Отрывок из повести
Викуля морщила лобик, тщательно выписывая буквы:
здрастуй наша ёлка
здрастуй ты зима
Дальше шло туго. Немного подумав, вытянув губки, прокарябала по ширине всего листа:
многа многа шастя
ты нам принисла
Она быва горда за себя. Приближался Новый Год. В углу перед окном благоухала отошедшая от мороза и украшенная накануне ёлка, плюшевый мишка (она уже знала) лежал в шифоньере, а по комнате разносился магический запах ели и свежих яблок. Ей было очень радостно.
- Папа, папа, я написала стихотворенье! – повернула головку к подошедшему сзади отцу.
- У-у... хорошо, - проговорил он, исправляя ошибки. - Только вот зима, как ты думаешь, приходит до или после новогодней ёлки?
- До... – едва слышно прошептала маленькая поэтесса.
- А у тебя сначала ёлка, а потом зима, - мягко заметил он.
- Я знаю... Её пухлая нижняя губка начала уже было выпячиваться вперёд, как вдруг бойко:
- Но... мне нравится зима, потому что есть ёлка... а зимой холодно!
- Тогда ты права-а, - протянул отец. А хочешь я скажу, что ты напишешь дальше?
- Что-о? – любопытно взглянула на него дочка.
- Огоньки сверкают: красный, голубой.
- Хорошо нам, ёлка, весело с тобой! – пропел отец как бы детским, но всё же басовитым голосом. Семилетняя Викуля открыла на него свои зелёные глаза, нижняя губка выпятилась и задрожала, две огромные слезы наперегонки одна за другой выкатились из глаз - и она заревела в голос, взахлёб, что даже её любимец, щенок Замараша (из-за чёрного пятна на белой морде), прибежавший на крик и лизавший беспрепятственно её лицо, не мог унять горьких слёз новоиспечённой поэтеcсы.
---------------------------------------------
- Я надеюсь, что вы хорошо отдохнули за эти выходные, - говорила тихо, но чётко, что можно было услышать пролетавшую мушку, директор школы-интерната Лидия Васильевна Перестова. В одной руке она держала журнал-папку, а другая, как-то по-мужски, была сунута за спину.
Так всегда по понедельникам начиналась утренняя линейка.
- На прошлой неделе дежурил по школе седьмой класс.
Староста седьмого стояла чуть поодаль и ждала сигнала, чтобы начать отчёт.
– Начинайте, - дала указание директор.
- Вы знаете, что наш класс, - начала было староста, как её оборвали: - Ближе к делу!
- Солодкин катался по свежевымытому корридору, а когда дежурная сделала замечание, обозвал её дурой.
Вот, - подхватила директриса, ударив тыльной стороной руки по журналу, - Не проходит и одного дня, чтобы кто-нибудь да не отличился! Фигурист, сюда!- жестом руки указывая на центр.
На круг вышел шуплый мальчонка.
- Что?.. Выучился?.. Умник! Сколько пятёрок получил на прошлой неделе?- Солодкин молчал, запрятав длинный нос в ворот школьной формы. - А?.. и сама ответила:
– Ни одной! – Она шагала взад-вперёд, приостанавливаясь, пытаясь взглянуть ему в глаза. – А двоек, тоже ни одной? – Её голос повысился на три тона, а толстые каблуки «вбивали гвозди» в деревянный пол. – Я тебя спрашиваю: Получил Ли Ты, Солодкин, Хотя бы Одну Двойку? - Она чеканила каждое слово на каждый шаг.
- Да-а-а, - едва проблеял провинившийся школьник.
- Так. Всю неделю мыть коридор! – Вынесла приговор разъярённая директорша.
В это время зашевелились ранги и загудели выстроенные с черыре ряда школьники отдежурившего седьмого класса.
- Седьмой, что происходит? Если вы отдежурили одну нуделю, это ещё не значит, что вы сдали дежурство!
Шумок стих на минутку.
- Солодкин, на место!
И тут же разразися невообразимый хаос в тех же рядах: какой-то листок бумаги переходил из рук в руки поверх голов, кто-то пытался его перехватить, всё перемешалось, слышались уже крики: - Дай, дай сюда! и – Отдай, отдай директору!
Директриса стояла посередине огромного корридора, расставив по-мужски ноги и выпучив глаза от невообразимой наглости школьников. А ещё минуту назад чётко выстроенные учащиеся двух пятых, двух шестых и одного восьмого классов, стали высовываться вперёд, чтобы получше рассмотреть происходящее. С необычайным, казалось, спокойствием, но видимым любопытством директор школы приблизилась к бушующей стихии, замерла и, уловив момент, перехватила листок.
