Спроси Алену

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНКУРС

Сайт "Спроси Алену" - Электронное средство массовой информации. Литературный конкурс. Пришлите свое произведение на конкурс проза, стихи. Поэзия. Дискуссионный клуб. Опубликовать стихи. Конкурс поэтов. В литературном конкурсе могут участвовать авторские произведения: проза, поэзия, эссе. Читай критику.
   
Музыка | Кулинария | Биографии | Знакомства | Дневники | Дайджест Алены | Календарь | Фотоконкурс | Поиск по сайту | Карта


Главная
Спроси Алену
Спроси Юриста
Фотоконкурс
Литературный конкурс
Дневники
Наш форум
Дайджест Алены
Хочу познакомиться
Отзывы и пожелания
Рецепт дня
Сегодня
Биография
МузыкаМузыкальный блог
Кино
Обзор Интернета
Реклама на сайте
Обратная связь






Сегодня:

События этого дня
28 марта 2024 года
в книге Истории


Случайный анекдот:
- Он сказал: если yзнает, что я еще pаз емy изменила, - сpазy застpелится.
С тех поp я емy больше ничего не pассказываю и yже семь pаз спасла его от смеpти.


В литературном конкурсе участвует 15119 рассказов, 4292 авторов


Литературный конкурс

Уважаемые поэты и писатели, дорогие мои участники Литературного конкурса. Время и Интернет диктует свои правила и условия развития. Мы тоже стараемся не отставать от современных условий. Литературный конкурс на сайте «Спроси Алену» будет существовать по-прежнему, никто его не отменяет, но основная борьба за призы, которые с каждым годом становятся «весомее», продолжится «На Завалинке».
Литературный конкурс «на Завалинке» разделен на поэзию и прозу, есть форма голосования, обновляемая в режиме on-line текущих результатов.
Самое важное, что изменяется:
1. Итоги литературного конкурса будут проводиться не раз в год, а ежеквартально.
2. Победителя в обеих номинациях (проза и поэзия) будет определять программа голосования. Накрутка невозможна.
3. Вы сможете красиво оформить произведение, которое прислали на конкурс.
4. Есть возможность обсуждение произведений.
5. Есть счетчики просмотров каждого произведения.
6. Есть возможность после размещения произведение на конкурс «публиковать» данное произведение на любом другом сайте, где Вы являетесь зарегистрированным пользователем, чтобы о Вашем произведение узнали Ваши друзья в Интернете и приняли участие в голосовании.
На сайте «Спроси Алену» прежний литературный конкурс остается в том виде, в котором он существует уже много лет. Произведения, присланные на литературный конкурс и опубликованные на «Спроси Алену», удаляться не будут.
ПРИСЛАТЬ СВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ (На Завалинке)
ПРИСЛАТЬ СВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ (Спроси Алену)
Литературный конкурс с реальными призами. В Литературном конкурсе могут участвовать авторские произведения: проза, поэзия, эссе. На форуме - обсуждение ваших произведений, представленных на конкурс. От ваших мнений и голосования зависит, какое произведение или автор, участник конкурса, получит приз. Предложи на конкурс свое произведение. Почитай критику. Напиши, что ты думаешь о других произведениях. Ваши таланты не останутся без внимания. Пришлите свое произведение на литературный конкурс.
Дискуссионный клуб
Поэзия | Проза
вернуться
    Прислал: Кто-то другой | Рейтинг: 0.70 | Просмотреть все присланные произведения этого Автора

I.
Это произошло со мной в 1998 году. А может быть, это был 1999? Я совсем этого не помню... Проще говоря, это было «в таком-то» году, а в каком - не важно. Иногда время кажется застывшим, – не замечаешь, есть ли оно вообще. Один день сменяется другим, месяц приходит за месяцем, никогда не меняя своего порядка: за октябрем ноябрь, а за маем июнь. Год, другой, третий, - все они, как один, кажутся серыми и незаметными, словно мыши, бегающие по подвалам. Остаются только воспоминания: память бережно хранит их, оставляя себе лишь ощущения, запахи, цвета. Иногда, в голове всплывает что-то: строчки песен, названия фильмов, имена популярных в то время актеров, заголовки книг и даже реклама, и тогда приходит уверенность, что те события действительно были, они вовсе не плод одинокого воображения.
Любую историю можно начать так: назвать цифру и все. Как будто с чего-то важного, как будто цифра имеет значение. Для мировой истории, может быть, и имеет: 1812, 1945… Но только не для меня. Мои собственные даты, моя собственная история стерлись из памяти, как будто кто-то хорошенько поработал над этим ластиком. Для меня то время определилось вовсе не цифрой, отмеченной в календаре красной ручкой, а длинной дорогой, уходящей куда –то на запад, асфальтом, и запахом, который от него исходит, когда он медленно плавится на солнце. Иногда летом или в самом конце весны этот запах бьет в нос, и голова начинает кружиться от воспоминаний. Я вдруг застываю на месте, как вкопанная, и оказываюсь вовсе не по пути домой или на роботу, а в другом измерении, в своем прошлом, и ясно вижу перед глазами наш автомобиль. Давно неновый, грязно- белого цвета, с царапиной на правой передней дверце. Не какая –нибудь навороченная иномарка, а «наша», обыкновенная «девятка»…

Представьте: я сижу, высунув руку в окно, иногда, - буквально на секунду, - высовываю туда голову, и ветер обдувает меня, треплет волосы, играет ими, как котенок с мячиком на резинке: они попадают в глаза, в рот, и я уже ничего не вижу перед собой. Очень жарко для начала лета, но ветер уносит жару сразу же, и я толком не успеваю почувствовать её. Мне хорошо. Я скидываю летние тапочки с открытой пяткой и ноги поджимаю под себя. Иногда хочется и их высунуть из окошка.
Исподтишка наблюдаю, как он ведет машину. Такой смешной; впрочем, он всегда смешной. Всегда какой-то нелепый. А в машине эта его природная нелепость заметна ещё больше. Он кажется маленьким мальчиком, который без спросу забрался за руль папиного джипа и теперь не знает, что с ним делать. Он тоже посматривает на меня и улыбается.
- Забавляешься… ну, ничего, ничего, скоро ты сядешь за руль, и тогда я буду забавляться и шутить.
Я смеюсь и ничего не отвечаю.
Машина едет не быстро и не медленно: он всегда так водит, как-то плавно, так что даже не замечаешь дороги, по которой едешь. И очень аккуратно, в отличие от меня. Я же гоняю быстро. Ничего не боюсь.
Это первый день пути. Может, где потом я и буду сбиваться в хронологии и путаться в событиях и разговорах, но первый день я запомнила отчетливее всего. Во всех мелких деталях и ощущениях. Хуже помню, быть может, - самый последний, да он и прошел –то, как в тумане. Но первый стал настоящим подарком. За ещё один такой день я отдала бы полжизни. Моей, теперешней. Только вряд ли она кому-нибудь будет нужна.
…Мы выехали рано утром, когда все ещё спали. Когда спал не только наш маленький городок, наши родители, но и сама дорога. Только вот солнце уже начинало пробуждаться и сладко потягиваться где-то на востоке, улыбаясь нам, первым путникам…
Радостные и счастливые, мы едем навстречу ветру, и нам кажется, что теперь так будет всегда. Что если ехать вот так вот, забыв обо всем на свете, отрешившись от своей прошлой жизни, не думая о будущей, то всегда все будет хорошо.
- Ничего-о-о на свете лучше не-е-е-ту… - затягивает он, подражая чьему-то голосу, не могу понять чьему, смеюсь от счастья, оттого, что ему в голову пришла эта песня…
- Чем бродить друзьям по белу све-е-е-ту… - подхватываю я…
- На-а-а-м любые дороги доро-о-о-ги…- и мы оба резко замолкаем.
- Эээ… а что там дальше? - спрашивает он.
- Думала, ты знаешь…
- Ммм… так и вертится на языке…
- Кажется, что-то там про тревоги…
- Может так: не-е-е страшны на-а-а-м…та-та-та трево-о-оги…нет, не так…
- Вот и у меня из головы вылетело…
Мы мучаемся ещё, наверное, с полчаса, вспоминая, как же дальше поется песня «Бременских музыкантов», но, в конце концов, плюем на это и решаем петь только первые три строчки…

