Альбина Алиновская
Т А К А Я И Г Р А
В этом городе, население которого сплошь и рядом составляют белые люди, жили, как это не покажется странным, три негра. Все трое были высокие курчавые очень чёрные. Чернее, мне кажется, самой ночи. Они жили где-то в районе местного рынка, но где точно – мало кто знал. Ходили они по городу всегда поодиночке. А если всё же и доводилось им встретиться, что называется нос в нос, они вежливо раскланивались и расходились, как в море корабли. Может, им было не интересно общаться? Может, они знали друг о друге нечто такое, что хотелось бы не вспоминать и поскорее забыть? А может, они вообще были из разных племён да к тому же ещё и враждующих. Кто знает! Всё в их взаимоотношениях для постороннего глаза было покрыто тайной, такой же чёрной, как и они сами.
Каждое утро один из них, назовём его Феб, в красивой хорошо отглаженной сорочке болотного цвета (надо, справедливости ради, отметить, что одет он был всегда безукоризненно) странной прыгающей походкой шёл в шашлычную, где его всякое утро уже поджидал огромный шашлык из телятины и не менее грандиозный салат из помидоров. А так же ароматнейшая чашка зелёного чая под весьма экстравагантным названием «Копья Ку-Дина». Феб, смакуя каждый кусочек, поедал это замечательное блюдо и, только когда наступала очередь чая, он начинал то и дело поглядывать на циферблат массивных золотых часов на запястье. По тому, как он это делал, можно было предположить две вещи: или он старается не опаздывать на свою неведомую работу, или же не желает встречаться со своим соплеменником по имени Ахмед. А такая встреча непременно имела бы место, заканчивай Феб свою трапезу семью минутами позже.
Ровно через эти самые семь минут в шашлычную входил улыбающийся Ахмед, одетый в неизменную ярко-жёлтую футболку и ядовито-зелёные брюки. Всё так же улыбаясь, он заказывал «утренний кофе для настоящих мужчин (УКДНМ) и, продолжая улыбаться, медленно и с видимым удовольствием его выпивал. Некоторые наши «из настоящих» пробовали это «адское зелье». После нескольких глотков глаза у наших «настоящих» начинали вылезать из орбит, лица меняли свой первоначально бледный цвет на пурпурный, а их самих так скрючивало, что из заведения они буквально выползали, матерясь и отплёвываясь одновременно. Потом Ахмед расплачивался, не забыв, как и до него Феб, взглянуть на часы, и сразу же уходил.
Ничего особенного, скажу я вам. Просто невесть откуда взявшийся в славянском городе негр пьёт «зверский» кофе по утрам.
И почти сразу же наступала очередь последнего из этой экзотической компании. Его звали Маурильо. Имя скорее испанское, нежели негритянское. Но из песни слов не выкинешь, как и самого Маурильо из нашего повествования. Вид у нашего героя был, что ни на есть самый негритянский. Во-первых, одежда его являла собой сочетание всех цветов радуги. Во-вторых, его курчавые волосы были скручены в тугие короткие жгутики. И в-третьих, на его шее, пальцах и обоих запястьях блестело столько изделий из благородного металла, что их бы с лихвой могло хватить на целую дюжину, не побоюсь так сказать, наших неизбалованных согражданок.
Маурильо с шумом вваливался в шашлычную. И с его появлением туда входил праздник. Он, пританцовывая и напевая, делал заказ, состоящий сплошь из сладкого: два пирожных «безе», два «заварных», большая чашка горячего шоколада. Он проглатывал это в считанные минуты и, уходя, посылал радушному хозяину и всем посетителям кучу воздушных поцелуев, сдобренных очаровательной, впрочем, как и он сам, белозубой улыбкой.
Картина довольно понятна, я думаю. Но понятна она кроме одного – какая же кошка пробежала между ними?
В районное отделение милиции ранним утром позвонил неизвестный и, давясь от смеха, сообщил:
- Драка в шашлычной на рынке. Дерутся трое. Могут быть трупы.
- Вы серьёзно? – переспросил дежурный, сомневаясь в правдивости слов звонившего.
- Ещё как серьёзно! – воскликнул голос и отключился.
И дежурный во избежание негативных последствий отправил на «задание» группу лейтенанта по фамилии Ницше. Спешу сообщить, никакого отношения к выдающемуся немецкому философу лейтенант не имел. И, смею предположить, вряд ли знал о его существовании. Через час с небольшим группа вернулась в отделение, без каких бы то ни было задержанных.
- Что, опоздали, разбежалась драка? – участливо спросил
дежурный.
- Да нет, успели как раз во время, - смеясь, как и все остальные, ответил лейтенант Ницше.
- Не тяни кота за хвост, говори, в чём там дело?
- Ты не поверишь, негры междусобойчик устроили.
- Какие негры? Ты еще скажи папуасы, - отмахнулся дежурный. – Откуда они у нас?
- А я знаю?! – воскликнул лейтенант Ницше. – Живут, имеют вид на жительство сроком на пять лет. А ещё у каждого из них…
- Так их несколько? Шайка, а может, и банда. «Чёрная кошка», например, – съязвил дежурный.
- Да ты дай досказать, а потом насмехайся, сколько хочешь! Так вот у каждого из них есть такая бумажка, где чёрным, - тьфу! – по белому написано, что они имеют статус дипломатической неприкосновенности! Во!
- Ну, а драку-то вы хоть разняли? – с сомнением хмыкнул дежурный.