Был хороший воскресный вечер. Уже отужинали. Посуда была помыта. Малыши посасывали остатки карамелек, а старшие мучались от безделья. На эти выходные их оставалось не много: первокласник Шурик – сирота-метиз, не знающий ни матери, ни отца, ни даже своего возраста; один четверокласник, красивый большеглазый, но больной белокровьем мальчик; Митька Соколов – вечный отличник, Викин однокласник, у которого была мать, но жила где-то уж так далеко, что он покидал интернат только на летние и иногда на зимние каникулы; Розка Бураева, не известно по каким причинам остающаяся зачастую, вечно жующая дорогущие конфеты, и ещё несколько учащихся младших класов, оставшихся на выходные по семейным обстоятельствам.
Вот и сейчас Розка достала из кулёчка конфеты и стала выедать орешки из-под разноцветной глазури, а саму глазурь раздавать радостной малышне, выстроявщейся тут же перед её стулом и смотрящей ей в глаза, ожидая сладких шкарлупок, как выдресированные болонки ждут кусочка колбаски от свого хозяина. Это развеселило Митьку, а Вика сказала смеясь: - Роз, не жмись, дай жаждущим по конфетке, не видишь: истекают слюнкой детки! - Все рассмеялись и Розка дала каждому по орешку. Но с этой несчастной непроизвольной рифмовки всё и началось. Каждый пытался что-то срифмовать. Это были глупые фразы, нессуразица, ерунда. Но забавно. Вика была в ударе и у неё получалось особенно смешно. Ребята даже не заметили, как перешли на личности. Митька подбивал: Вик, а ну давай про Мулинского Батю. Был в их классе Серик Бахметжанов: маленький, щупленький двоечник, но тихий и безобидный мальчик. Пацаны его называли Мулинским Батей или просто, Муллой, возможно за безропотность и неспособность к каким-либо наукам, хотя нет, муллы образованейшие люди. Вика ничего не имела против него, но произнесла:
- Однажды шёл Мулла – подумав секунду:
- И вёл Быка он за рога.
Бык- Герка Бычаев, огромный переросток тремя годами старше своих однокласников и в два раза выше Серика, его стадия умственного развития приостановилась где-то на уровне четвёртого класса. Он ей тоже ничего не сделал. Вика продолжала:
- Но Бык не вытерпел, взревел
И Муллу на рога поддел.
- Класно, - восхитился Митька, - давай дальше.
- И бедный там Мулла сидел...
Так сильно испугался, - гм, гм...
Что заорал...
- во всё хайло, - уверенно добавил Митька.
– Нет, это грубо,- возразила Вика:
- Он заорал что было сил
И чуть...
- Не обоср...я, - закончил фразу Соколов.
Все покатились с хохоту. Эта фраза так и просилась на язык, но Вика сомневалась: написать «Как будто не сдержался» или же...
- Да что ты, Вик, это же так,.. просто,.. между нами, так смешно получается,- уговаривал Митька и она переписала:
- Однажды шёл Мулла
И вёл Быка он за рога.
Но Бык не вытерпел, взревел
И Муллу на рога поддел.
И бедный там Мулла сидел.
Так сильно испугался,
Что заорал во всё хайло
И чуть не обоср...я:
Дальше всё шло, как по маслу:
- О Быча, Быча, ты рогат
И ты могучий, как солдат.
Так пощади меня, родной,
Я буду верною слугой!
Все лежали влёжку, малышня каталась схватившись за животики, и била ногами об пол, гвалт стоял неимоверный. На шум прибежала дежурившая по школе воспитательница, увела младших спать, а старшим пригрозила составить раппорт и выставить всех на линейку, если не перестанут. Но уже ничто не могло их остановить, а Викин талант стихоплётства не имел границ. Надо сказать, что ребятки прошлись по многим. Валька Шакиров – Шакал; Колька Сафиных – Бульдог: уж очень его лицо было похоже на бульдожье, казалось Вике; Серёга Колосов – Крокодил, его силуэт- копия крокодила Гены из мультика и т.д. и т.п.
Перед тем как разойтись по спальням, Митька подошёл к Вике и голосом ничего не значащим, глядя куда-то в сторону, сказал:
- Дай мне стишки, - и на вопросительный взгляд одноклассницы, - да перед сном ещё почитаю, а утром отдам, - и мило улыбнулся. Она протянула двойной листок, заговорчески подмигнула в ответ и пошла спать.