…Мы познакомились, когда нам было шестнадцать. Мы учились в соседних школах и ни с кем не дружили. Мы не были ни красивыми, ни богатыми, ни клевыми. Мы были незаметными и одинокими. Я думаю, именно эта наша схожесть и притянула нас друг к другу с первого взгляда. Отличайся мы хоть в чем-нибудь, будь у него или у меня друзья, вряд ли бы мы стали даже общаться. С такими, как я, не общались, не общались и с такими, как он.
В тот день, когда мы познакомились, я не пошла в школу. Не потому что была двоечницей или прогульщицей, а потому, что мне там нечего было делать. Я ненавидела её, учителей, одноклассников. До тошноты. Я ненавидела их, за то, что они ненавидели меня. Не знаю, почему они выбрали именно меня... Наверное, потому что всегда надо кого-то ненавидеть. Во всех школах, я думаю, так. А если не ненавидеть, то хотя бы презирать. Если подумать, то ненавидеть, - это даже лучше, чем презирать. А меня в моей школе презирали, а не ненавидели. Меня ненавидеть было не за что, а вот презирать, - думаю, они такие причины нашли без труда.
Я честно пыталась подружиться с девчонками из моего класса: не потому что мне очень уж хотелось, а потому, что так было надо. Но у меня ничего не получалось. Девчонки, конечно, не грубили мне открыто, вежливо, без тени улыбки, отвечали на мои вопросы, но никогда не давали списать или денег взаймы или чего-то ещё в этом роде. Они собирались стайками и обсуждали какого-нибудь бедолагу из параллельного класса или листали под столами идиотские журналы, типа «Cool», который я просто не переваривала. Меня они в свои компании никогда не брали. Я и не навязывалась. Какое-то время мне понадобилась понять, что я изгой в своей собственной школе. Конечно, они не издевались надо мной, как, к примеру, над бедной девочкой Кэрри из романа Стивена Кинга, - не знаю почему, может, боялись (хотя я и не обладала способностями Кэрри), а может, им было все равно. Может, мне ещё очень повезло попасть в такую школу, где всем все равно…
В тот день я села на лавочке, с которой окрывался вид на футбольное поле, и закурила: я собиралась повернуть домой и лечь спать. В этот момент ко мне и подошел он. Маленького роста, худенький и совсем некрасивый. Что в нем было некрасивого? Да, все! Слишком большой нос, маленькие глаза, почти черного цвета, тонкие незаметные губы. А ещё бледный, как Вилле Валло. Но Вилле Валло – рок-звезда и он может выглядеть, как хочет, а этому мальчику такая бледность была крайне противопоказана. Девчонки обычно в таких не влюбляются (в то время Вилле Валло и не был так известен, и по его ужасающей бледности и худобе не сходила с ума добрая половина девчонок- тинэйджеров)
- Сигаретки, не найдется? - спросил он.
Я протянула ему пачку. Все свои карманные деньги я тратила на сигареты – лучше не буду обедать, но курить дешевые сигареты ни за что в жизни не стану!
- Ух, ты, «Парламент»!- он с наслаждением затянулся. Курил он по привычке, - я знала это, потому что точно так же, с таким же наслаждением, затягивалась сигаретой после некоторого перерыва.
- А ты где учишься? В восьмой? – спросил он.
- Угу.
- А что не на уроках?
- Не хочу… А ты? Из лицея?
- Оттуда…
Я отвернулась, скорчив гримасу. Я ненавидела лицей ещё больше, чем свою школу. В лицее училась вся элита нашего города, то есть богатые дети богатых родителей. Они были красивыми, ухоженными, хорошо одетыми, они никогда не знали никаких проблем. Летом они ездили на море, а зимой в Египет или Испанию. Лицей считался очень престижным заведением: не так-то просто было туда попасть, да я и не стремилась к этому.
- За что ты его не любишь? - удивился он.
- Все вы там снобы.
- Неправда. Я не сноб.
- А как же ты туда попал?
- А я слишком умный…- ответил он с таким серьезным видом, что я не могла не рассмеяться. Он застенчиво улыбнулся, обрадовавшись тому, что сумел развеселить меня
Мы просидели на лавочке почти весь день: курили и разговаривали. С ним было весело. Или мне так казалось, потому что впервые меня воспринимали, как живого человека, а не как нечто, не имеющее ни слуха, ни голоса, ни вообще каких-либо других чувств. Оказалось, что разговаривать не только с самой собой очень даже интересно. Сам с собой ты всегда соглашаешься, на какую бы тему ни шла беседа, сам себе ты всегда кажешься самым умным и самым интересным собеседником. Но вдруг оказалось, что есть ещё интереснее. С другими. Людьми.
А потом он рассказал мне. Рассказал, что такой же, как и я. То есть, конечно, он не давал такого определения, но я сразу же поняла, о чем он. В лицее его так же не любили, как и меня в моей школе. Он был не таким, как они, и почти ни с кем не общался. Он был ни настолько богатым, ни настолько симпатичным, ни настолько остроумным, вообщем, ни таким снобом, как они. В своем мире он был изгоем,такми же, как и я - в своем.

- Где мы сегодня останавливаемся? – спрашивает он.
- Черт знает, - пожимаю я плечами, - надо посмотреть на карту.
- Так посмотри.
- Ещё рано.
- А потом будет уже поздно. Я есть хочу, - ноет он.
- Ты постоянно есть хочешь, - смеюсь я.

Мы обедаем в первой попавшейся на нашем пути закусочной. Таких закусочных нам встретится ещё очень много. Все они будут похожи друг на друга, как самые настоящие близнецы или как на картинке «Найди десять отличай». Но, если вдруг порыться в памяти и начать вспоминать все эти закусочные, то среди них не наберется даже и двух-трех отличай. Первая же, мне очень хорошо запомнилась, наверное, потому, что она была первой. На улице - летние столики: пластиковые, я это очень хорошо помню, а внутри всего три стола: чистые, аккуратные, с салфетницами без салфеток. Стулья с железными спинками и мягкими сиденьями, как в кафе-мороженых. И девушка за стойкой: какая-то неживая, с длинными грязными волосами, свисающими отдельными прядями, и унылыми, как осенняя пора, глазами. Хотя это бывает очень даже красивое время года. Но когда опадают последние желтые листья и вот-вот со дня на день наступит зима, становиться не по себе: грустно и тоскливо. Примерно такими и были её глаза.
В закусочной обедаем мы одни. Едим фирменный суп. Этот суп ничего особенного из себя не представляет, и ничего фирменного в нем нет, но мы в восторге, как будто обедаем в самом дорогом ресторане. Потом едим салаты и пьем кофе. Кофе растворимый и невкусный. Но для нас почему-то, наоборот, кофе приобретает божественный вкус. Мы смеемся на всю закусочную и девушка за стойкой, поглядывает на нас и улыбается. Мне немного жалко её. Она одна из нас, и я это чувствую. Но, такие, как мы, всегда одиночки, мы не собираемся в группки, а существуем по одному или же, в крайнем случае, по двое, но это, если уж совсем повезет.

В машине орет музыка, а скорость все увеличивается. Он не одобряет быстрой езды, я знаю, но ничего не могу с собой поделать. Мы несемся по дороге с бешеной скоростью и подпеваем Бон Джови и «Этой моей жизни». Песня сменяется песней, но нам не надоедает. Обедаем теми запасами, которые у нас есть в машине, то есть печеньем, яблоками и конфетами. Пока едим, считаем проезжающие мимо машины, превращая это в забавную игру.

Теперь мне уже не вспомнить названия города, в котором мы остановились ночевать в первый раз: столько потом городов попадалось нам по пути. Конечно, стоит только посмотреть на карту, и я вспомню его - я точно знаю, что это место отмечено красным карандашом, но почему-то не хочется. Кажется, раз я не помню этого, значит, так оно и должно быть. Да, и город встретил нас как-то безучастно, как будто ему было совсем все равно, что мы приехали.
Мы сняли номер в недорогой гостинице и поднялись на второй этаж, где он находился. Гостиница – маленькая, придорожная, не грязная, но и не сильно чистая; обычная гостиница, для дальнобойщиков, наверное.

- Ты спишь? - спрашиваю я, когда мы, умывшись, ложимся в кровать. Она у нас одна на двоих, но это нас совсем не смущает, мы же просто друзья. И что в этом такого, если друзья спят в одной кровати?
- Нет, - отвечает он.
- А что так?
- Не знаю… не спиться...
- Вот и мне...
- Как думаешь, мы правильно сделали, что уехали?
- Не знаю…
- А я думаю, да…
Мы лежим в одной кровати в какой-то маленькой гостинице какого-то маленького города. Мы где-то в нигде. Мы совсем не знаем ни этот город, ни людей, которые здесь живут, а они не знают нас, значит, мы вроде бы не существуем в этот момент. Уже засыпая, я вдруг пугаюсь: а что если завтра я проснусь, и ничего этого не будет? Ни прохладного номера гостиницы (на улице жарко, но у нас прохладно из-за холодного ночного ветра, врывающегося к нам через раскрытое окно), ни моего друга рядом, ни шелеста травы за окном. А вместо этого - знакомая кровать, уже несколько продавленная, но все ещё удобная, постеры на стене, запах блинчиков, которые мама готовит каждое утро, и который я так ненавижу… Что тогда со мной будет? И я нахожу где-то рядом со мной его теплую ладонь и сжимаю её, чтобы удостовериться, что ощущения счастья, свободы - реальные и не пропадут на следующее утро, когда я открою глаза.

II.

