Впереди пропасть. Пространство внизу манило и пугало одновременно. Надо только сильнее наклониться над этим пространством, слегка оттолкнуться от оконной рамы и… Что будет после нескольких секунд полёта, неизвестно… Смертельная боль… Рай и вечное блаженство? Чёрная пустота? Ничто? Страшно…
Можно шагнуть назад в опостылевшую жизнь и закрыть окно. А что тогда?
Наполненные безысходностью тоскливые дни. Такие же, как этот ужасный день….Зачем нужна такая жизнь…
Мысли вернулись к сегодняшнему утру…
* * *
« И кто только выдумал эти дни рождения…» - с тоской думал Витек, сидя ранним утром на кухне обшарпанной и донельзя грязной двухкомнатной квартиры. Спать не хотелось. А задуматься было о чём. Сегодня ему исполняется девятнадцать лет. Днюха, день рождения… Только кому он нужен, этот день рождения …
Вчера Колька Бондин, по кличке Бонд, презрительно кривя губы и манерно растягивая слова, сказал:
- Слыышь, ты, Гольян! Ты это, смотри, днюху свою не замыль, как в прошлом году. Проставиться надо бы, пацанам… А без проставки, нефиг тебе больше тусоваться с нами!... Понял?
« Гольяном» звали Витьку. Понять-то понял, только где деньги взять? На что проставляться? На какие шиши? Будь она проклята, эта днюха! От жалости к самому себе на глазах навернулись слёзы и он с бессильной злобой стукнул кулаком по столу. Грёбаная, скотская жизнь!
Как хотелось быть Витьку высоким, белокурым красавцем в фирменном прикиде или уж хотя бы таким, как Бонд. Природа обделила его всем. Был Витёк худющий, малого роста, сильно сутулый. Жёсткие, давно не стриженные чёрные волосы никак не хотели ложиться в причёску и упрямо свисали на узкий скошенный назад лоб. Маленькие, глубоко посаженные подслеповатые глазки насторожённо выглядывали из-под развитых надбровных дуг. Нижняя губа была непомерно большой и безвольно свисала над остреньким подбородком. Одно слово - Гольян.
В школе он учился на одни трояки – не потому что не мог, а просто не хотелось. Нудными и скучными были школьные уроки. С трудом заставлял себя ходить на них и при каждом удобном случае прогуливал. Единственным любимым предметом была литература. С огромным удовольствием погружался Витёк в этот вымышленный мир, где вместе с Раскольниковым мочил старушку, по-есенински хулиганил и безнадёжно, по-пушкински, влюблялся в прекрасных дам. Впрочем, всё это осталось в прошлом. Тяга к печатному слову угасла по той простой причине, что в доме у них книг сроду не было, в магазине купить было невозможно из-за бешеных цен, а в библиотеках просили денежный залог, весьма внушительный для Витькиного бюджета. Впрочем, и бюджета-то у Витька никакого никогда не было. После окончания «ремуги» (так они называли ПТУ) в его услугах слесаря никто не нуждался. Несколько раз он устраивался в различные автосервисы, где мыл машины, шлифовал наждачкой битые кузова, но когда за каторжный двенадцатичасовой труд получал жалкие копейки, то плевался и уходил с такой работы. На бирже труда, где он числился первые полгода, ничего лучшего предложить не могли. Через шесть месяцев, по каким-то странным российским законам, его сняли с учёта в центре занятости, заявив при этом, что он больше не является безработным.
В армию Витька не брали по причине малого веса. Шести килограмм не хватило ему для того, чтобы пойти служить.
- Подхарчиться надо тебе чуть-чуть, сынок, тогда и возьмём Родину защищать – сказал ему военком - сытый, с тройным подбородком, лежащим на вороте форменной рубашки.
« Ага. Подхарчишься тут…» - думал тогда Витёк, с ненавистью глядя в заплывшие свинячьи глазки полковника: – «Нашёл себе сынка…, твой сынок, наверное, колбасу копчёную с маслом, каждый день жрет…»
Последние несколько лет, частенько случалось голодать по настоящему. Питался Витёк чем придётся…. Иногда, до болезненных спазм в желудке хотелось откусить большой кусок колбасы или мяса, но приходилось довольствоваться мерзким варевом, которое варила мать Витька из гнилых овощей, выпрошенных в соседнем магазине. Раньше она работала на приличной должности в универсаме, потом, после того как отменили всю госторговлю, потеряла работу и опустилось. Отца никогда не было. Нищенская зарплата, которую она получала за труд поломойки, тут же пропивалась. В доме не редко появлялись подозрительные бомжеватые личности, устраивающие омерзительные попойки, после которых у матери частенько появлялись сине-фиолетовые разводы под глазами…
Одевались они в обноски, которые бесплатно давали в каком-то благотворительном обществе. Больше всего Витёк боялся, что его друзья вдруг опознают на нём свои бывшие вещи и тогда он сгорит от стыда.
А сверстники были, и отдушиной в его безрадостной жизни, и болью.
Каждый вечер, Витёк, как на работу, ходил « тусоваться». Обычно тусовки проходили в каком-нибудь подъезде, встреча в котором оговаривалась заранее. Когда прогоняли из одного, то они шли всей компанией в другой. Другого времяпровождения они себе не представляли. Зимой много по улице не нагуляешься, а общаться хотелось, хотя общением, беспредметные разговоры, травлю анекдотов и дикий гогот назвать было трудно. Объединяла их, им самим непонятная и болезненно-странная тяга к сверстникам. Впрочем, над этим они не задумывались – просто тусовались и всё.
