Странные, необъяснимые случаи преследуют меня всю жизнь. Порой и не знаешь: что встретиться тебе за очередным поворотом бытия? Чему ты удивишься, обрадуешься или ужаснешься? Будет ли это явление к тебе благосклонно и дружелюбно? Со страхом, но и с великим любопытством ждет каждый живущий на земле человек чего- либо нового в своей жизни и судьбе. Тяга к новизне – природное достоинство живых существ. И природа стимулирует эту тягу. Скажите мне господа: кто из вас не испытывает некоего легкого, едва заметного удовлетворения, когда слышит про нечто свершившееся, но неизвестное ранее? А когда новостей нет, когда жизнь течет без изменений и колебаний, кто, из вас приклоняя голову к подушке не желает пережить или увидеть неизведанное хотя бы во сне? Иные, ложась спать, стремятся не только отдохнуть от дневной сутолоки, но и немного «порезвиться» используя сон. То есть испытать, что- либо неожиданное, увидеть, то, чего не достает им в повседневной рутине осточертевших дней. Вторгаясь в тонкую и тревожную оболочку Морфеева царства с желанием не только отдохнуть, а еще и встряхнуть собственное сознание этакими острыми ощущениями, они постепенно отрывают себя от реального мира настолько сильно, что начинают жить во сне уже более материально, чем хотелось бы им на самом деле. И, о - ужас, Морфеево царство начинает реагировать на вторженца, предоставляя «агрессору» новые возможности и расширяя перед ним свои границы. Почему же ужас? – спросите вы. Все просто. «Хозяин» сна открывает вам новые территории своего государства за счет втягивания границ вашего сознания в общее пространство всех способных ко сну существ живущих и живших когда-то ранее. Общее пространство сна - это некий вневременной банк раскрепощенных, лишенных ограничителей, мыслей и чувств. Именно поэтому во сне вы можете почувствовать себя кошкой или лягушкой вмерзшей в лед, которой снится, как она пожирает цаплю. Но, так как ваше собственное «Я», захваченное на этот момент Морфеем, находится в свободной «экономической» зоне без присмотра, не исключено, что им могут воспользоваться другие люди или, что еще хуже, некие субстанции, которые стремятся получить хоть какие-то рычаги управления миром, покинутым ими когда-то.
Ночь была тяжелой. Я это понял по набухших подглазникам у себя на лице и плохому настроению, охватившему меня с утра. Что было со мной, после того как моя голова прикоснулась к подушке, я не помнил. Зато знал, куда мне следует идти. Конечно, я зайду в газету! Точнее в ее редакцию, к одной очень и очень эстетично развитой женщине. Зачем я туда пойду и что спрошу – не важно! Главное, мне нужно ее увидеть. Там разберемся почему….
Когда я шел по улицам города, мне показалось, что люди еще спят. Не слышно было грохота трамваев, человеческих голосов и не видно было прохожих в этот ранний час. Лишь монотонно мигали настойчивым желтым светом лампы светофоров на перекрестках, да одиноко подвывал в подворотне одичавший пес. Ах, да! Сегодня же воскресенье.
« А я вот что сделаю, я в редакцию не пойду, а лучше сразу отправлюсь к Кате домой», - решил за меня тот, кто сидел во мне еще с ночи.
«Откуда мне знать, где живет твоя Катя!», - стал сопротивляться я.
« Знаешь, собака, ты сегодня все знаешь», - засмеялся Он, сжимая при этом какую-то кишку у меня в голове.
Мне стало так дурно, что если бы не новый пиджак, купленный в кредит совсем недавно, я бы упал на тротуар. Но, пиджака было жалко, и я удержался на ногах.
«Что пиджака жалко?» - угадал он.
«Жалко!»- согласился я.
«Тогда иди, сволочь», - прошипел мой мучитель.
Он отпустил кишку, которую только что сжимал и я пошел.
«Как хоть тебя зовут?» - обнаглел я.
«Арчи, Арчимбольдо» - вздохнул он.
« Может, скажешь, что тебе нужно от этой бедной журналистки?» - еще дальше наглел я, нарываясь на неприятности.
« Она залезла мне в душу, и я хочу ее нарисовать», - признался вдруг он.
У меня отлегло от сердца. Так вот чего хочет этот злодей? Всего лишь нарисовать…. Да ради бога!
«Нарисовать? Нарисуешь. Только я то тебе зачем?»
« А ты мне и не нужен, - подтвердил художник,- вот доведешь меня до зеркала в ее прихожей и все!»
« До зеркала? Зачем тебе зеркало?» – задумался я.
« Неужели ты еще не понял? - прошептал он, - она написала обо мне так, что я встал из гроба!»
Я похолодел, зубы мои застучали, пот и седина выступили у меня на висках. Так вот я где, так вот я с кем….
« Святый боже, еже еси на небеси!»
« Перестань!» - злобно захрипел он, сдавливая кишку в голове изо всех сил.
Я упал на косо уложенный приезжими таджиками тротуар и начал задыхаться.
Она открыла сразу. Женщина, простая русская женщина, годов так тридцати пяти от роду, с растрепанными с ночи волосами и в тапочках, одетых на босу ногу. Господи, и за что ней такое?!
«Я из газеты,- закричал я с порога. - Там пожар!»
Катя отшатнулась от меня как от чумного, соображая: что же на самом деле произошло? Однако мой новый пиджак подействовал на нее успокаивающе. И то, правда: бомжи и шаромыги такие пиджаки не носят.
Катя распахнула дверь: « Входите»!
Я пулей влетел в прихожую. И тут началось! Тело мое рухнуло на пол, и из него вышел прозрачно-синий дымок с очертаниями человека. Дымок медленно поднялся надо мной и осторожно перетек куда-то за стену. Причем, как я понял из ее выкриков, я видел это, а Катя нет.
Вода и нашатырь привели меня в чувство. Хозяйка квартиры уже звонила кому-то по телефону. Не дожидаясь развязки, я бросился вон.
Арчи глянул сквозь прозрачную ткань зеркала. Есть! Вот она – злобная морщинка легшая у глаз жертвы ровно полторы минуты назад. О, боже, как приятно рисовать, не имея кисти и красок. Рисовать временем, обстоятельствами, чувствами и желаниями, а не так как раньше: при помощи фальшивых водянистых мазков. Теперь скорее, скорей добраться потусторонним взглядом до глазных яблок, пройти сквозь них прямо к сосудам. Сужение, - оно началось! Катя ничего не увидит, не спохватится, не разгладит еще не закостеневшую морщинку движением руки. А ночью? Художник сможет войти в ее сон, показать несколько истощающих кошмаров, для придания легкой сутулости плечам. И еще…, слегка голубоватой красноты глазам, которой так не хватает для начертанной уже морщинки.
|