… В то утро мне снова не хотелось в школу. День назад я оказалась в школьном туалете и за закрытой дверью слышала, что обо мне говорили другие девчонки: оказывается все считают меня чокнутой, и родители мои тоже чокнутые. А я вроде как ещё и состою в какой-то секте… Вообщем, полный бред. А ещё, что я уродина и всякое такое… Неповоротливая, как медведь, и нескладная. Конечно, обо мне и раньше не слишком хорошо отзывались, и не то что бы в этот день я сильно расстроилась, но во рту остался неприятный привкус… я раз пять почистила зубы, но так и не смогла избавиться от него до следующего утра. Ещё с вечера я решила, что никуда не пойду: но смущать родителей не хотелось и поэтому в восемь я вышла на улицу и заторопилась по направлению к школе. Пройдя два дома, сбавила шаг и поплелась в другую сторону. Был конец осени: дул страшный ветер, и моросил мелкий дождик, мои кроссовки в момент промокли, и я начала стучать зубами от холода. Сама не знаю почему, но я подумала о нем. Пару дней назад он показал мне, где живет, и этот дом стоял как раз прямо передо мной. «Наплевать», - подумала я… зашла в подъезд, поднялась по лестнице и уселась между пятым и шестым этажом. Ждала я недолго: он вышел минут через десять. Сначала он меня не заметил, долго возился с ключами, напевая…
- Supergirl… and supergirl don’t cry… my supergirl…
Но вдруг поднял голову, увидел меня и замер на месте, а потом, очнувшись, спросил, как ни в чем не бывало:
- А ты, что, сегодня в школу не пойдешь?
- Не-а…- помотала я головой…
- А-а-а… хочешь ко мне? У меня дома никого…
- А как же школа?
- Чья? Моя? А фиг с ней…
- Пойдем…
- Да ты совсем замерзла, - сказал он, и продолжая напевать, закрыл за собой дверь в квартиру….
- Аnd supergirl jast fly…
Они с мамой жили в маленькой двухкомнатной квартире. Он отвел меня на кухню, усадил на табурет, рядом с батарей, чтобы я хоть как-то отогрелась, и налили чаю из ещё горячего чайника.
- Ну, что случилось? - спросил он меня, помешивая сахар в чашке с чаем.
Мы пили горячий чай из чашек с бледно- голубой каемкой и ели конфеты «Мишки на севере». Даже странно, что запомнились такие мелкие детали, как названия конфет и узор на чашках. Я с трудом могу вспомнить, что ела вчера на ужин, а вот то, что тогда в вазочке лежали «Мишки на севере» помню до сих пор.
- У тебя есть курить? - спросил он.
Я кивнула, достала пачку «Парламента» и протянула ему. Мы взяли по сигарете и закурили. Вроде ничего особенного, но я вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. Я и сигарету –то держала не как обычно, все старалась сделать это так, чтобы со стороны смотрелось хорошо. Мне показалось, что мы играем чьи-то роли. Как будто мы смотрим какой-нибудь американский фильм по телеку. Я играла роль полного безразличия и равнодушия, а он этакого парня, к которому все приходят поплакаться в жилетку. Но мы были ни тем, ни другим и у нас было не кино, поэтому пришлось открывать форточку и балкон, чтобы запах выветрился, и его мама ничего не почуствовала, а такого в кино, конечно, не бывает, или, быть может, там этого просто не показывают?
Когда мы вошли в его комнату, вся наигранность куда-то испарилась. Мы стали обычными шестнадцатилетними детьми, которые прогуливают школу, и даже не помышляют играть в этой жизни какие-то роли. Иными словами, мы стали самими собой, и больше не возвращались к нашим ролям.
В его комнате, в отличие от кухни и второй комнаты, царил жуткий беспорядок. Впрочем, для шестнадцатилетнего мальчишки это не было чем-то особенным и поэтому не удивило меня. Везде валялись вещи, диски, кассеты, книжки и тетради…
На стенах висели постеры, формата А4, выдернутые из журналов: «Red Hot Chilli Peppers», Джон Бон Джови, Marilyn Manson, «Guano Apes», «Radiohead», «No Doubt», из почти русских – «Океан Эльзи» и «Вопли Видоплясова», из совсем русских – “Земфира” и “Мумий Тролль”. Среди всего этого собрания групп и рок - певцов скромненько затесался плакат с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсен. Я поразилась разнообразию музыкальных вкусов моего приятеля, так как большинство групп я не слышала и по названию, но плакату с Дэвидом Духовны и Джиллиан Андерсен почему-то искренне порадовалась, хотя и не была фанаткой «Секретных материалов», - они, единственные, показались чем-то родным среди этого сборища популярных рок-музыкантов.
Я занялась разглядыванием кассет на полках, те которые ваялись на полу, я аккуратно переступила.
- А ты что слушаешь? - спросил он меня.
- Радио, - ответила я.
- Как радио? - он хлопал ресницами, которые у него напоминали бы девчоначьи, если бы были чуть длиннее, и приоткрыл от удивления рот. В этот момент он показался мне самым милым и искренним человеком на земле.
Позже он приучил меня к музыке, которую слушал: и многие из его дисков и кассет перекочевали ко мне. Иногда мы могли выбирать диски с музыкой часами, простаивая в музыкальных магазинах.
- Откуда ты знаешь про эти группы? - спросила я ещё тогда.
- Отсюда, - сказал он и кинул мне парочку журналов с заголовком «NME», про такие я слышала первый раз, хотя я вообще редко интересовалась журналами.
- Мне их брат привозит из Москвы, - сказал он, увидев мое удивление, здесь их фиг найдешь, даже если и продаются, где… а в Москве, как он рассказывает, таких навалом. Он тоже музыку любит, но только совсем не такую, несовременную. Типа «Beatles» и все такое. А мне, говорит, надо идти в ногу со временем.
- Брат? - удивилась тогда я, - а я думала ты один в семье.
- Ну, вообще-то он мне не брат, он брат моей мамы, а мне значит дядя, но я его братом зову.
- А чем он заниматься? Работает?
- Вроде того... машины продает, а ещё иногда ремонтирует их или разбирает на части…
- То есть как, ворованные, что ли машины?
- Может, и ворованные, я не знаю, - совершенно безразлично ответил он…
- А ты за него не волнуешься? Ну, что поймают, или ещё чего?
- Нет, ты моего брата, то есть дядю, не знаешь, он хитрый очень… а вообще, я в его дела поменьше вникать стараюсь, да он сам и не разрешает… он ведь у нас единственный родственник, знаешь… нет, есть, конечно, бабка и отец, - и он ткнул мне в атлас висящий на стене, - но они вот здесь, видишь?
- Да, - кивнула я, - далековато отсюда…
- Конечно далековато, дня три на поезде…

Мы, конечно, тогда и подумать не могли, что чуть больше, чем через год, поедем именно туда, куда он только что ткнул пальцем.


III.
- Говорил же, посмотри на карту, сколько нам ещё ехать… а ты все успеем, да успеем, теперь нам до этой гостиницы пилить и пилить, ночь ведь уже.
- Успокойся, я же веду…можешь пока поспать…
- Поспать, поспать, надо было на карту смотреть, говорю же,
- Да, не ворчи ты, - я покосилась на него, и мы оба прыснули от смеха: даже ссориться по-настоящему мы никогда не умели…
- А я сейчас знаешь, что вспомнил, - спросил он меня.
- Понятия не имею.
- Наш с тобой вальс…
Я промолчала.
- Ты его помнишь?
- Ещё бы… такое я никогда не забуду…

Познакомились мы в начале осени, а весной уже заканчивали школу. Мы вместе прогуливали уроки, делали домашнее задание, гуляли в парке, завистливо глядя на счастливые парочки, проходившие мимо нас: впрочем, нас и самих можно было бы принять за парочку, если бы не наши угрюмые лица.
Мы кое-как сдали выпускные экзамены и стали ждать выпускного.
У нас их было два: один его, куда пришла я, другой мой, куда пришел он.
- Мне просто не выжить там без тебя, - сказала я. И он понял, он всегда меня понимал.
Если бы не он, я бы, конечно, никогда и ни за что, не пошла на собственный выпускной. Все девчонки считали его чуть ли не самым главным событием в своей жизни. Они накупили нарядов, сделали себе прически и модный макияж. И действительно многие из них преобразились до неузнаваемости: длинные вечерние платья, либо короткие платья и юбки, свободные брюки и дорогие блузки, купленные в самых дорогих магазинах нашего города, или одежда, сшитая на заказ - все это так и мелькало перед глазами. Я видела, как парни провожают взглядоми девушек, оценивая их с ног до головы. Мой наряд тоже был продуман идеально. Его мы начали выбирать за два месяца до выпускного, и это был нелегкий труд. Нам пришлось обойти много магазинов и скопить порядочную сумму денег. Но потратились мы не зря. Мне он нравился.
Длинная юбка, темно-синяя, широкая с многочисленными складками волнами и большими цветами, бордового цвета, более дорогая и качественная имитация «под цыганскую»; бордовый топик с рукавами три четверти. В уши я вдела большие серьги – кольца, а на голове умудрилась уложить из своих непослушных вьющихся волос прическу «ракушку». Над ней я трудилась более двух часов, но в идеале моя голова никогда не выглядела настолько ухоженной и элегантной. Накрасилась я по всем правилам и, взглянув на себя в зеркало, вдруг увидела там незнакомку, и на какую-то долю секунды мне показалось, что эта незнакомка почти красавица!
Но мой наряд оказался бессмысленен. Конечно, он был затмен красивыми платьями и прическами других девчонок. Дело было не только в цене и качестве их платьев, - ведь купи я даже самый дорогой наряд, он никогда не стал бы на мне смотреться так, как смотрелся на них.
Все мои усилия пошли прахом, когда пришлось подниматься за аттестатом. На каблуках я ходить не привыкла, а на выпускной купила себе туфли, ужасно дорогие и красивые: черные с тоненьким ремешочком и открытой пяткой. Мне казалось, что это туфли золушки и они принесут мне, наконец, счастье. Но, поднимаясь по лестнице, я вдруг запуталась в складках своей юбки, не удержала равновесие и споткнулась. Неминуемо было полететь на пол, но я успела схватиться за перила. В зале раздался смех, смеялись, конечно, не все, он слышался отрывочно, местами. Я почувствовала, как непослушная прядь все же выбилась из прически и безжизненно повисла. Не зная, куда кинуть взгляд, я в смятении посмотрела туда, где стоял мой друг, слева от перил, где толпились родственники и другие никому не нужные люди. И вдруг заметила, что он улыбается мне, так восхищенно и искренне, как будто не было моего позора, как будто он вообще ничего не заметил. Может, так оно и было. Но только это заставило меня тогда не повернуть назад, а подняться - таки по лестнице за ненавистным аттестатом. Я улыбнулась ему в ответ и пошла дальше. Взяла аттестат из рук директрисы, которая безразлично сунула его мне, даже не взглянув мне в лицо.
На праздничной части выпускного было скучно и грустно, я смотрела на то, как другие участвуют в конкурсах, танцуют. Я с ужасом вспоминала свой позор, и тогда мне казалось, что ничего важнее и серьезнее этого в жизни произойти не может. Мой верный друг был, конечно, со мной. Но и ему было невесело на этом празднике, который не принимал его в свои объятия. Мы были чужеродными телами, с существованием которых присутствующим пришлось смириться и теперь они не обращали на нас внимания.
- Сейчас приду, - сказала я, поднявшись с места.
Почти бегом я направилась к туалету. Около него стояла моя одноклассница Светка Волкова и парень из параллельного класса, ни имени, ни фамилии которого, я не знала. Они целовались, тесно прижавшись друг к другу, он водил руками под её блузкой, а она расстегивала ему рубашку. Я приостановилась. Волкова в этот момент открыла глаза и увидела на себе мой взгляд. Усмехнулась. И сказала, - не зло, и не насмешливо, - а просто сказала:
- Ну, что уставилась? Так же хочется? Иди лучше тусуйся со своим уродом, а на нормальных парней не заглядывайся.
Парень рассмеялся и тут же, даже не взглянув на меня, засунул свой язык в рот Волковой. Я прошла мимо, низко опустив голову. Щеки мои пылали.
В туалете, я закрыла за собой дверь, села на крышку унитаза и закрыла лицо руками. Трясущимися пальцами я достала из сумочки сигареты и закурила, постепенно приходя в себя. Потом вынула маленькую бутылочку. В ней была водка, смешанная с каким-то соком. Мы закупились такими перед самым выпускным, чтобы не было так тяжко. Я выпила полбутылочки и завинтила крышку обратно. От сигарет и выпивки немного полегчало. Голова чуть - чуть закружилась, а по телу пробежала приятная дрожь. Ещё несколько минут я сидела, окончательно приходя в себя. А потом вдруг поняла, что никогда и ни за что, больше не вернусь в школу. Я знала, что сейчас выйду из неё, и это будет последний раз, когда моя нога ступала по школьным коридорам. Я не буду скучать по ней. Она по мне тоже.
Я вытащила из волос оставшиеся шпильки и растрепала волосы, сбрызнула горящие щеки холодной водой и вернулась в зал, гордо подняв голову. На меня, конечно, никто в этот момент не смотрел. Но я шла не для кого-то, я шла для себя и для своей гордости. Только она и видела меня со стороны и радостно хлопала в ладоши. Мне в тот день было достаточно и этих аплодисментов.
- Пойдем отсюда, - сказала я своему другу, он без слов поднялся и пошел вслед за мной.
До самой ночи мы бродили по городу, почти ничего не говоря друг другу. Я ковыляла на проклятых каблуках и теперь уже ненавидела их за то, что они так меня подвели. Больше каблуки я никогда не надевала. Мы допивали маленькие бутылочки с коктейлями, курили, сидели на лавочках и встречали рассвет.
- Помнишь, ты хотела танцевать вальс? - спросил он.
Конечно же, я хотела! Но вальс танцевали самые красивые девочки школы соответственно с самыми красивыми мальчиками. Естественно, меня никто и не спросил. Да у них я не возникло такой мысли: что я хочу танцевать вальс!
- Угу, - ответила я ему, подумав обо всем этом, - хотела.
- Тогда я приглашаю тебя на танец, - он поднялся и протянул мне руку.
Я не поняла тогда, что он имеет ввиду, но встала. И мы начали танцевать: без музыки, без зрителей, без бальных нарядов.
- Раз-два-три, - приговаривал он, - раз-два-три, раз-два-три-раз.
Плохие танцовщики, мы неуклюже передвигались, с каким-то необъяснимым упорством повторяя па. Восходящее солнце освещало нас, как обычно прожектор выхватывает из темноты зрительного зала что-нибудь интересное. Мне начало казаться, что у нас получается все лучше и лучше, а где-то далеко в глубине сознания зазвучала музыка, и мне показалось, что мы танцуем божественно, что сейчас в этот момент, мир видит самый совершенный танец за всю историю его существования.