Состав «тусняка», был более или менее постоянным: Колька Бонд, который верховодил всеми; две крашенные блондинки с одинаковыми размалёванными обезьяньими личиками - Настя и Вика; Славка и два Санька. Время от времени, к ним присоединялись другие ребята, но своими они не считались и были, как бы, людьми второго сорта. Витёк подозревал, что к нему такое же отношение, но ничего поделать с собой не мог. С непреодолимой силой, которую можно было сравнить с наркотической зависимостью, его тянуло в эту компанию. Часами он простаивал вместе с ними в подъезде, смеялся сальным анекдотам и тянул из горла тепловатое пиво, если угощали. Исподтишка любовался Настькой и Викой, жадно разглядывая их тугие выпирающие груди и обнажённые полоски животов, нагло выставленные из-под коротеньких топиков. Блондинки постоянно ржали, не выпускали из рук сотовых телефонов и с обожанием смотрели на Бонда. « Наверняка Колька трахает их обеих…» - думалось Витьку, когда ловил эти взгляды. На него две стервочки никогда не обращали никакого внимания.
Еще ему до слёз хотелось иметь свой собственный сотик, чтобы так же обмениваться мелодиями, картинками и эсэмэсками. Мечта это была абсолютно не реальная, поэтому когда его спрашивали про сотовый телефон, он старался как можно презрительней говорить что он не хочет , чтобы его постоянно беспокоили звонками и поэтому эта безделушка ему и нафиг не нужна…
От своих горьких дум вернулся Витька-Гольян в реальную действительность…
«Пойти, что ли по улице прошвырнуться? А вдруг повезёт, может кошелёк с деньгами найду?» - подумалось ему и губы скривились в горькой усмешке…. Нет, чудес не бывает! Накинув куртку, Витёк, без всякой цели, вышел из квартиры.
* * *
Возле лифта на лестничной клетке лежал человек. По, вольготно раскинутым рукам, тяжёлому дыханию и густому запаху перегара он сразу понял, что мужик смертельно пьян. «А что если обшмонать его? Вдруг деньги в карманах есть?» - от этой мысли предательски затряслись колени и обмерло сердце. Витек затравлено огляделся. Час ранний, никто не увидит. Рискнуть? Страшно и стыдно…. А, была не была!
Осторожно наклонился над пьяным и заглянул ему в лицо. Вроде крепко спит. Рука, будто чужая, полезла в карман. Пусто… Сердце билось, как сумасшедшее… Холодный пот выступил на всём теле и заставил содрогнуться. Другой карман. Что-то есть!
Смятые сотенные бумажки, десятки… Ого! Две пятисотки! А это что? Сотовый телефон!!! Быстрей в карман. Всё…. Бежать! Бежать!!!
В себя Витёк пришел уже на улице. На душе было и гадко и радостно. Все проблемы решены. У него целое состояние. Никто ничего не узнает…. Всё будет тип-топ!
А сейчас в магазин, в первую очередь надо купить себе кусок колбасы, хлеба и хорошенько подзаправиться. Ещё пакет молока купить, вкус которого он уже забыл. А вечером на тусовку - проставляться…
* * *
Витька Гольян, не торопясь с достоинством шёл в подъезд соседнего дома. В пакете у него была пара полторашек «Балтики»-девятки, джин-тоник и две бутылки водки. Предусмотрительно он запасся одноразовыми стаканчиками, а на закуску взял банку маринованных огурцов.
Почти все уже были в сборе.
- Здорово, Гольян! Ого! Молотооок… - протянул Колька Бонд, заглянув в пластиковую сумку.
- Ну, давай, банкуй! С днюхой тебя, что ли!
Счастливый Витёк на грязных ступеньках расстелил газету, разлил водку. Выпили, запили пивом из горлышка, закурили…
- Между первой и второй перерывчик небольшой!
- Молоток, молоток, Гольянка.. – повторял захмелевший Бонд:
- Днюху, как мужик отмечаешь…. Нормально раскрутился, братан!
Блондинки с интересом и, как казалось пьяненькому Витьку, многообещающе косились на него. Как классно, всё-таки, днюхи праздновать…
- Пацаны! Хотите, прикол расскажу – неожиданно заговорила Настька: - Батя мой, всю ночь бухал где-то, а наутро дома перепутал - в чужом подъезде спал. Квартиры своей, по пьяне, найти никак не мог. Деньги потерял и сотик просрал где-то…. Сам почти ничего не помнит! Утром, когда домой пришёл, мать об него швабру сломала. Телефон у него клёвый был, навороченный…
- Да не потерял он, это крысы какие-то шмонали… задумчиво сказал Бонд, почему-то глядя на Витьку:
-Слышь, а ты попробуй, позвони на этот телефон! Вдруг с крысой побазарить получится…
Витька побледнел…
* * *
Били его долго, с перерывами. Пили водку с пивом и снова лениво пинали. Настька с Викой старательно пытались попасть шпильками сапог в пах… Неизвестно, чем бы это кончилось, если бы в коридор не выглянула какая-то тётка и не заголосила на них.
Плюнув на неподвижное тело, разбежались…
. Смутно помнил Витёк, как рыдая и размазывая пьяные слёзы, пополам с кровью, падая и поднимаясь, брёл по улице… С кем-то ругался и кого-то материл… Сломанная рука онемела и потеряла чувствительность. Низ живота жгло огнём. Один глаз ничего не видел, ноги плохо слушались и почти не гнулись в коленях….
В себя пришел дома. Будто заново увидел годами не мытый, заплёванный пол… Пьяную, храпящую мать, валяющуюся в неснятых валенках на вонючей кровати. Серые простыни, давно потерявшие первоначальный цвет. Пустые бутылки по углам…
* * *
«Зачем нужна такая жизнь!... » - подумал Витёк и рывком распахнул окно…
|
