отобрала у него чехол от аппаратуры.
Сева пожал плечами.
- Щас, подожди… Аня! – это он позвал репортершу, которая с ним была.
- Ну что? – Аня была, по-видимому, Севки не много старше. Симпатичная и раздраженная ветром – портил прическу.
- Можно я ее – кивнул на меня – с собой возьму?
Аня оценивающе взглянула на меня. Надула крашеные губки, на секунду задумалась (моя судьба решалась и я почувствовала себя несчастным Шариком перед профессором Преображенским с килограммом колбасы в кармане). Наконец, она раздраженно махнула рукой – Ладно уж! Только это первый и последний раз, сам понимаешь…
Я готова была расцеловать этого капризного ангела!
- Ну все, пишем! – Ане наконец удалось справиться с прической.
Севка нацелил на нее камеру.
- Работаем.
Аня очаровательно улыбнулась и защебетала в микрофон, время от времени хлопая кукольными ресницами.
После это процедуры она вернулась в прошлое расположение духа – недовольное.
- Ну все, пошли – скомандовала она и зашагала впереди. Мы с Севкой поперлись следом. Я была счастлива… Нет, я была в восторге! Я что-то беспрерывно болтала Севке, что-то спрашивала, сама же отвечала и болтала дальше. Мое лицо расплывалось все шире в идиотской улыбке, а я этого не замечала.
Я немного боялась, что меня не пропустят (кто такая?!), но все получилось очень просто. Анька показала удостоверение, что-то сказала (я не поняла – сердце так билось, что я больше ни чего не слышала), мы вошли.
Я продолжала нести какую-то чушь. Севка молчал, кивал в такт моим словам и смотрел на меня не мигая. В порыве чувств я даже чмокнула его куда-то в ухо (неудачно получилось), а он немного покраснел. «Смешной» - подумала я.
Благодаря пробивной Аньке, которая стала для меня за эти минуты почти родной, мы заняли очень удачные места. На груди гордо красовался бейджик ПРЕССА (о, как!), я сходила с ума от предчувствия чего-то прекрасного. Его еще не было, но я знала, что сейчас, то есть совсем скоро, он будет петь. Для меня.
И вот – да будет благословенна эта минута! – он вышел. Зал взревел, я чуть не потеряла сознание. Он говорил что-то о том, что рад посетить такой замечательный город и бла-бла-бла, но я знала, что он думает совсем о другом. Обо мне. Вернее, он еще сам не знает, что обо мне…Но…
Боже… Этот голос… Наверное, я сумасшедшая. И этот голос не пел, он уже шептал мне на ухо красивые и искренние слова любви… И я совсем не слышала шума толпы, не слышала оглушающей музыки… Мы были на необитаемом острове, на крыше небоскреба, в открытом космосе, на вершине Эвереста, на дне океана… Он и я. Но идиллия была разрушена. Кто-то дергал меня за руку.
- Мелкая, ты че? – я вернулась в реальность.
- Ну? – недовольно буркнула я.
- Ты нормально?
- В смысле? – было очень плохо слышно и приходилось почти кричать друг другу в уши. «Хорошо пахнет» - подумала я. У него, наверное, была дорогая туалетная вода.
- Ты какая-то странная, – он пожал плечами.
- Отстань. – Разозлилась я.
Он пела свою лучшую песню и, казалось (да нет, точно!) смотрел прямо на меня. Народ подпевал, особо чувствительные визжали, кидали ему под ноги мягкие игрушки (по-моему, довольно глупо) и цветы.
Севка снова дернул меня за руку.
- Пошли! – больше догадалась, чем услышала.
- Ни куда я не пойду! – возмутилась я. Уйти сейчас?! Что за бред! Ведь я еще должна попасть к нему туда… Ну, туда, куда они уходят-то.
- Дура ты, мелкая! – проорал Севка – Интервью пойдем брать. Позырить хочешь?
О! «Хочешь»! Да я бы вперед них побежала, если б знала куда бежать.
Трудно, ох как трудно описать мои чувства! Я просто впала в транс.
Сердце выдавало мощные кульбиты, я нервно сжимала что-то в ладони. Как потом оказалось, это была севкина рука.
Мы оказались в каком-то длинном, широком коридоре с отделанными пластиком стенами и дверьми, ведущими в неизвестность. В коридоре кучковалось несколько съемочных групп и какие-то еще непонятные люди. Журналисты дымили как паровозы, стряхивая пепел прямо на кафельный пол. И я тоже очень хотела курить, но воля моя была непоколебима. Порылась в кармане – нашла мятную жвачку. Очень кстати.
Откуда-то издалека еще гремели аккорды электрогитар и пробивалась простенькая и трогательная фортепианная мелодия – это была очень хорошая песня, из старых.
Потом музыка затихла, визг усилился раза в три. Любимый голос, усиленный мощными колонками, благодарил и прощался. Я нервно переступила с ноги на ногу.