А на его выпускном, мы сидели за столом и пили пиво. Кто-то принес его сюда, и мы налили его себе в стаканы. Тогда он показал мне девушку, Катю, в которую был влюблен с девятого класса. Красивая была эта Катя. Я ей очень позавидовала.
- А мне она не нравиться, - соврала я, - нет в ней ничего необычного.
А когда начался медленный танец, я кивнула в сторону Кати…
- Может, пригласишь её?
- Она не пойдет, - ответил он, теребя скатерть.
А ведь она и в самом деле не пошла бы. Я видела это, но хотела, что бы он тоже это знал, хотела, чтобы он вдруг почувствовал себя ещё более отвергнутым, чем за всю свою прежнюю жизнь… Я тут же ужаснулась своих мыслей и отвернулась от него в другую сторону.
С его выпускного мы ушли чуть позже, чем с моего, и он не споткнулся, когда шел за аттестатом, но этот выпускной был таким же неудачным, как и мой. А ещё в голове постоянно вертелись слова Волковой: «Иди к своему уроду». Я смотрела на своего друга, который не отрывал взгляд от Кати; в белой рубашке и новых отутюженных брюках он выглядел ещё более нелепо, чем обычно, и мое сердце сжималось от жалости к нему и к себе самой: я знала, что он так хотел хорошо выглядеть в этот день, он наряжался, втайне надеясь, что вдруг станет лучше и красивее и за один вечер превратиться в хорошего парня. Я знала это, потому что со мной было тоже самое. В те два выпускных, мы потеряли главное, за что хватались в этом мире, мы потеряли веру в сказку. Сказку, когда гадкий утенок превращается в прекрасного лебедя. На собственной шкуре мы убедились, что гадкие утята так и остаются гадкими утятами, а лебеди, так и рождаются лебедями и плавают отдельно от утят и никогда ни за что не приблизятся к ним. Мы поняли, что сказки - существуют где-то вне реальности. И мы поняли, даже, наверное, слишком хорошо, что эта реальность может оказаться очень жестокой, особенно если возлагать на неё напрасные надежды…


…Мы останавливаемся у одинокой бензозаправки, как раз во время: бензин почти кончился. Пока машина заправляется, он внимательно осматривает её «с ног до головы», ища малейшее повреждение, а я разглядываю карту.
- Сегодня ночуем в машине…
- Правда? Вот здорово! - радуется он.
- Что тут хорошего?
- Не знаю, я люблю ездить ночью.
- Путешествуете? - спрашивает нас бензозаправщик. Молодой парень, лет двадцати пяти, возле которого постоянно вертится собачка, по виду обыкновенная дворняга, только грустная какая-то: все время поскуливает.
- Ага, - говорит мой друг и называет город, в который мы едем.
- Ух, ты - удивляется бензозаправщик, - далековато!
- Ничего, справимся.
- Верю. Только осторожнее ночью на дорогах.
- Да ладно, ночью машин вроде немного, - говорю я.
- А вдруг встретите машину - призрак? Не испугаетесь? - парень усмехается и вроде, как шутит, но мне сразу же становиться не по себе.
- А что, здесь такой обитает? – в шутку спрашиваю я.
- Конечно! - он смеется, и я облегченно вздыхаю, - бродит в этих местах призрак одного «мерса», что-то вроде «Летучего Голландца». Так что будьте осторожны. Есть риск случайно его встретить.
- А как мы отличим его от обычного «мерседеса»?- спрашивает мой друг.
- Ну, - парень задумывается, - так он же без водителя!
- Ага, так я и поверил!

Мы уезжаем прочь, и я думаю о том, что каждый день мы встречаем на своем пути разных людей. Мы видим их не больше десяти минут, но их черты, выражения глаз, улыбки, слова навсегда останутся в памяти. Мы не запомним так хорошо, тех, кто был с нами с самого раннего детства, их образ стирается, мутнеет, а тех, несколькоминтуных, мы помним, как родных, всю свою оставшуюся жизнь. Их много: это и официантки, и бармены, и бензозаправщики, и портье в гостиных, - обычные люди, живущие обычной жизнью, и нет в них ничего особенного, но мы их помним…

Ближе к ночи мой друг засыпает, и я в тишине и надвигающейся незаметно темноте веду машину. Мы едем по спящей автостраде совсем одни, я позволяю себе немного разогнаться, но не сильно, дороги почти не видно, мало ли кто может встретиться на пути. Необязательно, конечно, человек. Это может быть олень или белка или ещё кто. И я вспоминаю, призрак старого мерседеса, о котором рассказывал бензозаправщик. Я понимаю, что он, конечно, шутил, но мне становится жутко, и ужас маленькими волнами накатывает на меня. Если бы не мирно посапывающий рядом друг, меня бы точно охватила паника, и я, наверное, со всей скоростью понеслась бы до ближайшего города, до которого ещё много-много километров.
Но его лицо, такое тихое, детское и спокойное, умиротворяет, и я успокаиваюсь и улыбаюсь, глядя на ангельское выражение его лица.

IV.