В семь часов Вика спокойно проснулась. Утро не предвещало ничего плохого. Постепенно стягивались учащиеся после выходных. Кое-как побросав вещи по спальням, бежали в столовую. Нечего было ждать особенного по понедельникам: и точно, гороховая каша. Быстро выпивали чай с хлебом и вперёд на линейку. Времени много не было: здравствуй- здравствуй, привет-привет – и в ряды. Каждый класс имел своё место в громадном корридоре.
Девчонки седьмого класса уже были на месте, когда кучкой подошли мальчишки с какими-то кисло-злыми минами и устроились на последних рядах все вместе: ни здрасьте, ни до свиданья. Тут вошла директриса и как только начала говорить, Вика услышала за своей спиной:
- Такого предательства мы от тебя никогда не ожидали... – Это был шёпот отличника, Митьки Соколова. Она обернулась- на неё смотрели блестящие глаза пацанов: нет, они не были злыми, это были глаза удивлённые, недоумённые и очень грустные. Вика всё поняла..
- Ну что будем делать с этой писаниной, пацаны? – прошипел он, потрясывая листком в воздухе. Классная руководительница цыкнула на них и всё стихло.
- А вот возьмём и отдадим Лидии Васильевне, - продолжал шипеть ей в ухо.
У Вики прошёл мороз по коже. Нет, только не это. Ей было бы на всё наплевать, если бы не «хайло» и «чуть не обоср...я»... Стыд! Стыд! Стыд! Она изловчилась, резко извернувшись, хапнула листок. Но Герка Бычаев возвышающийся на две головы над всеми, своей длинющей граблей без труда тут же изъял писанину из викиной ручёнки. Галка Сугомбаева, маленькая, кругленькая баскетболистка: прыгучая как мячик, не зная в чём дело, из женской солидарности, как пружиной выброшенная вверх, устремилась за пресловутой бумагой. Всё перемешалось в рядах. Лидушка (Лидия Васильевна Бузий, тёзка и подруга директорши и классная руководительница седьмого класса), безуспешно пыталась восстановить порядок, но уже никто не обращал на неё внимания:
- Дай, дай сюда! – кричала Вика. А бумашка бежала дальше по рукам.
- Отдай, отдай её директору, - ревел разъярённый Быча.
В этой невообразимой суматохе Лидия Васильевна Берестова и изъяла-то пресловутый листок. Он был измят, потрёпан, кое-где порван.
Класс притих в ту же секунду. Директор спокойно отошла на центр корридора, где ещё стояла староста седьмого класса. Поднесла развёрнутый двойной листок к глазам и прочитала первое, что попалось на глаза:
- Припев:
Шакал, Шакальчик, ты не вой,
А то не будешь ты герой! } 2 раза
Ничего не поняв, перечитала громче:
- Припев:
Шакал, Шакальчик, ты не вой,
А то не будешь ты герой! } 2 раза
Кто-то хихикнул. Бросила тяжёлый взгляд в сторону седьмого и продолжала:
- Бульдогов мы не уважаем
И, как известно, потому,
Что каждый день грызётся с лаем
И обожает конуру.
Да нет, любила она бульдогов, - пронеслось в сознании Вики, - всех кошечек и собачек любила она. - Надо же было написать такую галиматью!
- А вот вчера хлебал с помойки
Объедки всех наших харчей.
Классы загоготали. Директриса замолчала, но продолжала читать про себя. Перевернула лист - и опять вслух:
- Однажды шёл Мулла
И вёл Быка он за рога.
Но Бык не вытерпел, взревел
И Муллу на рога поддел.
И бедный там Мулла сидел,
Так сильно испугался,
Что заорал во в...
Она замолчала, но продолжала читать про себя, не обращая вниматия на хохот учащихся, и лищь только, когда директриса подняла глаза, все затихли. Воцарилась мертвецкая тишина. Вике казалось, что она длилась вечность.
- Кто автор этого, - директор запнулась, - этого «творчества»? - делая акцент на «творчества» и подняв над головой продукт самого «творчества». Все молчали.
- Я вас спрашиваю ещё раз, - чеканя каждое слово, что не предвещало ничего хорошего, - кто автор этой писанины?
Полное молчание. Даже мальчишки проглотили языки, никто уже не хотел никого выдавать.
- Так, все будут стоять здесь пока не объявится писатель, - сказала как-то спокойно и повертев в руке бумажку, как бы про себя добавила:
- Староста, идите на место.
|