- Мелкая, а Ирка-то как там? Сто лет не видел.
«Кто такая Ирка?» - в недоумении подумала я, но через секунду «дошло» - это же моя сестра.
Я пожала плечами, пытаясь вспомнить какой-нибудь примечательный факт из ее жизни, но не успела.
Аня резко затушила недокуренную сигарету, дернула Севку за рукав. Я обернулась и поняла, что сейчас погибну от разрыва сердца. Он – мой единственный, любимый, прекрасный, гениальный, нежный и еще тысяча прилагательных – стоял в каких-то 30 шагах от меня. В окружении своих музыкантов и репортеров. Я почувствовала себя Шварцнеггером и мне показалось, что всю эту толпу я легко раскидаю в стороны парой-тройкой взмахов руками. Но я стояла, молчала и не мигая смотрела. Севка нацелил свою камеру на него и хотел протискиваться в толпу, но Анька (успевшая уже куда-то сбегать и с кем-то поговорить) приказала остановиться.
- Я с пресс-атташе переговорила, все О/кей. Дают нам интервью эксклюзивно. – Последнее слово она произнесла с особым выражением и сделала «страшные» глаза. Потом пристально взглянула на меня. Поняв о чем она думает я двумя руками вцепилась в Севку и произнесла решительно и даже немного угрожающе:
- Не отпущу.
Анька фыркнула и криво улыбнулась. Достала из пачки тонкую дамскую сигарету, закурила. Прислонилась к стене спиной и ухмыльнувшись сказала, как будто удивленно:
- Такая мелкая, а уже такая наглая! Кто тебя научил? – ей хотелось поговорить. Мне даже на секунду показалось, что она сама нервничает.
- Гены, видимо – пожала плечами я тоже улыбнулась.
Мы перекинулись еще несколькими фразами. Вдруг Анька изменилась в лице и ринулась «в бой».
Все было как в тумане. Больше всего происходящее напоминало сон и я ужасно боялась проснуться.
Не могу припомнить точно куда мы шли, кто что говорил, о чем я думала (подозреваю, что я была вообще не в состоянии о чем-либо думать) и что происходило, но вот – боже! – я сижу на пуфике в одной комнате с ним. Я сижу и молчу. Я, кажется, забыла все человеческие слова. Кажется, я не могу пошевелиться. Кажется, он взглянул на меня… два раза.
Он сидит на диване в окружении совей группы и усталыми фразами отвечает на какие-то Анькины вопросы и усталыми (но неотразимыми!) улыбками на ее мягкие шутки. Севка занят своей работой. Смешно закусил нижнюю губу. Я смотрю во все глаза из дальнего угла. Я не понимаю то, что они говорят. Но постепенно ко мне возвращается разум. Я уже различаю отдельные слова. Я понимаю из значение. Я даже понимаю целы предложения. И постепенно понимаю, что я ни чего не понимаю.
Кажется, он несет бред.
Вам приходилось видеть, как человек, считающий себя умным произносит совершенно идиотские вещи? Да-да, от его умного вида кажется, что и слова его имеют смысл… Но все это я говорю сейчас. Тогда все было не так. Я была влюблена. Мы были предназначены друг для друга.
Анечка задала наверное очень серьезный вопрос. Он, мой дорогой, отвечал очень убедительно. Я уловила только конец.
- … И как там у Толстого: «Тварь дрожащая или право имею?» - он иронично улыбнулся, довольный изящным ответом. «Достоевского» - машинально подумала я. Пьедестал, на котором стоял мой возлюбленный, покачнулся, но не упал.
Анечка смущенно улыбнулась, но ни чего не сказала. Подумала, наверное: «Ничего. Потом вырежем». Дальше я слушала внимательнее. И чем дальше слушала, тем глубже становилась трещина на пьедестале. Но он был все так же дьявольски красив, он курил, пуская дым в потолок, а я не могла оторвать взгляда от его рук. Его синий костюм был идеален, его волосы сводили с ума. Сейчас Анька закончит задавать идиотские вопросы и он, конечно (ах, он давно меня заметил!) скажет мне как бы между прочим что-нибудь милое и я с очаровательной улыбкой отвечу что-нибудь изящно-ироничное. Ему станет интересно – что это за симпатичная девушка, и совсем не такая как все эти полоумные фанатки. А я буду держаться доброжелательно и немного отстраненно (типа, «видали мы вас, звезд, не удивишь»). Поболтаем и непринужденно обменяемся «мейлами». Я скажу «пока» и он улыбнется и посмотрит на меня бархатными глазами и произнесет «до свидания», как будто хочет сказать больше…
Я смотрела, смотрела, смотрела в его лицо… О Боже! Что это?! У него морщины вокруг глаз!