За весь четвертый день мы так и не встретили ни одного города. По пути нам попадались только чахлые деревушки, непроходимые леса и пустынные поля. Казалось, что мы едем уже месяца два. Время приобрело застывшие черты, мы почти перестали его замечать. Только к концу четвертого дня, мы въехали в город. Немного пердеохнув в гостинице, мы отправились шататься по ночному горду и зашли в ближайший бар.
« И зачем мы пошли сюда»?- с удивлением думаю я, разглядывая пьяную публику.
- Специальный напиток для парочек, - говорит бармен, улыбаясь, и выливает какие-то жидкости в стаканы... - вам понравиться, обещаю. Башню сносит только так…
- Мы не парочка, - усмехается мой друг.
- Да? Странно…
Впервые нас приняли за пару. Мне вдруг стало от этого грустно. Мне нравилось путешествовать, рядом со мной лучший друг, я свободна, как птица, и мне ничего не надо больше от жизни. Можно сказать, что я счастлива, очень счастлива. Но если бы вдруг рядом оказался не он, а любимый человек? Что тогда? Может, я была бы намного счастливее? Я бы смотрела на него влюбленными глазами, а он на меня, и бармен бы готовил нам «специальный напиток для парочек». Я тряхнула головой, чтобы прогнать наваждение.
Мой друг не теряет времени даром: он уже познакомился с какой-то длинноногой девчонкой и танцует с ней медленный танец. Такого никогда бы не случилось, окажись мы вдруг в каком-нибудь баре в нашем городе. За время нашего путешествия мы расслабились и стали самими собой, а не теми замухрышками, которыми видели нас окружающие. Нас никто не знает, и мы не знаем никого. Мы можем стать кем угодно, сыграть какую угодно роль и, выйдя за переделы родного города, который не давал нам никаких других ролей, кроме изгоев и одиночек, мы открываем в себе силы и талант играть молодых, уверенных в себе людей, которым все нипочем. А раз так, то и пропали разом вся наша неуверенность в себе и страх. Именно поэтому он так быстро закрутил с этой девчонкой. Она, конечно, не красавица. Но очень даже ничего: длинные ноги, блондинка, и симпатичная, к тому же. Странно, но рядом с ней он не кажется мне таким уж нелепым, каким я считала его всю жизнь. Наоборот, он даже несколько преобразился. От этого стало только обиднее.
- Что грустишь? - спрашивает бармен.
Я пожимаю плечами.
- Ревнуешь?
- Кого? Его? - удивляюсь я.
- Ага.
- Вот ещё… мы просто друзья…
- А смотришь так, будто ревнуешь…

На часах - четыре утра, мой друг ушел и, куда, я не знаю.
- Эй, - слышу я вдруг за спиной, - не хочешь прогуляться? - Это тот самый бармен, - Моя смена закончилась, а автобусы ещё не ходят, идти домой пешком влом.
Я пожимаю плечами.
- Почему бы и нет.
- Холодно, надень куртку, - он накидывает мне свою куртку на плечи.
Мы останавливаемся на набережной, я кутаюсь в его куртку, и мы курим одну сигарету.
- Ты всю жизнь здесь живешь? – спрашиваю я его.
- Ага. А ты откуда?
- С чего ты взял, что я не местная?
- Догадался, по манерам. А вообще, не знаю, просто подумал и все.
Я назвала город. Он кивнул, и я так и не поняла, знает он, где это находится или нет.
- Надолго у нас?
- Нет, завтра уезжаем.
- Хорошо вам. Я бы тоже хотел уехать, но пока не могу. Да, наверное, и не смогу никогда: некуда мне ехать…
- Зачем тебе уезжать? У вас так красиво…
Он пожимает плечами:
- У нас скучно. Думаешь, это мечта всей моей жизни торчать вот здесь вот: работать в дешевом баре и смотреть футбол по телеку каждую субботу?
- Не знаю… некоторым это нравиться...
- Мне, - нет… но , ничего другого никогда не будет…
Он провожает меня до гостиницы. На клочке бумаги я пишу ему номер своего телефона:
- Если будешь когда-нибудь у нас, обязательно заезжай…. И звони, буду рада тебя снова увидеть…
- Спасибо, - говорит он, потом как-то странно наклоняет голову набок и говорит мне такую вещь, которую никто никогда не говорил, и которую я уже никогда не надеялась услышать. Он говорит её искренне, я это вижу, да и зачем ему врать, мы ведь больше никогда не увидимся, - а знаешь, ты классная… никогда ещё таких девчонок не встречал. Ему с тобой очень повезло. Жаль, что вы просто друзья…



V.
Такой неловкости между нами ещё не было. Я веду машину молча. После слов «доброе утро», мы ничего не сказали друг другу. Он курит и стряхивает пепел в окно.
- Во сколько ты вернулась? – наконец, спрашивает он.
- Не знаю точно, утром.
- И где ты была?
- А ты?
Он не отвечает, и мы продолжаем ехать молча: теперь ведет он, а курю я. Нервно.
- «Коли тебе нема-а-а»,- орет из магнитолы. Я мысленно подпеваю и постукиваю ногой в такт музыке. Она включена на полную громкость. Так лучше: хотя бы не надо мучительно придумывать, что сказать. Играет одна из наших любимых песен, но сегодня она меня почему-то раздражает. Мне очень хочется домой, к маме. Хочется остановить машину и повернуться назад. Гнать с бешеной скоростью так, чтобы только скорее оказаться дома. Голова вдруг закружилась, к горлу подкатил какой-то ком, и я почувствовала, что задыхаюсь, и очевидно в этот момент потеряла сознание.
Когда я открыла глаза, передо мной склонилось его испуганное лицо...
- Эй, т-т-ты в порядке? - спрашивает он, заикаясь.
- Не знаю, что это было?
- Кажется, ты упала в обморок. Выпей водички, - он протягивает мне бутылку минералки. Глаза его расширились от ужаса и от испуга, мне становится смешно, но рассмеяться не хватает сил.
- Прости меня, пожалуйста, - говорит он.
- За что?
- Я вел себя как последний кретин, обиделся на тебя за что-то…
- За что? - снова повторяю я, как попугай.
- Не знаю сам. Как-то неприятно мне было, что ты с этим барменом…
- Но ты ведь первый ушел с той девчонкой…

Мы обедаем в «Макдональдсе», хотя есть мне совершенно не хочется. Но он впихивает в меня чизбургеры и шоколадные коктейли чуть ли не силком. Волнуется за меня. Это приятно. За меня ведь раньше никто и никогда не волновался. Очень необычно: чувствовать такую вот заботу. Необычно и приятно. И все только потому, что я вдруг упала в обморок. Смешной такой. Я же не при смерти, в конце концов, но он воспринимает все серьезно и даже не разрешает мне вести машину, сам садиться за руль.

Он впервые едет, намного превышая скорость. Он долго не мог побороть себя и вообще хотел ехать чуть ли не сорок км в час, но в такой ситуации я бы уж точно упала в обморок ещё раз, и перевесило все-таки его желание добраться до города затемно.
В гостинице он укладывает меня в кровать, хотя я и не чувствую себя больной, но раз за тобой хоть один раз в жизни решил поухаживать, то я тоже решаю не капризничать и с радостью валяюсь в постели: ем все, что он притащил из ближайшего супермаркета и слушаю его болтовню. Я знаю, что на следующее утро все будет как обычно, ему уже не надо будет за меня волноваться, и я снова стану сильной и самостоятельной и сама сяду за руль, но пока у меня есть немного времени, чтобы отдохнуть от всего этого…
- У меня ничего с ней не было, - говорит он вдруг. Сам говорит, хотя я его об этом не спрашивала.
- И у меня с ним.
- Но ведь раньше такого вообще не бывало? Что бы с нами вдруг кому-то понравилось.
- Но то было там, а здесь мы, наверное, другие, такие, какие и есть…


…Все наши одноклассники поступили в институты и в университеты, а мы ничего не делали: пинали осеннюю листву в парке, ходили в кино и пили пиво. Иногда зависали у меня дома, включая на полную громкость музыку и, растянувшись на кровати, слушали «Guano Apes», «RCHP», «Nirvana», «Океан Эльзы» Земфиру, иногда «Кино» и прочую музыку. Мы могли лежать так целый день, не двигаясь с места, мысленно улетая в космос.
Казалось, что решение уехать возникло как-то неожиданно, но было такое чувство, что со дня нашей встречи оно было предусмотрено где-то во Вселенной, в великом пространстве времени.
Мы сидели у меня в комнате и пили пиво. Мои родители смотрели телевизор в гостиной и совсем не интересовались, чем занимаемся мы с другом. Они вообще мало чем интересовались, кроме телевизора. Мы болтали о всяких глупостях и лениво листали новый выпуск журнала «NME». Тогда-то и созрел наш «гениальный» план.
- Давай уедем, - предложила я, - ты только представь, хоть на несколько дней вырваться из этого города! Будем ехать на машине вдвоем. И никто на целом свете нам не нужен. Ты только представь!
Он молчал и внимательно смотрел на меня. Моя идея настолько увлекла меня саму, что его одобрение оказалось для меня не таким уж важным. Щеки мои раскраснелись, глаза горели, и я продолжала.
- Я ненавижу каждую улицу в нашем городе, каждое лицо, даже наш парк, кинотеатр и все кафе. Я ненавижу свою жизнь, и все что с ней связано. Мы уедем туда, где нас никто не знает, где мы будет только вдвоем и никто не покоситься на нас неодобрительно или с презрением, ты только представь!!!
- Представил… и знаешь, я согласен.
- Да, вот только… не знаю, а куда мы поедем?
- Зато я знаю, - сказал он.
В тот момент я почему-то сразу догадалась, о том месте, где бы он хотел побывать больше всего на свете. Тут же мысленно я представила себе дорогу.
- На это уйдет много дней, если ехать на машине.
- Что ж, отлично, именно это нам и нужно: много дней на машине, и чем больше, тем лучше…
Мы сразу же стали обсуждать детали нашей поездки, и возникла только одна маленькая проблема.
- А на какой машине поедем? - спросил он
- Возьмем у твоего брата…
- А вдруг он не даст…
- Я думаю, уговорим…