- Вроде бы! – ответил лейтенант, но уверенности в голосе и сам не почувствовал.
Когда утром по традиции Феб вошёл в шашлычную, за одним из столиков сидела лучезарно улыбающаяся Юнна Нарциссовна Ухваткина, почти натуральная блондинка с выступающими формами, которые она всячески старалась подчеркнуть облегающей одеждой удлинённого фасона. Злые и завистливые языки по этому поводу утверждали, что у красавицы Юнны Нарциссовны кривые ноги. Но на эти «происки врагов» последняя мало обращала внимания. У неё и без того было полно забот. Милашка Юнна занимала весьма ответственную должность. Она была заместителем директора рынка. А поскольку сам директор очень мало уделял внимания работе, то за всё приходилось отвечать Юнне. А тут уж не до шуток, скажу я вам. Кстати, и это заведение находилось как раз в сфере её служебных интересов/
Феб остолбенел. Даже не взглянув на приготовленный к его приходу завтрак, он в благоговейно-платоническом экстазе опустился за соседний столик. Время пошло. Юнна что-то обсуждала с хозяином, но изредка, как бы мимоходом, поглядывала в сторону потерявшего лицо, как говорят японцы, чёрного мужчины. А он, в свою очередь, вообще не сводил с неё пронзительного, полного немого обожания взгляда. Но тут двери открылись, и вошёл Ахмед. Увидев Юнну и «пожирающего» её глазами Феба, Ахмед, долго не раздумывая, подсел к ней за столик и заказал УКДНМ. Юнна тут же заинтересовалась:
- Что это значит УКДНМ? – спросила она и улыбнулась, открыв в улыбке ослепительно белые зубки совершенно правильной формы.
- Ничего особенного, - засиял ответной улыбкой Ахмед.
- И всё же, - настаивала Юнна. – Скажите, прошу вас.
- Это только кофе. - Ахмед как бы ненароком взглянул на часы.
- Торопитесь? – вздохнула Юнна и перевела взгляд на помрачневшего Феба.
- Да нет, нисколько! – воскликнул Ахмед, но не удержался и вновь взглянул на часы. На двери звякнул колокольчик. Искромётный, словно бразильский карнавал, в кафе ворвался Маурильо. Увидев искаженное страданием лицо молчаливого Феба, до безобразия счастливое лицо Ахмеда, а главное, мечту бесконечно многих своих ночей - Юнну Нарциссовну, он, набрав полные лёгкие воздуха, ликующе рявкнул:
- Ашот, всем присутствующим шампанского! Сегодня такой день! Я угощаю! Кажется, так принято поступать в России!
- Но по утрам даже лошади не пьют шампанское! – произнесла Юнна фразу, когда-то слышанную ею в одном старом кино.
- У меня будут! – не унимался карнавальный Маурильо.
- Что вы говорите! – защебетала заместитель директора рынка, полностью переключив своё внимание с одного, враз потускневшего объекта, на другой, более яркий. А этого делать было нельзя! Ни в коем случае! Но ведь она не знала! Да и зачем ей было это знать! Воздыхателей, как тайных, так и явных, у неё хватало и среди бледнолицего населения их города. Чернокожие поклонники ей были вовсе ни к чему. Но ещё раз не убедиться в силе своей красоты она просто не могла. Да и тщеславие постукивало костяшками пальцев о рёбра в груди. Ей на выбор предлагалось (и она это сразу поняла) три сердца в глянцевой чёрной оболочке. Устоять, практически, не было никакой возможности! Юнна же слегка замешкалась с выбором. Ахмед, а за ним и Феб с диким рёвом набросились на Маурильо. Повалив последнего на пол и обрушившись на него сверху, они стали награждать его тумаками, не забывая при этом друг о друге. Драться они явно не умели. Но шуму издавали вполне достаточно, для того чтобы создалась видимость приличного побоища.
- Мальчики, мальчики, перестаньте! Драться нельзя! – попробовала было вмешаться та, из-за которой, собственно, и разгорелись эти мордобойные страсти.
Да где там! Мальчикам это дело понравилось, они вошли во вкус. И удары, наносимые в начале битвы хаотично, в какой-то момент стали более целенаправленными. Три, скажем так, тёмненьких самца бились в кровь за право уйти с поля боя с очаровательной беленькой самочкой.
Когда приехала милиция, наши драчуны являли собой довольно жалкое зрелище: смятая одежда, распухшие и без того приличные носы, кровь и синяки (на чёрном они тоже видны). А главное – это дурацкое сражение проиграли все трое, потому что Юнну Нарциссовну незадолго до прибытия наряда милиции увёз какой-то медведеподобный тип по имени Вадик, которого, в сущности, она и ждала.
На этом месте можно было бы, пожалуй, и остановиться. Но после происшедшего, три дня подряд, изумленные жители города видели Феба, Ахмеда и Маурильо пьяными, что называется, в стельку. Они ходили в обнимку по трамвайным путям и что было мочи орали какие-то грустные (по- видимому) песни на своём тарабарском языке.
А потом всё началось сначала.
Наверное, у них это была такая игра. Игра, в которую чаще всего играют на чужбине, чтобы не сдохнуть от ностальгии.
ИГРА В ЛЮБОВЬ ВО ВСЕ ВЕКА
БЫЛА ПРЕДМЕТОМ ОСУЖДЕНЬЯ.
НО ВОТ НЕ СВАРЕНО ПОКА
НИ СЛАЩЕ, НИ ВКУСНЕЙ ВАРЕНЬЯ.
10498
|