Вдруг мозг пронзила странная мысль, что мой отец старше его на каких-то 5 лет. Я вспомнила папу: за рулем красной «семерки», в кожаной куртке, потертой на локтях. Или усталого с работы, когда он жил еще с нами. Вспомнила некрасивую сцену на кухне, свидетельницей которой в 11 лет стала совершенно случайно…
От уголков глаз разбегались почти не видимые лучики морщинок. Как же так?! Почему их небыло раньше?! Или я не видела… Но ведь я столько раз всматривалась в его лицо – на фотографиях в журналах и по телевизору… Я не могла оторвать взгляда – глаза, ресницы, брови, губы, нос… И не заметила морщин.
- Я могу задать Вам личный вопрос? – Аня игриво улыбнулась, поправила якобы растрепавшуюся прическу.
Кивнул.
- Я знаю, - вкрадчиво начала Аня – что Вы не женаты. – Выдержала секундную паузу и дальше уже без заминки – А какие у вас планы в этом смысле? Конечно, я не настаиваю на ответе, но многим вашим поклонницам это было бы интересно…
- Знаете, - обворожительно улыбнулся Аньке, а та в ответ. – На свете много очаровательных женщин… - проскользил неопределенным взглядом по комнате и немного (о Боже!) по мне. – Но, думаю, вальс Мендельсона в свою честь услышу нескоро. – И пустился в какие-то рассуждения. А я подумала: «Марш. Мендельсон написал марш». И все происходящее стало похоже на какой-то бред. То есть, наоборот – все стало абсолютно ясно. Объяснить бы… Вот так, примерно… Как
Будто бы сижу я под потолком, на люстре – все вижу и все знаю. Вот как это выглядело. В помещении непонятного предназначения, обставленном как-то хаотично. На неудобном, но претендующем на стильность, диване апельсинового цвета сидел усталый мужчина 35и лет и вымученно (а видно это было только мне – с потолка) улыбался в камеру. Временами у него чуть заметно дергался левый уголок рта. Будто ухмылка, что ли. Только мне было понятно – нервы. Резкий, ненастоящий свет бил по уставшим (а почти час ночи, однако!) глазам. Молодая репортерша «стреляла» глазами и поджимала под стул одну ногу – изящно. А просто по колготке «побежала» «стрелка». Какие-то недовольные люди сидели рядом на диване и вставляли время от времени свои фразы. Музыканты. Спать хотят. Вон тот, справа, таскал на себе гитару. Ноет плечо. Этот барабанщик. Голова раскалывается. Этот – клавишник. У него ни чего не болит, но у него мама умерла. Недавно. Еще кто-то…
Двадцатилетний мальчик с камерой. Устал. А в углу – вон там в полутьме, рядом с ведром и шваброй, на пуфике – девчонка с ужасной прической. Ее там в углу и не видно, а она возомнила, что выглядит как королева красоты, ума, обаяния и всего чего еще надо… Это очень глупая девчонка. Это я.
Я вернулась с люстры в себя настоящую – ни кто и не заметил! Взглянула еще раз на этого мужчину.
«Вот ведь как бывает… - думала я с каким-то неясным чувством то ли разочарования, то ли просто тоски – Н-да… Глупо очень… А я так… Хм! И чего это вдруг…» - эти бессмысленные размышления (так бывает?) прервал… громкий чих. И еще один. И еще. Он громко чихнул. В эту секунду пьедестал рухнул.
И я расхохоталась. Громко, неприлично громко, от души. Почти до слез. Вылетела из комнаты продолжая ржать ну просто как кобыла. Наверное, это от нервов.
Следом вылетел Севка с круглыми глазами:
- Мелкая, у тебя че, крыша поехала?!
- Я…я… - сквозь смех пыталась что-то объяснить.
Следом за ним тоже «вылетела» Анька.
- Ты че… блин… обалдела?! – она с трудом подбирала слова. – Ты че творишь-то, идиотка?!
Я опустила голову, что бы не видели все еще не слезающую с лица (действительно, идиотскую) улыбку.
- Дура-а! – в отчаянии прокричала Анька, топнула ногой и скомандовала Севке – За мной!
- Да отстань. – неожиданно сказал Севка и подошел ко мне.
- Севочка, я не поняла! – прошипела Анька. Мне показалось, что она как кобра начнет раздувать капюшон. Нет, слава богу, ошиблась.
- Ну и фиг с тобой.
И вдруг я, так же неожиданно как и расхохоталась – разрыдалась. Да, действительно, дура.
- Ты что-о?! – испугалась Анька.
А Севка ни чего не сказал. Он взяла да и обнял меня. Вот так, как я мечтала чтобы обнял меня ОН. Старше меня в два раза, страдает насморком, говорит глупости… но, все-таки, пишет неплохие песни. За это я все прощаю. Большое ему спасибо.
Мне было 16 лет и я была влюблена. Кажется, в Севку.
|