Мы долго собирались и готовились к этому дню: к встрече с его братом. Конечно, я была более чем уверена, что он не даст нам машину. Перед встречей я почему-то волновалось. Старалась не думать об этом и не причесываться так тщательно, но мне очень уж хотелось понравиться его брату.
Мы пришли в маленькую однокомнатную квартиру, в которой жил его брат. Уж не знаю, что он знал про нас и про нашу затею, но встретил он нас с радостью.
- Твоя подружка? - спросил он его, когда я вошла.
Мой друг немного засмущался, покраснел и сказал, что мы просто друзья и не больше.
- Ясно, - брат усмехнулся и оценивающе поглядел на меня.
Не знаю, как насчет его впечатления обо мне, но мне он сразу же понравился. К таким людям обычно тянутся другие люди, особенно девушки. Он был красивым: высоким, смуглым, с роскошными густыми волосами, которые не слушались ни расчески, ни воды, ни рук, но очень шли ему. Улыбался он не хуже, чем Том Круз, а глаза… светились теплом и добротой. Говорят, что в японских мультиках, чем сильнее блеск глаз, тем добрее и дружелюбнее персонаж. Так вот, блеск его глаз был блеском тысячи зеркал на солнце.
Я старалась вести себя как можно более непринужденнее. Мне очень нравились люди, которые не задумываются о том, что они что-то делают, но что бы они не делали выходит это у них плавно и красиво. Я пыталась так же вести себя: непринужденно, равнодушно и чуточку отстраненно. Но только ещё идя из прихожей в кухню, я запнулась о чьи-то ботинки, а за ужином пролила соус. Со мной всегда так получалось. Неловкая и неуклюжая.
- Так зачем вам машина? - спросил его брат.
Он ответил.
Брат нахмурился и долго ничего не говорил, а потом, наконец, спросил:
- А как же мама? А?
- Ну, я…не знаю…
- Вот именно, что не знаешь, думаешь только о себе… это глупо, пожалеешь потом… Но, знаешь, учить тебя жизни я не собираюсь, поступай, как хочешь…
- Так ты дашь машину?
- Я не могу, конечно, дать тебе машины, с которыми я работаю, - он на секунду замялся, - могу предложить только свою девятку…
- Правда?
- Угу.
- Спасибо. Ты самый лучший дядя на свете.
- Да, ладно, - он отмахнулся, - я этого не одобряю, и ты прекрасно это понимаешь. Должен понимать.

После этой встречи мы вышли на улицу, уже начиналась весна, и под ногами была непроходимая грязь.
- И что это ты на него так пялилась? - недовольно спросил друг.
Я не ответила, и мы зашлепали по лужам. Теперь можно было начинать готовиться к нашей поездке. И обратного пути не было.

VI.

- То есть ты вообще никогда не плакала? Никогда - никогда?
- Вроде нет, я не помню...
- Даже когда «Титаник» смотрела?
- Смеешься, да я заснула посредине фильма, а ты говоришь - плакала…
- Ну, а когда коленку разбивала или падала больно, тоже не плакала?
- Нет, а чем тут слезами поможешь? Боль перетерпеть надо…
- Ну, а когда помнишь, ты услышала, что над тобой смеялись, тоже нет?
- Нет, мне все равно было по большому счету, плакать как-то даже в голову не пришло…
Он задумался:
- ОК, ещё один маленький вопрос, последний ладно? А когда мы с тобой расстанемся, там в моем родном городе, и когда ты одна поведешь машину назад по тем же самым местам, по которым мы когда-то ехали с тобой вместе, ты тоже не будешь плакать? Когда вернешься в наш город, который мы с тобой так ненавидели, когда придешь в наш с тобой парк, тоже не будешь?
Я задумаваюсь над его словами: конечно, легче всего было сказать «нет», но я пытаюсь представить себе эту ситуацию, и себя в этом случае. Ведь действительно, за последний год, я провела с ним намного больше времени, чем с самой собой, он стал частью меня. А как можно расстаться с частью самого себя?
- Не знаю…- отвечаю я, - действительно не знаю…
Всю оставшуюся часть пути мы едем молча. Каждый, наверное, пытается представить себе эту ситуацию, и от такого почему-то становится не по себе.

- Ты и в самом деле никого никогда не любила? - спрашивает он.
Мы занавесили шторы в нашем номере, сидим на полу и пьем мартини, заедая его оливками. Я, прислонившись к тумбочке, он - к кровати. Между нами стоит пепельница с кучей окурков… мы сидим так уже второй час и порядком напились.
- А ты, что ли, любил? – спрашиваю я, - только не надо мне про свою Катю: не любовь это... не могу я поверить, что ты какую-то куклу можешь любить, у неё же мозгов, как у цыпленка, только и есть, что клевая задница.
Он усмехнулся:
- Может, и не любил, а задница у неё действительно клевая… но я хотя бы могу назвать человека, к которому испытывал какие-то чувства, а ты вот можешь?
- Том Йорк.
- Я серьезно.
- И я.
Мы молчим, а потом я вдруг начинаю говорить, взахлеб, пытаясь успеть рассказать все, пока не передумала:
- А какой смысл мне любить? Посмотри на меня: да, я твоя подруга и ты никогда не скажешь мне и слова плохого о моей внешности, но я реалистка и вижу, что мне не провожают взглядами, как других. Так вот, скажи, зачем мне любить, если тот, кого я полюблю, все равно никогда меня не полюбит? Душа? Да, кому она нужна? Всё это только глупые разговоры, которые все равно неправда.
- Я тоже не красавец, - произносит он с совершенно серьезным видом, так что я просто не могу удержаться от хохота.

- Был один, – наконец, говорю я, - парень с татуировкой. Я встречала его каждый день около своего дома. Я выходила, а он тут как тут. Он ждал кого-то. Кого не знаю. Но мне все время казалось, что меня. Хотя это, конечно, не так. Я ведь проходила мимо него тысячу раз, а он ни разу так и не посмотрел на меня. Ни разу. Каждый день я выходила на улицу с одной – единственной мыслью, что сейчас увижу его. И когда видела, не могла оторвать от взгляда, смотрела, прямо, как завороженная. И все ждала, что вот сейчас, сегодня он подойдет и заговорит со мной. Так продолжалось несколько недель. А потом он исчез. Наверное, все-таки дождался того, кого ждал. А я его ещё долго ждала и все думала, что он вернется. Вспоминала его каждый день, строила какие-то безумные планы. Тогда я подумала, что, пожалуй, он тот самый человек, с которым я могла бы провести всю жизнь… Теперь я, конечно, так не думаю. Я ведь совсем его не знала. Вот, например, с тобой - могла бы. Мы с тобой очень похожи. Живем в каком-то своем выдуманном мире, который придумали друг для дружки, и вся наша предшествующая жизнь как будто бы была только подготовкой к тому, чтобы придумать этот мир. Ты его придумал для меня, я – для тебя…
Он странно смотрит на меня, допивает стопку мартини и спрашивает:
- А ты никогда не думала, что мы могли бы быть вместе?
- Не знаю, - я смотрю на него и понимаю, что воздух в комнате наэлектризовался, как перед грозой, что сейчас что-то произойдет. Мы сидим рядом и смотрим друг другу в глаза. Наши лица совсем близко, и никто не отводит взгляд, обычно в кино в этом месте начинается поцелуй, а я же вместо поцелуя вскакиваю и говорю:
- Сейчас вернусь…
Он, наверное, думает, что я не хочу с ним целоваться, но ведь и он со мной, понятно, тоже. Иначе не было бы того напряжения в его взгляде. Наверное, он сам боялся, что я первая поцелую его. И поэтому и он, и я, знаем, что вернусь я ещё не скоро. Я бессмысленно брожу по улицам. Мне холодно и хочется курить, но я не взяла с собой ни кофты, ни сигарет, я ведь сказала, что выхожу ненадолго.
Я вижу бродячего пса, прихрамывающего на одну ногу. И мне становится его жаль. Хочется потрепать его по шерсти, накормить, напоить горячим чаем и спросить:
- Ну, что песик, что ты ещё потерял в этой жизни, кроме хозяев.
И я даже наклоняюсь к нему и спрашиваю, но он, конечно, ничего мне не отвечает…
Я вижу, как в окнах домов горит свет, значит, в такой поздний час в этом городишке не только я не сплю… но это, впрочем, понятно…
Я вижу два дерева, которые оплели друг друга своими ветвями и склонили друг к другу свои кроны. Хочется спросить их, нравиться ли им вот так… но и деревья не могут мне ответить…
Я вижу пьяного человека, прислонившегося к стене дома. Он спит, низко опустив голову, и тяжело дышит. Обычно я терпеть не могу таких людей, но этого почему-то пожалела.
Я вижу маленькую речушку, которая протекает в этом городе, и думаю, что она, очевидно, впадает в более большую и более широкую реку… хотелось бы узнать в какую…
Меня вдруг начинает знобить и бьет мелкая дрожь. Я ищу бездомного пса, но вспомнить дороги туда, где он сидел, не могу. Поэтому возвращаюсь в гостиницу. Свет у нас в номере выключен, и он спит, повернувшись ко мне спиной. То есть он, наверное, хочет сделать вид, что спит, но я уверена почему-то, что он ждет меня. И это действительно так: как только я сажусь на краешек кровати, он поворачивается ко мне и спрашивает:
- Эй, что случилось? да, ты вся дрожишь…
Действительно, я все ещё дрожу, только сама почти не замечаю этого. Он обнимает меня своими теплыми руками, пытаясь успокоить… а я говорю что-то о бездомном псе, деревьях, говорю сбивчиво, но почему-то я уверена, что он понимает меня… Конечно, понимает, он всегда понимал…
Как я заснула, я не помню... наверное, прямо так, у него на руках, продолжая бормотать что-то во сне…

