Думаете, это так здорово – родиться?!
Любящие родители твердили мне с пеленок: «Как можно быть такой неблагодарной?! Тебе подарили Жизнь! Разве может быть что-нибудь прекраснее такого подарка?» «Может!» – не соглашалась я. И перечисляла подарки получше, из заранее приготовленного мной списка. Где-то на пятнадцатом пункте, мама обычно прерывала мое повествование тем, что уходила в ванную, и обиженно начинала стирку. Я тоже обижалась, и, упав на диван, смотрела в телевизор, переживая момент «острой несправедливости родителя по отношению к своему чаду».
Хотя, не скрою, вначале (годам этак к тринадцати) было смятение – что мне делать с этим ПОДАРКОМ? И на мои выпады: «Зачем ты меня родила?», мама гневно восклицала: «Ну, знаешь ЧТО…!» Дальше шла повествовательно-сравнительная лекция – «Я в твоем возрасте не имела даже элементарного…», после которой я успокаивалась на некоторое время, и не задавалась вопросами философского характера.
Но, уже тогда я подозревала, – мне подсунули «свинью». Что ж, не трудно было догадаться, что все последующие подарки будут соответственно бесполезными.
В то время, когда я увлекалась игрушками и играми, родственники и знакомые тащили и пёрли на мой день варения какие-то неинтересные вещи: свитера, юбки, сапоги, вязаные шапочки и шарфы. Заставляли всенепременно примерить это сейчас, обижались, когда я сопротивлялась, утверждая, что: «Я вряд ли, когда-нибудь, одену эту шапочку, она мне не нравиться, и вообще меня от нее тошнит». Взрослые ахали, и сочувствовали моей матушке: «Тяжело с таким невоспитанным и капризным ребенком». Правда, шапочки и шарфики не забирали. Вещички укладывались на мою полочку в шифоньере, а потом благополучно мной изнашивались.
Один раз произошло нечто из ряда вон выходящее. Я, по простоте душевной, предвкушала хороший подарок, что-то вроде - детской железной дороги, а моя бабушка радостно вручила мне гофрированную юбочку. В крайнем негодовании я швырнула юбчонку через левое плечо. Но, мой бабулёк ловко словила летящую вещичку, и со словами: «Не хочешь, не надо», вышла из комнаты. Моя мама, уже успевшая полюбить сей подарок, бросилась меня уговаривать: «Иди, попроси у бабули прощения! И забери юбку». Я ни в какую. Но, через час под напором увещеваний, сдалась, и обратилась-таки к своей бабушке. «Верни» - говорю: «Одежонку». Бабушка не реагирует. «Дай, хотя бы, померить» – попыталась схитрить я. «Померить дам» – предупредила бабушка: «Но носить ты ее не будешь. Домой заберу». Надев злосчастную юбку, я встала перед зеркалом, и критично оглядела свои тонкие ноги, облаченные в гофре. Нет, ноги мне определенно не нравились, а заодно, и юбка, но тут дело принципа. Принципиальнее оказалась бабушка, и юбка перекочевала в шифоньер папиной мамы. Пролежала она там лет пять, и была вновь подарена на день рождение, но уже не мне, а моей младшей сестре. Сестра носила ее как напоминание мне о моей роковой поспешности.
Нет, конечно, были подарки, которые я сама просила. Даже уговаривала. Например, уговаривала маму родить мне братика или сестренку. Видимо, мама пропустила в моей просьбе слово «или», потому – что на свет появились: сестра и (через два года) брат.
Но, почему-то никто не предупредил меня, что такие подарки чреваты последствиями. Теперь у меня не было своей комнаты, своих игрушек, и своих капризов. Зато появилось первое и сильное чувство – ревность.
Не сомневайтесь, мною было подсчитано всё, включая такие мелочи, как: сколько раз мама поцеловала брата на ночь, и сколько раз не поцеловала меня. Сколько игрушек было куплено брату, и сколько было не куплено нам с сестрой. Мне, конечно, было неважно, что там не купили сестре, но она тоже была «пострадавшая», поэтому я была к ней благосклонна.
Раз в месяц надвигался отчетный период, и я со всей своей «бухгалтерией» подходила к родительнице, готовящей нам ужин, и предъявляла претензии по всем пунктам. Мама обстоятельно объясняла, что любит всех одинаково, что, просто, - «братик твой самый младшенький, и требует большего внимания». Я не верила этому очковтирательству, и всякий раз, проследив за тем (благо, мы – дети спали в одной комнате), как мама снова поцеловала брата на ночь, и прошла мимо нас с сестрой, плакала по ночам…
Конечно, теперь я не плачу по ночам от ревности. Не высчитываю и не подсчитываю поцелуи, прошелестевшие мимо моей щеки. Но иногда вспыхивает внутри, как огонек, странное чувство. И внутренний голосок, так противно щебечет: «Недодали!!!» И я отчетливо вижу себя (этак, лет десять назад) – маленькую, злую, противную девчонку, требующую любви и внимания. И думаю: «Ну, как можно было любить такую ДУРУ!?»
Воистину, материнский инстинкт - самое настоящее среди всех этих картонных страстей, среди всех этих красочных и недолговечных декораций!
|