Литературный конкурс, Дискуссионный клуб, Стихи, Проза, Поэзия

Twilight

And in the heaven that clear obscure.
G.G. Byron

Как все неясно, томно, нежно кругом… Ветер – всего лишь робкое тонкое колыхание воздуха. Чайный туман мягко окутывает дома, деревья, фонарные столбы…
Голоса приглушены, тонут, путаются в сумеречном свете. Резкие звуки – детский смех, алые колокольные переливы, россыпь каблуков на мостовых – звонко рвут предвечернюю мглу. Беспомощные клочья повисают на корявых дрожащих ветвях, медленно тают, в исчезающем предсмертном блаженстве касаются лиц людей.
Оживающий к ночи ветер, шаловливо раскачивая ветви, заставляет чайные клочья отбрасывать неуловимые тени. Неясные, абрикосово-серые, те сливаются с плотными тяжкими тенями этого мира, наполняя готовый погрузиться в вечные сны день прохладным ароматом остывающей зелени.
Люди смотрят на сумеречный час сквозь бутылочное стекло. Мир плоский, тусклый, сонно-неподвижный представляют они себе.
And in the heaven that clear obscure.

Если бы

Но было все слишком плохо, чтобы не быть хорошо…
И мрачный старик в грязном троллейбусе бормотал по-французски: «Miel…».
И вензели чьи-то вились прихотливо на смрадно запотевшем стекле.
И люди робко улыбались прошлому, не снимая будничных масок.
И заживали старые раны, и расцветали на белых одеждах новые.
И Пьеро уж не плакал вслед уходящей в ночь Коломбине…

Неживое

Иногда, в глухой тишине, безлюдной и потому не такой осторожной, услышишь странный треск, или скрип, или шорох. Нет никого, а стулья, шкафы, паркет звучат себе, словно не замечают даже, что люди ушли. А когда те вернуться – станут думать, что по их это воле живут, говорят предметы. Люди заняты слишком мыслями, чтобы прислушаться, понять: мы сами не можем издать и звука, лишь призрачно вплетаемся в неведомую – невидимую, неслышимую – нам жизнь. И страшно думать – быть может, это мы - стулья, шкафы, паркет…

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС

Литературный конкурс