VII.
С какого-то момента, я точно не знаю, но наша поездка стала превращаться в кошмар. Наверное, это произошло ближе к концу пути. Когда остается совсем немного и ты уже всем телом чувствуешь это. Мы действуем друг другу на нервы, раздражаемся, ссоримся без причины, кричим друг на друга. Как будто бы семья, прожившая вместе двадцать лет.
В такие минуты наших ссор, мы можем не разговаривать друг с другом часами.
А иногда я его ненавижу. За что, не знаю. Просто ненавижу и думаю о том, что скоро я его не увижу. И возможно, никогда больше не увижу. И это радует. Хотя должно быть наоборот.
Я веду машину и курю. Вообще в последнее время я не выпускаю сигареты изо рта. Нервничаю очень. И ненавижу его. Одновременно. Он тоже ненавидит меня. Так же, как и я его, – ни за что. Просто так. Мы, наверное, слишком долго пробыли вместе. Может, мы никогда и не были такими уж друзьями, раз так ссоримся. Я вижу это по выражению его лица, по жестам, по глазам в конце концов. Слишком хорошо я его знаю. Знаю, что, когда он вот так вот сужает глаза и выпячивает вперед подбородок, он очень сильно злится. На меня. А на кого же ещё? Мы ведь вдвоем вот уже сколько времени. Он закрывает глаза, знаю, он не хочет ничего говорить, видеть меня не хочет, поэтому пытается уснуть. Я гоню машину сильнее, слезы наворачиваются на глаза. Думаю об одном, только бы он их не заметил.
Мы въезжаем в какой-то маленький город. Он все ещё спит или делает вид. Я плутаю по городу в поисках захудалой гостиницы и останавливаюсь у кинотеатра. Он старенький, но по-видимому ещё работает. Висит вывеска о фильме, который сегодня покажут. Я сижу, уставившись вперед перед собой, не на кинотеатр, а куда-то вдаль, крепко взяв руками руль. Я уже не здесь, не в этой машине, а где-то далеко отсюда, я не могу точно определить, где, но опредленно там, где мне не надо ненавидеть моего лучшего друга, а может быть, даже там, где этого лучшего друга вообще нет. Никого нет …
- Эй, ты чего?- спрашивает он. А я и не заметила, как он проснулся.
- Сходим в кино? - предлагаю я, продолжая все так же смотреть прямо перед собой.
- Да ради бога.
Мы выходим из машины и заходим в кинотеатр. Сеанс уже начался. На последнем ряду сидят двое подростков и целуются. Больше никого нет. Я почти не смотрю на экран. Как будто его вообще нет. Не знаю, сколько времени я уже сижу вот так вот, уставившись в пустоту, как вдруг меня возвращает к жизни его прикосновение.
- Мне жаль,- говорит он.
- Мне тоже, - отвечаю я.
- Все не так, как ты думаешь… на самом деле… ты мой самый лучший друг и близкий человек… между нами какая-то пропасть…черт, я не знаю, как это сказать…
- Я понимаю тебя… очень хорошо, - я поворачиваю к нему голову и смотрю прямо в глаза. В темноте кинозала они почти неразличимы, но я чувствую его горячее дыхание и прикосновение теплых рук. Он держит меня за руку. Мы никогда раньше не держались за руки. А тут впервые взялись. И этот жест вдруг стал таким милым и родным, что сердце сжимается от счастья, и я понимаю вдруг, что вовсе не ненавижу его, моего лучшего друга, что передо мной сидит мой самый дорогой человек. Мое второе я. Мы где-то вне вселенной и все что у нас есть сейчас - немного мгновений, которые надо собирать, пока мы вновь не вернулись к реальной жизни.
И тут он целует меня. И я отвечаю на его поцелуй. Мне не противно, свосем наоборот, вдруг кажется, будто ничего лучше в мире не существет. А ведь я смотрела когда-то на него и видела уродливое отражение себя. Целоваться с уродом? Я пробую открыть глаза. Но это никак не меняет моих ощущений. Когда мы оторваемся друг от друга, мы пристально смотрим друг другу в лицо, хотя в кинотатре это сложно сделать и видим в них оражение своих собсвенных. Мы делаем открытие. Каждый сам для себя, но по сути это одно и то же открытие. Нас влечет друг к другу. Мы больше, чем просто друзьями. Не знаю, с какого момента это началось, но уж точно не сейчас, не в эту минуту, но и не тогда, когда мы вместе прогуливали школу и слушали рок. Ну, и что из того, что он не из тех, в кого влюбляются девушки, ну и что из того, что я не та, в кого влюбляются парни. Увидев нас вместе, люди наврняка презрительно скорчили бы лица и сказали за спиной ли, в мыслях ли, или даже прямо в лицо, что мы очень подходим друг другу и понятно не найдем ничего лучшего. Но почему мы всю жизнь ищем чего-то лучшего, думая, что то что есть уже не для нас а для кого-то другого? А мы ведь действительно нашли друг друга. Нам, можно сказать, повезло. Другие, могут искать хоть тысячу лет и не найти, а мы оказались под боком друг у друга.
Мы идем в гостиницу, держась за руки, оставив машину прямо у кинотеатра. Хорошо, что городок маленький и гостиница совсем рядом с кинотеатром. Мы поднимаемся в номер и занимаемся там любовью до самого утра.
У нас обоих это первый раз, но мы знаем друг друга так хорошо, что первый раз совершенен настолько, насколько он только может быть совершенным. Я целую каждую частичку его тела, такого худого и бледного, такого непривлекательного. Но оно не отталкивает меня, а наоборот притягивает, как магнитом. Оно вызывает во мне желание, несмотря на свою кажущуюся уродливость. Он целует меня: мои губы, мои руки, мою грудь. Мы чуствем каждое дивжение друг друга и полностью растворяемся в своих ощущениях. Нет сейчас на свете людей счастливей нас. Нет на свете и людей красивее нас. Мы друг для друга в своем маленьком мирке самые идеальные. Я смотрю на его тело, на его лицо и с удивлением думаю, как же я не замечала раньше насколько он красив? Он тоже шепчет мне, как в каком-то полубреду: какая же ты красивая!
Утро встречает нас рассветом.
Я сижу спиной к нему, завернувшись в одеяло и обхватив руками колени, курю.
- И что теперь?- спрашиваю я.
- Не знаю,- отвечает он, потом вдруг добавляет:
- Я люблю тебя.
- И я тебя тоже.
- Хочешь спросить в чем же дело?
- Я и так знаю. Не получилось бы из нас пары с самого начала.
- Поэтому мы и стали друзьями.
Отчасти мы стараемся успкоить друг друга тем, что у нас нет прошлого, поэтому не будет и будущего. Мы ведь должны расстаться через день-другой, и неизвестно надолго ли. Но так задумывалось изначально, и мы оба, наверное, слишком трусливые, или наоборот слишком сильные, чтобы пойти на попятную…
- Ей очень с тобой повезет…- сказала я.
- Кому?
- Той девушке, которую ты полюбишь, с которой будешь вместе.
- Но такого, как у нас, никогда не будет…
- Наверное, не будет, лучшие друзья - это ведь на всю жизнь.
Я продолжаю сидеть спиной к нему и курить сигареты: одну за одной, а он лежит, уставившись в потолок, и мы говорим о том, о чем никогда раньше не разговаривали, шутим и смеемся. В этот момент он очень близок мне. Он стал частью меня, а я его. Как будто мы сиамские близнецы, или, нет, скорее, как один человек. Я понимаю его лучше, наверное, чем саму себя. А себя, наоборот, не понимаю совсем.Теперь его чувства- это мои чувства, его боль- моя боль, так же как и радость. А все, что мое- теперь его. Мы просто поменялись этим. Кажется, что такого не бывает. Но могу сказать с увереннностью, что именно так все тогда и было.

VIII.
Машину ведёт он. Я не могу - у меня дрожат руки, только что не плачу. С самого начала я обещала себе, что не буду плакать, мы ведь просто растаемся- ничего в этом такого нет. Я была с ним, но как бы и без него, - что изменится в моей жизни, если его вдруг не будет? Абсолютно ничего. Я, может, поступлю в какой-нибудь институт на вчернее отделенее, пойду работать, что бы поскорее стать независимой от родителей, буду жить обычной жизнью, которой вообщем-то живут все. Будет он у меня или нет – это не так уж важно. Я привыкла быть одна, сама по себе, поэтому одиночество меня не пугает. Да, так я действительно думала, но до того, как мы собрались в поездку. Он ведь сразу сказал мне, что останется на некотрое время в том городе, а может, и вообще никогда не вернется, я тогда так спокойно это восприняла, ну, захотел остаться- так пускай. Дружба, конечно, дружбой, но ведь настоящяя дружба проверяется временем и расстоянием. Теперь же что-то изменилось, что-то стало не так, как раньше. В какое-то неуловимое мгновение, - и даже не тогда, когда мы занимались любовью, это было намного раньше. Я ищу, пытаюсь ухватиться за этот момент, найти его в закоулках памяти, но он как будто ускользает от меня, как будто не хочет, чтобы я поймала его и поняла какой именно этот момент. Почему- не знаю, и прекращаю эти бесполезные попытки, - они все равно ни к чему не приведут, даже узнай я его, главное сейчас не в этом. Главное в том, что мы теперь расстаемся, и мне снова придется быть самой по себе. Как и раньше.
- Ты выпьешь за меня пива? Погуляешь в парке, посидишь на нашей лавочке, как всегда? - спрашивает он меня.
Конечно, конечно, я все буду делать как прежде. Только теперь сама по себе.
Мне не хочется, чтобы наступал рассвет. Я его ненавижу. Ведь, когда рассветет, мы въедем в его родной город. Я это точно знаю, потому что дорога наша рассчитана до мельчайших деталей и не раньше, не позже рассвета, мы приедем туда.
Он такой спокойный, как будто совсем не переживает. Просто смотрит вперед на темную дорогу, освещаемую светом фар. Он устал, он не спал всю ночь, как и я, до этого. Надо бы сменить его - но он отказывается, говорит – так легче. Ну, вот, наконец-то хоть что-то… значит, ему все- таки тяжело.
Но с другой стороны, думаю я, ведь это не значит, что он никогда не вернется.
- Наверное, все-таки вернусь,- говорит он.
Неужели я произнесла это вслух? Странно.
- То есть, я не знаю, когда, но когда-нибудь… слушай, а может даже через месяц… или через два. И мы с тобой снова будем гулять по нашему парку, или валяться на кровати и слушать “Guano Apes” и Бон Джови, помнишь, как раньше? Ну, конечно, помнишь… Мы ещё споем песню «Бременских музыкантов» и все наши песни, обязательно! Ты мне веришь? Ты должна мне верить!
- Верю, конечно,- говорю я. Но вру: и себе и ему. И он, и я это знаем.


И… солнце над головой. Солнце, ещё только восходящее: медленное и ленивое. Солнце сегодня необычайно нежное. Оно раскидывается над еще спящим городом, который тоже по своему красив. И мы видим этот город. Обычный маленький город, такой же, как у нас, но все-таки немного другой. Чем он отличается, не знаю, но эта разница чувствуется в воздухе. Мне он вдруг становится неприятен. Я не видела его никогда раньше: ни на картинках, ни по телевизору, но в своем воображении я уже явственно рисовала его улицы и дома, его кафешки и одну пиццерию. Здесь нет даже Макдональдса. Я живо представляю себе парочку самых популярных музыкальных магазинов: почти таких же, как и у нас, в полуподвальчиках, с разноцветными афишами на стенах, представляю даже работников в этих магазинах. Где-нибудь через месяц - два, они уже будут знать моего друга по имени и даже специально оставлять для него интересные диски, если вдруг такие будут появляться в эксклюзивном виде. Это я точно знаю. Он же похоже ничего ещё не предвидит. Он смотрит на город радостно и с какой-то надеждой. Впереди у него - новая жизнь.
- Если все получиться - сказал он мне перед отъездом, - возможно, я даже пойду куда-нибудь учиться…
Мы держимся за руки, смотрим на город, и в горле у меня стоит комок. Сама не замечаю, как по щекам текут слезы. Первый раз в жизни. Сначала я даже не понимаю, что это такое. Он же, кажется, вообще забыл про меня, и про мою руку в его руке.
- Езжай домой, - говорит он мне, - это все. Приехали.
- Но, мы так не договаривались! – отвечаю я, вот так вот вдруг, как упрямый ребенок - я никуда без тебя не поеду, никуда! - и я крепко сжимаю ему руку, боясь, что если сейчас вот отпущу, то он уйдет навсегда из моей жизни.
- Глупенькая, - говорит он, - ну, скажи, что нам теперь делать с тобой вместе?. Нам теперь в одном городе не ужиться. Кто мы? Друзья? Любовники? Враги? Бывали моменты, когда я ненавидел тебя до безумия, а бывали, когда любил больше жизни.
- Но, может, мы могли бы начать все сначала, а? Как будто мы не знаем друг друга? Как будто не было ни этого бармена, ни той девицы на каблуках, как будто не было Кати и того парня с татуировкой, ни нашей с тобой ночи!
- Не получиться, - говорит он.
И тут я начинаю рыдать и никак не могу остановиться, пробую на вкус соленые слезы, и не могу понять нравится мне он или нет.
- Ты найдешь себе ещё кого-нибудь… ведь это у нас не любовь, ты не думай, - шепчет он мне, пытаясь успокоить, сам даже не понимая, что говорит не те слова, которые я бы хотела сейчас услышать.
- А друга найду? – спрашиваю я, - может, и не любовь, но наша дружба…
- А была ли она? - спрашивает он, - мы оба были отверженными. Некрасивыми, чудаковатыми ребятами, мы не слушали их музыку, не носили такие как они вещи. Они ненавидели нас и только поэтому мы сблизились. А будь у тебя куча подруг или у меня два-три друга, думаешь, у нас бы была наша дружба?
- Была бы… я знаю…
- А я знаю, что нет. Да, ты даже не обратила бы на меня внимания.
Я перестаю плакать не скоро. Он начинает осторожно вынимать свои пальцы из моей руки, но я сжимаю их ещё сильнее, но уже просто так, что бы подольше продлить это прикосновение.
- Нет, не помню ничего… и не хочу помнить я никуда - никуда тебя не пущу… И не договаривались, ты сказал –только погостить, ты не говорил, что навсегда…
- Я все равно уйду, пойми…

Больше я не плачу и не уговариваю его не уходить, я знаю, что он уйдет. Все - таки иногда он очень упрямый. И я сажусь в машину, оглядываюсь, завожу мотор и трогаюсь с места. В зеркало вижу, что он неотрывно смотрит на меня, может быть, даже плачет. Мне тоже хочется заплакать, но глаза устали и не могут больше пролить ни единой слезинки. Это странно, - ехать без него - все время кажется, что я сейчас нахожусь не в том месте и не в то время, потому что слышится его смех, его музыка, чувствуется его запах. По радио играет все та же песня. Я проезжаю обратно тысячи разговоров: о его матери, о моей семье, о любви и дружбе, о танцах и звездах, о «Radiohead» и «Blur», я проезжаю обратно бутылки мартини, литры пива, несколько коктейлей и не сосчитать уже сколько пачек сигарет. Я проезжаю обратно тысячи вывесок и рекламных щитов, одних и тех же, или просто похожих друг на друга, я проезжаю всех тех знакомых, всё в тех же городах, где мы когда-то останваливались, номера в отелях, но никогда не беру те, где мы когда-то с ним останвливались, я проезжаю закусочные, где мы когда-то обедали, завтракали, ругались или смеялись. Я могу часами сидеть в них: пить противный кофе, один за одним, уставившись в окно. И снова никому нет до меня дела. И мне тоже ни до кого нет дела.
Иногда в дороге я вдруг пытаюсь представить себе, что он делает сейчас, вот в этот момент, но никак не получается. Как я ни стараюсь возродить в памяти те улочки, кафешки, и музыкальные магазины, которые привиделись мне первый раз в его городе, я никак не могу вспомнить их... впрочем, иногда бывает трудно вспомнить ощущения, а то что ты никогда в жизни не видел- вспомнить ещё труднее, можно даже сказать невозможно.
Где-то в мире происходят трагедии. Люди сталкиваются на улицах городов, чтобы потом вспыхнула безумная любовь, а ещё позже погасла и заставила страдать только одного из них или, может быть, даже обоих. Где-то люди занмаются сексом: с любимыми или нелюбимыми, с одним человеком или с несколькими, спят обнявшись, или ссорятся раз и навсегда. Кто-то плачет, заперевшись в ванной или уткнувшись в подушку, кто-то мирно спит или наоборот просыпается, чтобы идти на работу. Кто кого-то убивает: мысленно, взглядом, или на самом деле. Кто слушает рок, а кто-то альтернативу, а кто-то напивается в каком-нибудь баре под звуки джаза. Кто-то бесперерыва курит, а кто-то приклеиват антиникотиновый пластырь. Кто-то кого-то проклинает, любит, ненавидит или презирает. Вообщем, люди живут, делают что-то, чувствуют и продлжают надеяться. И только я еду на старой потрепанной “девятке”, существуя вне всего этого, вне чувств и мыслей, совсем одна. Не занятая никем и ничем, кроме руля. Я уже не я. Я плохо понимаю, что происходит вокруг, потому что почти не сплю. Я не могу спать в гостиницах, потому что тогда слезы начинают душить горло, приходится вести машину всю ночь или просиживать в ночных кафе.
Одним словом, я еду домой.
…Я не знаю за сколько дней я добралась обратно, потому что не считала их. Времени вдруг не стало. Я помню только, что я могла остановиться посреди дороги и стоять так, пока не наступит вечер или утро. Или оставить машину где-нибудь на пластной стоянке, а самой пойти плутать по незнакомому городу, вытирая слезы ладонями.


Где он теперь, я не знаю и уже почти не вспоминаю его. Да,я и не уверена, был ли он на самом деле. Прошедшее больше напоминает сон.
Я уже не живу с родителями и когда прихожу с работы, кормлю свою толстую кошку. У меня много подруг и знакомых: они больше не считают меня странной. У меня время от времени появляются мужчины: они постоянно мной восхищаются и не считают меня некрасивой. Теперь моя жизнь уже мало напоминает ту, что была у меня в школе. Но первый человек, который поверил в меня, который не оттолкнул меня, который заставил меня полюбить и почувствовать, был мой лучший друг. И если вы сейчас спросите меня, хотела бы я стать такой же некрасивой, угрюмой девочкой из средней школы, но если только рядом будет он, то вы услышите, что да, конечно, хочу.
Вы спросите меня, а что же стало с ним? Я отвечу вам: не знаю. Только однажды мне пришла открытка. Обычная открытка с совершенно обычным поздравлением с днем рождения. Без подписи. Но я знаю, это от него. Может, луна была в каком-нибудь созвездии, что он вспомнил обо мне, а может, он просто смотрел на звезды, пил мартини и думал обо мне. Может быть, он стал бизнесменом или рок – музыкантом, а может, обычным семьянином с двумя детьми или женой-домохозяйкой. А может быть, он даже умер, я не знаю… Но стоит мне только закрыть глаза и подумать о нем, как я сразу же оказываюсь в машине, обдуваемая прохладным ветром, высунув голову из окна, и рядом он.
- Ну, что там у нас дальше? Посмотри по карте...






Мнение посетителей:

Комментариев нет
Добавить комментарий
Ваше имя:*
E-mail:
Комментарий:*
Защита от спама:
один + восемь = ?


Перепечатка информации возможна только с указанием активной ссылки на источник tonnel.ru



Top.Mail.Ru Яндекс цитирования
В online чел. /
создание сайтов в СМИТ